Андрей Борисович с другом Виктором Сергеевичем в Калужском музее изобразительных искусств.
— Виктор, мы с тобой уже не первый раз в Калужском художественном музее. Но эту картину ещё хорошенько не рассматривали. А ведь она такая яркая, и величественный храм тоже сразу привлекает внимание. Кстати, по манере письма очень похоже на работу художника Константина Юона. Давай скорее посмотрим, так ли это.
— Андрей, снимаю перед тобой шляпу! Вот, что значит, разбираться в живописи. Это действительно Юон! Полотно называется «У Псковского собора».
— Псковский собор! Ну конечно! А я-то думаю, почему храм на картине кажется мне таким знакомым. Я ведь недавно ездил в Псков и побывал в одной из главных его святынь — Свято-Троицком соборе. На полотне изображён именно он!
— Теперь и я узнаю! Троицкий собор стоит на территории крепости, на крутом берегу реки Пскова. Это — самый древний храм города.
— Да, он был возведён в десятом веке по личному распоряжению самой княгини Ольги!
— А когда его запечатлел на своей картине Константин Фёдорович Юон?
— Представь себе, в 1917-м году!
— Непростой был год. Революция, большевики, антирелигиозная пропаганда...
— Константин Фёдорович даже в советское время не боялся воспевать в живописи красоту и дух православных святынь. Например, в 20-х годах ХХ века он создал целый цикл работ, посвящённых Сергиеву Посаду и Троице-Сергиевой лавре.
— Однажды мне в руки попали мемуары Юона. С большим интересом их прочитал. Так вот, художник неоднократно говорил о том, что его вдохновляла русская провинция, её древняя архитектура и, конечно же, храмы.
— Юон не раз бывал в Европе, но в его творчестве эти путешествия отклика практически не нашли. А вот русской глубинке он посвятил не одно своё полотно.
— В том числе и то, перед которым мы с тобой сейчас стоим — «У Псковского собора». Безусловно, храм — главный герой картины. Но на ней запечатлён не только он. Внизу, на пристани, у самой реки, художник изобразил людей, разноцветные крыши торговых рядов, прилавки, лодки, с которых идёт торг. Что это, ярмарка?
— Я думаю, что Юон запечатлел базарный день. Они обычно бывали по воскресеньям. Утром люди шли на Литургию в храм. А после праздничной воскресной службы открывался на рынок.
— Да, очень похоже. Знаешь, мне сейчас пришла в голову одна мысль. Кажется, своей картиной «У Псковского Собора» художник хотел показать, как тесно в нашей жизни подчас переплетены духовное и житейское.
— И что за делами насущными нельзя забывать о Боге. Эту мысль подчёркивает величественный белокаменный пятиглавый храм. Он возвышается над базаром, лодками, людьми.
— Как будто говорит: что бы мы ни делали, всегда над нами — Господь. Вспомнились слова из книги пророка Исайи. Их поют в храмах во время Великого поста: «С нами Бог!» От этих слов сразу светлеет на душе.
— И картина, кстати, тоже очень светлая! Обрати внимание, сколько в ней воздуха, пространства.
— Я только что заметил, что Константин Юон изобразил здесь раннюю весну. Посмотри — на пригорке возле собора кое-где лежит нерастаявший снег. Но и трава уже вовсю зеленеет. А небо над куполами — розовое. Какие потрясающие краски!
— Константин Фёдорович Юон однажды сказал, что постоянно ощущает стоящую над жизнью Божественную непреходящую красоту, её волшебный свет. Мне кажется, в этих словах он выразил всю суть своего творчества.
— И эти краски так ярко отразились в его картине «У Псковского Собора»!
Картину Константина Юона «У Псковского собора» можно увидеть в Калужском музее изобразительных искусств
«Программа подготовлена в рамках поддержки национального проекта „Культура“»
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!