У нас в гостях была Заведующая отделом древнерусской живописи Государственного Исторического Музея Людмила Тарасенко.
Мы говорили об открывшейся в Историческом музее выставке икон из собрания Ярославского художественного музея, о традициях русского иконописания, и об особенностях ярославской иконописной школы.
Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели, «Светлый вечер» на светлом радио. В этой студии приветствуем вас мы: Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— И сегодня в нашей студии вместе с нами и с вами эту часть «Светлого вечера» проведёт заведующая отделом древнерусской живописи Государственного исторического музея Людмила Тарасенко. Здравствуйте!
Л. Тарасенко
— Здравствуйте.
А. Пичугин
— Поводом для нашей сегодняшней встречи стала замечательная выставка, которая в Историческом музее открывается на Красной площади. Она называется «Обретение», на этой выставке представлены замечательные иконы из Ярославля: иконы Ярославской школы — как в пресс-релизе, который перед моими глазами, написано «это 36 икон из разорённых храмов Ярославля». Всё верно?
Л. Тарасенко
— Да. Я прежде всего хотела бы поблагодарить вас, что вы пригласили меня на передачу, потому что мне очень хочется рассказать об этой выставке и хочется, чтобы как можно больше наших соотечественников знали о ней, даже и те, кто не сможет приехать в Москву.
А. Митрофанова
— Давайте тогда попробуем восполнить те пробелы, особенно для тех наших слушателей, которые в регионах. Может быть, с помощью слов хоть как-то, каким-то образом поговорим о выставке. И вместе с тем, если я правильно понимаю, смысл названия «Обретение» включает в себя и то, что те иконы, которые казались утраченными, вернулись на свои места. И то, что точно так же вернулись и, может быть, те смыслы, которые в определённые периоды нашей истории, то, что связано с христианством, связано с церковной жизнью, вынуждено было находиться где-то очень глубоко и под спудом, потому что официально это было запрещено, и вот теперь вместе с этими иконами так или иначе тоже вернулось.
Л. Тарасенко
— Да, конечно. Наверное, уместно поподробнее рассказать о том, откуда взялись эти вещи, что значит это обретение, что конкретно стоит за каждым из этих понятий.
А. Пичугин
— Тем более, что если мы говорим о том, что эти иконы из разорённых храмов Ярославля, значит, у них уже есть какая-то довольно длинная музейная история. Храмы-то закрывали не 20 лет назад, а уже больше 70-и, соответственно, они не были уничтожены, они были спасены кем-то. Это ещё отдельная история — кем они были спасены. И как, в какие музеи они попадали какими тропами.
Л. Тарасенко
— Да. История этих произведений такова: в 18-м году в Ярославле было антибольшевистское восстание, оно было жестоко подавлено. При этом город был, можно сказать, разорён: было разрушено огромное количество церквей и жилых зданий. Что такое разрушение церквей? Это значит, что нет окон, порушены своды, это значит, то, что в них находится, все сокровища, которые копились богатыми ярославцами, а Ярославль — это процветающий, богатый торговый город. И там каждый храм хорош не только внешне, но и они все были очень потрясающе, очень богато украшены. Так вот, это всё достояние православного народа, который и собирал деньги, и всё это заказывал, и художники именно для них это делали, всё это благолепие оказалось под угрозой. И тогда же в Ярославле создаётся реставрационная мастерская, которая является филиалом московского ГЦХРМ — Государственных художественных реставрационных мастерских.
А. Пичугин
— Имени Грабаря которых.
Л. Тарасенко
— Да, имени Игоря Эммануиловича Грабаря. И сотрудники из Москвы приезжают в Ярославль и вместе с местными энтузиастами, специалистами — это были люди большой культуры — они осматривают храмы и выбирают самое ценное для того, чтобы спасти от гибели. Приезжает сюда и Анисимов Александр Иванович, приезжает Барановский Пётр Дмитриевич и другие специалисты. И вот в этой собранной мастерской начинается большая работа. Во-первых, памятники как-то учитываются, при этом, видимо, идёт какое-то сразу разделение, потому что что-то вынуждены отдавать в Госторг — это продажа за границу, — а что-то отдаётся непосредственно музеям. Одновременно, параллельно с этим начинается работа по созданию Государственного Ярославского музея, собственно, почему выставка в музее состоялась именно сейчас, в частности потому, что у Ярославского музея в этом году, в 2019 году, столетие с года основания. И вот создаётся новый музей и туда, собственно, тоже передаются иконы. И вот эта вот такая напряжённая жизнь, за которой всё-таки стоит какая-то попытка что-то сохранить, продлилась на самом деле не очень долго. Я думаю, что многие люди, которые интересуются нашей историей, знают, что в 30-м году вот с этой деятельностью по сохранению церковного наследия было не то что закончено, но очень многие люди, которые спасли иконы, спасали храмы, оказались в заключении. Вот 30-й год — это та самая дата, тот самый год, когда начинаются такие очень выраженные репрессии.
А. Пичугин
— Простите, удивительно ведь, что монастыри закрывались раньше храмов — приходские храмы продолжали действовать, а монастыри закрывались. И во многих центральных монастырях как раз в эти относительно травоядные 20-е годы, по отношению к тому, что началось уже дальше, были такие очень любопытные музеи, равных которым нет сейчас. Например, в Симоновом монастыре в Москве был замечательный церковный музей, который тогда создал собственными руками и хранил один человек, по-моему Троицкий его фамилия. И вот таких примеров масса. И да, действительно, в 30-е годы это прекращается настолько резко, что люди, которые достаточно безопасно себя чувствовали в предыдущие лет пять-семь, вдруг оказываются под ударом.
Л. Тарасенко
— Да, вы знаете, сейчас вы сказали очень важную вещь, потому что я хочу напомнить, что в это время расцветает местное краеведение. Я думаю, что во многих городах могут покопаться в своих архивах и узнать, что велись какие-то работы, печатались научные работы, которые проводились библиотекарями, учителями, то есть люди занимались историей своей родной, не знаю, деревни, села, города, храмов и так далее. И вот это всё какое-то время продолжалось, это расцвело после революции, были созданы какие-то небольшие музеи местные в большом количестве. Но это было прикрыто, потому что за этим тоже увидели то, что было тогдашней власти совершенно не выгодно: понимание своих корней, знание, любовь к своему национальному наследию, достоянию — оно невольно сразу соединялось с православием и это абсолютно не устраивало. И вот как раз в 30-м году был арестован, а в 37-м году был расстрелян Анисимов Александр Иванович. И можно продолжать это долго, я думаю, сейчас это, может быть, даже неуместно, но людей, которые занимались древнерусским искусством, пострадало очень много. Все помнят имя отца Павла Флоренского, тоже вот, в общем, всё это — этот страшный период.
А. Пичугин
— Петра Дмитриевича Барановского, в конце концов.
Л. Тарасенко
— Да. Но Барановский, он...
А. Пичугин
— Слава Богу!
А. Митрофанова
— Вы напомните только, что с ними происходило, потому что, может быть, все и слышали фамилию Флоренский — наши слушатели в той или иной степени, — но так вот, чтобы точно знать, как завершилась его жизнь и что поставило в ней точку, какие события, пожалуй, что и нет.
Л. Тарасенко
— Если кратко: я уже сказала про Анисимова и то же самое можно сказать про отца Павла Флоренского — это арест, это долгое заключение, но оно принимало иногда какие-то разные формы, но тем не менее это было лишение свободы, это очень жёсткие условия содержания и потом если не смерть, то расстрел. Кто-то вышел... все знают, наверное, и наша молодёжь тоже, наверное, знает всё-таки имя Дмитрия Сергеевича Лихачёва. Он прошёл через это, но вот с Божьей помощью всё-таки он перенёс это, выжил и в конце концов он стал символом нашей культуры.
А. Митрофанова
— У Лихачёва такая история была, мы даже однажды на радио «Вера», по-моему, говорили об этом, с его блестящим, совершенно прекрасным учеником Евгением Водолазкиным, который очень трепетно относится ко всем фактам жизни Дмитрия Сергеевича Лихачёва. И в том числе он рассказывает и про его жизнь на Соловках, когда в 29-м, по-моему, году его должны были там расстрелять. И кто-то его предупредил, что видел его в списках, что вот он туда попал, так сказать. И он в эту ночь не вернулся в барак, где он ночевал. Он спрятался в сарае, где хранились дрова, по-моему или что-то такое, и он слышал из этого сарая, из своего укрытия, выстрелы. Он понял, что произошло — что людей вывели, что... Когда он вернулся, он узнал, что вместо него забрали другого человека и что этого другого человека расстреляли вместо него. И как говорит Евгений Германович Водолазкин, поскольку он же очень много лет и тесно, и очень дружески, тепло общался с Лихачёвым, у Дмитрия Сергеевича было потом вот это состояние человека, который проживает жизнь за двоих: и за себя, и за того, кого забрали вместо него, чью жизнь он, получается, вот так вот трагически и совершенно этого не желая, оборвал.
А. Пичугин
— Это у Водолазкина отсюда идея с Лавром была, который проживал жизнь за двоих?
А. Митрофанова
— Я думаю, что и с «Авиатором» тоже, где описана вся эта соловецкая история в практически документальных подробностях, что там происходило. И вот это действительно факт, как-то надо к этому относиться. Но очень это всё страшно.
Л. Тарасенко
— Да, и вот надо сказать, что люди, которые были связаны с тем, о чём мы с вами сейчас собственно беседуем, с этим периодом ярославской жизни, в самом начале жизни Ярославского художественного музея, они тоже очень многие пострадали. Но тем не менее, несмотря на то, что это было такое страшное, опасное время, люди, которые занимались спасением икон, спасением памятников, они нашли совершенно фантастический способ каким-то образом хоть что-то защитить. И вот, собственно, сейчас мы подходим к истории нашей выставки, наших произведений.
А. Митрофанова
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня заведующая отделением древнерусской живописи Государственного исторического музея Людмила Тарасенко. Мы говорим о выставке, которая называется «Обретение», которая открылась 12 февраля в Новом выставочном зале Государственного исторического музея и продлится до конца мая. То есть жители Москвы, гости Москвы могут прийти туда — это, пожалуйста, Красная площадь, дом 1, самый центр — и посмотреть, что удалось спасти, что удалось отреставрировать, вытащить из каких-то, я так понимаю, самых неожиданных недр, с чердаков, из подвалов — разными способами люди пытались иконы сохранить и сберечь, когда настали 20-е, 30-е годы, самое тяжёлое это время. Людмила Петровна, вы начали говорить о том, что, порой, для того, чтобы икону спасти и уберечь, людям приходилось идти на самые...
Л. Тарасенко
— Рисковать своей жизнью — просто рисковать своей жизнью.
А. Митрофанова
— Как это было — расскажите.
Л. Тарасенко
— Летом 30-го года стало понятно, что начинается кампания против реставраторов, против этих хранителей национального достояния. И в какой-то момент сотрудники Ярославского отделения реставрационных мастерских поняли, что они могут спрятать иконы на чердаке ремонтировавшегося в это время здания Митрополичьих палат. Это замечательный памятник конца семнадцатого века, это Путевой дворец митрополита Ионы Сысоевича, Ростовского митрополита. И в тот момент, начиная с 19-го года, там планировалось то одно, то другое... но в общем, там начал свою жизнь Художественный музей. Так вот, когда начался там ремонт, — это было, видимо, какое-то одномоментное действие, — то положили иконы лицом вниз, прибив их по полям так, чтобы не повредить изображения, и присыпали сухим строительным мусором. Положили на основу типа пергаментной бумаги — я сейчас не могу сказать это точно...
А. Пичугин
— А кто были эти люди — неизвестно?
Л. Тарасенко
— Эти люди неизвестно, кто были, но специалисты из ярославского музея, конечно, занимались этим вопросом. И хотя, как они говорят, что будет масса загадок, которые... вернее, они уже есть, которые никогда не будут решены, тем не менее они уверенно говорят о том, что это делали как раз те самые специалисты из ярославского музея.
А. Пичугин
— Очень пересекается история — помните, как было с надвратными иконами Спасской башни и Никольской башни, когда никто не знал, что они сохранились. А рабочие ли или какие-то люди, которые курировали их работу, они взяли, строительной сеткой закрыли, а потом просто замазали поверху побелкой и заштукатурили, и показали, что иконы больше нет, они её уничтожили. Только при реставрации всё вскрылось.
Л. Тарасенко
— И что же вскрылось? Помните, в начале самом нашей беседы я сказала, что вёлся какой-то учёт? Но если иконы были учтены, то конечно, они могли быть только распределены куда-то, их просто так не могли выкинуть. Но так как это был вал вещей — они просто шли потоком, — то какую-то часть они не смогли заинвентаризировать никоим образом, ни записать, ни учесть. И вот, видимо, те вещи, которые были таким образом как бы... как бы их не существовало, и вот они их как раз прятали. Это больше 80-и икон. И хотя в 50-х годах ещё хранилась об этом память, потому что в каких-то там — я уже не буду сейчас уточнять, где, но мелькнуло, что кто-то из специалистов из Москвы приезжал и говорили о том, что там есть иконы. Но тем не менее это не было никак зафиксировано и время было явно не для того, чтобы поднимать вот эту самую историю — 50-е годы.
А. Пичугин
— Музейный расцвет как раз начинался.
Л. Тарасенко
— 50-е годы — это ещё не начинался музейный расцвет.
А. Пичугин
— Начало 60-х обычно...
Л. Тарасенко
— Вот это позднее уже. Позднее в самом деле ситуация немножко стала меняться. Мне кажется очень важный факт всё-таки изменения какого-то, которое стало происходить, это создание в 47-м году Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублёва. Потому что всё-таки государство богоборческое, но тем не менее создаётся вот такой музей.
А. Митрофанова
— А почему, кстати говоря, его открыли, как вы думаете? Что это было? Демонстративный шаг — показать прогрессивность советского государства, или, может быть, действительно настояли какие-то историки, реставраторы, люди, у которых сердце кровью обливалось, глядя на то, что происходит?
Л. Тарасенко
— Очень большую роль в этом сыграл Давид Ильич Арсенишвили, первый директор музея, который, как рассказывали, ходил, стучал кулаком и говорил: «Я, грузин, хочу чтобы был Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублёва, а вы не хотите!» Потом, я хочу напомнить, что во время войны вспомнили все великие имена русской истории: Александр Невский, Суворов... и вспомнили Андрея Рублёва, потому что это то имя, которое для русской культуры было, может быть, чуть ли не единственным таким, то есть имя, которое охватывает. Есть замечательные художники-передвижники, но это всё-таки девятнадцатый век, а это как бы имя, которое символизирует всю русскую художественную культуру. Поэтому неудивительно, что вот эта волна патриотизма, конечно, сыграла свою роль. А дальше большие были усилия со стороны учёных, которые это поддерживали. Дмитрий Сергеевич Лихачёв тоже это поддерживал. Собирались письма — там тоже были очень большие усилия, чтобы это состоялось.
А. Митрофанова
— Ещё бы. Но это чудо на самом деле, что в 47-м году смогли открыть такой музей.
Л. Тарасенко
— И в 60-м он был-таки открыт уже для посетителей. Вот мы говорили с вами про 60-е годы...
А. Пичугин
— А только в 60-м? Подождите, а 13 лет?
Л. Тарасенко
— 13 лет... во-первых, музей не может существовать без фондов. Он был открыт в монастыре, в котором были в разное время...
А. Пичугин
— Лагерь там был...
Л. Тарасенко
— Да, вот как раз я хотела про это сказать. То есть там были и какие-то тюремные, так сказать... там даже расстрелы, говорят, были, типа пересыльной тюрьмы там было — не лагерь, а пересыльная тюрьма.
А. Пичугин
— А есть воспоминания замечательные.
Л. Тарасенко
— Да, да.
А. Митрофанова
— Это вот Спасо-Андроников монастырь?
Л. Тарасенко
— Спасо-Андроников, да. И там жили просто москвичи.
А. Пичугин
— Музей там числился.
Л. Тарасенко
— А музей числился, да. Сначала собор отдали, потом постепенно всё это стало расширяться, и к 60-му году там были созданы некие такие экспозиции — там фото-экспозиции, потом появились копии... и только потом появились иконы. Поэтому открыть в 47-м году было невозможно — это было бы, как, знаете, только намерение. А вот осуществилось это намерение во многом благодаря Давиду Ильичу Арсенишвили и его соратникам. Можно вспомнить и Демину Наталью Алексеевну, и Ирину Александровну Иванову, и других. Одним словом, возвращаясь к ярославским иконам, долгое время об этом ничего не помнили, не знали и, собственно говоря, окончательно забыли. И в 77-м году, когда опять в этом здании Митрополичьих палат решили возобновить экспозицию древнерусского искусства, начались ремонтные работы, пошли смотреть на чердак, и кто-то из рабочих обнаружил. Потом туда пришёл главный хранитель, и увидели иконы. Потрясение было полное, потому что этот разрыв традиции был велик: всё, уже не знали об этом. Конечно, потрясение было полное, потому что когда стали смотреть уже собственно иконы, то увидели прекрасно сохранившиеся произведения. Не все — пять икон оказались полностью утраченными. Но около 80 икон — это иконы, которые сохранились. Что-то частично было утрачено.
А. Митрофанова
— То есть в целом люди, которые их законсервировали, они знали, как это делается и понимали, как наилучшим образом всё-таки создать им там условия.
Л. Тарасенко
— Конечно, они сделали всё, что можно. Они рисковали жизнью, но они не зря ею рисковали, то есть иконы были спасены. Но не кончились сложности у этой коллекции, потому что для руководства культурой города вот того времени это тоже был не самый радостный факт — что вот опять куча икон, которые надо реставрировать, которые надо где-то устраивать. Ну буду какие-то детали рассказывать, но сотрудникам музея пришлось как бы всё притормозить для того, чтобы руководству смотреть сквозь пальцы, потому что они не могли их учесть. А в музее положено, что все вещи, которые находятся в музее, должны быть учтены, внесены в книги и так далее, иначе это большое нарушение, за которое строго наказывают. И вот какое-то время не могли их правильно зарегистрировать, потому что руководство культурой города не слишком это хорошо поддерживало. Но прошли вот эти трудные времена, началась реставрация. Вот реставрация ещё не закончена. Вы уже сказали, что у нас представлены 36 икон.
А. Митрофанова
— Из этих 80-и.
Л. Тарасенко
— Да. Это и много, и мало. Цифра вроде бы — половина. Но когда вы придёте на выставку в большой зал и увидите огромные вещи, некоторые из них высотой больше двух метров, например, — там просто нет маленьких икон, это всё церковные иконы, храмовые иконы большие. Это огромные двери в жертвенник, это просто какие-то храмовые образы, возможно, настолпные образы, из местных рядов. Что-то из праздничного чина, но это тоже из большого праздничного чина.
А. Пичугин
— А известно — из каких храмов иконы?
Л. Тарасенко
— Вы знаете, в большинстве случаев — нет. Потому что это же были иконы, которые неучтённые, их не успели записать. Но кое-что специалисты смогли выявить по документам, по каким-то воспоминаниям. Я думаю, что эта работа продолжится и что-то будет ещё выявлено.
А. Пичугин
— Потому что Ярославль — всё же город, как вы правильно в начале программы сказали, который вобрал в себя огромное количество таких ценностей, благодаря усилиям купцов. Там практически нету проходных каких-то, маленьких... плохо говорить «проходные храмы», но, с точки зрения искусствоведов, нету. И всё это достаточно хорошо задокументировано, поэтому мне кажется, что работа будет успешной — в течение какого-то времени, конечно.
Л. Тарасенко
— Я тоже надеюсь. Но что у них потрясающе — это у них же храмы огромные. Приходской храм — даже в Москве есть старые, сохранившиеся — они небольшие. А здесь приходские храмы тоже огромные. И вот у нас на выставке сейчас двери иконостасные — в жертвенник и в диаконник — они там больше двух метров высотою. То есть представьте себе: это только нижний ряд иконостаса, нижний ряд вместе с подместным рядом — так его иногда называют.
А. Митрофанова
— Знаете, вообще хочется, чтобы вы чуть подробнее рассказали об особенностях ярославской иконописной традиции. Вот можно прийти к вам — посмотреть на эти иконы, но, наверное, такая возможность есть не у всех, а у тех, кто в Москве живёт или в Москву приезжает. Но даже если наши слушатели заглянут к вам в музей, наверняка лучше, чтобы мы были чуть более подготовленными. На какие особенности и детали обратить внимание, какие смыслы раскрываются именно в ярославской иконописной традиции, вот что её характеризует?
Л. Тарасенко
— Если можно, я, с одной стороны буду точно отвечать на ваш вопрос, но мне придётся немножечко в сторону отойти. Вот с чего начать — у вас как-то прозвучало это. Вот начало этой выставки — расстрелянная икона, она помещена... Да, вообще как всё это оформлено — мы об этом не говорили. Но в оформлении мы попытались сделать так — художник, которого мы просили, — чтобы вот эта трагическая история икон, чтобы она нашла своё какое-то отражение, чтобы мы, глядя на эту красоту, не просто только воспаряли в восторге, но чтобы мы всё время помнили, что прошли эти иконы. И поэтому в оформлении использованы доски, которые скреплены железными скобами. Там есть фотографии, которые показывают, откуда всё это было взято, в каком месте это всё хранилось, откуда вытащили, отреставрировали и привезли на Красную площадь. То есть в результате вы, глядя на эту красоту, понимаете, что только чудесным образом это всё сохранилось. Это могло уйти, потому что из этого ужаса могло ничего не сохранится. И вот первая икона — расстрелянная, потому что, как я говорила, вывозили-то из храмов, которые были разрушены во время подавления восстания, и, естественно, в храмах было очень много повреждённых икон. И вот в этом храме — прихожане стали его реставрировать, и реставрировали сами иконы. И вот при реставрации иконы — это дверь с изображением архидиакона Филиппа — эти дырки от пуль или шрапнели, дырки этих повреждений были заделаны как положено грунтом, немножко подтонированы, а часть этих дырок была вырезана из левкаса как звёздочки. И вот икона, которая как бы утеснена, как всё равно в темнице, в досках, которые напоминают об этих стропилах, о деревянном полу, на котором всё это лежало, и вот с этими повреждениями — вот это начало выставки и это как бы символ её. Но при этом вы видите, что икона утрачена примерно на половину, наверное, там просто ничего нет, но сохранился лик, руки, верхняя часть фигуры.
А. Пичугин
— Давайте мы продолжим через минуту, после небольшого перерыва. Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня заведующая отделом древнерусской живописи Государственного исторического музея Людмила Тарасенко. Мы говорим про чудесную выставку, которая проходит в Историческом музее, неделю назад открылась и продлится до конца мая. Она называется «Обретение» — 36 икон конца шестнадцатого — начала двадцатого веков. Экспонируются они все из разорённых храмов Ярославля, уникальна история их спасения, про которую наша гостья рассказала. И мы продолжим разговор буквально через минуту.
А. Митрофанова
— Ещё раз добрый «Светлый вечер», дорогие слушатели. Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И напоминаю, что в гостях у нас Людмила Тарасенко — заведующая отделом древнерусской живописи Государственного исторического музея. Мы говорим о выставке, которая открылась сейчас в здании музея на Красной площади, напомню адрес — это Красная площадь, дом 1. Новый выставочный зал там сейчас занимают иконы из Ярославля, которые были тем или иным парадоксальным образом обнаружены, спасены. Но вот в основном мы говорим про иконы, которые были обнаружены на чердаке Митрополичьих палат в Ярославле. Умелые мастера, знающие толк в сохранении памятников древнерусского искусства, спрятали эти иконы таким образом от представителей советской власти, которые... у нас же была вот эта история с уничтожением святынь, с разорением храмов, она была печальная. Там не только власть в этом участие принимала, но и народ — все. И эти люди, глубоко не равнодушные, рискуя собственной жизнью, правильным образом укрыли, спрятали эти иконы, упаковали их там в какие-то опилки или строительный мусор. И вот их удалось сейчас найти, и реставрация идёт полным ходом. 36 икон сейчас выставлены в Государственном историческом музее, а выставка называется «Обретение». И вот как мне кажется, всё-таки здесь речь идёт не только об обретении этих икон, но и об обретении, может быть, даже своей истории, каких-то смыслов, которые очень для нашей жизни важны, но мы, может быть, не до конца ещё их чувствуем, понимаем, не до конца к ним вернулись. Вы начали рассказывать про то, что эта выставка открывается расстрелянной иконой. И дальше там можно ещё другие, не менее прекрасные, иконы, тоже с интересной и очень такой трагичной судьбой увидеть. Что ещё вот самое знаковое кажется вам там, на что можно обратить внимание?
Л. Тарасенко
— Знаете, даже вот эта икона, несмотря на значительную утрату, — там практически весь низ утрачен и немножко утрачено на верхнем поле, — она прекрасной живописи, она очень характерная для Ярославля. Искусство иконописи Ярославля совершенно замечательно, невероятно радостно, невероятно просто привлекательно. И вот эти черты узорочья, красота, нарядность света — это всё мы видим в тех памятниках, которые представлены у нас на выставке. И мы можем проследить — это как раз была задача, когда мы готовили выставку — мы можем проследить, как искусство ярославское развивалось от второй половины шестнадцатого века, как постепенно вырабатывалась строго ярославская стилистика, как она соприкасалась с московскими модами, на что Ярославль откликался, а на что не откликался, придерживался своих каких-то традиционных принципов. И вот здесь очень интересно, что можно увидеть несколько икон, которые на первый взгляд кажутся намного более древними, чем они есть на самом деле, но это иконы уже девятнадцатого века. Это очень такая своеобразная и важная черта ярославской иконы — ярославцы уважали своё прошлое, они его любили. Тем более, что вторая половина семнадцатого века, восемнадцатый век — это время, когда Ярославль занял очень высокие такие позиции среди русских городов. Там развитие торговли, производство, то есть это богатый город. И то, что они создали в это время, ярославцы, для них это было как бы эталоном, к которому они стремились и в конце восемнадцатого века, и в девятнадцатом, когда уже Ярославль становится всё-таки... ну, город губернский, как бы рядом со столицами он уже не так котируется. Поэтому такое стремление не потерять своё местное своеобразие очень характерно для Ярославля, оно окрашивает искусство и восемнадцатого, и девятнадцатого века в совершенно особые тона. Кроме того, у Ярославля были свои святыни. И среди тех памятников, которые были сейчас отреставрированы, смогли оказаться на выставке, мы видим основных, главных святых Ярославля. Это первые канонизированные святые Фёдор, Давид и Константин, благоверные князья, которых очень любили, их канонизировали в пятнадцатом веке. В более позднее время канонизировали Константина и Василия, благоверных князей, но жили они чуть пораньше, чем те, о которых я говорила до этого. И вот две иконы: одна — трое святых (Фёдор и его сыновья); другая — равноапостольный Владимир и благоверные князья Василий и Константин. Вот эти две иконы как бы являют нам главных почитаемых святых города. Мощи их хранились: одних — в Успенском соборе, других — в Спасо-Преображенском монастыре. И вот любопытно, когда ополчение Минина и Пожарского направлялось к Москве, то молебны были отслужены и у одних и у других мощей. Иконы великолепные, хорошо сохранившиеся, то есть это вот просто такой праздник для людей, которые любят русское искусство и русскую икону, — это потрясающие образы. Образ Толгской Богоматери — главная Богородичная святыня Ярославля. Там есть прекрасная икона восемнадцатого века — икона Толгской Богоматери.
А. Пичугин
— А насколько ярославскую иконописную школу коснулось такое своеобразное обмирщение? Вот мы можем говорить, что, наверное, последним московским иконописцем классической школы, он же стал, наверное, открывателем новой, уже такой более западной традиции, был Симон Ушаков. Последний, наверное, так монументально древнерусски расписанный московский храм (кстати, ярославского гостя — купца Никитникова) — церковь Троицы в Никитниках (кстати, тоже бывший филиал Исторического музея). И он же, наверное, Симон Ушаков, открыл в конце семнадцатого, начале восемнадцатого века новый путь российской иконописи, по крайней мере в московской школе. А насколько ярославская сохраняла ещё традиции? Или она тоже достаточно быстро, в то же время, а может быть, и ещё раньше перешла на этот новый европейский лад?
Л. Тарасенко
— Такое живоподобие. Знаете, то, что сделал Симон Ушаков, нельзя назвать обмирщением.
А. Пичугин
— Ну, я, может быть, не совсем правильно выразился просто, да.
Л. Тарасенко
— У него, конечно, было очень много последователей. В восемнадцатом веке мы в самых разных местах России — и в Сибири, и на Севере, и Новгород на западе — мы видим как бы отблески вот того, что было сделано Симоном Ушаковым, вернее то, что было разработано школой Оружейной палаты. Это находит как бы своё продолжение уже в иконописи восемнадцатого века. А вот ярославцев... замечательный вопрос, потому что, как я уже говорила, они своё, родное особенно чтили, поэтому что-то у них перешло, то есть они восприняли. И надо сказать, что многие ярославцы, вы совершенно правильно тоже говорили, в Москве работали, их привлекали к тем проектам, как мы сейчас говорим, которые в Москве постоянно осуществлялись: то роспись одного храма, то другого — собирали народ отовсюду, уж из обязательно из Ярославля и Костромы. Так что ярославцы очень хорошо знали, что происходило в Москве. Но сказать, что они прямо вот стали повторять всё — нет. Как раз иконы, собственно, второй половины семнадцатого, начала восемнадцатого века — это вот основное художественное ядро этой выставки, оно показывает, что что-то было взято, но далеко не всё. Вот эта любовь к узорочью, немыслимая просто, такой вот интенсивности цветов, определённое сочетание цветов — это строго ярославское. Я вспоминаю сейчас пример Палеха: Палехская иконописная школа, которая в тот момент, когда уже стало понятно, что перспективы у иконописцев нет реализовываться дальше — ну или как-то вообще делать то, что они делают, что они умеют, а там же всё село занималось иконописью, — и что дальше не будет на это ни заказа, ни спроса, ничего, и вообще это всё риск для жизни, стали думать, что же делать. И вот придумали палехскую лаковую миниатюру, по примеру... по-моему, Мстёра была первой, кто пошёл по этому пути — но не помню, кто точно.
А. Пичугин
— Но это всё окраина как раз ярославской школы.
А. Митрофанова
— И вот когда в наше время уже стали внимательно вглядываться и думать: а что же это всё так напоминает — вот эта палехская лаковая миниатюра, — обнаружили, что это действительно законсервированная иконописная традиция. А если эта традиция передалась, значит, её в принципе можно расконсервировать обратно. Я просто знаю, что есть, например, Анатолий Владимирович Влезько, который прекрасно, блестяще, исследуя историю консервации, расконсервирует сейчас, возрождает там иконописную традицию. И просто удивительно это всё, замечательно и прекрасно. Не было ли чего-то подобного в Ярославле?
Л. Тарасенко
— Нет. Надо сказать, если говорить про первые годы советской власти, то вот вы назвали. Вот Холуй ещё добавить к Палеху и Мстёре, Федоскино. Но Федоскино — всё-таки это не икона была, это изначально был промысел. Больше, пожалуй, нигде вот так вот, чтобы законсервировалась, как вы говорите, традиция иконописная — мне кажется, больше нигде такого не было у нас. Но как только стало можно писать иконы... но надо сказать, что даже когда и нельзя было писать иконы, их же всё равно писали, потому что храмы всё-таки были.
А. Пичугин
— Стоит сказать, что это хороший заработок в то время, потому что советские иконописные артели, которые... ну даже не совсем подпольно, но ходили по... Я уже неоднократно говорил, что Ярославль славен тем, что в Центральной России там было самое большое скопление действующих храмов — Ярославская область, часть Ивановской области, часть Тверской области, которые примыкают друг к другу — это вот такое средоточие действующих храмов. Поэтому для ребят-искусствоведов это был такой хороший летний заработок — ходить по сёлам, подновлять, писать на заказ. И, благодаря этому, достаточно много икон, которые были сделаны в середине двадцатого века «под старину».
Л. Тарасенко
— Да, иногда, знаете, бывают очень интересные иконы того времени. Но главное, что сейчас, когда открыты все возможности, мы видим колоссальное разнообразие. То есть кто-то возрождает икону византийскую, кто-то эпохи Дионисия, кто-то эпохи Рублёва, кто-то ещё чего-то — колоссальное разнообразие.
А. Пичугин
— Давайте напомним, что в гостях у светлого радио Людмила Тарасенко, заведующая отделом древнерусской живописи Государственного исторического музея на Красной площади. И мы говорим про выставку, которая была открыта неделю назад — замечательная выставка «Обретение», где представлены 36 икон шестнадцатого — двадцатого веков из Ярославля. Мы сейчас говорим про особенности ярославской художественной школы. Впрочем, наверное, у нас несколько столетий подряд и господствовали две школы здесь, в Центральной части России, — это ярославская и московская. Они не то чтобы соперничали, но где-то водораздел такой проходил — куда доходила московская и откуда начиналась ярославская. Даже по сельским храмам той же Ивановской, Ярославской области, нынешней Владимирской - можно проследить этот переход в живописи. А насколько иконописные выставки сейчас популярны?
Л. Тарасенко
— Вот вы задали очень сложный вопрос. Кто делает такие выставки? В Историческом музее они бывают не очень часто, бывают в Кремле, бывают в Музее древнерусского искусства имени Андрея Рублёва, в Коломенском, иногда неожиданно бывают в Царицыно, например. Сказать, что народ валом валит нельзя, но всё-таки интерес есть и он какой-то достаточно устойчивый, а поэтому я надеюсь, конечно, что на эту выставку всё-таки придёт достаточное количество людей. Выставка в самом деле даёт представление о ярославской иконе. И мне, как человеку, который очень любит Ярославль, мне бы очень хотелось, чтобы она пробудила желание посетить сам Ярославль — там потрясающий музей. Вообще, сам город потрясающий, там сохранилось всё-таки очень много храмов.
А. Пичугин
— А какие росписи в Иоанновском храме, который все на купюре в тысячу рублей видели!
Л. Тарасенко
— Да, понимаете, то есть посмотреть сам город фантастический, там всё-таки центр хорошо сохранился.
А. Митрофанова
— А вот скажите, что посетить обязательно, если приехать в Ярославль, посоветуйте.
Л. Тарасенко
— Я могу сказать, что в первую очередь — это Митрополичьи палаты. Наши коллеги очень много икон раскрыли за последнее время, поэтому каждый раз, когда приезжаешь раз в несколько лет, то видишь новые открытия — это очень здорово. У них очень большая, полноценная экспозиция, которая показывает с древнейших времён до уже конца семнадцатого века — очень богатая экспозиция. Замечательная экспозиция Краеведческого музея, которая расположена в Спасском монастыре. А дальше сам город: памятники архитектурные прекрасные — в общем, многое там приведено в порядок, поэтому сердце не болит, смотришь и радуешься.
А. Пичугин
— Да, в последние годы особенно.
Л. Тарасенко
— Да, слава Богу, что такой внутренний туризм сейчас как-то достаточно развит. Очень многие ездят с православными какими-то туристическими агентствами. Я знаю, что приходы устраивают свои поездки, заказывают автобусы и ездят по разным тоже таким местам, посещая и музеи и монастыри.
А. Пичугин
— Лучше самим, потому что здесь сам человек распоряжается своим временем, есть интернет, есть замечательные справочники, и можно выбрать хороший день, хорошую погоду.
А. Митрофанова
— В общем, да. Те, кто на европейской части России, лететь никуда не надо для того, чтобы доехать до Ярославля.
А. Пичугин
— В Ярославле аэропорт есть международный.
А. Митрофанова
— Даже так. Пожалуйста, можно и полететь, но просто это связано с определёнными сложностями, а так, если есть машина, просто проснуться в субботу утром, сесть в машину, взять в охапку детей, привезти и показать всю эту красоту — это же прекрасно. Тем более сейчас скоро весна, очень хочется на это надеется — она обязательно придёт. И потом вот эти летние месяцы — это же самое замечательное, когда ещё не отпуск, но есть выходные: суббота и воскресенье. Что может быть лучше?
Л. Тарасенко
— Я тоже так думаю.
А. Митрофанова
— Давайте вернёмся сейчас немножечко к выставке. Мне бы всё-таки хотелось, чтобы ещё, может быть, чуть более подробно мы с вами остановились на особенностях именно ярославской иконописной традиции. Я вот вообще не искусствовед, и не историк, в отличие от Лёши, но я, глядя на фрагменты работ — то, что представлено на сайте выставки — смотрела и думала, что вот эта иконописная традиция чем-то выделяется. Вот что-то в ней есть такое, что, глядя на это, я чисто интуитивно могу сказать, что это что-то там ближе к Ярославлю — я сама не понимаю, почему. Но на уровне каких-то, знаете, визуальных таких ассоциаций. Что такое выдаёт ярославскую иконописную школу?
Л. Тарасенко
— Характерное очень узорочье.
А. Митрофанова
— Так, это мы уже про это говорили, да.
Л. Тарасенко
— Есть особенности... мне трудно будет это сформулировать — показать легко. Есть особенности, как лепятся лики.
А. Митрофанова
— Вот я хотела сказать: лики, потом волосы...
Л. Тарасенко
— Здесь очень многое, в принципе, для любой школы... принципы одни и те же, но тем не менее результат — что получается. Вот у ярославцев есть особенности, есть особенности у новгородской живописи. Потом, что ещё важно: если говорить про истоки ярославской живописи, то это такая Средняя Русь — Ростов, потом Москва очень значительное влияние оказывает. То есть это такое сложное явление, которое трудно определить, и бывает, что не очень понятно, что это такое: иной раз очень близко к Москве, иной раз совсем далеко от Москвы. В общем, это достаточно сложная проблема. А вот с семнадцатого века как раз Ярославсль обретает своё лицо. И вот это узорочье, о котором я вынуждена говорить уже в который раз. Вот сразу смотришь и говоришь, что это, конечно, Ярославль. Потом, какие-то цветовые сочетания более характерные. У ярославской живописи есть такая как бы чеканность, жестковатость некоторая. Например, Кострома очень мягкая — там лики прям такие всё... чуть-чуть как бы вылепленные.
А. Пичугин
— А костромская школа и ярославская — они разделяются?
Л. Тарасенко
— Да, это разные. И Москва другая. Это вот всё эти нюансы, которые легко обсуждать, когда перед вами картинки, а ещё лучше сами памятники.
А. Митрофанова
— Вот! А ещё лучше поехать и посмотреть, или приехать в Ярославль, увидеть там всё своими глазами. Потому что, знаете, у меня такое ощущение иногда создаётся, что, поскольку живём мы в век принтов, то есть совершенно спокойно можно сделать какой угодно принт на какой угодно поверхности. И в общем, не знаю, к счастью или к сожалению, иконы в этом смысле не исключение. К счастью — наверное, потому, что всё-таки, если икона написана рукой мастера, то не каждый человек может её себе позволить. А к сожалению — потому, что вот есть у нас сейчас, как мне кажется, вот эта особенность, тенденция, по-моему тревожная, профанации цветов. Вот золотой цвет — у него же глубочайшее сакральное есть значение. И когда этот золотой цвет на такой принтованной иконе, которую просто напечатали на бумаге... Если нет возможности вообще никак больше икону раздобыть, как это, пожалуйста, было в советское время, тогда всё понятно. Сейчас, когда всё-таки мы можем уже себя позволить какое-то лучшее качество передачи цветов, когда вкладываем чуть больше усилий в то, что мы делаем, а не просто делаем этот принт, мне кажется, стоит об этом задуматься. И вот замыливается глаз на этих принтованных цветах и ты просто перестаёшь уже видеть... не знаю, спектр зрения сужается: мы не видим столько красивого, сколько могли бы видеть, будь у нас немножко другие глаза.
Л. Тарасенко
— Да, это точно так же, как иллюстрации в альбоме, например — та же самая печать и, конечно, она очень искажает.
А. Пичугин
— Но грамотная цветокоррекция всё-таки достаточно много делает.
Л. Тарасенко
— Да. Вы знаете, я должна вам сказать, раз уж мы как-то немножко вышли за пределы нашей темы основной: мы в музее подготовили две выставки тематических, на основе нашего собрания. Это выставки «Образ Богоматери» и «Образы русских святых». Мы подобрали определённую коллекцию, сделали фотосъёмку. Работали мы вместе с командой храмы Софии на Софийской набережной — у них прекрасная техника. Хорошая съёмка, над которой потом ещё сидели и работали, потому что съёмка сразу уплощает изображение. То есть мы как бы прикладывали руки к этому, вместе со специалистом из Софии мы объясняли, что надо выделить, что надо как-то... где-то блик какой-то, чтобы заиграл объём. И вот было сделано две таких выставки с этой, казалось бы, простой технологией — пусть там дорогая техника, но сама технология уже отработана: снял, отпечатал и привет. Но это не так, потому что пришлось работать с каждой практически картинкой: много раз нам приносили печать, и вот была вот цветокоррекция — бесконечная, бесконечная цветокоррекция. В результате мы сделали эти две выставки. Я должна сказать, что привезти такую выставку, как вот сейчас нам привезли ярославцы, или как параллельно к их юбилею музей отправил туда выставку греческой вазописи. Это очень дорогое мероприятие: дорогое по упаковке, перевозке, страховке и так далее. Более того, мы не можем разместить памятники вот такого уровня, если нет нескольких рубежей охраны и так далее. Поэтому вот эти печатные иконы оказываются возможностью показать всё-таки высокое искусство, пусть и таким путём, показать в тех небольших городских музеях, куда в жизни никто не сможет привезти такие памятники — у города не хватит денег, чтобы принять такую выставку.
А. Пичугин
— В подтверждение ваших слов мы сейчас как раз вот в это самое время хотим возить по России — мы уже открыли в одном городе в Оренбуржской области выставку картин из Хорватии. Достаточно сложно договориться, мы хотим привезти в Москву подлинники, но естественно, мы не можем этого сделать в маленьких городах — вот то, о чём вы сейчас говорите как раз. Поэтому с очень хорошей цветокоррекцией, с хорошими копиями как раз мы сделали эту выставку, сейчас её возим по стране. Вот это к вопросу о том, что современные технологии позволяют познакомить — иначе люди просто не увидят этого никогда, а хотелось бы показать. Или вот второй пример, уже в более практической плоскости церковной. Я довольно скептически отношусь к современной иконописи в современных храмах. Немного мастеров, которые могут хорошо расписать храм или хорошо сделать иконостас, или очень дорогие эти мастера, их работы дорого стоят, не все могут себе это позволить. Порой приходишь и видишь достаточно печальное зрелище: храм расписан, иконы новые, все писанные, настоящие. Но я знаю людей, которые делают хорошие принты, делают целый иконостас с этими принтами, но берут с действительно очень качественных работ — делают копии и делают иконостасы. Мне кажется, что сейчас, в наше время, это тоже неплохой выход.
Л. Тарасенко
— Да, я с вами совершенно согласна.
А. Пичугин
— Алла Сергеевна — нет.
А. Митрофанова
— Я сижу, плачу. Нет, я ничего не имею против, которые действительно, как вы говорите, многоэтапная подготовка, чтобы до мельчайших подробностей совпадали цвета.
Л. Тарасенко
— Чтобы золото... понимаете, если правильно снято и правильно отпечатано, то игрою света вот этот самый жёлтый фон становится золотистым, но для этого надо работать.
А. Митрофанова
— Я понимаю, Лёш, когда это делается для того, чтобы в том или ином музее, региональном, краеведческом, куда невозможно просто ни экономически, ни по другим статьям никак довезти подлинники, чтобы показать там людям эту красоту — там, да, конечно. В эти принты вложено много труда и они того стоят. Но всё-таки храм — это пространство смыслов немножечко других. При всём уважении к музеям, но храм — это сакральное пространство, прежде всего. И копия, пусть даже самая лучшая копия, вот этот принт, который разместили в храме, возникает вопрос: а зачем?
А. Пичугин
— Пойдём за эфиром поспорим на эту тему, потому что время наше закончилось. Мы благодарим нашу гостью: спасибо огромное. Всех зовём на выставку, которая проходит в Историческом музее — Государственный исторический музей на Красной площади. Выставка продлится ещё до конца мая. Я думаю, что все, кто приедет в Москву, все, кто живёт в Москве и хотят посетить, успеют это сделать. Называется выставка «Обретение» — 36 икон шестнадцатого — двадцатого веков из Ярославля приехали в Исторический музей. Спасибо большое Людмиле Тарасенко, заведующей отделом древнерусской живописи Исторического музея. Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин —
А. Пичугин
— Прощаемся, до встречи.
А. Митрофанова
— До свидания.
Л. Тарасенко
— До свидания.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.