«Забота о родителях». Семейный час с Туттой Ларсен и протоиереем Артемием Владимировым (26.08.2017)

Поделиться

У нас в гостях был духовник Алексеевского женского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.

Разговор шел о почитании родителей и о том, какие обязанности есть у детей перед ними.

Тутта Ларсен

– Здравствуйте, друзья, вы слушаете «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в студии гость, старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, педагог высшей категории, член Союза писателей, протоиерей Артемий Владимиров.

Протоиерей Артемий

– Приветствую вас, дорогие друзья.

Тутта Ларсен

– Очень рада вас видеть, батюшка, и хочу с вами обсудить сегодня, как говорят сегодняшние молодые люди, к которым я себя причисляю, хочу обсудить с вами некий хайп, который поднялся в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) у одного из моих друзей на страничке. Ну для непосвященных объясняю, что хайп это такое, ну как сказать, ажитация и какая-то такая вот острая тема возникла, и все подхватили ее, стали друг с другом обсуждать. Речь шла об одном тексте, написанном молодым журналистом на одном из нынче очень модных таких вот порталов виртуальных СМИ. Текст назывался так: «Семь признаков того, что родители нарушают ваши границы». Текст был адресован не подростковой, а вполне себе уже зрелой аудитории, и речь там шла о том, что, значит, очень часто так бывает, что дети выросли, а родители по-прежнему относятся к ним как к детям и вмешиваются в их жизнь, и нарушают их границы, и вообще лезут к ним, значит, в душу. И там такие были смешные комментарии, потому что одни говорили... Там одним из пунктов в этом тексте были, там родители могут зайти в вашу комнату, залезть в ваш шкаф, прибраться на вашем столе без разрешения. А комментаторы говорили о том, да какое счастье, если родители приберутся у меня на столе, я им только спасибо скажу. Но, в общем и целом, несмотря на достаточно инфантильный тон этой статьи и ну несколько, наверное, тоже такую подростковую эмоцию во всех обсуждениях самой темы, мне кажется, что речь здесь все-таки идет об очень и очень важном и на самом деле довольно серьезном вопросе в нашей жизни. О почитании родителей и о том, как, став взрослым и живя своей жизнью, не перестать для своих родителей быть тем самым уважительным ребенком и сохранить с ними почтительные отношения. Потому что действительно иногда родители нам оставляют очень мало шансов на то, чтобы эту почтительность мы несли сквозь всю свою жизнь, увы...

Протоиерей Артемий

– Или, скажем, немного шансов оставляют.

Тутта Ларсен

– Немного шансов, да. А все же еще в Библии дана нам заповедь почитать отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы ты долго прожил на земле. И очевидно, что для христианина уважительное отношение к родителям это не просто какая-то буква закона, но и залог его и благополучия, и ну если можно так сказать, его успеха в собственной вере, в собственном духовном развитии.

Протоиерей Артемий

– Примем еще во внимание, что эта заповедь свято и нерушимо хранится многими древними этносами, которые не принадлежат к христианскому полю духовному. И я думаю, что вы действительно затронули очень важный нерв современной жизни, который может атрофироваться у современного манкурта и киборга, однако этот аневризм духовной аорты все равно грозит смертью душевной для человека. Я имею в виду, что каждому из нас дано какое-то шестое чувство, мистическое ощущение пуповины, связующей нас с родителями. Мы вошли в этот свет чрез их утробу, от родительского семени. Мы их кровиночки-слезиночки, мы осинки, отвалившиеся от апельсинки. Но как бы далеко ни откатились, как бы высок ни был наш суверенитет, видите, там и речь идет о пересечении государственной границы, о обстрелах в серой зоне, о вторжениях диверсионной группы в виде мамы в берлогу, где выросший ребенок на столе складирует и собирает какие-то огрызки. И, конечно, как священник я часто размышляю о судьбах людей, которые раскрываются у батюшки перед глазами, и для себя однозначно подтверждаю действенность заповеди, которую вы воспомянули. Какими бы ни были родители несовершенными в нашем представлении, сколько бы они не соответствовали нашей мечте о родителях комфортных, как бы трудно ни выстраивались дипломатические отношение Митрофанушки с его «предками» и «шнурками», не знаю, как он их называет, но для меня как священника очевидно, что если христианин умеет, пытается, старается своим великодушием, мудростью, какой-то жизненной кротостью снимать вот эти родительские стрессы, нейтрализовать наезды, сохранять теплоту, пусть тайную, признательности, благодарности, старается оставаться человеком, а не черепашкой ниндзя в отношении уже старенькой беспокойной мамы, которая в лучших своих намерениях считает, что кроме нее никто не понимает в моей жизни ничего. И вот это сохранение глубинного сыновнего, дочернего чувства, готовность прощать, мириться, пусть дистанцироваться, но не отчуждаться от родителей, и есть действенное исполнение библейской заповеди, привлекающей на душу, пусть совсем не святого и даже во многих отношениях грешного сыночка или дочки с характером Божественную благодать.

Тутта Ларсен

– Ну мы наблюдаем некую парадоксальную ситуацию. Если посмотреть на вообще то, как отношения с родителями и с предками выстраиваются в разных странах, то мы увидим, что чем цивилизованнее общество, чем оно более развито, тем раньше и ну как бы необратимее что ли рвется эта связь. То есть сейчас такое бережное и очень уважительное, почтительное отношение к старшим, равно как многодетность, например, да, это некий признак архаичного образа жизни, такого неразвитого общества. И чем общество цивилизованнее, да, там смотрите скандинавские страны, Соединенные Штаты Америки, тем рань детям принято выпархивать из гнезда и больше никогда туда не возвращаться, а старшеньких сдавать в пансионаты для доживания.

Протоиерей Артемий

– Я думаю, что мы сейчас не будем развивать побочную тему, которая нас уведет на три дополнительных эфира. Чего стоит термин «цивилизация», «цивилизованность»...

Тутта Ларсен

– Может быть, просто это почитание и уважение к старшим неактуально в XXI веке?

Протоиерей Артемий

– Чего стоит и термин «актуальность». Но смотря по плодам, вы знаете, как не пожалеть о тех временах, которые, может быть, нам совершенно незнакомы, о которых мы вычитываем из классической литературы, где встречаешь совершенно чуждые сюсюканья, сентиментальности свидетельства о единстве даже не двух, а трех поколений. Когда я узнаю о том, как где-нибудь архангелогородские крестьяне, никогда не бывшие крепостными, созидали, я видел эти избы с подклетями для скота внизу, с конюшнями...

Тутта Ларсен

– Ковчеги, да?

Протоиерей Артемий

– Ковчеги, совершенно правильно. И видел комнату для стариков, где дедушка занимает вообще роль патриарха. А молодежь за занавесочкой начинает строить свою жизнь, но прекрасно интегрируется в общий контекст этого семейного целого, это рода – для нас это почти что невероятно. Однако, выросши в Москве и будучи воспитанным бабушкой, я теперь реально сознаю, что тепло и любовь моей бабушки Любови дало мне путевку в жизнь. А вот сейчас, когда мама, всегда юная, молодая, сильная, умная, стала совсем немощной и старенькой, я чувствую живо всеми фибрами души ту пуповину, о которой говорю. И, конечно же, убежден, что перспектива жизни, поступательное движение по жизни, содействие в осуществлении моих не только духовных, но и земных чаяний связано с умением утешить сердце матери, оставаться с ней не просто в дипломатических отношениях, но чувствовать эту неразрывность уз. Вот только-только перед началом нашего эфира я посетил на проспекте Мира по просьбе дочки уже немолодой ее маму. Она едва-едва слышит, переболела после войны скарлатиной, слух у нее на грани. А потом, когда я ее причастил, и она крестилась дробно и благодарила, спрашиваю: «А сколько лет вашей мамочке Татьяне? – 98». Батюшки мои, 98 лет! И вижу, как дочка встретила священника совершенно по-старинному. Так как у меня на груди Святые Дары, то приведя меня к маме, она положила земной поклон – не мне, грешному, но воздавая честь Христу, Тело и Кровь Господни я приношу болящей маме. И, конечно, вот к нашей передаче, как будто почувствовал: мама уже совсем в креслице сидит, милая, такая, ну носик вниз, совсем сгорбленная, плохо слышит; но видно, что дочь не жалеет ни времени ни сил, она чувствует, что в этом комочке будущее ее рода. Есть, повторяю, какая-то непересекающаяся связь между нами и родителями, и само время, смерть подчас не властны ее разрушить.

Тутта Ларсен

– Очень вы затронули такую острую тему невольно, сами, может быть, этого не заметив. Вы говорили, меня воспитывали батюшка, родители все время работали. Но это реальность, в которой мы все сейчас живем. И, конечно, единая изба, в которой существует вся семья, а еще и скотинка, это ну действительно абсолютное прошлое. И я думаю, что сейчас есть люди, которые таким образом живут, но все-таки это очень большое исключение из правил. А мы все действительно живем в городе, мы все мотаемся, каждый по своим делам. И здесь очень сложно вообще выстроить-то коммуникацию с детьми, а не то что там у них какое-то уважение, какое-то почитание воспитать. Ну просто некогда иной раз здравствуйте друг другу сказать. И, конечно, вот в такой форме нашего взаимодействия с ними ничего удивительного нет, в том, что они вырастают и очень быстро уходят в самостоятельную жизнь. Но, может быть, и не стоит тогда этот медленный, такой размеренный, деревенский, средневековый образ жизни пытаться насадить на современную почву?

Протоиерей Артемий

– Это невозможно, безусловно. Но сердца остаются сердцами, и дети, и родители обладатели бессмертной человеческой души. И идя по жизни, оглядываясь назад, чем старше мы становимся, тем более осознаем какие-то собственные ошибки, ущербности в отношениях к родителям. И, безусловно, образ жизни, мысли изменился, однако человеческая семья, так как она задумана Господом, это факт нашего бытия. Мы все желаем себе счастья и здоровья, мы хотели бы видеть наших детей относительно послушными, по крайней мере, не хотели бы видеть в них маугли и гаврошей, сбегающих на канадскую границу. И моделируя будущее, мы должны понимать, что оно тысячью ниточек связано с нашим прошлым, с нашей биографией. Закон бумеранга: каков ты с родителями, какова гамма чувств, тебя наполняющих – в такой колер, возможно, и окрасятся мысли, и слова, и действия наших детей по отношению к нам.

Тутта Ларсен

– Вы слушаете программу «Семейный час» на радио «Вера». У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров, мы говорим о почитании родителей.

Протоиерей Артемий

– Как священник я очень часто бывают свидетелем драм ухода в мир иной родителей. И часто весьма сложные взаимоотношения связывают родственников. Но вот уходит, умирает отец или мать – практически нет случая, когда бы в осиротевшем взрослом человеке мгновенно не начался бы, иногда очень болезненный, процесс переосмысления всего, что было. Мы привыкли, что рядом мама, пусть и не всегда, может быть, адекватная в своих претензиях. Иногда у нас накапливается достаточный запас горечи и недовольства, есть победы, есть и поражения. Но все-таки находятся они где-то в шаговой доступности, те, кто породили нас. Едва лишь только родители уходят в мир иной, как будто бы обрывается какая-то пуповина, человек осознает себя в этом мире совсем иным. И в большинстве случаев негатив, который закрывал основное, существенное, касающееся заповеди о взаимной любви, растворяется в пыль и туман с кончиной отца или матери. Человек как будто бы вновь рождается для любви к почившим. И насколько горькими становятся воспоминания о каком-то конкретном худом слове, о какой-то ссоре, ненужном конфликте, недостатке широты и благородства, воспоминания о какой-то собственной скупости, черствости. Вот тебе не хватило времени посетить больную маму, посидеть у нее лишних пять минут. Не думать о секундах свысока – вот урок, который я вывожу из этих впечатлений. Не закрывать своего сердца от общения и всегда быть готовым частичку души отщипнуть для милых родителей, чтобы хоть как-то прогреть их такие иногда беспокойные и как будто вновь возвратившиеся в детство сердца. Бог наградит нас по их уходе сознанием того, что я хоть как-то пытался воздать долг, который, безусловно, неоплатен у нас перед родителями, хоть как-то пытался умножить ту любовь, которая сейчас редка, на которую так скупы, увы, наши души.

Тутта Ларсен

– Мы с вами уже говорили о том, что довольно часто родители очень затрудняют своим детям путь к почитанию, и любви, и уважению. Потому что наверное все-таки самого того факта, что эти люди дали тебе жизнь, немножко недостаточно для того, чтобы ну что ли прощать им какие-то жестокие вещи, которыми они иногда, сами того не желая, нашу жизнь наполняют. Бывает, что там родители разводятся, и папа не появляется в жизни ребенка вообще. Или бывает, что там родители воспитывают маленького человека в атмосфере какой-то жестокости и даже не физического насилия, а какого-то постоянного подавления. И человек просто вырастает и убегает из этой семьи, убегает из-под этой опеки, или из этого постоянного напоминания о том, что ты тупица и дармоед, и я тебя кормлю, а из тебя ничего не получится, и даже не оглядывается назад. И все-таки каков вклад родителя в почитание его его собственными детьми, когда они станут зрелыми и взрослыми людьми? То есть ведь это же все-таки какой-то не автоматический, мне кажется, процесс: вот я тебя родила, и ты меня почитаешь, да? Все-таки, наверное, от того, как я тебя вырастила и воспитала, зависит это уважение?

Протоиерей Артемий

– Безусловно. Святой Иоанн Златоуст, мудрец IV столетия, говорит о том, что мало родить. Он называет убийцами тех родителей, которые, дав ребенку биологическую жизнь, не предпринимают никаких усилий в становлении, нравственном воспитании ребенка. И в этом отношении, конечно, мы, родители, тоже сознаем себя, чем старше и де факто умнее, критичнее, самокритичнее мы становимся, конечно, осознаем многие и многие ошибки нами допущенные. Потому что работа, мир, труд, май – советская эпоха, – все для фронта, все для победы, при относительном ну не небрежении детьми, но спокойном перекладывании на плечи школы, профсоюзной, партийной общественности проблем по обхаживанию наших детишек – это, конечно, была большая ошибка той эпохи. Из таких-то поколений, не прогретых личной родительской любовью, и вырастают дети с изрядной долей прагматизма, скептицизма, какой-то холодности, в лучшем случае ограничивающиеся внешними знаками заботы о своих постаревших родителях. И, безусловно, идеал совсем в ином ракурсе. Вот я сейчас заканчиваю читать страшно интересную для меня книгу, воспоминания замечательной киноартистки до и послевоенного времени, это была звезда в числе первых, Татьяны Окуневской. Она из русской аристократии, она прекрасно владела речью, хороша собою, и популярность фильмов, в которых она снимались, зашкаливала, тем паче их смотрели миллионы. И прошла лагеря – смешное совершенно обвинение. Какая-то внутренняя эмиграция свойственна была этим людям. И вот еще раньше, чем она попала в эту систему, забрали ее папу. И ее отец, как я наблюдаю, образ отца прошел через всю ее многострадальную жизнь. Она вернулась и сохранила себя даже для сцены, не говорю для общения. И вот ее папа́, как она нежно его называла, человек еще царского воспитания, никогда не нарушал, с одной стороны, свободы ребенка, но всегда, как старший друг, расставлял акценты, что такое хорошо, что такое плохо, а самое главное, так волновался за будущность этой прекрасной внешне и очень сильной духом девушки. Он предвидел, что в ту эпоху мужчины просто будут, как какие-то горные козлы, смотреть на хорошенькую девушку, как трудно ей будет сохранить себя, не родись красивой... И вот этот вклад в ее жизнь отеческой любви, как я вижу, явился просто вертикалью для нее. Она уроки отца – по существу, рассталась с ним в 18 лет, – и в 25, и в 40 она знала назубок. Ну чего стоит хотя бы сцена, когда в лагере в 53-м году, при известии о смерти вождя, конвой, прибыв в барак, потребовал, чтобы все встали, отдав дань почтения почившему. Но у Татьяны Окуневской были свои счеты с человеком, перед которым она выступала и в царствование которого она потеряла почти всех своих сродников. И вот она лежит на нарах, не притворяется, что спит, смотрит на конвой и не встает. Это было равносильно получению второго срока. Но вот ее внутренняя честность перед самой собою, ее удивительное внутреннее мужество, которое она не афишировала, почерпнуто от отца. И я заканчивая свое впечатление о прочитанной книге, как раз и думаю о том, как современным родителям так и тонко подходить к ребенку, и вместе с тем не отпускать вожжей, чтобы лучшим, чем они, родители, владеют, делиться с детьми, чтобы дети вспоминали, как мы говорили, как мы поступали, собственным образом ненавязчиво детям показывая путь и дорогу в жизни. Я думаю, что это самая высокая задача, которую, к сожалению, редко удается нам осуществить в собственной жизни.

Тутта Ларсен

– Мы продолжим беседу через минуту.

Тутта Ларсен

– Вы слушаете программу «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров, старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства, педагог высшей категории, член Союза писателей. Говорим о почитании родителей. Мы с вами сегодня говорим такие важные вещи об уважении, о почитании, о послушании. А ведь это все, наверное, немножечко стоило бы как-то разграничить. Любовь это равно уважение? Или можно не любить родителей, но почитать их?

Протоиерей Артемий

– Высокая любовь, в чем она? И вообще в чем бы я для себя как христианин определил главный долг в отношении, скажем, мамы, если бы она у меня была далека от веры, а я сам сознавал бы себя христианином. Конечно, это чувство понимания, видения бессмертной души, которая облечена уже в немощную плоть. И как важно современным христианам, а часто ведь родители отстают в отношении воцерковления, помочь им пробиться сквозь коросту, брешь, заслоны тех заблуждений, которые они вынесли из детства, и в которых часто варятся, не будучи повинными в них. Помочь им найти и нащупать ниточку, соединяющую с Богом, попросту говоря, расположить их сердца к исповеди, к причащению, чтобы родительская душа задышала воздухом вечности. Любовь желает человеку не приятного только, но полезного. Иногда любовь, если родители – вы привели некоторые экстремальные примеры, – совершенно отчуждены от детей, проявляет себя как сострадание, жалость. Ну представьте себе ситуацию, скажем, родитель, который никогда не заботился о оставленной дочери, и вот она вновь увидела его человеком почти уже спившимся, потерявшим образ человеческий. Конечно же, и я знаю такие примеры, когда дети с христианским мироощущением, как ангелы вдруг являются в жизни тех, кто уже почти-почти стоит на пороге. И чувствуя ту мистическую связь, о которой мы говорим, помогают им, родителям, хоть как-то прийти в себя, окружают их какой-то трогательной заботой, иногда не в силах переменить будучи их умонастроение. В этом смысле, конечно, слово «почитание» немножко патриархальное, и часто весьма затруднительно какие-то внешние знаки этого почитания выказывать, когда, например, нас родители – бывает и такое – отторгают. Не поддаваться на провокации, не позволять, скажем, такой гиперактивной и не всегда доброй маме вбивать клин между сыном и дочерью, уметь как-то ограждать семью от ее настойчивости всем заведовать. Но вместе с тем не презирать, не загонять за Можай, делать все от нас зависящее, чтобы мама почувствовала, что у нее есть сын, который за нее переживает, который ее понимает, принимает, но блюдет ту границу, о которой изначала мы с вами сказали.

Тутта Ларсен

– Но сейчас, на самом деле, очень часто, даже если ребенок вырос в полной семье и вроде бы как его растили, о нем заботились, его кормили, может быть, там не били, не унижали, но какой-то сердечной, настоящей подлинной привязанности настоящей любви между ним и его родителями не остается, почему-то ее нет. В такой ситуации не будет ли лицемерием делать вид, что ты все равно привязан, уважаешь, почитаешь? Может быть, проще как-то отойти и жить своей жизнью, это будет честнее, нет?

Протоиерей Артемий

– Делать вид вообще не нужно, мы не актеры, а жизнь это не сцена. Хочется только сказать, что чем человек становится глубже как христианин, чем более он молится Создателю своему, желая, по возможности, вокруг себя жизнь из первого круга ада превратить в начаток рая, тем больше хочется поучаствовать в ближних, помочь им. И вспомним, что Христос пришел в этот мир и взошел на Крест, раскинув Свои объятия со Креста, Он обнял все человечество, которое было в откровенно враждебном к Нему отношении. Еак говорит апостол Павел, Он умер за нас, злых и неблагодарных и всех приобрел Своей сострадающей любовью, Его жертва и воскресение всех привлекли к Нему. В этом отношении мы действительно часто бываем не вполне понятыми, не всегда наши добрые инициативы имеют своим плодом благодарность со стороны людей, нами как будет благодетельствуемых. Но если вести речь о христианском сердце, оно должно быть раскрыто, оно должно быть источником тепла. Сегодня, я и как педагог это скажу, в моем представлении, вот у нас и 1 сентября на носу, главная задача учителя, скажем, в отношении детей, помимо всяких электронных учебников, чуть-чуть прикоснуться к струнам человеческих душ, особенно тех зайчиков, которые подморожены домашней ситуацией, сделать мир слегка более светлым и теплым для них. Думаю, что примерно то же самое мы должны испытывать и чувствовать в отношении наших родителей. Вот совершенно юное существо, цветущее здоровьем, загорелое, светлое, милое, мама, у меня всегда ноги несут, как 96-летнего батюшки, в общении с такими симпатичными ведущими. А знаете ли, когда вам уже за седьмой десяток, и если вы утром проснулись, и у вас ничего не болит, то это значит, что вы еще не проснулись, либо уже умерли. Вот эти телесные немощи, вот эти хвори, когда каждый сустав скрипит, словно старая уключина, когда ой, жизнь моя кончается, сейчас я упаду, идет бычок шатается. Как важно, чтобы в жизни людей были те люди, которые хотя бы внутренне представляют себе: ах, как непросто нести этот жизненный крест. Бороться со слабым зрением, когда, знаете ли, вам подарят райское яблочко, а прожевать-то его нечем. А, может быть, и есть чем, да вы не можете найти стакан, в который опустили вчера челюсть – простите за такой натурализм. И думается, что последние десятилетия нашей жизни все-таки очень напоминают первое десятилетие жизни, когда ребенок нуждается преимущественно в тепле и внимании со стороны взрослых, когда он не может без их помощи ни научиться говорить, ходить и есть. И поэтому, дай Бог, дорогие радиослушатели, чтобы и в нашей жизни, когда нам будет за 85, не перевелись те светлячки и солнечные зайчики, который будут бескорыстно делиться с нами, ну если не своей любовью, то, по крайней мере, помогать нам отправлять жизненно важные функции. Пустячок, а приятно.

Тутта Ларсен

– Но, кстати, в этом кроется и проблема. Действительно, что старый, что малый. Очень часто мы сталкиваемся с тем, что наши взрослые начинают вести себя, как дети – капризничать, требовать полного какого-то вообще погружения в их заботы и проблемы.

Протоиерей Артемий

– А иногда пытаются управлять.

Тутта Ларсен

– Управлять, да. И вот ну здесь как-то невольно все равно возникает некое желание выстраивать границы. И вот для меня до сих пор не очень понятно, где граница между ну там вторжением в мою частную жизнь и почитанием, и уважением. Опять же послушание – что это такое? Я должен позволять своим родителям вмешиваться в мою личную жизнь: выбор мужа, профессии, круга общения, друзей, там образа жизни из уважения к ним? Или все-таки это моя уже какая-то среда обитания, куда я не хочу или не могу их впустить, но это не является неуважением?

Протоиерей Артемий

– Вопрос, я думаю, очень актуальный для многих наших внимательных радиослушателей. И здесь, конечно, нужно провести демаркационную линию между служением ближним и человекоугодием. Человекоугодие – какой-то ложный образ отношений, когда мы, по существу, подыгрываем чужим страстям: своеволию, самомнению, себялюбию, капризам. И, таким образом, разрушаем, а не созидаем. Потому что человек, перед которым мы прогибаемся, интуитивно или инстинктивно берет уже над нами власть, садится сначала на плечи, потом на голову. И в результате еще одной истеричкой – если речь идет о дочери, которая не выдерживает этого пресса, или психопатом, если речь идет о сынуле, которого родители просто сплющили, – становится больше. И напротив, служение. Безусловно, должна речь идти о границах. Я часто вспоминаю, что свобода иногда толкуется как «свой обод» – есть какая-то круговая черта, какие-то ограничения, которые я налагаю на себя самого. И, с другой стороны, не позволяю ближним нарушать вот этот мой суверенитет. Я думаю, что уж если не усложнять наш разговор, дети должны прежде всего поставить перед собой задачу сохранять мирное, спокойное сердце. Не удивляться никаким провокациям, никакому всплеску чувств, брызгам шампанского или просто излиянию лавы, должны стоять на капитанском мостике и трезво оценивать ситуацию. Если моих старичков явно искушает какая-то страстишка – раздражительность, смешанная с унынием, ни на чем не основанное брюзжание, – вспомним, как мы воспитываем наших детей: «Ну, Машенька, ну уж совсем некрасиво, у нас так не принято. Давайте успокоимся, подождем, через пять минут постараемся пообщаться уже в новом качестве, с улыбками». И, конечно, мудрый сынуля, повторяю, должен всегда чувствовать, когда родительская инициатива становится наказуемой, то есть разрушительной для мира семьи. Уметь, не обижая, чуть-чуть, нежненько так вот дистанцироваться. И это большое искусство. Я думаю, что только на опыте каждый из нас, а у каждого свой собственный опыт. Для меня, кстати, неоценимым является фактор молитвы. Потому что когда мне не хватает душевных сил, я не нахожу нужных слов, не знаю, как разрулить ту или иную ситуацию – говорю сейчас не об отношениях с родителями, а вообще общении с людьми, – конечно, внутреннее просишь: Господи, вразуми, настави, помоги. И еще неспешность. Не спеши рубить сплеча, обухом топора разрешать проблему. Чуть-чуть подожди, чуть-чуть дистанцируйся, немножко подумай. Мозг должен быть холоден, а сердце тепло. Когда ты позволяешь втянуть себя в какой-то конфликт, когда ты действуешь нерассудительно, поспешно, всегда потом приходится жалеть о необдуманном слове или действии.

Тутта Ларсен

– Вы слушаете программу «Семейный час» на радио «Вера». У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров, мы говорим о почитании родителей. Если нам самим так сложно с нашими родителями выстраивать отношения, то как же нам научить детей почитать нас? Ведь есть такое мнение, что вот ну почтение, уважение обязательно должно быть связано со страхом. И ребенок, он должен бояться обидеть маму, рассердить папу, и вот это собственно есть почитание и уважение. А мне, например, сложно с детьми выстраивать это, ну я не могу выстраивать отношения со своими детьми на уровне страха. Наоборот, мне хочется с ними дружить, а здесь недалеко до фамильярности какой-то. И вот я не уверена, что мне нужно такое уважение, чтобы дети у меня на цыпочках ходили и боялись лишний раз там дверью скрипнуть. Хотя здесь есть перегибы какие-то, да, иногда они, что называется, теряют берега и забывают, что они общаются со взрослым, а не со своим сверстником. Как выдержать этот баланс педагогический, я не понимаю.

Протоиерей Артемий

– Да, ну боязнь боязни рознь. Если я люблю человека, я боюсь потерять единство с ним. И мной движет совсем не животный страх, что меня нагайкой хлестнут по ляжке, а нечто иное, высокое и подлинное. И, конечно, сегодня, вы правы, найти царский путь, золотую середину гораздо легче на словах, чем на деле. В связи с почитанием родителей, может быть, неплохо было бы сказать и упомянуть вот о чем. Мне кажется, что дети должны своим детям преподавать какие-то уроки бережного отношения к их бабушкам и дедушкам. И когда мы просим детей приготовить какой-то подарок бабушке на ее день рождения или обращаем внимание на то, что бабушка с трудом ходит, и надо поскорей принести ей то или иное в ее комнату – когда дети от нас учатся, и мы им делегируем часть своих забот о пожилых людях, это очень продуктивно и очень полезно. Мне как священнику приходится, редко, но приходится встречать замечательные примеры. Внук, отроческий возраст у него, привык заботиться о бабушке. Родители, по тем или иным причинам, отсутствуют и, может быть, несколько дней, и вот он, как взрослый, пользуясь какими-то заготовками, бабушке приготовит там салатец или подогреет кашку, да сдобрит маслицем. Вот такое облечение обязанностями маленького человечка, которому родители доверяют весьма важную часть своих дел, это очень здорово. Это делает наших детей взрослыми по уму, учит их не сосредотачивать на себе окружающих и дает им познать, как сладко, как приятно, как благородно служить. Потому что, служа, мы растем, мы меняемся. Впрочем, конечно, довольно трудно организовать это искусственным образом. И еще, наверное, хотелось бы сказать, что родителям нужно бы больше разговаривать со своими детьми, больше апеллировать к их рассудку, к совести. Нам легко выяснять отношение детей к тому или иному поступку – мне как батюшке этот прием очень нравится. Потому что родители часто приводят провинившихся детей или батюшке заранее круг проблем обрисовывают, прежде чем маленький грешничек подойдет к нему. Но и я позже понимаю: ну не для того же привели ко мне перед 1 сентября мальчика, который перестал слушаться свою маму, чтобы я сейчас обрушил на него каскад возмущенных реплик, тем паче мальчик сам пришел ко мне, неужто я буду его ругать? Поэтому совершенно меняю тон, дарю какой-то подарочек заготовленный, глажу по головке. Ну и потом, получив досье и узнав о всех негативных сторонах его жизни, говорю: ну вы знаете, если он ругается непотребными словами на младшего братика (сейчас, к сожалению, это сплошь и рядом, какой-то язык грузчика, самая грязная лексика вдруг на устах еще невинного отрока), наверное, он думает, что это очень хорошо? У тебя, наверное, сформировалось такое убеждение, что ты помогаешь братику, ругаясь на него матерными словами? И вот так подходишь – ребенок мотает головой, чувствует, все-таки не обезьянка, что такое хорошо и что такое плохо. И я в этом смысле предпочитаю никак не давить на психику, но потихонечку, таким сократовским методом, вот этими вопросами, доброжелательным отношением к ребенку, к которому я отношусь почти как к взрослому, потихонечку докопаться до его нравственного чувства. В этом отношении наш век, конечно, очень экономичен, очень скуден. И часто родителям в голову не приходит, что преимущественно нравственный мир ребенка развивается через вербальное, словесное общение. Хватило бы времени, оставив позади всякую раздражительность и негодование, научить ребенка общаться с тобой и вот так его разговорить, чтобы он сам для себя хоть как-то сформулировал программу жизни.

Тутта Ларсен

– Мы с вами уже перешли в такую плоскость практических рекомендаций, мне это очень нравится. И если мы говорим об общении, то ведь нашим родителям оно нужно не меньше, чем детям. И, может быть, мы перечислим какой-то конкретный, практический список того, как должно выглядеть почитание родителей в реальности. То есть, наверное, мы им должны регулярно звонить, справляться об их здоровье, приезжать к ним в гости, с ними общаться.

Протоиерей Артемий

– А еще немножко рассказывать про самих себя. Вот я посещаю свою маму, ей сейчас 86 лет, она малоподвижна, хотя дух ее бодр. И мы как-то уже об этом говорили, да повторение мать учения. Мамочка не очень хорошо слышит, хотя у нее ясный ум. И я понимаю, благо психология учителя и священника в этом, конечно, помогает, не слыша от нее каких-то откровений, я буду ей рассказывать больше про себя: как у меня прошел день, как я себя чувствую, какие у меня планы, какие у меня маленькие радости, маленькие огорчения. Но об огорчениях дозировано, потому что родители принимают все близко к сердцу и начинают волноваться из-за сущих пустяков. И в этом отношение, такое исповедальное, мудрое, теплое общение с пожилыми людьми самоценно. Они и успокаиваются, и чувствуют эти ниточки, от сердца к сердцу, от уст к устам, они просто становятся счастливыми от трехминутного разговора. Но здесь, конечно, важно не механически выбалтывать то, что на ум придет, а еще включать сердце, еще влагать частичку души. Потому что радиоприемники вещают и трещат без конца, как и телевизоры, но из них не идет человеческого тепла.

Тутта Ларсен

– А если говорить о человеческом тепле, мы работающие люди, и не всегда есть время даже на самих себя, не то что там на ближнего, на родителя, а потом у кого-то еще маленькие дети. Ну то есть ты не можешь всегда находиться с родителем...

Протоиерей Артемий

– Безусловно.

Тутта Ларсен

– Особенно если он старенький, немощный. Является ли грехом нанять сиделку или, например, отправить человека доживать свой век в богадельню? В дом престарелых – давайте красиво это назовем, где за ним надлежащий уход, где есть некий круг общения, который может поддержать его интересом каким-то общим.

Протоиерей Артемий

– Относительно первого вопроса, сиделки, то есть человека, который будет 24 часа в стуки рядом, когда этого требуют обстоятельства, безусловно, все это оправдано. Потому что мы боимся: мама может упасть или мама забудет выключить газ. И в этом смысле, я бы и рад находиться рядом, но это невозможно по многим параметрам. И здесь, конечно, смущаться нисколько не нужно. А уж что говорить о ситуациях, когда родители уже слегли, и мне же нужно все-таки отлучаться и на работу, и по общению с детьми – тут совесть все подскажет. Относительно переселения родителей в какой-то дом престарелых...

Тутта Ларсен

– Пансион.

Протоиерей Артемий

– Нужно сказать, что я знаю хорошо современную ситуацию, сейчас, благо, появились, может быть, не всем это доступно, но появились такие дома, иногда они частные, иногда это какие-то маленькие такие учреждения с человеческим лицом...

Тутта Ларсен

– Как гостиница?

Протоиерей Артемий

– Нет, речь идет о небольшом учреждении, где подобран тщательно персонал. Но тоже будем различать ситуации. Если речь идет об остром, скажем, психическом заболевании, когда нужно организовать такой прием лекарств, нужен контроль. Вы знаете, бывают какие-то маниакальные комплексы, ну крайний случай, суицидальные наклонности или еще что-то – вы просто не можете ручаться, что собственными силами вы сумеете обеспечить вот этот контроль...

Тутта Ларсен

– Ну есть болезнь Альцгеймера, когда человек вообще забывает, где он находится, и тоже тогда за ним нужно 24 часа в сутки наблюдать.

Протоиерей Артемий

– Да. Вот в этом смысле, не будем, знаете ли, голословно осуждать детей, когда в таких клинических случаях они, заботясь о своих милых старичках, идут на подобные жертвы. Но это, безусловно, не исключает, а предполагает их сердечного участия – частых посещений, чтобы родители не почувствовали себя брошенными, одинокими. Как ни проявляй внимание о вас специально обученные люди, все это не родственники, и здесь сердце нам всегда подскажет, чтобы не было мучительно больно за сознание, что мы лишили родителей собственного, личного участия и любви. Но, с другой стороны, конечно, у меня перед глазами замечательные случаи, а их, конечно, немало, русская душа широка. И я вспоминаю такие семьи, где мамочку настолько боготворили, в хорошем смысле слова. Она уже, может быть, не в полноте сознания, но находилась дома, и ее дочка, уже немолодая женщина, уже с внуками, она перестилает ей ежедневно постели, уже стала сама опытной...

Тутта Ларсен

– Сиделкой.

Протоиерей Артемий

– Медсестрой. Вот буквально я вижу, что такие мамы, они просто живут любовью своих дочерей. Вот сейчас две таких старушки ушли в мир иной, мои прихожанки. И их дочери, вопреки прогнозам врачей, вот таким тщательным уходом и любовью буквально держали здесь мамочек своих на белом свете. И в этом какой-то элемент чуда, потому что медицина это одно, диагнозы и прогнозы это второе, а реальная ткань живой жизни, реальный уход и любовь деятельная это третье. Конечно, когда уходит близкий человек, вот христианское сердце всегда ищет в себе вину. Знаете, вот одна милая женщина, может быть, она меня сейчас слушает, ухаживала десятилетия за мамочкой уже немощной, как раз болезнь Альцгеймера, что-то такое. И вот совершенный кризис в здоровье мамы, приезжает очередная «скорая помощь»: срочно госпитализация, срочно! И она не могла не отдать маму, а через сутки там мама скончалась. И: «Батюшка, что я наделала? Своими руками я отправила маму на тот свет! Зачем я ее отдала?! Она так хотела быть среди родных стен!» А вот я ей говорю: «Милый, ну Боженька взял мамочку (я ее причащал накануне), она как райский такой уже, птичка райская. Умерите вашу скорбь, давайте помолимся о ее упокоении. А вот не отдай вы маму, вопреки требованию врачей, и скончайся мама у вас на руках – вы бы себя казнили за то, что лишили маму реанимации и прочее и прочее». Вот эта драма жизни всегда присутствует, уход это всегда тайна. И как бы ты ни трудился, сколько бы любви ни изливал на ближних, всегда есть, за что себя укорить.

Тутта Ларсен

– Ну как-то на этой ноте я вынуждена заканчивать нашу беседу. Но мне кажется, что, с другой стороны, сколько бы ты ни проявлял заботы и любви к своим родителям, ее все равно никогда не будет слишком много.

Протоиерей Артемий

– Безусловно. Как говорил отец Алексий Мечев, праведный батюшка первой трети XX столетия, а он обладал даром любви, обнимающий всю вселенную или всю Россию, говорил об одном: мы будем жалеть, когда приблизимся к исходу, что мало любили. «Учитесь насаждать любовь, как сад», – пишет одна поэтесса. В этом смысле апостол Павел дает нам такой завет: не будьте ничего должны друг другу, кроме взаимной любви. Ну а нам с вами, конечно, известно, что любовь животворит, любовь воскрешает, любовь соединяет и здравствующих, и усопших, любовь продлевает годы жизни нашим родителям. Наша сыновняя, дочерняя любовь это светлая сила, которая будет вести нас по жизни и сделает нас счастливыми. И я очень рад, что наша передача, тема сложная и непростая, думаю, каким-то добрым импульсом отзовется в сердцах наших слушателей.

Тутта Ларсен

– Спасибо огромное. Это был «Семейный час» на радио «Вера». У нас в гостях был протоиерей Артемий Владимиров.