Нашим собеседником был настоятель храмового комплекса преподобного Сергия Радонежского на Ходынском Поле протоиерей Василий Биксей.
Мы говорили о том, какие уроки из Евангельской притчи об исцелении расслабленного при Овчей купели могут пригодиться супругам в семейной жизни. Отец Василий пояснил смысл слов Иисуса Христа: «Враги человеку — домашние его». Наш собеседник поделился своим мнением, почему именно с самыми близкими людьми у нас часто возникают разногласия и конфликты, и как можно их преодолеть и сохранить любовь в отношениях между супругами.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А.Ананьев:
- Добрый светлый вечер, дорогие друзья!
В очередной раз, за семейным столом вас приветствует ведущая Алла Митрофанова…
А.Митрофанова:
- … ведущий Александр Ананьев.
А.Ананьев:
- И сегодня мы хотим сделать то, что неожиданным кажется даже нам. Мы хотим провести параллель между духовной и семейной жизнью в довольно необычном свете.
Четвёртая неделя по Пасхе – неделя о расслабленном. И мы, вот, подумали, что расслабленность – она становится преградой не только в нашей духовной жизни, но и в нашей семейной жизни. И, в качестве эпиграфа, я даже хочу привести фрагмент из замечательного спектакля Евгения Гришковца «Планета», который мне очень нравится. Когда я задумался о состоянии расслабленности в семейной жизни, он пришёл мне в голову.
Помните, вот, тот фрагмент, где женщина, сидя на сцене, рассказывает о своих отношениях с человеком, который стал её спутником?
«И, вот, становишься такой счастливой, – говорит она, – и думаешь: ну, почему раньше ты не делала этот шаг навстречу, чтобы стать такой счастливой? Но это состояние длится совсем недолго. Потому, что ты смотришь на этого мужчину, и, вдруг, видишь – а он успокоился, он расслабился. И он расслабился не потому, что добился тебя, и ты ему больше не нужна – ты ему очень нужна, ты ему даже необходима. Но он – расслабился, и может жить дальше спокойно. Но тебя это – не устраивает. Ведь ты хотела совсем не этого. Ты не можешь точно сказать, чего именно ты хотела, но точно – ты хотела не этого!»
Ну, и забавный фрагмент, с которого мы решили начать – обсудить вот эту, вот, удивительную, тонкую параллель между духовной и семейной жизнью, нам бы хотелось с замечательным собеседником – настоятелем храмового комплекса преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле протоиереем Василием Биксеем.
Добрый вечер, отец Василий! Здравствуйте!
О.Василий:
- Добрый вечер! И – светлый вечер, надеюсь, для всех!
А.Ананьев:
- Да, да… светлый, и даже – жаркий! Знаете, в этом году… как-то… весна – просто чудесная! Ещё лето не наступило, а всем уже хочется зимы, понимаете…
А.Митрофанова:
- Неправда! Не стоит обобщать!
А.Ананьев:
- Ну, мне уже хочется… мне уже хочется!
Отец Василий, давайте, начнём вот с чего.
Вот, я… так… может быть, неосторожно провёл параллель между духовной и семейной жизнью, и у меня есть даже все основания – потому, что я, вот, читаю наставления священников, в отношении расслабленности в духовной жизни, и понимаю, что всё это вполне можно отнести и к семейной жизни.
Ну… вот, к примеру: «Надо не ожидать, пока в нас пробудится желание, – говорит один из священников, – делать то, что должно христианину, а просто брать себя за шкирку – и заставлять!» – здесь он говорит о духовной жизни, но разве в семейной жизни происходит не то же самое?
О.Василий:
- Согласен с Вами – практически, происходит то же самое. Только в семейной жизни есть очень много таких факторов и моментов, которые тебя – хочешь, не хочешь, а они заставляют тебя быть, действительно, в каком-то определённом тонусе. Потому, что, на самом деле… и это не секрет, а такой, действительно, факт: когда священник начинает свою приходскую жизнь, то семья – она, практически, может стать… отходит иногда, может быть, на второй, на третий план. Не в качестве, а именно в том, то времени для семьи остаётся всё меньше, меньше и меньше – погружаешься, однозначно, в жизнь других людей, погружаешься в жизнь прихода. И тут, действительно, срабатывает такой момент, о чём Вы говорите – некая расслабленность в семейной жизни, что самые родные, самые близкие – не всегда поймут.
Самые родные и близкие – это жена и дети – они всегда подождут. Они всегда готовы… ну… стать немножко сбоку, и дать тебе возможность реализовывать себя… вот… для чего ты рукоположен – это формирование именно духовной приходской жизни.
И, вот, эта некая такая расслабленность – что… вот… там подождут иногда, там – потерпят, там – смирятся… и, наверное, приходит к тому, что, действительно, матушка, дети – они всегда стараются быть помощниками священнику на приходской жизни, и они всегда, лишний раз, тебя своими проблемами, своими вопросами – не всегда тревожат, не всегда беспокоят. Ставят иногда перед каким-то, там, фактом, либо – просто стараются, как можно быстрее, и проще, и краткословно донести какие-то свои вопросы, свои какие-то идеи, может быть, даже иногда и проблемы, понимая то, что ты пришёл вечером поздно, и тебе завтра утром просыпаться и идти на приход.
И, конечно же, вот, эта некая такая расслабленность – она приходит… и приводит иногда к таким моментам, что вот эти яркие краски, возможность провести времени, как можно больше, с семьёй, даже, порой, уставшую, постараться взять, собрать всю семью вместе поужинать, там… погулять, по парку пройтись, на лыжах покататься, или ещё что-то – таких возможностей остаётся всё меньше, меньше и меньше. Тем более, если приходская жизнь – она расширяется в разные стороны.
И, вот, соответственно, когда семья большая, то, конечно, тебе – маленькие о чём-то напомнят, тебе – средние о чём-то подскажут, тебе, иногда, и матушка… там… но ты понимаешь прекрасно, что ты для семьи перестаёшь быть… не то, что перестаёшь быть, а семья тебя не в полной мере использует, и просит, чтобы ты был для семьи, вот именно, «подушкой», в которую можно поплакаться, «рубашкой», в которую можно поплакаться… потому, что для этого, практически… особо времени нету.
На приходе – это совсем другое состояние. К тебе человек приходит, и ты понимаешь, что если ты сейчас не уделишь этому человеку максимальное нужное количество времени, то он, может, завтра и послезавтра уже в храм и не придёт. И причиной этому может оказаться – ты. И, соответственно, семья, конечно, настоящего священника… семья, которая старается быть помощником для священника, для настоятеля – она старается занять как можно меньше времени жизни священника, чтобы дать возможность, через этого священника, другим людям прийти именно к… такой… церковной, духовной жизни.
И здесь – да, действительно, есть, вот, эта некая, такая, грань, что в этой части – немножко происходит иногда расслабление, и ты начинаешь это понимать, когда детишки уже подросли – кто-то повзрослее, и вся любовь, внимание – к самому маленькому. Потому, что понимаешь, что… вот… ты – этому ребёночку, второму, третьему – что-то немножко недодал. Времени, в первую очередь. В первую очередь – где-то не выслушал. А, ведь, жизнь – она устроена так, что, вот, какие-то пустоты, которые не занимаешь ты в жизни своих близких, родных людей – эти пустоты занимаются чем-то, либо кем-то, другими интересами какими-то, желаниями. И, конечно, это очень, действительно, такая… грань, и такое состояние, которое… ну… ты начинаешь понимать, что, ведь, этот какой-то год упущенный, какое-то время, когда ты погрузился полностью, с головой, в приходскую жизнь – его не наверстаешь никогда.
И, вот здесь, очень важно, чтобы, вот именно те, кто рядышком – они, насколько возможно, в первую очередь, конечно же, стучались в дверь именно священника, даже у которого, порой, и нету времени. Потому, что ты домой приходишь, и занимаешься… там… хозяйственных дел – тоже, хоть отбавляй! И даже украденное время от сна – один час – это то время, которое даёт возможность, как можно больше, укрепить семью. Потому, что… как… Вы сами поймите… в молодости – это одни интересы, когда ты взрослеешь – смотришь на жизнь немножко по-другому. И не всегда бывает, что дети видят, как меняется мировоззрение священника, духовного лица, который большую часть жизни проводит на приходе. Ты не всегда замечаешь, как меняется мировоззрение твоего ребёнка, который уже повзрослел на год, на два. Не всегда начинаешь замечать, а… вот… действительно, порой, вот этих каких-то 20, 30, 40, 50 минут, а то, может, и час времени – не хватает, порой, иногда жене – чтобы выговориться, и выслушать друг друга, и сделать какие-то заключения.
А.Митрофанова:
- Отец Василий, Вы сейчас, по понятным причинам, отвечаете на наш вопрос, исходя из Вашего личного опыта. А я – сижу, Вас слушаю и понимаю: точно так же, наверное, всё, о чём Вы говорите, можно применить и к нам, людям… что называется, простым смертным, мирянам, не в сане…
О.Василий:
- Тот же самый процесс происходит…
А.Митрофанова:
- Абсолютно! Только, Вы говорите о том, что все силы отдаёте храму и приходской жизни, а, например… ну… там… большинство современных мужчин, точно так же, львиную долю своего времени отдают офису, например – работе, которую невозможно «запереть», условно говоря, в шесть часов вечера…
А.Ананьев:
- Ох, Алла Сергеевна, не одно это и то же, не одно… Я, вот, сижу и думаю именно об этом! Вот, то, о чём говорит отец Василий – это служение, это духовная жизнь, это его долг. А офис – это другое.
А.Митрофанова:
- Понимаешь, если в офисе человек работает, зарабатывая деньги на свою семью – это, по идее, служение семье. И, так получается, что вот это его служение семье, через зарабатывание средств на то, чтобы поднять на ноги детей, чтобы… там… как это… минимальные создать условия для комфортной жизни, и прочая, и прочая… постепенно начинает отжирать – извините за это выражение – нас самих у наших близких именно.
О.Василий:
- Да, у наших близких, совершенно верно. Совершенно верно! И, тут, знаете… на самом деле… если так рассматривать любую работу – в офисе, или где-либо, в любых направлениях – конечно, христианин, он всегда… и, вообще, человек, который, хотя бы, имеет какой-то ориентир именно в развитии духовной жизни, то он, в любом случае, будет воспринимать любую работу, как служение. И, однозначно, он старается полностью отдавать себя – даже не ради того, что он зарабатывает, а ради того, чтобы, в полной мере, исполнять свои обязанности.
Вот… врач – он не может операцию закончить… там… вовремя. Он её делает, и заканчивает именно тогда, когда есть нужный результат. Так же – любого направления врачи. Так же – любой, например, даже чиновник. Он должен так же относиться к своей работе – не с восьми до восьми, а, именно, полностью исполнить те обязанности, которые на него возложены. То есть, решить те или иные задачи для того, чтобы жизнь вокруг него, и с его помощью, менялась в лучшую сторону. Это – служение.
И, здесь… тут ещё такой, очень важный, момент, который бы хотелось просто напомнить. Ведь, невозможно служить, и быть угодным дальним, если это служение, если это угодничество… ну, не в плане корыстного, а, именно, в смысле принесения пользы, не оказывается самым ближним своим. То есть, сначала нужно пещись о своих, а потом уже – дальше.
Но, тут, понимаете… когда человек живёт по-христиански, то именно этот круг своих – это не только жена и дети. Этот круг своих – это и его начальство, это и его подчинённые, это и те люди, которые, по долгу службы, с ним пересекаются по каким-то рабочим процессам.
И, конечно же, тут… почему, вот, именно, очень важно, когда в семье муж старается жить интересами жены, а жена – интересами мужа? Не в плане развития и утверждения каких-то эгоистичных личных, а именно – быть помощником друг другу. И, вот, именно, это, как раз, иногда, помощничество друг другу – оно приводит тоже к таким… знаете… моментам, что… ну, как… он и так устал, она и так уставшая – давай, это мы… какие-то свои вопросы, разговоры какие-то, какие-то, там, решения вопросов, мы отложим на завтра. А завтра – опять это время от нас убегает. Потому, что мы приходим в храм, мы приходим на работу, мы приходим в офис – есть какие-то вещи, которые ты запланировал, а сколько таких непредвиденных вещей и моментов, которые просто втыкаются в тот график, в котором, и так, времени, практически, нету! И, соответственно… ну… как обычно, по расписанию… когда Вы расписываете: пункт 1, пункт 2, пункт 3, пункт 4… то, обычно, не хватает времени на тот процесс, который, по пунктам, чуть-чуть дальше – 5,6,7 – и, которые последние в очереди расписания дня, их потом переносят на завтра, либо на послезавтра. Вот, так же и в жизни происходит. И, здесь, легче, конечно же, избегать… и избежать каких-то… вот, именно… таких моментов, которые негативно сказываются на жизнь – именно семейную жизнь, как в мирском понимании, так и в духовном – когда, действительно, муж погружается…
То есть, муж и жена являются соучастниками. Они, в принципе, в одном каком-то направлении трудятся, либо похожи друг на друга. Вот, почему легко и просто, например, когда – семья врачей. Один – стоматолог, другой – хирург. Им – всё понятно. Они понимают друг друга потому, что они… как бы… в одной плоскости. Или, например, военный, и жена, тоже связанная с каким-то родом служб. То есть, всё – в одной плоскости. Тут – многие вещи объяснять не надо. Там… например… семья священника, когда вторая половина и дети – они участвуют в жизни прихода. Там… поют на клиросе, принимают участие в приходской жизни. То есть, здесь… как бы… всё на ладошке, всё видно.
А, вот, когда бывает так… немножко… что муж – с одной области, жена – в другой области трудится, то здесь, действительно, многие вещи нужно объяснять, подсказывать, и даже, порой, не всегда бывает понятно: а почему так долго задержался, а почему так много времени уделил там-то и там-то?
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- Настоятель храмового комплекса преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле протоиерей Василий Биксей – сегодня за нашим семейным вечерним чаем в студии светлого радио.
Я – Александр Ананьев, и ведущая – Алла Митрофанова.
А.Митрофанова:
- Мы говорим сегодня о расслабленности в семейной жизни в связи с тем, что завтра – в третье Воскресенье по Пасхе – в храмах будет читаться Евангельский эпизод, как раз, о парализованном ( то есть, «расслабленном», как в Евангелии его называют ) человеке, который 38 лет – вот, это, конечно, очень сложно разместить в голове – 38 лет лежал в купальне Вифезда, ожидая своей очереди, чтобы окунуться в целебную воду.
Вода эта была целебной не всегда, а только после того, как в неё сходил Ангел – там, как сказано в Евангелии, возмущение воды, такое, происходило, и, кто первый окунался, по сошествии Ангела туда, тот получал полное исцеление, какой бы болезнью ни страдал.
Так, вот, этот человек ждал своего времени 38 лет. Как только там возмущалась вода, он пытался доползти до этой купальни, но кто-то уже сходил перед ним. И получалось так, что – опять, все его ожидания были напрасны.
И ждал он до тех пор, пока не пришёл Христос к нему, и не спросил: «Хочешь ли ты быть здоров?» И он сказал: «Хочу!» – и Господь его исцелил, и сказал ему: «Иди, и больше не греши!»
Там, конечно, очень много параллелей, разных смыслов в этом Евангельском эпизоде. Он даёт нам основания говорить и о какой-то связи, к примеру, между нашим внутренним состоянием и физическим состоянием – здесь всё очень нелинейно. Но, вот, в данном эпизоде, судя по всему, расслабленность этого человека – физическая расслабленность, паралич – была следствием какого-то внутреннего его состояния.
Мы сегодня пытаемся поговорить о вот этом параличе, расслабленности в семейной жизни. Паралич воли, наша усталость, связанная с огромным количеством дел во внешней жизни – она, конечно же, сказывается на том, сколько времени и сил мы готовы уделять нашим близким.
Отец Василий, может быть, я, конечно, и ошибаюсь, но… наверное, мы все, в каком-то смысле, вот, эти самые расслабленные люди. И – поправьте меня – но, по-моему… по тому очень скромному опыту семейной жизни, который есть у нас, я могу судить, что нам Господь даёт друг друга, чтобы мы, в каком-то смысле, от этой своей расслабленности попытались переключиться в режим действия. Действия… вот, знаете, как… любовь – это же действие? Вот, в режим любви. Условно говоря.
То есть, расслабленность и любовь, в каком-то смысле, применительно к семейной жизни, антонимы. А, может быть, я не права.
Что Вы скажете?
О.Василий:
- Что касается… вот, действительно… вот, этого напоминания о нашей расслабленности, я с Вами совершенно согласен. Потому, что… ну… любой процесс, чтобы он шёл в правильном русле, к правильной цели, его всегда нужно подпитывать, его всегда нужно направлять.
И, по сути, что касается семейной жизни, созидания любви в семье, искренних, правильных отношений – это постоянный труд.
Что подпитывает? Понимаете, вот… ну… далеко не уйдёшь и большое расстояние не пройдёшь на одном… таком… знаете… внутреннем убеждении, что «так надо», «я обязан», и я буду это делать по причине каких-то своих обязанностей. Потому, что, если так просто идти по жизни, то, в любой момент, будут какие-то разочарования.
Вот, очень важно те результаты, которые ты достигаешь в жизни, в созидании… есть очень много… ведь, жизнь у нас состоит из разных таких аспектов – что-то хорошее, что-то плохое, что-то радостное, что-то печальное, и, если, конечно, заострять внимание на чём-то печальном и плохом, чего, порой бывает даже больше, нежели хорошего, то, конечно же, в любом случае, у тебя не будет этого внутреннего духовного запала для того, чтобы преодолеть эти трудности и испытания.
Но, что касается семьи… вот, даже… ну, семья. Это большое количество людей в семье – ну, муж, жена, дети – один, двое, трое, да и на этом ещё семья не заканчивается – это ещё и родители мужа, родители жены, это ещё и друзья, это и крестники, крёстные – то есть, это большое количество людей. И в этом большом количестве есть каждое своё «Я». Вот, как вот этих всех «Я» объединить в единое целое?
И, вот, конечно, в христианском понимании, это немножко легче и проще. Потому, что, движимой силой вдохновления, преодоления трудностей, сложностей – это христианские принципы, христианские устои, которые основываются не на том, что «ты обязан… ты обязан…», а на созидании, и соучастии в жизни друг друга.
И когда, действительно… вот, обычно, два человека идут с разных точек навстречу друг другу. Если они оба движутся в правильном русле, они становятся ближе друг ко другу. Так же и в семье – мы должны двигаться к чему-то и к кому-то одному. Это, конечно же, Христос, и то, о чём заповедал Христос.
Что касается обычной семьи, то здесь же тоже такие понятия, как целомудрие, чистота, доверие – это ж тоже те вещи, те элементы, которые являются исходящими из Божественных установок. То есть, если люди не теряют, именно, как раз, вот, этих принципов жизненных, то они тоже созидают свою жизнь, идя навстречу друг другу – утверждая и укрепляя и доверие, и искренность, и чистоту чувств и отношений. Ведь, отношения в 20 лет, в 30, в 40 лет – они разные. Но цель этих отношений – одна. Это – созидание, и соучастие в жизни друг друга. И, чем больше человек живёт, тем соучастия в жизни должно быть как можно больше. Потому, что, иначе… просто, вот это притяжение…
Знаете, бывает так… уж настолько люди близки друг с другом, что и поговорить бывает не о чем. Либо нету общих интересов, либо, просто на просто, всё уже настолько идеально устроено в семейной жизни, что люди понимают друг друга с полувзгляда, жестами какими-то… И здесь очень важно, когда в семье муж подпитывает жену, жена подпитывает мужа. Чем? Вот, именно, как раз, вот, этими шагами, которые способствуют движению навстречу друг другу. Это и в отношениях, это и в семейном быту, это и в понимании, что нужно, что на первом месте, что на втором месте должно быть, как вести какое-то семейное… там… общее хозяйство, что мы делаем, как отдыхаем, проводим время в кругу семьи, друзей и так далее. И здесь очень важно, конечно же, чтобы, в какой-то момент… потому, что не всегда нравится мужу то, что делает жена, не всегда жене нравится то, что делает муж, не всегда детям нравится то, что хотят родители, и – наоборот. И, вот, очень важно находить, вот именно, во всех этих «Я» какие-то точки соприкосновения, через которые мы бы просто пронизывали друг друга своими интересами, своими проблемами, своей болью, своими переживаниями. И тогда, соответственно, семья строится не только в плоскости каких-то достижений… там… по результатам… вот, прошёл месяц – мы сделали, и отчитались друг перед другом, а отношения строятся ещё и в некоей такой вертикали, последовательности, когда – душа в душу, глаза в глаза, уши в уши – мы слышим друг друга. Мы слушаем похожую музыку, мы читаем похожую литературу ( а, может, даже одну и ту же самую ), мы предпочитаем… там… досуг провести вместе, а не так, что каждый – по себе. И, вот… этим нужно дорожить, и это подпитывает друг друга.
Потому, что часто очень открываются такие моменты, о которых ты просто даже, может, не думал, не замечал их. Вот, что интересует… там… твоих детей? Конечно, то, что интересует детей, то, что интересует и нас разнит друг с другом – конечно, в этом нужно принимать участие, и делать какие-то действия, чтобы это всё немножко отшлифовывать. Потому, что, очень часто, бывает… ну… детям нравится, лишь бы родители их не трогали, и чтобы оставляли в покое. Но – что с этого получится? Ничего хорошего.
Поэтому, здесь, в жизни, чтобы не достигнуть этой расслабленности – это, конечно же, постоянное вхождение в область интересов друг друга.
Современный мир говорит о других вещах. Он говорит о сугубой индивидуальности. Это – моё пространство, это – моя жизнь, вот это мне нравится, это – не нравится… поэтому, дайте – я буду жить в своём пространстве. И – очень большая опасность, что, именно, как раз, это пространство – личное пространство, углубление в личном пространстве и личных интересах – оно очень часть приводит к тому, что человек не понимает и не осознаёт интересы других людей, и он живёт в своём микромире. Его интересует только то, что кажется – именно, кажется – полезным ему. В конечном итоге, это лишает возможности созидания семейной жизни. Почему сейчас, очень часто – смотришь, вроде, люди взрослые… ведь… там… 20-22 года – это люди, которые должны брать на себя, в полной мере, ответственность уже за свои поступки, а этого – очень часто не происходит. У нас ещё иногда детство… может, действительно, в детство мы не наигрались, может, в детстве мы не преодолели какие-то трудности и сложности, и не отвечали за свои поступки – это тоже результат такого… некоего… ну, вот… младенчества. И, вот, эта расслабленность, о которой Вы говорите, что часто бывает, человек – взрослый, умный, он, может, даже перспективный – он к семье не готов, он не готов к ответственности, он не готов к тому, чтобы жить в социуме. Индивидуально – пожалуйста, а в социуме – очень сложно.
И, вот… конечно, Христос, конечно же, вера, и… вот… всё, что связано с верой и со Христом – оно является тем, что подпитывает твои силы, которые иногда иссякают, и это сложно, тяжело. Но если ты перенасытился едой, то она, конечно, будет безвкусной, а если ты проголодался – она, любая, будет вкусной. Если ты жаждешь воды, и долго не пил ключевой, холодной воды, то для тебя будет глоточек – просто за счастье!
Поэтому, мы перенасыщаемся очень часто чем-то своим, личным, и, поэтому, очень часто, становимся расслабленными в чём-то общем – в том числе, и в семейном.
А.Ананьев:
- Вот, мне очень интересно, отец Василий… я понял, что одной из самых загадочных установок из Священного Писания для меня остаётся установка о том, что «враги человеку – домашние его».
Я, вот, сейчас слушаю Вас, и думаю: вот, интересно… а, вот, в том свете, что… между духовной жизнью и семейной жизнью есть немало общего, не имеется ли в виду под этим то, что семейная жизнь часто становится преградой нашей духовной жизни?
Вот, об этом, и ещё о многом другом, мне хотелось бы поговорить с Вами, буквально, через минуту полезной информации на светлом радио, после которой мы обязательно вернёмся к нашему разговору в программе «Семейный час».
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- Вечер – за окном, чай – на столе, «Семейный час» на радио «Вера» продолжается.
Сегодня мы – Алла Митрофанова…
А.Митрофанова:
- … Александр Ананьев…
А.Ананьев:
- … беседуем с настоятелем храмового комплекса преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле протоиереем Василием Биксеем о том – что общего между расслабленным, о котором говорится в Евангелии, и о котором… вот… будет предстоящая неделя, и расслабленностью в семейной жизни.
И, вот, мне хочется уточнить у Вас, отец Василий: так, что же имеется в виду под словами «враги человеку домашние его»? Как получается, что самые близкие, самые родные, самые любимые вдруг становятся нам врагами?
О.Василий:
- Вы знаете, я не особо-то, наверное, буду углубляться в богословскую составляющую данного изречения, а, вот… так… наблюдаешь по жизни… буквально, вчера…
Я встретился с человеком, оказавшись в одном месте с этим человеком. Человек – верующий, воцерковлённый, большая семья. И, слово за слово, он, практически, отвечает мне на один из этих… то есть… одной фразой, можно сказать, отвечает на Ваш вопрос.
И он мне отвечает, и говорит: «Почему мы часто ругаемся? Потому, что мы любим друг друга! Почему мы часто друг ко другу – с какими-то пожеланиями, претензиями? Потому, что мы любим друг друга, и мы не безразличны друг другу».
И, наверное, вот, именно в этом аспекте, я бы хотел подойти, именно, как раз, к ответу на этот вопрос.
Смотрите, даже по жизни мы какие-то вещи, какие-то пустяки, какие-то моменты, с которыми мы не согласны… мы ж, в обыденной жизни, проходим мимо. Потому, что… ну… как-то это нас не касается. А то, что происходит, именно, в кругу самых близких и родных людей – мы обязательно на это будем обращать внимание. Мы обязательно будем делать какие-то замечания, и приводить отношения, или какие-то интересы в определённую норму. И это, очень часто, приводит – к чему? Что, вот… ну… может, придираемся друг к другу, может…там… бывает излишняя требовательность друг к другу, но – к кому быть ещё более требовательным, нежели к самым близким? Потому, что самые близкие – нам не безразличны.
Спасаться одному – это, всё равно, что… знаете… вот, именно… лошадь – она красива, когда она мчится по полю, рысью, но когда она уже с всадником – она ещё и полезная, и ей тяжелей. А если эту лошадку ещё упрячь в повозку, и применять лошадку и повозку для того, чтобы заниматься хозяйством – это же трудней и тяжелей, правда? Но результаты – гораздо больше.
Это, понимаете, вопрос спасения. Это – вопрос не какой-то личный, индивидуальный. Можно просто определить для себя какие-то вещи и вопросы, связанные со спасением, но они, очень часто, перейдут в область комфорта. А, вот, если мы говорим по сути о спасении, именно – достижении вечной жизни, то это – постоянное притирание друг к другу, это постоянное участие в жизни друг друга, это постоянные какие-то вопросы друг к другу. Потому, что хочется, чтобы в вечной жизни не каждый по отдельности находился, а – вместе. То есть, если Христос посреде нас, то Он, по сути, Своей десницей и Своей любовью шлифует, покрывает, формирует всех, с помощью друг друга.
И, вот, поэтому, как раз, вот, мы на какие-то вещи, которые происходят вне семьи – мы меньше реагируем, они нас меньше беспокоят, меньше тревожат, они нас спать дают. А, вот, именно, то, что происходит в семье – это, как раз, именно тот некий образ, который нам не даёт спокойно спать, не даёт спокойно жить, не даёт спокойно погрузиться во что-то своё личное. Потому, что это – вопрос, радость, проблема – это вопрос, радость, проблема всех, и так далее, и так далее, и так далее.
И, вот, конечно же, спасаться в семье… вот… могут быть разные ответы на этот вопрос: как легче спасаться – монастыре, в миру? Каждому Господь дал свои какие-то определённые таланты. Если ты обрёл семью, то, соответственно, это – спасение в семье, которое должно сопрягаться с участием всех членов семьи. Иначе – если тебе хорошо одному, а остальным плохо – ну, разве это Рай, разве это счастье, разве это любовь? Нет.
А.Ананьев:
- Мой опыт церковной жизни – ничтожен. Я, крестившись в сорок лет, вот… в храме… ну, сколько… три с небольшим года всего, пока ещё, провёл. И, во многих вопросах, я крайне неопытен. Но я уже очень хорошо усвоил несколько принципиально важных вещей. Одна из них – это то, что христианская жизнь – это постоянная рефлексия. Если что-то, вокруг тебя, не так, как тебе хочется, и, если, вокруг тебя, происходит то, что тебе не нравится, если тебя окружают какие-то нехорошие люди, то это – не нехорошие люди, это ты – нехороший. Если вокруг тебя происходит плохое, то это – не вокруг тебя происходит плохое, а это ты – плохой. В общем, всегда причину ищи в себе, внутри, но не вовне.
И, в этом смысле, наш вчерашний разговор с Алечкой, когда, вот, мы готовились к нашей встрече, тоже оказался для меня несколько неожиданным, и, своего рода, открытием.
Я говорю: «Слушай… ну, вот… скажи мне… если человек, с которым ты живёшь, которого ты любишь, с котором ты обвенчался, который – самый близкий… и тебе кажется, что он – охладел к тебе, потерял к тебе интерес, расслабился…» – на что она посмотрела на меня серьёзно, и говорит: «Значит, это – ты расслабился, значит, это – ты охладел, значит, это – ты потерял интерес. Причина всегда в тебе».
И у меня – какой-то внутренний протест. Разве это может быть? Действительно ли, это так? Действительно ли, причина всегда в тебе, а не вовне?
О.Василий:
- Наверное… не то, что наверное… это – так точно. Потому, что… в принципе… как ты смотришь на мир, какими глазами, через призму какого света, в таком цвете и предстают перед тобою вещи, на которые ты смотришь.
И, конечно… почему нужно всегда искать причину в самом себе? Потому, что, найдя хотя бы маленькую долю той или иной причины в себе, у тебя есть больше вероятности что-то изменить и вокруг. И, благодаря изменению каких-то вещей внутри самого себя, меняется и всё вокруг тебя.
Но здесь очень важно – особенно это касается семейной жизни – конечно же, в первую очередь, задавать вопросы – каждый самому себе. Но, в то же время, эти вопросы должны быть сформулированы, или как-то поставлены корректно со стороны второй половины. Потому, что если происходит какое-то охлаждение и расслабление в семье – оно, конечно, происходит по… и причина здесь – во многих факторах.
И, в первую очередь, причина – в каждом члене семьи. И, дальше – действительно, есть очень много недоговоренных каких-то вещей. Есть очень много каких-то моментов, о которых мы промолчали, которые не выразили в словесном каком-то порыве, разговоре и так далее. И нам даже иногда кажется, что – человек-то, само собой, должен бы это уже понимать, а он – не понимает. И лучше об этом – сказать, лучше об этом, ещё раз, проговорить, на эту тему выделить какое-то внимание, какое-то время за семейным… там… ужином, либо за чаепитием.
Потому, что сегодняшний вопрос – это завтрашняя проблема. Завтрашняя проблема – это проблема не только одного-двух людей, это – проблема всей семьи. И… вот… здесь, действительно, причина, в большей мере, того, что у нас… ну… на самых родных и близких время остаётся, зачастую, по остаточному принципу. И, вот, этот остаточный принцип – он не даёт возможности полностью – шире и глубже – понять, увидеть друг друга. Но что-то изменить в лучшую сторону в семье возможно только в том случае, когда ты начинаешь с самого себя. Но эти вопросы – что-то не устраивает, что-то идёт не так – мы должны задавать друг другу. Но на эти вопросы – искать ответы: а что я могу сделать сам, в самом себе, чтобы произошли те изменения, которые порадуют вторую половину? И – наоборот. И тогда, соответственно, мы сами в семье – вот, муж, жена, дети – мы являемся, как раз, вот именно, той внутренней духовной силой, которая подпитывает чувства, которая подпитывает силы, которые мы тратим… там… на многие вещи в семье…там… в быту. Потому, что… ну… вот… любой организм – он требует прилив сил. Иначе, он, просто на просто, иссякает.
А.Митрофанова:
- Отец Василий, сразу – вопрос, по поводу того, откуда силы брать?
Если от нас окружающий мир, внешнее наше пространство, где мы проявляемся в профессиональной, социальной областях, самых разных, требует максимальной включённости и полной отдачи, без которых не будет какого-то результата, то мы, когда приходим домой… ну… знаете… просто, вот… по-человечески… иногда очень хочется выдохнуть.
Но, оказывается, как следует из нашего с Вами разговора, что дома-то, по идее, напряжения сил от нас требуется ещё больше: ещё большая включённость, ещё большее понимание, ещё большее вхождение в интересы другого человека. Потому, что навык слушать друг друга – он же… ну… есть счастливые люди, которые рождаются с такой… эмпатией сильной, а большинство из нас, в общем-то, учится её умножать, и пытаемся как-то её развивать, и так далее… это не сразу даётся, это – тоже работа.
Пашешь во внешнем мире, пашешь в семье…
А.Ананьев:
- … и получается, как в песне Владимира Семёновича: «Тут за день так накувыркаешься…
А.Митрофанова:
- … придёшь домой – там ты сидишь!»
Когда – выдохнуть? Ну, как же, вот, это сделать? Понимаете… просто по-человечески, хоть немножечко отдохнуть, прийти в себя. По идее, ведь, мы семейное пространство воспринимаем, как то место, где нас примут любыми… ну… и так далее. А, вот, получается, что – нет! Что тут ещё больше требуется себя… как-то… переделывать, и так далее, и так далее…
Что… как быть-то, вот? Когда вдыхать? Когда можно – глоток воздуха?
О.Василий:
- Знаете, вот… когда погружаешься под воду, ныряешь, видишь вот эти красоты дна, то тебе, для того, чтобы ощутить красоту подводного мира, достаточно, буквально, затаить дыхание… там… на минуты… ну, кто-то может – на три, на четыре… в зависимости от его профессиональных возможностей. Поэтому… но, всё равно, оставаться там, внутри, невозможно. Потому, что… иначе ты погибнешь.
Поэтому, здесь, конечно, нужно жить, вот именно, той областью, в той атмосфере, в той среде, в которой тебя Господь поставил. Но… я думаю, наверное, можно говорить то, что – да, молитва, пост… там… духовное какое-то делание является некоей такой духовной силой, которая вдохновляет, которая даёт прилив сил и энергии.
Но для многих людей это может быть не всегда понятным. Потому, что… ну… какие из нас сейчас, в современном мире, молитвенники, постники и так далее? То есть, мы – да, действительно, как загнанные, но… чтобы почувствовать, мне кажется, вот, эту радость, очень важно…
Вот… то, что в песне Высоцкого: «… там ты сидишь!» Но: можно сидеть с угрюмым лицом, а можно просто с улыбочкой, с радостью… с усталостью, но, в то же время, с радостью. И результат будет – совсем разный, правда?
Поэтому, здесь очень важно, наверное, понять, что, вот… ты кому-то нужен. Ты можешь быть кому-то полезным.
Знаете… ещё в семейной жизни – очень большая проблема, что вот эту всю полноту чувств, желания, какого-то… заботы, внимания – её нужно выразить за очень короткое время. Потому, что… вот… даже взять себе – сколько времени мы проводим… современный человек… в офисе на работе… там… за рулём – там тоже какие-то вопросы решаешь, созваниваешься, и так далее… и какую часть времени мы проводим именно в кругу семьи. И то – это время у нас воруют разные процессы, которые ещё не закончились. Ты переступил порог дома, но эти процессы рабочие – они не закончились, они ещё тебя и дома штурмуют, тревожат.
Вот, здесь, конечно, наверное, не выдохнуть нужно бы, а нужно бы, наверное, всё-таки, понять, что в сегодняшнем жизненном процессе ты кому-то оказался полезным. Ты сделал что-то то, за что тебе просто сказали простое человеческое спасибо. Ты сегодня можешь ещё что-то сделать то, что может как-то укрепить тех, кто находится вокруг тебя. Как-то их приободрить… вот… ну… то есть, ты можешь что-то полезное сделать. Наверное, всё-таки, вот, эта цена полезности, цена того, что ты кому-то оказался полезным… и… наверное… даже не то, что цена – это, наверное, бесценно… а, вот, это ощущение, вот, этой радости – оно, как раз… и даёт человеку возможности как-то питаться вот этой духовной силой.
Потому, что ты утром встаёшь, но ты идёшь на работу, идёшь в офис, и ты должен понимать не просто… вот… распорядок дня, а, за этим распорядком дня – стоят люди, которые приходят к тебе с вопросами, с проблемами, которые просят тебя о чём-то, и ты вправе это сделать. Либо, просто – отодвинуть, сказать: «Нет, ну… по букве закона, я тут ничего сделать не могу». Ну… а если покопаться в своих возможностях, то сделать можно очень и очень много.
И, наверное, как раз, вот, этот маленький результат, который кроется за этой всей хлопотливой жизнью, за этим ритмом – он, наверное, и должен в современном мире быть неким таким вдохновителем в дальнейшем процессе. Потому, что если мы не будем видеть вот этих маленьких, промежуточных, либо конечных каких-то, результатов, ну… смысл, вообще, полностью теряется у любого человека – как у инженера, как у строителя, как…
Ну, построил он что-то гениальное, а дальше – что? Дальше опять – другой процесс. Там, может быть, что-то менее гениальное, но там тоже процесс его творчества. И сама жизнь – особенно, если мы говорим… христианство – это некий процесс жизни, где ты растёшь – и в плоскости, достигая каких-то результатов и целей, и, конечно же, вертикально – преодолевая рост духовный. Не только личностный, а и... тех людей, которые тебя окружают, помогая им через свой пример, через какие-то усилия, усердие.
И, наверное, вот, как раз, вот, этот результат маленький… ну, ты устал – но сон будет крепче! Ты проголодался – еда будет вкусней! Ты долго с человеком не виделся – встреча будет радостная! Но можно эту встречу начать – с чего? «Ой, как рад я тебя видеть! Как я соскучился ( соскучилась )!» Либо, можно эту встречу предварить словами: «А ты позже домой прийти не мог?» – и так далее, и результат будет совсем другой.
И, вот, очень важно именно это состояние – как мы, уходя на работу, либо на службу – как мы провожаем друг друга, как мы встречаем друг друга. Уставшими? Да. Может быть, опустошёнными – потому, что куча всякого рода проблем, но мы должны, однозначно, нести домой, в круг семьи, не то, что тебя выхолостило, что тебя опустошило, а именно то, что наполнило тебя силой, энергией сегодняшний день ещё завершить, и, с Божией помощью, начать ещё и завтрашний день.
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
- «Семейный час» на светлом радио.
Настоятель храмового комплекса преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле протоиерей Василий Биксей сегодня отвечает на наши острые и злободневные вопросы.
Здесь – Алла Митрофанова и Александр Ананьев.
А я хочу перевести наш разговор несколько в практическое русло, отец Василий.
Вот, Вы очень верно заметили, что обо всём надо говорить, всё надо проговаривать. И я, вот, сейчас сижу и чувствую, что наши слушатели – в первую очередь, слушательницы, – которые чувствуют, что муж как-то отдалился, что самый близкий человек… он как-то всё… смотрит на тебя взглядом… ну… таким… не то, чтобы безразличия и усталости… но, вот… расслабленным взглядом, и тебе это не нравится. И ты чувствуешь, что тебе не хватает внимания и интереса в этих глазах…
Как об этом сказать, чтобы не превратить это всё в претензию? Вот… какими фразами… вот… в буквальном смысле… или – какими ходами… или – какими шагами можно вернуть, раздуть те, уже совсем потухшие, тлеющие угли, и вернуть тот огонь, который был, казалось бы, совсем недавно, и который жизненно тебе необходим? Но не превратить это всё в скандал и претензию… там: «Петя! Я смотрю, что я стала тебе совсем неинтересна!»
О.Василий:
- Ну… наверное… да, Вы правы, что это – самые, наверное… такой… злободневный такой момент, вопросы…
Подобного рода вещи происходят, конечно же, в семье, наверное, и священнослужителей, и происходят в семьях тех людей, которые… ну… созидают это счастье... Потому, что проще простого – и… так… смотришь на людей – ну, действительно… вот… какие-то недоумения, какие-то свои вот эти подозрения, что, вот, что-то происходит, что-то вы потеряли интерес друг к другу – за этим кроются, разного рода, свои какие-то…такие… подкасты: а что произошло? а почему?
Вы знаете, на самом деле, я всегда об этом так и думаю, и всегда об этом говорю иногда на проповедях, что, на самом деле, когда семья – муж и жена – это единое целое. Понятно, не всегда это единое целое – муж и жена – понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда. Потому, что это – результат уже длительной жизни.
Я вспоминаю, например… и есть такие примеры, и Вы оглянитесь вокруг себя – те семьи… их, к сожалению, всё меньше и меньше – тех семей, которые живут вместе… там… 30-40-50 лет – одножёны, однолюбы… и, вот, если их спросить, а не было ли у них в жизни ( я спрашиваю иногда, чтоб они поделились… вот… своими переживаниями, как раз, по этому вопросу )… и, знаете, что они иногда рассказывают? Что – сколько было поводов, сколько было причин топнуть, рукой махнуть, перевести какие-то пожелания в перепалки, и так далее.
И я говорю: «А что вас останавливало?» – вот, в данном случае. Ведь, если мы берём тех людей, которым сейчас 70-80 лет, то, конечно, это люди, которые воспитывались вне церковного пространства. Это люди, которые воспитывались в определённых… таких… твёрдых, чётких моральных ценностях. И они, конечно же, отвечают, что – да, это, в первую очередь, моральные принципы и устои общества, а, с другой стороны, это – понимание ответственности, что мы – единое целое. И, когда происходят, вот, подобного рода вещи, о которых Вы говорите, то здесь, конечно же, в первую очередь – терпение, и – возможность друг другу доверить даже то, что может иногда огорчить друг друга. То есть, поделиться болью, поделиться, вот, именно, тем, что не выражено в глазах, поделиться тем, что не выражено в словах – не высказано, поделиться тем, что – на уровне каких-то внутренних переживаний.
Мы, действительно, очень часто боимся признаться самим себе, не говоря уже о том, что мы даже боимся признаться иногда друг другу о каких-то вещах, которыми мы можем огорчить, зная заранее эмоциональность одного и другого, зная, что в твоём вопросе, либо в твоей какой-то реплике может быть какой-то подкаст, который может быть воспринят по-другому. Мы очень часто боимся друг другу именно сказать правду потому, что эта правда может быстро вывести из равновесия второго человека. Почему мы очень часто какие-то вещи просто… ну… не говорим о них. Потом они – завтра, послезавтра – становятся общим каким-то достоянием, и потом – лишние упрёки, но уже задним числом.
То есть, здесь однозначно – не бояться. Ну, если мы говорим о семье. То есть, муж – это отражение жены, жена – отражение мужа. В церковном, христианском понимании. То, соответственно, самым близким, психологом, врачом, духовником для жены, конечно же, в первую очередь, должен быть муж. А для мужа – жена. Порой даже вплоть до каких-то тех моментов, с которыми мы идём на исповедь к духовнику.
И я даже тоже иногда… бывают такие моменты в жизни, что… вот… воцерковлённая семья – муж, жена. Подходят… там… к исповеди, к Причастию готовятся. И обязательно спрашиваешь: «А, вот, вы как друг к другу – в мире пребываете? Попросили прощения друг у друга? Вы пришли на исповедь вместе…» – и они, порой… действительно, бывают такие моменты, что после исповеди они друг у друга просят прощения. И такими… после именно, как раз, этого момента, они идут к Чаше.
То есть, здесь этого бояться не надо – просить прощения друг у друга, доверять друг другу, и открывать друг перед другом даже, порой, то, чем мы можем иногда, может, обидеть и огорчить друг друга. Лучше сразу же сказать о каких-то вещах. Лучше сразу же рассеять свои какие-то недоумения – либо они подтвердятся, либо они развеются в общем процессе… там… общения. И таким образом можно избежать очень многих разных проблем, вопросов жизненных, каких-то подозрений, каких-то вещей, которые… ну… витают в голове.
То есть, человеку свойственно что-то увидеть, а за этим видением – какие только мысли у него ни возникают!
А.Митрофанова:
- Отец Василий, Вы знаете, очень правильно всё, что Вы говорите! Но – какова практика?
Вот, мы, женщины, зачастую, скорее, с подружкой обсудим собственных мужей, чем с мужьями напрямую поговорим о тех болевых точках, которые… простите за штамп… есть в наших отношениях, у нас внутри, в нашем восприятии друг друга, и так далее. Почему?
Почему… там… с мамой иногда, с подружкой… я просто… ну… вот… по правде говоря, я – противник того, чтобы об отношениях между мужем и женой говорить с кем-то ещё, но такова наша практика на сегодняшний день!
А.Ананьев:
- Прежде, чем отец Василий ответит, я дам тебе свой вариант ответа. А отец Василий – поправит.
Дело в том, что, как мне кажется, в семейной жизни о каких-то вещах лучше не говорить – не артикулировать. Потому, что сейчас у тебя есть вот это болезненное переживание, у тебя есть вот это сомнение, у тебя есть вот это вот… вот этот изъян внутри, но стоит тебе его… и ты знаешь, что пройдёт немножко времени, и ты – через какую-то работу, через какой-то отдых, через какую-то смену деятельности – изменишь к этому своё отношение. Но: если ты это скажешь, если ты это произнесёшь, между вами – вот, этой царапиной, вот, этим шрамом – оно останется.
А.Митрофанова:
- Но это – не повод выносить, в таком случае, вопрос на обсуждение с третьими лицами…
А.Ананьев:
- А высказать-то хочется! А высказать-то надо…
А.Митрофанова:
- Мне кажется, что, вот… «высказать» – здесь работает другой механизм. Могу ошибаться. Вот, сейчас мне это в голову пришло, буквально. Отец Василий, поправьте – я могу быть не права.
Когда возникают какие-то спорные моменты в семье, нам очень приятно чувствовать себя обиженными – ну, такое сладкое чувство: «Вот… я – жертва обстоятельств, меня недопоняли…» – и прочая, прочая. И мы – пролонгируем вот это состояние «жертвы», обиженность вот эту свою, обиду свою тем, что рассказываем, жалуемся другим людям – чтобы нас тоже пожалели.
Поговорить об этом, в данный момент, с мужем, например, для нас, женщин – это значит быть готовой к тому, чтобы признать свои какие-то ошибки. Потому, что – да, конструктивный же диалог-то, в данном случае, нужен. А нам-то хочется – не признавать свои ошибки, а чтобы нас пожалели, сказали: «Ох… ах… вот, он такой сякой! Да, ты… значит, успокойся… да, ты – молодец…» – и, вот, это, вот, мы выносим, как раз, из нашей семьи – малой, вот, этой – в обсуждение в большой круг – к родителям, или к подругам, или… там… к братьям-сёстрам, или кому-то ещё – именно с той целью, чтобы побыть ещё, зависнуть в этом состоянии обиды. Вот, такая сейчас мне мысль в голову пришла. Может быть, я и ошибаюсь. Наверняка, это всё тоже очень индивидуально.
О.Василий:
- На самом деле, это индивидуально. Смотрите… тут сказать конкретно, что в семье, вообще, не должно быть кого-то – третьего, четвёртого лица – с которым можно посоветоваться, поговорить, пообщаться, обсудив какие-то вещи, которые происходят внутри семьи… в принципе, это позволительно, и это должно быть.
Но… здесь очень важно понять… а, вот… подруга ли… и подруга – для чего, и ради чего? Друг…
Взять, вот, например… настоящий друг, когда они видит, что происходит какая-то проблема в семье, он, в первую очередь, найдёт возможность, чтобы примирить, и найти некий путь урегулирования того или иного конфликта. Это – настоящий друг, это – настоящая подруга, которая скажет: «Слушай, милая… давай, мы сейчас на будем… вот… рассказывать некоторые вещи – какой он плохой, какая ты плохая… давай, попробуем разобраться – в чём твоя причина? … Да, тебе одной тяжело подойти к мужу попросить прощения – давай, поехали вместе. Ты у меня дома ночевать не оставайся, давай, мы с тобой вместе едем домой, и попробуем, вот, именно эту проблему урегулировать», – вот, это настоящая подруга, она так и поступит.
А подруга, которая выслушает, и говорит: «Да, ладно… давай его проучим! Давай, ты оставайся, мы сейчас… пускай он там помучается!» Либо – наоборот. Это уже дружба… знаете… под таким… знаком вопроса.
И, тут, мы можем с кем угодно делиться. Но жить-то нам – с мужем. Муж может тоже делиться с кем угодно, но жить-то – с женой. И исправить друг друга, и помочь исправиться друг другу возможно, с помощью только того человека, в котором Вы уверены, что это – настоящий друг. С ним уже, действительно, много чего пережито. То есть, это, в принципе, возможно.
Второй момент. Конечно же, в какие-то проблемы и вопросы, связанные… внутри семьи, в первую очередь, конечно, нужно их бы проговаривать друг с другом. Но… не в порыве эмоций.
Вы правильно сказали, что… вот… сегодня ты переживаешь и чувствуешь – одно, и, вот, волна каких-то стихийных эмоций – она улеглась, и ты смотришь на эти вещи совсем по-другому. То есть, вот, здесь очень важно – подобрать нужное время, нужный момент.
И... почему святые отцы… и в Священном Писании говорится о том, что «да не застанет вас заходящее солнце в ссоре, в обиде друг на друга»? То есть, мы, в любом случае, даже какие-то испытания, трудности – вот, заходит солнце, и мы обязательно должны всегда примириться друг с другом.
Даже, может, в этот момент, мы не всегда готовы – потому, что страсти не улеглись – проговорить какие-то вопросы, по причине которых была та или иная ссора, те или иные претензии. Их можно оставить до завтра, чтобы всё улеглось. Но, в первую очередь, однозначно, проговорить и пообщаться друг с другом.
Если друг – есть такой человек, в котором вы уверены, который может вам помочь советом, и скажет: «Дружище, у меня были тоже такие ситуации, но, вот я поступал так. Вот, посмотри, мы уже живём лет 40-50 вместе. Да – тоже ссорились, да – тоже обижались друг на друга. Но очень важно идти, в процессе решения проблем, тем путём, который решает не причину, а саму проблему. Потому, что причин может быть очень много, и они будут где-то там, вне… а вопрос, вот именно: что делать мне самому, и как мне с этим быть, как пойти навстречу друг другу, и как остаться друг с другом, именно созидая чувство, любовь, доверие друг к другу, и так далее, и так далее, и так далее».
И, вот, здесь… понимаете… может быть очень много разных ответов на подобного рода вопрос, но цель и задача – какова цель? Поплакаться – это одно. Проговорить, какой он плохой, либо какая она плохая – это другое. А что – после этого? А после этого – вынесенный сор из избы, который является отнюдь не к созиданию счастливой семейной жизни.
Вынесенный сор, или какие-то моменты, связанные с семейной жизнью, перед духовником, когда вы вместе идёте к одному и тому же священнику, к духовнику, и вы, действительно: «Батюшка, вот, мы венчались у Вас, исповедовались, считаем Вас своим духовником – вот, рассудите нас! Вот, есть такая, или иная, причина…»
Думаю, что… понимаете… для подруги – Вы сегодня подруга, а завтра – кто? Сегодня вы – друзья, а завтра, послезавтра? Много чего происходит в жизни, и вопрос – не боязни, как это потом повернётся, а вопрос, вот именно, этого опустошения и формирования недоверия друг к другу.
Если ты в каком-то процессе доверился больше кому-то второму, либо третьему, то, соответственно, самый первый человек – это муж – потерял авторитет у жены, а жена потеряла авторитет у мужа.
То есть, вот, именно, эта, как раз, потеря авторитета – это, наверное, может быть, даже больше, нежели та царапина, которая… можно её зашлифовать, можно её восстановить… нежели та вмятина, либо просто даже дырка в капоте автомобиля… там… и так далее.
Поэтому, здесь, конечно же, в первую очередь, мы должны искать помощи друг в друге. Если невозможно найти этой помощи, дай Бог, чтобы рядышком оказался… или оказались именно те друзья, которые помогут вам найти дорожку навстречу друг другу.
А.Ананьев:
- Вот, за что я люблю такие разговоры, отец Василий, признаюсь Вам, там это за… вот, это вот… невероятное ощущение… Перед записью программы, перед встречей, обычно думаешь: «Так всё сложно… так всё сложно, но… вот… выхода, практически, нет. Но, всё равно, поговорим…» А, вот, так, вот, поговоришь с Вами, и думаешь: «А – что сложного-то? Ну, ведь, всё просто… ну… вот… вот… пожалуйста!»
Очень целительный получился разговор! И я сейчас обращаюсь к нашим слушателям: дай Бог, чтобы у вас сейчас всё было хорошо…
А.Митрофанова:
- И всегда!
А.Ананьев:
- … и всегда. Но, если вдруг вы почувствуете, что что-то важное уходит из ваших отношений, что – либо Вы, либо Ваш спутник – расслабились, или потеряли какое-то… вернитесь к этому разговору. Зайдите на сайт radiovera.ru, наберите «протоиерей Василий Биксей, «Семейный час», и просто вернитесь к тому, что говорит отец Василий, и вам это обязательно поможет – вернёт лёгкость и спокойствие в Вашу душу, а, стало быть, и в ваши отношения.
Спасибо Вам большое за этот разговор, отец Василий!
О.Василий:
- Спасибо! Храни всех Господь!
А.Ананьев:
- Настоятель храмового комплекса преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле, наш сосед, практически, протоиерей Василий Биксей сегодня был у нас в гостях.
С вами была Алла Митрофанова…
А.Митрофанова:
- … Александр Ананьев.
А.Ананьев:
- До новых встреч!
А.Митрофанова:
- До свидания!
О.Василий:
- Всем – с Богом! Счастливо!
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА».
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер