У нас в гостях были член епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и Утешение» при Боткинской больнице протоиерей Иоанн Кудрявцев и помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете Москвы Сергей Архипов.
Разговор шел о курсах помощников больничных священников, чему там можно будет научиться, какая поддержка требуется людям в больницах и как помочь человеку не унывать в болезни, а обратиться к Богу.
А. Пичугин
– Здравствуйте, дорогие слушатели, «Светлый вечер» на светлом радио. Здесь, в этой студии приветствуем вас мы – Алла Митрофанова…
А. Митрофанова
– Алексей Пичугин…
А. Пичугин
– И сегодня в этой студии вместе с нами и с вами – протоиерей Иоанн Кудрявцев, член Епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» при Боткинской больнице, кандидат биологических наук – добрый вечер!
Прот. Иоанн
– Добрый вечер!
А. Пичугин
– И Сергей Архипов, помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете Москвы – здравствуйте!
С. Архипов
– Добрый вечер!
А. Пичугин
– Сегодня будем говорить про курсы помощников больничных священников. Год назад (плюс-минус, может быть, несколько недель) мы в этой студии с владыкой Пантелеимоном (Шатовым), который возглавляет Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению, анонсировали, что будут курсы, на которые могут записаться все желающие: курсы направлены на то, чтобы помогать людям в больницах, но не просто вот напрямую тем, кто там лежит, но – через больничных священников. Это целая… очень интересная, очень сложная и очень такая… благая работа, служение в разных совершенно больницах. Мы с владыкой (я могу наших слушателей адресовать к той программе, которая была год назад) в совершенно разных аспектах говорили о больничном служении, и в конце той программы мы договорились, что через год мы соберемся в этой студии и поговорим – состоялись ли курсы или нет. И вот видите – курсы состоялись, раз вы к нам пришли. Давайте теперь по порядку: что было на протяжении года? Сколько народу поступило, сколько окончило, и что теперь с этими людьми?
С. Архипов
– В том году, действительно, мы 6 октября запустили наши курсы. У нас достаточно большой был набор – конкурс составил 2,5 человека на место. Изначально мы планировали, что на этих курсах будут заниматься 70 человек – это число определялось вместительностью актового зала больницы святителя Алексия, где эти курсы проходили. Но в результате информационной кампании и собеседований с кандидатами выяснилось, что количество желающих настолько велико, что нам пришлось увеличить размер группы до 114 человек.
А. Митрофанова
– На подоконниках люди сидели в итоге?
С. Архипов
– Мы нашли, конечно, в больнице скамейки, со всех коридоров собрали – у нас курсы проходили в нерабочее время, в субботу – и тем самым, конечно, мы зал утеснили и вместили туда 114 человек. Другое дело, что важно тут рассказать предысторию этих курсов. Они были созданы для того, чтобы возместить дефицит внимания со стороны больничного духовенства к тем людям, которые находятся в больнице. Дело в том, что количество священников, которые окормляют московские больницы – именно священников, которых можно назвать больничными – чуть больше ста человек. Вроде эта цифра кажется большой, но если сравнить с тем количеством людей, которые лежат в больнице – за год это до двух миллионов доходит в Москве – то, конечно…
А. Митрофанова
– Ну да, не хватает…
С. Архипов
– Попечение – оно отсутствует, конечно, по большому счету.
А. Пичугин
– Но опять же – тут надо смотреть на то, на какое количество людей требуется священник. Ведь два миллиона – далеко не все православные христиане, верующие люди. Но все равно, я так понимаю, что на каждого священника достаточно большая нагрузка. И даже если человек неверующий, или нецерковный – часто бывает так, что в больнице вдруг что-то такое приходит, и ему хочется или поговорить со священником, или принять участие в Таинстве, или как-то, ну вот… побольше узнать о христианстве.
А. Митрофанова
– Самый часто задаваемый вопрос, как мне кажется, в такой ситуации – «А почему это со мной происходит? Почему я?». И это – вопрос, который ставит в тупик не только человека, находящегося в больнице, но и его близких, и какое-то его окружение… Да и вообще, на самом деле, вопрос о вот причине страданий – даже человек если абсолютно здоров, но при этом у него голова на плечах есть – это вопрос, который, вот простите, «мозг выносит». Среди моих друзей – чрезвычайно успешных людей, реализованных, владеющих несколькими языками, работающих в России и в Европе параллельно, и прочее, и прочее – вот среди таких людей, знаете, как… у которых голова все время в таком очень боевом тонусе – вот этот вопрос, он практически каждую нашу встречу с ними… мы где-то пересекаемся, да, на каких-то вечеринках – ну, казалось бы, совсем неподобающий формат, но они, зная мой род деятельности, они мне эти вопросы задают. И я понимаю, что здесь бы конечно вот как-то сесть и поговорить, но темп нашей жизни таков, что мы не всегда можем себе это позволить. А вопросы-то внутри остаются. Так что, мне кажется, если человек… ну, в принципе думает, то он рано или поздно с этим сталкивается, и не только в больнице, но и в самой обычной повседневной жизни. Там, не дай Бог, где-то что-то произошло – и вот: «Почему страдают дети?». А уж если в больнице ребенок оказался – то это тогда вообще очень тяжело. И священник – если их всего 100 человек, а запросов таких – ну пусть даже, не знаю, 2 миллиона тех, кто оказались в больнице – даже если 10% задаются этим вопросом, то понятно, что все равно священников на всех не хватит. А вопрос этот – он просто клокочет внутри.
А. Пичугин
– А кстати, священники, которые служат в больницах, 100 человек – это люди, которые постоянно находятся в больнице, или те, у кого просто есть дополнительное послушание – они служат в обычном храме, но еще им нужно несколько раз в неделю ходить в больницу?
Прот. Иоанн
– Как правило, больничный священник – это член прихода. У него еще есть свои послушания, служение, другие обязанности. Поэтому проблема, что не все священники могут уделять все свое время для этого служения, хотя это служение действительно требует огромных сил, огромной самоотдачи. Но с другой стороны, это служение дает самому священнику огромное удовлетворение – ты понимаешь, что не зря живешь, ты не зря затрачиваешь усилия, ты не зря приходишь в больницу.
А. Пичугин
– А в Вашей жизни как больничное служение началось, с чего?
Прот. Иоанн
– Ну, Вы знаете… Вы сказали, что я – кандидат биологических наук. Вот когда я учился на биофаке, у меня всегда была такая мысль – мне хотелось, чтобы моя работа приносила кому-то реальную ощутимую пользу. Понятно, что наука – это тоже польза, но мне хотелось более деятельной пользы. Я тогда думал о том, почему я не стал врачом, медиком. И так случилось, так Господь меня привел сейчас – вот 5 лет я являюсь настоятелем больничного храма фактически при Боткинской больнице – одной из самых крупных больниц в Москве. И я понял, что для меня вот именно здесь – место, где я могу себя реализовать, место, где я могу не только что-то дать людям, но сам получить от этого служения. Часто больница для многих, конечно, ассоциируется со скорбью, с каким-то горем, с каким-то испытанием, с трудностью. Но не всегда мы осознаем, что среди этой больничной скорби, этих трудностей, этого страха человек может обрести самое главное – может он обрести общение с Богом, почувствовать как-то внутренний смысл своей жизни, что-то переоценить, что-то осознать по-новому и для себя открыть что-то новое. И для этого священник, конечно, крайне необходим. Потому что действительно персонал, медсестры, врачи не будут об этом говорить с человеком, а человек действительно нуждается в общении, нуждается, чтобы это все рассказать, чтобы этим поделиться с кем-то, кто рядом с ним. Мне кажется, что вот для больничного священника главное качество – это слушать. Умение слушать и умение сострадать. А все остальное как-то Господь устраивает Сам. И когда приходишь в больницу, ты понимаешь, что тебе не надо много говорить о вере, не надо объяснять, что такое таинство Покаяния, как подготовиться к Причастию – потому что человек, страдая в больнице, переживая вот это внутреннее такое испытание, задавая себе всякие вопросы, о которых он раньше не задумывался, он сам начинает прекрасно понимать, что такое покаяние.
А. Пичугин
– Но ведь есть же люди, которые не страдают в больнице? Они там без какого-то очень серьезного диагноза – ну, просто нужно какое-то время полежать, да, чтобы подлечили…
Прот. Иоанн
– Вы знаете, больница – это такое учреждение, которое на всех немножко наводит страх. Даже если ты оказываешься с каким-то легким диагнозом, ты все равно думаешь: а вдруг у меня что-то серьезное?
А. Пичугин
– Обследование нужно, да…
Прот. Иоанн
– Во всяком случае, ты останавливаешь свой бег жизненный, и у тебя появляется время как-то задуматься о самом себе. У тебя появляется время поразмышлять о твоих отношениях с близкими людьми. Ты находишься… ну, в некоем подобии монастыря. Потому что ты лишаешься свободы, ты лишаешься общения с родственниками. У тебя нет никаких своих житейских планов – тебя покормят, тебя поднимут, когда надо… И у тебя появляется время и прекрасная возможность заглянуть вглубь себя. Прекрасная возможность подумать о своей жизни. И вот эта вот возможность – она очень часто приводит человека к молитве, приводит человека к тому, что он начинает как-то обращаться к Богу, искать помощи Божией. Вот в этом главная роль больничного священника – помочь человеку на этом пути.
А. Митрофанова
– Все равно же приходится сталкиваться с вопросами, на которые практически нет ответа. Я читала интервью Ваших коллег, больничных служителей, священников на сайте милосердие.ру, где они рассказывают… «Да, головой мы понимаем, в чем смысл страдания. Но одно дело – разумом усвоить какие-то ответы, а другое дело – столкнуться с тем, что вот приходишь в реанимацию, а там лежит детеныш маленький, у него ручки-ножки привязаны, чтобы он не дергался, потому что у него катетер там вставлен в вену, и это очень важное лечение… И вот смотришь в глаза родителям, у которых слезы, страх и непонимание – как, что, почему, за что? И не знаешь, как быть. А ведь в таких ситуациях, Вы знаете, не только священники ведь оказываются, но и вообще любой в принципе сострадающий человек, когда с кем-то из близких такое происходит. И как тут быть – вот совершенно непонятно. По Вашему опыту, тут главное – сострадание, да, в такие моменты?
Прот. Иоанн
– Одного сострадания недостаточно. Потому что если человек просто сострадает, у него не хватит сил сострадать. У него не хватит какого-то понимания, зачем нужно страдать. Когда человек сталкивается… оказывается в такой ситуации, он естественно ищет того, кто ему может помочь в этом страдании, того, кто его может поддержать. Он начинает хоть как-то молиться Богу; он начинает понимать, что найти опору, силу он может только в том, чтобы приблизиться к Богу, в том, чтобы начать размышлять о евангельских истинах, начать прислушиваться к призыву о покаянии, начать переосмыслять свою жизнь и понимать, что – да, многое было не так, но – Господи, помоги мне обновиться, дай мне силы… И вот это вот внутреннее обновление является тем утешением в больнице, которое человек может получить. Потому что, действительно – без веры, без молитвы невозможно страдать, невозможно перенести это. Ведь есть много примеров, когда люди просто от страдания либо с ума сходят, либо вообще впадают в глубокое уныние и мечтают расстаться с жизнью. Это, конечно – тупиковый путь. А вот путь созидательный, путь, который, собственно, Господь каждому уготовал человеку, путь, когда ты переосмысляешь свои страдания, приближаясь к Богу, когда ты начинаешь понимать, что причина твоих страданий – она может быть и в тебе, она может быть и в том, что ты как бы не понял до конца путь твоей жизни. Ты начинаешь его находить и здесь получать утешение и радость. И здесь начинаешь понимать, зачем тебе нужны страдания. Естественно, что головой это понять, теоретически – сложно, невозможно; но когда ты это переживаешь и когда ты сам ощущаешь, для чего тебе даны страдания, то потом ты становишься через это сильным – несмотря даже на свое физическое состояние. Я вам расскажу такой эпизод. Примерно год назад я навещал молодого человека – ему было 23 года, и у него очень тяжелый диагноз был, и родители очень переживали за него – у него был лейкоз. И вот я приходил к нему, и он говорил: «Знаете, я больше всего боюсь за то, что мои родители не перенесут, если я уйду из этой жизни. Я больше всего боюсь за них, что они страдают. Я сам не боюсь, я готов то, что Господь мне даст – все принять. Но за родителей я боюсь». И вот это и есть вот – любовь, которая в этом человеке, в совсем юном молодом человеке, она так глубоко, так ярко проявилась – любовь к своим близким. Именно в страдании человек начинает понимать, что такое любовь. Именно в страданиях он начинает понимать, что он может любить и должен любить, и в этом для него – источник сил и утешения.
А. Митрофанова
– В программе «Светлый вечер» сегодня, напомню – протоиерей Иоанн Кудрявцев, член Епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель Храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» при Боткинской больнице, кандидат биологических наук, и Сергей Архипов, помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете Москвы. Мы говорим сегодня о курсах помощников больничных священников, которые открываются вскоре – 9 ноября. Это уже второй год, когда подобные курсы собираются. Опыт предыдущего года – 2018-го – показал, что и спрос на такие курсы очень высокий, и сами помощники – они потом оказываются настолько востребованы, что… ну, буквально не хватает специалистов. Как мы уточнили сейчас, уже в первой части нашего разговора, порядка двух миллионов человек ежегодно в Москве оказываются в больницах, и части из них… да в общем, многим разговор со священником в определенные моменты, ну, практически необходим. Священников всего около 100, которые служат в Москве. И вот здесь возникает вопрос: а что могут сделать помощники священника? Почему стали рассматривать не увеличение штата, собственно, батюшек, а привлекать людей, которые в качестве помощников как миряне в больницы тоже приходят?
С. Архипов
– Дело в том, что, вот как сказал отец Иоанн, первое, что делает священник, который приходит в больницу – по идее, должно быть то, что он может выслушать болящего человека, но в силу загруженности, занятости это не всегда возможно. И вот когда мы говорим о помощниках больничного священника – то это люди… не просто те, кто помогает священнику выполнить ту или иную требу, подготовить болящего человека к Таинствам. Они в первую очередь готовы говорить с болеющим человеком, готовы его выслушивать. Ну и, как следствие – готовы ему, конечно, сочувствовать и сопереживать. А вообще, когда мы говорили… когда только возникла идея о создании подобного рода курсов, владыка Пантелеимон обратился к опыту стран западного мира, Великобритании и Германии в частности. Там есть такой институт – больничных капелланов. Для нас, для российского уха это слово не совсем понятно…
А. Пичугин
– Ну, мне всегда казалось – вот мы с вами перед эфиром говорили, и выяснилось, что я ошибался – мне казалось, что капеллан – это человек в сане, будь он там армейским священником или больничным. А выясняется, что капеллан – не обязательно священнослужитель.
С. Архипов
– Абсолютно верно! Дело в том, что вообще если посмотреть на слово «капеллан», то откуда оно возникло? Есть несколько версий. Одна из основных – оно возникло от слова «капелла» (часовня). Капеллан – это был священник, который нес свое служение вне храма, вне постоянной общины, в условиях, где люди оказывались, так сказать, в такой ситуации, когда было что-то травматическое для души – это какие-то военные действия, это тюремное заключение или вот это больничное пребывание человека. В этих условиях человек выдернут из обычной среды своего обитания и, конечно, он нуждается в поддержке. И вот такие священники, которые несли свое служение вне храма, вне постоянной общины – они назывались не священниками, а капелланами. И сейчас, в последние вот несколько десятилетий на западе потихоньку произошла трансформация – капелланами стали миряне. Хотя, конечно, есть и священники-капелланы, но вообще это, как правило, миряне. И когда мы говорили о наших курсах, у нас была, конечно, идея не делать такую слепую копию с западной модели, но посмотреть, насколько это вообще возможно, чтобы помощник больничного священника был таким дополнением к батюшке с точки зрения вот сочувствия болеющему человеку. И таких капелланов на Западе – вот мы выяснили – их, оказывается, учат. Учат сочувствовать, учат сопереживать, учат себя вести в больничном учреждении, и более того – допустим, в Великобритании капелланы вообще входят в штат больничных учреждений. И по исследованиям… проводились исследования, что скорость выздоравливания, если так можно сказать, была в два раза больше, нежели в обычных отделениях, где такого капеллана нету. В России, к слову сказать, существует институт военных капелланов уже – хотя, конечно, это слово по-разговорному называется, это заместители командира воинских частей по работе с верующими. Есть и тюремные капелланы. Вот у нас возникла такая идея – создать институт больничных капелланов. И конечно, учитывая нехватку священников, их надо готовить – даже если вы в 5 раз увеличите количество больничных священников, все равно это будет капля в море. Что касается мирян, то с нашей точки зрения, трехмесячные курсы могут дать основу для такого служения, и собственно, наш опыт – опыт прошлого года – это показал.
А. Митрофанова
– А можно уточнить, что вы вкладываете в слова «научить состраданию», «научить утешению»? Это действительно на курсах дается? А не, простите, как это… У нас на уровне ДНК же какое-то сострадание… Это противоречие какое-то, нет?
С. Архипов
– Смотрите, тут надо вот что разделить. Дело в том, что… Что такое сочувствие и сострадание? В первую очередь – это умение выслушать болеющего человека, быть с ним искренним. Понятно, что когда ты сочувствуешь не делом, а на словах, искусственно – это не найдет отклика. И вот на наших курсах мы учили людей не столько отвечать на какие-то конкретные вопросы – собственно, это, наверное, и невозможно сделать, потому что ситуации все время разные. И в первую очередь, наверное, мы учили их молчать. Это достаточно удивительный навык, потому что, когда человек приходит в больницу, он соприкасается с тем, кто находится как бы в другой среде. Мы привыкли действовать, а в больнице человек привыкает быть – особенно если человек заболел тяжело, то он уже не может ничего делать, ему надо научиться просто быть. И у нас этот навык на самом деле отсутствует, как показывает практика. Мы приходим – мы готовы ему помочь, готовы за ним убрать, что-то ему почитать, готовы выполнить какие-то его просьбы… Но просто побыть с ним – это тяжело, это достаточно тяжело. Но этому мы можем научиться, и опыт показывает, что люди этому учатся – учатся такому состоянию, чтобы быть вот с болеющим человеком. Человек начинает с ним… Ну вот у него начинается какое-то вот сердечное взаимодействие с ним. Это, конечно, не каждому дано – к этому надо иметь определенное призвание. И когда мы набирали на наши курсы, то понятно, мы хоть и сказали, что приглашаем всех желающих, но у нас был и будет достаточно строгий отбор…
А. Пичугин
– Да, я помню – вы говорили в прошлом году об этом отборе, и тогда владыка Пантелеимон как раз уверял, что отбор действительно достаточно строгий. Ппотому что приходят совершенно разные люди, которые не понимают порой, для чего им это нужно, движимые порывом, вот просто – «хочу помогать людям». Но когда они сталкиваются с больничными реальностями, это желание – оно не то, что пропадает, но это оказывается не соизмеримо с возможностями.
С. Архипов
– У нас есть несколько критериев. Один из основных – это воцерковленность человека. То есть, мы берем, как правило, человека, который имеет постоянного духовника и участвует в церковных Таинствах. То есть, это человек, который имеет отношение к Церкви, глубокое отношение. Второе – это человек должен быть от 25 до 50 лет, потому что физическая нагрузка, которую такой помогающий испытывает в больнице – она достаточно велика. И третий важный момент – в том году он тоже вызвал вопросы – это наличие высшего образования у нашего человека – кандидата или слушателя.
А. Пичугин
– А зачем?
С. Архипов
– Дело в том, что приходится очень много учиться. То есть, если Вы решили помогать в больнице, и решили помогать стать вот таким помощником больничного священника – Вам надо очень много учиться. С точки зрения человека, который вот когда-то закончил институт – он способен учиться. Конечно, есть допуски плюс-минус, и у нас были, конечно, некоторые исключения при наборе, но в целом вот основной фильтр – это было образование, возраст и воцерковленность человека.
А. Митрофанова
– Ну, критерии понятны, с одной стороны, а с другой – способность человека… Ведь невозможно же проверить (простите за мой цинизм) способность человека сочувствовать!
Прот. Иоанн
– Можно я немножко тоже… немножко поясню свою точку зрения на этот вопрос. Действительно, Вы правильно сказали, что невозможно человека научить сострадать – правильно. В общем, в каждом человеке это заложено – потребность сострадать и любить. Но курсы, во-первых, помогают раскрыть у человека эти возможности – это первое, помогают ему как-то ощутить, что у него это получится, что он может, выслушав человека, найти какие-то для него слова утешения. А второе, что не менее важно – нужно человеку дать какую-то прочную духовную основу. А как он может утешить страдающего? А что он скажет – «у тебя будет все хорошо, ты выздоровеешь»? Мы же так не можем сказать…
А. Митрофанова
– Мы этого не знаем…
Прот. Иоанн
– Мы не можем человеку говорить вещи какие-то, в которые мы сами не верим. Мы должны сами верить в то, что мы говорим. И вот чтобы у человека укрепилась вера, чтобы человек действительно чувствовал, что он может получить помощь от Бога, чтобы он чувствовал, что такое молитва, опытно почувствовал и знал – нужны эти курсы. Чтобы он, уже имея духовный багаж, имея духовную опытность сам, мог что-то передать страдающим. Я хотел сказать еще о том, что несмотря на то, что курсы прошли уже и состоялся первый выпуск, волонтеры – выпускники курсов – продолжают общаться друг с другом, не только ведут служение больничное, но и еженедельно встречаемся в Первой градской больнице и служим вместе молебен с волонтерами, с капелланами, а потом мы общаемся, обсуждаем вопросы духовной жизни, делимся своими проблемами – то есть, мы тоже в процессе становления и развития. И вот это духовное становление является как раз одной из важных составляющих этих курсов – чтобы человек духовно окреп сам, и тогда он может дать утешение страдающему.
А. Митрофанова
– Вот очень важную вещь Вы сказали – про умение слушать, просто быть рядом. Мы, правда, когда не имеем четкого плана действий на руках… Ну вот приходишь в любое место, в данном случае – больничную палату, и тебе нужно там протереть пол, проверить капельницы, там что-то еще… Вот в этом случае как раз все понятно, программа действий ясна. Все по пунктам выполнил – выдыхаешь с облегчением, потому что видишь реально какой-то результат. А вот когда нужно зайти в палату и просто побыть – вот тут вопрос: а что я делаю и чем я занимаюсь? Я вспоминаю удивительнейшие слова Фредерики де Грааф, волонтера первого московского хосписа, духовного чада митрополита Антония Сурожского – фантастический, какой-то космический человек – я надеюсь, она нас сейчас не слышит (у Фредерики очень много всегда дел, поэтому, наверное, будем надеяться), потому что она бы не одобрила, что я о ней так говорю… Но она как раз для себя сформулировала очень четко эту задачу – просто побыть в течение минут 20, может быть, получаса, рядом с человеком, ничего не спрашивая, не пытаясь ему что-то там объяснить или доказать… Она просто берет человека за руку, и когда там щупает пульс или что-то еще, она просто рядом в этот момент. И она говорит: «Я вижу, как меняется атмосфера в палате и само состояние человека».
А. Пичугин
– Но у нее все-таки определенные больные – это паллиатив в основном же…
А. Митрофанова
– Ну, она, я так понимаю, на ваших курсах преподает?
С. Архипов
– Да, она была лектором первым нашего набора, поэтому и те нотки, которые вы услышали в наших словах – это, конечно, влияние Фредерики де Грааф на нас всех. Потому что у меня есть история – я, собственно, тоже являюсь выпускником наших курсов, слушаталем. И вот мне доводилось сталкиваться с больничным служением и раньше, и я помогал, но как-то больше в социальном плане – то есть, человеку надо было, там… помочь привезти какие-то вещи в больницу, помочь прийти родственникам, еще что-то… И вот мне тут совершенно удивительным образом выпал случай спустя несколько месяцев после окончания курсов – случай, который потребовал от меня, в общем, всего напряжения сил. То есть, я столкнулся с человеком, с женщиной средних лет, которая внезапно заболела раком, причем раком терминальной уже стадии – 4-я, рак очень серьезный, со всеми метастазами, которые тоже там только могли быть. Человек до этого вел совершенно обычный образ жизни – так сказать, работала, жила – самый, как говорится, заурядный человек. И вдруг на нее обрушивается такое вот известие. Внезапная ситуация – страх, полное отрицание всего и вся… И вот получилось так, что мне необходимо было ей помочь как-то начать какие-то вот действия, связанные с тем, чтобы обследоваться и так далее. И вы знаете, на что я обратил внимание? Просто быть рядом с этим человеком, и быть рядом с ним не только, так сказать, в какие-то отдельные моменты, а посидеть с ним вместе в очереди к врачу, посидеть во время ее первой химиотерапии – это 5-часовая процедура, во время которой может Бог знает, что случиться, потому что это никому не известно… И вот просто мое присутствие за дверью во время химиотерапии, 5-часовое присутствие – я там сидел 5 часов в коридоре, и сидел до этого несколько часов с ней в очередях к разным специалистам – оно помогло этому человеку.
А. Пичугин
– А родственники там есть?
С. Архипов
– Родственники есть, причем надо сказать, мы вот когда говорили о наших курсах, тут речь идет не только о болеющем человеке – речь идет и о родственниках. Родственники, когда сталкиваются с таким известием, бывает, тоже начинают вести себя, ну… не совсем адекватно ситуации. Кстати, это был тот самый случай – когда мама этой женщины, она говорит: «Быстрее, быстрее забирайте ее от меня, быстрее начинайте лечить». Потому что она была в таком ужасе, и доктор мне сказал, и потом я как-то аккуратно ей передал слова, что на самом деле вылечить это, конечно, уже невозможно, и человек, в общем, провел жизнь там плохую, и сейчас – пока она еще может… пока она дееспособна, она может ходить – ей, конечно, надо побольше внимания, побольше надо быть дома, а не в больничном учреждении, где она еще успеет побывать. То же самое касается и близкой подруги, которая, значит… Эта женщина не дала ей возможности себя навещать. Причем подруга – я с ней созвонился потом, никогда ее не видел, просто с ней раз поговорили – она достаточно самоотверженный человек, готова была брать отпуск на работе, готова была ухаживать за ней в больничной палате, если потребуется, и достаточно было с ней поговорить, сказать, как себя вести, чтобы человек просто пришел и начал с человеком быть. Потому что изначально она думала, что надо прийти и что-то принести покушать ей.
А. Митрофанова
– Ну, это как правило мы думаем, да: что можно, с чем прийти в больницу? Самое первое – это принести какой-то еды…
А. Пичугин
– Давайте через минуту вернемся к нашему разговору. Напомним, что протоиерей Иоанн Кудрявцев, член Епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель Храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» при Боткинской больнице, кандидат биологических наук, и Сергей Архипов, помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете Москвы здесь, в этой студии. Алла Митрофанова, я – Алексей Пичугин, и через минуту снова вернемся.
А. Митрофанова
– Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели. Алексей Пичугин, я – Алла Митрофанова, и напоминаю, что в гостях у нас сегодня – протоиерей Иоанн Кудрявцев, член Епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» при Боткинской больнице, кандидат биологических наук, а также – Сергей Архипов, помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете города Москвы. И мы говорим о курсах, которые в этом году стартуют 9 ноября – курсы помощников больничных священников. Как мы выяснили, адекватный термин, применимый к людям в этой должности – это капелланы (то есть, от слова «капелла»). Люди, даже будучи мирянами, могут быть капелланами, иметь какое-то свое послушание или служение нести в больницах, помогать священникам. Священников очень не хватает в московских больницах, и если у них появляются помощники, которые морально поддержат и как-то… просто будут рядом с человеком, нуждающимся в помощи – это уже большое дело. В прошлом году, напомню, 114 человек были по итогам серьезного конкурса приняты на такие курсы. В этом году… неизвестно пока, да, каким будет конкурс?
С. Архипов
– Примерно то же самое количество, мы рассчитываем…
А. Митрофанова
– Примерно то же самое…
С. Архипов
– Да, примерно…
А. Пичугин
– Все там же? Давайте сразу техническую информацию скажем (а то мы уже полчаса беседуем и ни разу не сказали).
С. Архипов
– Да, значит, первое: для того, чтобы поступить на эти курсы, надо заполнить специальную электронную анкету, после которой с кандидатом связывается секретарь курсов и приглашает на собеседование. Анкету можно найти на сайте miloserdie.ru – на заглавной странице есть баннер, нажав на который, Вы проследуете на страницу, где можно заполнить эту анкету. Есть телефон курсов: 8-903-660-30-40 – это телефон секретаря курсов, можно звонить в будние дни с 10 до 19 часов и задавать вопросы касательно курсов.
А. Митрофанова
– Еще раз номер телефона скажите, пожалуйста.
С. Архипов
– 8-903-660-30-40. С 10 до 19 часов в будние дни, пожалуйста, звоните. Курсы начинаются 9 ноября, будут продолжаться они три месяца. Занятия проходят на территории Центральной клинической больницы святителя Алексия, митрополита Московского, которая находится по адресу: Ленинский проспект, дом 27. Это метро «Октябрьская», метро «Ленинский проспект» либо метро «Шаболовская». Курсы бесплатные, но надо сказать, что у нас…
А. Пичугин
– Но – конкурс!
С. Архипов
– Но – есть конкурс, и есть требования, и они очень важны. Это, конечно, воцерковленность человека, это возраст – 25-50 лет, и это наличие высшего образования. Если Вы подходите под это описание и чувствуете в своем сердце расположение к больничному служению, то конечно, мы Вас ждем на наших собеседованиях.
А. Пичугин
– А программа какая?
С. Архипов
– Программа: у нас занятия проходят раз в неделю по субботам, занятия начинаются в 13 часов – это две пары до 16 часов. Вот на протяжении трех месяцев – все эти субботы. У нас есть три блока лекций, если так вот их можно грубо разбить – это православная психология (понимание смысла страданий), это богословские и миссионерские вопросы, которые могут возникнуть в больничной среде, и это особенности служения в больничных учреждениях (вот как себя вести, как помогать, а не мешать, и все такое прочее). Ведут наши занятия опытные священники, больничные священники, сестры милосердия, психологи.
А. Митрофанова
– Когда я читала небольшие такие, знаете, интервью-реплики участников курсов предыдущего года, обратила внимание – многие… там люди самых разных профессий – там есть и врачи, и психологи, и люди с техническим образованием, инженеры – ну то есть вот, я так понимаю, это как раз не принципиально?
С. Архипов
– Абсолютно! У нас вот среди слушателей, кстати – важное такое замечание – были представлены топ-10 российских вузов. Вот все вот эти наши – Бауманский, Плехановский и так далее. То есть среди всех этих людей, которые поступили, у нас были топ-10 – мы потом посмотрели, и это было достаточно удивительно. Понятно, что образование, так сказать, или оно техническое, или гуманитарное – это, конечно, вопрос второй.
А. Пичугин
– Люди, которые идут в такие вузы – они уже обычно знают, чего они хотят от жизни. Ну, не всегда, конечно, но чаще всего. И у них ориентирование есть какое-то профессиональное, личное…
С. Архипов
– Возможно… Тут мы, конечно, таких замеров не делали, но… Возможно, возможно!
А. Митрофанова
– Ну, сначала человек ищет, как раскрыть свои таланты. Когда более-менее жизнь устаканилась, он четко стоит уже на ногах – следующий вопрос, который возникает – а про что это все? Вот зачем? И вопрос «зачем», «для чего я живу» – ну, не для того же, чтобы просто ходить на работу и получать там зарплату и приносить все это домой… Понятно, что есть семья, есть дети – это святое, но когда у человека какая-то очень серьезная вот эта внутренняя работа происходит – все равно мы рано или поздно приходим к большему. И ответ на вопрос «зачем» – он один из таких… ключевых. И это – как раз то, о чем я хотела сказать. Читала ответ участников курсов на вопрос, что они здесь делают, и многие из них говорили: «Я пришел для того, чтобы самому разобраться, во-первых, со всеми этими, простите – проклятыми вопросами, которые звучат в голове у человека, когда он оказывается в сложной жизненной ситуации, «для чего это мне? Зачем? Почему?» и так далее. А второй момент – что да, действительно, потребность делать что-то большее, чем просто ходить на работу, потребность помогать, какого-то служения – вот отдавать себя. И я так понимаю, что если у человека… Ну, есть два разных состояния, из которых мы к этому приходим. Первое – это когда хочется заслужить любовь, доказать, что… а вот посмотрите, пожалуйста, на меня – вот это непродуктивное как раз состояние, потому что оно приводит к выгоранию. А второе состояние – когда у человека есть некая наполненность внутренняя, и ему хочется делиться – делиться тем, что есть у него, потому что он от этого не обеднеет – наоборот, чем больше делишься, тем больше потом получаешь. Вот это как раз – очень правильное внутреннее состояние. Может быть, я ошибаюсь в каких-то своих… потому что, как сказать – я все равно сторонний наблюдатель. Но по моим каким-то вот ощущениям, примерно к этому мы приходим, когда перед нами возникает этот вопрос «зачем». Не знаю… Отец Иоанн, что скажете?
Прот. Иоанн
– Безусловно, вопрос «зачем» – это такой очень важный момент жизни человека, когда человек начинает осознавать себя как личность. И он сразу же, осознавая себя личностью, начинает понимать, что ему необходимо понимать смысл того, что с ним происходит. И ему нужен тот, кто рядом с ним сам прошел этим путем, кто имеет этот опыт – осознания себя как личности. И вот главная задача волонтеров, помощников – это вот помочь, поделиться своим опытом духовного становления. Вы задали вопрос в начале передачи: почему нельзя сделать больше священников. Есть еще, кроме кадрового вопроса, другая проблема – что часто люди священника воспринимают как человека из другого мира.
А. Пичугин
– А еще люди воспринимают священника в больнице часто (и от этого никуда не денешься) как уже пришедшего напутствовать в последний путь.
А. Митрофанова
– Да, точно, есть такое!
Прот. Иоанн
– Да, я с такими репликами часто встречаюсь в больнице: «Батюшка, что, опять Вы пришли кого-то отпевать?». А я говорю: «Ну почему отпевать? Наоборот. Я причастил человека – он радуется, он оживает…».
А. Пичугин
– А уж страшное слово «соборование» – так это точно всё…
Прот. Иоанн
– Да, да… Поэтому вот, чтобы… Вот эта дистанция между человеком-обывателем и священником – она очень большая (к сожалению, так не должно быть, но она существует). И вот чтобы любой пациент больницы мог получить ответы на какие-то свои духовные вопросы, ему нужен тот, кто очень близок к нему – такой же, как он. И вот волонтеры, наши помощники – они как раз и являются теми людьми, которые очень близки. Они такие же члены общества, они имеют те же самые проблемы, тоже страдают, тоже радуются… И вот такой близкий человек – он может оказать огромную пользу вот в этом служении. Потому что не все решаются подойти к священнику. Для некоторых священник – это вот какой-то человек совсем другой, с которым даже поговорить нормально нельзя! Понимаете, поэтому это еще вот очень важный момент этого служения волонтерского, почему важно. Ну, а умение сострадать, умение как-то сопереживать… Знаете, мне кажется, мы должны, чтобы наше общество научилось сострадать… Многие вообще проблемы нашей жизни современной – в том, что у нас не хватает этой способности и даже просто времени, чтобы уделять силы вот этому служению сострадания. Ведь мы порой несчастны не оттого, что у нас какие-то неурядицы, трудности в жизни; а несчастны оттого, что мы не умеем любить, и сами любви не чувствуем. И вот это волонтерское служение – это одна из возможностей для современного человека найти себя, научиться любить, научиться ощущать, что такое любовь. И в результате этого – как-то освятить свою жизнь и помочь своим близким в этом. Не зря говорил Серафим Саровский, что «стяжи дух мирен (стяжи благодать Божию), и вокруг тебя тысячи спасутся». Это очень заразительно в хорошем смысле слова – что если такой один человек сострадающий, любящий, то вокруг него тоже ведь это люди ощущают, и начинают тоже как-то видеть этот свет и стремиться к этому свету.
А. Пичугин
– А у вас есть примеры, когда люди после общения с вашими подопечными, с вашими выпускниками, приходили в храм?
Прот. Иоанн
– Ну, таких примеров очень много.
А. Пичугин
– Ну вот до этого человек вообще был далек, ему было не интересно – ну где-то там, что-то… А прошло время, вот они пообщались с вашими выпускниками, в больнице, и раз – что-то поменялось…
Прот. Иоанн
– Таких примеров очень много. И у меня, в нашей больнице, много таких случаев, когда после беседы с волонтерами или со священником человек очень сильно меняется. И меняется даже не благодаря тому, что волонтер наш нашел какие-то правильные слова… Тут происходит какая-то тайна. С одной стороны, мы делаем усилие; но с другой стороны, Господь, видя наши усилия, благословляет наш труд, нашу работу. И это действительно происходит чудо, когда малоцерковный человек, который с усмешкой говорил: «Ну че вы там говорите? Да я вообще… Мне это не нужно! Идите к другим», потом вдруг начинает прислушиваться, начинает как-то сам размышлять и задавать вопросы – и он очень сильно меняется, преображается. И часто это бывает именно в состоянии какой-то болезни, особенно – тяжелой болезни, когда у человека… все время его этот вопрос мучает: «А почему? А зачем? А за что? В чем смысл моих страданий?». Конечно, это происходит очень часто. И это, наверное, и является самой главной наградой для нас, самым главным утешением в нашей работе. Что мы видим, что это не бесплодно, это не напрасно – труды наши, которые помогают человеку обрести радость, даже среди страданий. Вспомните книгу святителя Луки Войно-Ясенецкого, который написал свою автобиографию под названием «Я полюбил страдание». Я очень часто эту книгу рекомендую людям читать, потому что она раскрывает вот и смысл страданий, и вообще смысл человеческого пути жизненного.
С. Архипов
– Вот я могу сказать, что вот пример, который приводила вот эта женщина, у которой тяжелое онкологическое заболевание обнаружили – она в итоге пришла в храм. Она пришла в больничный храм, хотя до этого, конечно, она совершенно туда и не ходила. Потом вы говорили про сострадание, про сочувствие – это, конечно, очень высокие слова. Но вы знаете, научиться можно не только через, так сказать, наши курсы – научиться можно действием. И, собственно, мы на наших курсах тоже предлагаем человеку практические подходы. Допустим, помощь с уходом во время болезни: когда к человеку приходит наш волонтер, и вроде как он готов с ним поговорить о вере – а человека мучает то, что у него стоит наполненная утка, и никто не может вынести – сестра давно не приходила… И конечно, когда мы говорим о наших помощниках – это не только люди… не столько даже, может быть, люди, которые приходят и сразу начинают рассказывать о вере, а это люди, которые просто готовы помочь человеку. Помочь в вопросах ухода, помочь в вопросах решения социальных каких-то проблем…
А. Пичугин
– Что не менее важно – потому что можно прийти и очень долго говорить с человеком о высоких материях, а утка будет стоять невынесенной.
С. Архипов
– Конечно, абсолютно верно. Поэтому мы, так сказать… Я не могу на себя взять смелость говорить о вере и начинать разговор именно с этого… То есть, сначала надо каким-то делом показать… И вот когда мы говорим о служении мирян в больницах, то это – служение, так сказать, в отделениях, служение, где люди сталкиваются, так сказать, и с запахом, и с какими-то капризами болеющего человека, и с какой-то его эмоциональной неуравновешенностью, и так далее. И если человек проявил смирение и готовность ему помочь и сострадать в таком состоянии, то, конечно, это потом вознаграждается.
А. Митрофанова
– А по Вашему опыту, Сергей – вот Вы окончили эти курсы, Вы уже имеете какой-то там послужной список, условно говоря… Но год вот этот Вы же были в качестве волонтера в больнице?
С. Архипов
– Да, ну смотрите, тут вот у нас какая ситуация. Мы брали наших слушателей – ту треть людей, которые поступили – это люди, которые уже имели тот или иной опыт больничного служения до наших курсов. Я тоже имел опыт больничного служения – ну, правда, скажем, не просто больничного, а смежного социального служения – трехлетний у меня был опыт до этих курсов. И вы знаете, эти курсы…
А. Митрофанова
– А чем Вы занимались?
С. Архипов
– Я был социальным работником на одном из московских приходов и, так сказать, сталкивался с тем, что мои подопечные – наши прихожане – попадали в больницы, и я их там вот навещал, помогал и так далее. И вот после наших курсов я, конечно, стал смотреть на это совсем по-другому. Потому что, вы знаете… Когда вы приходите навещать человека, который вам был знаком до больницы – это одно. Но когда ты приходишь в больницу и сталкиваешься с человеком, с которым ты знакомишься в палате – это совсем другое. Одно дело – вот у меня достаточно много подопечных было – люди, которые привыкли болеть: это были инвалиды, инвалиды детства, группа ДЦП. Они привыкли болеть – и, попадая в больницу, такой человек не так сильно страдает, как человек, который внезапно попадает – прожив обычную жизнь, «вдруг» он становится инвалидом, или тяжело заболевает, или вообще просто попал по скорой, прошел через реанимацию… И вот умение с ним найти какой-то контакт, просто побыть рядом, сказать «да, тебе тяжело, но я сейчас буду рядом с тобой сидеть» – вы знаете, это великое дело! Плоды были видны буквально сразу.
А. Митрофанова
– В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня – протоиерей Иоанн Кудрявцев, член Епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель Храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» при Боткинской больнице, кандидат биологических наук, и Сергей Архипов, помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете города Москвы. Мы говорим сегодня о курсах помощников больничных священников, которые стартуют в Москве 9 ноября. Заявки принимаются до сих пор, можно еще, пока есть время, зайти на сайт miloserdie.ru – там есть баннер, по которому просто можно нажать и выйти на анкету. Ее нужно заполнить, отправить эту анкету, и потом будет конкурс…
С. Архипов
– Собеседование…
А. Митрофанова
– Собеседование, да. А конкурс, собственно, из собеседования и состоит.
С. Архипов
– Собеседование со священником и с членом Комиссии по больничному служению – по результатам этого собеседования принимается решение о зачислении.
А. Пичугин
– А много отсеивается? Говорите, что много – а сколько примерно?
А. Митрофанова
– Ну, две трети получается?
С. Архипов
– Вы знаете, я бы не сказал, что много. У нас просто не хватило на самом деле мест. То есть, мы не взяли людей, которые были весьма достойны, чтобы тоже быть слушателями курсов – не взяли из-за нехватки мест. У нас в итоге 250 человек подали заявки, а взяли 114 – просто больше у нас невозможно было вместить. И вы знаете, вот удивительное наблюдение: когда мы в том году говорили про наши курсы, мы использовали несколько каналов привлечения. Это были радио «Вера», телеканал «Спас» и вот больничные… московские храмы, где вешали объявления. И вот именно после передачи на радио «Вера» к нам пришло огромное количество людей, которые практически все к нам поступили на курсы, за каким-то редким исключением.
А. Митрофанова
– Потому что у нас лучшие слушатели – я не устаю это повторять!
С. Архипов
– У нас было много версий, почему это так. То есть, это люди, очевидно, которые ездят в машинах, слушают радио – ну я не знаю, это какие-то, так сказать… Поэтому достаточно удивительная была история. Мы даже сначала удивились, насколько качественные к нам приходили кадры.
А. Пичугин
– Надеемся, что в этом году будет так же!
С. Архипов
– Мы тоже надеемся, надеемся…
А. Митрофанова
– Что самое сложное, Сергей, по Вашему опыту, в таком служении?
С. Архипов
– Наверное, самое сложное – это открыть свое сердце для страдания чужого человека. Потому что не каждый из нас готов как-то сочувствовать, сострадать, разделяя вот эту боль другого человека. И на наших курсах учатся, конечно, наверное, в первую очередь именно этому. Вот увидеть страдание, помочь понять смысл страдания и в первую очередь, конечно, научиться самому относиться к страданию – пусть даже ты сейчас не страдаешь, но у тебя должно быть какое-то отношение к страданию. Если у тебя его нету, то как ты можешь говорить о страданиях чужого человека и ему сострадать? Пожалуй, вот это было самым сложным – научиться именно этому. Да, у меня был небольшой опыт до этого, но этот опыт был очень однобоким, он больше сводился к выполнению каких-то поручений, каких-то просьб и нужд болеющего человека. Но когда ты начинаешь просто ему сострадать – то, конечно, эффект от этого намного другой. И конечно, это очень важно, очень важно. Как отец Иоанн сказал, не каждый из болеющих людей готов говорить со священником. Потому что, действительно, часто священник в своей черной одежде как-то отождествляется со смертью, и вообще, так сказать, если человек до этого не ходил в храм, ему, конечно, так вот тяжело сразу переступить эту черту. Но может быть, ему это и не надо пока – ему хотя бы просто развернуться в эту сторону, помочь ему посмотреть, что есть и другая сторона жизни – духовная, есть его душа, которая страдает. И да – и по результатам, действительно вот, человек может прийти к Богу.
А. Пичугин
– Наверное, есть еще такой аспект, что… Ну, священник – он же не врач. Он приходит в своей черной одежде… А нам тут давайте лучше про диагноз, про прогнозы и про то, как мы будем выздоравливать. Наверное, здесь ваши подопечные, которые заканчивают курсы, тоже могут быть полезны… А кстати – кстати, много ли людей приходят на курсы с медицинским образованием?
С. Архипов
– У нас было несколько врачей (как на пенсии, так и практикующих). Были люди, конечно, которые имеют и среднее медицинское образование. Ну, процентов, наверное, 7-10 слушателей у нас было, которые имеют непосредственное отношение к медицине.
А. Пичугин
– Наверное, это важно?
С. Архипов
– Ну, вообще – да! То есть, человек, который служит в больнице – ему надо научиться различать те или иные медицинские термины и вообще понимать, как больница устроена.
А. Пичугин
– А как в больницах реагируют на ваших подопечных?
С. Архипов
– Очень хороший вопрос. Собственно, это тоже – одна из частей деятельности Комиссии по больничному служению. И вот отец Иоанн, может быть, тоже об этом может сказать несколько слов. Конечно, главврачи… Вообще сейчас есть заключение с Министерством здравоохранения, которое позволяет волонтерам приходить в больницы…
А. Пичугин
– Да, добились этого…
С. Архипов
– Да, добились – люди приходят на законных основаниях, и, как правило, главврачи реагируют на это положительно. А другое дело – когда человек начинает в больнице такую деятельность, связанную именно с таким вот капелланским служением – то есть, не просто навестил, пришел и ушел, а когда он начинает проходить палаты, одну за другой, как-то говорить с людьми… Не всегда на постах это могут правильно воспринять медицинских, но если есть договоренность, то и главврач на это смотрит положительно, и это, конечно, дает эффект.
А. Пичугин
– А хватает именно больничных священников, которые выполняют… тут плохое слово – «техническую работу»? Ну вот если люди, которые заканчивают курсы, могут прийти и говорить с человеком, то священник может сделать то, что они не могут – прийти, причастить, исповедовать. Вот хватает именно тех, кто может выполнить эту… может совершить таинство? Да – сто человек, но может быть, их и хватает – если учесть, что еще есть помощники?
С. Архипов
– Вообще, смотрите: не всегда приход помощника больничного священника заканчивается приходом самого священника. Бывает, это даже не нужно. Человек просто, так сказать, поговорил, он просто что-то у себя отложил в голове – и после того, как он вышел из больницы, он приходит в храм. Такие случаи часто бывают, на самом деле. А если речь идет о технической стороне вопроса – «технической», наверное, в кавычках надо сказать – когда болящему человеку вот потребовался священник для исповеди или для совершения того или иного таинства, то, конечно, наши волонтеры, наши выпускники имеют контакт напрямую с больничным священником, они могут пригласить такого человека.
А. Пичугин
– Тут же, наверное, священников гораздо больше, чем 100 человек, потому что –ну так, по опыту общения со своими знакомыми в сане – им каждую неделю приходится идти в больницу…
А. Митрофанова
– Да-да, звонят просто, кто-то из «своих»…
А. Пичугин
– Да, звонят, там… «Придите, пожалуйста, мою бабушку поисповедовать».
Прот. Иоанн
– В Москве около тысячи священников сейчас примерно.
А. Пичугин
– Больше – 1200 примерно.
Прот. Иоанн
– Наверное, больше, да. Но проблема в том, что когда священник приходит в больницу, он должен быть все-таки в больнице «своим» человеком, он должен быть знаком персоналу. И очень хорошо, когда главные врачи больницы, заведующие отделениями знают именно этого батюшку – тогда отношения складываются конструктивные, тогда приход священника не вызывает никаких недовольств со стороны врачей. И священник, со своей стороны, знает правила поведения – он не начнет совершать каждение в реанимации, не начнет зажигать свечи там, где кислород подключен – он знает правила. И вот как раз одна из очень важных задач – научиться взаимодействовать священству и волонтерам с администрацией больницы, с врачами. Потому что, с одной стороны, врачи очень нуждаются в нашей помощи – они сами говорят: «Знаете, есть вопросы, о которых мы просто не можем говорить с больными, а вы можете – какие-то психологические вопросы, вопросы утешения… С другой стороны, вы можете работать и с родственниками, можете тоже как-то родственникам помочь, их поддержать. Но с другой стороны, вы должны соблюдать распорядок больницы. Вы должны знать правила, как себя вести, и даже иметь некие медицинские знания. При какой болезни, например, можно человека причастить спокойно, а при какой болезни его, может быть, и не надо причащать, потому что, может быть, у него какое-то состояние – начнется рвота, тошнота и так далее». Вот это, конечно – очень важные вопросы взаимодействия врачей и священства, волонтеров больничных, потому что здесь еще очень мало контактов, к сожалению. Во многих московских больницах существует некая такая… некая пропасть даже, что ли, непонимания иногда – вот когда заведующий отделением недоволен, если приходит священник. Но мы ведь не противопоставляем себя друг другу – наоборот, мы делаем одно и то же дело. Я даже считаю, что священник и врач – это коллеги, которые вместе помогают человеку – врачуют и душу, и тело. И одно без другого невозможно – одно связано с другим, так же, как в человеке связаны тело и душа.
А. Митрофанова
– Вы как биолог, я думаю, еще очень остро это понимаете. Вы же говорите, что для Вас стоял этот вопрос – «как вот Господь хочет устроить мою жизнь?», и именно когда Вы оказались в больнице, будучи биологом по образованию, да, кандидатом биологических наук – получили этот ответ. Действительно ли это такая, ну… остро ощутимая связь между тем, что происходит с нами на уровне духовном и на уровне физическом?
Прот. Иоанн
– Я могу вам сказать больше: все врачи – опытные, практикующие – они все верующие, потому что они ежедневно…
А. Пичугин
– Вы знаете, тут «все» нельзя говорить, обобщать – «все»…
Прот. Иоанн
– Ну, большинство. Потому что, сталкиваясь в своей медицинской практике с разными случаями заболеваний, вольно и невольно врач начинает ощущать некую тайну, начинает… Вот видит, например: два пациента с одинаковым диагнозом; один – казалось бы, идет на поправку, все у него хорошо, а другой – совсем слабый; и вдруг оказывается, что тот, кто слабый, он выздоравливает, а тот, кто не вызывал никаких опасений, уходит из жизни. И врач недоумевает: а почему это произошло? И врач сам становится каким-то свидетелем промысла Божия. Естественно, у него появляются вопросы о вере, он сам начинает молиться. Поэтому для врача очень важно вот это духовное осознание своей профессии, и вообще духовное осознание того, что не он – вершитель судьбы человека, он – просто подмастерье, он – как бы только помощник Бога в том, чтобы человека как-то… помочь ему в его жизненном пути.
А. Митрофанова
– Я хочу номер телефона еще раз объявить. Потому что мы сказали, что анкету можно заполнить на сайте miloserdie.ru – там есть баннер, вы нажимаете на него, проходите и как раз оказываетесь на странице, где форма анкеты – это заявка, чтобы подать на участие в курсах. А номер телефона, по которому можно задать свои вопросы – +7 (903) 660-30-40. Вот 903 и дальше – 660-30-40. Один из таких номеров, которые даже, можно сказать, легко запоминаются, да – 903 – это приставка, которую можно просто в голове держать, а вот дальше – 660, 30 и 40. Звоните, задавайте вопросы с 10 до 19 – да, Сергей, Вы говорите?
С. Архипов
– Да, да – в будние дни.
А. Митрофанова
– В будние дни с 10 до 19. И если хотите стать слушателями курсов помощников больничных священников, то вот по этому номеру телефона могут ответить на все вопросы.
А. Пичугин
– Мы можем констатировать, что удачно все сработало – первый год курсов прошел успешно и очень хорошо, и я думаю, что мы с вами еще встретимся… еще встретимся не раз, чтобы поговорить и про итоги следующего года – этого вот учебного, и объявить о наборе через год, через два, через три…
А. Митрофанова
– Да, тут, конечно, тема неисчерпаемая, потому что вот следующий вопрос, который, например, у меня в голове возникает – а как быть, если, там… например, сталкиваешься с неблагодарностью? Мы же все втайне надеемся на доброе слово в ответ на наше доброе действие. Когда этого не происходит – вот это тоже такой момент, к которому надо готовиться… Но я думаю, что это тема для отдельного большого разговора – что внутри нас происходит в этот момент и на основании чего такие вопросы возникают, и как в такой ситуации правильно реагировать… Тоже ведь вы занимаетесь такими вещами?
С. Архипов
– Безусловно. Но во-первых, могу сказать, что это очень редкий случай, когда человек, которому помогают в больнице, остается неблагодарным или, так сказать, как-то ведет себя не адекватно ситуации. Как правило, человек очень благодарен. И да, бывают случаи, когда твою помощь могут неправильно воспринимать – особенно родственники могут неправильно воспринимать, видя в тебе человека, который делает «непонятно что» и, возможно, имеет какие-то…
А. Митрофанова
– Корыстные цели…
С. Архипов
– Да, скрытые мотивы… И родственникам не всегда понятно, с чего это вдруг такое вот оказывают теплое внимание. И здесь, конечно, надо сказать, что человек, который к нам приходит, поступает и учится – ему тоже об этом говорится, что мы, конечно, не ищем благодарности, не ожидаем этой благодарности изначально. Наша задача совсем другая – помочь человеку принять его страдание, а уж будет ли он благодарен или нет – это дело второе.
А. Пичугин
– Спасибо вам большое за этот разговор! Напомним, что протоиерей Иоанн Кудрявцев, член Епархиальной комиссии по больничному служению, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» при Боткинской больнице, кандидат биологических наук, и Сергей Архипов, помощник председателя Комиссии по больничному служению при Епархиальном совете Москвы, были гостями программы «Светлый вечер». Говорили мы про курсы помощников больничных священников – удачно прошел первый набор, сейчас уже второй. Давайте последний раз назовем номер телефона – 8 (903) 660-30-40. Если Вы заинтересовались – звоните, Вам там в течение рабочего дня все подскажут, направят – и, если Вам интересно, обязательно приходите!
А. Митрофанова
– И баннер на сайте miloserdie.ru.
А. Пичугин
– Да, miloserdie.ru. Спасибо большое! Алла Митрофанова…
А. Митрофанова
– Алексей Пичугин…
А. Пичугин
– Счастливо!
Прот. Иоанн
– Спасибо!
С. Архипов
– До свидания!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер