У нас в гостях был российский политик, представитель от исполнительного органа государственной власти Магаданской области в Совете Федерации Анатолий Широков.

Наш гость поделился, почему вера и патриотизм занимают такое важное место в его жизни, а также разговор шел о проблемах освоения территорий Дальнего Востока России.

---

И. Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья, это «Вечер воскресенья» на радио «Вера», у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева

К. Лаврентьева

— Всем здравствуйте.

И. Цуканов

— Меня зовут Игорь Цуканов и сегодня у нас в гостях Анатолий Иванович Широков — представитель Магаданской области в Совете Федерации, член комитета Совета Федерации по федеративному устройству региональной политики по местному самоуправлению делами Севера. Человек, который делами Севера занимается уже много лет, правильно?

А. Широков

— Добрый вечер, есть такое.

И. Цуканов

— Добрый вечер. И даже, насколько я помню, вы же историк по образованию и по первому роду деятельности, вы были и ректором университета, который много раз менял название?

А. Широков

— Вузовский преподаватель

И. Цуканов

— Да, вы именно историю преподавали. И, если я правильно понимаю, вы интересовались тоже дальневосточными российскими делами в XX веке, то, что происходило, вот Дальстрой, да?

А. Широков

— Это просто север Дальнего Востока, скорее, все-таки, речь шла о неких моделях советского освоения Севера. Я просто представил, защищал такой тезис, что до революции это была первая волна освоения, но мне больше близок термин «колонизация», который освоение, включает, собственно, как процесс, присоединили политические, включили в состав государства, ну и обеспечили какой-никакой немудреный государственный контроль на этих территориях, и все. А в XX годы в советское время Север подвергся очень серьезной колонизации, это можно говорить и об освоении прежде всего природных ресурсов Севера, и о серьезных демографических процессах, политических, экономических, конечно, поэтому это такая вторая волна была, но она тоже имела свои, что называется, особенности, периоды можно выделять. Допустим, сталинская модель — это одна, постсталинская: 50-е, 60-е, 70-е годы — это другая модель, но это все в рамках советской плановой системы, конечно. А когда мы говорим о 90-х годах и так далее — это, конечно, и развал советской экономической системы, и, соответственно, всей системы хозяйствования на Севере, фактически все инструменты и институты, которые были созданы в предыдущее время, ушли в небытие. И мучительно больно через непростые решения сегодня Север вновь обретает некое свое лицо, с коим ему жить в дальнейшем. Много дискуссий сегодня поэтому идет, как быть с Севером и что это такое? Но однозначно то, что Север, как и Дальний Восток, сегодня в приоритете государственной политики, это правда.

И. Цуканов

— Анатолий Иванович, вы христианин давно, вы известны тем, что еще в начале 2000-х или даже в конце 90-х годов вы помогали создавать храм при университете в Магадане. По крайней мере, вера вам всегда была, скажем так, близка, сродственна как-то?

А. Широков

— Знаете, в храме я научился, поскольку, как многие, большинство я в храм попал в довольно сложной ситуации собственной жизненной, я научился тому, что можно быть уверенным только в одном — что ничего случайного не бывает, а во всем остальном быть уверенным сложно, иначе говоря, когда я пытаюсь какую-то ипостась на себя примерить, то определенная доля сомнения всегда есть. Условно говоря, вот я, как преподаватель — вроде есть и хорошие отзывы, и плохие, кем мне себя считать? Надевать ли нимб на голову? Тоже самое и когда я начинаю думать о себе, как о человеке…мне трудно сказать верующем, потому что это сильно высокое звание, наверное, сказать: приближающемуся к вере, вот мне это ближе, ближе потому что, повторю, быть уверенным можно только в том, что ничего случайного не бывает.

И. Цуканов

— Ну себе доверять вообще как бы сложно, это тоже христианская, в принципе, позиция.

А. Широков

— Поэтому, понимаете, когда мне говорят: «Ты же христианин» я говорю: «Я не знаю», ну, это не мне судить, наверное, так. Как и обо многих вещах, мне кажется, что так будет верно. И когда мы говорим о том небольшом храме, который мы в университете строили с единомышленниками — ну, это был, на самом деле, рубеж нулевых-десятых годов и скажу, что непросто было строить, много было противников, но, с другой стороны, было много и соратников, которые поддерживали и я знаю, что сегодня этот храм не пустует, туда ходят и люди, которые недалеко от него живут, обычные горожане, ну и, соответственно, какие-то университетские праздники важные — это и день рождения университета уж, конечно, Татьянин день, потому что храм святой великомученицы Татьяны, как положено в российской традиции. Я все равно думаю, что это было правильно, хотя, повторю, до сих пор есть недовольные, но не мне их судить. А с другой стороны, мне очень хотелось, чтобы об этом городе говорили хорошо, а значит, туда надо привлекать все лучшее, что имеется в российской истории, в российской традиции и так далее. И для меня принципиальным было, что российский университет в своем классическом варианте всегда имеет у себя пусть небольшой, но храм. Это такая серьезная мотивация, которая была.

И. Цуканов

— Вот вы сказали, что были люди, которые были за, но были и те, кто был против этого храма, я не знаю, как было там на рубеже нулевых и десятых годов в Магадане, конечно, но я знаю, что вообще в дальневосточных регионах в 90-е годы, в общем, храмов было очень мало, буквально иной раз был храм на целую огромную область или огромный край какой-нибудь, то есть их фактически не было, но это, наверное, начало 90-х и мне просто интересно было бы узнать, откуда там брались священники, откуда брались вообще верующие люди, с которыми вам на эту тему можно было общаться о том, чтобы создать храм, о том, чтобы там был свой священник, были прихожане?

А. Широков

— В тех центрах Дальнего Востока, которые там, условно говоря, дореволюционные еще, конечно, храмы были, Владивосток, Хабаровск — такие старинные города дальневосточные, в Якутске был храм. В тех субъектах Дальнего Востока, которые, что называется, были заселены уже в советское время, конечно, о каких храмах можно было говорить. Хотя, на самом деле, у нас есть батюшка, отец Евгений Беляков, протоиерей, настоятель Никольского храма, он серьезно занимается церковной историей северо-востока, в частности, Магаданской области и он нашел упоминание о некой белой церкви, которая была на территории, которую населяли эвены, еще в XIX веке и вот сегодня он ищет следы этой церкви, довольно интересно, и он серьезное исследование провел по поводу деятельности у нас на территории святого владыки Иннокентия Московского, он серьезный, что называется, след оставил на нашей территории дореволюционной, понятно, по пути, что называется, на Аляску. И интереснейшее у него сообщение будет, в Иркутске он представлял нас на конференциях, поэтому история православия на Дальнем Востоке, она, конечно, не исчерпывается только крупными центрами — это раз, и она не исчерпывается, конечно, только советским периодом, именно постсоветским — это два. Ну а в-третьих, есть огромное количество данных и источников о том, что эта территория окормлялась довольно серьезно, в частности, если говорить об Иннокентии Московском, поэтому мне кажется, что традиция эта давняя. А вот в Магадан стали приезжать в конце 90-х, начале нулевых в основном из Белгорода, были насельники и из Троице-Сергиевой лавры, не все остались, но часть осталась, живет сегодня, служит и я бы сказал, что это лучшая часть, наверное, наиболее уважаемая прихожанами сегодня нашего всего корпуса священников.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели, еще раз приветствуем вас, у нас в гостях Анатолий Иванович Широков — российский политик, представитель от исполнительного органа государственной власти Магаданской области в Совете Федерации. Анатолий Иванович, не могу не задать вам один важный такой, острый вопрос: ведь подведомственные регионы ваши, как я понимаю — это Дальний Восток, Арктика, Восточная Сибирь, в общем, вся вот эта территория. Так исторически сложилось, что это было место ссылки, я как понимаю? И, несмотря на то, что эти регионы богаты природными ресурсами, золотодобывающей промышленностью, туда отправлялись люди целенаправленно ее добывать не в очень, так скажем, свободных условиях, и лагеря, и ссылки, все имело место там быть. Есть ли сейчас какая-то память об этом? Если, например, в Москве есть Бутовский полигон, куда съезжаются паломники, молятся, поминают, вспоминают, есть ли что-то там такое, где можно вспомнить память погибших, замученных, ссыльных? Занимается ли кто-то вообще этим вопросом?

А. Широков

— Я бы не стал здесь абсолютизировать всю эту ситуацию, это, условно говоря, как разделить, дореволюционный период — каторга была и в Охотске, и в Петербурге, строили-то кто?

К. Лаврентьева

— Да, но все-таки очень часто слали именно туда, именно в Восточную Сибирь, Север.

А. Широков

— Знаете, где был самый высокий относительно уровня моря лагерный пункт в Советском Союзе? Это 17-й этаж основного здания МГУ — ну так, на всякий случай. Поэтому сложно говорить, что только там, нет.

К. Лаврентьева

— Конечно, не только там, но Колыма, Магадан — это все равно на слуху.

А. Широков

— Но хочу сказать следующее, что на сегодняшний день никто не отказывается от таких сложных страниц в истории, никто не отказывается и принципиально важно, что практически во всех регионах Дальнего Востока, я бы тут не сказал, что я ответственный за них за всех, у каждого региона есть свои сенаторы, есть свои органы власти, свое население, свои традиции и обычаи какие-то, свое культурное своеобразие этническое — это очень широкий спектр, но, если говорить о Магаданской области, которую я представляю, все-таки, наверное, нам везет. Во-первых, конечно, очень часто сталкиваешься с тем, что Колыма — это такая советская Голгофа, как ее называют и это действительно так. Удельный вес погибших там был довольно большой, если взять, это я профессионально данными владею, порядка 759-760 тысяч заключенных прибыло к нам на территорию севера Дальнего Востока, тогда это была не Магаданская область, это была экстерриториальная территория, это организация «Дальстрой» была, она включала нынешний Магадан, всю область и Чукотку, и восточные районы Якутии, и север Камчатки. Вообще должен сказать, что на 53-й год это одна седьмая часть территории Советского Союза. И бюджет в 48-м году «Дальстроя» уступал только бюджетам РСФСР и Украинской ССР

И. Цуканов

— Интересный факт какой, показательный.

А. Широков

— Да, и туда прибыло порядка 758-759 тысяч человек

К. Лаврентьева

— Из них погибло там, умерло, такой термин, такой архив № 3, есть такое понятие, около 120 тысяч. Около 7 700, это отчетные документы — бежало, скорее всего они погибли, потому что убежать оттуда было вообще трудно, невозможно. И около 13 тысяч было расстреляно по разным делам за все время этого существования. Все остальные были либо актированы, как инвалиды, либо освобождены по истечению срока наказания.

К. Лаврентьева

— То есть это 500 тысяч получается?

А. Широков

— Да. Поэтому, понимаете, когда говорят: «Вот там 5 миллионов было на Колыме» я говорю: «Ребят, 800 тысяч и так много, ну зачем еще миллионы нагонять туда?» И почему Колыме повезло: ну, во-первых, вот этому темному шлейфу славы вот этой, которая…от этой страницы нашей истории никто не отказывается, но мы же должны понимать, что не этим только Колыма известна, ведь в это же время, когда были десятки тысяч заключенных, там и совершались чудеса человеческого мужества, и подвиги совершались, и это все было разнообразно также, как и разнообразна жизнь, ее нельзя подвести под какой-то один общий знаменатель, покрасить только в черный или белый тон, так не бывает. И Магадану повезло в том, что до недавнего времени он стал единственным местом реализации знаменитейшего проекта Эрнста Неизвестного, у него проект был «Треугольник страданий», когда он хотел поставить маски в трех самых, по его суждению, в трех самых жутких регионах — это Колыма, Екатеринбург и Воркута. В 96-м году эта маска — «Маска скорби» она называется, она была открыта в Магадане, она стоит на сопке крутой, высоко над городом, с нее прекрасный вид и она сделана, как памятник, как место поклонения памяти тех людей, которые там остались не по своей воле. И это все равно облечено в гениальнейшую форму, которую задал Эрнст Неизвестный. Год назад была открыта маска в Екатеринбурге по тем же, собственно заготовкам, которые сделал сам мастер. Осталось ждать теперь Воркуту, хотя Эрнста Неизвестного уже довольно приличное время с нами нет, но замысел его реализовался уже после его смерти. Поэтому память об этом есть и практически в любом субъекте Российской Федерации, который так или иначе на Севере и Дальнем Востоке подвергся такого рода методам освоения, есть такое даже понятие, «штрафная колонизация», память об этом сохраняется практически везде — это та вещь, которую из памяти выбрасывать нельзя, и она остается.

К. Лаврентьева

— Север — это ведь очень трудный регион и развивать его очень сложно и проблем там действительно много, и вы этим занимаетесь, засучив рукава, если можно так выразиться.

А. Широков

— Тут, понимаете, есть понятие долга, вот делаю, что я должен. Я долго занимался и занимаюсь, уже больше 30 лет историей этой территории, каждый год какие-то маленькие открытия делаешь, то какие-то процессы открываются, это нельзя спокойно, равнодушно переносить — это первое. Второе — я очень люблю бывать на Колыме, в Магадане тоже люблю, но для меня точка притяжения — такое есть понятие «колымская трасса», по ней можно ехать бесконечно, можно заезжать налево-направо, подниматься в сопки, спускаться в ущелья и это настолько благодатная и красивая земля если переходить от каких-то здравых рассудительных каких-то явлений, то я не знаю, как, но повторю, для меня, как и для многих, эта территория стала таким местом силы, местом притяжения. Когда бывает загрузка и не получается приехать хотя бы раз в месяц в Магадан, то дышать трудновато и поэтому я очень ценю возможность поездок, они не связаны с отдыхом, а они связаны с напряженной работой уже в Магадане, но дома и стены помогают, поэтому туда надо ехать, дышать воздухом, чувствовать это.

И. Цуканов

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера», у нас в гостях Анатолий Иванович Широков — представитель Магаданской области в Совете Федерации. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут Игорь Цуканов, и мы вернемся в студию через несколько секунд, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели, «Вечер воскресенья» на радио «Вера» приветствует вас, у нас в гостях Анатолий Иванович Широков — российский политик, представитель от исполнительного органа государственной власти Магаданской области в Совете Федерации. Анатолий Иванович, я сама из Сибири, из Красноярска

А. Широков

— Земляки.

К. Лаврентьева

— Да, поэтому для меня глубоко созвучно все, что вы говорите, на самом деле, вот каждое ваше слово отзывается. И может быть, это субъективно, может быть потому что я оттуда, но мне кажется, что, несмотря на то, что Сибирь, Дальний Восток, Колыма — это места ссылки всегда были, но там, может быть, Господь так сделал, может, из-за природных ресурсов, из-за огромных просторов необъятных есть ощущение невероятной свободы. Казалось бы, это место ссылки, а дышится там так легко, что ты не можешь долго жить без этих мест. И в этом смысле, конечно, очень важно и дорого то, что вы говорите и назревает следующий вопрос: а вы можете рассказать немножко о своем детстве, о вашем воспитании, в частности, религиозном? Наверняка ведь были бабушки, которые молились перед иконами или говорили вам какие-то вещи о Боге важные?

А. Широков

— Тут интересная вещь: у меня отец был комсомольский работник — секретарь комитета комсомола большого завода в Новосибирске, на правах райкома была такая, 40 тысяч работников на заводе было, большой завод. И, конечно, мама мне рассказывала, я плохо помню, я помню, что дед с бабушкой со стороны отца — они были крестьяне, они расписывались с трудом и они были верующие и я помню, как дед молился, я там озоровал, он меня за ухо дергал по этому поводу, конечно. Но по рассказам мамы меня крестили тихонько, чтобы отец не знал, а во-вторых, я очень заболел и фактически только после крещения выздоровел. Это такой один из сюжетов, которые мама вспоминает. Говорить, что дома было какое-то воспитание, в смысле христианское — нет, особого не было, да и не особого тоже не было, по большому счету. Это был маленький рабочий поселок под Новосибирском, когда родители были заняты прежде всего тем, чтобы прокормить двух детей. В мое время, мое детство — это эпоха тотальных дефицитов: этого нет, этого нет, за маслом три часа в очереди, за молоком час в очереди. Единственное, что, наверное, когда отца не стало и пришлось маме помогать, то, наверное, там какие-то изменения произошли в смысле долженствования, то есть понимания собственного долга, собственного места, собственных сомнений каких-то, может быть, но это, повторю, были какие-то подростковые… Потом было студенчество, жизнь на Дальнем Востоке, в Магадане, непростая очень в 90-е, но все равно мне всегда было интересно, я скажу так: в то время мне всегда была интересна некая аура православия, я очень любил Достоевского, я начал читать его серьезно в университете и у меня была дипломная работа, связанная как раз вот с социально-психологическим типом революционера в России, знаменитые бердяевские там модели работали и я серьезно этим тоже занимался и вот там интерес к православию, как к основе нашего исторического понимания и самопознания, конечно, он родился, русская религиозная философия — вот оттуда. Я иногда и до сих пор люблю перечитывать Соловьева, Бердяева, мне кажется, что это очень интересные, не теряющие актуальности своей книги.

К. Лаврентьева

— Владимир Соловьев «Русская идея» в частности, да?

А. Широков

— Да, конечно. Поэтому, знаете, недавно мы с супругой разговаривали и мысль была такая, где-то по телевизору мы услышали, некое недоумение: вот зачем в инженерных вузах создаются богословские кафедры? И, размышляя, мы пришли к выводу следующему, вот с чего начну: мне посчастливилось побывать в Музее ядерного оружия, в Российском федеральном ядерном центре в Сарове и там показывают макет бомбы, которая могла снести до ста мегатонн. Ее изобретатель Андрей Дмитриевич Сахаров, который принес этот проект, ему сказали: «Ну вы кровожадный, Андрей Дмитриевич». Я к чему: мне кажется, что инженерам, да я думаю, любому человеку некое познание Бога необходимо в любом случае, чтобы он знал границы человеческого, вот мы к этому выводу пришли с супругой. Потому что если ты не знаешь границы человеческого, то тогда, как в знаменитом фильме Никиты Михалкова: «Раз Бога нет — значит все позволено» -это раз. И, с другой стороны, если ты не знаешь границ человеческого, значит, ты бомбу делаешь такую, которая землю расколоть может. В этом смысле вот это, наверное, самое главное, то, что дает понимание и это понимание, конечно, пришло не сразу, сильно не сразу, через серьезные испытания — это первое, о чем я хотел сказать. А вот о патриотизме вы такую тонкую тему затронули — у меня коллега есть, ну как бы бывших сенаторов не бывает, он представлял, первый сенатор от Севастополя 14-го года Андрей Николаевич Соболев — чудеснейший человек, очень творческий: бард, поэт, музыкант, певец, сейчас он занимается серьезной помощью Донбассу. Мы с ним вышли как-то, собирались на работу, стояли во дворе, разговаривали и один такой вопрос: тебе чего-то здесь не хватает, в Москве? Задумались оба и потом одинаково сказали в одно и то же время одну и ту же фразу: «Здесь горизонта не видно». В больших «человейниках» этих — выражение, горизонта не видно. И зачастую за отсутствием горизонта пропадает стремление к чему-то высокому, непонятному, в смысле за…

К. Лаврентьева

— К каким-то большим целям.

А. Широков

— Да, к таким вещам, потому что когда у нас на берегу Охотского моря находишься черных мыслей не возникнет никогда, точно абсолютно, потому что находишься в очаровании этой природы: неба, моря, всего, это, конечно, здорово.

И. Цуканов

— Анатолий Иванович, вот у меня вопрос на похожую тему, но немножко под другим углом: в то время, когда вы занимались преподавательской деятельностью, научной деятельностью, вы общались как бы так, один на один со студентами, с преподавателями и вы, наверное, видели достаточно быстро тот эффект, который ваша работа приносит, тот результат. Вот став сенатором, вы не разочаровались в том смысле, что, наверное, очень большая доля той энергии, которую вы вкладываете в свое дело и большая доля тех замыслов, большая часть тех замыслов, которые вы вынашиваете, она, в общем, можно так предполагать, что уходит в песок, потому что такой политический процесс, он непростой, естественно. И как раз вот вы находитесь в Москве, вы вроде бы отстаиваете интересы Магаданской области, но в Москве, как вы сами говорите, горизонта не видите. Очень многие инициативы, мне кажется, вязнут в каких-то дискуссиях, обсуждениях, да и мало что может сделать один человек, прямо скажем, даже в Совете Федерации, наверняка не так много. Вот нет ли у вас ощущения, что здесь как бы все так сложнее, более вязко, результат не так виден. Или это не так?

А. Широков

— На самом деле, когда преподаешь, твой результат — это не оценка на экзамен, твой результат — каким станет потом тот юноша или девушка специалистом. Не всегда удачный опыт. Есть студенты-аспиранты мои, которыми я горжусь, это прямо гордость меня переполняет за них, есть мой студент-аспирант, ныне доктор наук, очень серьезный специалист, без него невозможно изучать развитие золотопромышленности на Дальнем Востоке в XX веке, ну нельзя и все, молодец. А есть те, кого не так, как хотелось бы, получилось.

И. Цуканов

— Ну у вас же много выпускников, понятно, что судьбы разные.

А. Широков

— Нет, это я говорю только о тех, с кем я непосредственно работал, потому что выпускников, конечно, гораздо больше и траекторию каждого отследить очень трудно. Одновременно, когда говорим о сегодняшней работе — она учит концентрироваться на главном, искать то звено, потянув за которое можно создать условия для решения каких-то дальнейших проблем. И надо сказать, что на сегодняшний день очень интересные достижения существуют у представителей самых разных территорий. Очень здорово работают коллеги, наши соседи из Якутии, там хорошая связка регионального правительства и сенаторов, депутатов Государственной думы, хорошие результаты, вообще Якутия поражает своим развитием, тем, что вот недавно мы там были, я вновь обратил на это внимание: там транслируется интерес к собственной истории и для молодых людей родной язык, родная история — это не пустая затея, не пустая трата времени и, основываясь на этом, получается некое единение, далекое от термина «симфония», но тем не менее единение происходит общества, этноса жителей Якутии, это очень интересная практика. Много таких субъектов можно называть, но повторю, всегда необходимо все-таки концентрироваться на чем-то главном. На сегодняшний день мы сконцентрированы на строительстве, инфраструктурные компоненты должны быть, поэтому сегодня в призме внимания и прежде всего, конечно, губернатора правительства Магаданской области, ну и моего, как представителя губернатора в Совете Федерации — это обеспечение строительства, то есть мы должны сегодня найти способы решения привлечения (начинаю говорить профессионально) инвесторов и так далее для того, чтобы начать строить новое жилье, чтобы дороги улучшить, чтобы аэропорт сделать таким образом, чтобы он принимал и провожал самые разные типы самолетов и желательно круглосуточно, чтобы и транспортная доступность была, то есть такого рода вещи, нам главное — поймать звено, за которое надо потянуть.

К. Лаврентьева

— Анатолий Иванович, простите, не очень просто понимаю в этом регионе, не очень много знаю о нем — там есть какой-то экскурсионный интерес?

А. Широков

— Конечно. У нас существует уже несколько туристических компаний, которые могут предложить самого разного рода экскурсионное обслуживание, самым большим, насколько я понимаю, спросом пользуется несколько направлений, прежде всего это знаменитая Колымская трасса, вы едете по трассе с гидом, заезжаете влево-вправо, вам рассказывают, что где и так далее, это полторы-две недели путешествие.

К. Лаврентьева

— А что там интереснее всего, вот если какой-то блиц-пять интересных мест на Колыме?

А. Широков

— Ну, во-первых, сама по себе Ольское плато знаменитое — там огромное количество вот этих вулканических бомб. Второе — естественно, остатки старых поселков, старых лагерных подразделений, производственных и так далее, это прекраснейшие природные ландшафтные вещи, это и горы довольно высокие и довольно опасные, и долины очень красивые, и реки и это все вместе, оно создает некий такой флёр колымский, который, испытав раз, тянешься посмотреть еще раз, вот такое путешествие, потом есть путешествие, связанное с использованием биологических ресурсов — это охота, рыбалка. Убежден, что такой рыбалки, как на Дальнем Востоке нет вообще нигде и в этом смысле просто я показываю фотографии и люди начинают ахать и охать, как такая рыба может быть вообще в природе, чудо-юдо рыба-кит — это я о палтусе нашем. Огромное количество, есть путешествие на горячий источник и так далее, то есть — есть целый спектр туристических предложений.

К. Лаврентьева

— Тут есть что развивать, уважаемые радиослушатели, обратите внимание, у вас еще есть шанс съездить в Сибирь и посмотреть красоты

А. Широков

— Это дальше, чем Сибирь

К. Лаврентьева

— Дальше, чем Сибирь, съездить на Колыму и посмотреть, что там действительно потрясающие есть места и ресурсы природные.

И. Цуканов

— Анатолий Иванович, а были какие-то инициативы, какие-то законопроекты, которые для вас лично оказались важными, и вы рады, что это удалось сделать? Такие какие-то успешные проекты, скажем так, которые помогли людям в Магадане или в области?

А. Широков

— Те проекты, которые начинали — они сегодня развиваются, они еще в стадии законопроекта. И принципиально важно, например, по поводу обеспечивания граждан России лекарственными препаратами, которые не зарегистрированы в России, но жизненно важны. Очень давно мы эту тему подняли с моим орловским коллегой Владимиром Игоревичем Круглым, он доктор, чудесный врач, руководил детской больницей в Орле. И этой темой мы занимаемся и вот сегодня уже довольно близок закон по этому поводу.

И. Цуканов

— Это касается Северов или это всей России?

А. Широков

— Нет, это касается всех, но просто с этим когда сталкиваешься, с больными детьми — это самая сложная вещь, которую приходится переживать, и всегда стараешься чем-то помочь и когда затягивается как-то процесс или не получается так, как хотелось бы, вот это самое тяжелое.

К. Лаврентьева

— Анатолий Иванович, недавно слышала, что некоторые лекарства просто снимают с производства или не выпускают, потому что «нет сырья» — это цитата. Действительно ли это так, что мы не можем какие-то очень важные жизненные лекарства выпустить, потому что нет сырья в нашей богатой на сырье ресурсы стране?

А. Широков

— Насколько я информирован, подобного рода принципиально невозможно, Россия может производить практически всю линейку лекарственных препаратов, но есть лекарства, которые, скажем так, из категории очень продвинутых лекарственных препаратов

И. Цуканов

— Технологически сложные.

А. Широков

— Да, то есть не секрет, что есть центры фармацевтической промышленности, это, условно говоря, нельзя без колымского золота понимать, как все золото добывается, так сложно, например, без германской фармацевтики понимать, как, что. Есть целый ряд заболеваний, которые жизненно опасны, но их сдерживать, то есть поддерживать жизнь у людей можно такими препаратами, но здесь возникают такие, знаете, бюрократические препоны, в смысле зарегистрирован или не зарегистрирован препарат у нас в России. Но врачи имеют право назначать такие препараты, и вот тут начинается мытарства и семей, и больных и так далее. Чтобы эти мытарства устранить, сейчас отрабатывается этот законопроект.

И. Цуканов

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера», мы разговариваем с Анатолием Ивановичем Широковым, представителем Магаданской области в Совете Федерации. Анатолий Иванович, может, есть еще какие-то вещи, о которых вы бы хотели рассказать, что высчитаете нужным сделать для Севера русского или, может быть, уже удалось сделать.

А. Широков

— Знаете, с моей точки зрения все основные решения, которые необходимы сегодня для того, чтобы их реализовывать, сегодня приняты, сегодня огромное внимание Арктике, Дальнему Востоку, собственно, на пересечении Севера и Востока находится регион, который я представляю. Сегодня разрабатывается, будет в скором времени уже разрешена национальная программа развития Дальнего Востока и в ней особое значение, особое звучание приобрели социальные объекты: школы, больницы, клубы для детей и так далее, принципиально важные, спортивные объекты. В стадии разработки находится стратегия развития арктической зоны Российской Федерации, тоже очень серьезная вещь и надо сказать, что в Арктике все в разы сложнее, чем на Дальнем Востоке.

К. Лаврентьева

— Из-за климата, да?

А. Широков

— Климат, транспортная доступность и так далее. И там тоже продумывают сегодня специальные преференции, как вот на Дальнем Востоке работают преференции, так и в Арктике будут работать. Принципиально важно сегодня, с моей точки зрения, все-таки, очертить то представление, ту идею, которая должна быть реализована. Сегодня все идет от экономики и это абсолютно правильно, надо развить экономику, чтобы заработные платы, люди, ну и так далее, бюджет, налоги, без этого никак, но мне кажется, что сегодня принципиально важная задача наша общая всего общества — мы должны понять, уяснить для себя, что первое: Арктика и Дальний Восток для нас, как для России, жизненно важны, без них дальнейшее развитие наше будет общее очень серьезно затруднено. И второе: мы должны сегодня создать некий образ Дальнего Востока и Арктики, вот как мы хотим видеть ее, что там должно быть, условно там к 35-му году, к 50-му и тогда, что называется, обратным счетом рисовать те задачи, формулировать, которые необходимо решить. Много сегодня в этом смысле делается и нам теперь, повторю, нужен некий такой, знаете, воспользуюсь таким выражением «общественный договор» по поводу Арктики и Дальнего Востока, это принципиально важно для нашей Родины, для нашей истории, для нашего общего будущего.

К. Лаврентьева

— Анатолий Иванович, а стоит ли проблема миграции, такого некого самозахвата земель со стороны других государств? Тема опасная, я понимаю, но просто в Сибири очень часто обсуждается и поднимается эта тема.

А. Широков

— За территориальную целостность Российской Федерации, думаю, сомневаться не приходится, никто никогда нашей землей, за которую наши предки проливали кровь, никто не поступится. Более того, мы с вами свидетели того, что сегодня Российская Федерация обладает такими средствами защиты, которых нет ни у кого. И это, возможно, людям, которые считают, что несправедливо, как вот говорили, что природные богатства Сибири принадлежат только одной России и так далее. А вот такой весомый ответ сегодня: у нас есть вооруженные силы, которые способны защитить и обеспечить наш суверенитет. Это не снимает внутренних вопросов нашего развития, делает как раз их более актуальными и на сегодня то, что назвали социологи «западным миграционным дрейфом» — он существует, то есть население откатывается с Дальнего Востока и из Сибири откатывается в центральные регионы страны. Причин много здесь, прежде всего, конечно, уровень жизни, он довольно низкий, а затраты выше на жизнь, на обеспечение жизни, стоимость жизни выше, а заработные платы или сравнимы, или даже меньше, чем в крупных мегаполисах европейской части страны, поэтому естественно желание уехать, и оно вполне понятно, но на сегодняшний день мы с вами видим, что государство сегодня создает условия для того, чтобы накопить некий обратный эффект. Сегодня созданы, вот на Дальнем Востоке, в Арктике это будет создаваться супер-преференциальные условия для инвестора, сегодня можно приходить и не тратить деньги на различного рода издержки, заниматься только производством, делать дело, соответственно, повышать уровень тех людей, которые работают, платить налоги ну и так далее, общий синергетический экономический эффект. И одновременно сегодня уже принял президент решения, давно уже это решение ожидали, и наш лидер принял его — речь о том, что сегодня будут созданы супер-преференции для тех, кто хочет поехать работать на Дальний Восток, по крайней мере для учителей и врачей — остродефицитной специальности сегодня с одного миллиона подъемные будут подниматься до двух миллионов.

К. Лаврентьева

— А жилье будет предоставляться?

А. Широков

— Жилье в большей части субъектов предоставляется с соответствующими льготами по оплате, по электричеству, по отоплению и так далее. Потом, на сегодняшний день будет включен уже, что называется в окончательной разработке документ: программа ипотеки под два процента на Дальнем Востоке, то есть если один из супругов, молодые люди до 35 лет, молодые семьи, если хотя бы один из них зарегистрирован в каком-либо субъекте Дальнего Востока и квартиру они хотят в ипотеку взять именно на Дальнем Востоке — ипотека будет два процента, разницу банковскую будет доплачивать государство, то есть в этом смысле те преференции, которые сегодня создаются, они тоже довольно интересны, но, знаете, очень часто встречаешься с такой «улюлюкающей» реакцией: «ну чего вы там, все равно люди уедут, все бросят и все пропало», но это же должно накопиться, вот когда едет здоровый ледокол, он идет и даже когда он остановил винты и даже когда на реверс включил винты, он все равно какую-то часть времени движется по старому курсу, то есть надо переломить этот тренд, надо его заставить двигать обратно. Сегодня для этого делается довольно много и я уверен, что перечень преференций будет расширяться для тех, кто хочет жить и работать на Дальнем Востоке, в Арктике, на Севере, перечень будет расширяться, не скажу, что это будет просто и завтра, но это будет.

И. Цуканов

— Анатолий Иванович, вот интересно, в истории России вы знаете такие примеры, когда бы удалось сделать что-то подобное? Вот мне приходит в голову Столыпинская реформа, когда крестьяне за Урал ехали осваивать земли.

А. Широков

— Ну как один из примеров да.

И. Цуканов

— То есть там, в общем, этот эффект ведь накопился и имел шансы накопиться.

А. Широков

— Решалось сразу несколько проблем, первая — это аграрное перенаселение в центре страны и огромное количество земель пустых плодородных в Сибири. И надо сказать, что оценка Столыпинских преобразований была очень серьезной, был такой французский экономист Эдмон Тери, в 14-м году он книжку издал, называется «Россия в 1914 году», в Париже книжка вышла и у него во введении этой книжки было следующее, сейчас постараюсь точно или дословно процитировать: «Если развитие ведущих европейских держав между 1914 и 1950 годом будет осуществляться такими же темпами, какими оно осуществлялось между 1900 и 1914, то к середине столетия Россия с неизбежностью будет доминировать в Европе в экономическом, политическом и финансовом смысле» — французская оценка. В советское время тоже была такая модель, такая смена парадигмы и Магадан ее пережил, когда умер Сталин, кризис системы «Дальстроя», освобождение из лагерей, с вольнонаемных снимали административные ограничения на выезд, то население, это был исход оттуда, уехали и сразу раз — некому работать. Вот у нас только в оловодобывающей промышленности дефицит кадров был 49 процентов, огромный дефицит. И в этом смысле государство нашло решение: сначала такое решение идеологического порядка: молодежные призывы, комсомольские призывы, люди поехали.

И. Цуканов

— Ну как на целину, только не на целину, а на олово.

А. Широков

— Да, что само по себе интересно, феномен, интересный способ. А потом были придуманы районные коэффициенты, надбавки, распространение их на всех, кто работает там, хотя отчасти они существовали еще в так называемый «дальстроевский» период, там вольнонаемные и военнослужащие в особенности, они имели эти надбавки, а здесь это было создано, как государственная система, и тоже ведь сработало, это не решило проблему окончательного закрепления кадров, потому что текучесть была очень высокой, все время была высокая текучесть кадров, но те задачи, которые стояли перед экономикой, перед регионами в смысле обеспечивания финансовой независимости государства, они решались.

К. Лаврентьева

— Анатолий Иванович, мы сегодня говорили о нравственной составляющей, которая неотъемлема, если человек верит в Бога и вот вера в Бога дает человеку некие рамки нравственности внутренней и морали. Скажите пожалуйста, приходилось ли вам принимать какие-то сложные решения, как политику, когда вы вынуждены были идти на какую-то договоренность с собой? Или вы всегда очень принципиально действовали?

А. Широков

— Знаете, слава Богу, не было у меня таких ситуаций, когда, что называется, на разрыв

К. Лаврентьева

— На сделку с совестью?

А. Широков

— Да. Мне трудно говорить об этом…

К. Лаврентьева

— А были ли ситуации, когда вам наоборот надо было, необходимо было резко возразить и не дать какому-то законопроекту, не дать принять какой-то законопроект?

А. Широков

— Были, да, но к сожалению, это никак не повлияло, я резко выступал против, это связано с историей этого года — крабовые квоты, которые существенно осложнили сейчас положение рыбодобывающей отрасли и с небольшим количеством коллег мы на всех площадках, которых могли, резко выступали против, но, к сожалению, этот закон был принят, к сожалению — повторю, потому что это моя позиция. Сегодня это закон и мы должны его выполнять, но можно же быть несогласным выполнять. Поэтому такие случаи были, ну и в этом смысле, опять же, думаешь прежде всего о том, что вот забрали, допустим, половину крабовых квот у Магаданской области, сегодня это порядка ста миллионов минус налогов в бюджет — это зарплаты рыбаков, это достояние их семей, это социальные объекты, которые держат, то есть сегодня наше рыбацкое сообщество вынуждено опять маневрировать финансовыми ресурсами для того, чтобы перекрыть и это довольно сложно, согласиться с этим было невозможно, принципиально невозможно.

И. Цуканов

— Анатолий Иванович, мне бы хотелось закончить наш сегодняшний разговор темой, которую мы уже отчасти затронули, связанной с, вот вы сказали слово «колонизация» этой территории восточной и северо-восточной, ведь эта колонизация началась, если я правильно понимаю, еще чуть ли не в конце XVII века, потом XVIII век, XIX и такое ощущение, что в целом это было связано, как-то сопряжено с распространением христианства, в том числе, то есть там был, конечно, видимо, существенный экономический интерес в том, чтобы эти земли осваивать — у царей русских, но это была еще и миссионерская деятельность и пока эта миссионерская деятельность происходила, в общем, колонизация-то и шла, территория страны расширялась, а когда христианство перестало быть, выражаясь таким секулярным языком — господствующей идеологией в стране, ну как-то начались проблемы и начались, в том числе, наверное, те проблемы, которые и сегодня есть — это отчасти такое эхо того, что происходило, что началось еще в советское время, то есть не связано ли (коротко спрошу, сокращу свой вопрос наконец) не связано ли все-таки эта деятельность по развитию территорий новых с верой просто, с распространением христианства, как вам кажется? Как историка даже интересен взгляд.

А. Широков

— Уверен в том, что связь эта есть. Преодоление огромного количества больших расстояний, сложностей и испытаний и так далее — это предмет не просто интереса, понятно, что за соболиной шкуркой можно протопать и долго, но когда вот с этими соболиными шкурками ты начинаешь понимать, что испытания требуют и какого-то другого преодоления, ну или твое поведение в испытаниях требует некой основы, тут возникает вера и неслучайно, вот почему многие исследователи убеждены в том, что советская идеологическая машина, она многие компоненты веры использовала, ведь, по сути дела, когда мы говоримо моральном кодексе строителя коммунизма — все же понятно

И. Цуканов

— Что-то откуда-то переписали.

А. Широков

— Да, и в этом смысле это движение, когда в Сибирь-то шли, понятно, сначала охотники — «охочие люди», промышленники, за ними уже воинские части, казаки свободные, за ними уже шли и монахи, продвигали монастыри и потом уже очень часто эти территории русскому царю приносили — владей. Государство часто было вторичным фактором. В XX веке все по-иному, государство — это основной двигатель, про освоение, колонизацию новых территорий, которые давно в составе, но не освоены. И в этом смысле некую идею надо было…то есть человек должен был ради чего-то это делать. Вот если, допустим, заключенный — это одна история, если человек — вольнонаемный, ведь откуда-то же был задор у этих геологов, они же шли с верой, что это надо для Родины. И в этом смысле перекликание вот этих вот вещей, определенных компонентов идеологического воздействия на людей в советской время с основами православного мировоззрения дореволюционного, конечно, существует. Я небольшой в этом специалист, но мне кажется, что это так.

К. Лаврентьева

— Огромное спасибо за этот разговор. Уважаемые радиослушатели, сегодня с нами в этом часе был Анатолий Иванович Широков, российский политик, представитель от исполнительного органа государственной власти Магаданской области в Совете Федерации, член комитета Совета Федерации по федеративному устройству региональной политики и местному самоуправлению, и делам Севера, и от себя добавлю: большой патриот и верующий человек, уважаемые радиослушатели. Анатолий Иванович, спасибо вам огромное за все, что вы делаете, за ваш патриотизм, за ваше большое сердце. У микрофона были Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева, всего вам доброго, до свидания.

А. Широков

— Спасибо большое.