У нас в гостях был режиссер театра и кино, актер, продюсер Виталий Салтыков.
Мы говорили об отражении современной культуры в кинематографе, о теме отцов и детей, а также о разнице языка авторского и массового кино.
Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели. В студии светлого радио приветствуем вас мы: Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин —
А. Пичугин
— С удовольствием представляем гостя: ближайший час, эту часть «Светлого вечера», вместе с нами и с вами проведет Виталий Салтыков, театральный и кинорежиссер, продюсер и актер. Здравствуйте.
В. Салтыков
— Добрый день.
А. Митрофанова
— Можно еще добавить этому списку — цирковой режиссер. Это вообще особое искусство. Я удивляюсь, Виталий, вы в себе сочетаете так много разных направлений и жанров.
В. Салтыков
— Да.
А. Митрофанова
— Скромно. Хочу поздравить вас с премьерой: картина, которая сейчас вышла на экраны — «Куда течет море». Фильм, который вы сняли, это инфоповод для нашей сегодняшней встречи и разговора. Когда вы к нам приходили первый раз, мы с вами разговаривали об Иване Шмелеве, потому что вы поставили два спектакля по произведениям этого автора. И спектакли, конечно, очень сильные по своей степени воздействия на зрителя. «История любовная» — это такая лирическая тема, а «Солнце мертвых» — тема невероятно тяжелая, и я выплакала все глаза на этом спектакле. А фильм, который вы сняли — фильм «Куда течет море» — он совершенно про другое. И вот для меня, как для зрителя, конечно, было удивительно обнаружить там несколько новелл-размышлений о мире глазами ребенка. Или судьбе ребенка в непростых обстоятельствах — там, где его оставили родители или история ребенка, когда он чувствует, что с мамой что-то не так и, может быть, мама даже и не очень его и любит. Вот вся эта детская тема, как мне кажется, это один из главных моментов, один из главных нервов нашего времени. Я увидела это кино и подумала — а может быть, это и правда так? Ведь не художники неслучайно обращают внимание на те или иные болевые точки — значит, действительно, что-то очень сильно болит. Что подтолкнуло вас взяться за такую историю?
В. Салтыков
— На самом деле, конечно, всяких поводов было множество. И эта история не была сочинена за один присест, она накапливалась. И вы очень правильно сказали — действительно, есть какая-то причина, которая называется боль. Потому что сегодняшний мир он как-то странно устроен. У нас есть ежесекундная возможность общаться с кем угодно, будь-то мы находимся в пределах одного района, города или вообще на разных концах Земли, то есть такая возможность есть. Но при этом слово «одиночество» масштабы свои не уменьшило — люди все равно...
А. Пичугин
— Одиночество новые грани приобретает — с развитием этих технологий люди становятся одинокими совершенно в ином смысле.
В. Салтыков
— Совершенно верно. Какое-то странное наблюдение: если раньше — я сравниваю свою нынешнюю жизнь с временами студенческими, — то есть это как-то было... Не знаю, может быть, у нынешних студентов это так же, как и у меня, когда я учился, но таких кухонных замечательных бесед, когда мы за чаем собирались и обсуждали вот только-только вышедшее на экран кино. Помните, был «Полет над гнездом кукушки» Формана? Я помню, что мы с друзьями сидели до утра и просто бились, спорили: кто что увидел, кто что не увидел, — вот чего-то такого я не наблюдаю давно.
А. Митрофанова
— Это то, что называется «общее смысловое поле», которое, говорят, сейчас у нас отсутствует.
В. Салтыков
— Да. Потому что соцсети — все равно это какая-то игра: «я хочу быть вот таким». И зачастую происходят смешные вещи, — когда ты читаешь посты какого-то человека и думаешь: Боже, что это, кто это вообще? А потом встречаешься с ним — а это вообще другой человек! Он говорит: «Да это моя маска, я в это играю».
А. Пичугин
— А уже выросло поколение, да и второе поколение, которые плохо себе представляют вообще мир без виртуальной реальности. И соответственно, то, о чем вы говорите — кухонные посиделки до утра, обсуждение вышедшего фильма, обсуждение журнальной статьи — я все-таки застал это время... Поэтому, когда я смотрел фильм Серебренникова «Лето», недавно вышедший, я попытался посмотреть его не глазами человека... Я помню день смерти Цоя прекрасно: я был в пионерлагере, пришли и рассказали, что умер Виктор Цой. Правда, я плохо представлял на тот момент, кто это, я был маленький. Но умер Виктор Цой. Я все-таки представляю это время. А та аудитория, на которую он рассчитан, во многом с трудом, наверное, понимает, что это такое, почему они собирались так, почему они вот такие. Они другие же совсем.
В. Салтыков
— Очень здорово вспомнили. На самом деле, я очень с большим интересом смотрел этот фильм, потому что это вообще моя юность. Я был саксофонистом...
А. Митрофанова
— То есть вы еще и саксофонист.
В. Салтыков
— Да. Я даже играл в рок-группе, и даже в той группе, где играл Виктор Цой, на бас-гитаре поначалу. Группа называлась «АУ».
А. Пичугин
— Вы в «АУ» играли? Надо же.
В. Салтыков
— Да, я играл в группе «АУ». Мне было 17 лет.
А. Пичугин
— То есть вот тот сквозной персонаж, который...
В. Салтыков
— «Свин».
А. Пичугин
— Да.
В. Салтыков
— Это наш фронтмен.
А. Митрофанова
— Вы сейчас говорите об определенной эпохе, и я понимаю, что это тот бульон фактически, в котором вы варились, он вас пропитал. И вы понимаете прекрасно, о чем идет речь. Но возвращаясь к разговору о вашей картине — ведь фильм уже в прокате, и вы уже получаете зрительские отзывы. Скажите, пожалуйста, возвращаясь к разговору о той боли, общей, понятной многим из нас, связанной с родительско-детскими отношениями, — вы получаете какие-то отзывы от людей, которым не 35-40+, а которым 20+, например?
В. Салтыков
— Конечно.
А. Митрофанова
— И что они говорят, посмотрев вашу картину, где обозначены такие острые углы?
В. Салтыков
— Я неслучайно начал говорить о том, что мир, несмотря на идеальную возможность для общения, он все равно разобщен. И может быть, разобщение более глобальное, чем было раньше. И, возвращаясь к теме боли и к теме детства, хотя у нас фильм не только про детей, он в равной степени и про взрослых — про взрослых, которые были детьми, но подзабыли о том, что они были детьми. Вот, наверное, так бы я сформулировал. И как раз я хотел сказать, что эта больная точка как раз ищет какого-то лечения, выхода. И они как раз — эти ответы на эти вопросы — они находятся в области, где живут дети. Или взрослые люди, которые оставили в себе еще ребенка, они как бы не предали его. Поэтому, наверное, мы и заговорили на эту тему с нашим зрителем. А если отвечать на вопрос по поводу реакции молодого поколения на наш фильм, она пока очень максималистическая — вот то, что я увидел. У нас прошли премьеры в Питере и в Москве — знаете, первый план всегда такой эмоциональный, но в основном это такие оценки: «круто», «задело», «зацепило». Но вот, к сожалению, пока такого мощного разговора, который я ждал, его еще не было. Я думаю, что такие разговоры впереди. Мне бы очень хотелось в этом разговоре поучаствовать. Потому что, например, наша главная героиня, относительно главная, фильм достаточно сбалансированный и каких-то основных...
А. Митрофанова
— Фильм состоит из нескольких новелл и при этом есть сквозная история, где девушка разговаривает с неким экспертом.
В. Салтыков
— Катя Морозова. Мы ее прямо с ходу утвердили, прямо, как она возникла. Я посмотрел на нее — мне был нужен максималистически настроенный персонаж, то есть только такой человек мог сделать то, что делает наша героиня в фильме. Я не буду подробно рассказывать, для того, чтобы зрители сами имели возможность посмотреть. То есть человек более взрослый, наверное, на такое бы не решился. А если бы решился, то он бы сделал всё по-другому. Вот именно человек, находящийся в возрасте, когда ребенок превращается во взрослого человека, способен на такие максималистические шаги — наивные, может быть, формулировка там очень наивная. То есть там нет каких-то притязаний на такие философские размышления особого уровня, тончайшего, — там всё достаточно просто.
А. Митрофанова
— Вы сказали, что вам хотелось бы какого-то большого разговора со зрителями по поводу фильма. А о каком разговоре вы говорите? На какой разговор вы хотите вытащить людей? Вот что вам хотелось бы вскрыть? И какая там главная тема?
В. Салтыков
— Ну, разговор затрагивает очень много зон. Одна из зон, которая мне очень интересна — мне очень интересно, как пройдет прокат. Потому что мы имели долгие размышления и дискуссии с кинотеатрами и с представителями киносетей, которые нам говорили, что, во-первых, у вас русское кино — вы как бы успокойтесь...
А. Пичугин
— У нас разве в кинотеатрах русскому кино не зеленый свет?
В. Салтыков
— Вообще, первое, что нам сказали: ребята, у вас проблема — у вас русское кино.
А. Пичугин
— Приходишь в кинотеатр, садишься, смотришь две трети трейлеров, которые показывают перед началом сеансов — это русские фильмы.
В. Салтыков
— Нам сказали о том, что вы не рассчитывайте на то, что как-то будет вообще всё хорошо — вообще, всё будет очень плохо. И если у вас получится какое-то количество копий...
А. Митрофанова
— Да, прокат у нас дело загадочное.
В. Салтыков
— Аттракцион такой.
А. Митрофанова
— С предсказуемым результатом.
В. Салтыков
— Я сейчас не буду говорить имена и фамилии. Я имел очень долгий часовой разговор с программным директором одного из крупнейших телевизионных каналов, который, посмотрев кино, долго рассказывал мне, какое оно хорошее, какое умное и какое тонкое, а потом сказал: «Но взять его не смогу».
А. Пичугин
— Как под копирку все эти разговоры...
А. Митрофанова
— Все-таки, возвращаясь к вопросу о разговоре со зрителем. Вот тот масштабный разговор с молодыми людьми, которого вам хотелось бы — о чем? Что вы пытаетесь пробудить или куда-то попасть — во что-то, в какое-то место внутри нас?
В. Салтыков
— Буду говорить о простых вещах. Сам фильм — это уже начало разговора, то есть мы уже разговариваем со зрителем. Он смотрит и то, что в нем откликается, это и есть разговор. Мне только хочется вербализации того, что зритель увидел — то, что в нем отозвалось, то, что в нем возникло. И мне, конечно, очень хотелось бы услышать и поговорить с молодой аудиторией. При первом приближении этот разговор состоялся. То есть первое впечатления какие-то — как я уже сказал, достаточно обрывочные, короткие, эмоциональные, но без особой аналитики. А мне, конечно, хотелось бы, знаете, — вот прошло время, эмоции улеглись, возникли какие-то мысли, какие-то образы влетели в человека, остались, либо вылетели — вот интересно, что осталось по итогам какого-то времени, течения времени. Что в человеке закрепилось? Мне, конечно, интересно услышать именно от молодых людей.
А. Митрофанова
— То есть обратная связь. Скорее, вот это важно.
В. Салтыков
— Обратная связь. И еще такой есть момент странный. Недавно, по-моему, у Водолазкина было в интервью, где он сказал, что эпоха постмодернизма как-то заканчивается, начинается эпоха погружения. И мне очень нравится это выражение — мне кажется, что эта эпоха погружения она вот-вот наступает.
А. Пичугин
— Никто не дал точного определения эпохи постмодерна.
А. Митрофанова
— Эпохи погружения тоже.
В. Салтыков
— Это же на ощущениях.
А. Пичугин
— Да, на ощущениях, постмодерн он на ощущениях Уайет — постмодерн и это постмодерн — так они на 180 градусов различаются.
В. Салтыков
— Ну, как я понимаю, момент пресыщения всем и вся — то есть когда всё, что ты хотел, ты получил. Что ты хочешь увидеть, ты увидел. То есть неспроста возникло воспоминание про «Полет над гнездом кукушки» — какие мы были голодные до чего-то вот такого...
А. Митрофанова
— Сущностного.
В. Салтыков
— Сущностного, настоящего. Хотя вот сейчас пересматриваешь советское кино — так оно прекрасное было. А советская живопись? Была прекрасная выставка «Окна в Россию», она вообще изумительная. Просто мы этого не видели по каким-то причинам.
А. Митрофанова
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня театральный и кинорежиссер, цирковой режиссер Салтыков. И инфоповодом для нашего разговора стал выход в прокат картины «Куда течет море». Это фильм Виталия о судьбах нескольких детей и нескольких взрослых, которые в разной степени перестали или не перестали быть детьми. И не будем сейчас говорить о содержании фильма, хочется поговорить о киноязыке и об этом самом начале, что вы почувствовали, эпохи погружения.
А. Пичугин
— Единственное, что я хотел бы уточнить, потому что не совсем понятно. Если кто-то будет искать по поисковикам этот фильм, может найти информацию о том, что довольно давно, еще 5 лет назад, короткометражка «Куда течет море», первый российский фильм, который попал в шорт-лист Манхэттенского фестиваля короткометражного кино. То есть это был какой-то кусок, законченный фрагмент? Или что это?
В. Салтыков
— На тот момент, действительно, так и происходило. У нас была задумка сделать большое кино, но возможностей и ресурсов не хватало. Поэтому получилось сделать короткометражку.
А. Митрофанова
— С Оксаной Акиньшиной.
В. Салтыков
— Да, с Оксаной Акиньшиной в главной роли, и с Иваном Ивановичем Краско. И на тот момент не всё было хорошо по выходу картины — было очень много сложностей. И представители российских фестивалей нас очень... ну, не критиковали, а снисходительно учили, как и что нужно делать, что нужно картину перемонтировать, что она такая и такая. Но была во мне какая-то доля упрямства, и я говорил, что не хочу ничего переделывать: она так сочинилась, она так сложилась, пускай она будет такой. Он говорит: «Ну, ничего у вас тогда и не получится». — «Ну и ладно». А потом вдруг стечение обстоятельств, и мы оказались в десятке финалистов Манхэттен-шорта. А если по большому счету говорить — отсматривается порядка 10 тысяч фильмов и выбирается 10. И до нас по каким-то странным обстоятельствам ни один российский фильм туда не попадал. То есть это попадание действительно было событийно.
А. Пичугин
— И тут же реакция этих же людей совершенно обратная: ребята, да у вас такое кино! Нет?
В. Салтыков
— Тех, которые за океаном?
А. Пичугин
— Нет, не за океаном, а здесь в России, тех, которые вам говорили, что надо перемонтировать и это никуда не годится.
В. Салтыков
— Ну, про пророков в отечестве мы знаем всё. Я прочитал столько критики в интернете про наше кино. Сначала очень болезненно это воспринимал, а потом я понял, что это диагностика какая-то.
А. Пичугин
— Нет, я к тому, что после того, как фильм попал в шорт-лист, те же самые люди, которые вас критиковали до этого, как это часто бывает — не поменяли тут же свое мнение на противоположное?
В. Салтыков
— Мы с ними больше не виделись.
А. Пичугин
— Понятно.
А. Митрофанова
— Ну и ладно. А можно мы теперь к той части разговора, где вы привели в пример Евгения Водолазкина с его высказыванием про конец эпохи постмодерна, по его ощущениям (и вы с ним в этом ощущении совпадаете), и начало эпохи погружения. А как вам кажется, в чем? Какими могут быть признаки этой эпохи погружения и в чем она выражается?
В. Салтыков
— Это, наверное, все-таки более ответственное отношение к жизни. Вот, знаете, у меня есть такой образ, он меня преследует очень долгое время — человек с тележкой из супермаркета. Вот человек идет и закидывает в эту тележку всё, что ему предлагается на полках, иногда даже не обращая даже внимания на срок годности.
А. Пичугин
— Совершенно ненужные вещи.
В. Салтыков
— Просто сказали: положи вот это. А потом сказали: положи вот это. И он такой раб и слуга медиапространства, которое ему диктует, как ему жить, до скольких килограммов ему нужно сбросить вес и прочее, прочее. Масса маркетинговых приемов, которые заставляют человека переживать из-за своего несовершенства, из-за того, что он не соответствует этому миру — вот он родился таким, а, оказывается, нужно быть другим: похожим на вот такого персонажа или на такого персонажа.
А. Пичугин
— Это как покойный поэт Борис Усов писал недавно: «Зомби, метавшийся от маркетинга к холдингу». Вот это как раз про...
В. Салтыков
— Да-да, вот именно про это. И мне интересно, когда, наконец, наступит момент, что как-то будет понятно, что это такая управленческая модель: что мы в каком-то зомбомире живем, из которого хочется освободиться и чуть-чуть по-другому воспринимать...
А. Митрофанова
— Что это навязанный нам выбор, это иллюзия выбора.
В. Салтыков
— Да. Понимаете, это Оруэлл вокруг происходит. Несмотря на то, что вроде бы и свободно мы можем передвигаться, свободно мы можем говорить, но все равно есть какой-то формат, в который мы сами себя добровольно погрузили.
А. Митрофанова
— «1984». Когда вы сказали про тележку из супермаркета, я вспомнила о том, что недавно размышляла на эту тему. Есть прекрасная фраза: «Бери от жизни всё». И вот чаще всего, благодаря какой-то рекламе, не помню, про что была эта реклама, где она была, в детстве я слышала этот слоган «Бери от жизни всё». Может быть, он и до сих пор есть. «Бери от жизни всё». И в нашем сознании вот эти прекрасные слова связались с образом вот этой самой тележки в супермаркете — что «бери от жизни всё» означает, что чем больше у тебя тележка, тем больше туда всего влезет, и ты идешь и берешь от жизни всё. А мне кажется, что это очень неправильное понимание. «Бери от жизни всё» — это вообще про другое. Это значит максимально задействовать, как я это понимаю, те ресурсы, которые тебе дает Господь Бог, максимально их развивай для того, чтобы воспринимать в этой жизни максимум того, что она способна тебе дать — красоты, какой-то чувствительности, счастья от общения человека и человека. Но это всё, чтобы воспринимать, нужны же органы определенные, их надо разрабатывать: душа, сердце. Такие не самые, как сказать, простые в разработке...
В. Салтыков
— В эксплуатации, скажем так.
А. Митрофанова
— Да, в эксплуатации. И иногда дорого обходящиеся в лечении и так далее. Но оно же того стоит. Потом, мы же понимаем, что если все-таки Господь Бог, то тогда Он и в этом человеке, и в красоте и вообще во всем. То есть через это можно как-то, просите на высокопарные слова, но и с Ним как-то отношения выстраивать. И вот это то, что мы сливаем, мы от этого отказываемся, потому что у нас эта тележка. «Бери от жизни всё» мы понимаем как-то по-другому. И так жалко, вы знаете. Может быть, этот переход от эпохи постмодерна к погружению в чем-то связан с этими моими размышлениями про «бери от жизни всё».
В. Салтыков
— Мне очень нравится то, что вы говорите.
А. Митрофанова
— Спасибо, утешили меня. Я думала, что я с ума сошла.
В. Салтыков
— Мне как раз кажется, что наступает момент, когда есть запрос у молодого поколения и у них в руках инструментарий, который можно использовать. И они как-то более независимы от каких-то наших шор, которые мы сами себе наработали.
А. Митрофанова
— А какой инструментарий, как вам кажется?
В. Салтыков
— Инструментарий? Конечно, я имею в виду духовную жизнь, прежде всего, какую-то идею.
А. Пичугин
— Очень важно, что вы об этом говорите, потому что чаще всего приходится слышать обратное — что это мы были духовными, а они вообще ничего не знают, не умеют и у них какие-то странные представления о жизни.
В. Салтыков
— Я вообще не согласен с этим никак.
А. Пичугин
— Очень важно, что вы об этом говорите, потому что, к сожалению, часто очень приходится спорить с людьми.
В. Салтыков
— Но это какая-то странная позиция.
А. Митрофанова
— Мне кажется, она из серии «раньше вода была мокрее и сахар слаще», «мы духовнее» и вообще...
В. Салтыков
— Это такое совсем уже стариковское, в плохом смысле, рассуждение. Понимаете, приходит все-таки какой-то генофонд — вновь рожденный, свежий, окрыленный, наполненный какими-то идеями. Знаете, как весна наступает — листики прорезаются, лед тает... Я чувствую, что это есть. Единственное, что они ищут путь — по какому им пойти. Может быть, какая-то им нужна подсказка. А иногда они даже и не нуждаются в подсказке, потому что они интуитивно чувствуют, куда двигаться и ориентируются на какие-то вещи, которые они быстрее воспринимают, чем мы думали. То есть, вот как говорят: можешь воспитывать ребенка, можешь не воспитывать — все равно он заберет твои ошибки, заберет твои достоинства себе.
А. Митрофанова
— Хочешь воспитать ребенка — воспитывай себя.
В. Салтыков
— Вот-вот. И поэтому, конечно, есть ощутимый пробел в информативности. Вернее, в том, что подрастающее поколение — вчерашние дети, которые становятся подростками, это самое сложное поколение, потому что у них всё меняется вдруг. Вчерашние детишки, с которыми можно было договориться. Прошло две недели — с ними уже не договоришься. У них свое кардинальное мнение, отличающееся от твоего, и это мнение нужно принять, понять. И понять, почему оно возникло.
А. Пичугин
— И особенно это сейчас заметно, потому что дети, родившиеся в 70-е и в 80-е годы, они по менталитету, по мироощущению не сильно отличались от родителей, потому что росли в той же культурной среде. Мы помним выездные визы, а они на свет появились уже в эпоху интернета, активно развивающегося. Дети, которые появились на свет в 98-м году, им сейчас больше 20, а интернет тогда был уже у очень многих. Давайте через минуту вернемся к этому разговору. Напомним, что театральный и кинорежиссер, продюсер, актер Виталий Салтыков здесь в гостях у светлого радио. Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин также в этой студии.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели. Алексей Пичугин и я, Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас театральный и кинорежиссер Виталий Салтыков. Вообще, человек-оркестр по большому счету, потому что, Виталий, по-моему, нет тех жанров, в которых вы бы не воплотили свои таланты. И это прекрасно. Мне бы хотелось сейчас продолжить этот разговор о поколении людей, рожденных уже в эпоху интернета. Мне кажется, что вы и в своих картинах и в ваших спектаклях, вы к этим людям очень часто напрямую обращаетесь и в них попадаете. Вы каким-то образом просчитываете, как это сделать — что могло бы им быть интересно? Или это ваш внутренний поиск такой художественный, который следствием имеет реакцию вот такой аудитории?
В. Салтыков
— Точно, не просчитываю — я продумываю. Действительно, продумываю какой-то путь... Знаете, это как работа садовника — то есть положил семечко в землю, присыпал земелькой, полил: взрастает — не взрастает? Не взрастает. Подождем еще. Вдруг взросло. История нашего фильма она такая — тренировка нашего терпения. Вот вы сказали, что 6-7 лет назад короткометражка вышла в свет. И спустя только шесть с половиной лет замысел удалось закончить.
А. Митрофанова
— Длинный путь.
В. Салтыков
— И сидели, терпеливо ждали — когда же, когда же, когда же. Вот только сейчас. Это так Бог дал. То есть — терпение, терпение. Мне кажется, что то же самое касается темы, о которой мы говорим, то есть воспитание детей и подсказки с нашей стороны или какая-то консультация — не знаю, как это назвать: воспитательный процесс?
А. Митрофанова
— По-разному в разные периоды, наверное. Да, это правда. Но тем не менее, все-таки, вот смотрите — ваши спектакли по Шмелеву, ваша картина. Наверное, в данном случае ваши цирковые постановки — это другой жанр. Но там, где речь идет о какой-то предельной глубине содержания — спектакли, картины и так далее — вы понимаете, какие темы сейчас вам хотелось бы взять и почему? Они где-то в пространстве висят, они к вам стучатся, эти темы? Через какую-то боль, которую вы считываете или которую вы сами чувствуете? Или это просто подвернулся какой-то хороший материал — о, кстати, а Шмелева никто не ставил, давайте поставим. Или все-таки что-то есть такое, что кипит снаружи, внутри, и за это обязательно надо взяться.
В. Салтыков
— Вы знаете, по-разному. То есть это, как телеграммы какие-то приходят — жизнь подкидывает какие-то образы, подслушанные фразы в разговоре соседей по «Сапсану» за столиком. Или ребенок что-то произнес, и вдруг попало в тебя и ты думаешь: о, как интересно. Я про себя не знаю, как говорить. Про других-то мне легче говорить. Есть какой-то запрос внутри и... А, это у Блока, помните? «В зиму метельную, в дни ваших свадеб, торжеств, похорон, жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную легкий, доселе не слышанный звон». Я сейчас не дословно процитировал, не помню точно стихотворение, — когда человек сидит и ждет от мира...
А. Митрофанова
— Сигнал. Но понимаете, у Блока антенны были на макушке.
В. Салтыков
— Блок — художник-антенна.
А. Митрофанова
— Да. Я вот хотела спросить, действительно ли это так?
В. Салтыков
— Блок — художник-антенна. У Михаила Чехова даже есть упражнение такое, называется «Ожидание». Это очень интересный процесс. Многие режиссеры, киношные и театральные деятели промахивают этот момент, особенно сейчас — в эпоху такого тотального сериального чёса, когда нужно быстро снять 20 минут экранного времени за одну смену, и ты начинаешь... Я такого не делаю, это мои коллеги...
А. Митрофанова
— Это очень быстро — 20 минут экранного времени снимается несколько дней, правильно? Обычно, если это нормальное кино.
А. Пичугин
— А может и дольше.
В. Салтыков
— То есть минута, три минуты...
А. Митрофанова
— За один день — это считается нормальным.
А. Пичугин
— Мне кажется, что сериал сериалу рознь. Если мы говорим о классических сериалах, которые всему миру известны, западные сериалы, там все-таки и времени уходит больше, и нет такой гонки. А если речь идет о наших сериалах, которые просто потоком выходят у нас на телевидении, то там действительно по одной серии в день порой делают и тут же выпускают. Я не знаю, так ли это или нет?
В. Салтыков
— Сейчас сериальное производство на Западе, конечно, приобрело другие очертания и формы, это очень серьезное.
А. Митрофанова
— То есть серьезные сценаристы и серьезные режиссеры пришли, и это стало очень хорошо. Знаете, почему я пытаюсь копать в эту сторону — мне интересно с точки зрения того языка, на котором вы говорите: что в большей степени попадает в зрителя? Вы это чувствуете каким-то образом? Вот какие темы? На что больше реагируют, на что отзываются? Про что вам больше всего писали? То есть из того, что вы — вы же берете тему из пространства, вы их считываете каким-то образом, они к вам приходят, как телеграмма, — на что потом в большей степени реакция?
В. Салтыков
— Ну, на самом деле, вот так если по большому счету, конечно, больше реакция на атмосферность, на какую-то подлинность. Для меня иногда это прямо искомым является. Я вот начал говорить про упражнение Михаила Чехова «Ожидание». Есть такое упражнение, когда перед тобой роль. Если ты скульптор, то перед тобой какой-то образ, который нужно сделать. Если ты художник — какая-то картина. Если ты музыкант или композитор — нужно что-то нарисовать музыкой, скажем так. Все они художники, только разные инструменты. Так вот, есть момент такого терпеливого ожидания, ни в коем случае не надо промахивать этот процесс — то есть ты посылаешь своему персонажу некий вопрос: какой ты? Как ты выглядишь, как ты смотришь, как ты обижаешься, как ты прощаешь обиды? Как ты думаешь, как ты горюешь, как ты переживаешь радостные мгновения? И сразу начинает возникать какой-то образ.
А. Пичугин
— Сразу?
В. Салтыков
— Ну, не сразу, но постепенно начинает возникать.
А. Пичугин
— Месяц-другой надо ожидать.
В. Салтыков
— По-разному бывает — у кого как. Тот же Михаил Чехов описывал какие-то персонажи, которые сразу приходили к нему, а какие-то, которых он очень долго ожидал появления. Вот неспроста я сказал про сериальный способ — то есть этот момент влюбления в материал промахивается, его нету, он отсутствует. И это очень чувствуется. Прямо чувствуется. Были замечательные такие артисты, которые накануне спектакля начинали погружаться в свою роль. Петренко, например — то есть он везде уже ходит персонажем, который выйдет на сцену.
А. Пичугин
— Может быть, сейчас просто нет такой возможности, и практика утерялась.
В. Салтыков
— Всегда была такая возможность. Вы посмотрите хорошее американское кино, хороших американских артистов. Ни для кого не секрет история Мэрилин Монро. Не хочется говорить каких-то оценочных вещей, но на тот момент американская критика воспринимала ее несерьезно — то есть это просто была какая-то...
А. Пичугин
— Водевильная актриса.
В. Салтыков
— Да, водевильная, симпатичная «актриска», как писали про нее. Но когда появился в ее жизни Михаил Чехов — Мэрилин Монро стала Мэрилин Монро после встречи с Михаилом Чеховым. Но об этом мы не говорим почему-то. И почему-то в наших вузах театральных или тех, кто занимается искусством, вообще Михаил Чехов просто обозначается. И для меня это, конечно, удивительно.
А. Пичугин
— А там он номер один практически. Причем там не просто знают, там учат по Чехову.
В. Салтыков
— Там это нужно, там это востребовано, там это достояние. А мы вот такие щедрые люди, не пользуемся.
А. Митрофанова
— Кстати, не факт. У нас же тоже всё меняется.
В. Салтыков
— Что-то не замечаю я.
А. Митрофанова
— Да? А кто только что говорил про погружение?
В. Салтыков
— Я про школу, я сейчас про школу. Может быть, это не тема нашего разговора, но вот я про школу заговорил. Просто я недавно общался с молодыми артистами и очень удивился, что Михаил Чехов в их жизни как-то пролетел. Я сегодня уже говорил про наш диалог с кинотеатрами, с разными людьми, которые работают в прокатных системах, и разговор, действительно, как под копирку — как с представителями телеканалов, так и с ними. То есть им нужно продавать. Они считают, что продается только вот такое кино, которое они продают. А какое-то интеллектуальное кино, по их мнению, оно не будет продаваться. И поэтому они ставят...
А. Пичугин
— А почему вы считаете, что это не так? Я тут никакой позиции не занимаю, но просто интересно. Они же, наверное, основываются на каких-то измерениях аудитории, проводят свои эксперименты, что им действительно принесет прибыль. Но прибыль, действительно, во главе угла.
В. Салтыков
— По мне, мне кажется, что если у них есть какая-то система продавания, система продаж, в эту систему можно встроить действительно достойный продукт. Извините, что я это продуктом называю — если уж мы говорим на языке маркетинга. Например, было несколько прекрасных фильмов, которые вышли в нашем кинопрокате именно российских режиссеров. Но почему-то они стоят в расписании в 10 утра или в 3 часа дня, когда люди работают либо учатся. А когда люди вечером приходят в кино, им предлагается, естественно, какой-то кассовый фильм. То есть нет какой-то системы помощи, потому что мы не можем тягаться с теми же произведениями, снятыми по комиксам «Марвел», не можем.
А. Пичугин
— А как на Западе? В тех же Соединенных Штатах, где целая империя Голливуда — там программа Оскара будет показана в кинотеатрах, она выйдет в массовый прокат?
В. Салтыков
— Я не могу вам сказать про американское кино, я могу рассказать про французское. Например, я общался с Жоэлем Шапроном, это отборщик Каннского фестиваля, который мне прямым текстом сказал: «Слушай, если бы твоя история была во Франции, то я бы тебе подсказал, куда идти». Потому что есть финансирование вот такого направления в кино, причем финансирование на начальном этапе и на этапе постпродакшена, и на этапе уже прокатном. То есть вы понимаете: чтобы прокат прошел успешно, это не просто нужно сделать хорошее кино и отдать его прокатчику — нужно сделать мощную рекламу, которая требует затрат.
А. Митрофанова
— Мне кажется, что французы в этом смысле вообще уникальные люди — у них же есть законы, защищающие отечественный кинематограф и не допускающие больше определенного процента зарубежных фильмов в прокат. Поэтому французское кино очень самобытное и известное хорошо, и у нас в том числе.
В. Салтыков
— Да, поэтому есть «Амели», например.
А. Митрофанова
— Да. «Копия верна» тоже прекрасный фильм, кстати.
В. Салтыков
— «Пена дней».
А. Митрофанова
— «Копия верна» — это иранский режиссер Аббас Киаростами, снявший картину с француженкой Жюльет Бинош. Но просто она так прекрасна, что мне кажется, что это тоже французское кино.
В. Салтыков
— Я подозреваю, что и в американском кино есть определенная система, иначе не было бы Голливуда.
А. Пичугин
— Говорили о принятии в России закона, который бы ограничивал количество иностранных фильмов в широком прокате до определенного процента.
В. Салтыков
— Понимаете, я бы лучше не ограничивал, я бы лучше помогал нашим вместо ограничений. Ну, пускай они показывают свое кино.
А. Митрофанова
— Знаете, ведь российское кино сейчас тоже очень разное — есть кино, что называется, массовое, которое по одним законам снимается. Есть кино, как это принято говорить, авторское, которое совершенно по другим законам. И если в основе, допустим, создания массового кино лежат совершенно четкие определенные приемы воздействия на аудиторию — так, чтобы в какой-то момент включились слезы, включилось умиление, включился смех, включилось сопереживание, заколотилось сердце и так далее — это же просчитываемые вещи для людей, которые в индустрии. Но это и есть индустрия.
В. Салтыков
— Конечно.
А. Митрофанова
— Авторское кино исходит принципиально из другого — это поиск художника...
В. Салтыков
— Это предложение поговорить.
А. Митрофанова
— Да. Потому что для него самого нет окончательных ответов на те вопросы, которые он поднимает. Это исследование.
А. Пичугин
— Все-таки в мировом кинематографе, мне кажется, границы более размыты. Уэс Андерсон — это массовое кино или авторское?
А. Митрофанова
— Хороший вопрос.
В. Салтыков
— Любимый Уэс Андерсон. Великолепный.
А. Пичугин
— Он прекрасный совершенно, но он...
В. Салтыков
— Я считаю, что это авторское, тире, массовое кино.
А. Пичугин
— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Виталий Салтыков, театральный и кинорежиссер, продюсер, актер. И вот опять же, тоже интересный пример — фильм «Балканский рубеж» сейчас вышел в прокате. Я посмотрел — вот первая половина фильма очень хорошая, как мне показалось. И как раз это к вопросу об авторском кино, как это могло бы быть. Вторая часть — это экшен, который в угоду кассовым сборам и был поставлен так масштабно. Но все равно, лучше «Освобождения» Озерова, по-моему, это не снять. А так, как это сделали — лучше бы не делали. Это мое частное мнение. А вот я сидел и думал, что мировое кино ушло несколько в другую сторону. Конечно, снимаются боевики, снимаются военные действия. Но все же все чаще я прихожу в кино и вижу эти военные действия не на поле боя, потому что всё, что можно было на эту тему снять, наверное, в большинстве своем сняли. А это какие-то кабинеты, это психологические триллеры, драмы, — когда то, что раньше переживалось с автоматом в руках, переживается в высоких кабинетах. Вот эту психологию в мировом кино, в американском в первую очередь, сейчас начали очень успешно передавать. А у нас всё еще пока стрелялками и кровью по всему экрану.
В. Салтыков
— Догоняем.
А. Пичугин
— Хотелось бы верить, что догоняем.
В. Салтыков
— Догоним.
А. Пичугин
— Это я к вопросу о массовом авторском кино — когда у нас пытаются это совмещать.
В. Салтыков
— Понимаете, тут еще один интересный момент вы затронули — традиции кино. То есть экшен — это такая нормальная американская история. Они это любят, они это умеют, они к этому привыкли. И делают это блистательно.
А. Пичугин
— Они довольно дорого это делают еще к тому же.
В. Салтыков
— Они могут себе это позволить. У нас чуть-чуть другая реальность. Недавно у нас был разговор с возможными продюсерами как раз про такое экшен-кино. И вы знаете, я сразу как-то затрепетал, заволновался — если экшен, то придется кого-то приглашать, потому что я не полезу в эту область самостоятельно, надо как-то учиться, консультироваться. Потому что это как джазовый музыкант пришел в классический оркестр. Это целая наука, это отдельная наука — как снимать экшен. Этому нужно долго, упорно учиться. А наши традиции есть, и они замечательные — вспомните фильмы Ростоцкого: там нет экшена, а кино потрясающее.
А. Пичугин
— В том-то и дело.
В. Салтыков
— «Майские звезды» помните? Там тоже новелльная структура, где масса прекрасных замечательных работ — Леонид Быков молодой, прекрасная работа.
А. Митрофанова
— Я думаю, знаете, вот еще о чем. Вы сейчас приводите в пример картины советского периода. Например, «Осенний марафон» — что это: авторское кино или массовое? И много примеров можно привести картин, которые вот такие высказывание-размышление и приглашение к разговору, а при этом они становились, как это принято называть, феноменом общественного сознания. Почему?
А. Пичугин
— Я всегда думал: неужели произойдет этот момент, что не станет Георгия Данелии?
В. Салтыков
— Это печальное, конечно, событие.
А. Митрофанова
— Царство Небесное.
В. Салтыков
— Такая потеря, конечно.
А. Пичугин
— Поэтому он не снимал, наверное, в последние годы. Он болел, конечно, последние годы. Но все 90-е он уже не снимал. Он писал воспоминания. Потому что он уже в эту новую кинореальность, наверное, не смог бы вписаться.
А. Митрофанова
— Это только кинореальность? Или это наша какая-то более широкая реальность, в более широком смысле? Что-то такое происходит, что вот не осталось... Правда ведь, «Осенний марафон» тогда — во-первых, все его посмотрели и все пересматривают его.
В. Салтыков
— Я знаете, что скажу про Данелия? У меня почему-то появилась в голове странная аллегория. Поскольку я работал в цирке, я очень люблю слонов, например. Мой друг Андрюша Корнилов, у него одни из лучших слонов в мире. Это вообще члены семьи.
А. Митрофанова
— Много?
В. Салтыков
— Сейчас 3, было 4. И слоны, когда они живут в дикой природе, они, чувствуя приближение смерти, уходят в специальное место. Он рассказал, что есть какое-то такое место у озера, куда приходят слоны, где мягкая трава. Потому что в этот момент у них уже нет зубов, и они пьют воду, едят эту мягкую траву и спокойно уходят из этого мира. То есть они уходят от активной жизни, от своих, они находятся там. Я почему это вспомнил — вы сказали, что Данелия не снимал, как-то ушел в другое измерение, больше вспоминал. Я сразу почему-то подумал про слонов — они такие умные, фантастически непостижимые.
А. Митрофанова
— Интересный образ. А все-таки, возвращаясь к «Осеннему марафону» и другим...
В. Салтыков
— Вообще-то, это авторское кино — это авторское высказывание, но которое было подхвачено.
А. Пичугин
— Я сразу вспомнил замечательный проект «Мегаполиса» и Олега Нестерова «Из жизни планет». Вы, наверное, знаете? Закончилась «оттепель», легли на полку огромное количество фильмов, которые только начали снимать или на уровне сценариев. И Олег Нестеров где-то эти сценарии раздобыл, что-то он сам домыслил, что-то додумал и получился проект «Из жизни планет». 10 или чуть больше песен, размышлений над этими неснятыми фильмами, каждая песня — один фильм. И они до сих пор эту программу исполняют часто.
А. Митрофанова
— Это хорошая история. Там и Шпаликов, там и Китайский...
А. Пичугин
— Который вообще толком ничего не снял.
А. Митрофанова
— Это очень талантливые люди, которые не смогли развернуться.
В. Салтыков
— Можно я вернусь к теме экшена? Тема на самом деле очень животрепещущая, потому что в нашем характере подражать — хорошо там, где нас нет. Но при этом зачастую это увлечение тем, что там где-то, оно перекрывает необходимость вспомнить, что было здесь. Мы говорили про французское кино — оно целиком и полностью опирается на свои традиции. И мы можем отличить французское кино от итальянского кино, итальянское кино мы можем отличить от португальского или испанского кино. Потому что понятно, что оно снимается вот так. Мы сразу можем даже по каким-то нескольким кадрам понять, что это за кино, потому что есть, как это сказать, передаточное звено — из прошлого из будущее, как некая эстафета в хорошем смысле этого слова.
А. Митрофанова
— Мы в этом смысле что-то потеряли, как вам кажется? Что-то утратили или эта эстафета передалась? Сейчас-то что происходит?
В. Салтыков
— Слушайте, ну сейчас снимается масса прекрасных работ, прекрасное делается кино. Другое дело, что дорога к зрителю очень узкая, очень сложно попасть к зрителю. То есть информирование зрителя находится в каком-то закрытом режиме и очень сложно пройти через этот режим, через этот пропускной пункт. Нет системы. Если бы она была, было бы намного лучше — кино бы развивалось и вообще искусство бы развивалось. И тот же цирк мой любимый тоже бы развивался по-другому.
А. Митрофанова
— То есть все-таки дело в каких-то внешних причинах, связанных с отсутствием...
В. Салтыков
— Нужна система — очень грамотная, очень такая продуманная именно педагогическим каким-то разумом для того, чтобы таланты, которых масса, масса талантливых ребят, которые снимают — операторы, режиссеры, сценаристы... Просто кажется, что они должны быть похожи на кого-то. Но почему они должны быть похожи на кого-то? Они вот такие — их нужно принять, дать им возможность. И кто знает, может быть, новый Данелия уже вырос.
А. Пичугин
— Мне кажется, он не нужен, новый Данелия.
В. Салтыков
— Да. Но я имею в виду образно.
А. Пичугин
— Большой режиссер...
В. Салтыков
— Да, какой-то мощный режиссер.
А. Пичугин
— Наверняка, в том-то и проблема — ну а как? Понятно, что наверняка он где-то есть, этот режиссер. А вот будет ли у него возможность что-то снять так, чтобы мы это увидели. Но вы-то увидите. Но чтобы мы с Аллой это увидели.
В. Салтыков
— Я бы тоже хотел в это верить.
А. Митрофанова
— Мне очень интересно, что вы скажете, как театральный и кинорежиссер. Вот есть в литературе образ героя нашего времени. И одно время, знаете, это было даже таким заштампованным вопросом: кто герой нашего времени? А мне, правда, хочется понять: вот сегодня кто герой? Кто тот человек? Это не Данила Багров, это понятно уже...
В. Салтыков
— Я тоже про него вспомнил сразу же.
А. Митрофанова
— В том-то и дело — он остался в 90-х. И опять же, речь даже не о том, что стало с Сергеем Бодровым, тоже Царство ему Небесное, это безвременная кончина. Но просто сам герой его, он остался там, в том времени. А сейчас? Не обязательно герой от этого образа с пушкой в руках или вершащий какие-то дела вселенского масштаба, — нет. Где нерв-то проходит? В каком месте?
В. Салтыков
— Слушайте, такой интересный вопрос.
А. Пичугин
— Я тоже сижу и думаю. Время-то было конкретное, сразу было понятно.
В. Салтыков
— Кто герой нашего времени?
А. Митрофанова
— Это вопрос про то, где нерв сейчас? Что такое, что раз — и сразу будет созвучно многим? И заболит? Или что-то в себе такое воплотит... Не знаю.
В. Салтыков
— Вы имеете в виду какой-то пример героя?
А. Митрофанова
— Может быть, просто образ.
А. Пичугин
— У меня образ всплыл. Может быть, потому что фильм относительно новый. Врач из «Аритмии».
А. Митрофанова
— Да.
В. Салтыков
— Саша Яценко прекраснейший.
А. Пичугин
— Да, и актер. И герой его. Почему он мне сразу вспомнился, потому что похожие герои, — типаж именно простого человека с непростой судьбой, у которого было огромное количество возможностей бы, если бы время было другое, он у многих режиссеров проходит — и у Хлебникова...
В. Салтыков
— Вот для меня, что далеко ходить — у меня есть моя героиня, которую играет Катя Морозова. Тинейджер, которая самостоятельная, решительная, в какой-то степени наивная, причем очень наивная. И которая в фильме предпринимает определенный шаг...
А. Митрофанова
— Требующий большой смелости.
В. Салтыков
— Требующий, во-первых, большой смелости...
А. Митрофанова
— Изобретательности.
В. Салтыков
— А во-вторых, требующий большой психологической подготовки, потому что не каждый человек способен на это.
А. Митрофанова
— Давайте уже скажем, что она сделала.
В. Салтыков
— Нет. Пускай посмотрят. Зачем лишать удовольствия зрителя? И еще я хотел сказать такую штуку — извините, что я про свое детище. Я обнаружил такую вещь — что на большом экране многие вещи, которые были задуманы, работают мощнее. Знаете, есть зрители, которые хотят дождаться, когда появится пиратская копия в интернете и потом посмотреть. К сожалению, зритель, который будет это смотреть в компьютере, лишит себя массы вещей, которые прочитываются с большого экрана.
А. Митрофанова
— Я согласна.
А. Пичугин
— Фотографии, которые 10 на 15 распечатаны или 20 на 36 — это же разное восприятие образа. Спасибо вам большое за этот разговор. Мы напомним, что Виталий Салтыков, театральный и кинорежиссер, продюсер, актер был гостем программы «Светлый вечер». Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин —
А. Пичугин
— Всего хорошего.
А. Митрофанова
— До свидания.
В. Салтыков
— Всего доброго.
3 мая. О духовном смысле богослужения дня
Сегодня 3 мая. Великая пятница.
О духовном смысле богослужения дня, — протоиерей Максим Горожанкин.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер