«Как я пришел в храм»

В этом выпуске своими удивительными историями о первом приходе в храм и начале пути воцерковления поделились ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Алла Митрофанова и Константин Мацан, а также наш гость клирик храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Ведущий: Александр Ананьев

---

Александр Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья! Сегодня здесь вас приветствует клирик храма Сорока Севастийских мучеников замечательный священник, наш постоянный гость протоиерей Максим Первозванский, добрый вечер.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Здравствуйте.

Александр Ананьев:

— Спасибо вам большое за то, что вы согласились на эту, ну будем называть вещи своими именами, на эту аферу.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я всегда за всякую движуху.

Александр Ананьев:

— Здесь же присутствует красавица Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Добрый вечер!

Александр Ананьев:

— Константин Мацан.

Константин Мацан:

— Для меня этот вечер, я вместо слова афера предлагаю слово авантюра.

Александр Ананьев:

— Отличное предложение. Что сегодня будет происходить? Мы собрались вчетвером в светлой студии радио «Вера» для того, чтобы рассказать вам истории и включить вам наши любимые песни. В конце концов, что люди ценят больше всего? Хорошую историю и хорошую музыку.

Константин Мацан:

— Ещё хорошую еду. Но это в будущем у нас.

Александр Ананьев:

— Вот так вот и живём впроголодь. Сегодня мы хотим вам рассказать свои истории, свои непридуманные светлые истории, ну, а чтобы нам было проще их рассказывать, мы придумали тему, которая их объединяет. И тема эта звучит так: «Как я пришел в церковь». И, наверное, будет правильно начать именно с истории Константина Мацана.

Константин Мацан:

— Безусловно, потому что я пришел в церковь, я помню этот момент, как я пришел в церковь, пришел ногами, и ноги тряслись, руки тоже тряслись, и ужасно болела голова, потому что это было страшное похмелье. Это правда так, это был первый курс института, я уже понял, что я верю в Бога, но ещё до момента воцерковления, начала церковной жизни было далеко. И жизнь по-прежнему была студенческая, и была какая-то суббота, и похмелье было такое, что я даже не помню, когда бы так плохо себя чувствовал.

Александр Ананьев:

— Костя, помедленней, мне нужно все уложить это в голову, мало того, что я не представляю периодов в твоей жизни, когда бы ты не ходил в церковь и не был в церкви, так я ещё абсолютно не представляю тебя в состоянии столь удручающем.

Константин Мацан:

— То ли ещё будет. Вот.

Алла Митрофанова:

— Многообещающе.

Константин Мацан:

— Единственный способ бороться с этим состоянием было выйти на улицу, на воздух, и я пошёл гулять. Я увидел рядом с домом храм, легендарный московский храм Архангела Михаила в Тропарево, и в общем-то, он всегда был под боком, я даже помню какие-то детские воспоминания, мы туда заходили. Но никогда я там ничем не интересовался, и тут подумал: я же уже верующий, надо уже как-то от теории к практике переходить, пойду зайду. На трясущихся ногах я пришел в церковь и через 10 минут я вышел исцелённый. Нет похмелья, ничего не было. Это было какое-то совершенно невероятное явленное чудо. Но сейчас наши слушатели не должны подумать, что это история про то, что можно ни в чем себе не отказывать, а потом исцеляться в храме.

Александр Ананьев:

— В конечном итоге так и происходит, отец Максим, нет? То есть люди ни в чем себе не отказывают, а потом идут в храм...

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну только если ты специально сознательно на это не настраиваешься: сейчас я пойду оттянусь, а потом пойду и похмелюсь.

Константин Мацан:

— Ну вот и я, конечно, потом в моей жизни не было ситуаций, когда бы я снова оттянулся, а потом пошёл, но были ситуации, когда я понимал, что мне же Господь один раз показал в жизни: смотри, Я могу сделать даже это, Я могу всё. Я могу за 10 минут тебя исцелить от чего угодно, и были такие моменты, когда я думал: Господи, ну может быть сейчас опять? И никогда больше такого не повторялось.

Алла Митрофанова:

— Он же не ручной лев.

Константин Мацан:

— Не в ситуации, когда я оттягивался и что-то мне было нужно, и ситуация, когда было просто очень нужно было, и для меня в этом гигантский урок, что Господь человеку новоначальному показывает, смотри вот тебе уверение, Я есть, Я могу всё, Я тебе один раз это покажу, чтобы ты понял, но дальше будь добр сам. Во-первых, думай головой и не напивайся, а во-вторых, Аля совершенно права, у нас с тобой нет таких отношений, чтобы вот даже затрудняюсь сформулировать, батюшка, а как вы прокомментировали бы это?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну Алла уже сказала, что он не ручной лев.

Алла Митрофанова:

— Это Льюис сказал. Я не причём.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я именно это и хотел сказать, что ведь Бог обычно не повторяется, по крайней мере, в жизни одного и того же человека, это всегда новое, это всегда неожиданное, потому что если ты ждёшь, это, наверное, как с поездкой по каким-то старым местам, это как со встречей со своими студенческими друзьями, ты ждёшь, что получишь какое-то впечатление, что-то проживёшь вновь, и оно не проживается вновь. А вот когда ты не ждёшь, на тебя это вдруг может обрушиться с такой непередаваемой силой, которая тебя во всём этом уверит снова.

Александр Ананьев:

— А я очень хорошо помню твои рассуждения, Костя, когда ты вспоминал о материальных условиях в семье, помнишь, ты говорил, вот вы ждали первого ребёнка, и ты боялся, что не хватит денег, а ребёнок рождается, и Господь дает ровно столько денег, что вот прям достаточно, что слава Богу и хорошо. А потом второй ребёнок, и ты: ну как, ну как? Стоило родиться второму ребёнку, Господь дает ровно столько денег, сколько было нужно.

Константин Мацан:

— Если Господь дает ребёнка, то он дает и на ребёнка.

Протоиерей Максим Первозванский:

— У меня так же даже с девятым было, представляете? Это я не хвастаюсь количеством детей.

Александр Ананьев:

— Вы сейчас противоречите самому себе, дорогой отец Максим. Господь не повторяется — вот регулярно и исправно работающая схема.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Но Он же будет меня живым и здоровым каждое утро, Он каждое утро ведёт меня за руку умываться, чистить зубы, завтракать и так далее. То есть вещи, которые вновь и вновь повторяются, но я, например, уже давным-давно не воспринимаю это как чудо и уверение.

Константин Мацан:

— Знаешь, здесь есть логика в этом, потому что когда новый ребёнок рождался, Господь действительно посылал новую работу какую-то ещё, которая держала бы семью на плаву, мне совершенно понятно, что это была зарплата жене, когда рождается ребёнок, на жену обрушивается ещё одна сфера обязанностей, и ей нужно увеличить зарплату теперь, то есть это не мои деньги, это моей жене через меня приходит от Господа вспоможение. Компенсация.

Александр Ананьев:

— Слушай, если бы мы попросили тебя сейчас дать музыкальную иллюстрацию, что бы это было?

Константин Мацан:

— Тут нужно другую историю рассказать.

Алла Митрофанова:

— Давай.

Константин Мацан:

— Очень короткую. Я коллекционирую представление, точнее, реакцию людей, когда они спрашивают, где ты работаешь, зная, что человек закончил МГИМО. Вот Аля посмеялась, она понимает, о чем речь, потому что спрашивают: МГИМО, ты закончил такой престижный вуз, где ты работаешь? Я тогда работал в журнале «Фома» в православном, я говорю: в православном журнале «Фома». Дальше реакция самая разная. Где работаешь? В журнале «Фома». Ну ладно, старик, все ещё образуется. Не переживай. Где работаешь? В «Фоме». Что это такое? Журнал. Какой журнал? Православный. Ну а если серьёзно? Но самая моя любимая: ты где работаешь? А в журнале «Фома». Ну не хочешь не говори. И у меня с этой историей всегда ассоциируется, есть такая у Андрея Макаревича на альбоме, где он исполняет песню с таким вот джазовым коллективом «Оркестра креольского танго», песню, которая называются: «Не на самом высоком холме». Со словами, с таким посылом, что я живу не на самом высоком холме, я не работаю в престижном банке, закончив МГИМО, или где-нибудь в международной организации, но я работаю там, где мне очень хорошо, где я вижу смысл, где намного больше жизни, чем на более высоком холме. Вот можно послушать.

Александр Ананьев:

Андрей Макаревич, «Оркестр креольского танго», и непридуманные светлые истории Константина Мацана.

Звучит музыка.

Александр Ананьев:

— Мы возвращаемся в светлую студию радио «Вера», где рассказываем светлые истории. Константин Мацан, Алла Митрофанова, протоиерей Максим Первозванский сегодня в светлой студии радио «Вера». Позволю предложить слово моей жене Алле Митрофановой, радиоведущей, продюсеру, преподавательнице вышеупомянутого МГИМО. Отец Максим, мне на самом деле, домой неловко приходить, там такие люди собрались, а тут я, понимаете, это очень непросто. Я знаю практически все твои истории, но я готов удивляться снова, мы слушаем тебя.

Алла Митрофанова:

— Ага, мне, по правде говоря, я не успела подготовиться, ты сейчас стал на меня так многозначительно смотреть, я подумала — наверное, спросит меня — двойка, садись.

Александр Ананьев:

— Любовь — это когда ты не потерял способность многозначительно смотреть на жену.

Алла Митрофанова:

— Да, у нас есть фирменный такой взгляд, который означает шум моря. Это когда рассказ жены затягивается, Александр Владимирович делают строгие глаза и смотрят на неё так, чтобы она наконец поняла: вся её болтовня давным-давно перешла у него в голове в регистр шума моря.

Александр Ананьев:

— В этом нет ничего дурного, потому что все любят море, и никто не понимает, о чем оно говорит, но ты можешь сидеть на берегу и слушать шум моря, и получать от этого удовольствие.

Алла Митрофанова:

— Главное, многозначительно кивать. Рассказываю историю. Не с крещением связанную, потому что крестили меня в младенчестве, и было это ещё в те годы, когда официально крестить детей строгого запрещали, соответственно не было никаких свидетельств, записей в соответствующие книги и прочее, прочее, прочее. Крестили младенцев оптом, быстренько родителям новорождённых сообщали...

Александр Ананьев:

— Оптом и тихо.

Алла Митрофанова:

— Ну тихо не получалось, младенцы орали все на чём свет стоит, и в итоге, когда священник спросил у моей мамы: как назвали ребёнка? Она сказала Алла, он сказал: нет такого имени в святцах, и окрестил меня кем-то ещё. Вот собственно и всё, что я знаю о своем крещении. Какое это было имя, мама не расслышала, потому что младенцы голосили, включая, в первую очередь, меня. Никаких записей не сохранилось. Так что с каким именем...

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну так вам очень повезло, это значит никакая противная бабка не сможет навести на вас порчу. Сейчас это стало гораздо реже, но до сих пор люди иногда приходят в храм с просьбой покрестить их ребёнка не с тем именем, которое записано в свидетельстве о рождении, потому что по языческим представлениям, оккультным, человек, знающий имя, может подпортить жизнь человеку. А никто не знает имени, с которым вас крестили, поэтому вы защищены всеми возможными защитами.

Алла Митрофанова:

— Ой, отец Максим, никогда об этом не задумывалась. Не верю.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я тоже, я тоже не верю, просто вот всплыло.

Алла Митрофанова:

— Что касается уже сознательного прихода в храм, по правде говоря, мне все время в храм хотелось. Сколько себя помню, наверное, я раньше себя помню, ну вот, наверное, с пяти лет как-то мне хотелось, все время как-то я Бога искала. А вот когда мне уже было лет 12, переходный возраст, по полной программе меня стало колбасить и трясти, и в какие-то моменты я понимала, что, если меня Бог не вытянет, я не выплыву. Не от внешних приключений, а именно от внутренних. И когда, помню, впервые в жизни оказалась я предоставлена сама себе, это было в месяц поступления в институты, ну соответственно я закончила школу, уехала от родителей, оказалась на месяц в Москве одна, мне дали какое-то общежитие от вуза, куда я поступала, мне нужно было куда-то себя девать. А ещё, знаете, такое постоянное состояние голода, потому что денег нет, это было очень сложное в экономическом плане время, и родители мне всё, что могли дать с собой, эти 100 рублей, они мне дали, но...

Александр Ананьев:

— Я вам вот, что скажу, до сих пор Алла Сергеевна Митрофанова любит чёрный виноград по одной причине, единственное, что она могла себе позволить — это ходить по рынку и пробовать то, что там есть, и это реально была еда, и чаще всего ей доставался чёрный виноград, она до сих пор его очень любит.

Алла Митрофанова:

— Не суть. Короче, вот ком в горле от голода и от нервяка, потому что вступительные экзамены, поддержать некому, у родителей нет телефонов, позвонить никуда не могу, и вообще каким-то непонятным образом все это происходит. И тогда помню, сажусь на трамвай, шедший от нашего общежития до конечной остановки «Усадьба Останкино», и мне становится интересно, что такое усадьба Останкино. Для меня тогда единственной формой существования в то время было сесть в метро или куда-то ещё, выйти на какой-то значимой остановке в центре и просто узнавать город своими ногами, глазами и кожей. И когда вышла я у Останкинского пруда, думаю, пойду смотреть усадьбу Останкино, а там шарах, вот выходишь из трамвая, а там огромный храм какой-то необыкновенной красоты, Живоначальной Троицы в Останкине, сейчас уже отреставрированный и всё, тогда он был с таким немножко облупившимся кирпичом, у меня аж дух захватило, и ноги понесли именно туда. И я помню, вошла туда внутрь, слева увидела в приделе висела икона Казанский образ Божьей Матери, и вот я там на колени упала и всё. И что там, правда, я просила, у меня было ощущение, что я наконец-то дорвалась, дорвалась до своих, вот здесь и поговорить можно, и поплакать можно, и как будто с мамой по телефону, и всё. И как-то даже голод отступал. В результате получилось так, что поступила я не в тот вуз, в который первоначально лыжи навострила и рассчитывала, и готовилась. Поступила в МГИМО, куда не готовилась совершенно. С приключениями, без копейки в кармане, и в этом вижу промысел Божьей Матери и Господа Бога. Просто по одной простой причине: именно в МГИМО я встретилась Владимиром Романовичем Легойдой уже на первом курсе, и всё.

Александр Ананьев:

— Слушай, вот лично от меня просьба, раз уж у нас тут немножко в кулинарную сторону пошло, в духовную кулинарную, расскажи эту историю, как тебя кормили после Литургии, после Великого поста, по-моему, эта история была.

Алла Митрофанова:

— Это было на Пасху, вот как раз из этого храма Живоначальной Троицы в Останкино, кто видел его либо живьем, либо на фотографии, представляют себе — это невероятно красивое место на берегу пруда, и там есть что-то вроде рощи, там рядом ботанический сад, все понятно. И помню моя первая Пасха в этом храме, невероятная усталость, ты еле-еле стоишь на ногах, служба, тогда это было, по-моему, подворье Оптиной Пустыни, службы были монастырские, долгие, и они действительно шли всю ночь. И, по-моему, начало шестого утра, рассвет над Москвой, апрель, ты выходишь, этот воздух необыкновенный воды, леса и соловьи, и рядом с храмом стоят огромные — огромные котлы, из которых дымится какао на молоке. Вы представляете? У меня есть ощущение, что никогда больше ничего более вкусного ни в каком «Мишлене» я не пробовала, чем вот это какао на молоке, после вот этого Великого поста, который, естественно, у меня был по полной программе и по неофитству, и потому что просто банально не на что было есть, вот это какао да ещё с куском кулича. Вы понимаете? Это было... Их вкус, я помню до сих пор, это правда сродни счастью.

Александр Ананьев:

— И чтобы не спугнуть, что будем слушать?

Алла Митрофанова:

— Ой, ты знаешь, может быть, не связанная с этим периодом история, но очень тоже наполнена всякими переживаниями. Мы тут, открою карты, с мужем недавно услышали новый альбом певицы Заз, и одна из песен из этого альбома, она нас покорила, она, может быть, очень сентиментальна, она очень лирична, она отчасти мне напоминает тех соловьёв, которые звучали тогда, в ту пасхальную ночь, потому что там про соловьёв тоже идёт речь. Но эта песня, она, конечно, напрямую с этим сюжетом не связана, невероятно красивая, и неожиданный дуэт, свидетельствующий о том, что человек гораздо больше чем то, что мы себе о нём представляем. Это не только певица Заз, это ещё и...

Александр Ананьев:

Тилль Линдеманн, солист знаменитой группы из Германии Rammstein, тот который восклицал на весь мир духаст миш, вот он поет фантастически красивую песню о любви.

Константин Мацан:

— Дастиш фантастиш.

Алла Митрофанова:

— Эта песня, песня о любви бессмертной, о любви, которая перешла в вечность.

Александр Ананьев:

— Да, и мы сегодня ехали на радио «Вера» с Алечкой, и я как раз рассуждал о том, что самое убедительное доказательство бытия Божия — это то, что человек может измениться, и вот то, как в этой музыке, в этой нежности, в этом голосе с немецким акцентом, поющем на французском, ты слышишь что-то невероятное, но при этом узнаешь его голос... слушайте, может, я рисую себе желаемое вместо действительного, но, по-моему, это немножко та метанойя, которую мы все ищем.

Звучит песня.

Александр Ананьев:

— И мы возвращаемся в светлую студию радио «Веры», невероятная обстановка, выключенный свет, настольная лампа, не свечи, правда, запрещено. Но хорошие люди — это правда. Константин Мацан, протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников, Алла Митрофанова, я Александр Ананьев, и мы сегодня рассказываем истории, такая коллекция историй под общим заголовком: «Как я пришел в церковь». Наверное, сейчас моя очередь рассказывать грустную, но поучительную историю про мальчика, который долго петлял и где-то в 40 лет дошел до церкви. В 93-м году я волею судеб поехал в Соединенные Штаты Америки на год, выиграв конкурс в школе, в Калифорнию из Дзержинска, в 93-м году, но надо понимать, это девятиклассник, родители без работы, не могут тебе с собой ничего дать, они, конечно же, благословили, сказали: ну, конечно, езжай, а как иначе? Ни телефона дома, ничего, сын уезжает из дома на год непонятно куда. Чтобы дать мне хоть что-то, мама дала мне сложенный в раз восемь лист А 4, я развернул, а там молитва, 90-й псалом.

Алла Митрофанова:

— Живый в помощи Вышнего.

Александр Ананьев:

— Да, положила мне, чтобы хоть что-то, денег не могу дать тебе, одежда: ну трусы, носки — забирай, молитву дала. И до сих пор мы храним её на самом видном месте, она настолько истрепалась, что её теперь только в рамке можно хранить, она теперь там стоит. И это всё, что я знал о Боге, я не знал, что это за молитва, я даже не мог дочитать её до конца, потому что я ни слова не понимал, но она есть. И дальше долгие-долгие годы я, наверное, искал что-то, что не мог даже сформулировать. И вот однажды, это было за три года до нашего знакомства, это был 2014 г., я поехал в качестве журналиста в Иорданию. Там всякие города, Мертвое море, пятизвездочные отели, шампанское на завтрак, танцы на ужин. И вот в очередной раз завтракаю в этом ресторане пятизвёздочного отеля, спрашиваю нашего руководителя: а куда мы сегодня поедем? А мы сегодня поедем на место крещения Христа. «О, непременно окунёмся», — сказали все.

Константин Мацан:

— Все оторвались от шампанского.

Александр Ананьев:

— Ну это же чин, это очередной пункт нашей программы, все выпили шампанское и сказали: ну непременно окунёмся, искупаемся? Искупаемся, конечно. Александр, вы будете купаться? Я говорю: я некрещенный, ну что я пойду купаться? Все выпили шампанского ещё и говорят: ну мы так непременно вас покрестим. А где как не там? Сказали они, но это же отличное место. Я выпил ещё шампанского и говорю: да, конечно, дело-то хорошее, что бы отказывать-то себе в таких шалостях?

Константин Мацан:

— Тема алкоголя у нас сегодня какая-то магистральная.

Алла Митрофанова:

— Доминирующая.

Александр Ананьев:

— Мы просто стараемся быть искренними, Константин, мы рассказываем, как было, без прикрас. И вот мы приехали на это место, долго ходили по каким-то тропинкам, очень хорошо помню, что тропинки были узкие, ив было много, я ходил все время. Продираюсь сквозь ивы, и чем больше я продирался, тем хуже мне становилось. Это было прям реальное, знакомое вам, Константин, ощущение, но не похмелье, это было предвкушение ошибки, причём ошибки очень серьезной. Я понимал, что сейчас я накосячу, это, знаете, как идти на экзамен, и знать, что не сдашь, но все равно идти. И вот все приходят в белокаменный этот храм русской миссии православной Иордании, все встают в очередь в эту лавочку, чтобы купить эти рубахи, в которой чёрные крестики, воды, соль Мёртвого моря, а я стою последний в этой очереди и понимаю, что креститься сегодня я не буду, не смогу, неправильно это. Я не знаю, как правильно, но так точно неправильно. По большому счёту я струсил, потому что смелый человек попытался бы решить этот вопрос, а я струсил, я стоял сбоку и старался не отсвечивать. И вот эта очередь прошла, и матушка Илария, я хорошо запомнил, как её зовут, мы с ней больше не встречались с тех пор, но я очень хорошо её помню. Она на меня так посмотрела и говорит: а ты что стоишь, иди окунись. Я говорю: «Да я...» «Да я все понимаю», — говорит она. Смотри, какая история, наш настоятель бывает здесь крайне редко, у него много дел, паломники, поездки, а сейчас он сидит в соседней комнате и ждёт будто бы тебя, ступай к нему. Я говорю: я не смогу, не надо, не надо его беспокоить, он там сидит и пусть сидит. Она выходит из-за лавки, берет меня за руку и говорит: «Нет, ты сейчас пойдёшь к нему, ты сейчас с ним поговоришь». Она берет меня за руку, она приводит меня к нему, я захожу и там прекрасная белая комната, вот как в матрице просто, голая комната, там один диван, буквально, небольшой столик, стул, и на диване сидит похожий не то на Гэндальфа, не то на Дамблдора, не то на отца Максима, вот вы знаете, у него были ослепительно белые волосы, я сел напротив него, вот с тех пор у меня не было такого ощущения в отношении других мужчин, я сел напротив него, и от него шёл такой запах вот не ладана, не свечей, не каких-то духов, а вот просто какой-то запах, такой, что мне очень захотелось, я очень хорошо помню это странное ощущение, мне захотелось закопаться в его бороду, вот реально. Мне, взрослому мужчине, захотелось закопаться в его бороду. Он сел такой и говорит: ну, зачем пришел? Я говорю: вы знаете, я креститься пришел, выдавил я. Он говорит: дело хорошее, молодец, но прежде чем мы сделаем что-то дальше, ответь мне на один вопрос: а что такое православие? Я говорю: ну довольно просто, это когда ты вот, а потом ну-ну, ну вы понимаете... Он говорит: «Да я понимаю, скажи мне, а кто такой Иисус Христос?» Я говорю: ну так это ещё проще, это, значит, значит это, это значит. А потом, ну потом.

Константин Мацан:

— Как на экзамене: во валит гад.

Александр Ананьев:

— У меня было ощущение, что я знаю ответ, у меня просто не получилось его сформулировать. Хотя, конечно, я его не знал. Он вздохнул, улыбнулся и говорит: ну, друг мой, откуда ты, из Москвы? В Москве 360 храмов, тебя там любой батюшка покрестит. Неважно: здесь, там, креститься надо, безусловно, просто надо понимать: зачем, что. Тебе надо подготовиться, все будет хорошо. И тут подходит какой-то его помощник, протягивает ему телефон, говорит: батюшка вам звонят, я как-то с ощущением, что мне поставили двойку, это была смесь стыда и радости, что все закончилось. Стыда, что не сдал. Хуже уже не будет. Я встаю и говорю: ну я пошёл? До свидания? Все, спасибо. А он мне жестом так говорит: а ты сиди, сиди, мы ещё не закончили с тобой, останься. Он заканчивает говорить, отдает телефон помощнику, затем смотрит на меня, вот как раз у меня было в этот момент ощущение, что я хочу закопаться к нему в бороду, походу, и говорит: ну а теперь рассказывай, зачем пришел на самом деле. И тут меня прорывает, я начинаю рассказывать всё, как есть, как было, и про дурацкую личную жизнь, и про свои ошибки, и про то, какой я сын дурацкий, всё как есть. Я не помню сколько это продолжалось, это продолжалось довольно долго, мы сначала разговаривали там, потом пошли в храм, в храме поговорили, до меня только потом дошло, что это было что-то вроде исповеди. И после этого он мне говорит: ну давай так с тобой поступим, завтра с утра приезжай, напиши дома на листочке А4 все свои грехи как есть, и я тебя покрещу завтра. А у меня завтра самолёт. И я говорю: ну как я, ну... Он говорит: ну ладно, ладно. На Юго-Западной есть храм, он какой-то назвал, я не помню какой, есть храм, вот езжай туда и там все будет. Это было за три года, 2014 г., в каком году открыли храм?

Алла Митрофанова:

— Александра Невского при МГИМО на Юго-Западе, мне кажется...

Константин Мацан:

— В 2013-м, временный храм в 2013-м.

Алла Митрофанова:

— В 2013-м — временный, а постоянный через несколько лет, его довольно долго строили.

Александр Ананьев:

— Ну, в общем, храм на Юго-Западной, я поехал в храм Архангела Михаила первым же делом и там...

Константин Мацан:

— Опять он у нас фигурирует.

Александр Ананьев:

— Нет, но это был другой.

Алла Митрофанова:

— Нет, тот же самый, куда и Костя пришел, конечно, Костя же там рядом живёт.

Александр Ананьев:

— А, да? Всё тогда. Я пришел туда, и я почувствовал, но я искал такого же счастливого ощущениея, что и в Иордании, и не нашел его там, я походил там, я пришел в часовню, мне говорят, тётушка, которая там работает, говорит: Александр Невский? А, прошу прощения, мне это матушка Илария подарила, конечно же, я окунулся потом, и она мне подарила икону Александра Невского и сказала, что это твой небесный покровитель.

Алла Митрофанова:

— Это там на Иордани?

Александр Ананьев:

— И потом говорит: так, так, я не могу тебя так отпустить, вот тебе в дорогу, милок, и дает ламинированную эту карточку с иконой, я только в автобусе поворачиваю её обратной стороной, а там 90-й псалом. И я понимаю, что круг замкнулся. Вариантов нет.

Константин Мацан:

— Попал.

Александр Ананьев:

— Да. И храм Архангела Михаила, не нашел я там себя, не нашел этого ощущения, но желание осталось. И я какое-то время просто ходил и искал, мне очень хотелось креститься, но я не знал, как подступиться. При этом личной жизни у меня фактически не было, я на ней крест поставил, но я очень искал Бога. И тут Господь говорит: хорошо, вот тебе путь, и знакомит меня с Алечкой. И, буквально, на следующий день она говорит мне: нет, в воскресенье не могу, к сожалению, Александр, с вами пойти на выставку, или куда там вы меня приглашаете, у меня храм, я в храм пойду. Я спрашиваю: в какой храм? На Юго-Западной. Я говорю: Архангела Михаила что ли? Она говорит: нет Александра Невского.

Алла Митрофанова:

— Да, который к тому моменту уже был.

Александр Ананьев:

— И вот тогда протоиерей Игорь Фомин меня там крестил, потом он нас венчал, и вот собственно, если ответить коротко, как я пришел в церковь — через жену.

Алла Митрофанова:

— Ну, конечно, конечно.

Константин Мацан:

— Не снимай с себя ответственность.

Александр Ананьев:

— Ну а о песне. Долгое время, долгое время мне было страшно, что для меня что-то слишком поздно, вот это слишком поздно, вот это слишком поздно, а потом я узнал удивительную историю, оказывается, свою первую успешную песню Леонард Коэн написал, когда ему было 55 лет.

Алла Митрофанова:

— А... Прекрасная история.

Константин Мацан:

— Ой, как утешительно.

Александр Ананьев:

— Да, 55, Константин.

Протоиерей Максим Первозванский:

— А мне как раз 55, у меня есть шанс ещё написать.

Александр Ананьев:

— Песня называется «Аллилуйя», вот, он её написал, когда ему было 55. И каждый раз, когда я думаю, что вот это слишком поздно, я вспоминаю: «Слушайте, ну Леонард Коэн в 55 „Аллилуйя“ написал, ещё есть время». И кстати, по исследованию, по опросу одного из авторитетных журналов западных музыкальных эта песня входит в тройку песен, которые заставляет мужчин плакать чаще всего. Первая — это «Тears in Heaven» Эрика Клэптона, вторая — это «Everybody Hurts» REM, третья — это «Аллилуйя» Леонарда Коэна.

Звучит песня.

Александр Ананьев:

— Мы возвращаемся в светлую студию радио «Вера», сегодня здесь мы рассказываем истории, здесь Алла Митрофанова, Константин Мацан и Александр Ананьев, и протоиерей Максим Первозванский. Отец Максим, простите меня, за то, что я вам последнему даю слово, просто мне хочется, чтобы...

Протоиерей Максим Первозванский:

— Но это ужасно, это ужасно, потому что моя история самая легковесная, я сижу и думаю: как здорово, что я попал сюда слушателем.

Константин Мацан:

— Но вы к нам придёте ещё? После того, что вы здесь про нас услышали?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Конечно, это действительно, моя жизнь действительно лёгкая. Мне Господь, он вёл меня не какими-то извилистыми путями, моя жена была первой женщиной, которую Он мне дал. И всё это было так в молодости просто. И до сих пор моя жизнь проста, когда я смотрю на людей, опять-таки своих ровесников, с верой и вижу...

Алла Митрофанова:

— Отец Максим, да, про простоту, я просто на всякий случай напомню, восемь детей...

Протоиерей Максим Первозванский:

— Девять. Восемь внуков. Ждём девятого.

Алла Митрофанова:

— Девять, я все время путаю с внуками.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Но это не делает мою жизнь сложной, понимаете? Это же, может быть, действительно, вот я смотрю, например, на семью Анны Ромашко, у которой тоже девять детей, из Новосибирска, у них, значит, девятая девочка — солнечный ребёнок, и другие истории всякие знаю, слышу, действительно ко мне приходит множество людей со своими проблемами, и я понимаю, что у меня проблем нет. Точно также у меня не было проблем с приходом к Богу. Хотя я женился некрещеным ещё, то есть действительно я не могу сказать, что вот... В моей семье, как и в семье Александра, о Боге не говорили, хотя это была московская семья, у нас не было никаких икон, священных изображений, предметов. Да, у бабушки была Библия, но она была спрятана. Я помню свое детское впечатление, когда я нашел эту книгу с гравюрами Дорэ, она на меня произвела какое-то впечатление, но я не могу сказать какое. Ну какое-то таинственное, удивительное, я открыл её, а потом она исчезла. То есть она действительно была спрятана, а я в какой-то момент её откопал. Мой дед был крупным чиновником, секретарём ЦК, и как-то вот эта тема была вне. То, что мой прадед был священником, я уже узнал, когда сам стал священником.

Алла Митрофанова:

— Сильно.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Никак в семье это не затрагивалось. И вместе с тем я всегда ощущал какой-то удивительный драйв, сейчас я понимаю, что это Господь просто всегда держал меня за шкирку, я не хочу сказать, что держал на руках, а именно за шкирку, я так вот ногами болтал, как ребёнок, как щенок. Но Он меня прям чётко нёс, ставил куда надо, сажал куда надо, поэтому тоже самое было и с моим приходом к вере. Я учился в МИФИ. Это такой очень-очень- очень атеистический вуз. У нас была кафедра научного атеизма, которую я закончил. Мне было интересна эта тема, но, скорее, она была интересна, потому что середина восьмидесятых годов, когда я учился, это была тема, когда наши рок-музыканты, тогдашние кумиры молодёжи, они очень интересовались дзеном. Это Майк Науменко, это, конечно, Борис Гребенщиков, а те, кто не интересовался, но это был сплошной дзен. В тогдашней советской действительности молодёжная вся история, это был чистой воды дзен. И я понимаю, что до сих пор являюсь приверженцем этого философского направления, не религиозного, скажем так, я понимаю, что любая религия без дзена невозможна. То есть вот это некое ощущение, хлопок одной ладони, беззвучный звук, наша вера, с одной стороны очень рационалистична, а с другой стороны духовна, а с третьей абсурдна. Эти слова: верую ибо неразумно, противоречиво и безумно, оно действительно очень глубоко во мне зашито. Потом я уже лет через 15, посещая родной институт, встретился со своими преподавателями тогдашними, преподавателями атеизма, они меня назвали Иудой.

Константин Мацан:

— Вы уже были священником?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, я уже был священником.

Александр Ананьев:

— Преподаватели атеизма назвали вас Иудой?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, но потому что, тему-то они знали, мы действительно серьёзно изучали тогда, правда, они пытались учить меня христианству, а мне как раз было интересно что-то такое более восточное, но справочники по научному атеизму до сих пор стоят у меня на полке, являются одним из лучших пособий по каким-то объективным вещам, касающимся религии. Но этот интерес он был какой-то, я одновременно занимался на курсах скорочтения, играл за сборную по волейболу, и собственно, то же самое произошло и с моим приходом к вере. Я жил тогда на Гончарной улице, это тогдашняя улица Володарского, прямо на Таганке, у меня под окном был храм Успения на Гончарах, который никогда не закрывался, окно было прямо напротив колокольни, и он каждое утро мне звонил в окно.

Александр Ананьев:

— Вы счастливый человек.

Алла Митрофанова:

— Абсолютно.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я просто понимаю, что Он потом, видимо, просто дозвонился.

Алла Митрофанова:

— Господь до вас дозвонился.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Потом у меня была одна встреча, одна встреча с замечательным человеком Володей Чурсиным, который работал в том же институте что и я, на соседней кафедре, на 20 лет меня старше, он мне сказал: слушай, пойдём, у нас вот есть компания такая банная, мы тут в баню ходим не 31 декабря, а каждый четверг в Селезнёвские бани, и собственно, познакомил меня с тем, что позже стало называться обществом «Радонеж». И это, конечно, потрясающие люди. Это и Евгений Андреевич Авдеенко, и Александр Григорьевич Коробов, уже покойный, и ныне здравствующий Евгений Константинович Никифоров, покойный архимандрит Амвросий, все мои тогдашние атеистические знания тогда вдруг выплеснулись в банный тазик вместе с окружающими меня верующими людьми. Я помню, мы после бани регулярно заходили покушать, или к кому-то домой, или в какую-нибудь гостиницу. Я помню, гостиница «Москва», шведский стол стоил какие-то абсолютные копейки, даже я мог себе позволить, тогдашний молодой человек, мог себе это позволить, и мне сказали на одной встрече: ну читай молитву перед трапезой. А там они по очереди читали, я говорю: я не знаю, что это такое. Они говорят, ну тогда не читай. И кто-то прочитал молитву, со стороны никто даже внимания не обратил, что я ни одной молитвы не знаю. А потом со мной случилось то, что потом случалось несколько раз в жизни. Мне приснился сон. Содержание которого я не помню. Но я проснулся совершенно влюблённый. Вот это удивительное ощущение, когда ты влюблён вот как в 14 лет.

Константин Мацан:

— Ой, так бывает, бывает.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это полное ощущение счастья, и я понял, что это был Бог. У меня потом правда это бывало несколько раз. Как Бог со мной разговаривает во сне. Причём так, что я не помню содержание снов, но я просыпаюсь либо в слезах, раскаиваюсь во всём за сделанном, либо с ощущением полного счастья, это бывает нечасто, но бывает. И я в этот же день пошёл и покрестился. Я просто взял жёлтую рубашку, она до сих пор лежит у меня, крестильная рубашка, белой не было, была жёлтая, я пришел, и как я потом узнал, крестил меня отец Фёдор Соколов. Крестили меня в составе какой-то гигантской компании из 20 человек, у меня ничего не спросили в отличие от Александра, верю ли я в Бога, не верю, вообще ни одного вопроса не задали, просто выстроили большим кругом вокруг купели, всех скопом покрестили и всё. И я теперь священник. У каждого свой путь. Я правда, вот сидел, и я слушал вас, открыв рот, потому что в моей жизни не было ничего подобного, даже близко у меня не было всех этих историй. Просто я знаю, что Бог есть, Он меня любит, в какой-то момент меня позвал, поставил: давай, потом владыка Алексий покойный сформулировал: вот будешь свёколкой, пройдёт время будешь морковкой, потом ещё кем-нибудь, вот Он тебя посадил и ты будь. Все просто и рассказывать нечего.

Александр Ананьев:

— Отец Максим, в качестве постскриптума песня на ваш выбор.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну у меня две песни, на самом деле. Это вы уже, давайте, сами выберите, что вы хотите. Конечно, песня моего времени, моего обращения, и та песня, которую я всегда пою, когда беру в руки гитару без исключения, это, конечно, песня «Алюминиевые огурцы» Цоя, без неё я не представляю своей жизни.

Алла Митрофанова:

— Прекрасно.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Либо «День радости» Бориса Гребенщикова, это более поздняя песня, которая для меня звучит тоже уже не первый десяток лет, без которой я тоже не мыслю себя и своего существования.

Алла Митрофанова:

— Сложный выбор.

Александр Ананьев:

— При любви к Цою я всё-таки голосую за Бориса Борисовича, Костя?

Константин Мацан:

— Ну в конце светлого вечера «День радости» очень в кассу, хотя я вас очень понимаю, что «я сажаю огурцы на брезентовом поле, эта игра не стоит свеч, но всё равно сажаешь огурцы на брезентовом поле».

Александр Ананьев:

— Борис Борисович Гребенщиков в качестве музыкальной иллюстрации истории протоиерея Максима Первозванского, как я пришел в Церковь.

Константин Мацан:

— Ну а вам огромное спасибо, дорогие радиослушатели, за то, что вы были с нами сегодня, мы поделились как могли теми историями, которые действительно важными оказались на наших путях, и мы надеемся, что мы продолжим с вами встречаться и с разными гостями, и в разных составах, и рассказывать светлые истории про жизнь, про веру, про человека, про отношения с Богом.

Александр Ананьев:

— А вы рассказывайте свои истории, друзья, пишите, присылайте нам, мы же не знаем кто станет следующим героем этой программы. Может быть, мы пригласим в светлую студию радио «Вера» именно вас, это не исключено.

Алла Митрофанова:

— Адрес только нужно напомнить: info @radiovera.ru, radiovera в одно слово пишется.

Александр Ананьев:

— А с вами сегодня были Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Константин Мацан и клирик храма Сорока Севастийских мучеников в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский, спасибо вам большое, до новых встреч!

Алла Митрофанова:

— Спасибо вам большое, до свидания!

Протоиерей Максим Первозванский:

— Храни вас всех Господь!