...Однажды, в другой нашей программе – в «Рифмах жизни» – я читал стихи прекрасного русского поэта, Игоря Меламеда, чья удивительная земная жизнь, длившаяся пятьдесят три года, закончилась весной 2014-го.
Поэта и эссеиста, друга своих друзей, отца, мужа и – непременно скажу это здесь – долгого страдальца (последние годы он мучился тяжелейшими болями после позвоночной травмы) отпевали в храме святого благоверного царевича Димитрия при Первой Градской больнице, чин погребения совершал священник (и поэт) отец Константин Кравцов, который за несколько лет до того крестил усопшего. Стояла Великая Суббота. «Вот – гроб Господень, – сказал отец Константин, глядя на не погребенную ещё Плащаницу Христову. – И вот – Игорь. Он рядом с Христом».
Вослед поэтическим книгам Меламеда – «Бессонница», «В черном раю» и последней, прижизненной – «Воздаяние», – вышел, посмертно, сборник его статей и эссе «О поэзии и поэтах». Вот там, уже не вдохновенно-стихотворным, но раздумчивым читательским голосом, он заговорил с нами – оставаясь на привычном ему литературном поле – о самом главном, о том, что не пишут (а если пишут, то редко) – в аналитических исследованиях о словесности.
Он заговорил о Промысле, об Истине, о Благодати.
«…Благодатная истина не имеет ничего общего с истинами просветительскими. Христос приходит к неграмотным рыбакам, сатана является к Фаусту. Паскаль отвергает “Бога профессоров” во имя “Бога Авраама, Исаака и Иакова”. Пушкин с горечью замечает:
"Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран”.
В терминологии нового времени самое, пожалуй, бессмысленное выражение – “поиски истины”. Это всегда и наиболее бесплодное занятие.
Тому, кто обрел Христа, больше нечего искать. Самое трудное отныне – не потерять Его.
Даже мудрый Розанов постоянно пенял “сладчайшему Иисусу” за то, что христианство – религия страдания. Но он окончательно принял Христа не в умствованиях “за нумизматикой”, а в нищете, голоде, предсмертной скорби. Либеральному сознанию и вовсе не понятно, отчего “блаженны плачущие”. Поэты в этом отношении гораздо прозорливей: “Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…”. Поэты интуитивно знают, что божественный свет лучше всего виден из черного туннеля».
Фрагмент из обширного исследования Меламеда под названием «Поэт и Чернь» читал поэт и друг Игоря – Михаил Иверов, который своим добрым житейским и душевным участием постоянно скрашивал и наполнял трудные игоревы месяцы и недели, помогая старшему товарищу учиться жить в новых, почти невыносимых для обычной жизни условиях бытия…
Сами названия статей Меламеда – «Отравленный источник», «Я не люблю иронии твоей…», «Варвары», «Искусство красить заборы», «Совершенство и самовыражение» и помянутая – «Поэт и Чернь» уже сообщают нам о том, на уровне какой планки пойдет разговор об искусстве, о литературе, и, прежде всего о поэзии.
Читая эту удивительную, прямо скажу – отважную, мужественную книгу я жалел об одном, что не совпало стать её читателем приснопамятному Михаилу Дунаеву, богослову и автору труда «Православие и русская литература».
Дорога Игоря к вере неуклонно прорастала повышенной точностью его поэтического и читательского слова. Так, к давним мыслям о благодати (о том, что приближение к ней не связано с пресловутым «совершенством» и «мастерством»), прибавились ценнейшие размышления о тайне Божьего Промысла. И все это оказалось увязанным с поэзией, как высшей формой человеческой речи.
Книга эта оказалась чуть ли не первым публичным исследованием о стихах, сделанным человеком, вышедшим из широкого, так сказать, секулярного литературного пространства и вошедшего в пространство духовное. Как он открыл для себя – единственно верное. Это отражалось на всем, даже когда рассуждал о «боковых», казалось бы частностях, например, о явлении патриотической лирики:
«…Традиция высокой патриотической лирики в нашей поэзии фактически прервана. Более того, существует как бы негласное либеральное табу на стихи о России. Да и само слово “русский”, где возможно, политкорректно заменяется на “российский”. Эти либеральные фобии своими корнями уходят отчасти в советские времена. В брежневскую пору “свободомыслящий” пиит считал для себя зазорным воспевать отечество. Потому что в перечне гражданских тем стихи о Родине (с ненавистной Набокову прописной буквы) через запятую стояли со стихами о партии, шпалах БАМа и прочей идеологической дрянью. Для дебютанта такие вирши были обязательным “паровозом”, вывозящим всю подборку, печатавшуюся в престижной центральной прессе.
Русская тема словно была отдана на откуп графоманам консервативного направления. Бывали, разумеется, замечательные исключения и невероятные прорывы. Достаточно вспомнить Николая Рубцова, поднявшего патриотическую лирику на классические высоты…»
Хорошо сказал во вступлении критик (и давний) друг Меламеда Павел Басинский. Обмолвившись, что кому-то эти статьи возможно и не понравятся, Басинский уточнил, что они – результат собственного поэтического опыта, а не просто случайные интеллектуальные упражнения автора.
«…Он излагает нам законы того поэтического государства, за которое он отдал жизнь».
Какое точное, и какое редкое определение в нашей сегодняшней литературной действительности.
6 июля. О вере сотника

В 8-й главе Евангелия от Матфея есть слова сотника, обращённые ко Христу: «Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой».
О вере сотника — священник Захарий Савельев.
Сотник не говорит Спасителю, чтобы Он пришёл и совершил чудо. Он не требует физического приближения чудотворца к своему слуге. Настолько вера в нём велика и крепка, что он, не оставляя своей веры, сам приходит ко Спасителю, уделяет этому время, силы, но при этом не требует, чтобы Бог пришёл к нему.
Он настолько уверен, что достаточно только одного божественного желания и слова для того, чтобы человек исцелился. Вот эту веру Господь ставит нам всем в пример.
Подобные евангельские эпизоды периодически встречаются, когда мы видим, что Господь только одним Своим словом или божественным действием исцеляет и совершает чудеса.
И мы обязательно должны своей верой подражать примеру этого сотника, примеру этой веры.
Все выпуски программы Актуальная тема
6 июля. О почитании и иконографии святого праведного Артемия Веркольского

Сегодня 6 июля. День памяти праведного отрока Артемия Веркольского.
О почитании и иконографии святого — протоиерей Артемий Владимиров.
Ангел послушания — так иногда у нас на Руси называют праведного Артемия Веркольского, святого отрока Архангельского края.
Многие знают, что в Москве, где ныне стоит вестибюль метро «Новокузнецкая», был храм святой Параскевы Пятницы с приделом во имя отрока и чудотворным источником, вода которого до сих пор сочится и просачивается на мраморных стенах станции метро «Новокузнецкая».
Интересны иконы святого Артемия с боковыми клеймами по контуру большой иконы, но не менее интересны и те иконы, где на одном поле изображены разные планы земного бытия отрока. Вот он молится в тиши, а вот он бездыханным падает на пашню во время внезапно разразившейся грозы, а вот ангелы его светлую, чистую душу возносят на небо, поставляют пред лицом Божьим.
Эта разноплановость говорит о том, что времени нет у Всевышнего, и наш бессмертный дух, покуда находится в теле, вместе с тем открыт взору Божьему, а благодать, крещение, сообщённое нам в таинстве, делает дух причастным к вечности.
Все выпуски программы Актуальная тема
6 июля. О грехе и возможности его преодоления

В 6-й главе Послания апостола Павла к римлянам есть слова: «Возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем».
О грехе и возможности его преодоления — игумен Лука (Степанов).
О каком грехе говорит апостол? Конечно, о первородном, о том грехопадении, которое сделало необходимым Господу ограничить жизнь человеческую в устроенном Им мире.
Человек избрал худшее и был удалён от возможности вкушения древа вечной жизни, поскольку он мог уподобиться самим бесам в расположении ко злу, поскольку повреждение, которое человек приобрёл после грехопадения, необходимо было врачевать уже новыми, радикальными средствами, главное из которых — это будущее Боговоплощение, явление нового Адама.
А для человека потребовалась узда смерти, которая неизбежно вела его к смирению, к исповеданию Господню, к покаянию.
И такими необходимыми мерами Господь ограничивает нас, но при этом и обнадёживает нас, ибо Его дар, Его воплощение, как нового Адама, сообщить всякому, приобщающемуся к Его жизни, к Его бытию, к Его святости, и ту вечную жизнь, которая при грехопадении была человечеством потеряна.
Все выпуски программы Актуальная тема