У нас в гостях был автор и исполнитель собственных песен, участник проекта «Голос» Руслан Силин.
Руслан рассказал о своем пути к вере, о том, как этот путь связан с музыкальным творчеством, а также о том, как он впервые открыл для себя мир музыки после окончания факультета военной журналистики. Разговор шел и о новом музыкальном альбоме нашего гостя, который посвящен 9 разным святым.
Ведущая: Кира Лаврентьева
К. Лаврентьева
– «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие радиослушатели, меня зовут Кира Лаврентьева. И как всегда по воскресеньям, мы говорим о пути христианина в светском обществе. И сегодня у нас – замечательный христианин, автор и исполнитель собственных песен Руслан Силин. Здравствуйте, Руслан!
Р. Силин
– Добрый вечер, Кира! Добрый вечер, уважаемые многочисленные (я уверен) радиослушатели – почитатели и поклонники хорошей современной православной песни…
К. Лаврентьева
– Да… Также Руслан – участник проекта «Голос» и автор – замечу, дорогие радиослушатели – автор известной песни «Молитва». Вот мы когда с Русланом об этом поговорили, он сказал, что вот эта группа – расскажите, Руслан – везде в контакте, в социальных сетях группа-исполнитель этой песни – «Гвадалахара»… А оказалось, что вообще такой группы не существует, и автор этой песни – конкретно Вы… Сейчас ее и Валаамский хор поет, и в общем, она совершенно на разный манер передается…
Р. Силин
– Переиначена…
К. Лаврентьева
– Переиначена, да-да-да…
Р. Силин (поет, К. Лаврентьева подпевает)
Пресвятая Дево, Мати Божия, благая Богородица,
Не остави нас своею вечною и доброю молитвою…
К. Лаврентьева
– Потрясающе…
Р. Силин
– Совершенно уникальная история – песня «Молитва». Она уже 15 лет существует в пространстве… Она молится за меня, за огромное количество людей, ее слушающих – мне так искренне кажется… Была написана в 2007 году, исполнена впервые мною же в Храме Христа Спасителя на фестивале современной православной песни, за которое, кстати – за исполнение этой песни на фестивале – я получил благодарственное письмо от патриарха еще Алексия тогда. И забыл про нее…
Я всегда думал, что это узкоспециализированное произведение. Оно имеет автора стихов и автора музыки в моем лице…
К. Лаврентьева
– Да…
Р. Силин
– Вот, а спел я его с певчими Новоспасского монастыря – и забыл… И через какое-то время в интернете совершенно случайно я вдруг увидел, что кто-то ее разместил, и она набирает миллионы прослушиваний…
К. Лаврентьева
– Так и есть…
Р. Силин
– У меня был легкий шок – правда. Причем эту песню анонсировали в интернете какие-то инициативные люди, которые взяли название другой моей песни, которая называется «Гвадалахара». Это не название команды, не название музыкальной группы – это название музыкального произведения. «Не поют гитары про Гвадалахару…» (поет) – все! Но кому-то понравилось это сочетание – «Гвадалахара» и песня «Молитва», и вот таким образом она стартанула в интернете. Потом мы эту ошибку исправили, потом люди начали разбираться…
А я к этому не имел никакого отношения – я скромно сидел в уголочке. Сидел и слушал, и наблюдал, что происходит. Я уже был и «народной песней», я уже был и «каноническим произведением» – в общем, произведением, которое вдруг «открылось» современному миру издревле, и так далее и тому подобное. Но да, это правда: Руслан Силин, я – автор и исполнитель песни «Молитва»…
К. Лаврентьева
– Отлично… Руслан, а как Вы вообще попали в мир музыки с факультета военной журналистики?
Р. Силин
– Совершенно случайно – только и исключительно благодаря Божиему провидению. Я не выбирал эту профессию. Не выбирал дело, которым хотел бы заниматься. Да, в моей жизни был и факультет журналистики военной, в жизни была и работа на телевидении, и работа в рекламных агентствах…
Но вдруг в какой-то определенный момент мне захотелось купить гитару. Уже в зрелом возрасте я пошел на рынок, купил себе гитару и начал что-то наигрывать; потом вдруг начал что-то сочинять… Потом мои друзья начали все это записывать… И потом эти песни начали распространяться…
К. Лаврентьева
– Такой Божий призыв, получается…
Р. Силин
– Да… И после этого я понял, что профессия меня сама «выбрала»: меня просто «всосало» в ее кипучую жизнь… И вот так все получилось…
К. Лаврентьева
– Ну и как Вам в ней?
Р. Силин
– Мне очень комфортно. Комфортно и интересно. Я понимаю, что внутри меня зреет какой-то… горит какой-то определенный огонек, который меня греет, когда я подбрасываю дровишки…
К. Лаврентьева
– В творческую историю…
Р. Силин
– Интересных рифм, интересных форм, интересных образов… Мне это очень нравится! Мои песни поют известные люди, в кино – Александр Маршал, Ани Лорак, Дмитрий Певцов…
К. Лаврентьева
– Да-да, это отдельная история… У Вас же есть специальная такая организация под названием «Фото», и Вы таким образом выдаете песни очень классные…
Р. Силин
– На-гора… Совершенно верно… Но сам своим творчеством я никогда не занимался, для себя. Это вот все началось как раз с песни «Молитва». Она как бы молилась вот 15 долгих лет…
К. Лаврентьева
– Ничего себе…
Р. Силин
– Молилась-молилась – и вымолила очередной новый альбом. И я вот сейчас расцветаю не просто как автор, а как автор-исполнитель современных православных песен – я думаю, что очень многими ожидаемых…
К. Лаврентьева
– Вот кстати говоря, Вы же писали такие песни вполне светские – и для Ани Лорак, и для Певцова – в общем, для разных вот этих поп-исполнителей… Но в итоге пришли совершенно к такой церковной истории, церковному творчеству…
Р. Силин
– Да…
К. Лаврентьева
– Ведь названия Ваших песен – они такие прямо подчеркнуто церковные, они имена святых носят…
Р. Силин
– Да…
К. Лаврентьева
– Матрона Московская, Сергий Радонежский, Алексий Чудотворец…
Р. Силин
– Да, это как раз песни из нового альбома, который будет называться «Девять». Он будет рассказывать в песнях о жизнях… житиях девяти святых. И каждая песня – она посвящена определенному святому. Вот Сергию Радонежскому, Матроне Московской, Алексию Чудотворцу…
К. Лаврентьева
– Почему так? Как Вы к этому пришли?
Р. Силин
– Я не знаю… Это тоже для меня загадка и мистика. Может быть, я ее когда-то разгадаю. Но в тот момент – это было год назад – я начал сотрудничать с православным музыкальным издательством «София». Мы сели за стол и начали думать: что бы такого сделать, чтобы всем было интересно? И придумали такой альбом – написать песни о житиях святых.
Для меня это был эксперимент своего рода. Но я залез в учебники, в книги, я выискивал огромное количество разных фактов о жизни того или иного святого, и все это интегрировал в стихотворную форму… И у меня начало получаться!
А когда у тебя получается любимая работа – это же прекрасно! Это, значит, будет чувствовать слушатель, будет чувствовать зритель – это все передается. Когда у тебя получается работа – это волшебство, это мистика… Это Божия мистика…
К. Лаврентьева
– Ну как-то Вы изменились внутренне? Произошел ли в Вас какой-то поворот, когда Вы начали…
Р. Силин
– Конечно, конечно…
К. Лаврентьева
– …поворачиваться в сторону святых в творчестве?
Р. Силин
– Конечно… Когда я писал первую песню из этого цикла, она была посвящена Сергию Радонежскому. Я везде начал замечать его пристальный взгляд…
К. Лаврентьева
– Ого…
Р. Силин
– Интуитивно… По наитию… Выходя из дома и заходя в него… На улице, среди прохожих… Среди икон…
А потом, когда я переслушивал эту песню, которая получилась в результате – я понимаю, что все сделал правильно, все ошибки исправил – и ощущение этого взгляда растворилось! Мне сложно объяснить на пальцах, сложно объяснить словами, как это ощущается; но какая-то определенная мистика, какое-то волшебство в этом существует… Сергий Радонежский на меня вот так повлиял.
Все остальные песни повлияли по-другому, но Сергий Радонежский на меня вот так повлиял. Потому что, видимо, я знал, что это первая песня из цикла, и нужно собраться, сосредоточиться и работать дальше. И он мне дал вот такое благословение на то, чтобы продолжать работать над этим альбомом…
К. Лаврентьева
– Что Вы хотите этими песнями показать слушателям? Что Вы хотите донести до людей?
Р. Силин
– Вообще когда я работал над этим альбомом, он был непростой. Он был сложный. Максимум, что я заставлял себя сделать – это проснуться рано, знаете, как Чехов – в пять утра…
К. Лаврентьева
– Сесть и начать…
Р. Силин
– Да, сесть и… Когда я сел за стол… Взял с собой гитару, тихонько закрыл дверь на кухне, сел за стол – и на этом моя воля заканчивается, все. После этого начинается мистика. И там уже все: там слова, там уже образы, там мелодия… Поэтому я для себя прежде всего это делал. И для своих троих сыновей, которые бегали вокруг меня и подпевали эти песни… Ля-ля-ля-ля-ля… Что-то там пели, заучивали текст, интуитивно или нет – я не знаю. А потом уже…
Песни еще не дошли до своего официального массового слушателя, потому что у нас релиз альбома намечен на 12 июня, и мы будем этот релиз отмечать концертом на Валааме, на Певческом поле. Поэтому реакции пока я не знаю. Вот так вот я не могу посмотреть человеку в глаза и спросить: ну как?
К. Лаврентьева
– Ну, понимаете, у некоторых авторов… у них же есть конкретная цель. Они говорят: «Я пишу свои песни, чтобы как-то вот…»
Р. Силин
– Чтобы что-то…
К. Лаврентьева
– Чтобы дать людям патриотический дух… Или рассказать о святых… Или рассказать о Христе… Или рассказать о вере… Или просто – я вот свою душу вкладываю, и что получается, то получается… Мне кажется, это вот как раз Ваш вариант…
Р. Силин
– Да, наверное, последний… Мне это все было очень интересно. Вот просто невероятно был интересен сам процесс работы. И мне так жалко, что он закончился! Наверное, нужно будет подождать какое-то время, переключиться и начать работать заново…
К. Лаврентьева
– Вы знаете, не терпится послушать одну из композиций – давайте послушаем песню «Сергий Радонежский». Как раз Вы так про нее рассказали… Давайте послушаем!
Звучит песня «Сергий Радонежский» (автор-исполнитель – Руслан Силин)
К. Лаврентьева
– Вот такая совершенно прекрасная композиция, дорогие радиослушатели. Также напоминаю вам, что сегодня в гостях у «Вечера воскресенья» – Роман Силин, автор и исполнитель собственных песен, участник проекта «Голос», автор известной песни «Молитва», но теперь – и многих других известных песен – Руслан, как мы сейчас убедились, они обязательно станут такими новыми церковными православными «хитами»…
А может, и выйдут за вот эту границу церковной ограды. Потому что когда я сейчас слушала эту песню «Сергий Радонежский», у меня совершенно четко в голове была ассоциация, знаете – Шмелева «Богомолье», когда вот люди идут по этой дорожке в Троице-Сергиеву лавру, когда еще не было транспорта… Все идут, идут, значит, с котомками, сумами за плечами, в этих онучах, в этих лаптях… Вот идут на богомолье к преподобному Сергию…
Это же сколько уже продолжается столетий! И Вы так глубоко это прочувствовали… Просто потрясающе! И вот в этой гитаре, и во всем этом многоголосии… Это, кстати, как технически делается?
Р. Силин
– Записывается один голос… Сверху еще потом записывается…
К. Лаврентьева
– Через терцию?
Р. Силин
– Да… Ну, каждый раз по-разному – там разные музыкальные формы используются… Что, собственно, в голове звучит, то и выдается в студии. Это тоже все интуитивно, это тоже все не является такой музыкальной математикой, это все только на слух делается – для того, чтобы сохранялась вот эта атмосфера, ощущение…
К. Лаврентьева
– Действительно…
Р. Силин
– Такое мягкое… Чтобы оно настоящее было…
К. Лаврентьева
– Дух сохранен, действительно… А Вы ездили вот в эти монастыри, когда писали эти песни? Ну, или до этого, или после этого? Как-то у вас была связь с этими святыми, да?
Р. Силин
– Да, конечно…
К. Лаврентьева
– Чтобы своими глазами все посмотреть, прочувствовать дух, впитать…
Р. Силин
– Да, безусловно, да… И Троице-Сергиеву лавру я очень хорошо знаю, я несколько раз там был. Очень много переживаний по этому поводу, и я сейчас до сих пор глаза закрываю и понимаю, что я ощущал, находясь в центре вот этой площади, или возле раки с мощами преподобного Сергия… Да, конечно…
К. Лаврентьева
– Ну Вы знаете, мы так или иначе будем возвращаться к этим песням, к святым, о которых эти песни, в общем, повествуют… Но хочется спросить про проект «Голос». Что это была за история? Как Вы туда попали, какие у Вас впечатления?
Р. Силин
– Совершенно случайно. Это было в 2014 году… Мои друзья заполнили анкету – втайне от меня…
К. Лаврентьева
– Сделали доброе дело…
Р. Силин
– Да… Потом мне позвонили и пригласили на прослушивание. Я его прошел. Потом началась работа…
К. Лаврентьева
– А что Вы пели на слепом прослушивании?
Р. Силин
– На слепом прослушивании я пел вариацию песни Бориса Гребенщикова «Государыня». И мне ее же рекомендовали спеть… А, нет: я спел на кастинге эту песню «Государыня» Бориса Гребенщикова, в своей интерпретации, и потом мне ее же рекомендовали спеть на слепом прослушивании. Вот… К сожалению, дальше слепого прослушивания дело не пошло – то ли я очень сильно волновался, то ли репертуар как-то так…
К. Лаврентьева
– Ну, это ведь еще дойти надо до слепого прослушивания…
Р. Силин
– Конечно, конечно, это тоже показатель… Потому что когда сидишь в кулуарах студии «Останкино», когда тебя вызывают… Там прямо «пачками», человек по 50 заходят… Потом выходят все «в слезах, в соплях», что называется… Один или два человека из этой компании остается, и потом еще раз прослушивают, и еще раз…
Это был эксперимент. Я как человек, который… в особенности характера которого – не замечать каких-то негативных сторон человеческой жизнедеятельности – я ничего не могу плохого сказать. Я человек в этом отношении крайне…
К. Лаврентьева
– Позитивный?
Р. Силин
– Ненаблюдательный вот за чем-то… Может, они были, может, они и есть, может, они так и педалируются… Но я как бы для себя видел только хорошее, только интересное, только увлекательное… Мне было интересно. Более того, это было очень выгодно, постольку поскольку мои данные как автора, мой статус как автора резко возрос после этого. И как бы на мои произведения, которые я предлагаю артистам, уже стали смотреть немножко…
К. Лаврентьева
– По-другому?
Р. Силин
– По-другому, да…
К. Лаврентьева
– Так Ваши же произведения в фильмах и там, и тут встречаются… То есть, некоторые артисты даже Вашим голосом поют Ваши песни…
Р. Силин
– Да…
К. Лаврентьева
– Можете рассказать?
Р. Силин
– Да, существует такой сериал – «Я не я» называется. И герой одной из серий, которого играет Павел Деревянко, поет моим голосом песню…
К. Лаврентьева
– И это очень душевно…
Р. Силин
– А она так и называется – «Душа»…
К. Лаврентьева
– Да-да-да… Вырезка есть…
Р. Силин
– Душевный Павел…
К. Лаврентьева
– Да, интересно… Руслан, вот смотрите… Мы с Вами поговорили о военной журналистике… Кстати, почему Вы выбрали именно эту специализацию? Давайте еще Вас чуть-чуть попытаем на эту тему…
Р. Силин
– В то время, когда я закончил школу, я уже публиковался в ряде местных воркутинских газет (Воркута – город в Заполярье, где я прожил большую часть своей жизни). И встал выбор: что с этим делать? На тот момент факультет военной журналистики был самым престижным факультетом журналистики в принципе…
К. Лаврентьева
– Так…
Р. Силин
– Потому что там работали высококлассные специалисты, там была очень жесткая дисциплина, и попасть туда было невероятно сложно. Но у меня получилось – я начал там учиться.
А потом государство, в котором находился этот институт, отделилось от России – и училище расформировали. И я его не закончил – переключился уже на гражданскую деятельность. Но тем не менее, выбор был вот именно с таким прицелом – поучиться у известных мастеров журналистики. Она не то чтобы такая экстремальная, но за счет жесткой дисциплины – тебя заставляли учиться, прямо заставляли… А если подростку это интересно, то, безусловно, он впитает в себя огромное количество информации…
К. Лаврентьева
– Смотрите, Руслан, Вы сказали про троих сыновей: три сына, три богатыря – как они относятся к Вашему творчеству?
Р. Силин
– Позитивно!
К. Лаврентьева
– А какой возраст у них?
Р. Силин
– 12, 10, 8…
К. Лаврентьева
– Ну, погодки, считай…
Р. Силин
– Да, да… Они не разлей вода, они дружат друг с другом. У них имена все начинаются на «А» – Артемий, Андрей, Алексей – привет им огромный… В поликлинике за счет этого всегда путают: «А.Р. Силин, А.Р. Силин, А.Р. Силин – странно! Вы что, пытаетесь их спрятать?». Нет, я пытаюсь сделать им интересную жизнь…
К. Лаврентьева
– Да, понимаю Вас… У меня тоже трое детей: Андрей, Алексей и Иван. Тоже погодки… Да, это все очень интересно… А они хотят как-то к музыке приобщаться тоже? Ходят ли в музыкальную школу?
Р. Силин
– Да, да…
К. Лаврентьева
– Хотят ли, как папа, играть на гитаре?
Р. Силин
– Да, уже хотят… Вообще, когда я смотрю на своих мальчишек, наблюдаю их таланты, их какие-то увлечения, как они пользуются собственной фантазией – я понимаю, что я тоже талантливый! Вот это реально особенность – узнать, какой ты…
К. Лаврентьева
– Какой ты? Класс…
Р. Силин
– Да, они молодцы. Средний сын уже у меня достиг определенных высот в пении – он занимается в хоровой школе, он поет песню, которую написал для него Михаил Гребенщиков вместе с поэтессой Лемеховой – он исполняет эту песню на публике, у него очень хороший голос. Кстати, он принимал участие в записи и вот этого альбома, который сейчас выпускается. Там в одной из песен звучит его голос – тоненький, красивый, мелодичный…
К. Лаврентьева
– Даже так…
Р. Силин
– Да, они проявляют себя. Младший сын очень хорошо лепит. Его маленькие скульптуры из пластилина уже оценили известные скульпторы, известные художники…
К. Лаврентьева
– Вот видите – у талантливых родителей талантливые дети…
Р. Силин
– Вот, когда ты смотришь на них – ты понимаешь, какой ты на самом деле. Это показатель…
К. Лаврентьева
– Да, это радостно…
Р. Силин
– Потому что самому в себе как-то разбираться… Ну, очень несмело, скажем так…
К. Лаврентьева
– Как Вы их воспитываете, Руслан?
Р. Силин
– Никак не воспитываю. Ни я, ни супруга их не воспитываем. Мы скорее всего просто показываем какой-то пример поведения… А все, что у них внутри заложено – это говорит о нашей внутренней нравственной душевной чистоте. Поэтому мы их не воспитываем. Нам в этом смысле повезло очень сильно…
К. Лаврентьева
– А они вас «достают»? (смеется) Задам материнский вопрос…
Р. Силин
– Конечно, да. Как любые мальчишки, как любые хулиганы…
К. Лаврентьева
– Ну, просто три мальчика – это впитала уже в себя не понаслышке…
Р. Силин
– Да…
К. Лаврентьева
– И как Вы реагируете на это?
Р. Силин
– Спокойно! Спокойно реагируешь. Если ты будешь на это как-то реагировать…
К. Лаврентьева
– Они будут «доставать» все чаще…
Р. Силин
– Да, они будут все сильнее это делать…
К. Лаврентьева
– Великие слова… Почему-то нужно, чтобы тебе со стороны кто-то это сказал… Руслан, давайте послушаем Вашу следующую композицию. Называется она «Матрона Московская». Немножко, буквально пару слов, расскажите о ней, как Вы ее создавали – тоже на кухне в пять утра?
Р. Силин
– Наверное, да. Потому что каких-то особых условий я не помню при создании этой песни. Наверное, да… У меня богатая фантазия: я могу сидеть на кухне, а быть…
К. Лаврентьева
– А быть совершенно в другом мире, да…
Р. Силин
– Да, и здесь так же произошло. То, что мне нравилось вот в работе над этим альбомом – это то, что ты изучаешь информацию о жизни святого. Когда ты изучаешь информацию, ты в эту эпоху, в эту жизнь, в эти условия окунаешься настолько сильно, что тебя начинает слегка даже колотить…
К. Лаврентьева
– Резонировать начинаешь…
Р. Силин
– Да, и ты понимаешь, как в принципе это могло быть. И в этом случае, наверное, так же получилось. Я просто представил, как это, прочитав жизнь святой праведной Матроны Московской… И фантазия, тело, душа, сердце отозвалось, и вылилось вот в такую песню…
К. Лаврентьева
– Давайте послушаем песню «Матрона Московская»…
Звучит песня «Матрона Московская» (автор-исполнитель – Руслан Силин)
К. Лаврентьева
– Это была песня «Матрона Московская». И в гостях у «Вечера воскресенья» – Руслан Силин, автор и исполнитель собственных песен, участник проекта «Голос» и, как мы говорили, автор известной песни «Молитва». У микрофона – Кира Лаврентьева, мы вернемся через несколько секунд.
К. Лаврентьева
– «Вечер воскресенья» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие радиослушатели – напоминаю вам, что в этом часе с нами – Руслан Силин, автор и исполнитель собственных песен, участник проекта «Голос», автор известной песни «Молитва», мы сегодня о ней много говорили… И если вы, дорогие радиослушатели, только сейчас к нам присоединились, мы вам рекомендуем потом еще на сайте послушать нашу программу, потому что там было очень много интересного, в первой части нашей программы. Но уверена, что вторая часть будет не менее увлекательной…
Руслан, вот мы с Вами говорили о житиях святых, которые Вы читали, проникались, впитывали вот этот дух святого, писали эти песни замечательные, уютные… Действительно, они очень уютные, очень самобытные… И что мне нравится в них – их не обязательно садиться и слушать. Их можно в наушниках слушать на пробежке, их можно в машине слушать, их можно гулять и слушать, их можно фоном слушать, когда ты что-то на кухне готовишь – для меня вот как для хозяйки, для женщины это важно. То есть, не обязательно отдельное время выделять, чтобы, знаете, сидеть и слушать – хотя и так тоже, безусловно, можно… Ну то есть, они такие настолько универсальные, настолько легко ложатся на душу… Спасибо вам огромное – чистое, искреннее спасибо!
Р. Силин
– Спаси Господь…
К. Лаврентьева
– Да… Руслан, ну а как Вы пришли к вере? Вот самый главный вопрос, центр нашей программы. Такие песни… По ним же совершенно четко ощущается, как Вы тонко чувствуете святого, какая у Вас тонкая душа. А как Вы к храму пришли, как Вы верующим стали?
Р. Силин
– Непросто; непросто, но это было чудо, да. Я очень долгое время в юности проводил в комнате, очень редко выходил (условно говоря) за пределы этой комнаты… И потом в какой-то определенный момент я почувствовал такую тоску от всего этого… И я пошел в храм и покрестился, сам. Никто меня не заставлял, не советовал…
К. Лаврентьева
– Сколько Вам было лет?
Р. Силин
– Лет 19, наверное… 19 или 20 – я точно не помню, но это вот было в ранней юности. Я пришел… Потом заставлял себя ходить в храм – заставлял себя ходить в храм, заставлял себя разбираться в богослужении, заставлял себя изучать каноны, читать Евангелие… Заставлял.
Но в какой-то определенный момент что-то случилось, и я понял, что теперь мне легко. Теперь мне хорошо. Теперь что-то внутри меня зажглось, и это все…
К. Лаврентьева
– Но при этом Вы знали, что надо «заставлять»…
Р. Силин
– Заставлять, да…
К. Лаврентьева
– Царство Небесное «нудится», как говорят…
Р. Силин
– Да, заставлял…
К. Лаврентьева
– Нудил…
Р. Силин
– Да, заставлял… Вот это, наверное, было проявление собственной воли. Господь видит, что человек проявляет какое-то желание… Какое-то желание! Для начала надо себя заставлять – вот надо заставить сесть, заставить работать, заставить себя позвонить другу, поздравить его с днем рождения… Заставить!
А уже потом ты получаешь удовольствие от процесса – когда ты понимаешь, что тебе заставлять себя вовсе не хочется, это все очень гармонично происходит.
Так же и вера – она как-то очень нежно, очень гармонично после определенных усилий пришла, и все открылось… И вот я сейчас не представляю себя по-другому, вообще не представляю! Есть такие, кстати, строки в песне «Николай-Угодник»: «Николай-Угодник, страшно жить без веры». Вот мне сейчас страшно жить без веры, я себе не могу представить… И сейчас все легко: и верить легко, и жить легко…
Вот так… Нет, конечно, я – поэт, я – человек, который умеет мастерски обращаться со словом и с образами… У кого-то это определенным образом происходит… Я это вот так рассказал. Но это не значит, что на физическом уровне так это и происходит… Хотя, может быть, и да – почему нет? Как-то вот так, ощущения такие…
И это очень ярко проявляется в песнях. Вот я же говорю: «Молитва» была написана 15 лет назад, и она все это время как-то вот тоже молилась за меня… Вымаливала новые песни, вымаливала, требовала для меня там, просила… И вот оно случилось. И я понимаю, что на это тоже нужно время! Нельзя так резко взять и поменяться: сначала ты себя заставляешь; а потом ты делаешь это уже с удовольствием… А потом ты уже жить без этого не можешь!
И этот альбом, кстати сказать – интересная история – мы с издательством «София» специально назвали его «Девять» – потому что там девять треков и девять святых. Девять песен – жития святых. И почему-то в какой-то определенный момент я вдруг подумал: я хочу его назвать цифрой 9, но римской – то есть, это «палочка» и «икс», римская цифра IX. Почему – я не понимал. Но вдруг недавно случилось чудо. Мне пишет директор «Софии», и говорит: «Слушай, я теперь понимаю, почему ты назвал альбом римской IX – потому что это еще аббревиатура, ко всему прочему – Иисус Христос в греческом написании! Вы понимаете…
И после этого я ощутил легкий трепет: не страх, не радость, а какой-то вот трепет. Я понял, что вот чудо «замкнулось». И я думаю, что вот в этом смысле альбом… Для меня он был знаковым, и для слушателей, я думаю, он тоже будет знаковым. Потому что, как вам объяснить… Сейчас такое время…
К. Лаврентьева
– Поддержка нужна…
Р. Силин
– Непростое какое-то вот оно, в раздрае… во всем – оно какое-то милитаризированное, какое-то напряженное, какое-то все вот трясущееся. В разговорах, в мыслях, в телевидении, даже в шуме ветра – все равно чувствуется вот эта дрожь…
А мне хотелось бы для себя, для своих мальчишек, для слушателей – какого-то душевного… ну, не спокойствия, но равновесия. И в этом отношении, я думаю, альбом, который рассказывает о житиях святых – он очень своевременен. Меня, во всяком случае, он очень успокаивает…
К. Лаврентьева
– Если честно, это так глубоко, что мне аж хочется «словить» эту тишину, вот эту благодатную тишину, которая у нас в студии после Вашего ответа образовалась каким-то чудным образом… Называется, собрались два эмпата! (смеются) Да, Руслан, вот про это и есть мой вопрос. Вы знаете, резонанс со святыми, о котором мы говорили в первой части нашей программы, дрожь в шуме ветра, о которой Вы сказали сейчас – ну, вот эти фразы, они так или иначе обнаруживают Вашу вот эту чувствительную натуру…
Р. Силин
– Конечно…
К. Лаврентьева
– Вы бы могли сказать, что Вы – человек… ну, вот с тонкой кожей? Или без кожи… Человек, который все чувствует – чувствует состояние другого человека, чувствует настроения общества, и так далее?
Р. Силин
– Наверное, да… Да, я могу так сказать. Мог бы так сказать, потому что я же тоже за собой наблюдаю. Какова реакция, как это все в голове происходит. Входит одна информация – зрительная, а выходит информация из трех-четырех слов. И этот образ – он… Мне кажется, зрителя, слушателя именно это и подкупает. Потому что слова простые, а образы сложные…
К. Лаврентьева
– Так и есть…
Р. Силин
– Вот… Да, я стараюсь очень объективно оценивать собственное творчество. Очень объективно – то есть, не летать над землей, не парить, а ходить по ней своими ногами, но очень объективно оценивать то, что я делаю. И мне кажется, есть внутри какая-то сила… (Силин, сила – ничего себе!) Есть какая-то сила внутри, которая позволяет мне смотреть на вещи не так, как на них смотрят многие другие окружающие люди.
И это импонирует, это им нравится. И это и есть прогресс. И я в этом прогрессе играю какую-то определенную роль. И мне нравится быть участником этого процесса…
К. Лаврентьева
– Ваша песня «Алексей Чудотворец» как родилась?
Р. Силин
– Мне хотелось сделать что-нибудь современное…
К. Лаврентьева
– Ого…
Р. Силин
–Даже нет, не современное, а… знаете, такой «духовный мейнстрим»…
К. Лаврентьева
– Так…
Р. Силин
– Такое вот что-то «свежее»… Потому что мне казалось, что Алексей Чудотворец – он именно такой, именно такой…
К. Лаврентьева
– Прогрессивный…
Р. Силин
– Да… Такой вот «свежий», с невероятно сложной судьбой, с невероятно тяжелой, сложной жизнью… Собиратель, что называется, земель русских… А это же колоссальные усилия: быть, с одной стороны, политиком, а с другой стороны – оставаться человеком исключительно… далеко не светским, а очень духовно одаренным. И мне показалось, что ему подошла бы вот такая музыкальная «униформа»…
К. Лаврентьева
– Давайте послушаем! Песня «Алексей Чудотворец»…
Звучит песня «Алексей Чудотворец» (автор-исполнитель – Руслан Силин)
К. Лаврентьева
– Это была композиция «Алексей Чудотворец», автор и исполнитель ее – Руслан Силин. А также он у нас сегодня в «Вечере воскресенья», дорогие радиослушатели, напоминаю вам об этом… И мы говорим об очень серьезных вещах, между прочим – мы говорим о том, как Руслан стал верующим человеком, о том, как Руслан из военной журналистики перешел в музыку, о том, как участвовал в проекте «Голос», как писал песни для других исполнителей… И все это чрезвычайно интересно. А еще у Руслана три сына. Три сына, дорогие радиослушатели! И вот сейчас я хочу у Вас как раз спросить…
Р. Силин
– Это, кстати сказать – самое гениальное мое произведение. Триптих…
К. Лаврентьева
– Да, сотворчество с Богом… Удивительно, да… И вот я как раз хочу Вас спросить о том, как Вам удается (или не удается) говорить на духовном языке со своими детьми. Удается ли передавать веру, удается ли… ну, как-то «приучить» – такое слово, да… ну, как-то вот открыть им церковную жизнь, открыть им храм… (Хотела сказать «приучить к храму» – и не пошло, да, не пошло…)
Р. Силин
– Они просто задают вопросы! А я на эти вопросы пытаюсь как-то отвечать…
К. Лаврентьева
– А что это за вопросы, Руслан?
Р. Силин
– Что такое Бог? Почему Их трое?
К. Лаврентьева
– В смысле Троица?
Р. Силин
– Да… Ну, это дети просто так спрашивают…
К. Лаврентьева
– Ну конечно…
Р. Силин
– Почему в храме нужно стоять? Папа, а почему ты не молишься в лифте, а вдруг что-то случится? Бог – Он везде, не только в храме? А почему храмы красивее, чем дома, в которых мы живем? И вот только благодаря тому, что они задают вопросы, и я на них пытаюсь как-то отвечать – я сам нахожу ответы на эти вопросы, и вместе с ними расту над собой. Вот так вот я им рассказываю про то, что вокруг происходит…
Они вообще сами, я думаю, мне могут рассказать очень многое. У нас было такое… Вообще в моей жизни было очень много чудес. Господь в мелочах Себя проявляет, и если ты умеешь это наблюдать, умеешь замечать – то вокруг тебя будет столько всего интересного! И столько всего не случайного…
И одно из таких чудес было, когда у меня младший сын после роддома, спустя месяц жизни, попал в больницу. Не буду рассказывать подробности… Но на территории больницы был храм. Ему был месяц от роду… И мы его практически теряли… Я пришел в храм, сказал батюшке: «Батюшка, лежит вот ребенок месячный в больнице через улицу… Покрестить бы!». «С удовольствием», – сказал батюшка, взял меня за руку… Мы пришли туда, он устроил небольшой «молитвенник», прочитал службу, причастил ребенка… В этот же вечер нам позвонили из больницы и сказали: ребенок проявляет положительную динамику! Он идет на поправку… И через неделю он уже «стоял на ногах», все было в порядке!
Сейчас это – самый здоровый ребенок вообще в мире, думаю. И после этого – мне ему хочется вопросы задавать! Потому что он на все смотрит такими глазами, как будто он что-то знает – больше, чем остальные…
Поэтому здесь, не знаю… Я (наверное, как примерный отец, примерный христианин) вожу их в храм, они участвуют в литургии, они причащаются. А все остальное… Крылья растят они собственные сами. И дай Бог…
К. Лаврентьева
– А у Вас есть духовник? Есть ли священник, к которому Вы ходите на исповедь на постоянной основе?
Р. Силин
– Конечно. Ну, я бы не сказал, что он духовник – он священник, он не монах. Но да, да… Ну вообще, это признак хорошего тона – причащаться у одного и того же священника. Это нормально, это говорит о чистоте помыслов твоих – я так думаю. Я, во всяком случае, так к этому отношусь сам…
К. Лаврентьева
– А вот когда Вы только пришли к храму и заставляли себя ходить на службы – тогда был человек, который помог Вам, в глазах которого Вы увидели свет вечной жизни?
Р. Силин
– Да, я был рядом, был знаком со священником, который – я был абсолютно уверен, что он искренне, истово верит в Бога. Просто вот искренне и истово. И это меня очень сильно подкупало. Была даже зависть какая-то. Ну, не зависть…
К. Лаврентьева
– Восхищение…
Р. Силин
– Желание…
К. Лаврентьева
– Желание так же…
Р. Силин
– …понять, почему так, как вот этого достигнуть… Когда участвуешь с ним даже в какой-то простой молитве, ты понимаешь, что у тебя земля шатается под ногами – это как?.. И я искренне надеюсь, что произнося утренние молитвы вместе с детьми… Что они испытывают такое же ощущение. Я искренне на это надеюсь, я хочу в это верить – что они испытывают такое же ощущение, которое испытывал когда-то я, когда молился вместе со своим наставником…
К. Лаврентьева
– Потому что когда Вы говорили о приходе к храму, там был очень интересный момент, который у меня еще пока под знаком вопроса. Вам стало тяжело, Вы явно почувствовали призыв Божий… Знаете, вот эта тоска – она очень свойственна… Наши гости часто об этом говорят…
И потом Вы пошли в храм! Вы же не пошли в какую-то общину, в секту, еще куда-то… Вы знали, куда надо идти – вот это знание, оно откуда?
Р. Силин
– Я не знаю… Я не знаю – здесь на уровне интуиции, наверное…
К. Лаврентьева
– Как говорит блаженный Августин, душа каждого человека – христианка…
Р. Силин
– Да… Она знает путь сама, она знает дорогу…
К. Лаврентьева
– То есть, ни в детстве никто Вам никогда о Церкви не рассказывал?
Р. Силин
– Нет…
К. Лаврентьева
– Удивительно… И вот знаете, на этом пути ведь обязательно нужен человек, который поддержит под локоток. Обязательно нужен человек, который расскажет, что как… Как Вы все узнавали, Руслан?
Р. Силин
– Ну, человек – это одно. А есть же еще бесплотный дух, который называется Ангел-хранитель. Он, может быть, тоже каким-то образом рассказывает какие-то определенные вещи. Но вот ты слушаешь, допустим, песню. У тебя контекст рождает одни образы, а другой человек слушает – у него тот же самый текст рождает другие образы. Так же и здесь. Для кого-то зима – это мокро и холодно; а для тебя это – красиво и торжественно…
Прийти в храм не сложно ведь. Сложно там остаться. И начать потом по нему скучать каждый день. Вот со мной то же самое произошло. Да, я себя заставлял… Но потом я думал: а че я ушел-то? Как? Вообще непонятно…
И когда самому себе задаешь эти вопросы – да, путь будет длиннее, но он будет честный и настоящий, нежели тебе об этом будет кто-то рассказывать. Если ты хочешь задать вопрос, вот как мои дети – он хочет задать вопрос не потому, что он знает, что папа именно так на него ответит. А я задаю вопрос, потому что я сам хочу в нем разобраться. И когда я слышу информацию о том, что же является ответом на мой вопрос, я начинаю об этом думать. Вот я сяду на маленькую табуретку, поставлю перед собой маленькую иконку… Свечку папа не разрешает зажигать – ну ладно, так поставлю… И начну думать… И вот это, мне кажется – самое искреннее, самое интересное…
Поэтому в моей жизни не было каких-то наставников. Были люди, которым я хотел задавать вопросы, они на них отвечали… Потом я приходил, ставил табуреточку, садился, ставил иконку, зажигал свечку и начинал думать…
К. Лаврентьева
– Знаете, сразу вспоминается история одна. Как одна женщина подошла к митрополиту Антонию Сурожскому и спросила его: «Владыка, я вот 15 лет молюсь – 15 лет молюсь, и я вот все жду, когда Бог мне ответит, я жду какого-то душевного движения… А вот Он мне не отвечает». А владыка говорит: «Знаешь, что? Ты вот сегодня приди домой, помолись и сядь – не говори ничего. А то ты вот Богу сказать не даешь»…
Р. Силин
– Да, да…
К. Лаврентьева
– Не говори ничего – вот помолись и сядь, и слушай…
Р. Силин
– И слушай, да…
К. Лаврентьева
– И понимай, что будет…
Р. Силин
– Прислушивайся к окружающему воздуху – он же тоже резонирует, он тоже может содержать ответы… Все вокруг содержит ответы! А человек для того и создан, чтобы вопросы задавать… Это знаете, как вот в песне «Николай-Угодник»… Я ведь тоже, когда пишу какие-то строки, я тоже, честно говоря, порой не понимаю: че натворил человек, че там написано? А потом уже ходишь и – ааа, вот что ты имел в виду… Сам с собой человек разговаривает…(смеется) Это вот всегда – это очень интересно…
И там тоже есть такие строки в первом куплете: «Николай-Угодник… Чистая водица, да с молитвой пополам… Малым дома не сидится, если есть дорога в храм…». Ну если она есть – значит, по ней надо ходить! И все…
К. Лаврентьева
– Прекрасно! Вот такими бы словами и завершить нашу программу… И, дорогие радиослушатели, наверное, мы так и сделаем. Потому что, ну – лучших слов не найти для завершения программы! Огромное спасибо Вам, Руслан, за этот разговор. За эту открытость, за Ваше живое неравнодушное сердце, творчество, которое Вы несете людям – это все совершенно замечательно…
Дорогие радиослушатели, у нас в гостях был Руслан Силин… Кстати, Руслан, как Вас в крещении зовут?
Р. Силин
– Роман…
К. Лаврентьева
– Роман… Руслан – а молиться можно как за Романа, дорогие радиослушатели… Руслан Силин – автор и исполнитель собственных песен, участник проекта «Голос», автор известной песни «Молитва» и многих других прекрасных песен, которые мы сегодня слушали в течение этого часа и которые вы можете послушать у нас на сайте. А скоро выйдет и новый альбом…
Р. Силин
– 12 июня…
К. Лаврентьева
– 12 июня…
Р. Силин
– 12 июня у нас будет официальный релиз альбома – 9 песен о 9 святых, альбом будет называться «IX». Я очень хочу, чтобы вы его послушали! Потому что мы получили колоссальное удовольствие, его создавая. И мне очень хочется поделиться этой радостью…
К. Лаврентьева
– Где можно его послушать, Руслан?
Р. Силин
– На всех интернет-площадках, абсолютно на всех…
К. Лаврентьева
– То есть, начиная с 12 июня все желающие могут просто в поисковике…
Р. Силин
– Да, да… Я думаю, можно и сегодня уже начинать это делать. И сегодня уже есть в интернете несколько песен открытых. А 12 июня уже будет открыто все вот… Я бы хотел Вам сказать огромное спасибо за гостеприимство – потому что правда, вот уютнее атмосферы в Москве я не знаю…
К. Лаврентьева
– (смеется) Спасибо, нам очень приятно, Руслан… А давайте послушаем песню «Николай-Угодник», о которой Руслан нам так тепло рассказал – и попрощаемся с вами. Всего вам доброго, до свидания! Слушаем песню «Николай-Угодник»…
Звучит песня «Николай-Угодник» (автор-исполнитель – Руслан Силин)
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер