В нашей студии был настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой Лавры, Заведующий кафедрой Богословия Московской духовной академии протоиерей Павел Великанов.
Мы говорили о возрождении научно-богословского портала Богослов.ru, и о том, как развивается богословская наука, и на сколько она может быть применима в жизни каждого христианина.
К. Мацан
– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова...
М. Борисова
– И Константин Мацан.
К. Мацан
– Добрый вечер. С трепетной радостью приветствуем нашего сегодняшнего гостя – протоиерей Павел Великанов, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры, заведующий кафедрой богословия Московской духовной академии, конечно же, знакомый всем нашим слушателям по программе «Евангелие день за днем». Уже много лет с вами в эфире каждый день мы встречаемся, и такое огромное счастье вас слушать, а сегодня мы с вами еще и поговорим. Вот.
Протоиерей Павел
– Добрый вечер.
К. Мацан
– Добрый вечер.
М. Борисова
– Отец Павел, ну мы прежде всего хотим вас поздравить и нас всех поздравить со вторым рождением вашего детища, интернет-портала Богослов.ru.
Протоиерей Павел
– Спасибо.
К. Мацан
– Второе обретение портала.
М. Борисова
– Второе обретение. Мы хотим напомнить просто нашим слушателям, если кто не в курсе, что портал был создан в 2002 году, по благословению Патриарха Алексия II, и существовал довольно долго в нескольких версиях. Помимо русскоязычной, были еще такие энтузиасты, которые переводили его на английский, испанский, греческий...
Протоиерей Павел
– И немецкий.
М. Борисова
– И немецкий. А в 2010 году Богослов.ru стал официальным информационным порталом Межсоборного присутствия и через год получил официальную аккредитацию СМИ – то есть все замечательно, все прекрасно. Только вдруг на пике всего этого прекрасного кончились деньги, и он куда-то делся. И все мы заплакали.
Протоиерей Павел
– На самом деле это уже не второе, а третье было рождение портала Богослов.ru. Потому что, как правильно вы заметили, первая итерация этого портала была связана с учебным комитетом, с нынешним ректором Российского православного университета имени Иоанна Богослова, отцом Петром (Еремеевым), который в рамках своей деятельности решил создать площадку, которая объединяла бы студентов, преподавателей, администрацию всей системы учебного комитета. То есть изначально портал Богослов.ru задумывался как площадка интеграционная для учебного комитета. В таком состоянии, в таком статусе он просуществовал несколько лет. Насколько я помню, это было два или три года, после чего по тем же самым причинам – отсутствие финансирования, – он благополучно впал в кому. И вот в этой коме он находился до 2007 года, когда он был подхвачен уже другой командой. В то время команда уже имела к учкому гораздо меньшее отношение, и сама концепция портала была радикальным образом пересмотрена. Понятно, что Церковь, как живой организм, постоянно меняется. И целый год мы с нашими преподавателями обсуждали, что больше всего сейчас востребовано и студентами, и учащимися учебных духовных заведений. И так постепенно сложилась совершенно другая концепция, которая уже отличалась, и не только по задачам и целям, но и по самой структуре, по самим подходам, как это все, как эти материалы представлять. И вот так выработалась идея Богослов.ru – как площадки открытой, площадки академической, площадки актуальной. Вот эти вот как бы три основных понятия стали нашим своего рода лозунгом, любые материалы, мы старались, чтобы они как-то коррелировали с этими понятиями. Все должно быть актуально, то есть иметь какую-то привязку к сегодняшней жизни, к сегодняшнему состоянию науки, к тем проблемам, которые обсуждаются, которые интересны людям. Она должна быть доступной, понятной, чтобы человек, не имеющий специализированного высшего богословского образования, все-таки не должен чувствовать на нашей площадке себя вообще ничего не понимающим. И третье – это академичность. Все-таки это научный портал, это портал, на котором любой материал должен быть аргументированно обоснован, он должен допускать возможность иных точек зрения и, как следствие, на портале должна быть предоставлена возможность эти точки зрения отстаивать. Вот так у нас сложилось некое ядро, представление о том, что это должно быть. Ну а на это ядро уже постепенно стало нанизываться и все, что своего рода стало сателлитами портала – это материалы, связанные с современным положением богословской мысли в других странах, это то, что составило основу нашего справочного раздела – информация о учебных заведениях, о различных исследовательских центрах, о крупнейших издательствах, о грантовых программах – все то, что сам человек едва ли сможет быстро найти, даже если он высоко мотивирован к этому поиску. Не в последнюю очередь потому, что все это требует грамотного владения, профессионального владения иностранными языками. И вот когда все это потихонечку стало так одно к другому собираться, собираться, и появился тот самый Богослов.ru, который полюбился многим пользователям. И даже несмотря на то, что целый год мы были офлайн, работал архив без каких бы то ни было обновлений, и то не в полную силу, все равно вот у нас не появилось за это время каких-то существенных конкурентов. Хотя я всегда говорил и говорю, и буду говорить, что мы за развитие в медийном пространстве богословских проектов – чем больше их будет, тем все от этого больше выиграют, тем разносторонней, разноплановей будет представлена богословская информация. И хотелось бы вот поделиться мечтой что ли такой вот своей, что богословие в Церкви должно прекратить восприниматься как какое-то, знаете, такое направление для узких специалистов. Вот есть очень умные люди, которые владеют древними языками, которые там читают святых отцов в подлинниках, знают всю критику библейскую – вот это богословы. Ну а мы – кривые, косые, и которые ничего не понимаем, там еле-еле можем с церковнославянского на русский перевести, конечно, какие мы богословы, никакие мы не богословы, это вот пусть этим очень умные люди занимаются, такие вот, которым просто больше заниматься нечем, вот они решили заняться богословием. Вот мне очень бы хотелось, чтобы в нашей Церкви наступил такой момент, когда не богословствовать будет странно.
М. Борисова
– Но вот по мере того, как были разные, как вы говорите, итерации портала, менялась ли аудитория? У меня было такое ощущение, что как раз вот, когда было второе рождение, где-то в конце двухтысячных годов, на портал пришла какая-то довольно заметная группа читателей, не имеющих к академической богословской среде никакого отношения, причем они стали как-то достаточно активно участвовать в дискуссиях.
Протоиерей Павел
– А это неизбежно. Почему, потому что есть определенная часть православной и не только православной аудитории, которая считает себя экспертом в разных вопросах. Но на самом деле ей важно высказаться и каким-то образом вот произвести вот некое дрожание эфира вокруг себя. Да, и такие люди у нас попадались. А особенно сложно с ними приходилось во время обсуждения важных документов, проектов Межсоборного присутствия. То есть в ситуации, когда надо было вести конструктивный разговор, эти люди зачастую оказывались способными только выкрикивать лозунги, такие совершать некие декларативные вбросы, свидетельствуя о том, что правильно только так, как я считаю, а все остальное ересь, и гореть вам всем в аду. Понятно, что самые крайние, эпатажные высказывания, мы их модерировали и убирали. Но всегда это был такой, знаете, сложный выбор: с одной стороны, если слишком жестко их модерировать, то вся дискуссия, она проваливается, с другой стороны, если им давать свободу высказывать все, что они хотят, превращается ну в такую словесную помойку.
К. Мацан
– Отец Павел, ну а не получается ли, что это те самые люди, которые в каком-то смысле воплощают вашу мечту и считают, что не богословствовать – это странно. Вот мы, хоть и без образования, мы греческого не знаем, но мы же мыслим о Боге, о Церкви – мы бого-словствуем и вот считаем, что каждому это в меру сил позволено, и вообще даже каждый призван думать об этом.
Протоиерей Павел
– Ну, конечно, Константин, вы правы, я не буду с вами спорить. Да это неизбежные и нормальные болезни роста. То есть когда ребенок у нас начинает брать в руки кисточку и краски, мы не бьем его по рукам за то, что он сразу не может выдать шедевр – это нормально. Но в то же самое время мы понимаем, что с этими картинками мы не пойдем на какой-нибудь аукцион и не будем пытаться их предлагать, как высшие достижения человеческого искусства. То же самое и здесь – все это нормально, все это естественно. И я не сомневаюсь, что наш портал сыграл большую роль в том, что через эти дискуссии на глазах – вот на моих глазах, это один, я бы сказал, из таких, знаете, важных опытов жизни, про которые хочется всегда рассказывать, – произошло существенное изменение качества этого разговора. Я помню документ о русском языке, проект документа, не о русском, о церковнославянском языке – это было два документа о том, что необходимо начать работу по ревизии церковнославянских текстов, с тем чтобы сделать эти тексты, богослужебные тексты более удобовоспринимаемыми нашим нынешним ухом. И вот что здесь началось! Это была самая настоящая война. Аудитория жестко сегментировалась на условных либералов и условных консерваторов.
К. Мацан
– Хотя речь там, по-моему, шла даже не о замене церковнославянских слов русскими, а о замене одних церковнославянских другими, но более понятными.
Протоиерей Павел
– Нет-нет, другими, но более понятными, конечно.
К. Мацан
– Но тоже на церковнославянском.
Протоиерей Павел
– Но все равно в этом увидели поползновения на святая святых. На то что вот сейчас это первый шаг, это как там, окно Овертона...
К. Мацан
– Да.
Протоиерей Павел
– Вот будет сейчас дана слабина, и рухнет все наше замечательное здание церковнославянского языка, и ничего от него не останется, повсюду будут одни либералы, обновленцы и прочие богопротивники. Сразу произошло разделение двух позиций: одни говорили, если вы это не сделаете, если мы не станем заботиться о том, чтобы наше богослужение было более понятным, к нам скоро вообще перестанут ходить; другие говорили, не будут ходить – им и хуже. И вот удивительно было, что точек соприкосновения диалога ну не находилось вообще практически никаких. Мы уже не знали, что делать. Мы просили разных преподавателей как-то спокойно, аргументированно публиковать статьи там за одну сторону, за другую, чтобы хотя бы какой-то произошел, какое-то соприкосновение, какая-то встреча этих мнений. Но все равно все очень полярно. И чем все закончилось – тем, что наше священноначалие приняло мудрое решение принятие этих документов временно отложить.
М. Борисова
– Ну, самое замечательное.
Протоиерей Павел
– Мы, честно говоря, немножко приуныли. Потому что стало очевидно, что культура дискуссии в нашем церковном сообществе находится на крайне низком уровне. Это раз. А второе, конечно, было обидно, потому что это же происходило не где-то там в удаленном скиту на Святой Горе Афон, это происходило в публичном пространстве. И народ, никак не связанный с Церковью, все равно так или иначе видел все это и говорил: да, ребятки, ну у вас, конечно, там весело, весело вы там живете. А вот следующие дискуссии, которые были – из них самая яркая это, конечно, обсуждение проекта документа об участии верных в таинстве Евхаристии, – произошел какой-то существенный качественный рывок. Вдруг – точно такие же позиции обозначены были, но поменялась тональность, – они захотели слышать друг друга. Почему это произошло, я не знаю. Вполне возможно, что вот выпустив свой этот перекипевший пар, успокоившись, увидев, что Межсоборное присутствие не ставит своей целью деконструкцию православия внутри Русской Церкви, что голос может быть услышан, что, если у вас грамотные, хорошие, аргументированные предложения, они могут даже войти в тело самого документа, повысился немножко градус доверия и пошел диалог.
К. Мацан
– И документ был принят.
Протоиерей Павел
– И документ был много раз существенным образом откорректирован, была внимательная редакция, с учетом всех тех содержательных замечаний и предложений, которые были, в том числе и на нашем портале, дискуссий. Я сейчас, конечно, уже по цифрам не помню, но общее количество комментариев, замечаний там превысило больше тысячи. Только вот под этим одним документом. Конечно, надо отдать должное управлению делами Московской Патриархии, непосредственно вот нынешнему владыке Савве (Тутунову), Евгении Жуковской, всему аппарату Межсоборного присутствия, которые провели колоссальную работу по анализу вот этого фидбека, этих всех замечаний. И на основании этой работы появился документ, который был очень органично встроен в нынешнюю церковную жизнь. Я ни разу ни от одного священника, каких бы взглядов он ни был – условно либеральных или условно ультраконсервативных, – не слышал возмущения по поводу того, что вот, начальство принимает документ, из-за которого все у нас рушится, это опять апостасия, это опять отступление. Нет, документ оказался на удивление сбалансированным – ни вправо, ни влево, но вперед.
К. Мацан
– Протоиерей Павел Великанов, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде, заведующий кафедрой богословия Московской духовной академии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
М. Борисова
– Насколько я помню, когда вот начинались опыты проведения дискуссии по документам Межсоборного присутствия на Богослове, вы несколько раз так рассказывали о статистических выкладках и наблюдениях, попытках анализа аудитории и ее интересов. И там вы приводили такие данные, что, скажем, документы, касающиеся церковнославянского языка, предположим, это две тысячи комментариев, а там документы, которые относятся к миссионерской деятельности – два комментария. То есть вот разброс интересов аудитории, принимавшей участие, совершенно невероятный. По вашим ощущениям это тоже изменилось, вот соотношение интересов?
Протоиерей Павел
– Я не могу сказать, что за эти годы существенно возрос интерес нашей аудитории к документу по миссионерской деятельности или там был тоже интересный документ про экологию. Почему, потому что для большинства, я думаю, наших церковных людей эти документы правильные, но все-таки они носят скорее декларативный характер: вот, Церковь в лице своих умных представителей, собравшихся в Межсоборном присутствии, свидетельствует о некой позиции Церкви по тому или иному вопросу. Ну а поскольку у простых людей туда нечего добавить, у них нет какого-то отличающегося, иного мнения, то и комментариев, в общем-то, особо никаких нет. А вот то, что касается таких болезненных точек, в которых есть напряжение – это, конечно, совершенно другое. Ну видите, в чем дело. Вот точно так же, как в теле человека, когда мы его прощупываем, мы находим болезненные узлы, и вот эти зажимы физические, они преодолеваются только через боль, я думаю, нечто то же самое присутствует и в нашем церковном организме. И очень правильно и хорошо знать эти болезненные места и не бояться того, что, коснувшись их, ты можешь вызвать напряжение, ты можешь вызвать неприятие, осуждение, какую-то даже именно болезненную реакцию. Это нормально.
М. Борисова
– А почему такое болезненное напряжение по поводу вопросов благочестия, а не вопросов реальной церковной жизни, в которой мы все пытаемся жить на протяжении вот нашего физического существования?
Протоиерей Павел
– А понимаете, я думаю, что здесь есть какая-то особенность именно нашего, даже не столько православного, а может быть, именно русского менталитета. Я вот совсем недавно был на конференции в Барселоне, это был Первый международный европейский конгресс христианской антропологии и наук о душевном здоровье. И меня потряс доклад одного католического священника, монаха-доминиканца из университета Фрибург в Швейцарии. Он говорил о добродетелях. Когда я прочитал название этого доклада, я так подумал: нет, слушайте, ну вот про это я точно слушать не буду. Пойду вот, лучше кофе попью или как-то там погуляю, воздухом подышу, все-таки плотный регламент. Но когда он начал говорить, я никуда не пошел, остался, потому что было безумно интересно. Мне, человеку, который, казалось бы, уж столько времени в сфере духовного образования находится, вдруг стало интересно, что такое добродетель. Почему, потому что в моем сознании добродетель – это что-то такое вот, бесконечно далекое, достижимое только для каких-то избранников Божиих, может быть, некоторых монашествующих. Но в любом случае это какой-то идеал, к которому правильно стремиться, но при этом надо вполне отдавать себе отчет, что ты никогда даже не попробуешь, что это такое. Это удел немногих. А он вдруг начал говорить о добродетелях, что добродетель – это определенное усилие со стороны человека по достижению чего-то. То есть это не то, что когда-то к вам придет, ну может быть, если посчастливится, за несколько минут до вашей кончины блаженной, а это то, в чем вы уже сейчас живете, даже не замечая этого. И вот он таким интересным образом разложил спектр добродетелей, что стало понятно: слушай, так, оказывается, я-то и жив по сей день только благодаря тому, что во мне уже актуализированы, работают те или иные добродетели. Если бы во мне этих добродетелей не было, я бы уже и человеком бы не был. И все что надо делать – это их дальше возгревать, их дальше развивать, их подпитывать, их возделывать, добродетели. К чему я это говорю? К тому что в нашей ментальности, русской, мы скорее склонны не возделывать добродетели, а любыми способами уклониться от нависшего над головой меча, который висит на тончайшей ниточке. И вот если неправильное движение воздуха, эта ниточка – хряп, – порвется, и голову нам отсечет. Когда у нас в храме служили сербы, был такой период в жизни нашего прихода, они приходили, служили сами литургию, пели, священник служил иеромонах. И мы как-то с ним разговорились, и он так в сердцах посетовал, говорит: да, ну что же вы, русские, так Бога боитесь? Говорит: почему вы Христа боитесь? Чего бояться-то? Знаете, я задумался. Думаю: интересно, а как, действительно, почему? Почему мы Бога скорее боимся, нежели стремимся к Нему. Ну понятно, что если ты чего-то боишься, ты к нему стремиться не будешь. Это вполне естественное, да, животное стремление – уйти от того, что является для тебя опасностью. Не знаю, почему. Вот у меня нет ответа, почему, но вот такое есть. Такое есть. Откуда у нас берется – это целая, я думаю, тема интересная для исследования, для каких-то, не знаю там, лабораторий антропологических.
К. Мацан
– Желательно в Барселоне.
Протоиерей Павел
– Хорошая мысль.
К. Мацан
– Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Протоиерей Павел Великанов, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры и заведующий кафедрой богословия Московской духовной академии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии также Марина Борисова и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Мацан
– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и я, Константин Мацан. У нас сегодня в гостях протоиерей Павел Великанов, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде, заведующий кафедрой богословия Московской духовной академии.
М. Борисова
– Отец Павел, когда вот вы, да, мы продолжаем, напоминаю слушателям, что мы продолжаем обсуждать замечательный портал Богослов.ru, который уже третий раз рождается на наших глазах, и все проблемы, которые с этим связаны. Вы как-то, анализируя еще в те годы статистику аудитории, говорили, что большинство ее составляют мужчины, причем священства там процентов двадцать. И наиболее активными, естественно, являются Москва и Питер, а регионы, как вы сказали, присутствуют в гомеопатических дозах.
Протоиерей Павел
– Увы, это так.
М. Борисова
– Это все осталось по-прежнему?
Протоиерей Павел
– Ну на сегодняшний момент – да.
М. Борисова
– Это отражается на характере самой дискуссии и на тематике, которая вызывает больший интерес?
Протоиерей Павел
– Знаете, сложно сказать. Вот такую линейную зависимость я бы побоялся выстраивать, потому что все зависит от специализации того или иного участника. У нас, к сожалению, в нынешнем состоянии все-таки богословские ресурсы очень скудны. Понятно, что Москва по количеству университетов, по общему уровню интеллектуального развития, по включенности в те или иные процессы университетской среды, да и не только, она совершенно на другом уровне находится, чем даже крупные центры в регионах. А если мы из этого делаем еще более узкую выборку, связанную с богословием и смежными дисциплинами, то ситуация, конечно, она почти удручающая. Хотя, правды ради, следует сказать, что в некоторых и областных центрах, и некоторых регионах рассеяны, как такие, знаете, драгоценные жемчужины, очень хорошие, умные и узкие специалисты по тем или иным церковным наукам – по церковной истории, по литургике, там по апологетике. Они могут находиться очень далеко, но при этом они действительно вот как такие вот сокровища разбросаны. Так вот для того, чтобы все это взаимодействовало друг с другом, чтобы была некая рецепция научного развития, потому что науки нет без среды, мы и задумывали Богослов.ru как открытую площадку, куда может батюшка где-нибудь из Тобольска вступить в дискуссию с нашим выпускником, который сейчас учится в Сорбонне, например, да, а потом присоединятся к нам священник или там студент из Джорданвилля, из Америки. И вот это отсутствие географических границ, оно дает совершенно иное качество обсуждения. Это, знаете, вот когда я пришел к нам учиться, в нашу Московскую духовную школу, в семинарию, через какое-то время стало понятно, что тяжелейшее наследие советского времени – это именно внутренняя закрытость. Ведь в советское время Церковь, а тем более духовное образование, оно было жестко маргинализировано, его не выпускали за те ригидные рамки, которые были установлены государством. А к чему это приводило? Естественно, к тому, что внутри казалось, что все очень хорошо, что бы ты ни сделал, оно прекрасно. Почему, потому что сравнить не с чем. Но как только эти границы упали, как только появилась возможность сравнивать, условно там, советскую филологию и церковную филологию, и вот тут стало понятно: слушайте, да, нам есть куда развиваться, есть куда двигаться. Меня очень радует, что за эти вот 30 лет, как я нахожусь в Духовной академии, начиная со студенчества и по сей день, на моих глазах произошел существенный рывок в качестве образования и в качестве преподавания. То есть то, что было там 30 лет назад и то, что сейчас – ну это небо и земля.
М. Борисова
– Но и преподавательский состав изменился.
Протоиерей Павел
– Преподавательский состав изменился. И на глазах выросли молодые специалисты, как пришедшие со светским образованием, так и не имеющие светского образования, но влюбившиеся в ту или иную тему и постепенно вот набравшие достаточно высокий потенциал, научный именно потенциал в том направлении, которое для них оказалось близким. Причем иногда бывают совершенно невероятные вещи. Например, один у нас есть отец Сергий Пантелеев, диакон, вот он стал специализироваться, например, в армянской традиции. И достаточно преуспел именно как исследователь, как ученый. Казалось бы, ну где православие, а где там армяне. То есть это тайна, вы знаете, это тайна. Всякий раз, когда на это все смотришь, убеждаешься в том, что Церковь это не хаотическое единство разных элементов, а это действительно живой организм, в котором есть голова, и вот эта голова, она сама подтягивает кого надо, кого не надо, наоборот, в стороночку так убирает. Так что у меня есть пока есть надежда, что новая генерация священников, которая выходит сегодня из духовных наших школ, они будут не только пастырями, душепопечителями, но они уйдут на приходы с хорошо развитым вкусом к богословствованию.
К. Мацан
– В одном из ваших постов в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) какое-то время назад я такую вещь прочитал, которая, мне кажется, очень релевантна нашему разговору нынешнему. Вы поделились информацией, если я не ошибаюсь, о кончине одного уважаемого пастыря, богослова. Просто не помню, кто это был, поскольку мне его имя, к своему стыду, было неизвестно. Вы написали, что это представитель богословия не от начетничества, а от практики духа. Вот такое разделение провели: начетничество и практика духа. Вот это о чем?
Протоиерей Павел
– Да, я помню, о чем речь. Это, на мой взгляд, гениальный богослов XX века, старец архимандрит Эмилиан (Вафидис). Человек, который сыграл ключевую роль в возобновлении духовной жизни на Святой Горе Афон, он был игуменом монастыря Симонопетра. И можно сказать, что именно с него началось возрождение афонской традиции внутреннего делания, которое по сей день оно вот налицо. Его труды, он никогда ничего не писал, все его труды представляют собой расшифровку его бесед и проповедей, но когда начинаешь их читать, происходит шок: насколько, с одной стороны, он укоренен в традиции святоотеческой и насколько легко он богословствует, не боясь каких-то границ. Вот я не могу назвать ни одного другого богослова, который бы совмещал в себе вот эти две стороны. Потому что, с одной стороны, очень часто человек, который решает богословствовать, он выходит в искусственное построение каких-то своих моделей, которые, естественно, легко вылетают за границы православного Предания. Человек, который боится выйти за границы Предания, он зажат, и в нем не чувствуется этой легкости полета духа. Так вот у Эмилиана есть и то и другое. Особенно меня потрясли книги, обращенные, казалось бы, к совершенно узкой касте внутри Церкви – это монашествующие. Там толкования подвижнических слов аввы Исаии или Макария Великого. Ну уж, как говорится, более специализированной аскетической литературы едва ли можно найти. А он просто комментирует. Что значит комментирует? Он зачитывает там одно правило, и после этого рассказывает, то есть перелагает его в применении к сегодняшнему моменту вот к этой братии, которая его окружает. Слушайте, ну это потрясающе. Я, человек семейный, не имеющий к монашеству никакого отношения, я читаю и просто в полном восторге, думаю: как же это так он может писать? Ну условно говоря, он там, пишет, что монашество – это жизнь с другим. У меня глаза на лоб вылазят: что значит? Я всегда читал во всех книжках, что кто такой монах – «монос», «монахос» – это значит один, человек, который... Он говорит: нет, говорит, ребята, нет, монашество это жизнь с другим. Под другим имеется в виду другой с большой буквы. то есть тот человек, который в твоей жизни после Бога становится на втором месте. Если женатый человек понимает, что это да, это вот вторая половина, твоя семья – это тот самый точильный абразив, об который тебя обтачивает. Так у монаха то же самое, только у него духовник. И когда понимаешь, что нормальные отношения между монахом и духовником это такие же, как отношения внутри семьи, то все остальное становится на свои места. И вот эти советы, когда он пишет, что там, значит, что в первую очередь надо сделать монаху после того, как он там, условно говоря, проснется... Вот как вы думаете, что должен в первую очередь монах сделать после того, как он проснется?
К. Мацан
– Умыться.
Протоиерей Павел
– Вот духовное делание, упражнение, которое, какое надо сделать в первую очередь?
К. Мацан
– Я не знаю.
М. Борисова
– Вы нашли, у кого спрашивать про монахов.
К. Мацан
– Ну спросить у собрата, как он спал, как дела, как ситуация.
Протоиерей Павел
– Ну что-нибудь такое, да. Он говорит: надо навестить болящего. Вот ты проснулся – в первую очередь подумай, кому ты можешь принести кусочек тепла и кому сейчас хуже, чем тебе. Понимаете, вот это такая сосредоточенность на ближнем, это просто я бы сказал, влюбленность в ближнего, она у него сквозит сквозь все его труды. То есть для него другой человек это не ад, это не проблема, это какое-то невероятное поле для творческой деятельности. И именно в этом он видит монашеское, ну не просто условие, это как бы полигон для возрастания духовного. Я все это читаю и думаю: подождите, да причем тут монахи, монахи вообще ни при чем. Это же вот, пожалуйста, переноси в семейную жизнь. Радуйся, когда приходишь домой, видишь там кислые лица твоих домочадцев, подумай, чем ты их можешь там подбодрить, вдохновить. Оно работает там и там. И вот поэтому для меня труды отца Эмилиана, они являются своего рода неким камертоном православной духовности. Почему, потому что в них разлита любовь. И эта любовь, она не сюсюканье, не какая-то там вседозволенность или потакание, эта любовь как искусство возделывания посредством другого человека своей собственной души, ее способности быть приемником Божественной любви и Божественной благодати.
К. Мацан
– Но это богословие.
Протоиерей Павел
– Это богословие, чистое богословие.
К. Мацан
– Потому что, вот как раз таки к тому, с чего мы начали, что в таком обыденном массовом сознании богословие это какое-то умничанье, желательно на древнегреческом, вот про догматы.
Протоиерей Павел
– Да, безусловно, местами латынь, можно, конечно, так, с вкраплениями древнееврейского.
К. Мацан
– Если то, что вы сейчас говорите, так интересно пересказываете, это тоже богословие или не тоже, а в первую очередь богословие...
Протоиерей Павел
– Это в первую очередь богословие, конечно. Богословие составляется, соединяется, вот на мой взгляд, из двух принципиальных вещей. Первая – это наличие реального опыта трансцендентного, опыта переживания Божественного. Если у человека нет этого опыта, он может хоть наизусть вызубрить Священное Писание и знать всех отцов и в подлиннике, и во всех переводах, но он не то что не станет богословом, он и близко не подойдет к богословствованию как таковому. И второе, что не менее важно, это способность этот опыт превратить в слово. Причем я даже скажу так: не только в слово. Богослововать можно всем, можно даже половой тряпкой богословствовать. Вот опять-таки, возвращаясь к Барселоне, ходили мы, смотрели Саграда Фамилия Гауди. И вот, несколько раз проходя вокруг собора, ловил себя на мысли, что вот это еще не законченное как бы строение, этот удивительный шедевр такой архитектуры модерна, по сути, является ведь тоже мощнейшим богословием. Не только потому, что там заложены смыслы. Я смотрел на фигуру Спасителя на фронтоне Страстей, и вот, всматриваясь в нее, ловил себя на мысли, что там Христос не висит – Он стоит и держит руками все мироздание. Хотя, казалось бы, католическая традиция, она изображает Христа таким вот, ну вот гораздо более в чувственном виде – в мучениях, в этом крике, беспомощности. А там Он, изображенный в вполне такой модернистской традиции, я бы даже сказал, в крайне модернистской, Он стоит и держит на Своих распятых руках все мироздание. Это такое торжество, это такая мощь. Или когда там рядом изображены изваяния, ну скульптуры, значит, стражников, с отсутствием лиц – то есть это просто такая вот яйцеобразная форма, где нет ни носа, ни рта, ни глаз, ничего. Или там плат Вероники, когда она тоже, у нее нет лица, и понятно, что это лицо, оно ожидает быть отпечатанным тем ликом, который вот сейчас оказался на убрусе, который у нее в руках. То есть это тоже богословие, и причем это богословие, оно не, как сказать, оно не в статике, оно в динамике. Ты смотришь на этот вот ансамбль, на это многоголосие смыслов и символов и понимаешь, что они не застывшие, они играют, они взаимодействуют друг с другом. Оно превращается в какую-то совершенно грандиозную литургию в камне, в этих материалах, в этих переливаниях не только смыслов, но и отблесков друг от друга. Это потрясающе.
К. Маца
– Протоиерей Павел Великанов, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде, заведующий кафедрой богословия Московской духовной академии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
М. Борисова
– Вот обсуждать такие глубокие вещи в интернете получается в полном объеме? И потом ведь Богослов существует еще и в варианте соцсетей. И есть ли разница?
Протоиерей Павел
– Вы знаете, разница существенная. Все-таки в социальных сетях наша деятельность, она носит дополнительный характер, но не основной. Потому что опять-таки, любая социальная сеть – это такое море разливанное, без берегов. Когда вы оказываетесь внутри портала, то дискуссии на портале, они качественно отличаются от любых обсуждений в соцсетях. Именно в связи с тем, что человек уже имеет другую как бы мотивацию: он пришел на этот портал, он хочет участвовать в этой дискуссии и, конечно, он ни на что другое уже не отвлекается, он гораздо в большей степени вовлечен в этот разговор. Ну и, как вы понимаете прекрасно, не менее значимым здесь является возможность модерировать круг участников разговора. Все-таки никакая социальная сеть вам такой возможности не даст. Вы не можете быть застрахованы от того, что окажетесь объектом атак каких-нибудь, желающих вбросить провокативные заявления там или обругать вас. Все-таки возможность нам самим управлять ходом дискуссии посредством модерации, она позволяет уже нам решать, какой градус напряженности дискуссии мы считаем нужным поддерживать – либо его повысить, либо, наоборот, ее немножко сделать более формальной, более сухой. Написать там в частных письмах обращения к участникам, что давайте ну не будем там оскорблять друг друга. То есть портал превращается в институт соединения разных людей и даже, не побоюсь сказать, воспитания. Все-таки мы заинтересованы в том, чтобы богословская культура разговора, она у нас повысилась.
М. Борисова
– А вам удалось хоть раз провести полноценную научную дискуссию на портале?
Протоиерей Павел
– Понимаете, в чем дело, у нас такой задачи-то не ставилось. Все-таки научные дискуссии проводятся прежде всего в формате либо больших, ну не обязательно больших, разного формата они могут быть, и больших, и средних, и малых публикаций печатных, это научные журналы, либо это уже формат конференции. Мы хотя и по факту является таким богословским журналом, но мы как-то не старались, не стремились к тому, чтобы нас ввели в перечень ВАКа или каким-то образом подтвердили научный уровень того, что у нас публикуется. Пока у на такой задачи не стояло. Хотя, может быть, мы к этому и придем в какой-то момент. И я думаю, что мы к этому потихонечку движемся. Почему, потому что в новом варианте портала у нас появился такой раздел как «Тема недели», где мы стараемся создать высокую плотность информации по какому-то конкретному вопросу. И вот здесь начинаются очень интересные такие, знаете, я бы сказал вбросы со стороны специалистов по тому или иному вопросу. Они начинают ругаться: что это такое, а почему вы таких-то специалистов или такие книги упомянули, а вот этот труд почему вы забыли? А мы не знали, что такой труд есть. Но вот это же и есть то самое взаимообогащение, которое возможно только в соответствующей среде. Я не знаю, будем ли мы ставить задачей нашего портала проведение именно таких вот именно фундированных научных дискуссий, не знаю, посмотрим. Если будет такой запрос и это будет удобно делать на портале, то почему бы и нет.
К. Мацан
– Мы время от времени обсуждаем в этой студии с гостями такую проблему, как то, что в церковном сообществе так или иначе существует представление, что богословие это в очень большой степени сегодня историческая такая дисциплина. Это либо патрология, то есть рефлексия на тему из писаний святых отцов, или дискуссии по каким-то существенным моментам этих писаний. Или это речь о церковной истории, о событиях, о той или иной традиции литургики. При этом в тени остается богословствование по собственно актуальным современным богословским темам, которых в историческом богословии не могло возникнуть – тема технологий, тема каких-то политических процессов, не знаю, тема экологии, например, и так далее. Вот насколько вообще для портала Богослов.ru, для новой его версии и для вас, как главного редактора этого портала, вот эта проблема актуализации богословия, богословствования стоит?
Протоиерей Павел
– Вы знаете, она стоит острейшим образом. Но она не может быть решена только путем создания правильных текстов и правильных слов. Наших прихожан надо учить не бояться свидетельствовать о личном опыте веры. Недавно на нашем приходе, на Пятницком подворье, по субботам мы стали проводить такую духовную практику... Я не вижу ужаса в ваших глазах и напряжения – странно.
М. Борисова
– Нас трудно тут чем-то удивить.
Протоиерей Павел
– Духовная практика молитвенного чтения Священного Писания. Что это такое? Это собирается группа из там пяти, не знаю, десяти, пяти – десяти человек, каждый приносит с собой Евангелие, есть координатор этой группы. Сначала все несколько минут просто молчат, успокаиваются, так приходят в мирное состояние духа. После этого читается отрывок из Евангелия. И какое-то время опять-таки все молчат и смотрят, что в твоем сердце откликается на эти слова. Есть своего рода стоп-лист, который включает в себя любые известные наличествующие комментарии святых отцов, батюшек-проповедников, апологетов, экзегетов и так далее. Ты должен заглянуть внутрь себя и посмотреть, что у тебя из глубины твоей души поднимается на поверхность, когда ты слышишь эти слова. Причем вовсе не обязательно, что это будет согласие, или там восторг, или: о, наконец-таки я прозрел, я понял! Может быть прямо противоположное. Это может быть гнев, это может быть решительное несогласие, недоумение и так далее. И человек выводит это на поверхность, он это проговаривает вслух всем остальным. И так по очереди они друг друга слушают, очень короткие, не сильно лимитировано, но вот в разумных пределах. После этого они уже начинают все вместе это обсуждать. И я вот что хочу вам сказать. Когда один раз у нас не удалось провести такое молитвенное чтение, народ очень сильно расстроился. Я был потрясен, когда они написали мне, что наше качество присутствия на богослужении на литургии, то есть на следующий день уже, оно совершенно другое, когда мы через такое молитвенное чтение Священного Писания входим в воскресную службу. Вот для меня это и есть опытное богословствование. Не от прочтения книжек, а от того, когда люди открывают свои сердца действию благодати Святого Духа и понимают, что это не обслуживание какой-то абстракции, вот Бог, Он здесь сейчас, Он входит, Он действует, Он подсказывает. Это тот самый Дух, Который наставит вас на всякую истину, Он никуда не исчезал из Церкви. Другое дело, что мы Его боимся, мы не знаем, как на Него настроиться, мы не знаем как Его удержать, мы не понимаем, не можем различить, в каком духе мы находимся. Как апостол Павел, обращаясь к первым христианам, говорит: постоянно себя исследуйте, в вере ли вы ходите, дух ли Христов в вас или дух лестчий, или дух антихристов. Для них это был вещи, которые ну вот как для нас там: ты голоден или ты сыт? Да, я сразу мог ответить. А у нас, к сожалению, вот какая-то, не знаю даже, как это сказать, не то что богословская беспомощность... Страх. Это страх, страх ошибиться. Поэтому, это, знаете, на что похоже? Вот когда у ребенка травматичные родители, они могут после первой неудачной попытки ребенка рисовать, на всю жизнь отбить ему желание рисовать. Вот мне кажется, что-то такое у нас где-то там сидит. Мы страшно боимся богословствовать – а вдруг мы сейчас впадем в какую-то ересь, и все, и сразу гореть нам в геенне огненной.
М. Борисова
– Вы как-то сказали, что доступность информации ведет к атрофии способности думать длинными мыслями. Вот Богослов, он способствует этому?
Протоиерей Павел
– Да, без всяких сомнений. У нас в основном лонгриды. Хотя в новой версии портала мы особое внимание уделяем более коротким и очень плотным по представлению информации так называемым кейсам, которые позволяют прежде всего учащимся, студентам разных учебных заведений быстро получить правильную и очень такую работающую точку входа в тот или иной вопрос, в специализированный, узкий богословский вопрос. Тут работает целая команда людей, грамотных богословов, философов, которые пишут нам этим материалы. Это не Википедия, это не энциклопедия, это именно такой вот кейс для того, чтобы облегчить первичный труд проработки базовой информации. То есть у нас наряду с лонгридами есть и достаточно короткие такие публикации. Очень хотелось бы, чтобы появились с течением времени у нас и видеоматериалы, которые на западе очень популярны, где в формате компоузинга – такой примитивной самой мультипликации, – даются базовые представления о важных там философских вопросах, о ключевых личностях. Ну вот по богословию, например, я такого не видел, даже в западном университетском мире.
К. Мацан
– Вы заговорили об этом присущей нам боязни богословствовать и вдруг впасть в какую-нибудь ересь, поэтому лучше не начинать. Я в одной дискуссии такую мысль услышать от священника, тоже вот к нему обратились с вопросом: вот если я начну трактовать сейчас для себя Священное Писание, что-нибудь там натрактую, и мне потом, не знаю, скажут: вот, ты еретик. Священник с грустью ответил: нет, вам не скажут, что вы еретик. Потому что если вы что-то не так протрактуете в Священном Писании, никого это не будет волновать. А вот если вы в литургии какой-нибудь чин попытаетесь изменить – вот тогда вам скажут, да, что вы еретик. Вы видите эту проблему?
Протоиерей Павел
– Да. эта проблема существует, и она опять-таки связана со страхом, она связана с тем, что нам кажется, Бог очень легко может быть пойман в наши силки ритуала. Вот правильный ритуал – это как у хорошего охотника: грамотно расставленные силки – в них обязательно попадется зверушка. Но а если посмотреть на все наши ритуалы с другого ракурса. Вы помните, у Конфуция есть эта мысль о том, что ритуал, он структурирует течение жизни, он структурирует время, он структурирует пространство. И вот если с такой точки зрения посмотреть на то, что происходит у нас, то любые наши даже самые простейшие ритуалы, они неизбежно будут требовать верификации, подтверждения. Ты вот прочитал утренние молитвы. Ты настроился на Божественную красоту? У тебя что-то там аукнуло внутри, откликнулось? Или ты просто поставил галочку, побежал дальше, потому что тебе до Бога дел нет, а Богу до тебя дела нет. Тогда вопрос: а кому это надо, Богу? Нет. Тебе? Нет. Духовнику? Нет. А кому? И я думаю, что вот то что вы говорите, нет у нас, к сожалению, высокой культуры, да, высокой культуры переживания религиозной традиции в ее связи с моей конкретной жизнью, вот этой, не знаю, как сказать, персонализацией что ли религиозного опыта. А это неизбежно будет приводить к такой жизненной шизофрении, раздвоению: когда в религиозной жизни у вас, казалось бы, все нормально, но как только вы переступаете порог храма, как только вы уходите из церковной среды, срабатывает тумблер, и вы начинаете жить совершенно по другим законам. Возвращаетесь в церковь – опять: хоп, обратно. Вот этой раздвоенности в принципе быть не может. Это неправильно. Это как раз таки показатель того, что мы не настроились, у нас внутри ни зазвучала эта Божественная музыка. Потому что когда она зазвучала, у нас нет никакого желания выключать.
К. Мацан
– Пусть наша сегодняшняя беседа станет таким стимулом для всех нас, вот в духе того, о чем отец Павел говорил, что не богословствовать – это странно. Прийти к этому осознанию и, не боясь, богословствовать. А вот чтобы богословствовать с умом и не от ветра головы своея, и не вот как тот ребенок, только научился рисовать, значит, зайчика, чтобы идти дальше – читайте портал Богослов.ru.
Протоиерей Павел
– Аминь. Спасибо.
К. Мацан
– Марина Борисова, я Константин Мацан. А с нами сегодня в студии был главный редактор портала Богослов.ru, настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры, заведующий кафедрой богословия Московской духовной академии, протоиерей Павел Великанов. До свидания.
М. Борисова
– До свидания.
Протоиерей Павел
– Всего доброго.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер