У нас в гостях был старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря прот. Артемий Владимиров.
Мы говорили о том, почему часто не получается избежать ссор с близкими людьми, как простить обиды и найти в себе силы на примирение, а также как не допустить конфликтных ситуаций в будущем. Отец Артемий ответил, можно ли часто ссорящегося с кем-либо человека назвать неверующим, бывают ли непростительные проступки, а также в каких случаях общение, действительно, стоит ограничивать, а в каких — это будет проявлением манипуляции и удовлетворения собственных интересов.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев
— Добрый вечер, дорогие друзья. Я специально сделал голос построже, потому что тема наша сегодняшняя будет печальна и, может быть, кого-то даже расстроит.
Протоиерей А. Владимиров
— Но убежден — я вмешиваюсь еще прежде, чем был представлен уважаемым радиослушателям, — тема, может быть, и грустна, да и жизнь не всегда фейерверк и фестиваль, но завершение будет светлым. Это пророчество.
А. Ананьев
— А все потому, что сегодня с нами потрясающий собеседник, человек-праздник, у которого всегда для каждого есть маленький подарок и большая любовь, духовник женского Алексеевского монастыря, протоиерей Артемий Владимиров. Добрый вечер, отец Артемий!
Протоиерей А. Владимиров
— Добрый вечер! Я теперь обременен дефисом, потому что, насколько мне позволяет моя филологическая подготовка судить, «человек-праздник» пишется через дефис.
А. Ананьев
— Не так давно мы говорили о вас — уж простите нам такой грех, буквально за вашей спиной — с одним хорошим человеком. И он говорит: «Знаешь, почему отец Артемий вот так вот относится к людям — всегда подарочек подарит, улыбнется, обнимет, скажет что-нибудь?» Я говорю: «А почему?» — «А, — говорит, — потому что он хочет сделать людей счастливыми. Счастливый человек грешить не будет, а отец Артемий не хочет, чтобы люди грешили». Представляете, как хорошо сказал?
Протоиерей А. Владимиров
— Глубоко.
А. Ананьев
— Глубоко, да. Вас приветствует также ведущая Алла Митрофанова, на которую мы за разговором даже внимания почему-то не обращаем...
А. Митрофанова
— Ну, ладно, ничего! Александр Ананьев.
А. Ананьев
— И это «Семейный час» на радио «Вера». А на самом деле разговор-то у нас планировался ох какой серьезный.
В одной хорошей семье — правда хорошей, отец Артемий — дочка перестала разговаривать с мамой. Взрослая дочка, 40 лет, перестала разговаривать с мамой. Поссорились, крепко поссорились — до того, что теперь persona non grata одна дома у другой. И это заставило меня крепко задуматься вот о чем. Вот если нас обижает человек — коллега, на улице, там, какой-нибудь еще, — ну так просто сказать: «Ну, дай Бог тебе здоровья», отступить и не видеть его.
А. Митрофанова
— Дистанцироваться.
А. Ананьев
— И дистанцироваться. Ну и все — ну, обидел и обидел. Что душу бередить. Ну, вот такой он. День у него такой сегодня. Пусть у него все будет хорошо. Ему пожелать добра и не держать на него зла очень легко.
Протоиерей А. Владимиров
— Это высокий нравственный уровень, однако. Да, ну правда. Обычно желают чего-то другого и посылают в места достаточно отдаленные.
А. Ананьев
— Ну, нет, нет, нет. Это как-то совсем не по-христиански. Мы с Аллой Сергеевной стараемся желать людям добра — и... И больше как бы не общаться с ним — ну а зачем? Ну вот право, ну, «не наш человек».
Протоиерей А. Владимиров
— Как говорит русская пословица, «всех люби, от всех беги».
А. Ананьев
— Да. Однако есть в нашей жизни, и это большое счастье, родные люди, наша семья. У мужа есть жена, у сына есть мать, у человека может быть тетя, бабушка. У мужчины могут быть дети. И вот если здесь тебя обидели, ты не можешь сказать: «Дай Бог тебе здоровья!» и больше не видеть его в жизни. Вы остаетесь вместе. И знаете, каково мое наблюдение? В большинстве случаев проблема не решается — она становится все хуже, трещина между людьми все глубже. И мне не хочется говорить, какой исход мог бы разрешить этот конфликт, хотя это и без этого понятно. И сегодня я хочу поговорить с вами о том, почему самые близкие люди, в конечном итоге, часто — не скажу, что всегда, но до обидного часто — становятся нашими злейшими врагами, как простить эти обиды и найти силы примириться с людьми. Тема очень важная.
А начну сегодня с Симеона Нового Богослова. Говорю, я тут цитат набрал. «Которые веруют, — говорит он, — не только не ссорятся между собою, но и умиротворяют тех, которые рассориваются, подражая Господу». Если человек поссорился с кем-то, действительно ли он получается тогда человеком неверующим?
Протоиерей А. Владимиров
— Поступающим не по заповеди. Демоны — существа верующие, но вся их деятельность заключается в том, чтобы лишить сердца мира, «разделяй и властвуй», неким клином вторгнуться в среду согласных между собою, соединенных кровными, дружескими узами, и человек, живущий с глубоким неизбывным, неизжитым чувством обиды, человек, который буквально нос воротит от своего ближнего (а кто ближе, нежели сродники, домочадцы?), конечно, по определению, повернулся спиной ко Христу, Который хочет обнять все человечество, раскинув свои руки на Голгофском Кресте. Это человек, который перестал молиться Богу, ибо искренняя молитва, мольба — «Господи, прости! Господи, умягчи сердце! Господи, помоги!» — творит чудеса. Это человек, замкнувшийся в самом себе, как змей, укусивший собственный хвост, «самоизолировавшийся», надевший уже не просто маску и перчатки, а еще и заткнувший уши, а главное, отстранивший сердце от присных своих, ближних своих. И, конечно, описанное нами состояние — состояние болезненное, неестественное, противоестественное, состояние человека, каким-то темным, демоническим облаком окруженного. И если двое на пару подражают Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу, и слово «гусак», неосторожно слетевшееся с уст, превращается в причину для вековой вражды, это уже «палата № 6» или ее предбанник. И, дай Бог, сойдет с неба ангел-примиритель. Как говорили в советское время о внезапно наступившей умиротворяющей тишине в кругу домочадцев, «ангел пролетел». А кто-то добавлял: «Милиционер родился».
А. Митрофанова
— (Смеется.) Какая интересная смысловая ассоциация или галлюцинация даже... Не знаю, что здесь точнее сказать...
А. Ананьев
— Виртуозная драматургия в каждом ответе отца Артемия, и это здорово. Однако, вот какой вопрос, отец Артемий. Спроси любого вот, кто находится в ссоре, спроси: «Вот как ты считаешь, надо прощать или не надо прощать?», он скажет: «Ну конечно, надо прощать. Ну нельзя жить в обиде, надо уметь прощать, надо находить в себе силы». Спрашиваю его: «А почему же ты не прощаешь?», на что, по-моему, в 10 случаях из 10, простите меня за обобщение, человек скажет: «Прощать надо, но вот это прощать нельзя. Вообще — надо, но вот это — непростительно».
А. Митрофанова
— Или, там, «не, ну это же особый случай, здесь вот такая ситуация»...
А. Ананьев
— Это особый случай, его надо не простить.
А. Митрофанова
— Да, да.
А. Ананьев
— Есть ли, отец Артемий, на ваш взгляд, то, что действительно может быть непростительно одним человеком в отношении другого человека?
А. Митрофанова
— Если речь идет именно о семье?
Протоиерей А. Владимиров
— Вы знаете, в церковном контексте, поле бытует такое справедливое изречение: «Нет грехов непростительных, кроме одного греха, в котором не просят прощения». В этом смысле мы должны различать две ситуации. Человек ударил ниже пояса, в спину, он совершил, грубо говоря, в общем словоупотреблении, непростительный поступок, но время — хороший учитель, и вот он приполз, пришел с повинной главой, он кается внутри себя самого, он молит о пощаде, и как тут не простить, когда Христос простил всех нас? «Прощайте, и прощены будете», — свидетельствует Евангелие. Но, к сожалению, весьма часто (мы, батюшки, это знаем), наверное, то есть наверняка, так бывает, весьма часто кто-то из близких совершает подлость — сильное слово, — и при этом ожесточается, при этом идет даже в нападение. Лучшая оборона — это нападение. Как быть здесь обманутой жене, узнающей о неблаговидном, циничном поведении мужа на стороне, далече? Она испытывает терзания, она мучается больше, чем ее беспринципный супруг. Она молит Господа Бога: «Просвети, Господи, вразуми!» Но он при этом нагло отрицает то, что совершенно очевидно. И вот это воистину тяжелый случай, потому что — как простить, когда белый флаг не выброшен? Озлобляться нельзя, проклинать — хуже этого нет. Хоронить человека живого — не по-христиански. Но дистанция или пропасть, очевидно, вырастает там, где не усовестился еще согрешивший. И поэтому в глубинах сердца я — пострадавшая, обиженная сторона — я молюсь, я плачу, я мучаюсь, я переживаю, но я не могу бросаться в объятья тому, кто у меня за спиной растаптывает все святое, что нас соединило. Поэтому мне как пастырю, прежде всего, хочется сказать: нельзя самому впускать в душу этот инфернальный мрак. Знаете, как часто мы слышим: «Я, батюшка, решила отомстить». Священник спросит всегда с воздыханием: «И что, светлее стало на душе?» — «Батюшка, до сих пор не могу от этой мерзости я отойти. Глупая была». Потому что действительно такой способ возмездия ввергает вас во тьму греха. Вот не ожесточаться, не превращаться в сгусток адской ненависти, сохранить живую душу — пусть страдая, переживая, но мы не должны сами отступить от Господа и от Его правды, и от Его любви.
А. Ананьев
— «Зачем мы безрассудно ссоримся друг с другом? — вопрошает Иоанн Златоуст. Зачем враждуем друг против друга, когда нам поверено любить даже и ненавидящих нас?» Об этом мы и говорим сегодня в «Семейном часе» с протоиереем Артемием Владимировым. Здесь Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев. Отец Артемий, если позволите, мне бы хотелось вернуться к той ситуации, где два близких человека, члены одной семьи друг на друга дуются. Один обидел другого. Вот скажите, человек, от которого зависит, будет ли прощение, каким образом он может...
А. Ананьев
— Подожди... От которого... Вот мне сразу хочется уточнить, чтобы и мне был понятен вопрос. От которого из них зависит? Разве не от обоих?
А. Митрофанова
— Ну, тут, очевидно, один обидел, другой оказался в ситуации жертвы. Чаще всего в конфликтах обе стороны, так или иначе...
А. Ананьев
— Обе стороны. Во всех конфликтах обе стороны, по-моему.
А. Митрофанова
— Да. Но с чего начинается вот эта вот внутренняя работа? Допустим, мы сейчас берем конфликт, в котором обе стороны виноваты, или у каждого, там, своя часть ответственности...
А. Ананьев
— ...своя правда.
А. Митрофанова
— ...и своя правда, вот. Но человеку трудно себе в этом признаться. Но он понимает, здравомыслящий человек понимает, что ему важно простить того, кто нанес ему, с его, может быть, точки зрения, необъективно говоря, вот эту самую обиду. С чего можно начать этот путь к прощению? Какие здесь могут быть, ну, ходы — как помочь себе вот в этой непростой ситуации, когда ты сидишь обиженный? В непростой ситуации выйти из этого кокона навстречу другому человеку?
Протоиерей А. Владимиров
— Алла, вот вы сейчас задаете этот вопрос с очень серьезным лицом, потому что и ситуация серьезная, и драмы жизненные часто превращаются в трагедии. А я — улыбаюсь. Знаете, почему? Вовсе не потому, что отношусь к теме как-то поверхностно. Я знаю ответ. Эврика! Что это, я такой умный или с Луны откуда-то прилетел сюда, в студию? Нет. Я читаю, дорогие радиослушатели, навострите ваши ушки, дневники отца Иоанна Кронштадтского. Многотомные дневники без цензуры, изданные несколько лет тому назад. Это что-то! Ведь он жил в Кронштадте в доме причета, у него была супруга Елизавета Константиновна, дочка почившего настоятеля Андреевского собора, и в этом доме еще жила вдовица, сестра супруги Анна Константиновна с двумя детьми. Отец Иоанн Кронштадтский — чрезвычайно эмоциональный, с тонким душевным настроением, человек горячего темперамента, явно даже не сангвиник, а холерик, легко возбуждающийся. Буквально на каждой странице этого дневника, который не предназначался для читателей...
А. Митрофанова
— Естественно, да.
Протоиерей А. Владимиров
— ...пишет буквально так: «Я вошел в дом после всенощной. Дурной запах кошачьих отходов ударил мне в нос. Я мгновенно потерял самообладание, страшно рассердился на свою благоверную супругу, назвал ее дуррой. Горе мне! Топал ногами, как помешанный. Все домочадцы (там еще была прислуга) бросились искать источник неприятного запаха. Я прошел в кабинет, хлопнув за собой дверью. И тут я понял, что я отступил, Господи, от Тебя!» Вот вы говорите — где ход, с чего начинать? «Господи, я потерял себя, я отвернулся от Тебя, Который благодетельствовал меня причащением Святых Христовых Тайн. Душа моя ощутила себя в каком-то адском пламени ненависти. На кого я озлобился? На вверенную мне Тобою рабу Божью Елизавету, верой и правдой мне служащую день и ночь. Господи, помилуй!» И дальше он описывает, как, опустившись на колени, вот глубоко религиозный типаж — человек живой и горячей веры — и молил Господа, и просил, «чтобы Он даровал мне прощение» за его несдержанность собственную. «И Господь помиловал меня. От души отошла темнота, и я вкусил сладостного мира, который посетил меня в храме. Слава долготерпению Твоему!» «В это время робко постучалась супруга и сказала с улыбкой, что едва удалось найти источник неудовольствия. Оказалось, что наша кошка, которая вполне дисциплинированное существо, забралась в печку — в печку! И там, в холодной печи, она пометила лежанку, место своего временного пребывания, как это свойственно делать животным. Господи, из-за такого пустяка я мог назвать супругу свою именем, осужденным в Евангелии». Простите, пожалуйста, что я распространился, но это своего рода добрая реклама. И я думаю, что больше половины радиослушателей теперь закажут через Интернет «Дневник отца Иоанна Кронштадтского», чтобы познакомиться с ним живым, человечным, которому ничто человеческое не чуждо. Он такой же, как и мы, кроме одного: едва лишь только происходит ссора по его вине или не по его вине, но ощущая, как оскудевает мир, он мгновенно обращается прежде, чем каким-то образом латать дыры с человеком, к источнику мира и любви. Как ребенок, кается, плачет пред Господом, и, восстанавливая баланс ума и сердца, с крыльями за спиной, с сияющей улыбкой он выходит навстречу своей супруге и смиренно кланяется ей в пояс.
А. Митрофанова
— Отец Артемий, а что происходит в ситуации, когда ссорящиеся люди, причем, там, бывает, иногда доходит до какого-нибудь чуть ли не рукоприкладства... Простите, даже это слово выговорить трудно. Там люди волосы готовы друг другу вырвать из головы. И человек в этот момент ловит себя на том, что он все больше и больше так вот, знаете, расходится, и ему еще сильнее хочется поддать, вот как жар в печку поддают или в бане тогда, когда топят, ему еще сильнее... И он как будто даже, ну, кайф, что ли, какой-то от этого получает. Это... Что это?
Протоиерей А. Владимиров
— Очень интересный вопрос, потому что я еще с юных лет, школьником определил для себя, что среди людей, преимущественно женщин, да простят меня потомицы Евы, существуют такие «субъектки», которые себя раскочегаривают. У нас была такая завуч по партийной линии. Из мухи делает слона, и вот пока всех не покусает, как бешеная лисица, не успокоится. Это, конечно, тяжелый случай, состояние, прямо скажем, демонизированной психики, и разумные члены семейства, зная, что в семье не без морального урода, должны быть к этому готовы — прятаться, как мышки, по углам. «Ромашки спрятались, поникли лютики». Нужно переждать непогоду. Если ты выступаешь в качестве невольного раздражителя для человека, уподобившегося испанскому быку, который готов уже рогами проткнуть красную тряпку, — полундра, тикать надо, прятаться в убежище, покуда непогода не приедет.
А. Ананьев
— А есть еще одна особенность у этих обид. Как человек, который, к своему горькому сожалению, способен испытывать обиду, я знаю за собой еще более неприятную вещь — я ее еще бережно храню, как будто это какая-то драгоценность.
Протоиерей А. Владимиров
— Как будто банковский вклад.
А. Ананьев
— Да. Вот, то есть, головой я так иду и понимаю... «Вот смотри, Александр», — говорю я себе...
А. Митрофанова
— Что-то я не замечала!
А. Ананьев
— Ну, я же тебе рассказывал. Я злюсь, хожу, обижаюсь. Ну, я тебе потом напомню. Да.
А. Митрофанова
— (Смеется.)
А. Ананьев
— (Смеется.) Алла Сергеевна все видит меня в розовом свете, честь ей и хвала за это. Тем не менее, вот я иду и думаю: «Вот Саш, вот давай начистоту: вот ты обижаешься на этого человека, но вспомни батюшку Серафима Саровского — ну разве он бы в такой ситуации обиделся на человека? Ну не обиделся бы он. Он бы улыбнулся и сказал: «Христос Воскресе, радость моя!» Ну его били, ему спину ломали, и он не обиделся. А тут такой пустяк, а ты идешь, обижаешься». Это такая часть меня — светлая. А темная сторона меня идет и говорит: «Не прощу. Не прощу и не позвоню, и не напишу. И не приеду. И не приеду, и она еще пожалеет, что она со мной так поступила! Вот она пожалеет!» И вот от этой обиды вот становится, знаете, ну... хорошо как-то!
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Протоиерей А. Владимиров
— У меня есть лекарство для этого, можно сказать, некурабельного состояния. Вы знаете, почему наш народ благочестивый больше всего любил читать в XI веке (а это было время почти поголовной грамотности) Киево-Печерский патерик — «Сказание о святых отцах Киево-Печерской лавры»? Потому что там описаны ситуации совершенно актуальные для нашего времени. Особенно рекомендую единожды прочитать на две странички сюжет, касающийся Тита и Евагрия. Два неразлучных друга — один священник, другой дьякон, не разлей вода, и вот пробежала между ними не мышка, а какой-то бесенок. Они из-за пустяка поссорились и, как вы говорите, обсасывая эту обиду, по духовной неопытности, просто стали кровными врагами до того, что если один входил в храм, то другой не переступал порога. При этом это, простите, представители духовного сословия. Никто не мог их помирить, потому что дьявол просто какую-то Каинову печать наложил на их сердца. И вот представьте себе, что Тит разболелся к смерти и просто готовился отдать Богу душу, и братья приходили к нему прощаться, и Тит слабым голосом сказал: «Я хочу увидеть Евагрия, я хочу перед смертью покаяться в своей глупой, но страшной обиде». Послали за Евагрием. Тот, вместо того, чтобы броситься к одру умирающего человека, дойдя до его кельи, произнес страшные слова... Он уже был фактически на пороге. Увидев нечастного, поверженного, на кровати, больного человека, он вдруг еще больше почернел душой и сказал: «Не прощу его ни в нынешнем веке, ни в будущем!»
А. Митрофанова
— О, Господи помилуй.
Протоиерей А. Владимиров
— Вам страшно?
А. Митрофанова
— Да.
Протоиерей А. Владимиров
— Потому что вы христианка и носите на груди крест с изображением пришедшего в этот мир Спасителя, простившего всех нас.
А. Митрофанова
— Мне за этого человека страшно.
Протоиерей А. Владимиров
— Едва лишь он произнес эти слова, как невидимо для окружающих, но видимо для Тита, лежавшего на иноческой койке, явился Ангел Божий и копием поразил нечестивого Евагрия. Тот упал бездыханным замертво, а Тит парадоксально, совершенно расслабленный болезнью, вдруг ощутил приток жизненных сил, и к нему вернулось здоровье. Евагрий, по-моему, даже не был погребен в пределах Киево-Печерского монастыря. И вот эти самые слова — «не прощу!», на мой взгляд, действительно страшные, и если какому-нибудь троцкисту или какому-нибудь неоязычнику еще как-то простительно произносить на себя смертный приговор, то человек крещеный должен просто, как от огня, бегать от помысла «не прощу!», вспоминая апостола Павла, сказавшего: «Солнце да не зайдет во гневе вашем». То есть покуда сумерки не сгустились, обязательно пошлите SMSочку: «Иван Иваныч, не держите зла! Простите, что я до сих пор не отдал вам три рубля».
А. Ананьев
— Если вот не хватает пока душевных сил и опыта вот так, как вы говорите, отец Артемий, простить человека... Ну, я вот понимаю, что я далек от совершенства. Я стараюсь, но не все получается. Я понимаю, что ну не хватит мне... ну, трудно сказать, чего мне не хватит. Подойти и сказать: «Я прощаю тебя вот за то, что ты сделал, я не держу на тебя обиды»... Есть у меня человек, которому я уже восемь лет руки не подаю, каюсь. Он действительно в какой-то момент предал меня, и вот эта вот детская обида у меня на него держится, и не подаю. Что-то мешает мне подойти к нему и подать руку.
Протоиерей А. Владимиров
— Минуточку, подать руку — это не просто ритуал, это священнодействие. Можно иметь вокруг себя нерукопожатных особ, но в глубинах сердца давайте вверим их со всеми потрохами милости Божьей, как в царских, дореволюционных молитвословах можно было прочитать в помяннике такие слова: «Спаси Господи и помилуй всех любящих и ненавидящих меня, всех благо или сопротивного мне хотящих, ибо все мы человецы суть». И, как говорит отец Иоанн Кронштадтский, если ближний твой гневается на тебя, не отождествляй его с темным нравственным состоянием, пойми, что им овладело заблуждение, обольщение. Грех ненавидь, а грешника люби. Не отождествляй вот этого своего врага с тем ужасным поступком, который он совершил. Но веруй, что жизнь прожить — не поле перейти, и он еще придет в разум. При этом можно обходить его стороной. «Всех люби, от всех беги». Лучше to keep a distance — держать дистанцию, но сохранять присутствие духа, чем бросаться в объятья тому, кто в ответ выставляет тебе шило или стамеску.
А. Ананьев
— Мне очень хочется задать вопрос об этих нерукопожатных, однако у нас сейчас минута полезной информации на Светлом радио. Мы прервемся совсем ненадолго, через минуту вернемся и продолжим разговор с протоиереем Артемием Владимировым в программе «Семейный час».
«Как при потрясении основания низвергается все здание, так и при раздорах разрушается вся жизнь наша», — говорит Иоанн Златоуст. О ссорах с самыми родными и близкими сегодня мы говорим с протоиереем Артемием Владимировым, духовником женского Алексеевского монастыря. В студии взирающая на меня с недоверием и даже недоумением Алла Сергеевна Митрофанова...
А. Митрофанова
— (Смеется.) Почему?
А. Ананьев
— Да я уж не знаю, почему. Может быть, все дело в том, что я рассказал о каких-то обидах, которые я держу на хороших людей, об обилии нерукопожатных персонажей моей истории...
А. Митрофанова
— Александр Ананьев, который, как всегда, очень сильно преувеличивает и немного, по-моему, извини, кокетничает.
А. Ананьев
— Нет, нет, нет. Но хотя не исключено, что немножко приукрашаю какие-то моменты, но исключительно ради того, чтобы наши слушатели получили больше удовольствия и пользы духовной от этого разговора. Отец Артемий, я не могу не уточнить: разве это по-христиански — иметь вокруг себя, ну, хотя бы вот в душе, в своей жизни, людей, которым, ты знаешь, что не подашь руки? Я страшно мучаюсь от того, что у меня есть вот, как минимум, два таких человека, на которых я не обижаюсь сейчас, на которых я не держу зла, которым я искренне желаю, чтобы у них все было хорошо, правда. Я, если они позовут на помощь, приду, но руки не подам.
Протоиерей А. Владимиров
— Подать руку — hand shake — это значит выразить готовность к общению. Это знак, своего рода, единомыслия, единодушия. Представьте себе, вы педагог интерната в республике ШКиД. И ваш питомец, найдя на кухне одну-единственную банку с повидлом, которую Владимир Ильич Ленин прислал через подставное лицо в сиротский дом, сожрал этот джем, так что ободок соответствующий вокруг губ говорит о его причастности к этому преступлению против молодой советской республики, и, смотря наивными глазами в ваш взор... Вы, как богиня правосудия, спрашиваете: «Это ты сотворил?» Говорит: «Нет-нет-нет, это вот здесь проходил какой-то дворник». Естественно, вы дадите понять этому «шкидёнку»-проказнику, что он недостоин быть пионером, он недостоин сегодня встать в одну линейку с прочими представителями вашей «республики», и вы дистанцируетесь от него. При этом в душе вы все-таки не желаете ему пропасть на буржуазном сытом Западе и хотите, чтобы он вновь встал в ряды покорителей первой пятилетки. Поэтому нерукопожатное лицо — это то лицо, о котором в Евангелии сказано: «Если правая рука или правый глаз соблазняет себя, отсеки руку и ткни око». Речь идет не о членовредительстве, простите, но коль скоро через самого близкого вам человека в вашу жизнь вошел губительный соблазн, разорвите с ним общение, дайте ему понять, что он отчуждил себя и от вас, и от Господа. Это и есть проявление любви к нему, чтобы он не обольщался, но знал свое место и, соответственно, думал, почему остался «свой среди чужих, чужой среди своих».
А. Ананьев
— Я не знаю, дорогие друзья, слушатели радио «Вера», обратили вы внимание или нет (думаю, что обратили), но сейчас произошло нечто очень важное. Потому что очень часто наш разговор с нашими гостями — вот мой с Аллой Сергеевной — он выглядит примерно так: «Отец Артемий, а ссориться хорошо?» — «Нет, друзья, ссориться плохо». — «Отец Артемий, а любить хорошо?» — «Нет, друзья, любить — не просто хорошо, это очень важно». Но сейчас отец Артемий Владимиров сказал чрезвычайно важную вещь, о которой я даже не подозревал. Вот вы действительно сейчас открыли мне глаза, безо всякого преувеличения. Откровенно говоря, я считал, что такое поведение недостойно христианина — что ты ограничиваешь себя в общении, не будучи способен принять человека. И вы сейчас открыто и со всей искренностью сказали мне о том, что на самом деле в этом нет большого греха — в ограничении себя в общении с человеком, который является причиной того, что ты становишься хуже.
Протоиерей А. Владимиров
— Дорогой Александр, у меня встречный вопрос к вам. Вы рассказ Носова «Огурцы» читали?
А. Митрофанова
— (Смеется.)
А. Ананьев
— По-моему, читал. Это из самого детства...
Протоиерей А. Владимиров
— Где мальчик, заблудившись в колхозном поле, три огурца взял из-под носа сторожа деда Мазая, пришел к маме. Она говорит: «Откуда эти огурцы?» — «С поля». — «А кто там тебе дал эти огурцы? Дед Мазай?» — «Нет, он спал». — «Иди назад и положи эти огурцы там, где ты их взял!» — «А дед Мазай проснулся, а у него дробовик, он меня может убить!» Брутальная мама коммунистической штамповки говорит: «Мне не нужен такой сын! Лучше он будет мертвый, но честный, чем живой и жулик».
А. Ананьев
— (Смеется.)
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Протоиерей А. Владимиров
— Меня такой ужас объял, когда я прочитал про эту маму — Минерву, стерву, — что с тех пор я стараюсь честным трудом приобретать...
А. Митрофанова
— ...огурцы! (Смеется.)
Протоиерей А. Владимиров
— ...огурцы.
А. Ананьев
— Я помню эту картинку — ночь, сторож, понурый мальчик, три огурца... Да-да-да-да-да. Очень такой яркий рассказ.
А. Митрофанова
— Отец Артемий, я снова попытаюсь серьезный вопрос задать...
Протоиерей А. Владимиров
— А у нас что, были несерьезные?
А. Ананьев
— У нас не вечер серьезных вопросов. (Смеется.)
А. Митрофанова
— Я просто... Вот вы говорите про важность, может быть даже, некоторой дистанции от близкого человека, если чувствуешь, что он неправ в данной ситуации. Как часто в нашей жизни бывает, что мы, даже не отдавая себе в этом отчета, а иногда и отдавая, но убегая от этого самоконтроля и от собственной совести, подменяем понятия? Нам кажется, что мы поступаем во благо, ограничивая наше собственное общение с этим человеком, и пусть он там пострадает, подумает. На самом деле, мы манипулируем им. «Пусть он почувствует свою вину!» — вот та самая дихотомия добра и зла, которая в каждом из нас есть, процитирую здесь «Пиратов Карибского моря», она проявляется. И вот если, к примеру, открыть... Простите, постоянно здесь, в этой студии мы цитируем или обращаемся к примерам, описанным в книге «Расторжение брака» Клайва Стейплза Льюиса. Там множество примеров, в которых читатели могут узнать себя, как мы вот за какими-то благородными порывами на самом деле камуфлируем откровенную манипуляцию. И вот здесь, если, к примеру, ты дистанцируешься от человека, что «пусть во благо, пусть он поймет, как он неправ», на самом деле, это твоя гордыня. И тебе хочется, чтобы этот человек пострадал, понял, как на самом деле он перед тобой виноват, перед тобой, великим. И вот это твое «я» — оно прет из всех щелей, ушей, ноздрей, отовсюду.
Протоиерей А. Владимиров
— Опасность есть.
А. Митрофанова
— А ты не видишь этого.
Протоиерей А. Владимиров
— Опасность есть, и поэтому не забудем о том, что от рождения в наше сердце вмонтирован детектор истины — совесть. И каждый всегда должен вникать в самого себя, потому что упомянутое самоутверждение, чувство праведного, как кажется, негодования, оскорбленного самолюбия действительно может говорить о твоей слабости и неправоте пред Богом. Самоукорение — забытая в наше время добродетель, которая даже не очень-то понятна нынешнему пользователю, юзеру и лузеру. Но когда речь идет о педагоге и ученике, родителе и ребенке, воспитателе и питомце, когда передо мной, как взрослым человеком, действительно задача — воспитание, формирование определенных личных, личностных качеств маленького человечка, тут как раз весьма эти рабочие схемы будут к лицу. Когда же речь идет о муже и жене (равновеликие величины) и о друзьях-товарищах, конечно, думается, очень надежным таким барометром должно быть личное смирение, чувство всегдашней вины нашей собственной пред Богом, как говорил Николай Бердяев, типично русский религиозный типаж, хотя и большой путаник в области богословия. Тем не менее, он уже в зрелых годах написал: «Когда я прохожу мимо кем-то обесчещенной женщины легкого поведения, я чувствую свою вину. Я причастен к ее несчастливой судьбе». Это вот как раз то, о чем писали святые. Личный мой грех — той же гордости, того же тщеславия — он и является, может быть, причиной того, что Вселенная страждет, что засуха случилась в соседней губернии, а там пожар. Интересно, что эта связь между экологией и нравственным миром человека — особая тема для «Светлого вечера»...
А. Митрофанова
— Как интересно!
Протоиерей А. Владимиров
— ...постулируется и декларируется в Священном Писании, где сказано, между прочим: «Ты, Господи, изменил озера, солончаки от злобы живущих на земле». А вы знаете, что бы было, если бы Сахарой завладела партия Зюганова, коммунистов?
А. Митрофанова
— (Смеется.) Что?
Протоиерей А. Владимиров
— Песок бы подорожал.
А. Митрофанова
— (Смеется.)
А. Ананьев
— Семейный вечер на радио «Вера» продолжается, и, несмотря на тот, что я рассчитывал на мрачный и даже скорбный разговор о семейных ссорах, неурядицах и...
Протоиерей А. Владимиров
— Человек предполагает, а Бог располагает.
А. Ананьев
— Да вот благодаря отцу Артемию у нас разговор опять — просто праздник какой-то, безо всякого преувеличения. Протоиерей Артемий Владимиров, Алла Митрофанова и я, Александр Ананьев, говорим сегодня о ссорах. И уж, позвольте, я в начале каждой части поделюсь с вами цитатами найденными. И вот еще одна прекрасная цитата от Никона Оптинского Беляева: «Если между нами произойдет какое-либо недоразумение, или нам покажется, что нам делают что-нибудь плохое нарочно, надо сейчас же попросту объясниться, и тогда всякое недоразумение исчезнет». Вот как оно все легко и светло у мудрых старцев! Почему в жизни так не бывает?
А. Митрофанова
— Вот хороший вопрос — почему вместо того, чтобы объясниться, люди порой начинают выяснять отношения?
Протоиерей А. Владимиров
— И хватать друг друга за грудки, простите.
А. Митрофанова
— Да. И обмениваться всякими лестными словами. И, опять же, поскольку мы говорим в программе «Семейный час» о семейных ситуациях, и сегодня — о семейных конфликтах, среди прочего, то это крайне страшно, во-первых, во-вторых, это чудовищно больно — даже смотреть и наблюдать такое больно. Уж я не знаю, что там чувствуют люди, которые внутри этого находятся. И это какое-то... Это такая энтропия, разрушение, распад. Распад, причем, вот обоих людей. Но вот как остановиться в момент, когда тебе кажется, что ты... все внутри так накипело, и ты столько лет в себе это все нес и копил, и вот сейчас ты выплескиваешь? Так часто бывает — дети высказывают, уже будучи взрослыми, своим родителям претензии за всю прожитую ими жизнь.
А. Ананьев
— Звучат какие-то страшные вещи просто.
А. Митрофанова
— Что их не так любили, их мало любили. Там, кого-то любили больше. Что им не то дали и не так, и прочее.
А. Ананьев
— «Ты всю жизнь мне сломала».
А. Митрофанова
— Да. Это, кстати, да. Такое тоже бывает.
Протоиерей А. Владимиров
— Хочется вспомнить преподобного Амвросия Оптинского, непререкаемого авторитета для святого Никона Беляева (напомню, что это один из последних оптинских подвижников благочестия, скончавшийся уже в советское время в лагерях где-то в Архангелогородской губернии). Преподобный Амвросий Оптинский говорил, что все системы, автономные и независимые системы нравственности и морали, рассыпаются под ударами жизни, как песок, если не будут они основаны на страхе Божьем — страхе Божьем, то есть живой и зрячей вере человеческого сердца, в соприсутствии ему, сердцу, Искупителя. Хождение пред лицом невидимого, но осязаемого шестым чувством Бога, внутренняя обращенность наших мыслей, наших чувств к Создателю и тайное собеседование с Небесным Отцом — вот та вертикаль, выстроив которую, выстраивая каждый день и в течение всей жизни, мы получим горизонталь, то есть мирное, здравое, человечное, в идеале — радостное, дарующее чувство блаженства общение друг с другом. Потому что всякий раз, когда обида посещает мою душу, обижаю ли я, обижают ли меня, я чувствую, как я отдаляюсь, словно согрешивший Адам, от Создателя, и прячусь в чащобе себялюбивых, честолюбивых помыслов. И поэтому если я боюсь отступить от воскресшего Христа, боюсь расстаться с Ним, а Он таинственно почивает, соприсутствует мне в глубинах моего сердца, то я тотчас отслежу появление вот этих гаденьких темных чувствованьиц и тотчас постараюсь восстановить любовь — прося ли прощения или как-то успокаивая человека, не отождествляя его со страстью, действующей через него. И, таким образом, мое хождение пред лицем Господа, то есть мое внутреннее духовно-нравственное состояние, моя бдительность в отношении себя самого, моя тайная молитва — это и есть разрешение, «золотой ключик» в нашем желании погасить конфликт, выйти из затяжной черной полосы взаимного отчуждения, предупредить какие-то размолвки. Но это есть и личный подвиг каждого из нас. Вот я смотрю на вас, дорогие Александр Ананьев, Алла Митрофанова, и я чувствую, что не всегда происходит стыковка в теме, как-то поворачивает ее супруг по-своему, или Алла Митрофанова пытается вставить слово, а не получается. Появляются какие-то, набегают морщинки — у Александра горизонтальные, у вас — вертикальные. Но вот секунда-вторая — и опять улыбка, и опять снимается напряжение. Вовсе не потому, что в студии присутствует протоиерей Артемий Владимиров, а потому что вечер у нас очень светлый.
А. Митрофанова
— Спасибо! Так и есть.
А. Ананьев
— Все так. Все так, дорогой отец Артемий.
А. Митрофанова
— Вы знаете, да, отец Артемий, а я вот, возвращаясь к этой ситуации, где два близких человека выясняют отношения, пытаюсь понять...
А. Ананьев
— Они уже все выяснили.
А. Митрофанова
— Ну дай-то Бог, да!
А. Ананьев
— Они друг на друге, простите меня, крест уже поставили.
А. Митрофанова
— Вот это страшно. Ведь что это такое, по сути? Это когда ты другому человеку отказываешь в том, что он такое же любимое Божье дитя, как и ты. И это же, ну, по сути, это диагноз самому себе, конечно же, да? Но если человек себя на этом ловит, вот как ему совершить какие-то первые шаги к исцелению? Если да, он понимает, что вот желает эти страшные вещи — там, «тебя Бог покарает», например, или что-нибудь еще такое? То есть человек, осознающий себя не только в горизонтальном измерении, но и в вертикальном, внезапно понимает, что вот он себя считает с Богом, а того человека — нет.
Протоиерей А. Владимиров
— Сегодня только я услышал рассказ о том, как дядя и племянница встретились в суде, потому что на кону стояла квартира дедушки племянницы — не где-нибудь, а на Старом Арбате.
А. Митрофанова
— О-о-о! (Смеется.) Да...
Протоиерей А. Владимиров
— Но дядя ради того, чтобы лишить племянницу законной хотя бы части этой квартиры, произносил страшные, поносные, оскорбительные слова. Он имел определенные денежные ресурсы и обладал весом в обществе, а племянница была девушкой очень тактичной, еще не привыкшей защищаться от подобных наездов. И судьи, презрев закон, даже сказав наедине: «Да, девочка моя, да, конечно, на твоей стороне есть определенная правда, но, может быть, в Верховном суде они там пересмотрят дело, а реальность или реалии нашей жизни таковы, что мы выносим в пользу твоего хищного дядюшки оправдательный приговор». И как вы думаете — через неделю дядя, добившись своего и оставив племянницу ни с чем (ну, не то, что она оказалась на улице — квартирка эта где-то там на выселках имелась у нее и мамы), — дядя приезжает на дачу. А у них дома в 300 метрах друг от друга. И прилетает откуда-то из леса благословенная оса. И кусает дядю — куда бы вы думали? — не в попку и не в предплечье, а кусает дядю в язык!
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Протоиерей А. Владимиров
— В тот самый язык, который соплетал клеветы и поношения.
А. Митрофанова
— О-о-о!
Протоиерей А. Владимиров
— А вы знаете, что такое укус осы в язык или в горло, или?..
А. Митрофанова
— Отек мгновенный.
Протоиерей А. Владимиров
— Дядю откачали едва-едва-едва. Но жизнь не так проста, как мы читаем об этом в патерике. Представьте себе, что дядя, придя в себя... Чудом он выжил. Я думаю, что на месте дяди я бы тотчас бы, ну, если не подарил бы квартиру племяннице, то, по крайней мере, как-то возместил ущерб. Вдруг дядя — типичный советский типаж без «божества и вдохновенья, и слез, и жизни, и любви», говорит: «Я был Там, Там я был (откуда его реанимировали) — Там очень даже неплохо, можно прожить. Так что все о'кей».
А. Митрофанова
— (Смеется.) О-о!
Протоиерей А. Владимиров
— И ничего он в своей жизни не поменял, рассказывает мне сегодня племянница! И дальше я уже ожидал вопрос Сальери: «Нет правды на земле, но нет ее и выше»... Но нет, племянница говорит: «Вроде, у дяди все благополучно. Живет он на Арбате, дети, внуки, но едва лишь выйдет за околицу в деревне — уже на пенсии давно, — напивается мертвецки пьяным, в этом доме, в том». Ей даже говорят: «Вон дядю твоего несут домой головой вперед». Она говорит: «Он такой же дядя мне, как и вам», то есть у нее горькие чувства по отношению к нему. Я говорю: «Маша, вот он в этой ссоре, вроде бы как, победил, торжествует. Но неужели это жизнь? Он превращает себя в бессловесное существо, он хочет забыться и уснуть, но только не видеть своей племянницы, которая проходит мимо него по другой стороне дороги». Так что от правосудия не уйдешь, а Господь милостивый — пчела прилетела, дядю реанимировали. Чего теперь он ждет? Неужели, какой-то росомахи, когда пойдет по белые грибы золотой осенью?
А. Митрофанова
— Да, история сильная, конечно.
А. Ананьев
— Я с ужасом смотрю... Я просто под впечатлением от всей этой истории. Вы понимаете, дорогой отец Артемий, это все бесценный материал, который надо экранизировать. Вот эту часть мы запишем, а все остальное надо тоже как-то фиксировать. Пообещайте мне, потому что это будет прекрасно. Наверное, лучший фильм, а может быть, потянет и на сериал. Спасибо вам большое! К сожалению, время подошло к концу. Вопросов у нас еще осталось много...
А. Митрофанова
— ...но и тема неисчерпаемая, прямо скажем.
А. Ананьев
— Да. Вот я вам скажу честно, друзья. Вот я сегодня вынес для себя три урока и записал еще две книги, которые надо обязательно будет найти и почитать. И все благодаря отцу Артемию. Если у вас... Если вы не успели сделать того же, вернуться к нашему разговору вы всегда можете на нашем сайте http://radiovera.ru. Там же, силами нашей прекрасной Оксаночки, появляется расшифровка разговора, вы тоже можете его там почитать. Если нет возможности послушать, вы можете его хотя бы почитать.
Протоиерей А. Владимиров
— И если в этой расшифровке вдруг обретутся орфографические ошибки, это не грех Александра Ананьева и Аллы Митрофановой.
А. Митрофанова
— (Смеется.)
А. Ананьев
— Духовник женского Алексеевского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.
Протоиерей А. Владимиров
— Да, именно.
А. Ананьев
— Огромное вам спасибо, отец Артемий, за этот удивительный разговор. Ровно через неделю мы встретимся вновь. До новых встреч!
А. Митрофанова
— До свидания!
Протоиерей А. Владимиров
— До свидания!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер