Поделиться
Великий Новгород, во время Шемяки, неоднократно оказывал последнему покровительство... Поэтому, управившись с Можайским князем, Василий двинулся в 1456 году и против Новгорода... С ним вместе шли все князья и воеводы со множеством войска…
Остановившись в Яжелбицах, великий князь выслал к Руссе князя Ивана Стригу-Оболенского и Феодора Басенка.
Захватив в этом городе богатую добычу, воеводы отпустили главную рать назад, а сами поотстали с немногими боярскими детьми; вдруг перед ними неожиданно показались пятитысячное Новгородское войско. Храбрые Москвичи, которых не было и двухсот человек, решили, что лучше всем погибнуть в честном бою, нежели бежать. ... При этом, видя на Новгородцах крепкие доспехи, они стали стрелять по их лошадям, которые начали беситься от ран и сбивать своих всадников. И вот, двести Московских людей одержали решительную победу над 5.000 Новгородцев, и взяли в плен их посадника...
Вслед за этим успехом, к великому князю в Яжелбицы прибыл из Новгорода владыка Евфимий и стал усиленно просить мира. Василий Темный согласился на него, но взял 10.000 рублей выкупа и, кроме того, поставил условием, чтобы впредь вечевым грамотам не быть, а печати быть великих князей Московских. Кроме того, Новгород обязался ... не давать пристанища его врагам…
После Новгорода, Василием была приведена в порядок и Вятка, населенная Новгородскими выходцами за то, что она всегда стояла на стороне Московских врагов и постоянно воевала с великокняжеским городом Устюгом.
Иначе сложились у великого князя отношения со Псковом. Псковичи всегда помнили, что Москва их верный союзник против Немецкого засилья. В 1460 году они отправили Василию знатных послов с подарками и били ему челом ... «Обижены мы от поганых Немцев», — говорили послы — «водою, землею и головами; церкви Божии пожжены погаными на миру и на крестном целовании». На это великий князь обещал оборонять Псков от Немцев, как делывали отцы его и деды, и вскоре послал к ним наместником сына своего Юрия.
Княжества Тверское и Рязанское во время Шемякиной смуты постоянно колебались между Москвой и Литвою, но затем, как мы видели, Тверской князь Борис примкнул к Василию, сосватав свою дочь за его старшего сына — семилетнего Иоанна. Рязанский князь Иван Феодорович, видя что Москва берет верх над Шемякой, тоже примкнул к ней и, умирая в 1456 году, отдал своего восьмилетнего сына на руки великому князю Василию. Последний перевез малютку к себе в Москву, а в Рязань и другие города княжества послал своих наместников.
Во время Василия Темного, кроме царства Казанского, окончательно образовалось из Черноморских улусов и ханство Крымское, где стал царствовать род Гиреев; это было новое грозное разбойничье гнездо, причинившее впоследствии немало бед Русской Земле, первоначально же направлявшее свои хищные набеги, главным образом, на Литву.
Со стороны Литвы за все время великого княжения Василия, несмотря на тяжелое время Шемякинской смуты, не было враждебных действий по отношению к Москве.
Причинами этому были те сложные и подчас тяжелые обстоятельства, которые в это время переживало само великое княжество Литовское. Мы видели, что Ягайлой и Витовтом была подписана так называемая Городельская Уния, по которой все Литовские паны, принявшие Латинство, были сравнены в правах с Польскими. Они плотным кольцом окружили Витовта и составили его думу или Раду, а также имели важнейшее значение на общих съездах или сеймах. Вместе с этим, Витовт стал сажать исключительно католиков своими наместниками и в чисто Русских областях Литовского княжества. Кроме того, Латинские епископы — Виленский, Луцкий, Брестский. Жмудский и Киевский — получили важное значение при решении всех государственных дел. Все это, конечно, не могло не повлечь за собою сильного неудовольствия всех Русских подданных Витовта, но он мало обращал на это внимания, будучи всецело занят осуществлением своих честолюбивых мечтаний, несмотря на то, что был стар и не имел сыновей.
Он стал замышлять не только совершенно уничтожить зависимость Литвы от Польши, но еще и подчинить себе последнюю. Для этого, он начал уверять, что дети Ягайлы от его четвертой жены, происходят на самом деле, от другого отца, а потому после его смерти, согласно договора, заключенного между ними ранее рождения этих детей, он, Витовт, и наследует Польскую корону. Но этот оговор не удался восьмидесятилетнему честолюбцу, тогда он стал хлопотать о королевском венце для себя лично и просил об этом Немецкого императора Сигизмунда, обещая ему ратную помощь в борьбе последнего с Турками. Сигизмунд охотно согласился дать могущественному Литовскому великому князю королевский венец, и для переговоров об этом деле сам прибыл в 1429 году в город Луцк, где Витовт устроил блестящий съезд различных государей.
Сюда, кроме Сигизмунда, приехал молодой внук Витовта — великий князь Московский Василий Васильевич, престарелый Ягайло, князья Тверской и Рязанский, хан Перекопской (Крымской) Орды, магистры Орденов Немецкого и Ливонского, легат или посол папы, Византийский посол и многие из удельных князей Русских и Литовских. Витовт старался удивить гостей великолепием приема и роскошнейшими пирами, для которых из княжеских погребов ежедневно отпускалось 700 бочек меду, кроме вина … и пива, а на кухню привозили 700 быков ... 1400 баранов и по 100 зубров, лосей и кабанов. В это же время устраивались, конечно, огромнейшие охоты для приглашенных.
Съезд, однако, не привел к желаемой Витовтом цели. Сигизмунд легко уговорил Ягайлу дать согласие на венчание Витовта короной, но этому воспротивились могущественные Польские паны во главе с Краковским епископом Збигневом Олесницким. Они отлично понимали, что обращение Литвы в королевство навеки оторвет ее от Польши, и так подействовали на слабодушного Ягайлу, что тот залился слезами, благодарил их за верность, и затем ночью тайно бежал из Луцка, чем привел в немалое смущение Витовта и его гостей. Тем не менее, Витовт был убежден, что будет королем и пригласил в следующем году многих гостей на свою коронацию в Вильну; сюда же прибыл по особо усердной просьбе Витовта и Ягайло. Все было готово для совершения торжества: не доставало только короны, давно высланной императором Сигизмундом. Но она не появлялась; Поляки узнав, что корона находится в пути, послали ее перехватить. После напрасного и долгого ожидания коронации, гости, приглашенные на нее, стали разъезжаться. Это так подействовало на Витовта, что он расхворался и скончался в октябре того же 1430 года. Так умер этот честолюбивый и могущественный князь, бывший наряду с Гедемином и Ольгердом — одним из главных объединителей Западной Руси под властью Литвы. Но сильно покровительствуя Латынянам и тесня Православие, он, может быть, против своей воли, работал для будущего поглощения Польшей всего Литовского княжества.
Псалом 89. Богослужебные чтения
Поделиться
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В какой-то момент люди решили, что «человек звучит гордо». Да, сама эта фраза появилась чуть более ста лет назад, однако она стала выражением того процесса, который начался задолго до появления на свете её автора — Максима Горького. Звучащий гордо человек — это манифест гуманизма, предполагающего, что, как сказал древнегреческий философ Протагор, человек — это мера всех вещей. Библия не согласна ни с Протагором, ни с Горьким. У Библии свой взгляд, и он выражен, к примеру, в звучащем сегодня в православных храмах во время богослужения 89-м псалме. Давайте его послушаем.
Псалом 89.
1 Молитва Моисея, человека Божия.
2 Господи! Ты нам прибежище в род и род.
3 Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты — Бог.
4 Ты возвращаешь человека в тление и говоришь:
«возвратитесь, сыны человеческие!»
5 Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошёл, и как стража в ночи.
6 Ты как наводнением уносишь их; они — как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветёт и зеленеет, вечером подсекается и засыхает;
7 ибо мы исчезаем от гнева Твоего и от ярости Твоей мы в смятении.
8 Ты положил беззакония наши пред Тобою и тайное наше пред светом лица Твоего.
9 Все дни наши прошли во гневе Твоём; мы теряем лета наши, как звук.
10 Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим.
11 Кто знает силу гнева Твоего, и ярость Твою по мере страха Твоего?
12 Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести сердце мудрое.
13 Обратись, Господи! Доколе? Умилосердись над рабами Твоими.
14 Рано насыти нас милостью Твоею, и мы будем радоваться и веселиться во все дни наши.
15 Возвесели нас за дни, в которые Ты поражал нас, за лета, в которые мы видели бедствие.
16 Да явится на рабах Твоих дело Твоё и на сынах их слава Твоя;
17 и да будет благоволение Господа Бога нашего на нас, и в деле рук наших споспешествуй нам, в деле рук наших споспешествуй.
Только что прозвучавший псалом имеет надписание, говорящее, что его автором был не кто иной, как Моисей. Конечно, в авторстве Моисея можно было бы усомниться хотя бы по той причине, что в псалме сказано о продолжительности жизни человека в «семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет», тогда как сам Моисей прожил значительно дольше. Однако мы не знаем, в какой период своей жизни Моисей мог составить этот псалом, да и сама его жизнь была настолько исключительной, что о ней не стоит говорить как о среднестатистической, тогда как именно о таком человеке говорит псалом.
В псалме совершенно ясно и недвусмысленно выражена идея абсолютного превосходства Бога: Бог всегда, везде и над всеми, человек же обретает свою ценность лишь во взаимоотношениях с Богом, без Бога же человек — лишь прах, который на небольшое время появляется из небытия и снова в него возвращается.
Означает ли такое положение дел, что человек должен ходить с поникшим лицом, ощущая себя под гнётом всемогущей непредсказуемой силы? Или, может, оно означает, что человеку необходимо стремиться освободиться от подавляющего его Бога?
Вполне естественно, что псалом на оба эти вопроса отвечает резко отрицательно, псалом предлагает поступать иначе: войти во общение с Богом и не пытаться себя Ему противопоставлять. Собственно, именно общением является и сам псалом, ведь он обращается не к человеку, а к Богу, и начинается с утверждения, что Бог для любящих и чтущих Его людей — «прибежище в род и род». Если так относиться к Богу, если жить с молитвой и благоговением, то исчезнет само стремление каким-то образом показывать свою отделённость от Бога, и вместо этого придёт понимание, что полнота нашей жизни — в Боге, а не в мнимом удалении от Него.
Псалом 89. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 89. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 89. На струнах Псалтири
Поделиться
1 Молитва Моисея, человека Божия.
2 Господи! Ты нам прибежище в род и род.
3 Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты - Бог.
4 Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: "возвратитесь, сыны человеческие!"
5 Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи.
6 Ты как наводнением уносишь их; они - как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает;
7 ибо мы исчезаем от гнева Твоего и от ярости Твоей мы в смятении.
8 Ты положил беззакония наши пред Тобою и тайное наше пред светом лица Твоего.
9 Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук.
10 Дней лет наших - семьдесят лет, а при большей крепости - восемьдесят лет; и самая лучшая пора их - труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим.
11 Кто знает силу гнева Твоего, и ярость Твою по мере страха Твоего?
12 Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести сердце мудрое.
13 Обратись, Господи! Доколе? Умилосердись над рабами Твоими.
14 Рано насыти нас милостью Твоею, и мы будем радоваться и веселиться во все дни наши.
15 Возвесели нас за дни, в которые Ты поражал нас, за лета, в которые мы видели бедствие.
16 Да явится на рабах Твоих дело Твое и на сынах их слава Твоя;
17 и да будет благоволение Господа Бога нашего на нас, и в деле рук наших споспешествуй нам, в деле рук наших споспешествуй.
2 июля. О подвиге Мученика Зосимы Аполлониадского
Поделиться
Сегодня 2 июля. День памяти Мученика Зосимы Аполлониадского, пострадавшего за Христа во втором веке.
О его подвиге — священник Августин Соколовски.
Зосима происходил из города Аполлония во Фракии. В исторической области Анатолии, в Писидии, он служил в римской армии. Тогда на него составили донос по обвинению в исповедании христианства.
К тому времени язычники научились отличать христиан от иудеев. По римским законам последние считались древней религией, а христианство — новой, а потому недозволенной. Христиан преследовали, на них постоянно доносили, подвергали дознанию, пытали, убивали. Часто это происходило просто потому, что язычники хотели занять их место, особенно в армии.
Правитель по имени Домициан семь раз уговаривал святого принести жертву языческим божествам. Семь раз он получал отказ и каждый раз пытал и мучил святого так, что становилось очевидным: только сверхъестественная сила могла сохранять его живым.
В итоге Зосиму препроводили в город Каманы и, как римского гражданина, обезглавили. Имя святого впоследствии было внесено в древние месяцесловы на греческом, латинском и грузинском языках. Память его празднуется церковью 2 июля. Он пострадал за Христа при императоре Траяне.
Апостольский символ веры говорит о том, что святые пребывают в общении. Это общение с Богом, общение взаимное и ходатайство за верных. Так в жизнь церкви вошла практика призывать мучеников во время богослужения, зная, что их ходатайство в соединении с Евхаристией поистине всесильно.
Все выпуски программы Актуальная тема
