У нас в гостях были юрист Глеб Глинка и продюсер Александр Бондарев.
Разговор шел о фильме «Доктор Лиза», как он создавался и почему для мужа Елизаветы Глинки было важно присутствие в фильме духовной составляющей.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— И Константин Мацан.
К. Мацан
— Добрый вечер. В этом часе по средам мы нередко обращаемся в «Светлом вечере» к темам благотворительности и социальных проектов, поддержки социальных проектов. И сегодня в каком-то смысле и об этом тоже будем говорить. Но с необычной стороны к этой теме подойдем. 22 октября в широкий прокат выходит фильм «Доктор Лиза» — про Елизавету Петровну Глинку, всем нам хорошо известную, нашим слушателям, безусловно, очень хорошо известную. И у нас сегодня в гостях люди, которые этот фильм создавали. У нас в гостях Александр Владимирович Бондарев, кинопродюсер и продюсер этого фильма «Доктор Лиза». Добрый вечер.
А. Бондарев
— Добрый вечер.
К. Мацан
— И Глеб Глебович Глинка, нашим радиослушателям тоже известный, не в первый раз у нас в гостях, учредитель фонда «Доктор Лиза» имени Елизаветы Петровны Глинки, и, наверное, к нашему разговору самое важно сказать, что супруг Елизаветы Петровны. И исполнитель одной, небольшой, но заметной роли в этом фильме. Добрый вечер.
Г. Глинка
— Добрый вечер, Константин.
К. Мацан
— Я вот с чего хотел бы начать. Мне посчастливилось быть на показе этого фильма в Доме кино в рамках российских программ Московского кинофестиваля. И вот вы, Александр Владимирович, перед началом показа сказали такую вещь, что непросто Глебу Глебовичу далось решение, что называется, этот фильм благословить: поделиться деталями своей жизни, может быть, какими-то своими историями и рассказами, своим опытом, чтобы сделать этот опыт художественным, чтобы о нем сказать языком кино на большую аудиторию. Вот о чем вы говорили, Глеб Глебович, Александр Владимирович? В чем была сложность, преодоление себя, если угодно.
А. Бондарев
— Наверное, Глеб точнее ответит на этот вопрос. Я отвечу, как я его понимаю. Вообще, снимать фильм о человеке, который вот-вот ушел, это довольно огромный и художественный и продюсерский риск, потому что огромное количество людей помнят Лизу живую и для каждого она была своя. Но, конечно, главный наш цензор и человек, определяющий, про то ли мы будем в этом фильме разговаривать, был Глеб Глебович. А я в основном говорил о том, что это же великая боль, когда ушел самый близкий человек. И создание фильма это очень и очень долгий процесс. Мы начали фильм создавать в 2017-м году, впервые мы стали про это говорить. Было огромное количество вариантов сценариев и Глебу Глебовичу пришлось с нами проговорить и обсудить всю их с Лизой жизнь, и как они познакомились, и как жили в Вермонте. Надеюсь, вы понимаете, что это было крайне непросто. И, пользуясь случаем, я хочу еще раз поблагодарить Глеба Глебовича за этот мужественный шаг, что он через это с нами прошел и разрешил нам про это всё рассказать. Одним из ответов на этот вопрос это, что нас очень многие отговаривали, именно по той причине, о которой я сказал вначале. Но я лично для себя сделал вывод, что не сделать этот фильм я не могу, потому что настолько тяжела была утрата, что надо было что-то делать. А единственное, что я умею делать, это попытаться снять фильм.
К. Мацан
— Глеб Глебович, а ваши ощущения и ваш опыт прохождения через создание этого фильма каков? То, о чем сказал Александр Владимирович.
Г. Глинка
— Я хочу, если позволите, подчеркнуть один момент. Александр Владимирович со свойственной ему скромностью основной акцент на меня переложил. Но, знаете, он был очень близкий друг Елизаветы, он был друг семьи многолетний. И потеря эта для него была огромным потрясением. Очень глубоко он переживал, мы все продолжаем это переживать. Так что для него это тоже поступок. Фильм интересен тем, что, как мне кажется, здесь два пласта, которые…Не совсем правильные слова, но самый очевидный пласт, это прекрасный фильм, хорошо сделанный, как мне кажется. Он публике нравится…
К. Мацан
— Люди плачут.
Г. Глинка
— Да-да. И это самые разные люди. Был закрытый показ в Думе, и там изначально они были заняты, играли своими мобильными телефонами, но достаточно скоро они эти мобильные оставили. А под конец было ощущение… И потом «Кинотавр», где фильм взял первый приз, если это правильное выражение. По крайней мере, это был любимый фильм публики. Так что везде это есть, и фильм действительно удачный, критики говорят о том, что это актерский фильм, и действительно, актерская игра здесь потрясающая, даже самые маленькие роли это бриллианты.
К. Мацан
— Целая галерея образов, и даже в небольших эпизодах актеры создают такие полноценные высказывания.
А. Митрофанова
— И актеры колоссальные.
Г. Глинка
— Это один пласт. Но за этим стоит, нельзя назвать это документальным, но много очень реалий, которые просвещаются через фильм. С одной стороны, попытка какой-то точности здесь, меня это удивило, я даже изначально не понимал, почему Александр это делает или Карас…
К. Мацан
— Оксана Карас — это режиссер фильма.
Г. Глинка
— Да, режиссер фильма. Например, узнать точный номер скорой помощи. Два-три дня, по-моему, посвятили тому, чтобы найти человека, который этот точный номер может знать.
А. Митрофанова
— Вы имеете в виду номер машины?
Г. Глинка
— Да, номер машины скорой помощи. Притом что, наверное, два-три человека на всем белом свете, которые бы заметили, что это не тот номер. И настрой такой тоже, втянуть в этот фильм наибольше реалий, связанных с… Например, я считаю, что это неслучайно, что Чулпан Хаматова, которая дружила с Елизаветой, играла главную роль. Хабенский тоже, они друг друга знали в области благотворительности. И так далее и так далее. Здесь примеров очень много… Вы и сами видели фильм, примеров очень много именно того, что… Есть в английском понятие «палимпсест», то есть…
К. Мацан
— «Палимпсест» — есть такое и русское понятие, когда за поверхностным слоем текста, за более поздним, его можно расчищать и находить более глубокие слои самого текста из прежних веков.
Г. Глинка
— Да. Я чувствую, у вас литературное образование. Да, фильм, как палимпсест, в этом смысле.
А. Митрофанова
— Вы знаете, интересная вещь. Костя фильм видел, я еще пока нет. И у меня есть поверхностное представление о том, как он сделан, скроен, в хорошем смысле этого слова, по рецензиям, которые попадались мне на глаза. Мы все знаем прекрасно, что кинокритики это люди, которые за словом в карман не лезут, и только дай им палец в рот, они откусят тебе руку по локоть. В каждом фильме с высоты своего опыта, знания кинопроцесса и прочее, прочее и прочее, они готовы в пух и прах размазать по асфальту, по щебню, по гравию, по любой поверхности режиссера, всю съемочную группу. Ну, максимум что могут сказать, что операторская работа на высоте, порой так бывает, когда хочется хоть что-то приятное сказать. Рецензии на фильм «Доктор Лиза». Критики признаются в том, что они полностью обезоружены, что, конечно, можно при желании найти моменты несовершенные, к которым возникают вопросы, но желания такого не возникает. Просто потому, что они полностью обезоружены и им только что сделали «массаж» сердца. Я представляю, какая это художественно невероятно сложная задача. Простите меня за такую аналогию: кто видел детские школьные спектакли, знает, что труднее всего играть Снегурочку. Проще всего играть Бабу Ягу — она характерная. Елизавета Петровна Глинка, безусловно, характерная, но она практически ангел — мы, ее современники, мы видели, что она делает. И да, были критики, которые относились к ее работе скептически, с какими-то вопросами. И где сейчас все эти критики? А то, что делала она, продолжает жить. Мы все прекрасно знаем фонд «Доктор Лиза», это постоянные участники наших разговоров здесь в студии радио «Вера» в разных совершенно форматах: в «Светлом вечер», в радиожурнале и так далее. Александр Владимирович, наверное, это вопрос к вам. С художественной точки зрения, как вы ставили перед собой задачу Елизавету Петровну представить? Конфликтно-характерно (я подчеркиваю, я еще не видела фильм), и при этом вы ее близкий друг. И это вдвойне сложно, мы не можете дистанцироваться. Какие-то вводные были?
А. Бондарев
— Не могу не упомянуть в ответе наших уважаемых критиков, которые не дают нам расслабиться. Ну, рецензии, действительно, в основном такие, о которых вы говорите, если мы говорим о кинокритиках. Но есть еще киножурналисты, назовем их так, которые нам рассказывают, как надо пахать землю, мы с удовольствием это читаем. Но самое прекрасное, особенно во время «Кинотавра», что единственный упрек, который нам предъявляли эти наши коллеги, и мы действительно считаем их коллегами, был в том, что мы сняли зрительское кино. Для меня это самая максимальная похвала.
К. Мацан
— Давайте поясним для слушателей, что такое разделение на зрительское кино и авторское. Авторское это что-то такое умное, для фестиваля, а зрительское — для широкой аудитории.
А. Бондарев
— Почему мы про такого великого человека сняли зрительское кино и вообще, что мы с ним делаем «Кинотавре»? Ну, это действительно вопрос. А для нас, для всей команды, это была огромная похвала, потому что это была действительно сверхзадача. Вот вы говорите, что Елизавета Петровна была ангелом. Она не была ангелом, он была живым человеком. Она смеялась, радовалась, плакала, разговаривала на прекрасной обсценной лексике, она умела это делать, она была абсолютно живым человеком. И именно такую сверхзадачу мы с Оксаной Михайловной Карас и с Глебом, потому что в каждом варианте сценария мы с ним советовались, мы для себя и ставили — не сделать памятник, так сказать, во весь рост, а показать ее такой, какой мы ее запомнили. И невероятный, фантастический, просто за гранью понимания талант Чулпан стал этому великим помощником. Тут нужно сказать, конечно, что мы очень долго, точнее, не очень долго, а, как нас учили еще при советской власти, что сценарий должен рождаться долго. Вот так Господь и Елизавета Петровна сверху управили, что у нас появилась, впервые за мою практику киношную, чтобы у нас было достаточно времени написать времени сценарий. По разным причинам. Ну, просто сначала никто не смог с этим справиться, потому что Елизавета Петровна за свою довольно короткую жизнь прожила 10 жизней как минимум. И я собирал авторский коллектив, погружал их в материал, несколько раз мы собирались всем фондом и я сажал автора, и мы устраивали такие вечера воспоминаний. Потом люди уходили писать и не возвращались. Или приходили, но не получалось уместить в двухчасовой формат рассказ о том, кто такая была Елизавета Петровна. Это продолжалось очень долго, практически год, пока один из моих коллег, который в это время у нас работал простым редактором в студии, Алексей Илюшкин, поскольку он отвечал за это направление, он устал читать эти опусы и сказал: «А можно я попробую?» И предложил, на мой взгляд, гениальную идею. Пользуясь случаем, в очередной раз я его благодарю. Он предложил идею одного дня — один день из жизни доктора. И вот это было отправным шагом того, чтобы мы начали писать тот сценарий, который стал основой для фильма. Потому что этот прием позволяет нам не растекаться, с одной стороны, не ставит перед нами обязательство рассказать обо всех сторонах жизни Елизаветы Петровны. А с другой стороны, это позволяет показать, какой была жизнь Елизаветы Петровны, взяв только один день из ее жизни.
К. Мацан
— Александр Бондарев, кинопродюсер, продюсер фильма «Доктор Лиза», и Глеб Глинка, учредитель фонда «Доктор Лиза» имени Елизаветы Петровны Глинки и супруг Елизаветы Петровны, сегодня у нас в программе «Светлый вечер». И мы говорим о фильме «Доктор Лиза» и обо всех темах, которые вокруг этого фильма возникают. Я позволю себе сейчас задать простой и даже наивный вопрос: Глеб Глебович, а каково вам было смотреть на себя на экране? Но не на ваш эпизод небольшой, а на актера, который вас играет? Что за ощущения? Я к простым эмоциям обращусь.
Г. Глинка
— Если совсем честно, мне много труднее было смотреть на, как ее сейчас называют, великую Чулпан, чем смотреть на якобы самого себя.
К. Мацан
— А почему тяжело на Чулпан Хаматову смотреть?
Г. Глинка
— Она настолько точно воспроизвела походку ее, мимику ее…
А. Митрофанова
— Интонации.
Г. Глинка
— Интонации ее, как она голову поворачивала, что мне в какие-то моменты было не по себе. По отношению к самому себе, я не знаю, такой я или не такой, я не могу сказать, насколько он меня уловил или нет. Мне показалось, что он немножко спокойнее меня, я все-таки… Ну, не знаю, на этот вопрос я не могу ответить.
А. Бондарев
— Визуально они, как близнецы. У нас есть фотография, где они рядом сфоткались, у них похожие рубашки, они рядом стоят у Глеба дома. Я немного отвлекся, и Глеб Глебович совершил огромную ошибку — он пустил киношников к себе домой. Я не успел его предупредить, что не надо этого делать.
А. Митрофанова
— А почему это ошибка?
А. Бондарев
— Потому что киношников нельзя домой пускать, если вы не хотите попасть…
Г. Глинка
— Их было очень много.
А. Бондарев
— Этому можно посвятить отдельную передачу, но я думаю, что не на радио «Вера». Во-первых, я хочу сказать, что это Божья воля, причем мы нашли его буквально в последний момент — это потрясающий польский актер Анджей Хыра, очень знаменитый в Польше, он исполнитель главной роли в фильме Анджея Вайды «Катынь». Потрясающий человек, абсолютно наш по крови. Мы его еще раз привозили, когда у нас были досъемки. На мой взгляд, он абсолютно точно сыграл смысл Глеба Глебовича (извини, что при тебе я про это говорю), потому что, знаете, как за любым великим мужчиной всегда стоит женщина великая, так и с уверенностью я могу сказать, что всё, что смогла Лиза сделать при жизни, это было в основном и благодаря Глебу. И не только в материальном смысле, а главное в духовном, в поддержке. Он действительно эмоционально другой окраски, Анджей, но смысл он абсолютно, мне кажется, донес.
К. Мацан
— Вот мои зрительные ощущения, что, конечно, и сходство и внешнее и в мимике оно очень сильное. Я знал до просмотра фильма Глеба Глебовича, мы интервью с вами делали, поэтому мы немножко знакомы, и я мог оценить и здесь тоже. И это сходство, конечно, тоже на высоте, это очень подкупает.
А. Митрофанова
— Глеб Глебович, поделитесь, пожалуйста, этой житейской мудростью. Наверняка вам не раз задавали этот вопрос, он для нас, в общем-то, людей XXI века, живущих в России, на мой взгляд, очень актуален. Когда женщина активна социально, я понимаю, что нет ни одной женщины, которая стояла бы рядом с Елизаветой Петровной в том, что она делала, как и сколько она делала. И тем не менее. Как непросто сейчас бывает мужьям, если у жены помимо дома и, понятно, что есть работа, есть дом, но есть еще какое-то служение, относиться к этому с пониманием как минимум, а максимум — с поддержкой. Это крест не для всех. Как вы через это проходили, поделитесь, пожалуйста, опытом: почему вы так поддерживали Елизавету Петровну? Что было вашей главной мотивацией и движущей силой? Помимо того, что вы ее очень любите.
Г. Глинка
— Давайте я постараюсь максимально честно на это ответить. Александр Владимирович сказал о ее поддержке, вы тоже об этом… Я вообще так никогда не воспринимал это — мы с ней почти с самого начала были очень сходны, очень близки. Сходны и по ценностям и по какому-то восприятию жизни, даже какие-то такие детали, ненависть к смерти, целый ряд таких… Так что я не видел это как поддержка — мы были как одно. Знаете, как у Толстого: я не знаю, где моя жизнь кончается, а ее начинается.
А. Бондарев
— Так в этом и есть.
Г. Глинка
— Именно так. Буквально было именно так. Наоборот, мне было очень тяжело, все-таки я с ней прожил три десятка лет, узнать после этого, это будет смешно звучать сейчас, но что это было достаточно редкое явление, — я смотрю вокруг, сколько пар, мужья и жены, которые отдаленные друг от друга, хотя они друг друга и поддерживают. Меня это, честно, удивило.
К. Мацан
— А можете, если это корректно, приоткрыть секрет — я сейчас уже не про семейную жизнь, а именно про кино. Вот вы сказали, что было множество вариантов сценария. Я не прошу рассказать, каким фильм мог бы быть, — но от чего вы отказывались, что вам показалось неприемлемым, неуместным, ненужным в этом фильме делать? Из чего в итоге возник тот вариант сценария, который есть? То есть по какому пути вы не пошли и из-за чего?
А. Бондарев
— Мы не пошли по пути… Ну, основная проблема была в том, что такое количество было историй, фактов, линий: работа с паллиативом, работа с бездомными, ее гражданская активность. Ведь Елизавета Петровна, где что случится…
А. Митрофанова
— Она уже первая там.
А. Бондарев
— Да. Леса горят, женщины в Киргизии голодают…
А. Митрофанова
— МЧС еще не успело прилететь на скоростном самолете, а она уже там.
А. Бондарев
— Да, а она уже там. Я не могу, все время вздрагиваю, вспоминаю: это был 2010-й год, когда горели лесные пожары, мы всей толпой весело и с прибаутками закупались во всех строительных магазинах, потому что Елизавета Петровна снабжала МЧС водометами, такими ранцами, лопатами, кирками, ведрами и так далее. Каждый день по две-три машины уходило из нашего переулка в самые горячие точки. Елизавета Петровна, естественно, их сопровождала с Петровичем. Понятно, что они перевязывали, лечили тех людей, которые пострадали. Был вечер поздний, мы сидим на маленькой кухоньке в фонде, Елизавета Петровна, вся перемазанная сажей, в прожженном халате, рассказывает, как они бегали по лесам. И помню, я сижу и думаю: как же повезет тому, кто будет про нее кино снимать…
К. Мацан
— Такая фактура.
А. Митрофанова
— Да, такая фактура.
А. Бондарев
— Да. Но, как сказано: бойся желаний своих.
К. Мацан
— Глеб Глебович, вы что-то добавить хотели.
Г. Глинка
— Я вспоминаю, надеюсь, память не искажает это, Александр скажет, если это так. Но я помню еще с самого начала, когда еще не было понятно, какой будет сценарий, я позвонил Дуне Смирновой и спросил ее, согласилась бы она написать сценарий. Она сказала: «Я бы с удовольствием». Кстати, она знала Елизавету — Елизавета была на «Школе злословия», мама Дуни Смирновой работала волонтером в фонде после ее выступления. Но Дуня сказала: «Я бы с удовольствием, но я написала сценарий о Вертинском, а его так изрезали. Выбросили о том, каким он был кокаинистом и так далее». И такая раздраженная: «Я больше сценариев писать не буду. Но у меня есть женщина, писатель, которая, думаю, тебе понравится, и вы найдете общий язык. Степнова». Которая, кстати, очень хороший писатель, у нее тематика такая врачебная. И мы несколько раз с Александром Владимировичем встречались с ней. У меня тогда было такое понятие, что нам нужно сделать какой-нибудь типа арт-фильм, так я называю это, в отличие от кассового фильма для широкой публики. И очень ласково, очень терпеливо, очень нежно мне Александр Владимирович дал понять, что да, это можно, но сколько там будет зрителей? А, может быть, лучше открыть Елизавету для тех, которые ее не знают, и сделать что-то более доступное. Конечно, он был прав.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в «Светлом вечере»: Александр Владимирович Бондарев, кинопродюсер, продюсер фильма «Доктор Лиза», и Глеб Глебович Глинка, супруг доктора Лизы, учредитель фонда «Доктор Лиза» имени Елизаветы Петровны. В студии Алла Митрофанова и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый, светлый вечер, дорогие слушатели. Константин Мацан и я, Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас сегодня: Глеб Глебович Глинка, учредитель благотворительного фонда «Доктор Лиза», Александр Владимирович Бондарев, заместитель генерального директора киностудии КИТ, продюсер фильма «Доктор Лиза», который выходит в прокат 22 октября. И об этой картине, о том, что связано с ее созданием, о жизни самой Елизаветы Петровны Глинки мы сегодня говорим. Елизавета Глинка, доктор Лиза, выдающийся врач и филантроп, наша современница, я думаю, все наши слушатели знают историю ее жизни и ту невероятную работу, которую она развернула в России. И историю ее трагической гибели. И то, что сейчас есть благотворительный фонд «Доктор Лиза», вот как раз Глеб Глебович имеет к нему самое прямое отношение. Руководитель этого фонда Наталья Авилова один из частых гостей у нас в эфире. И спасибо огромное вам за то, что вы продолжаете эту работу. Ну, а мы по мере сил, как можем, пытаемся участвовать, поддерживать и так далее. Вы знаете, когда речь идет об этом фильме (повторюсь, я его не видела), но вот определение, данное ему кинокритиками «зрительское кино»: как вы могли снять зрительское кино, и зачем вы его теперь возите на фестивали? — у меня вызывает вопросы. Я вспоминаю фильм «Остров», ставший в свое время феноменом в середине 2000-х годов. Это кино арт или зрительское? Я ответа на этот вопрос не знаю. Мне кажется, что загонять себя изначально в какие-то рамки это не очень правильно. И нет ничего плохого в том, чтобы снять фильм, который будет очень талантливым и на который будут идти и идти тысячи, десятки тысяч зрителей просто потому, что им очень важно почувствовать себя живыми людьми, соприкоснуться с тем переживаниями, которые на экране, имеющие по собой реальную основу, и они при этом на экране разворачиваются — это невероятно крутая задача, очень сложная. И, судя по первым отзывам, то, что я слышала об этом фильме и то, что Костя говорит, вы с ней справились. Вы знаете, Александр Владимирович, у меня в связи с этим вопрос один, важный для меня: а как вы с Елизаветой Петровной познакомились? Мы знаем разные истории, связанные с подобными событиями, когда люди впервые с ней встречались, она разное впечатление производила и так далее. Расскажите, что у вас? Ведь из первого впечатления формируется потом очень многое.
А. Бондарев
— Сижу я дома, листаю «Живой Журнал», как, в общем, многие в то время делали.
К. Мацан
— Да, многие.
А. Бондарев
— Прокручиваю ленту и вдруг в ленте у меня проскакивает очень странная фотография. Подъезд обычного девятиэтажного дома, грузовой лифт. Ну, как вы знаете, есть маленький и большой лифт. И из этого большого лифта выходит очень маленькая женщина, на ней нависает, там было непонятно, кто, но фигура очень большого человека, размеров моих, но выше меня. Елизаветы Петровна в медицинской синей форме, а сзади них стоят два огромных мужика, явно санитары. И я вижу, что они ей не помогают. Ну, то есть это видно. А это та девочка, этот эпизод вошел в фильм. И я понимаю, что тут что-то не так в этой фотографии. Я визуальным искусством занимаюсь, и мизансцена меня заинтересовала. Я отматываю ленту назад, и так я впервые прочитал блог Елизаветы Петровны. Это та знаменитая история, с которой начинается фильм Лены Погребижской, собственно, я в этом посте прочел, что есть такой фильм. Сразу после этого его нашел. И, собственно, этот фильм Лены Погребижской привел меня в подвал на Пятницкой. Это история про девочку, она слепая, глухая, с очень тяжелым диагнозом. И она уже вошла в кризисное состояние, ее надо было забирать из дома, потому что она становилась опасна для окружающих. И приехала специальная бригада из психоневрологического диспансера ее забирать — это здоровые мужики. И она их к себе не подпустила, а одного довольно сильно покусала. И приехала вторая бригада, и они говорят: «Мы не знаем, что делать». И, как всегда бывает в такой момент, вызывают Лизу. Лиза подошла к этой девочке, взяла ее за руку и потом 6 часов — 6 часов — она ее вот так взяла и 6 часов с ней лежала на кровати, уговаривала ее встать и пойти в «скорую». И эта фотография сделана как раз после того, как она ее уговорила встать и пойти. Часть этого эпизода вошла в фильм. И в этом посте была написано, что в этот момент шла съемка фильма. Я нашел этот фильм Лены Погребижской, и каждый раз, пользуясь моментом, хочу ей сказать спасибо за этот фильм, фильм документальный, абсолютно потрясающий. И, посмотрев этот фильм, я понял, что этому человеку нужна моя помощь.
Я помню, что была уже поздняя осень, я такой большой и красивый, в кашемировом пальто, спускаюсь в этот подвал, там идет ежедневная работа…. Я такой, так сказать, захожу, говорю: «Здравствуйте, мне бы с Елизаветой Петровной поговорить». Мне показывают на ее стол, Елизавета Петровна сидит, то ли они с вокзала приехали, то ли на вокзал, она заполняет бумаги. Я подхожу предложить свою помощь, выстраиваю фразу о том, что я могу: какие-то деньги, связи и так далее. На что, на мое «здрасьте», Елизавета Петровна, по-моему, даже не отрывая головы от писанины, говорит: «Чего надо? Надо чего?» И я так опешил, говорю: «Ну, вот это самое…» Потерял дар речи, что со мной бывает крайне редко. Объяснил цель своего прихода. Она так на меня глянула: «Значит, в среду придешь, поедешь с нами на вокзал. Там вот бидоны большие с супом, надо их таскать. Давай. Всё. Кто там следующий?» Вот так началось мое знакомство с Елизаветой Петровной. И я пересилил себя, потому что очень страшно работать на этом кормлении, это действительно очень страшно, потому что, кроме того, что неадекватные люди, многие только что вышли из мест заключения, открытый туберкулез и так далее, просто это страшно. И, кстати, тоже один из эпизодов, который я тоже хотел вставить, но не получилось. Когда мы приехали с вокзала, я был в диком смущении, ну, не то что в смущении, — я увидел, что там процентов 70 людей, которые выбрали этот способ жизни и паразитируют на этом. И это то, что ей все время вменяли в вину. Я к ней подхожу и говорю: «Лиза, ты что, не видишь, что там половина просто негодяев, которые бездельники и так далее». И она на меня глаза так взбрасывает и говорит: «В следующий раз встанешь на раздачу еды ты. И там будешь определять, кого кормить, а кого нет. А я на тебя посмотрю». Это один из сотни эпизодов, который надо бы в фильм вставить, но он всего два часа идет, к сожалению.
К. Мацан
— Вы вот рассказали про этот эпизод с девочкой, которую Лиза забрала из дома, а санитары отказывались. Конечно, просто не могу не поделиться впечатлением от красивейшего, это мягко сказано, кадра, когда в обнимку с этой девочкой Лиза лежит в ванной, потому что девочка туда ее опрокинула. И это отражается в потолке, это какая-то такая…
А. Бондарев
— Нужно упомянуть великий талант нашего оператора-постановщика, Сергея Александровича Мачильского. Это старая русская школа операторства, светописи, я считаю, что нигде в мире нет такой. Это высшая математика в их профессии, когда оператора не видно. Вот Павел Тимофеевич Лебешев, был такой оператор, Сережа так умеет, еще есть несколько.
К. Мацан
— Александр Бондарев, кинопродюсер, продюсер фильма «Доктор Лиза», и Глеб Глинка, учредитель фонда «Доктор Лиза» имени Елизаветы Петровны Глинки и супруг Елизаветы Петровны, сегодня у нас в программе «Светлый вечер». И мы говорим о фильме «Доктор Лиза» и обо всех темах, которые вокруг этого фильма возникают. Я вот еще о чем хотел спросить, раз уж мы на радио «Вера», не могу эту тему не поднять. Одна из сюжетных ветвей фильма это тот мотив, что Елизавета Петровна была человеком верующим. И есть в фильме сцена, когда она едет на отпевание одного из своих подопечных. Причем мы, как зрители, понимаем, что внутри этого сложного дня, одного дня, которому фильм посвящен, можно сказать, что, «ну хорошо, вы езжайте отпевать. Главное, чтобы священник был на месте, главное, чтобы был обряд совершен. Я не могу, не успеваю, у меня сегодня столько тяжелых проблем, что я помолюсь дома или в душе́ за этого подопечного». Есть, кому сопроводить. Но она едет, героиня фильма. Она едет и не может поступить иначе. Вот сама эта тема, почему в фильме она была вам важна, Глеб Глебович?
Г. Глинка
— Александр Владимирович ответит, почему в фильме это было важно. А я хочу сказать, что, наверное, это характеризовало Елизавету. И вообще, это характеризует то, чем фонд занимается — милосердие, а не просто благотворительность. Она непосредственно сама всё делала, она не могла иначе. Она той же Тане посмотрела в глаза и сказала: «Конечно, я тебя похороню». И это не только в отношении похорон, но и лечения, и, как Александр сказал, что когда она ездили на эти пожары, она там была, она непосредственно участвовала, лечила, волонтеры приходили со своими пилами…
К. Мацан
— Почему я еще на этом внимание акцентирую: мне показалось, может быть, это мое восприятие зрительское, но важно, что мысль доносится, что для нее отпевание не просто обряд, который нужно совершить, — она верующая. И неслучайно рядом с ней другой персонаж, который в церкви не крестится, хотя вроде надо, но он не может это сделать неискренне. А она это делает и для нее это не просто знак, это часть ее личности. Мне кажется, это очень важно. Александр, а вы можете чуть-чуть про это рассказать?
А. Бондарев
— Почему этот кадр вошел в фильм? Потому что Лиза действительно ездила на каждое отпевание своих пациентов. Это факт. И не показать его мы не можем. Но надо рассказать о том, что одна из самых больших дискуссий у нас с Глебом и с творческой группой была рассказать об этой части Лизиной жизни. Потому что для меня, например, она образец человека верующего не умом, а сердцем. Про это очень много можно рассказывать и у меня личные с ней были всякие эпизоды. Не знаю, может, рассказать один? Чтобы немножко разрядить обстановку.
К. Мацан
— Давайте.
А. Бондарев
— Мы вот вам рассказываем, и это всё мы также рассказывали сценаристам, и это длилось часами. И от этого они и терялись — ну как не рассказать про этот эпизод? Вообще, надо сказать, что все волонтеры фонда Лизиного, старая гвардия, если сказать честно, это были такие же ее пациенты, как и люди с вокзалов. Как мы это называем с моим другом Джаником Файзиевым — «фабрика сломанных игрушек». И она каждого из нас окормляла. И, представьте, это был далекий 2007-й год, я делаю какое-то кино, оно со страшным треском и по очень глупой причине проваливается в кино, и я впадаю в дичайшую депрессию, потому что мне был очень важен этот фильм. По сути, это был мой первый полнометражный фильм, он назывался «На игле». Три года жизни, огромное количество денег личных…
К. Мацан
— Павел Санаев снимал, да?
А. Митрофанова
— А разве он провалился в прокате? Даже я знаю этот фильм.
А. Бондарев
— В прокате он провалился по деньгам, а фильм стал культовым. Действительно, его все знают.
А. Митрофанова
— Именно.
А. Бондарев
— Но мы сейчас не про это. И я впадаю, как и положено любому творческому человеку, в глубочайшую депрессию. И Лиза то одно со мной делает, то другое. И однажды приезжает ее духовник — есть такой прекрасный человек отец Даниил — к ней в гости в подвал, и она мне говорит: «Вот. Иди и поговори с человеком. Он тебе всё объяснит». Я с ним здороваюсь, и он мне говорит: «Знаете, я такой голодный. Тут рядом харчевня, я поем, а вы мне будете рассказывать». И мы сидим, он сидит напротив и, знаете, потрясающе, как умеет русский человек вкусно есть. Он ест борщ, но знаете, как человек умеет вкусно есть…
А. Митрофанова
— Кстати, в кино это большое мастерство, когда артист так умеет.
А. Бондарев
— Он помогает себе хлебом, знаете, с таким уважением к еде… И я ему параллельно рассказываю всю свою чушь, и смотрю, как он высокохудожественно… бороду свою… А я ему рассказываю, что вот, я окончил ВГИК в 90-е годы, кино не было в стране, я долго мучился на телевидении, снимал всякую ерунду. И вот наконец. Я долго писал сценарий и тра-ля-ля. И, поскольку рядом сидит священник, я ему рассказывал, что я молился, я просил. И вот, несу такую очень наивную глупую чушь, как сейчас понятно. А он кушает борщ. И я тираду мою заканчиваю тем, что я впал в депрессию, потому что я не понимаю, почему Он мне не помог. И он в этот момент…
К. Мацан
— Он, в смысле, Бог.
А. Бондарев
— Да. И он последнюю корочку хлеба кладет в рот и впервые поднимает на меня глаза и говорит такую фразу: «Сынок, а кто тебе сказал, что Он этого хотел?» Вот… Ну, потрясающий фрагмент, ну, как его не вставить в фильм? А, кстати, история про то, как меня Елизавета Петровна излечила от этой депрессии и навсегда отучила меня не переживать по пустякам очень простая. Вот эта девочка, которая в фильме, как бы вокруг нее вертится вся история. Я еду вечером по Москве, звонит Елизавета Петровна. У нее была такая манера, она иногда даже не здоровалась, а сразу переходила к делу. Она говорит: «Алё, мне нужен матрас». Я говорю: «Чего?» — «Мне нужен детский матрас. У меня девочка, три года, «уходит», кровать противопролежневую не дали, а есть такой народный способ. Знаешь матрасы, в которых дети плавают в бассейне, надувные? Привези мне. Вот тебе адрес скидываю». — «Хорошо». Десять вечера, тем не менее я этот матрас нахожу, приезжаю туда. А я езжу с водителем. И я понимаю, что я не хочу подниматься в эту квартиру, ну совсем я не хочу. И уже, подъезжая к этому подъезду, я открываю телефон и начинаю набирать ее номер. И она, понимая, что я собираюсь сделать, она выходит из подъезда, берет меня за руку. А я ей собирался позвонить, что сейчас мой водитель занесет. Она берет меня за руку и заводит в эту квартиру. Ну, квартира показана в фильме. И я вхожу…
К. Мацан
— Та самая квартира?
А. Бондарев
— Нет, не та самая, понятно, что она похожая. А для Елизаветы Петровны это будни… И она говорит: «Снимай обувь, поможешь мне». Я захожу в комнату полутемную, где детская кроватка, возле кровати сидит мама и держит обеими руками эту кровать. Елизавета Петровна набирает шприц с обезболивающим, берет руку мамы, дает ее мне и говорит: «Так, держи ее». И я говорю: «Зачем?» — «Она всё время в окно выходит, когда я руку убираю, а мне надо, чтобы она…» Я держал маму, она действительно рвалась туда, куда сказала Елизавета Петровна. Я дико смалодушничал, и когда она сделала укол и мама вернулась на место, я из этой квартиры сбежал. А Елизавета Петровна еще трое суток сидела там с мамой, пока ребенок не ушел. Вот… К чему я это рассказывал, я уже не помню…
А. Митрофанова
— К тому, что работа по отбору материала была крайне сложной, потому что каждый эпизод из жизни Елизаветы Петровны тянет на полноценное широкоэкранное кино.
А. Бондарев
— Да.
А. Митрофанова
— И выбор было сделать очень сложно.
Г. Глинка
— Можно, кстати, к этому добавить, что я даже не так давно получал такие сведения, но есть ряд эпизодов, о которых никто не знал, она просто это делала. И совсем случайно потом узнавали, что она…
А. Митрофанова
— Мимоходом опять кому-то спасла жизнь.
Г. Глинка
— Я случайно узнал, например, что соседний дом, когда он горел, то она с водителем оттуда…
А. Бондарев
— Да, это вообще потрясающая история.
Г. Глинка
— Там гастарбайтеры были и баллоны внутри. Дом загорелся. И когда она увидела это, она сказала водителю…
А. Бондарев
— Сидит Елизавета Петровна, ужинает, у нее в гостях ее главная помощница Елена Никульникова, они ужинают у них дома. А напротив заброшенный дом, предназначенный на снос. В нем живут гастарбайтеры, у них рванул баллон. Начался пожар. И, естественно, первый, кто ломанулся внутрь, вытаскивая их, была Елизавета Глинка…
Г. Глинка
— Она хватает какого-то мужика. По-моему, баллон он еще не взорвался, пожар начался от чего-то другого. Но она схватила какого-то мужика, сказала ему «идем», потащила его, и они вместе вытаскивали один баллон. Потом они прыгали со второго этажа, эти гастарбайтеры, они лежали на улице.
А. Бондарев
— Она их оттаскивала.
Г. Глинка
— И кто-то из них сказал, что там второй баллон. Так что она заставила этого же мужика, вошла с ним и вынесла второй баллон. То есть, рискуя Бог знает чем… Она была абсолютно бесстрашна.
А. Митрофанова
— Я слушаю вас и понимаю, что такие вещи возможны, такая реакция быстрого включения в чрезвычайную ситуацию, в спасение других людей ценой угрозы собственной жизни возможна в том случае, когда человек действительно не то что себя не бережет, а когда жизнь другого для него ценнее, чем твоя собственная. Наверное, это такой путь к святости. Но ведь при этом Елизавета Петровна еще жена и мать. Глеб Глебович, я понимаю, что у вас исключительная семья, но неужели не было каких-то таких конфликтных ситуаций, когда: а как же мы с детьми? Вот ты всю себя отдаешь, постоянно. Вот вся Елизавета Петровна на «экспорт» из дома. А как же мы?
Г. Глинка
— Меня часто об этом спрашивают. В первую очередь, это не было свойством Елизаветы — взвешивать, какие будут последствия. Это же старый такой спор: если я дам этому бомжу деньги, он не покормит себя, он пойдет и выпьет. Может, лучше ему не давать. И всякое такое чисто рациональное, это не было ее — она действовала по зову сердца. В семье единственному, кому было и трудно иногда, это и в фильме отражается, это был младший сын, который оставлял ей записки о том, что маму мою похитили.
К. Мацан
— Двигаясь к завершению нашей программы, я не могу вас еще об одной теме не спросить. Что называется, фильм поднимает социальную проблематику, говоря шершавым языком плаката. Само собой, не раскрывая сюжет, скажем, что одна из важных тем фильма — это доступность обезболивающих. И та бюрократическая система, в которой существуют врачи, как они эти обезболивающие выписывают, как они отчитываются, как проверяется, куда это идет. И что создает проблему быстрого обезболивания, быстрого доступа к лекарствам в аптеке для того, кому это нужно. Вот эта тема, о которой мы нередко говорили с представителя некоммерческого сектора и врачебного сообщества на радио «Вера». Это тема, которую нужно обсуждать, и, наверное, как-то менять эту систему. И вот этот мотив есть и в фильме. Вот опять же решение о том, чтобы в фильме об этом сказать — это что? Это чисто художественное, сюжетное, потому что с этим Елизавета Петровна сталкивалась или это рациональное гражданское решение продюсера, что мы должны эту тему поднять?
А. Бондарев
— Безусловно, потому что это было. Мы специально взяли историю из 2012-го года, когда эта проблематика стояла острейшим образом. Чтобы быть честными, надо сказать, что сейчас гораздо всё лучше. И это усилиями и Лизы, и той же Чулпан, Веры Миллионщиковой и Нюты Федермессер. Сейчас немного ослабла хватка государства в контроле за наркотическими средствами, и, благодаря усилиям этих женщин, государство чуть развернулось лицом к этой проблематике. Но все равно работы там еще непочатый край. Но именно в 2012-м году это было то ужасное время, когда ФСКН закрутило гайки абсолютно безумно и бессмысленно. Люди выбрасывались из окна, адмиралы стрелялись из наградного оружия, потому что наступали майские праздники, аптеки 10 дней не работали — ты приписан к одной аптеке, а обезболивающее тебе выдали только на 5 дней. И нигде в другом месте ты не можешь их получить, а аптека откроется только через 10 дней. Ну, наверное, уже можно об этом сказать, что Елизавета Петровна доставала... Конечно, таким образом, как в фильме написано, никогда не было, но Елизавета Петровна ставила во главу угла обезболивание пациента, а не какие-то…
К. Мацан
— Доставала теми средствами, которые ей были доступны.
А. Бондарев
— Да, теми средствами, которые в это день были доступны.
А. Митрофанова
— Без фарисейства, скажем так.
А. Бондарев
— И, в общем, в паре историй я принимал участие…
А. Митрофанова
— Что для тебя важнее: жизнь человека или соблюдение буквы в данном случае?
К. Мацан
— Вы сыграли в эпизоде человека, который в итоге помогает в каком-то смысле, вручает Елизавете Петровне обезболивающее.
А. Бондарев
— Я вручаю, чтобы ее не посадили. Ну, неважно.
А. Митрофанова
— Повторюсь, я фильм не видела, вот Костя видел, а я пока ещё нет. Очень хочется его посмотреть. Наверное, не стоит какую-то специальную подготовку устраивать для людей, которые захотят прийти в кинозал и увидеть эту картину. И тем не менее, может быть, как бывает перед показом, режиссер картины, продюсер, создатели, сценаристы обращаются с каким-то вступительным словом к зрителям с тем, чтобы направить их восприятие в определенное русло. Если стоит это сделать, может быть, сейчас вы скажете несколько слов: чего ждать и чего не ждать, например, от этой картины и от того, что с вами, зрителями, случится в тот момент, когда вы будете это смотреть. Потому что людей, которые смотрели это без слез, пока я не знаю. Все, кто какие-то отзывы первые свои опубликовали или поделились ими в какой-то иной форме, говорят о слезах.
А. Бондарев
— Зрителям, которые придут на наше кино, я могу сказать, что в этот момент они… Меня учили, что кино тогда получается хорошим или таким, которым мы его задумали, когда происходят так называемые эмоциональные качели от смеха к слезам. И мы драматургию этого фильма именно так построили. И люди получат «массаж», как правильно одна из критиков выразилась, приятный массаж сердца, и в этом время их душа будет работать. И после этого у них обязательно будет, я надеюсь, очень светлая грусть. Это раз. И это очень полезно для работы и тренировки души. А второе, и конечно, главное — лично я для себя ставил задачу призвать людей посмотреть вокруг себя: может быть, кому-то нужна помощь. Потому что я познакомился с Лизой, благодаря фильму Лены Погребижской. А если пара людей, которые посмотрят наше кино, тоже захотят спуститься в этот подвал…
А. Митрофанова
— Теперь уже не подвал. Особняк на Пятницкой, прямо напротив метро «Новокузнецкая», совсем недалеко от метро «Третьяковская». Все желающие могут зайти на сайт www.liza.fund. Там есть и адрес и телефоны, пожалуйста, можно все контакты фонда «Доктор Лиза» в открытом доступе найти.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, что сегодня у нас в гостях был Глеб Глебович Глинка, супруг доктора Лизы, учредитель фонда «Доктор Лиза», и человек, исполнивший в фильме «Доктор Лиза» роль бездомного, пришедшего на Павелецкий вокзал; и Александр Владимирович Бондарев, кинопродюсер, продюсер фильма «Доктор Лиза», и, что важно для нашей сегодняшней беседы, друг Елизаветы Петровны, друг семьи. Мы сегодня говорили о фильме «Доктор Лиза», который выходит в широкий прокат 22 октября. Спасибо огромное за ваши честные и искренние слова, за ваши воспоминания, за ту радость, которой вы с нами поделились.
А. Митрофанова
— И за фильм.
К. Мацан
— И за фильм. В студии были Алла Митрофанова и я, Константин Мацан. До свидания, до новых встреч на радио «Вера».
А. Бондарев
— Спасибо.
А. Митрофанова
— До свидания.
Собор Рождества Пресвятой Богородицы (Геническ, Херсонская область)
Геническ раскинулся на берегу Азовского моря, у основания Арабатской косы, которая дотягивается до Крыма. Город и полуостров связаны не только географически, но и исторически. Символом этого единства можно назвать храм Рождества Богородицы, что стоит в Геническе в пятистах метрах от морского берега. Он был основан в начале девятнадцатого века как подворье монастыря Стефана Сурожского, расположенного в Крыму, в урочище Кизилташ между Судаком и Феодосией.
Идея открыть в Геническе монашескую обитель принадлежала местному благочестивому жителю по имени Созонтий Иванович. Фамилия этого человека неизвестна, хотя сведений о нём сохранилось довольно много. Офицер, участник Русско-турецкой войны, выйдя в отставку, посвятил себя аскетическим подвигам во славу Божию — почти не имел имущества, пребывал в молитве и паломничал по монастырям. Любил бывать и в Кизилташской обители святителя Стефана Сурожского.
В начале 1904 года Созонтий Иванович пришёл на собрание депутатов городской управы Геническа и попросил участок земли для будущего монастырского подворья. Из уважения к военным заслугам старца градоначальники выполнили его просьбу. Получив в имение заросшую бурьяном пустошь, подвижник поселился в келье-землянке и стал собирать средства на строительство храма. Видя бескорыстное стремление Созонтия Ивановича угодить Богу, люди откликнулись на его призыв. 21 сентября 1904 года в основание церкви был заложен первый камень.
Строительство продолжалось несколько лет. Созонтий Иванович принимал в нём деятельное участие. Уцелела фотография подвижника, возле ещё недостроенного храма. Снимок 1907 года сохранил образ доброго старичка в ветхой шинели. Созонтий Иванович почил 1 июня 1908 года. Он был похоронен в склепе при церкви, которая уже сияла куполами. В 1910-м храм освятили в честь праздника Рождества Богородицы.
Как и мечтал старец, церковь в Геническе стала подворьем Кизилташского монастыря. Территорию вокруг обители насельники превратили в оазис. Здесь журчали фонтаны, благоухали розы, а по песчаным дорожкам прогуливались павлины. В храме Рождества Богородицы ежедневно совершались богослужения.
После революции 1917-го на подворье в Геническе находили приют священники, гонимые безбожниками. В тридцатых годах власти добрались и до этой обители. Хозяйство разорили, братские корпуса уничтожили. Уцелел только храм Рождества Богородицы. В нём размещался сначала склад, а затем спортивный зал. Вновь действующей церковь стала в 1989-ом. Православные вернули старинному зданию былое благообразие. Сегодня голубые стены и купола видны издалека со стороны побережья. В них словно отражаются небесная синь и просторы Азовского моря.
Все выпуски программы ПроСтранствия
Послание к Колоссянам святого апостола Павла
Кол., 249 зач., I, 1-2, 7-11.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Послания апостола Павла как правило имеют общую структуру, в начале каждого из посланий мы можем найти указание на автора — то есть на самого апостола, а также упоминание адресата. После этого идёт приветствие, больше похожее на возвышенный богословский гимн, и потому представляющее интерес вне связи с основным содержанием послания. Начало Послания апостола Павла к Колоссянам не является исключением: в нём мы видим все упомянутые части, и именно они звучат сегодня во время литургии в православных храмах. Давайте послушаем эти взятые из 1-й главы павлова Послания к Колоссянам слова.
Глава 1.
1 Павел, волею Божиею Апостол Иисуса Христа, и Тимофей брат,
2 находящимся в Колоссах святым и верным братиям во Христе Иисусе:
7 как и научились от Епафраса, возлюбленного сотрудника нашего, верного для вас служителя Христова,
8 который и известил нас о вашей любви в духе.
9 Посему и мы с того дня, как о сем услышали, не перестаем молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном,
10 чтобы поступали достойно Бога, во всем угождая Ему, принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога,
11 укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его, во всяком терпении и великодушии с радостью
Как и любое другое апостольское послание, Послание к Колоссянам не было написано ради развлечения его автора или же адресатов. У появления послания были весомые предпосылки: в среду христиан Колосс проникло некое лжеучение, и апостол должен был отреагировать, дабы искоренить эту ересь, которая, как полагают исследователи, относилась к разряду гностических, т.е. к тем ересям, которые полагали, что личное духовное знание, гнозис, выше всего прочего. Однако, если анализировать лишь прозвучавший только что отрывок Послания к Колоссянам, то невозможно предположить, что далее пойдёт речь об искоренении заблуждений адресатов послания, ведь сейчас мы услышали возвышенную похвалу тем, кому апостол направил свои слова.
Это может нас удивить и заставить заподозрить, что Павел использовал такие слова лишь для того, чтобы с первых строк послания расположить христиан Колосс к себе и преподаваемому им учению. Возможно, что отчасти это так и есть.
Вместе с этим стоит учитывать и ещё одно важное обстоятельство: заблуждения сами по себе не лишают человека его человеческого достоинства, а христианина они не делают отверженным от Христа. Заблуждения становятся преткновением тогда, когда человек упорствует и отказывается признавать свою ошибку. Очевидно, у апостола Павла не было оснований подозревать своих адресатов в злонамеренности, а потому он обращается к ним как к «святым и верным братиям во Христе Иисусе».
Мы с вами привыкли, что слово «святые» можно относить лишь к тем людям, которые прославлены Церковью и чьи лики изображаются на иконах с нимбами. Однако так было не всегда, и в Древней Церкви слово «святые» было совершенно нормативным для обращения христиан друг к другу. Говоря так, христиане вовсе не подразумевали безгрешность и безошибочность друг друга. В это слово они вкладывали факт собственного отклика на призывающий глас Божий. Бог изъял их из мира, сделал их инаковыми, и эту отделённость они подразумевали под словом «святые». Любопытно, что даже заблуждения ничего в этом смысле не меняли. До той поры, пока люди сознательно не начинали бороться с истиной, они оставались святыми. Святыми они оставались и тогда, когда им случалось впасть в тот или иной грех, опять же, в том лишь случае, если они не костенели в грехе, если они старались как можно быстрее очиститься от греховной скверны.
Пожалуй, нам стоит почаще обращать внимание на это самоощущение древних христиан, ведь «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8), следовательно, та же и Его Церковь, а если та же Его Церковь, то и дарования Святого Духа всё те же, значит, и мы с вами отделены от мира крещением и миропомазанием, отделены церковными таинствами, и не стоит забывать о своей отделённости, потому как она способна предостеречь нас от многих грехов и она же способна привлечь нас к искреннему покаянию.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 57. Богослужебные чтения
Человеку, много потрудившемуся над каким-то важным делом, сложно и больно наблюдать за тем, как это дело разрушают. Особенно, когда ничего сделать он не в состоянии, никак не может воспрепятствовать разрушению. В таком положении однажды оказался царь и пророк Давид. И свою боль он излил в псалме, известном теперь под номером 57. Этот псалом читается сегодня в православных храмах во время богослужения. Давайте послушаем.
Псалом 57.
1 Начальнику хора. Не погуби. Писание Давида.
2 Подлинно ли правду говорите вы, судьи, и справедливо судите, сыны человеческие?
3 Беззаконие составляете в сердце, кладёте на весы злодеяния рук ваших на земле.
4 С самого рождения отступили нечестивые, от утробы матери заблуждаются, говоря ложь.
5 Яд у них — как яд змеи, как глухого аспида, который затыкает уши свои
6 и не слышит голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях.
7 Боже! сокруши зубы их в устах их; разбей, Господи, челюсти львов!
8 Да исчезнут, как вода протекающая; когда напрягут стрелы, пусть они будут как переломленные.
9 Да исчезнут, как распускающаяся улитка; да не видят солнца, как выкидыш женщины.
10 Прежде нежели котлы ваши ощутят горящий тёрн, и свежее и обгоревшее да разнесёт вихрь.
11 Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого.
12 И скажет человек: «подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог, судящий на земле!»
Псалом 57-й был написан царём Давидом накануне бунта его сына Авессалома. Пророк уже понимал, к чему идёт дело, видел, как на сторону бунтовщика переходят чиновники, военные. Эти люди заботились не о нуждах страны, а о своей собственной выгоде. И полагали, видимо, что Давид уже немолод и не сможет противостоять Авессалому. Законный царь, глядя на происходящее, горевал. Но ничего сделать не мог, так как опасался спровоцировать гражданскую войну. Давид молился Богу и просил Его о помощи.
В адрес тех, кто фактически стал предателями, царь задаётся вопросом: «Подлинно ли правду говорите вы, судьи, и справедливо судите, сыны человеческие? Беззаконие составляете в сердце, кладёте на весы злодеяния рук ваших на земле». Давид с сожалением отмечает, что попал в окружение бессовестных, злых людей. Они когда-то успешно играли роли добропорядочных помощников, но теперь явили свои настоящие лица. Давид сравнивает бунтовщиков с ядовитым аспидом — опасной и хитрой змеёй. И пишет: «Яд у них — как яд змеи, как глухого аспида, который затыкает уши свои и не слышит голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях».
Конечно, царь Давид был человеком ветхозаветным. В том смысле, что ему были чужды христианские представления о милосердии. Потому и просит он Господа наказать заговорщиков. Наказать, надо сказать, самым жестоким образом. Он пишет, в частности: «Боже! сокруши зубы их в устах их; разбей, Господи, челюсти львов! Да исчезнут, как вода протекающая; когда напрягут стрелы, пусть они будут как переломленные». И, конечно, совсем по-ветхозаветному выглядят следующие слова: «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого. И скажет человек: подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог, судящий на земле!»
Надо сказать, что впоследствии царь Давид рассуждал уже не так сурово. Он понял следующую вещь — чтобы бунт прекратился, его сын Авессалом должен быть убит. И одно дело в порыве чувств желать наказания абстрактному противнику, и совершенно иное — понимать, что лишиться жизни может твой любимый сын и наследник. Когда Давид всё это осознал, он стал просить у Бога не жестокой расправы над бунтовщиками, а их вразумления. И сам он, не желая устраивать гражданской войны, удалился в изгнание — скитался, избегая прямого военного столкновения с войсками Авессалома.
Давиду, конечно, горько было видеть, как его собственный сын разрушает страну, которую он (Давид) созидал. Но ещё горше было ему поднять руку на наследника. Впоследствии царь понял, что бунт возник не на пустом месте, а потому что сам Давид не проявил должного благочестия, пошёл по пути компромисса со грехом. И тогда возмущение в сердце пророка сменилось искренним покаянием. Давайте же и мы не будем рубить сплеча, поддаваясь эмоциям. Даже если разрушается то, что нам очень дорого. Давайте сначала разберёмся, почему всё именно так случилось. И если обнаружим собственную неправоту, постараемся её поскорее исправить. Потому что начинать что-либо чинить и исправлять нужно обязательно с себя и только с себя.







