«7-е воскресенье по Пятидесятнице». Протоиерей Максим Первозванский

У нас в гостях был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Рим.15:1-7) и Евангельского (Мф.9:27-35) чтений в седьмое воскресенье по Пятидесятнице, о днях памяти преподобного Никодима Святогорца, святого равноапостольного князя Владимира, преподобного Серафима Саровского, пророка Илии.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. У микрофона Марина Борисова, со мной в студии наш гость — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе Москвы, протоиерей Максим Первозванский.

о. Максим

— Здравствуйте!

М. Борисова

— С его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в Церкви завтра, в седьмое воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей неделе. Как всегда, постараемся разобраться со смыслом наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из Апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. Мы услышим отрывок из Послания апостола Павла к Римлянам из 15 главы и начинается этот отрывок словами: «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему во благо и к назиданию». Вот тут я сразу внутренне останавливаюсь и думаю: каким это образом? Если бы еще прилагалась инструкция, как можно угождать ближнему не во благо. Если ты ему угождаешь, ты же ему делаешь благо, какое вообще в этом может быть назидание?

о. Максим

— Ну, благими намерениями, как известно, устлана дорога в ад, поэтому наше дело — пользоваться старым римским принципом «делай что должно, и будь, что будет». Я отношу слова апостола Павла: «во благо к назиданию» к тому, чтобы мы молились, делая какие-то добрые дела, чтобы Господь обратил их ко благу, потому что угождать можно по-разному. Угождать ближнему можно из слабости, из лицемерия, из тщеславия, из человекоугодничества, я могу угождать своему начальнику из желания, чтобы он повысил мне зарплату. То есть речь идёт не о человекоугодничестве в той или иной форме, которая оправдывается нашими земными мотивами, а по чистому расположению — ради Христа. Мне кажется, об этом здесь пишет апостол Павел, чтобы мы делали добрые дела и угождали ближнему ради Христа, а не «ради гнусной корысти», как он напишет в другом месте.

М. Борисова

— А дальше — мысль, казалось бы, совершенно не связанная с первой, и вообще достаточно непонятная: «Ибо и Христос не Себе угождал, но, как написано: злословия злословящих Тебя пали на Меня. А всё, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду». О чём это?

о. Максим

— Апостол Павел в другом месте напишет: «Подражайте мне, как я Христу, дабы мы, взирая на Начальника жительства...», это вот прямо цитата из послания апостола Павла, только в другом месте. Знаете, есть такая народная поговорка: «Христос терпел и нам велел». Христос пришёл, как Он сам сказал на Тайной вечере: «Ибо Сын Человеческий пришёл не чтобы Ему послужили, но, чтобы послужить и отдать душу Свою за избавление многих». Вот так мы должны строить свои отношения с ближними. Слово «угождать» действительно перекликается для нас в русском языке с человекоугодием, с угодничеством, оно приобрело такой частично негативный оттенок. Но идея служения ближнему, я думаю, здесь проходит красной нитью, поскольку Христос пришёл, не чтобы Ему послужили, а послужить, так и мы должны служить другим людям, подражая Ему. И помнить о том, чем это для Него закончилось — вовсе не благодарностью человеческой, а распятием на кресте.

М. Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Матфея, из 9-й главы, стихи с 27-го по 35-й, это рассказ о том, как Спаситель исцелил двух слепых, которые просили Его настойчиво, кричали Ему: «Помилуй нас, Иисус, Сын Давидов!» Здесь повторилась история, которая очень часто при исцелениях Спасителем повторялась, когда исцеленные совершенно игнорировали то, что им после этого говорил Спаситель. Он строго сказал им: «Смотрите, чтобы никто не узнал. А они, выйдя, разгласили о Нём по всей земле той». Дальше евангелист повествует об исцелении немого бесноватого. Вы знаете, тут всегда у меня возникает внутренний вопрос: мы знаем одно из очень сложных аскетических упражнений, мы воспринимаем его как подвиг аскезы, когда человек возлагает на себя подвиг молчания. Но, оказывается, молчание может быть от беса.

о. Максим

— Ну, смотрите, подвиг молчания — это ограничение себя в каких-то своих проявлениях и в каких-то своих возможностях, которые сами по себе не являются грехом, но при обычном употреблении достаточно часто приводят ко греху — например, пустословие. Как пишет апостол Иаков, язык — это такой орган, который мы не можем обуздать, поэтому некоторые аскеты принимали на себя, именно как аскетическое упражнение, подвиг молчальничества. Но в обычной жизни язык и умение говорить, вот мы сейчас чем с вами занимаемся? Я надеюсь, не просто пустословием, а используем дар, как можем, наверняка не идеально, но пытаемся использовать дар речи ко благу. Отнять у нас тот или иной дар, например, помните исцеление скорченной женщины, что про неё сказал Господь, когда она выпрямилась? Женщина, которую связал сатана. То есть дьявол, по учению Церкви и по словам Спасителя, имеет в некоторых случаях власть не просто, чтобы мы лаяли, кусались, как мы бесноватых воспринимаем, на святую воду огрызались и ко кресту не могли приложиться, а отнимает у нас какие-то возможности — например, прямо ходить, вообще ходить, разговаривать. Оказывается, что дьявол, овладевая человеком, может каким-то образом ограничивать данные нам от Бога человеческие качества или способности, и Господь, освобождает от влияния этого беса конкретного бесноватого и, естественно, бесновавшийся до этого, стал говорить. То есть это вообще не имеет отношения к подвигу молчальничества, подвиг может быть любой. Знаете, правда не христианский, но тоже подвиг был такой, я об этом видел информацию: индус ради своих каких-то целей дал обет, что он всегда будет руку поднятой вверх держать. Абсолютно бессмысленный аскетический подвиг, в результате рука у него буквально отсохла из-за того, что не снабжалась кровью в достаточном количестве. Он не умер, милостью Божией, рука у него высохла, он терпел страшные боли, но это бессмысленная аскеза. Поэтому вопрос не в самой аскезе, а ради чего мы это делаем. Например, не так давно у нас закончился Петровский пост и совсем скоро начнётся Успенский. Ради чего мы вдруг не будем кушать мясо, а ещё и рыбу не будем кушать в Успенский пост? И зачем Богу нужно, чтобы мы чем-то себя ограничивали? Ему нужно, чтобы мы это делали ради Него, потому что мы не можем ничего Ему дать, Ему ничего от нас не нужно. Да, есть свой смысл в ограничении страстей, но мне куча народу рассказывала, что в пост, наоборот, страсти обостряются. Я по себе знаю, когда начинаешь себя сдерживать в какой-то еде, а еда ведь антидепрессант неплохой, и сразу злой становишься, кидаешься на всех, и появляется возможность как-то увидеть себя со стороны и эти свои страсти тоже обуздать. Поэтому аскеза — это одно, а дьявол, который нас чего-то лишает, — это совсем другое. Можно закончить в этом евангельском чтении замечательными последними словами: «И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях». Евангелие прямо нам говорит, что Господь исцеляет людей.

М. Борисова

— На этой неделе мы будем вспоминать разных святых, но в воскресенье, помимо самого главного воспоминания о Воскресении Христовом, мы будем вспоминать преподобного Никодима Святогорца. Мне кажется, он достоин отдельного разговора, потому что в жизни многих он играет очень большую роль, потому что, помимо трудов и подвигов, описанных в его житии, он совершил удивительное благодеяние для нас — он написал сочинение под названием «Невидимая брань». Вот есть «Лествица», мы ее читаем и стараемся вникнуть в тот опыт, который излагает там аскет Иоанн Лествичник. Но, когда мы читаем «Невидимую брань», мне кажется, мы читаем инструкцию, потому что там очень многие алгоритмы прописаны, как нам на нашем, не предрасположенном к подвигам месте, постараться хоть отчасти бороться с тем негативом в себе, который нас сопровождает от рождения до смерти. Помимо «Невидимой брани» нам есть много за что еще благодарить этого святого афонского инока. Я вообще с очень большим пиететом и любовью отношусь ко всем переводчикам святым, потому что это потрясающий, удивительный труд. Мне довелось много лет зарабатывать на хлеб именно переводами, и я представляю себе, что же это за подвиг — переводить древних отцов Церкви, а поскольку Никодим Святогорец переводил «Добротолюбие», то это значит — пить из первоисточника.

о. Максим

— Он переводил много чего. Я могу ошибиться здесь, но, по-моему, «Невидимая брань» не является на сто процентов им самим написанной книгой, а тоже является адаптированным переводом. Это действительно удивительно, потому что немногим суждено выполнять функцию не просто переводчика. Вот «Добротолюбие» было написано и существовало в виде рукописей — соответственно, Никодим Святогорец готовил эту книгу к печати. Если кто-то когда-нибудь что-то готовил к печати, он представляет себе, какой это колоссальный труд, не в смысле литеры там набирать, а именно сделать в том виде, чтобы это было издано, в том числе это какая-то правка. Примерно этот труд приняла на себя целая Оптина пустынь в XIX веке в России, когда мы делаем доступным для множества людей тот или иной труд, существовавший до тебя. Ты его должен перевести, а что-то и пересказать, потому что что-то в трудах Никодима Святогорца — это перевод, что-то — подготовка к печати, а что-то — перевод-пересказ. Я сейчас совершенно светскую историю могу сказать: никто же не задумывается над тем, кто для нас «Робинзона Крузо» перевёл. Он был написан на французском языке, и мы даже и не задумываемся над тем, на каком языке он был написан, или другие произведения, Диккенса, например. Если бы этот перевод не был осуществлён, то 95% людей, которые знакомы с Диккенсом или с Даниэлем Дефо, никогда и не узнали эти истории, которые там написаны. При этом, несомненно, личность Чуковского, который переводил «Робинзона Крузо», оказала существеннейшее влияние на сам текст. По сути дела, переводчик является почти соавтором, потому что он это должен пропустить через себя и через своё сердце. И это счастье для людей, которые могут вот такие знаковые вещи транслировать. Святейший Патриарх Кирилл как-то говорил, ещё будучи митрополитом, что задача любого священника — это актуализация преданий Церкви для конкретных людей, живущих здесь и сейчас рядом с этим священником. И мы сейчас с вами сидим в студии Радио ВЕРА и занимаемся актуализацией церковного опыта предстоящей седмицы и воскресного чтения для множества наших слушателей. Тот вклад, который внёс Никодим Святогорец, конечно, совершенно неоценим для Церкви и для поколений православных людей.

М. Борисова

— Но удивительное дело, это человек XVIII века, и Паисий (Величковский) тоже человек XVIII века. И вообще XVIII век загадочен тем, что, если брать светскую историю любого государства, был крайне пагубен для любой церковной традиции. По крайней мере, в Европе это были очень тяжёлые времена для всех верующих, особенно для монашествующих. И вот поразительным образом, именно в XVIII веке, который совершенно не располагал к развитию церковной традиции, появляется какое-то количество людей, которые становятся корнем нового дерева. Как ученики Паисия (Величковского), оказавшись в России, практически возродили давно забытое старчество, возродили интерес к Иисусовой молитве, к умному деланию, то есть к практике, которая, казалось бы, уже поросла бурьяном, потому что со времён преподобного Сергия Радонежского никто, по-моему...

о. Максим

— А Максим Грек?

М. Борисова

— Ну, Максим Грек, он был грек, а я говорю про наших, про российских.

о. Максим

— А это Россия, это переводчик, который был выписан специально ко двору Василия Третьего. То есть нет, традиция не прерывалась. Пагубность тех или иных времён — вещь странная. Мы, к сожалению, не можем охватить более длинные периоды, чем наша жизнь своим умом, но даже в этот период мы видим, например, 90-е годы — возрождение практического монашества, открытие сотен монастырей. Можем ли мы сказать, что вот сейчас, 2025 год (страшно сказать, сколько времени прошло) благоприятен для духовной жизни? С одной стороны — да, свобода; с другой стороны, мы видим, что — нет. А кто-то сейчас ведь пишет, кто-то издаётся. Каждый день в разных издательствах только одной Русской Православной Церкви появляются книги, пишут греческие отцы, мы любим и почитаем и старца Паисия, и множество других современных писателей. Кто из них останется в веках? В результате чьих трудов те, кто будут жить через 100 или 200 лет после нас, скажут, что это было время благоприятное. А как они увидят? Вот 90-е — благоприятные, а сейчас резко упал у нас поток абитуриентов в духовные школы или желающих вступить в монастыри, время как бы не располагает. А можно увидеть с расстояния 100-200-300 лет отличие 90-х от 20-х, а что будет в 30-е, мы даже предположить не можем, как изменится Церковь, как изменятся обстоятельства, духовная атмосфера в Церкви. Это сложнейший вопрос, только на расстоянии всё это можно увидеть. И мне кажется, что неблагоприятность ХVIII века для духовной жизни и породила вот этих писателей как реакцию, и это монашеское движение. Вот благоприятное время — Северная Фиваида на Руси, времена учеников Сергия Радонежского, а какие творения от них остались, что они написали в благоприятное время?

М. Борисова

— А от них остались монастыри. Они не писали книги, а они создавали монастыри.

о. Максим

— Да, и осталась живая традиция. Это было время, когда не писали книги, а тут оказалось время, когда писали книги, а вот это время, когда было множество святых. Две тысячи лет истории Церкви, а мы как-то всё сливаем в какие-то очень большие периоды времени.

М. Борисова

— Но ХVIII век — это не только время, когда некоторые избранные писали книги, а был ещё Серафим Саровский, который не писал книг, но, по сошедшей на него благодати, взял и всё это воплотил в своей жизни.

о. Максим

— Да, а прославлен он был только через сто лет, поэтому неизвестно, кого из ныне живущих прославят, а кого — нет. Помните замечательную притчу из древнего патерика, что, если мы попадём в Царствие Божие, то удивимся, увидев там тех, кого совсем не ожидали, и не увидев тех, кого ожидали. Эта святость видится на расстоянии, хотя я уверен, что в Церкви всегда были и будут святые, но кто-то из них будет писать, кто-то строить, кто-то создавать, кто-то учить, кто-то создавать живую традицию. Причем иногда при ее истоке стоит удивительная яркая личность, её запоминают, прославляют, канонизируют. А иногда это общее какое-то движение времени, когда множество священнослужителей, мирян, епископов охвачены каким-то духовным движением, деланием, вектором и невозможно прославить кого-то одного, а смотришь — а всё поменялось. Поэтому Господь премудро управляет Своей Церковью.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. На этой неделе, 28 июля, праздник, который все, я надеюсь, в нашей стране знают, независимо от их вероисповедания, — память равноапостольного великого князя Владимира во Святом Крещении Василия. В Москве даже туристы, по-моему, перестали спрашивать, кому стоит памятник рядом с бывшей Румянцевской библиотекой, Кремлёвской стеной и Александровским садом. Все, по-моему, уже теперь знают точно, что это памятник святому Владимиру.

о. Максим

— Да, удивительно красиво он вписался.

М. Борисова

— Но говорить о Владимире с каждым годом всё труднее, потому что колоссальное количество публикаций, проповедей, лекций, фильмов документальных, художественных, мультфильмов, чего только нет.

о. Максим

— Жалко, что не досняли вторую часть замечательного мультфильма «Князь Владимир» про языческий период его жизни.

М. Борисова

— В результате создаётся такое облако, которое даёт ощущение, что вот уж про Владимира Красно Солнышко мы точно всё знаем. Боюсь, что это обманчивая иллюзия. Знаем ли мы реальные перипетии, которые заставляли его так долго откладывать самое главное решение в его жизни? Ведь может создаться впечатление, что он был язычником, потом раз — и стал христианином чудесным образом. На самом деле, это колоссальная внутренняя работа всей жизни и, кроме всего прочего — работа политика, потому что он был главой языческого государства. И в силу исторических обстоятельств, которые выпали на его долю, он возглавил это государство тогда, когда языческая оппозиция была главной. А христианская часть общества, может быть, не подвергалась таким чудовищным гонениям, но была не в лучшей для себя ситуации. Я думаю, если внимательно изучать его биографию по трудам современных историков, можно найти подтверждение тому, что для него это было не наитие, не некий чудесный Божий дар, но, помимо благодатного воздействия, конечно, это была внутренняя работа многих лет, я думаю.

о. Максим

— Никогда мы этого не узнаем. Мне кажется, подобные реконструкции, я сам иногда этим занимаюсь, но это довольно странное занятие. Я иногда вспоминаю, даже, бывает, в эфире, какие-то эпизоды из своей жизни, происходящих событий именно на уровне чувств, а потом моя супруга или мои дети, услышав это, говорят: «Да? Ты серьёзно, это вот так было?» Нет, это было совсем не так. Поэтому даже сам человек не может адекватно судить о своих внутренних переживаниях многолетней давности, потому что на них наслаивается его сегодняшнее восприятие. Поэтому что там было внутри у князя Владимира, даже если он что-то такое написал: я думал то-то, то-то и то-то, он не оставил. Сравнение мемуаров Жукова и Рокоссовского говорит нам о том, что мемуары — вещь интересная, конечно, но это скорее художественная литература и для историка всегда вторичная. Мы можем судить по делам, именно этим и занимаются историки. Вот почему писатель житий святых пишет какую-то стандартную, формализованную, как правило, биографию, какой-то канонический свод: вот это так, так и так — ну потому что невозможно. И когда мы читаем: «герой (или святой) почувствовал», мы этого не знаем. Вот житие святого Антония Великого: «Как-то раз Антоний пришёл в воскресенье в храм и услышал призыв Господа: „Оставь всё и следуй за Мной“ и, не заходя домой, удалился в пустыню». Какая за этим была внутренняя работа колоссальная, что было до этого, как он вообще дошёл до жизни такой, что он чувствовал, что он думал — да мы не знаем, он ничего об этом сам не сказал. Но писатель жития может пытаться что-то такое реконструировать, опираясь на какие-то типичные возможные случаи или на какой-то опыт свой или опыт чужой, ну невозможно это. И есть какие-то в хорошем смысле слова мифологические истории, когда они так рассказаны... Почему вот мучеников было сорок, моих любимых? Это удивительное совпадение или что? А почему Казанская икона Матери Божией, о которой мы говорили в прошлый раз, была обретена на пепелище? Невозможно отвечать на эти вопросы. Или какой опыт переживал тот или иной святой? Да не знаем мы этого и не узнаем. Знаем только, как это описано в житии, что был он третьим сыном князя Святослава, в Новгороде княжил, вот такая история случилась у него с братьями, была война с Ярополком, он крестился. И тут сразу непонятно, где он крестился, как он крестился, ведь до конца неизвестно.

М. Борисова

— И даже неизвестен год.

о. Максим

— Да, но есть известный факт, что Крещение он принял, что женой его стала Византийская царевна, что жён своих он отправил восвояси и пытался быть примерным христианином, а был или не был — ну, будем надеяться, что был. Мне кажется, для нас важно понять, что при нём совершилось в жизни народа такое. Вот некоторым людям не нравится образ странного князя Владимира в современных мультиках о богатырях, но мне кажется, это тоже здорово, когда есть и в таком варианте, есть и житие, есть и эпос, есть и сказки, есть и даже шутки-прибаутки с частушками, есть и мультики какие-то. Что не отпускает наш народ образ этого князя, как человека, который оказался на распутье всего нашего народа, выбрал путь, по которому мы идём уже тысячу лет, и это всё он. Но если бы не было всего остального, не было бы народа, не было бы княгини Ольги, не было бы отца Святослава, то есть он как бы аккумулировал в себе духовный выбор всего народа, в нём персонализировался этот выбор.

М. Борисова

— Когда вы говорите о том, что один человек аккумулирует некое внутреннее движение огромного числа современников, мне интересно, почему, когда речь идёт о крещении какой-нибудь страны, вот у нас есть равноапостольная Нина, крестительница, у нас есть Кирилл и Мефодий, то есть, как правило, идет ассоциация с теми, кто принёс веру, а у нас ассоциация с человеком, который принял веру.

о. Максим

— Он принёс веру. Он же сказал: «Кто не примет Крещение, тот мне не друг». Можно долго спорить по поводу того, насколько это было по-христиански, по-евангельски, но так или иначе, это было именно силовое воздействие, это был выбор одного человека, и, конечно, ему было на кого опереться. А иначе бы — мы знаем в истории ситуации, когда тот или иной правитель пытается поменять ход истории, а его ночью шарфом придушат, и всё на этом заканчивается. Поэтому тут соединение Промысла Божия, личного усилия, харизмы и возможностей конкретного человека, подготовленность почвы. Мы можем вспомнить времена, предшествующие Крещению Руси князем Владимиром: христиан много, но главенствующую роль играют язычники, есть некое неприятие, даже гонение на христиан. Потом князь обращается к народу, точно также, как святой равноапостольный Константин отменил, например, гонение. И потом существует некий период (он может существовать до, может — после, в истории Руси, скорее, он был до), когда договор деда князя Владимира, князя Игоря с Византией мог быть подписан и для христиан, и для язычников, а потом такого выбора уже нет. При императоре Феодосии, всего-то через полвека после императора Константина, язычество запрещается на территории Римской империи, также и на Руси язычество уходит в подполье. То есть это такое странное движение, когда есть и народное движение, ненасильственное. Христиане существовали при князе Владимире, до 30% в Киеве было христиан, а тут вдруг князь говорит: «Кто не пойдёт креститься, тот мне не друг». А что такое «не друг»? Это значит: «тот мне враг». Что за этим могло последовать, сложно сказать, возможно, и какие-то репрессивные меры. Насколько искренне крестились киевляне? Летописец пишет о всеобщем воодушевлении и только глухо упоминает, что Добрыня крестил в Новгороде мечом, то есть было некое насильственное действие и понятно, что оно впечаталось в память народа. Но это была воля конкретного человека. Это удивительный вопрос, заставляющий нас думать сейчас, насколько воля должна определять наши чувства в личной жизни, в семейной жизни, в государственной жизни, насколько административно можно действовать, можно ли запрещать и нужно ли, или надо запретить запрещать — вечные споры для русского человека.

М. Борисова

— Для продолжения беседы о ближайших днях памяти святых я уж прямо не знаю, кого первым выбрать для беседы. У нас 1 августа — обретение мощей преподобного Серафима Саровского, а 2 августа — память святого пророка Божьего Илии. Вот прямо разрываюсь от любви к обоим.

о. Максим

— Да, это замечательно.

М. Борисова

— Всё-таки начнём, наверное, с 1 августа, с памяти преподобного Серафима. Вообще, преподобный Серафим, так же, как и преподобный Сергий, — это величина абсолютная, иногда, мне кажется, даже не имеющая отношения к тому, что о нём написано. Он просто есть.

о. Максим

— Да, есть такие святые, и это не может не радовать и не внушать уверенность в дыхании Духа Святаго в нашей Церкви.

М. Борисова

— А ещё очень важно (не знаю, может, не для всех), что мы его знаем в лицо, потому что все его иконописные изображения — списки с портрета, написанного при жизни, то есть он один из немногих святых, лицо которого мы знаем точно, узнаём. Но, помимо того, что мы его узнаём, помимо того, что мы о нём читаем, как вам кажется, почему может один человек сочетать абсолютно разные дары? Мы говорим периодически о дарах Духа Святого, о талантах, и вот один человек может, оказывается, на примере Серафима Саровского, сочетать в себе совершенно разные дары, иногда даже дары-антагонизмы. С одной стороны, он аскет-отшельник, с другой стороны, он созидатель обители, с третьей стороны, он пророк и молитвенник за страждущих. Вот иногда кажется, что живого человека от обилия этих всех дарований должно разорвать просто, потому что каждая из них требует максимального напряжения всей внутренней жизни и направления её именно в это русло.

о. Максим

— Жизнь, слава Богу, у многих людей жизнь достаточно длинная. Я буквально на днях смотрел одно видео американского батюшки, не знаю, знают ли наши радиослушатели, но в Соединённых Штатах Америки происходит достаточно массовое обращение в православие уже на протяжении нескольких лет в самых разных местах. На одном каком-нибудь приходе ежегодно сотни новых прихожан, причём это не просто крещение детей, а это взрослые люди, которые проходят длительные оглашения, не просто вот пришёл человек, его крестят, а для которых совершаются крещальные литургии, которых включают в приходскую жизнь и так далее. Вот этот батюшка размышляет о том, останутся ли эти новые прихожане в православии, сумеют ли они, обратившись, остаться православными, потом переходит к идее о том, сумеем ли мы наших детей, из которых только одна треть выросших в православных семьях, сохранить в Церкви, и заканчивает идеей: а мы сами-то как можем сохранить свою собственную веру в течение жизни? То есть, выражаясь современным языком, не церковным — жизнь длинная и в течение этой жизни мы испытываем целый ряд серьёзных кризисов. Вот Серафим Саровский был ребёнком, воспитанным в православной семье, у него была очень верующая мать и у него была детская вера, а потом она должна была стать какой-то другой, взрослой. Он, как мы знаем, идёт в Киев, принимает благословение от Досифея, который отправляет его в Саровскую обитель, и в этом новом своём качестве, испытав какой-то свой внутренний кризис, он приходит в Саровскую обитель, и у него там жизнь своя, в том числе явление Матери Божией. А потом у него новый кризис, и я прочитал в житии, это не какая-то околоцерковная литература, почему он на тысячу дней и ночей взошёл на камень, вы помните? Вот что это вдруг его понесло, он залез на камень и тысячу дней и ночей на этом камне простоял? А потому что он помысел принял о том, какой же он молодец смиренный, отказался от игуменства в Саровской обители. То есть мы видим, что, уже живя в пустыне своей много лет, в нём продолжала происходить внутренняя жизнь и внутренняя работа, и новым выходом для него становился в том числе и новый вид служения, это могло быть описано, как: «И вот явилась Матерь Божия и сказала: «Теперь принимай народ», и он стал принимать народ. А перед этим он, может, действительно тысячу дней и ночей стоял на камне, питался сниткой и не мог найти успокоения, потому что ощущал, что благодать Духа Святого за какой-то принятый помысл от него отошла. Мы воспринимаем святых в их цельности, но при этом, вот я не рекомендую, на самом деле, но стоит почитать опубликованные дневники Иоанна Кронштадтского, например, чтобы понять, что жизнь святого, даже великого святого — это очень сложный непрерывный путь борьбы, сомнений, искушений, испытаний, изменений, как внешних, так и внутренних, потому что человек вот не мог по-другому. И вот этот вопрос американского православного священника, который меня так задел: а как мы сумеем сохранить свою веру? Мы же видим по нашим прихожанам: кто-то ходил в детстве в храм, а потом вырос и в переходный возраст перестал ходить, а кто-то не перестал, дошёл до студенчества и там перестал. А кто-то женился и исчез, и не потому, что в другой приход начал ходить, а потому, что в браке возникли новые темы, новые размышления, и человек перестал ходить в храм. А кто-то в кризис среднего возраста испытал какой-то расколбас, ушёл из семьи, поменял работу и решил, что он атеист или йогой увлёкся. Вот с детства человек был в храме, а в 45 решил, что нет. кто-то кризис пустого гнезда не пережил, вот дети выросли, и человек, вместо того, чтобы наконец-то о душе позаботиться или о внуках, запил с горя. То есть с нами в течение всей жизни происходят как внешние, так и внутренние события, выражаясь языком психологов, нормативные и ненормативные кризисы, и мы из них как-то выходим. Святые точно так же, они тоже испытывают искушения, испытания и кризисы, только в отличие от нас, которые в любой момент могут сорваться и упасть буквально, сколько мы знаем людей, которых мы почитали великими святыми, богословами, пастырями, сейчас их имя и вспоминать-то неприлично в приличном церковном обществе. Вот святые, каждый раз проходя эти свои испытания и искушения, восходили от силы в силу, поднимались ещё выше. Это не значит, что им было легко, не значит, что этот путь был без каких-то искушений и падений даже, но за это мы их любим и чтим. А есть святые, в которых отливается прямо история, это и князь Владимир, которого мы вспоминаем, и Серафим Саровский, и пророк Божий Илия, в котором отлилась архетипичная история израильского народа. Все ведь помнят про дождь. Я даже читал у одного батюшки в блоге, что, может быть, есть и другое, что можно вспомнить о пророке, но все вспоминают про дождь, хотя давно уже не в деревне живём. Поэтому тоже ведь почитаем Священное Писание, как там мучился пророк Божий Илия, где он удостоился на Хориве посещения Божия, когда он говорит: «Всё, вся моя жизнь была бессмысленно, я всю жизнь посвятил служению Тебе, Господи, и всё бессмысленно, меня прогнали, нет никого, и вообще я зря прожил эту жизнь», буквально я сейчас пересказываю. Сейчас бы сказали: какой экзистенциальный кризис! И Господь его утешает.

М. Борисова

— В тихом веянии ветра.

о. Максим

— Да, Господь его утешает: «Нет, сохранился остаток, ты не зря это всё делал». Вот человек мучился, что всё зря, жизнь прожита зря, а на самом деле он — величайший пророк. Поэтому вот так. И, как пишет апостол Павел, взирая на скончание жительства великих святых, которых мы празднуем на этой неделе, и на Самого Начальника жизни, Господа нашего Иисуса Христа, мы можем как-то стараться подражать их вере и пути, понимая, что это были живые люди, они смогли, значит, и мы сможем.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица», с вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу, до свидания, до новых встреч!

о. Максим

— Храни вас всех Господь!

---

Все выпуски программы Седмица

• «20-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Стахий Колотвин
• «19-е воскресенье по Пятидесятнице. Покров Богородицы». Священник Николай Конюхов
• «18-е воскресенье по Пятидесятнице. Покров Богородицы». Священник Николай Конюхов