У нас в гостях был настоятель храмов Михаила Архангела в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово протоиерей Дионисий Крюков.
Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, а также о праздновании памяти святителей Московских (Петра, Феогноста, Алексия, Киприана, Фотия, Ионы, Геронтия, Иоасафа, Макария, Филиппа, Иова, Ермогена, Тихона, Петра, Филарета, Иннокентия и Макария), апостолов Фомы и Иакова Алфеева, мучеников Сергия и Вакха и преподобной Пелагии Антиохийской.
М. Борисова
— Добрый вечер, дорогие друзья! С вами Марина Борисова, в эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы всегда говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья предстоящей недели.
И сегодня мой гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков...
Прот. Дионисий
— Здравствуйте, дорогие друзья!
М. Борисова
— С его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в 18-е воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей неделе. Как всегда, мы по давно сложившейся у нас традиции стараемся разобраться в смысле наступающего воскресенья исходя из тех отрывков из апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за божественной литургией.
Завтра мы услышим отрывок из 2-го послания апостола Павла Коринфянам. С 9 главы, стихи с 6 по 11. И начинается этот отрывок словами, которые сразу вызывают вопрос. «При сем скажу: кто сеет скупо, тот скупо и пожнет, а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет».
Вот о чем идет речь? Только ли речь идет о материальной милостыне — то есть, тот, кто щедро раздает что-то в виде благотворительности, тот обретет некий щедрый дар воздаяния. Либо тут речь вообще совершенно о другом?
Прот. Дионисий
— Как мне кажется, здесь апостол имеет в виду добродетель как таковую, щедрость как добродетель. Он говорит о том, что надо не просто уметь раздавать милостыню, но иметь в душе такое качество, при котором ты готов всем делиться. И не только своим материальным благополучием. И не только ради воздаяния. На самом деле, и воздаяние может быть не вполне вещественным. Но мы же, в конце концов, надеемся на щедрость Божию, которую ожидаем получить в Царстве Небесном...
И щедрость — это состояние души, при котором человек все время готов не считать что-то для себя, но считать только для других. Отдавать щедрой рукой и не бояться, что ему чего-то не хватит... В этом великая на самом деле мудрость, и в этом некий даже закон. Потому что человек, которому кажется, например, что у него нет смелости, что нет решительности — но если он начинает себя вести как смелый, решительный человек, и кого-то этим заражает, и кому-то это подает — обязательно в нем эти качества появляются. Потому что Бог именно такую щедрость и вознаграждает...
М. Борисова
— А дальше у апостола есть такие слова: «Бог же силен обогатить вас всякою благодатью, чтобы вы всегда и во всем имея всякое довольство, были богаты на всякое доброе дело». Опять это вот тот самый случай, когда все слова отдельно понятны, а когда они вместе — вызывают некоторое недоумение.
Понятно, что Бог силен обогатить каждого Своей благодатью, это не вызывает вопросов. Понятно, что хорошо, когда мы имеем всякое довольство. То есть, не ропщем, смиряемся и во всех превратностях судьбы видим только то благо, которое Господь хочет нам преподать через эти превратности. Это тоже понятно... Но «были богаты на всякое доброе дело»... Вот все это вместе сложить — не очень получается...
Прот. Дионисий
— Да, но это все из-за того, что нам кажется, что наша добродетель — это условие получения благ от Бога. На самом деле, добродетели сами по себе — это и есть благо. Это и есть та щедрость, которой на самом деле нам не хватает. Как правило, мы думаем: у нас не хватит сил, у нас не хватит чувств, у нас не хватит любви, не хватит разумения... Поэтому мы должны что-то для себя приберечь.
И вот именно об этом, как мне кажется, говорит апостол в этом месте — что «богаты на всякое доброе дело». То есть, быть богатыми — способными к тому, чтобы это доброе дело совершать. Мне кажется, это вот и есть наша слепота, когда нам кажется, что мы бедны — какими-то теми же самими силами, внутренними чувствами, верой, в конце концов, надеждой, любовью...
Мы бедны; но на самом деле, если начнешь делать то, как если бы ты богат любовью, богат надеждой, богат верой — и она у тебя появляется...
М. Борисова
— Ну, дальше апостол... Он как бы еще умножает этот смысл. До такой степени, что иногда кажется... Знаете, есть такое выражение — масло масленое. Потому что он завершает... этот отрывок завершается его словами: «чтобы вы всем богаты были на всякую щедрость». То есть, богаты на всякую щедрость... Это уже вот...
Прот. Дионисий
— Да... (смеются)
М. Борисова
— Какой-то перебор... Что уже не знаешь, куда это разместить...
Прот. Дионисий
— Наверное, это как раз вот очень хороший перебор для того, чтобы осознать, что беднота — это концентрация на совершенно другом смысле. Беднота — это когда мы хотим получить, но не отдать. Как раз Евангелие — это тот удивительный божественный волшебный кристалл, который переворачивает все наше сознание.
Мы хотим для себя — а надо отдавать. Мы думаем, что мы не имеем; но если мы делаем так, как будто мы имеем — мы получаем. То есть, на самом деле апостол нас и провоцирует на то, что... Поверьте в то, что вы богаты! Поверьте в то, что вы щедры! И к вам это все прибудет, и Господь вам все это будет давать...
М. Борисова
— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки из 7 главы, стихи с 11 по 16. Достаточно хорошо известна история евангельская о том, как Спаситель пошел в город под названием Наим, и Ему навстречу двинулась процессия похоронная — вдова, жительница этого города, хоронила своего единственного сына. И Господь сжалился над ней...
Причем удивительный такой нюанс: она Его даже ни о чем не просила! Если Иаир просил исцелить дочь, то вдова просто попалась навстречу. И Господь сказал: «Юноша, тебе говорю, встань!».
Вот удивительно много написано всевозможными богословами толкований этого места. Но мне кажется, что как бы каждый толкователь — он как поворачивает волшебный кристалл и каждый раз заставляет нас взглянуть на эту евангельскую сцену с разных позиций, с разных точек зрения. И увидеть немножко то, что мы не видели раньше в этом во всем.
Вот например, часто цитируемый мной и очень мной любимый и уважаемый (светлая ему память) протоиерей Вячеслав Резников заметил в этом то, что идут навстречу друг другу две процессии. Идет Господь — и за Ним ученики, и идет мертвый, идет смерть. И в какой-то точке они встречаются...
Прот. Дионисий
— Встречаются смерть и Жизнь, действительно...
М. Борисова
— И вот этот вот удивительный момент, когда Господь побеждает смерть еще до Своего Воскресения — то есть, наглядно...
Прот. Дионисий
— Да... Здесь, на мой взгляд, есть несколько моментов, на которые стоило бы обратить наше внимание. Ну во-первых, хочется сказать вот что. Почему эта вдова не попросила Господа? Потому что ей это даже в голову не пришло! Потому что Иаир просил, но он просил об исцелении умирающей! А Лазарь вообще ни о чем не просил — это еще один, третий случай, когда Христос еще до Своего Воскресения кого-либо воскрешает... То есть, туда шел Христос для того, чтобы явить Свою силу, и Свою любовь, и Свое божество — я имею в виду к Лазарю...
А здесь... Это история, которая в сознании всех людей, которые там присутствовали, обязательно воскрешает в уме историю всем известную про пророка Илию. Потому что именно пророк Илия уже воскрешал сына вдовы. И здесь происходит то же самое. Не случайно в конце люди прославили... «Великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой» — сказали окружающие, потому что они безусловно в Нем признали пророка. Они в Нем признали человека, равного Илие...
Но для... в перспективе всего Евангелия, всего Нового Завета, конечно же, это — предзнаменование того, что Христос побеждает любую смерть. Причем побеждает не как пророк Илия, который силой Божией это творит; а эта сила Божия в Нем Самом и присутствует. И в данном случае это — предзнаменование того, что и Сам Христос воскреснет на кресте...
М. Борисова
— Отец Вячеслав в своей проповеди отмечает еще один момент, на который мы редко обращаем внимание. Господь, прежде чем воскресить сына этой женщины, говорит ей: «Не плачь». Парадокс в том, что Он же перед этим говорил, что блаженны плачущие!
И вот дальше отец Вячеслав напоминает историю пророка Давида, у которого когда заболел ребенок — он плакал, молил, он был воплощенное отчаяние... Но когда ребенок умер — он почему-то вдруг успокоился. И рассуждая об этом, слуги сказали ему: «Что значит, что ты так поступаешь? Когда дитя было еще живо, ты постился и плакал; а когда дитя умерло, ты встал и ел хлеб?». А Давид отвечает: «Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал, что кто знает — не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо. А теперь оно умерло. Зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне»...
И к чему вспоминает об этом отец Вячеслав: он говорит, что если мы хотим участвовать в грядущем воскресении мертвых, и принять воскресшими наших родных и близких, то расставаясь с ними на время, мы должны хоть в какой-то мере услышать это властное «не плачь», сказанное нашим Господом Иисусом Христом, владычествующим над живыми и мертвыми...
Я думаю, что вот эта мысль — она очень актуальна, в особенности в те времена, в которые происходят какие-то события, от нас не зависящие и иногда приносящие в нашу жизнь трагическую ноту... Вот мне кажется, это очень важный момент, о котором надо помнить...
Прот. Дионисий
— Безусловно... Ну слезы — в общем-то, им особо не прикажешь. Я думаю, что Христос просто говорит, мол — настройся на другой лад. Настройся на то, что есть перспектива иная, нежели то, чем мы себя сейчас пугаем, или нежели то, что мы сейчас, может быть, даже видим. Над тем, в чем мы сейчас находимся, есть еще и другое измерение, другая жизнь, другая цель. И в общем-то, христиане именно и призваны жить этой самой высокой целью — стремиться к небу...
М. Борисова
— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире радио — программа «Седмица», с вами — Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков. Как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели.
Ну, предстоящая неделя у нас начинается с такой хорошей долей... с таким хорошим зарядом воспоминаний о своем, родном, святом православном... Это 18 октября как раз у нас день памяти святителей московских, а святители московские... Вообще интересно вспомнить, откуда взялась практика соборного празднования памяти святых отцов? Ведь это тоже не сразу пришло в церковную практику?
Прот. Дионисий
— Это пошло с конца 11-го столетия, когда в Константинополе развились серьезные дискуссии по поводу того, кто из великих святителей — Василий Великий, Григорий Богослов или Иоанн Златоуст — более святой, более умный, более Богу угодивший... Вот, и тогда, для того, чтобы эти споры были прекращены, была установлена одновременная память всем трем святителям. Согласно церковному преданию, в 1084 году митрополит Евхаитский Иоанн удостоился явления ему всех трех святителей, возвестивших ему, что они равночестны перед Господом, и повелевших установить единый день чествования их общей памяти.
В том же году в православной церкви был установлен собор вселенских учителей и святителей — общецерковное празднование совместной памяти трех великих святителей, которые в период становления Церкви Христовой смогли отстоять каноническое православие в борьбе с ересями...
М. Борисова
— Ну а что касается наших московских святых, то тоже вот так с течением столетий этот пантеон московских святых расширялся, причем не в хронологическом порядке даже. Потому что сначала тоже стали чествовать трех московских святителей — митрополитов московских Петра, Алексия и Иону; и вроде как все вполне всех устраивало, вот такое соборное поминовение.
Потом, как ни странно, абсолютно всеми церковными историками раскритикованный 19 век, такой весь помешанный на стремлении к прогрессу, отход от Церкви, книгоноши, которые ходят по всей Руси и объясняют крестьянским детям, что Бога нет — казалось бы... И именно в этот синодальный период встает вопрос о канонизации и присоединении к этому празднованию еще митрополита Филиппа Колычева.
А уж вот 20 век начался с присоединения к этому еще и патриарха Ермогена... Вот все так разбросано, они все в разные исторические периоды, по разным поводам — но как-то вот они собрались именно к тому моменту, когда церкви предстояли большие испытания. Как промыслительно вот они собрались все вместе, чтобы можно было просить об их совместной молитве тем, кому эти испытания предстояло пройти в 20 веке в России...
Но закончился 20 век тем, что сонм святителей московских пополнили святейший патриарх Иов и святитель Макарий, митрополит Московский — собственно, родоначальник московского святительства и человек, который очень много сделал для становления церкви. Вот эти знаменитые макарьевские соборы, которые очень много решили в церковной практике и в устройстве жизни православной церкви, именно российской.
А потом, уже в наше время, к ним присоединились святители Филарет Дроздов, благодаря которому мы имеем синодальный перевод Библии. Он много чего хорошего сделал на своем долгом святительском веку. Но вот всю жизнь он положил на то, чтобы добиться, чтобы этот синодальный перевод на литературный русский язык был издан. Представляете, вот почти целый век боролся архиерей — вполне уважаемый, вхожий во все кабинеты, вплоть до императорского... В православной стране России добиться издания перевода Библии на русский язык стоило ему вот таких титанических буквально трудов.
Ну и, естественно, помимо него еще — святитель Тихон Белавин, патриарх Московский и всея Руси...
И его местоблюститель — удивительный человек, которого то вспоминают, то опять его имя уходит под спуд... И очень жалко, потому что из сонма новомучеников российских для меня, например, в моем восприятии, он находится на совершенно особом месте — это местоблюститель патриаршего престола митрополит Крутицкий, священномученик Петр Полянский.
Это человек, который вступил на свой крестный путь с абсолютно открытыми глазами. Он не был ни священником, не был ни монахом. Когда он был избран участвовать в соборе...
Прот. Дионисий
— В Поместном соборе...
М. Борисова
— В Поместном соборе 1917-1918 годов... Он был преподавателем, он сделал великолепную преподавательскую карьеру, был камергером; он был удостоен потомственного дворянства... И будущий патриарх Тихон просто попросил в кулуарах этого собора принять постриг, принять священство и епископство. Ему нужен был такой помощник...
И этот человек, придя после такого предложения домой, сказал домашним, что он понимает, что он подписывает себе смертный приговор. А этот смертный приговор растянулся больше чем на 10 лет... Вот с самого того момента, как он остался после патриарха Тихона местоблюстителем, вся махина репрессивного аппарата только и делала, что пыталась его уничтожить — и не смогла.
То есть, в 36-м году власти были вынуждены официально сообщить о его смерти — хотя он еще почти год был жив. На него было заведено новое уголовное дело, и только осенью 37-го года его расстреляли. При этом в 36-м году было сказано, что его уже нет, его официально отпели... И казалось бы вот... То есть, один человек своим подвигом показал, что если уж человек идет за Христом, то — если Христос с ним — то его не в силах побороть ничто. Это фантастическая фигура...
Прот. Дионисий
— Да. А для нас для всех очень важно то, что это все московские святители, это люди, которые стояли во главе нашей русской церкви, и они стояли исторически и стоят до сих пор, предстательствуют перед Богом за всю нашу паству. И в общем-то, такие столпы... Не случайно ведь святителей считают столпами церкви, то есть, основанием каким-то. Если вот мы вспомним архитектуру — на столпах держится весь свод. Вот на них держится здание всего церковного устройства. И они молятся... Мы вспоминаем о них, об их деятельности сейчас, исходя из исторической канвы; но еще немаловажно то, что они в Царстве Небесном, в Небесной Церкви за нас молятся и нас поддерживают своим предстательством...
М. Борисова
— Ну историческая канва — тоже немаловажная. Потому что ведь мы привыкли видеть святителей на иконе, и они воспринимаются, в общем-то, как равные какие-то, равнозначные, что ли, личности. Но помимо иконного изображения есть ведь еще и история реальных людей. И она тоже может очень многому научить.
Разве не учит нас сейчас очень многому, или по крайней мере не призывает задуматься об очень многих своих отношениях к окружающей нас действительности позиция патриарха Ермогена, который до последнего был верен помазаннику Божьему — даже если этот помазанник был ну просто чудовищно не подходящий на эту роль человек в образе Василия Шуйского? То есть, это исторический анекдот, а не человек. И при этом он, раз был помазан на царство — патриарх Ермоген до последнего был верен присяге помазаннику...
То есть, это вещи, которые в голове у нас сейчас не укладываются — они требуют размышления, требуют выработки какого-то собственного отношения к каким-то вещам, которые касаются непосредственно нас...
Прот. Дионисий
— И рядом с патриархом Ермогеном рядом стоит патриарх Тихон, который совершенно по-другому, на самом деле, отреагировал в своей жизни на те события, которые... Это тоже драматическое событие в истории Русской церкви, сравнимое со Смутным временем, может... Не будем говорить, что больше, а что меньше драматично. Но тем не менее...
Патриарх Тихон воспринял патриаршество в тот момент, когда оно только-только восстановилось. В общем-то, народ отвык от патриаршества. Но в этот момент уже рухнула вся, так сказать, привычная иерархическая государственная структура. И в какой-то степени он остался вот таким вот идеалом — идеалом стойкости, идеалом какой-то верности... И высказывался...И несмотря на то, что из всех претендентов на патриарший престол он был наиболее... или наименее, так скажем, яркий...
М. Борисова
— Ну уж не сравнить, конечно, с владыкой Антонием Храповицким...
Прот. Дионисий
— Храповицким, да... И тем не менее, именно его промыслом Божиим... Он был поставлен на первосвятительский престол! И его жизнь, его слово, его мужественность — это, конечно, просто... не умаляло веру в народе, а, наоборот, только ее возбуждало...
М. Борисова
— Вы слушаете программу «Седмица». С вами — Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.
М. Борисова
— Продолжаем нашу программу «Седмица», в которой мы каждую субботу разговариваем о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами — Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков.
Эта неделя дает нам повод вспомнить сразу двух апостолов — двух ближайших учеников Христа, абсолютно разных. И поразительно непохожих друг на друга, и в то же время нашедших место среди ближайшего круга Спасителя, когда он был... исполнял Свое служение на земле. Я имею в виду апостола Фому, память которого мы отмечаем 19 октября, и апостола Иакова Алфеева — память его 22 октября.
Вот что касается апостола Фомы, то как только имя его произносится, то как правило, вспоминается вся эта история, произошедшая после Воскресения Христова, когда он потребовал вещественного уверения, поскольку он не мог поверить в то, что ему рассказывают, должен был сам убедиться. Это известный и много раз откомментированный сюжет, на тему которого много-много можно найти откликов и в изобразительном искусстве, и в литературе, и в толкованиях святых отцов, естественно...
Но мне хочется обратить внимание на то, что начинается наше знакомство с апостолом Фомой с сугубо противоположного. Поскольку первое его появление в Евангелии — когда он был еще не учеником Христовым, а галилейским рыбаком. Так вот услышав проповедь Спасителя, он все бросил, пошел за Ним и стал одним из первых из двенадцати учеников...
То есть, с одной стороны — «пока не увижу, не уверюсь»; а с другой стороны — услышал и сразу поверил. То есть, это человек, в котором вот эти две крайности составили какое-то абсолютно гармоничное восприятие учения Христова...
Прот. Дионисий
— Ну еще есть одно упоминание об апостоле Фоме — когда Христос накануне Своих страданий говорит уже в момент воскресения Лазаря, что Он идет в Иерусалим для того, чтобы умереть; а Фома говорит, что «и мы пойдем и умрем с Тобою». И вот это вот получается, что с одной стороны — его готовность умереть; с другой стороны — неверие в то, что Христос воскрес — это может породить у нас некое недоумение. Как это сочетается в одном человеке?
У него была решимость — решимость на то, чтобы разделить трагическую участь своего Учителя. При этом, судя по всему, он совершенно не ожидал гарантий того, что за этим последует какое-то благополучие. Он не верил, возможно, даже до конца в то, что Христос именно воскреснет...
На самом деле, эти истины настолько глубоки, настолько парадоксальны и непонятны, что они были открыты апостолами уже и событиями... А самое главное — схождением Духа Святого на них, когда Сам Дух их всему научил...
Ну вот тем не менее, это очень интересное сопоставление: что в одном человеке может вмещаться и вера, и неверие; и готовность, и страх; и какая-то открытость — и наоборот, недоумение...
М. Борисова
— Ну, в историю, по преданию, апостол Фома вошел еще как просветитель Индии, что очень экзотично...
Прот. Дионисий
— Угу...
М. Борисова
— Хотя могилу, ну или место захоронения его, увидеть невозможно — потому что еще в 16 веке все это место ушло под воду. Но предание сохранило воспоминания некоторых паломников, которые видели место первого захоронения апостола Фомы — так что приходится доверять их свидетельствам, что все так оно и было...
Прот. Дионисий
— Возможно, кому-то встречались так называемые апокрифические тексты — «Деяния апостола Фомы» и даже «Евангелие апостола Фомы». В общем-то, надо сказать, что это тексты, которые не восходят к самому апостолу Фоме. Это, безусловно, тексты, относящиеся к гностическим источникам, которые лишь только пытались прикрыться именем этого известного апостола. Но тем не менее, они известны, их изучают... И изучают не с точки зрения христианства, а с точки зрения истории ересей...
Не будем сейчас подробно об этом говорить. Но тем не менее, коли мы затронули тему изучения, разума... Ведь это очень важный момент, которого, мне кажется, стоит коснуться — сам процесс уверения. Ведь Христос сказал: блажен ты, но ты поверил, потому что вложил свои пальцы в Мои ребра и Мои раны; но блаженны те еще больше, которые поверили, не видя, не трогая, без всяких доказательств, без всяких гарантий...
На самом деле, мне кажется, этот парадокс, который... о котором я говорил — что так много сочетается в душе и в личности одного человека, и готовность умереть, и неверие — попущено Богом именно для того, чтоб мы об этом задумались. Задумались о том, что такое вера.
Вера — это не доказательство... Она никогда не основывается на знаниях. Знания могут быть подпорками и помощью; но вера сама по себе — это подвиг. И в этом смысле мы действительно были бы блаженны, если бы верили без всяких 100%-ных доказательств — просто потому, что это правда сама по себе. Ведь в каждом из нас существует чувство этой правды. Чувство того, что мы верим — как некий отклик на слова Божии...
М. Борисова
— Мне хочется еще все-таки несколько слов сказать об апостоле Иакове Алфееве. Может быть, потому что о нем почти ничего не сказано — просто сказано, что Иаков, брат апостола Иуды, вот один из двенадцати, и все. Вот такой вот простой человек...
Надо напомнить, может быть, нашим радиослушателям, что оба брата были вполне молодыми, но зрелыми по тем временам мужчинами, женатыми, с детьми... А когда они услышали призыв Спасителя — последовали за Ним.
Но об обоих этих братьях почти ничего не сказано.
Предание нам сохранило только воспоминание о том, что они всем помогали. Они постоянно были на подхвате. Помогали они и апостолу Филиппу, когда он там занимался денежными вопросами; они помогали апостолу Нафанаилу... То есть, их задача была вот такая — всем помогать. Очень простые люди, без всяких, казалось бы, ярких дарований.
Но есть богословы, которые считают, что именно присутствие среди двенадцати учеников Христовых этих двух очень простых людей привлекло к Спасителю огромное количество таких же простых людей. То есть, было понятно, что это не элитарная какая-то секта, что это для всех. То есть, чему учит Спаситель, способны воспринять и очень одаренные во всех смыслах личности вроде апостола Иоанна и апостола Петра, и в то же время — такие простецы, как Иуда и Иаков Алфеев...
Прот. Дионисий
— А мне вот очень интересен вопрос. И апостол Фома, конечно, о котором мы говорим, и апостол Иаков, и апостол Иуда — все они в день Пятидесятницы получили дар говорения на иностранных языках. Значит ли это, что они стали учеными-филологами?
Мне так кажется, что это не столько филологический дар, сколько дар именно понимать, сочувствовать, верить и передавать свою веру. Это некий такой вот дар умения донести до сердца каждого человека теми словами, которыми ты можешь — может, самыми простыми словами, самыми некнижными и, может быть, даже грубыми и некрасивыми, но — достучаться до сердца... Потому что именно миссия апостолов в этом-то и состояла — они рассказывали то, чему они были сами свидетели, не больше, не меньше.
У них не было учебника догматики, Евангелия не были написаны; они просто ходили по Римской империи и рассказывали, каждый в своем городе, свой собственный опыт. И им верили — потому что это очевидно, что благодаря их деятельности христианство распространялось и дошло до самых отдаленных концов того существующего мира, который мы сейчас называем христианским миром...
М. Борисова
— Ну что касается дара разговора на иностранных языках, то скорее апостолу Фоме дар этот мог пригодиться. Апостол Иаков Алфеев обошел со своей проповедью вполне знакомые ему земли — это была Иудея и Палестина в основном. Собственно, там, на границе с Палестиной, он и принял мученическую смерть на кресте. Он далеко не удалялся от своих родных мест...
По-видимому, именно к этим простым людям, которые населяли... А кто там был? Там были пастушеские племена полукочевые, и в общем, вряд ли книжные, и вряд ли сильно интеллектуально развитые...
Прот. Дионисий
— Ну вот именно об этом я и говорю, что в этой ситуации тем более нужен бы был этот дар говорения — потому что это дар донесения, это дар расположения к себе. И вот такой простой человек как апостол Иаков этим даром овладел, и его простота является не его недостатком, а его безусловным достоинством.
М. Борисова
— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире радио ВЕРА — программа «Седмица», в которой мы каждую субботу стараемся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков.
Мне хочется с помощью нашего церковного календаря поразмышлять, почему так важен для нас пример мучеников первых веков. Вот на этой неделе мы будем вспоминать мучеников Сергия и Вакха 20 октября, а 21 октября будем вспоминать преподобную Пелагею Антиохийскую. Сергий и Вакх, помимо всего прочего, дороги нашему сердцу потому, что именно в честь Сергия получил свое монашеское имя преподобный Сергий Радонежский — как мы знаем, он был Варфоломеем крещен.
А вот что касается преподобной Пелагеи Антиохийской, тут у меня всегда возникает вопрос... Мы обычно вспоминаем как такой эксклюзивный, особенный пример подвиг Марии Египетской. Подвиг действительно очень такой яркий и мало на что похожий... Но это не значит, что аналогичных подвигов не было среди ее современниц...
И одна из таких современниц — это как раз преподобная Пелагея Антиохийская, которая совершила такой путь от блестящей актрисы в интеллектуальном центре востока империи Антиохии в пещеру на Елеонской горе... Где она, подобно Марии Египетской, много лет подвизалась. Причем окрестные жители думали, что это мужчина, потому что они ее почти не видели...
Прот. Дионисий
— Да... От ее былой красоты вообще ничего не осталось...
М. Борисова
— Вот почему нам так... Я понимаю, когда мы вспоминаем тех святых, о которых остались еще какие-то исторические источники, по которым мы можем как-то реконструировать их личность, представить, что-то примерить — какие-то ситуации их жизненные на себя, что-то попытаться найти, какие-то уроки, перекликающиеся с опытом нашей современной жизни...
А вот когда мы говорим о святых первых веков, почему они нам так важны? Нет, понятно, что важны все святые. Но почему именно их жития — которые очень пунктирные, которые очень-очень слабо дают нам представление о личности — так нам важны, ценны, и почему мы так за них держимся?
Прот. Дионисий
— Ну, я думаю, именно они и создали некий, так скажем, канон. Их жизнь создала вот некую рамку, образ, чин, как это в русской культуре очень часто именуется, по которому в дальнейшем следовали люди. Ведь на самом деле это только достояние 19-20 веков — психологизм, рассуждения о каких-то предпосылках, причинах того или иного поведения...
А люди на протяжении многих веков жили, списывая свою жизнь с иконы. И жития святых были тоже такой иконой. И в этом смысле очень важно, что есть... Вы не случайно сказали про Марию Египетскую и Пелагею — в общем-то, они, казалось бы, в одном чине, в одной, так сказать, в одной области... Аналогичные иконы... Понятно, что на иконах они бы по разному писались, но тем не менее...
А чисто вот с литературной точки зрения... Важно, чтобы люди понимали, что возможно кардинальное изменение, просто преображение до наоборот. Из блудницы — в святую; из красавицы — в отшельницу. В случае с Пелагеей Антиохийской — там вообще потрясающий есть момент в ее житии, сюжетная такая линия... Когда на нее смотрел преподобный Нон. Мне очень дорог этот штрих...
М. Борисова
— Там просто так еще совпало, что, если следовать тексту ее жития, в этот момент был собор в Антиохии...
Прот. Дионисий
— Да...
М. Борисова
— Собрались все современные ей епископы, чтобы решать вот церковные вопросы. И в этот самый момент все это и произошло...
Прот. Дионисий
— А что же произошло? А произошло то, что святой взгляд святого человека на блудницу поменял ее собственную жизнь на 180 градусов. То есть, когда она проходила мимо Соборной площади, все благочестивые старцы отвернулись, и только лишь преподобный Нон проводил ее от начала ее появления до конца, пока она не скрылась из виду. И его поведение вызвало у окружающих недоумение и даже подозрение в нечистоте его мыслей.
А при этом при всем он сказал, что... «Я удивляюсь, как много эта красавица тратит времени, усилий на то, чтобы поддерживать свою внешнюю красоту... и как мало мы делаем для того, чтобы поддерживать свою внутреннюю красоту».
Вот конечно же, это очень непросто — смотреть святыми глазами на грех. Я даже бы не рискнул, наверное, всех призывать обязательно в этом преуспевать каждый день. Грех, в общем-то, заразителен, на грех не надо обращать внимание чрезмерное. Но все-таки, тем не менее, вот бывают такие моменты, когда Господь тебе просто заграждает глаза, и твой ум под неким божественным покровом, и ты уже можешь смотреть не на внешние какие-то возбуждающие проявления этой тленной мирской красоты, но именно на какую-то суть...
В случае с Пелагеей — до нее дошли его слова, и именно это явилось... стимулировало ее обращение к покаянию...
М. Борисова
— Ну по крайней мере, ей было, к кому прийти...
Прот. Дионисий
— Да...
М. Борисова
— То есть, появился человек, к которому она могла прийти и которому она могла поверить. То есть, поверить, что он может увидеть в ней то, что не увидят окружающие...
Прот. Дионисий
— Да... Это, конечно, просто удивительная история, и я очень рад и счастлив, что она сохранилась именно в таком изложении, которое многому нас может научить...
М. Борисова
— Ну история Сергия и Вакха тоже нас многому может научить. Два блестящих офицера, причем оказавшиеся волею судьбы в таком замечательном месте, многими сейчас вожделенном — место Медиолан, он же Милан. Кто бы не захотел служить в таком замечательном городе, да еще при дворе императора Максимиана Геркулия. Все вот... Друг Диоклетиана, все вот замечательно, все прекрасно. И никому дела нет, что они христиане — потому что в те времена, 18 лет правления Диоклетиана никому не было особого дела до христиан. Там решались какие-то геополитические проблемы больше, чем духовные...
Но вот дошло до них — дошла очередь. И когда в начале 4 века появляются эти знаменитые эдикты — Тетрарха, Максимиана, Диоклетиана, Галерия и Констанция Хлора — начинаются гонения. Ну, понятное дело — чистка армии. Ну что ж — они под рукой, надо с них и начать...
И мне кажется, там есть один нюанс в их житии, который резко отличает их от многих аналогичных житийных историй святых воинов-христиан, пострадавших в те времена. Дело в том, что сам Максимиан не стал их судить. Он суд над ними отдал правителю восточной Сирии Антиоху. А они способствовали его карьере — он был, в общем, их...
Прот. Дионисий
— Протеже...
М. Борисова
— В общем, близким человеком, который... Они всеми силами поспособствовали, чтобы он стал этим правителем. И вот он должен, как в свое время Пилат...
Прот. Дионисий
— Как в свое время Ирод отсекал голову Иоанну Крестителю, не хотя, не желая, наслаждаясь его божественными глаголами... Но все-таки, пообещав — и отсек. И точно так же и этот правитель Антиоха умерщвляет своих «родителей»...
М. Борисова
— Мало того, что умерщвляет. С чего все начинается — их наряжают в женскую одежду и... ну как — это офицеры, боевые офицеры, представить себе сейчас эту картину — в женском платье водят по городу на посмешище толпы... Мало убить, надо духовно сломить, надо уничтожить внутреннюю опору...
Это вам не напоминает ничего из современной практики?
Прот. Дионисий
— Да-да...
М. Борисова
— Вот, ну на самом деле Сергий и Вакх — они были очень любимыми святыми на Руси. Вот я только удивляюсь, почему почитание многих святых, которые были дороги православным русским до революционного 20 века, вернулось, а вот почитание Сергия и Вакха так и ушло под спуд...
Прот. Дионисий
— Да, я тоже об этом думал... Тем более, что и правда храмы Сергия и Вакха были и в Константинополе, и во всех других столичных городах...
М. Борисова
— Даже в Риме...
Прот. Дионисий
— В Риме, да... То есть, это святые действительно почитаемые... Кстати, надо сказать, что вот на мой взгляд, мы меньше обращаемся, чем должно было бы, не только к ним, но, например, даже к тому же Иоанну Крестителю, о котором мы сегодня говорили. А ведь Сам Христос сказал, что нет больше него между рожденных женами...
И в общем-то, наши память и внимание несколько избирательны... Наверное, в этом и наша тоже миссия — обращать внимание на наших помощников, наших небесных друзей в наших передачах. Вот и таким образом сегодня мы прошлись по всем чинам — у нас были апостолы, у нас были преподобные, и мученики...
М. Борисова
— И святители...
Прот. Дионисий
— И святители... И вот в каждой части у нас было, на кого обратить внимание. Читать их жития, обращаться к ним — это, конечно, большая духовная польза. И стоит не просто послушать, наверное, но и заглянуть — заглянуть в их житие, поразмыслить об этом, помолиться, и спросить, а что бы они хотели нам сказать. Через них Господь безусловно может какую-то благую мысль, какое-то утешение, укрепление нам подать. В общем, действительно, наши святые — это сокровище нашей церкви.
М. Борисова
— Ну может быть, еще это способ не только что-то получить, но и как в отрывке из апостольского послания, с которого мы начали сегодняшний разговор — быть богатым на всякую щедрость...
Прот. Дионисий
— Вот замечательно, что Вы об этом вспомнили, потому что этого нам не хватает. Давайте быть щедрыми своей верой, надеждой и любовью!
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу! Вы слушали программу «Седмица», с вами были Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков. Слушайте нас каждую субботу, до новых встреч, до свидания!
Прот. Дионисий
— До свидания, дорогие друзья!
Все выпуски программы Седмица
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер