Апостолом любви принято называть Иоанна Богослова. Слово «богослов» не должно вводить в заблуждение: речь не о том, что апостол Иоанн был хранителем академического знания, эрудированным интеллектуалом, похожим на нынешних профессоров духовных семинарий. Апостол Иоанн был рыбаком. Просто исконный смысл слова «богослов» несколько отличается от сегодняшнего. Существует мнение, что греческое «теология» (theos — Бог, logos — слово) на русский язык точнее было бы переводить не впрямую как «богословие», а как «боговедение» — смысловая многозначность греческого «logos», если верить специалистам, это позволяет. Тот, кто давным-давно впервые перевел теологию как «богословие», вероятно, опасался даже малейшей ущербности в переводе греческого «logos», у которого существует несколько десятков значений и оттенков, и потому выбрал самый первый и самый общий смысл. Тем не менее богословами в исконном смысле слова были именно боговеды — не просто те, кто умели о Боге рационально рассуждать, но те, кто подлинно Его познали, изведали. А богопознание, с христианской точки зрения, происходит в первую очередь не в голове, а в сердце. Именно таким был первый в истории богослов — святой апостол Иоанн.

Видимо, только такого человека и могли в христианской традиции назвать апостолом любви. То, что слова, ставшие сердцевиной христианства, — «Бог есть любовь» — сказаны именно апостолом Иоанном в его Первом соборном послании (1Ин 4:16) — должно быть, не случайность. Они не просто итог его раздумий, но реальный опыт всей его жизни. Во множестве статей об апостоле неизменно подчеркивается его крайняя пылкость и усердие в следовании за Христом — иногда вплоть до перегибов. Об этом — евангельский сюжет, в котором апостол Иоанн пытался предложить, чтобы «огонь сошел с неба и истребил» самарянское селение, где не приняли Христа. Но Спаситель ответил, что «Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лк 9:54-55)

Но в случае апостола Иоанна «ошибки» и перегибы лишь подчеркивают, что он шел путем любви. Ведь настоящая любовь — это то, что всегда на пределе. В том смысле, что она несовместима с теплохладностью. Иоанн, надо полагать, понимал это как никто другой, раз именно он по вдохновению свыше записал завершающую книгу Нового Завета — Откровение (Апокалипсис), где теплохладности со всей пронзительностью произнесен приговор: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». (Откр 3:15-16)

Так написать мог только подлинный богослов — в смысле боговед, познавший и прикипевший к Богу сердцем. А еще у веры такого боговеда есть одна фундаментальная черта — привязанность не просто к учению о спасении, а лично ко Христу как Учителю и Спасителю, который Сам «есть путь, истина и жизнь» — кстати, слова как раз из Евангелия от Иоанна (Ин 14:6). На такую привязанность Бог «отвечает взаимностью». И святой апостол Иоанн Богослов мог, не смущаясь, избежать упоминания собственного имени в им же написанном Евангелии и сказать о себе: «ученик, которого любил Иисус» (Ин 13:23).

Заподозривших на этом фоне святого Иоанна в тщеславии должен разубедить тот факт, что из двенадцати апостолов только один Иоанн решился дойти вместе со Христом до Голгофы.