У нас в гостях был кандидат исторических наук, заместитель главного редактора научного православного журнала «Традиция и современность», член-корреспондент Академии Архитектурного Наследия Григорий Александрович Романов.
Разговор шел о традициях крестных ходов, об их отличиях и особенностях, об истории возникновения и смысле заложенном в них, также мы говорили о новой книге нашего гостя «В крестный ход идет народ».
Л. Горская
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Здесь с вами в студии Лиза Горская. И сегодня у нас в гостях Григорий Романов — кандидат исторических наук, заместитель главного редактора научного православного журнала «Традиции и современность», член-корреспондент Академии архитектурного наследия. Здравствуйте, Григорий Александрович!
Г. Романов
— Добрый день!
Л. Горская
— И у нас сегодня очень интересная тема: мы будем говорить о крестных ходах, об этой традиции, которая существует у нас давно, узнаем сейчас, сколько. Будем сравнивать нашу традицию с Западной, потому что крестные ходы это не что-то, я так понимаю, собственно российское... Рассказывайте вы лучше!
Г. Романов
— Прежде всего, в Елисаветинско-Сергиевском просветительском обществе издаётся научная серия трудов. И вот издали мою книжку «В крестный ход идёт народ», которая как раз посвящена интересующей нас теме истории крестных ходов и нынешнему состоянию, и вообще, зачем люди ходят в крестный ход. Крестный ход — это такая необходимая традиция, которая спасала с самого начала верующих от всех бед.
Л. Горская
— А в чём её суть, в чём смысл, в чём символизм?
Г. Романов
— Крестный ход — это шествие к Богу и шествие с Богом. Существует две традиции: в Западном Христианстве и в Восточном Христианстве, которые отличаются по образу мироздания. В Западной традиции образ мироздания находится внутри каждого человека, и общение Бога с человеком происходит через внутренний мир. Отсюда задача крестного в Западной традиции — назидание и показ, научение библейским истинам, то есть помочь человеку возвыситься в Боге. Это совершенно замечательная такая традиция, она помогает подняться по духовной лестнице. Так вот интересный момент: в церковных процессиях кающиеся надевают остроконечные шапки или балахоны с прорезями для глаз. Вот с нашей точки зрения, это очень удивительно, а если знать причину, то тогда становится понятно, что человек хочет уединиться наедине с Богом и принести своё покаяние Богу, и таким образом получить духовный результат от церковной процессии. В Западной традиции церковные крестные ходы стали называть церковными процессиями именно потому, что они носят такой показательный характер. Очень часто делают на Страстной цикл платформ с изображением, допустим, Входа Господня в Иерусалим или каких-то ещё других событий, фигуры Спасителя, несущего Крест. И эти платформы достигают веса двух тонн, поэтому их несёт по 60 человек. И эти ходы сопровождаются большим скоплением народа, и все получают необходимое им толкование и видят образец, к которому нужно стремиться. В Западной традиции происходит возвышение человека, и вот лестницы, очень любимые во многих западных монастырях, — ступая на каждую ступеньку, человек отрекается от какого-нибудь из своих грехов. Вот именно это происходит во время Западной церковной процессии, то есть человек возвышается, благодаря личному обращению к Богу и с прощения о личных грехах. Православная традиция идёт от Восточного Христианства, и здесь, в первую очередь, крестный ход — исправление грехов. Нарушение гармонии отношений Бога и человека происходит из-за грехов человека. И для того, чтобы исправить общие грехи, недостаточно бывает личной исповеди и причастия, но, как дополнение, ещё совершается крестный ход с соборной молитвой.
Л. Горская
— Я как раз хотела спросить: зачем массовость? Есть же маленькие крестные ходы, например, во многих монастырях есть традиция каждый вечер после правила совершать крестный ход, там может два человека вообще идти.
Г. Романов
— Не только два — обходят утром и вечером монастыри. Здесь почему массовость? Потому что соборная молитва. Откуда это пошло? В православной традиции очень важно, что каждый человек представляет собой частицу Тела Христова, о чём нам Православная Церковь напоминает на Причастии: мы принимаем в себя частицу Тела христова и становимся частицей Тела Христова. Соответственно, как получить Общее Тело Христово? Собрание всех частиц и будет, собственно, Телом Христовым. Отсюда: соборная молитва — это испрошение от имени Церкви помощи Божией. Я уже говорил о нарушении гармонии отношений Бога и человека, так вот восстанавливается эта гармония соборным прошением и покаянием.
Л. Горская
— Когда появилась эта традиция в России? Известно или только предполагать мы можем?
Г. Романов
— С Россией-то как раз всё точно известно. Когда после принятия Христианства стали совершать не только богослужения, но городские крестные ходы по образу константинопольских. Именно в Константинополе перед Литургией со всех концов города приходили приходы крестным ходом к Софии Константинопольской и совершали общий молебен перед началом Литургии. Но здесь надо пояснить о традициях, трёх традициях: римской, иерусалимской и ранневизантийской традициях крестных ходов, которые, собственно, и поясняют, что происходит на крестных ходах. Римская традиция возникла, когда становилось богослужение крестного хода. Дело в том, что в языческом Риме гроб и место захоронения было предметом священным и то, что на нём происходило, не преследовалось, поэтому Причастия совершались христианами на гробах мучеников в катакомбах. Но в катакомбах очень темно, поэтому большую часть действия совершали на свету. Это получило название «проскомидия», а потом совершался перенос Святых Даров из света к месту Причастия. И собственно, это и было римской традицией крестного хода. Впоследствии так стали переносить тела мучеников — тоже во образ шествия с Иисусом Христом и шествия к Иисусу Христу во время крестных ходов.
Л. Горская
— То есть получается, крестный ход обязательно должен что-то нести, грубо говоря, должна быть какая-то у него доминанта, в нём.
Г. Романов
— Святыня крестного хода обязательно должна присутствовать и это мост, соединяющий Бога и человека. И римская традиция много чего дала — это и шествие к Богу, и шествие с Богом. Например, когда совершается шествие на воду, то даже до сих пор крест многие священники несут на блюде на голове. Это как раз воспоминание римской традиции, когда именно так носились Святые Дары для Причастия в катакомбах. Иерусалимская традиция возникла по простой причине необходимости воспоминания священных событий евангельских на местах, где, собственно, они были. В Иерусалиме отправлялось шествие на эти места, и там читались соответствующие главы из Евангелия. Отсюда возникло чтение Евангелия на остановках крестного хода. Больше того, иерусалимская традиция послужила основанием: когда новый храм освящается — крестным ходом из ранее существующего храма. Иерусалимская традиция дала, что крестный ход всегда начинается исхождением из церкви, и возвращением в церковь. В последствии это получило толкование у многих Святых отцов, например, у Симеона Солунского, что исхождение из храма соответствует изгнанию людей из рая за грехи. Больше того, Симеон Солунский говорил, что должно выходить за городские ворота и просить о прощении соборной молитвой за городскими воротами, потому что ограда символизировала помощь Божию, а смирение показывает, что вот мы смиряемся, что из-за грехов мы должны быть прощены и поэтому просим о прощении вне городских стен. Возвращение же и символика, даже пасхального крестного хода, это как раз обнадёживающее начало, что прощёное человечество когда-то будет возвращаться в рай.
Л. Горская
— Напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», и здесь с вами в студии Лиза Горская и Григорий Александрович Романов — кандидат исторических наук, заместитель главного редактора научного православного журнала «Традиции и современность», член-корреспондент Академии архитектурного наследия. Мы с вами поговорили о древних традициях крестных ходов: о римской, о иерусалимской. И есть ещё третья традиция — византийская, ранневизантийская?
Г. Романов
— Ранневизантийская традиция связана как раз с преображением народных оградительных обрядов в крестные ходы. Очень много неприятностей происходило в Византии, начиная от землетрясений и ересей, и для всех бедствий существовал крестный ход, который должен был противостоять этому. Собственно, само появление креста в крестных ходах связано именно с ранневизантийской традицией.
Л. Горская
— Это какие века?
Г. Романов
— Это конец третьего, начало четвёртого века. Иоанн Златоуст был как раз создателем креста. И тому послужила веская причина. Ариане, которые хотели привлечь на свою сторону население Константинополя...
Л. Горская
— Это еретики, да?
Г. Романов
— Да, еретики. Они устраивали ночные шествия с пениями для того, чтобы привлечь жителей Константинополя на свою сторону.
Л. Горская
— Удивительная, конечно, историческая подробность: ночные шествия с пением, чтобы привлечь жителей. Вот сейчас кого ты привлечёшь ночными пениями? Только, не знаю, ведро воды на голову себе привлечёшь.
Г. Романов
— На самом деле, это было успешное сначала мероприятие. Для того, чтобы его преодолеть, Иоанн Златоуст придумал проводить свои ночные шествия, которые должны были отличаться от арианских. И чтобы народ мог отличить, он придумал носить крест серебряный. И специально для этих шествий на средства царицы Евдокии были изготовлены серебряные кресты с лампадами, подсвечивающими этот крест. И они специально воздвигались на шесты, и издали было видно, что это идёт община Иоанна Златоуста. И их крестный ход, во главе которого несли крест, отличался от этих арианских песнопений и быстро справился с искушением, которое распространяли ариане, с ересью было покончено. И в дальнейшем многие ереси искоренялись с помощью крестных ходов. В ночных шествиях впереди крестного хода появляется свеча, чтобы ветер её не гасил, постепенно формируется слюдяной, а потом стеклянный светильник. Его осмысляют как символ пламени веры Света Христова, который несёт всем просвещение. Пасхальный фонарь уподобляет свече шествие жён-мироносиц, освещающих путь ко гробу Господню. Константинопольскими крестными ходами не только ереси преодолевались, но и многие бедствия. Например, когда было землетрясение, то все вышли на этот крестный ход. Интересно, что даже византийский император шествовал босым, поскольку босыми ходили, а господа в обуви. Так вот, шествие императора босым должно было передавать смирение общее. И благодаря крестному ходу совершалась помощь Божия и прекращались бедствия. В честь памяти этих оказаний Божией помощи проводили памятные крестные ходы, которые были повторением этих крестных ходов. Собственно, это были оградительные крестные ходы.
Л. Горская
— А сейчас какие крестные ходы существуют у нас, в России? Мы сначала о России поговорим.
Г. Романов
— Хорошо, давайте о России. Всегда крестные ходы были праздничные и чрезвычайные, хотя название «чрезвычайные» — не совсем точный перевод с греческого, это крестные ходы, испрашивающие Божию помощь и в память о получении Божией помощи. Праздничные крестные ходы как раз больше соответствуют Западной традиции, как мы уже говорили, и совершаются в пасхальные праздники, в престольные праздники, на Вход Господень в Иерусалим, ходы на освящение воды. А памятные, общим названием «оградительные» крестные ходы должны совершаться, когда есть необходимость испрошения помощи Божии и благодарения за получение этой помощи.
Л. Горская
— Та традиция, которая у нас существует сейчас в России крестных ходов, это сохранённая традиция или возрождаемая? И существует ли — расскажите подробнее, пожалуйста.
Г. Романов
— Россия была сельскохозяйственной страной, поэтому все этапы земледельческого цикла освящались крестными ходами: и посев зёрен, и прорастание их требовало дождя, соответственно, ходили вокруг полей крестными ходами и просили дождя. Когда созревал урожай, то тоже ходили крестным ходом, чтобы урожай не погиб от саранчи или каких-то вредителей. И не только земледелие, но и скотоводство тоже требовало крестных ходов. Первый выгон скота весной — это происходило чаще всего на празднование Георгия Победоносца — сопровождался крестным ходом с окроплением святой водой скотины и молитвой, чтобы скотину не задрали волки. То есть необходимость в крестных ходах была постоянно. И эта необходимость всё время присутствовала, и, собственно, является этой традицией. Когда совершались крестные ходы, то можно прямо посмотреть — происходили какие-то угрозы или бедствия. Это крестные ходы в честь заболеваний не только скотины, но и эпидемий многочисленных.
Л. Горская
— Давайте всё-таки вернёмся в современность. Например, сейчас у нас существуют, вот просто из того, что я вспоминаю, не напрягаясь: Великорецкий крестный ход, протяжённостью около 150 километров; Елизаветинский крестный ход, потрясающий тоже по своей красоте в том числе, когда они там на плотах переправляются одухотворённо...
Г. Романов
— Да, это всё замечательно. Есть ещё... На самом деле это замечательная традиция, но они немножко разные. То есть традиционные крестные ходы, такие, как Курский, Великорецкий, крестные ходы по образу Великорецкого очень многие — оградительные, никольские крестные ходы. Есть оградительные ходы вокруг городов. Это традиционные крестные ходы, которые совершались и продолжают совершаться по подобию получения чудотворной помощи.
Л. Горская
— Вот расскажите о них: что там происходит, как они устроены внутри, что вообще движет людьми. Я знаю, что многие люди из года в год ходят. Для меня это вообще чудо: как может человек взять и пройти 150 километров в компании многих тысяч людей, которых он в первый раз видит. Я не понимаю этого, я думаю, что даже многие наши слушатели с трудом себе это представляют. Расскажите про людей!
Г. Романов
— Я могу вот конкретные примеры рассказать. Совершается совершенно замечательный ход в Екатеринбурге от Храма-на-Крови до Ганиной Ямы — это сейчас самый многочисленный крестный ход, который даже больше Великорецкого по численности. Начинается он с ночной Литургии в воспоминание убиения Царственных Страстотерпцев на площади перед Храмом-на-Крови и дальше проходит до монастыря на Ганиной Яме, где были обнаружены тела Царственных Страстотерпцев. Когда в этот ход ходит очень много верующих с молитвой о Божией помощи, с прошением простить за грех цареубийства и с прошением Божьей помощи каждому человеку, при этом действительно совершаются чудеса во время этого крестного хода. Я был непосредственным свидетелем, как несли ребёнка в этот крестный ход больного. Люди шли и пели «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных!» — это традиционное пение. И с каждым происходят во время крестного хода духоподъёмные, удивительные чудеса. Например, пенсионерка из Москвы, она сама из Екатеринбурга и сделала очень много дел, но считала, что она, конечно, не сможет пройти все километры этого крестного хода. И когда она прошла часть пути, там есть такое место у Семи Ключиков. Где стояли автобусы для тех, кто устал, и их забирали. И вот она, когда подошла туда, увидела, как две бабушки, одной за 70 лет, а другая ещё старше, освободили ей место на скамейке и сказали: «Ну вот мы уже отдохнули, теперь мы дальше пойдём». И она как бы устыдилась, решила дальше пойти. Прошла некоторое время, там ещё была возможность возвратиться обратно в Екатеринбург, тоже были организованы автобусы. И вдруг она увидела, что маленького ребёнка разули, потому что он натёр мозоли, и ласково так ему говорят: «Ну вот, натёр мозоли — ничего страшного, дальше в носках пойдёшь». И она опять прошла дальше. И уже когда под стенами почти-что находилась монастыря, где стояли автобусы, было у неё очередное искушение: сесть в автобусы, которые их уже ждали забрать после окончания крестного хода. И тут позвонили ей по телефону и сказали, что те, кто впереди шли, уже пришли и совершают молебен в монастыре. И так ей захотелось попасть на этот братский молебен, что она пошла и совершенно неожиданно для себя прошла весь этот крестный ход — и это было чудо. И таких чудес совершается очень много. Есть очень много чудес личных, когда человек чувствует Божию помощь, благодаря пребыванию в крестном ходе, и соборная молитва других помогает ему почувствовать себя частицей Тела Христова и частицей одной общей Церкви. И благодаря вот этому ощущению приходит Божия помощь, решаются беды, и совершенно неожиданно решаются, казалось бы, совершенно неразрешимые проблемы.
Л. Горская
— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». Здесь, в студии, Лиза Горская и Григорий Романов — кандидат исторических наук, заместитель главного редактора научного православного журнала «Традиции и современность», член-корреспондент Академии архитектурного наследия. Оставайтесь с нами — мы вернёмся через минуту!
Л. Горская
— В студии радио «Вера» Лиза Горская и Григорий Романов — кандидат исторических наук, заместитель главного редактора журнала «Традиции и современность», член-корреспондент Академии архитектурного наследия. Мы говорим о крестных ходах. Я бы хотела поговорить подробнее о книге, с которой вы к нам пришли, «В крестный ход идёт народ». Она очень красивая, и поначалу мне показалось, что это будет просто фотоальбом, благо крестные ходы — это очень богатое поле, если так можно сказать, для фотографов, потому что такие портреты людей, такие жанровые съёмки, которые фотографы привозят из крестных ходов, мало откуда можно привезти. Тоже, кстати, об этом можно отдельно поговорить. Наверное, потому что у людей какое-то особое одухотворённое состояние — у участников. И фотограф там, конечно, может, мне кажется, на персональную выставку наснимать в одном крестном ходе. И мне поначалу показалось, что это будет фотоальбом, потом я увидел, что здесь ещё картины, удивительные иллюстрации. И на самом деле вот эти потрясающей красоты иллюстрации сопровождаются достаточно ёмкими статьями, то есть это не фотоальбом. Что это вообще за жанр, что это за сборник, что это за книга?
Г. Романов
— Книга состоит из 12 очерков, посвящённых тому, зачем люди в крестный ход ходят. И также собраны впечатления, самые разнообразные впечатления участников крестных ходов, их радость от того, что они участвовали в крестных ходах, их планы, что они хотели и что они получили в результате этих крестных ходов. Потому что крестные ходы — это великое миссионерское дело. Например, алтайские миссионерские крестные ходы просто изменили жизнь Алтайского края, как в своё время изменили состояние жителей этого края ходы тех миссионеров, которые туда пришли. А сейчас совершение крестных ходов помогает очень даже людям, далёким от Церкви, найти точку опоры и веру в Бога. Сейчас, с одной стороны, совершаются традиционные крестные ходы, а с другой стороны, совершается очень много новых крестных ходов, например, в честь новомучеников и исповедников Церкви Русской. И среди этих крестных ходов совершенно удивительные есть крестные ходы, которые приобщают и помогают людям. Например, Елизаветинскйи крестный ход, в честь преподобномученицы Елизаветы Фёдоровны.
Л. Горская
— Расскажите, пожалуйста, про него подробнее. Мне это так близко. Я знаю, что это крестный ход совершенно необыкновенный — он осенью... Ну расскажите!
Г. Романов
— В честь преподобномученицы Елизаветы совершаются несколько разных крестных ходов. Это и 18 июля — в день убиения преподобномученицы и инокини Варвары, которая помогала и оставалась при великой княгине вплоть до самого конца.
Л. Горская
— Где они совершаются?
Г. Романов
— Эти крестные ходы совершаются в разных местах, где есть церкви в честь преподобномученицы Елизаветы. А самый такой известный — это Алапаевский, из Троицкого собора в Алапаевске, куда были помещены мощи преподобномученицы и князей, которые были убиены с ней. Потом крестный ход проходит мимо Напольной школы, где святые мученики находились в ожидании своей участи, и дальше проходит 18 километров до шахты, в которую были сброшены тела. Теперь на этом месте монастырь Новомучеников Российских. Но, действительно, самым таким необычным и полезным для молодёжи является Елизаветинский крестный ход в Подмосковье — из Ильинского в Усово. Он и затевался для того, чтобы помочь молодёжи участвовать в крестном ходе и тем самым прийти к Богу. Совершенно интересно основание этого крестного хода: он связан с осенним переездом семьи Елизаветы Фёдоровны и великого князя Сергея Александровича из летней резиденции в селе Ильинское в зимнюю резиденцию в Усово. И со своим скарбом каждую осень они перебирались туда. Приурочен этот крестный ход к дню святой Елизаветы — это именины преподобномученицы великой княгини Елизаветы Фёдоровны. И вот в ближайшее воскресенье к этим именинам совершается этот крестный ход из Ильинского в Усово. Он идёт по прекрасным местам, очень красивым, и на плотах переплывают через Москва-реку, дальше идёт мимо школы, которую устроила великая княгиня для детей местных жителей, и доходит до нового храма Спасского храма в селе Усово. Этот ход действительно привлекает очень много молодёжи и является миссионерским и одновременно оградительным крестным ходом, потому что когда узнали, что собираются разрушать родильный приют в Ильинском, который был основан великой княгиней, то на крестном ходе молились о спасении и преобразовании этого здания — ремонта и преобразования его в мемориальное место. Сейчас этот дом отдан под музей, то есть крестный ход испросил Божьей помощи, и помощь была оказана. Мне ещё хотелось рассказать, что неслучайно храмы ставили на самых высоких местах. Потому что крестный ход — это действительно шествие в Царство Небесное, чтобы показать красоту Божьего мира. Предполагалось, что этот мир создан замечательно Господом, и храм и вид на храм были прекрасны. И шествие к храму — это действительно шествие ко спасению.
Л. Горская
— В студии радио «Вера» Елизавета Горская. Здесь у нас в гостях ещё Григорий Александрович Романов — он кандидат исторических наук, заместитель главного редактора журнала «Традиции и современность». Вы когда заговорили о молодёжи, я вспомнила историю из своей юности. Она забавная, надеюсь, никого она не покоробит из наших радиослушателей. Маленького сына моих друзей в первый раз отвели в храм на Пасху. И когда он оттуда вернулся после ночной службы, мы спрашиваем: «Вань, ну как тебе?» — пять лет человеку. «Ну нормально». — «А что тебе больше всего понравилось?» — «Больше всего мне понравился крестовый поход с транспарантами!» — сказал Ваня, имея в виду крестный ход с хоругвями. Когда появились такие атрибуты, как хоругви? И обязательны ли они для крестного хода, если мы сейчас говорим о каких-то общих моментах?
Г. Романов
— Крестные хоругви появились при военных крестных ходах (это, правда, ещё было прообразом крестного хода) великого императора Константина. Он, получив знамения с небес в виде креста, велел нанести изображения креста на военные хоругви. И священник стал обходить его войско перед битвой с хоругвью, на которой было нанесено изображение креста. И после этого хоругви из военных ходов византийских императоров перешли в крестные ходы. Вообще, в народной традиции крестами называли и иконы, которые носили в крестных ходах, и кресты, и хоругви. И поэтому, когда какая-то беда надвигалась на деревню, то старейшие жители говорили: «Пора поднимать кресты».
Л. Горская
— По поводу крестов хотела с вами поговорить. У нас есть замечательный польский наш друг, зовут его Христофор Тарасюк. Я в своё время шутила, что всю жизнь мечтала познакомиться с настоящим польским Кшиштофом, познакомилась, и тот оказался Христофором. То есть он крестился как Христофор — православный человек, — и всё, просит называть его Христофором, никак иначе. Он удивительно талантливый, разносторонний человек, он работает в театре кукол. При этом он является членом экипажа российского фрегата «Штандарт» — это вот первенец Петра Первого. Тот, который ходит сейчас, это, конечно, реплика, но тем не менее вполне себе аутентичный парусник, ходит. Христофор, когда уходит в плаванье, берёт с собой крест деревянный и сообщает команде, что после возвращения, даст Бог благополучного, он пойдёт с этим крестом на Грабарку — это известное святое место в Польше, там православный монастырь, в народе называется «Гора Крестов» — тоже славная традиция с этим связана, сейчас вот об этом поговорим. И действительно, Христофор, когда приходит в гавань благополучно, он сначала едет на Восток Польши в Яблочинский монастырь — известный тоже православный польский монастырь. И оттуда пешком с этим деревянным крестом, а это более ста километров, наш друг идёт на Грабарку, где находится Марфо-Мариинский монастырь. И дальше, придя на эту Грабарку с крестным ходом, он этот маленький деревянный крестик прибивает к большому, который создаёт из двух больших берёз. И там у него уже целая берёзовая роща, на этой Грабарке, из его крестов, которые он привёз из плаванья фрегата «Штандарт». Человек молодой, как сейчас бы сказали, очень продвинутый и современный — он модный, он общается, он в театральных кругах и так далее. Для него эта традиция, мне кажется, самое важное, что у него в жизни есть. Это удивительно! Расскажите, пожалуйста, нам тоже про Грабарку, что за крестный ход идёт на эту гору — это же очень интересно!
Г. Романов
— Это монастырский крестный ход, который имеет тоже давнюю очень традицию. Там почти каждый несёт свой крест. И ношение своего креста — это такая вот традиция. На самом деле, в разных местах есть разные традиции. И эта традиция помогает ощутить свою непосредственную причастность крестному ходу.
Л. Горская
— Ой, да, извините, надо же было уточнить для наших радиослушателей, что люди, приходя с крестами на Грабарку, они их там оставляют.
Г. Романов
— Да. И получается гора крестов. В результате это место наглядно свидетельствует, сколько молитв и прошений к Богу было осуществлено за время этого крестного хода. Интересно, что этот крестный ход послужил примером для калининградских крестных ходов. Когда в Калининградской области молодёжь захотела совершать крестный ход, то в качестве образца они взяли именно шествие на Святую гору, где располагается этот монастырь. Дело в том, что там чудотворная икона. И явления этой иконы и воспоминаются этим крестным ходом.
Л. Горская
— Буквально пять минут у нас с вами осталось. И я бы хотела вернуться к замечательной книге, которая вот тут передо мной лежит — «В крестный ход идёт народ». Кстати в «крестный» или в «крёстный»?
Г. Романов
— В крестный!
Л. Горская
— «В крестный ход идёт народ». Она потрясающая по своей красоте, очень хорошо издана, в руки взять приятно. Наши радиослушатели, к сожалению, этого не видят. Что в ней? Как раньше говорили в школе, что должен понять читатель из этой книжки?
Г. Романов
— Эта книга помогает понять, зачем вообще ходят в крестный ход, и что даёт крестный ход тому, кто в него пошёл. В ней впечатления паломников о сотнях крестных ходов, о крестных ходах в честь новомучеников и исповедников российских; о распространении крестных ходов; о том, что крестный ход помогает решить очень многие проблемы: он старым способом борется против новых бед.
Л. Горская
— Интересная формулировка! Кстати, я вас, как специалиста, хотела спросить: как вы сами думаете, был или не был вот этот облёт то ли с Казанской, то ли с Тихвинской, то ли с Владимирской иконой Божией Матери то ли в декабре, то ли в ноябре 41-го года вокруг Москвы, после чего возник перелом, и наши войска перешли в контрнаступление? После чего, по преданию, грянули морозы, что парализовало живую силу и технику противника, и соответственно, мы смогли перехватить инициативу в битве за Москву.
Г. Романов
— Знаете, я целых несколько этих версий крестного хода — что облетали Ленинград с Казанской иконой...
Л. Горская
— Сталинград вроде тоже.
Г. Романов
— Да. Что Москва спаслась после облёта с Тихвинской иконой. Вот если вы в Тихвинскую церковь, которая на проспекте Мира, придёте, там вам просто покажут икону...
Л. Горская
— Скажут, что эта летала...
Г. Романов
— Да, совершенно верно. Потому что её знал лично товарищ Сталин и разрешил облететь с этой иконой. Опять же всё-таки документальных подтверждений этому нет, и не удалось найти. Хотя какие-то, наверное, упоминания и сам факт, что рассказы об этом облёте послужили невероятному поднятию духа у защитников Москвы, у защитников Ленинграда, которые стойко стояли против врага, зная, что Бог им помогает.
Л. Горская
— То есть рассказы об этом облёте появились тогда, а не потом, именно сразу.
Г. Романов
— Они появились именно тогда, потому что об этом участники этих событий рассказывали. Но именно документальных свидетельств самого этого полёта я не нашёл. Потому что, действительно, и Сталинград, и Москва, и Ленинград были освобождены — кто освобождён, а у кого снятие блокады происходило — после каких-то событий, связанных с Божией помощью.
Л. Горская
— Очень интересно, но я думаю, что мы поговорим в другой раз подробнее об этих всех историях. Сейчас наше время, к сожалению, подошло к концу. Напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». У нас в гостях был Григорий Романов — кандидат исторических наук, заместитель главного редактора научного православного журнала «Традиции и современность», член-корреспондент Академии архитектурного наследия. Всего доброго!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер