У нас в гостях была директор фонда «Подарок ангелу» Анастасия Приказчикова.
Этот разговор состоялся в рамках бесед «Вера и дело». Мы говорили о проектах фонда «Подарок ангелу», направленных на помощи детям с ДЦП, и о том как удается менять их жизни детей и их близких к лучшему
Ведущая: Елизавета Волчегорская
Л. Горская
— Здравствуйте, дорогие слушатели! В эфире радио «Вера», программа «Светлый вечер». Здесь с Вами в студии Лиза Горская. И сегодня у нас в гостях Анастасия Приказчикова – генеральный директор и соучредитель Фонда «Подарок ангелу». И вот у нас уже, можно сказать, предновогодние дни.
А. Приказчикова
— Добрый вечер! С Наступающим всех!
Л. Горская
— Будем говорить о Фонде, будем говорить о подарках ангелу. И я предлагаю начать с социальной акции «Спасибо!», которая сейчас идет в нашем городе. И, я думаю, многие уже видели билборды этой акции. Но давайте подробно про нее поговорим – что это?
А. Приказчикова
— Да. Ну, давайте тогда я немножечко к истокам сначала.
Л. Горская
— Давайте.
А. Приказчикова
— Фонд «Подарок ангелу» помогает детям с церебральным параличом. Это наша аудитория, собственно, с которой мы работаем, и работаем мы по-разному. У нас есть четыре благотворительных программы, одна из которых это реабилитация на базе собственных центров. И так получилось, что у нас уже за пятилетний опыт работы выстроена схема работы, и очень часто мы получаем письма от наших подопечных с благодарностями. Иногда в этих благодарностях содержатся отчеты, мы обмениваемся договорами об оказанной помощи. Но очень часто бывает такое, что родители детей с ДЦП нас благодарят каким-то образом, высылают какие-то там сувениры, кукол, благодарности. И тут год назад, как раз почти ровно год назад к нам пришло письмо, где просто был лист А4, и на нем красным маркером очень коряво, прямо вот очень коряво было написано слово «Спасибо!» с восклицательным знаком.
Л. Горская
— Ну, понятно – разборчиво, да?
А. Приказчикова
— Да, разборчиво. Но коряво и как-то вот так... Ну, смотрим – а там подпись маленькая. Мама мальчика написала, что «у Сережи, которому мы помогли как раз с реабилитацией, ушел целый час для того, чтобы нарисовать для Вас это слово «Спасибо!». «Ну мы очень хотели всей семьей сказать «Спасибо!» Фонду за то, что Вы помогли, и поэтому, в общем, вот Вам наша благодарность – вот, пожалуйста, если она сможет украсить Ваш офис, будет здорово, мы будем счастливы, спасибо Вам огромное!». И мы как-то очень просто всей командой Фонда расчувствовались, несмотря на то, что мы каждый день сталкиваемся с подобными вещами. Но почему-то это каким-то образом у нас в глубине осело очень так крепко. И мы на тот момент и сейчас по-прежнему работали с Александром Семиным – это один из креаторов таких достаточно известных, которые работают над социальными кампаниями. И Фонду «Верю!» он тоже разрабатывал социальную кампанию и так далее. И он увидел это у нас в офисе и сказал: «Это абсолютный посыл к тому, чтобы рассказать о том, кто эти дети». Потому что, к сожалению, у нас в обществе не все знают о проблемах маломобильных детей. Сейчас вот отложим ДЦП, просто возьмем категорию маломобильных детей. Потому что даже если в Москве более-менее сейчас уже благодаря благотворительным фондам, общественным организациям проблема инвалидов все-таки каким-то образом на поверхности, ну, пытаются, по крайней мере...
Л. Горская
— Ну, более-менее.
А. Приказчикова
— ...да, то в регионах, например, об этом не знает никто. Потому что эти дети вынуждены сидеть дома. Не везде есть доступная среда, про которую так любят говорить, и так далее. И мы решили просто сначала, в первую очередь, рассказать людям о том, как на простом пересчете времени... Ну, вот что такое 60 минут? Вот, собственно, в слоган этой кампании: чтобы написать слово «Спасибо!», у особенного ребенка, ребенка с ДЦП уходит 60 минут из-за поврежденной моторики рук. А для нас 60 минут – это провести совещание, это ответить на письма, это заключить новый контракт.
Л. Горская
— Приготовить обед из трех блюд.
А. Приказчикова
— Приготовить обед, да? То есть это пересчет времени. И мы подумали, что это очень здорово ляжет ну вот собственно в концепцию этой кампании для того, чтобы донести, как расходуется время по-разному у нас, обычных людей, и у маломобильных детей. И, соответственно, мы дополнили эту кампанию о том, что помочь такому ребенку можно на сайте http://podarokangelu.com, и запустили эту кампанию вот прямо с этим самым «Спасибо!», написанным красным маркером, в мир.
Л. Горская
— Действительно, тому, кто не сталкивался, очень сложно представить, как слово «спасибо» можно целый час писать. Что это еще в пересчете на время людей без таких особенностей? Ну, час просто... Я поясню: у меня, как у работника прямого эфира, искажено представление о времени. То есть мне кажется, что минута – это бесконечно много, и за минуту столько можно успеть... А вот как для обычного человека, который, может быть, даже минуты не замечает, - час – это ого-го сколько! В чем состоит Ваша акция «Спасибо!», кампания?
А. Приказчикова
— Она состоит в том, чтобы привлечь внимание общественности, рассказать о том, что есть вот такие дети с ДЦП, маломобильные дети, которые совершенно по-другому расходуют время.
Л. Горская
— Просто рассказать, или, может быть, чтобы помогли?
А. Приказчикова
— Помочь также, потому что, еще раз, в кампании значится: «Чтобы написать слово «Спасибо!», у ребенка с ДЦП уходит около 60 минут. А помочь такому ребенку можно за одну минуту на сайте http://podarokangelu.com«. Помочь такому ребенку...
Л. Горская
— Как помочь на сайте можно?
А. Приказчикова
— У нас сайт сделан как краудфайндинговая платформа. То есть любой благотворитель, который приходит к нам на сайт, может выбрать своего «ангела» - ну, если мы возвращаемся к названию фонда, и помочь ему буквально в одно касание, клик мышки. Поэтому там все сделано удобно, и могу сказать, что за счет привлечения аудитории это не только билборды – это телевидение, радио, печатные СМИ, онлайн-СМИ. Мы в этом году превысили объем оказанной помощи на 60% по отношению к прошлому году. То есть донеслось.
Л. Горская
— А что это – реабилитация, это праздники какие-то?
А. Приказчикова
— Это реабилитация плюс три остальные программы Фонда. У нас четыре программы Фонда: это реабилитация, ежемесячная помощь тяжелобольным детям, гуманитарная помощь - средства личной гигиены, медикаменты, специальные ткани, это помощь семьям, помощь одиноким мамам, которые остались одни после рождения ребенка-инвалида, это такая программная помощь, которая нацелена на то, чтобы, в основном, для региональных детей, покупать кровати. Потому что у нас многие дети спят на полу, и, например, нет ремонта в квартирах, и нет холодильников, газовых плит нет где-то. Потому что мы работаем со всеми регионами России, и Вы даже не представляете, что происходит в самых таких закоулках, скажем так, нашей необъятной Родины. Мы стараемся помогать по вот этим трем программам – реабилитация, помощь семьям и ежемесячная помощь, и, плюс, у нас есть еще одна программа, которую очень любят наши благотворители, она называется «Главное – мечтать», по исполнению заветных желаний особенных детей. Это когда дети пишут нам письма, что «хочу вот этот трактор», условно, «потому что у мамы нету средств, чтобы она мне его смогла подарить, а он какой-то на пульте управления и так далее», и мы в качестве исключения (потому что все-таки наша работа больше сейчас нацелена на реабилитацию), но оставили эту программу, потому что ее очень любят люди, которые помогают Фонду, и «Волшебником может стать каждый!» - гласит слоган собственно Фонда. Поэтому мы оставили и являемся такими круглогодичными Дедами Морозами для детей и их родителей, которые пишут в Фонд заявки.
Л. Горская
— А почему такая тяжелая ситуация у многих? Вот Вы говорили, приходится на полу спать, нет газовой плиты. Потому что у родителей таких особенных детей все ресурсы уходят на этих детей и нет возможности зарабатывать, или?.. Или что?
А. Приказчикова
— Ну, по статистике Фонда, у нас, к сожалению, все очень неоптимистично, потому что у нас 60% женщин, которые рожают ребенка с ДЦП, остаются одни. То есть отцы уходят из семей. После этого, какая бы активная ни была мама в прошлом, она остается прикована к своему ребенку. И если эта форма еще слабая или средняя, это одно. Бывают совсем тяжелые формы, когда ребенок полностью лежачий, то есть у тебя жизнь полностью и кардинально меняется. У нас есть государственные пособия, на которые невозможно жить – ну, если мы можем об этом говорить откровенно в эфире. У нас нет доступной среды в регионах, потому что у нас есть родители, которые живут в хрущевках на пятом этаже без лифта с ребенком-инвалидом-колясочником. Нету пандусов, например, и ребенок, например, тяжелый, уже взрослый, его нужно спускать, куда-то ходить с ним в магазин и так далее... А что-то делается в стране и развивается помощь патронажная и так далее, но всего этого недостаточно на данный момент для того, чтобы все эти нужды покрыть, условно. Поэтому, к сожалению, ситуация на данный момент, опять же, исходя из того, как мы общаемся с каждой семьей – адресно, контактно, то есть каждый день и так далее, знаем об их потребностях, нуждах и о том, как живут эти люди, вот по нашему мониторингу это вот таким образом обстоит.
Л. Горская
— А им жизнь улучшить достаточно просто, как я понимаю, да? То есть это какие-то... Ну, насколько это возможно... То есть это какие-то материальные аспекты в плане бытового комфорта плюс реабилитация? Что дает реабилитация, что может дать реабилитация, если правильно ее проводить, проводить регулярно, так, как этого требуют показания?
А. Приказчикова
— Очень по-разному, зависит от индивидуального случая. Потому что у нас, например, есть дети с некупированными эпилептическими приступами. Это когда приступы происходят постоянно. Мы не можем, к сожалению, брать таких детей на реабилитацию, потому что физическая реабилитация усиливает возможность проявления, собственно, этих приступов. Могу сказать только то, что есть дети, которые приходят, и в наших центрах, и не только в наших, и в центрах, с которыми мы сотрудничаем, и 3-5 раз нужно проходить реабилитацию в году для того, чтобы хотя бы закрепить результат - например, чтобы уменьшилась спастика в руках или чтобы ребенок в четыре года начал держать голову. То есть какие-то вот такие элементарные вещи. После чего, к сожалению... При этом диагнозе очень распространена такая история, как откат назад. То есть, грубо говоря, ребенку поставили в определенную позицию группы мышц, начал он держать голову, прошло два месяца – навыки утеряны. Такое, к сожалению, постоянно тоже бывает. Поэтому мы просто взяли на себя такую – ну, громкое слово, конечно, – миссию, но в наших реабилитационных центрах мы на патронаже ведем семьи. То есть вот мы понимаем, что у нас есть 50 детей, условно, вот лучше они будут проходить три раза в год реабилитацию у нас на постоянной основе, чем мы будем единоразово оплачивать разных детей. Потому что мы просто понимаем, что мы таким образом хотя бы можем следить за результатами. Что еще мы делаем для того, чтобы облегчить жизнь родителей? Мы сделали проект – собственно, в этом году явились призером Президентских грантов непосредственно на этот проект, - проект, который называется «Школа особенного родителя». Это лекторий для родителей, у которых дети с ДЦП, для того, чтобы они понимали... Ну, словом, это наша аудитория – в основном, чтобы... И сделано это для того, чтобы они понимали, что делать со своим ребенком, когда у Вас вот эти двухмесячные перерывы, как не потерять результат. Проект этот был создан тоже по запросу, потому что у нас очень часто родители обращались к нам именно с просьбой: «А расскажите, что делать?». Времени, к сожалению, у специалистов-реабилитологов на это немного, поэтому мы решили сделать под это специальный проект. И он с февраля стартует - надеюсь, что он будет продуктивным, эффективным и таким... по-настоящему кому-то поможет.
Л. Горская
— Анастасия Приказчикова, генеральный директор и соучредитель Фонда «Подарок ангелу» в студии радио «Вера». Мы говорим о Фонде. Пять лет, около 50 детей...
А. Приказчикова
— ...в месяц.
Л. Горская
— В месяц, да. А сколько у Вас всего подопечных детей?
А. Приказчикова
— За пять лет у нас прошло больше 5 тысяч человек. В году вот сейчас будет около 1 тысячи 300.
Л. Горская
— И Вы сказали, в этом году на 60% больше?
А. Приказчикова
— Да.
Л. Горская
— Странно людей в процентах считать, но сколько было в прошлом?..
А. Приказчикова
— Нет, на 60% больше оказанной помощи. То есть мы на 60% смогли привлечь больше средств для того, чтобы распределить эти средства на помощь подопечным. То есть мы понимаем, что программы разные, ценовые категории у всех программ разные. То есть если реабилитация стоит 200 тысяч, то какая-то программа у нас может обходиться в 10 тысяч рублей. Поэтому мы считаем просто в объемах. Ну, это такая уже профессиональная история, скажем так, для НКО.
Л. Горская
— А откуда берутся эти детки? Они сами к Вам обращаются, ну, точнее, их родители, или Ваши коллеги Вам предлагают, Вы их каким-то образом разыскиваете? Как вот они?
А. Приказчикова
— Нет, мы никого не разыскиваем. Ну, скажем так, учитывая то, что Фонд на слуху и, в принципе, любой родитель, у кого есть такая беда, они знают о существовании всех фондов, которые помогают детям с ДЦП, и наш фонд не является исключением, то есть они, как правило, пишут нам заявки сами. И, учитывая, опять же, то, что Фонд, в принципе, в медийном пространстве тоже слышно-видно, они понимают, что могут к нам обратиться. А изначально, если говорить про пять лет назад, мы работали с форумом «Дети-ангелы» и, собственно, помогали через форум.
Л. Горская
— Вот Вы говорите, что родители, у которых особые дети, ориентируются в фондах... Мне казалось... Мы, наоборот, здесь часто сталкиваемся с тем, что люди плохо ориентируются не то, что в фондах – в существующей системе здравоохранения, и, столкнувшись с... ну, бедой это называть не хочется, но с такими событиями в жизни, как рождение особенно ребенка или болезнь кого-то из близких, люди не знают, куда обратиться, не знают, с чего начать, боятся фондов, ассоциируя их с бюрократией зачастую или с волокитой, с большим количеством бумаг.
А. Приказчикова
— Ну, это, к сожалению, так, потому что мы должны и обязаны проверять каждого благополучателя прежде, чем оказать помощь.
Л. Горская
— Ну вот расскажите про это.
А. Приказчикова
— Мы верифицируем. То есть каждый раз, когда к нам приходит заявка, мы верифицируем все – от медицинских выписок, справок, эпикризов до состояния платежного семьи, насколько вообще семья платежеспособна. Потому что мы, разумеется, как Фонд обязаны и, скажем так, мы сделали внутренний регламент у себя, что мы в первую очередь помогаем не платежеспособным семьям, а матерям-одиночкам. И для того, чтобы выделить нашу аудиторию, разумеется, мы должны проверить все. Поэтому... И это не только мы. Разумеется, все фонды, которые работают на системной основе, обязаны проверять конечных благополучателей. Потому что в сфере благополучателей, если можно так сказать, тоже очень много мошенников. И очень часто бывает такое, что приходят недобросовестные люди... Ну, у нас не часто, но как бы, в принципе, история случаи знает, когда приходят недобросовестные люди, и фонды, скажем так, некоторые велись на эту историю, помогали, а оказывалось, что помощь, в общем-то, была не нужна.
Л. Горская
— Ну да, бывает, что собирают деньги на лечение ребенка, а ребенка самого не лечат, просто деньги собирают и собирают, собирают и собирают.
А. Приказчикова
— Да.
Л. Горская
— Но сейчас таких историй все меньше – в частности, благодаря развитию некоммерческих организаций, фондов и тому, что они занимаются верификацией информации.
А. Приказчикова
— Истории такие были всегда – прежде всего, потому, что... Может быть, просто сейчас эти истории и эти недобросовестные люди выходят напрямую на каких-то физических лиц, а не на фонды, потому что понимают, что фонды научились проверять, ну, по крайней мере, крупные системные фонды... Но не знаю, что способно искоренить мошенничество в сфере благотворительности, если честно. Вот прямо действительно не знаю, что способно сделать так, чтобы люди перестали обращаться за помощью, если она им не нужна, и таким образом просто привлекать деньги на свои личные нужды. Это всегда было. Это такой как бы человеческий фактор...
Л. Горская
— Это правда такая распространенная вещь?
А. Приказчикова
— Распространенная вещь в целом, не знаю, в России, можем так сказать. Потому что в Фонд, конечно, к нам уже обращаются реже такие случаи. Потому что мы все равно видим, когда... Мы же проверяем даже социальные сети, связываемся с каждым человеком. Но в целом – да, потому что очень часто бывает такое... Вот мы работаем с массой публичных людей – ну, то есть действительно с массой публичных людей. К ним очень часто обращаются мошенники – ну вот прямо пишут в социальных сетях: «Помогите! Туда-сюда. Нужно вот это, вот это». А начинаешь проверять – понимаешь, что мошенники. С фондами просто сложнее стало, действительно, Вы правы. Потому что либо начинают понимать, что там бюрократия, как Вы сказали, которая, на самом деле, является плюсом в этой ситуации, но да, такие случаи постоянно происходят. По крайней мере, я постоянно про них слышу именно вот от физических лиц, просто от частных лиц.
Л. Горская
— Акция «Спасибо!» - она сколько идет? И почувствовали ли Вы отклик?
А. Приказчикова
— Мы почувствовали колоссальный отклик, потому что мало того, что мы смогли помочь большему количеству людей, детей за это время, мы также столкнулись с тем, что нам начали звонить люди, писать люди и говорить: «Вы знаете...»... Ну, вот, например, одна из последних историю – нам позвонила женщина в Фонд и сказала: «Я видела Вашу социальную кампанию. Вы знаете, у меня ребенок с ДЦП, и я просто в шоке от того, насколько точно Вы рассказали в двух предложениях о проблеме таких детей». А она – крупнейший распространитель открыток. Ну, не будем называть компанию. И она захотела у себя тоже распространять, как вот как бы элемент социальной кампании, как один из элементов. Поэтому звонят родители, благодарят. И, более того, за счет социальных кампаний много людей, которым нужна помощь, о нас узнали. Звонят доноры и пишут доноры, частные компании, которые хотят помочь. В том числе, люди, которые столкнулись с личной историей. Поэтому не могу сказать, что это не работает. Это работает на... То есть при условии правильно посыла, правильной формулировки – не «Помогите, люди добрые!», как вот у нас очень любят, а мы просто вот рассказали в одном предложении про проблему, переведя ее в плоскость времени. Но, видимо, людям удобно воспринимать информацию на этой информационной волне, потому что, как мы уже с Вами говорили в начале разговора, у нас все зациклены на тайм-менеджменте, про время и так далее – что можно сделать за 60 минут, что можно сделать за 1 минуту... Совершенно разные вещи, а в пересчете на проблемы детей с инвалидностью это выглядит иначе.
Л. Горская
— Но, кстати, слово «Спасибо!» вот это, то самое, написанное за 60 минут ребенком с ДЦП, выглядит очень красиво и действительно, как удачный логотип, что ли, выглядит...
А. Приказчикова
— Слово «Спасибо!», да. Вы знаете, помимо того, что оно привлекает внимание именно к тому, чтобы люди обратили внимание на посыл, на мессидж, как сейчас любят все говорить, это же еще просто красивое слово – «Спасибо», и оно очень такое глубокое и важное. И мы этим словом хотели, на самом деле, сказать спасибо всем тем людям, которые обратили на это внимание, еще помимо всего, то это как дополнительная такая плоскость, в которой мы хотели поговорить с людьми. И сказать спасибо тем, кто с нами уже. Потому что, на самом деле, на четвертый год Фонда у нас уже был сформировавшийся пул наших благотворителей, которые помогали детям, которые следили за нашими новостями, участвовали в мероприятиях и так далее. Поэтому «спасибо» - оно здесь трактуется по-разному, и все эти разные вещи – они все позитивные.
Л. Горская
— Ну так интересно – получается, что вот этот мальчик с ДЦП... Как его зовут?
А. Приказчикова
— Сережа.
Л. Горская
— ...Сережа, который хотел Вас отблагодарить и написал это «спасибо» с таким трудом, он, в итоге, не только Вас отблагодарил, а сам помог Вам и другим людям...
А. Приказчикова
— Он помог не только нам, он помог тем детям, которые сейчас реабилитируются, и тем детям, которые прошли, получили помощь по другим программам. Поэтому он вообще помог всем, практически, детям за последний год, если честно, в нашем Фонде, потому что мы не ожидали, конечно, такого отклика от людей. И мы рады, что в этой плоскости – ну, в общем, в принципе, в плоскости ДЦП именно – эта кампания прозвучала. Потому что мы знаем, как много делает фонд «Вера» для того, чтобы рассказать людям о том, что такое хосписы и что такое паллиативная помощь, мы знаем, как много делает фонд «Подари жизнь» для того, чтобы рассказать, что такое онкобольные дети и так далее. Но вот почему-то в плоскости маломобильных детей, ну, в целом детей с ДЦП, с поражением ЦНС мало информации. И я лично и, я уверена, вся команда Фонда будет счастлива, если по завершении кампании «Спасибо!» действительно где-то в аудитории нашей большой страны это останется.
Л. Горская
— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», здесь у нас в студии Анастасия Приказчикова, генеральный директор Фонда «Подарок ангелу». Программу для Вас ведет Лиза Горская. Оставайтесь с нами, вернемся через минуту.
Напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях Анастасия Приказчикова, генеральный директор фонда «Подарок ангелу». Мы говорим о Фонде, которому, как мы сейчас выяснили, в последний год очень сильно помогает социальная кампания, акция «Спасибо!», которая родилась, насколько я поняла, спонтанно.
А. Приказчикова
— Абсолютно, да, в одно утро просто, практически.
Л. Горская
— А у Вас были еще примеры, может быть, не такие масштабные случаи, когда отзыв, вот этот, как сейчас модно говорить, фидбэк, отклик от Ваших подопечных как-то Вас вдохновлял или помогал Вам?
А. Приказчикова
— Конечно! Например, где-то полтора года назад к нам пришла посылка тоже от мамы ребенка, которому мы смогли помочь, и там были такие вручную сделанные куколки в виде нашего логотипа – ангела. И они были настолько вот искусно сделанные, с такой любовью, каждое прямо личико было прорисовано кисточкой, то есть вот очень красиво, действительно красиво. И мы сделали из этих ангелочков такой постоянный наш сувенир, который, в общем, мы, скажем так, взяли за идею, растиражировали и теперь дарим нашим благотворителям, нашим донорам. Поэтому наши мамы – они, на самом деле, абсолютно уникальные с точки зрения фидбэка, опять же. Потому что, ну, не знаю, мы очень редко сталкиваемся с какой-то неблагодарностью или с таким вот как бы, знаете, как это называется... потребительским отношением. Потому что есть у нас в сфере такой термин, как «профессиональный инвалид» - как бы человек, который считает, что ему все должны. Но постольку, поскольку у нас вот, видимо – ну, мне так кажется, я, опять же, очень хочу верить как генеральный директор в то, что у нас это так хорошо выстроено, - у нас хорошо выстроено общение с каждым родителем. Оно личное. То есть менеджеры по работе с семьями общаются с ними лично, так, как будто Вы, вот представьте, звоните своему личному менеджеру где-то там, не знаю, в банке или еще где-то. Поэтому... Я думаю, что дело в этом. Потому что у нас всегда открыт прием заявок, мы никогда его не закрывали вообще за пять лет. Просто если кто-то сталкивался с фондами, то, наверняка, знает, что иногда фонды закрывают приемы. Мы никогда не закрывали, и, в принципе, на любой вопрос мы всегда даем ответ. Более того, даже определенные люди закреплены за каждой семьей. То есть это удобно. И, таким образом, мы контролируем, опять же, что происходит с людьми, которых мы взяли под опеку.
Л. Горская
— А сколько у Вас штат?
А. Приказчикова
— Штат у нас достаточно большой, но у нас очень большой аутсорс. У нас порядка 25 человек, из которых 18 – это аутсорс, это аутсорсинговые сотрудники. Ну, это такая американская модель.
Л. Горская
— В смысле аутсорса, да?
А. Приказчикова
— Ну, скажем так, да, чтобы люди работали на аутсорсе, на системной основе – это американская модель больше.
Л. Горская
— Это люди со специальным образованием или кто это? Кто эти люди?
А. Приказчикова
— У нас очень много – вот кстати, на удивление – в фонде банковских сотрудников, которые пришли после банка в благотворительность. Вот я не знаю, с чем это связано. Вот так.
Л. Горская
— Они сами не делились, с чем это связано?
А. Приказчикова
— Да нет, ну, делятся, конечно, и на собеседовании, и после. То есть у нас люди, которые способны к сопереживанию, потому что тут же мало делать все правильно и хорошо... Но, кстати, банковские сотрудники – это достаточно кропотливые, аккуратные люди, поэтому...
Л. Горская
— Трудолюбивые.
А. Приказчикова
— Да, трудолюбивые. Ну, то есть они понимают ход вещей, да? Как вообще что работает, с точки зрения той же бюрократии, про которую мы с Вами сегодня уже успели поговорить. Но нужно понимать, для чего ты это делаешь. То есть, естественно, наша организация оплачивает расходы на тех же сотрудников на аутсорсе и так далее. Но нужно, чтобы человек был мотивирован не этим, а нужно, чтобы человек все-таки понимал, для чего он это делает, что является его сверхзадачей, скажем так, в его работе.
Л. Горская
— Я так понимаю, что... Знаете, чем Вы меня удивили? Вы сказали, что основная задача Фонда, в частности, акции «Спасибо!» - это информирование, информация о проблеме ДЦП. Основная задача – это помощь...
А. Приказчикова
— Одна из основных...
Л. Горская
— Да, да. Ну, я понимаю, что основная задача – это помощь вот этим детям, их родителям, но информация – как бы вот информация. А мне казалось всегда, что уж про что – про что, а про ДЦП люди знают. Потому что это диагноз еще в советское время был известен, и он ставился. И - казалось бы...
А. Приказчикова
— Да, знают, конечно. Но Вы же не думаете об этом каждый день. Вам не попадается информация об этом каждый день. Тут же дело не в том, что мы... Мы, естественно, носим в себе огромный объем информации по любым темам, поводам и так далее, и тому подобное. Но мы же не часто там останавливаемся где-то, оборачиваемся вокруг и думаем: «Ой, а вот у нас здесь онкобольные, а здесь у нас хосписы, а здесь у нас ДЦП» и так далее – просто потому, что у нас совершенно по-другому расходуется наше время на свои какие-то личные задачи, проблемы и так далее. Мы не говорим, что об этом никто не знал. Мы говорим о том, что мы решили напомнить об этом и сделать это на правильной информационной волне для того, чтобы у человека, который стоит в пробках и увидел билборд, ну, может быть, что-то задумалось бы в голове. Или человек, который увидел рекламу по телевизору... Чтобы просто осталось что-то после того, что он увидел, посмотрел, подумал об этом мессидже и так далее. Мы не ставили задачу рассказать, что такое ДЦП, потому что иначе бы мессидж был бы другой. Мы ставили задачу напомнить о том, что важно помогать. И что – да, есть такие дети. И что вот, представьте себе, Вы же не думаете, что у ребенка с церебральным параличом, поврежденной моторикой рук 60 минут на это выходит. Да, Вы знаете, что такое ДЦП, а Вы представьте вот, если так. Мы ставили задачу напомнить и ставили задачу рассказать просто в очередной раз. Потому что мы не знаем, сколько еще просуществует кампания «Спасибо!». Мы надеемся, что долго. Но очень многие люди у нас в админпанели, когда мы получаем сообщения: «Откуда Вы о нас узнали?», когда уже проходит какой-либо платеж, потому что мы адресно работаем с каждым благотворителем, и, получая платеж, по желанию, человек может оставить почту и по желанию может написать, откуда узнали. И вот там, где графа «откуда узнали?», к нам поступали совершенно разные сообщения из цикла: «Вы знаете, моя сестра больна ДЦП, и я, когда это увидел, сразу захотел помочь, потому что это попадание». Или: «Меня зацепила реклама, зацепило сообщение». «Спасибо, что напомнили», - было такое. Ну, как бы разные какие-то люди пишут совершенно разные свои какие-то переживания. Есть некоторые люди, которые просто пишут: «Узнал из радио», а есть люди, которые вот почему-то решили написать сообщение. На самом деле, очень любопытно это выглядит со стороны, ну вот когда смотришь, потому что не все звонят, понятно, многим удобен онлайн, и такой фидбэк, такой отклик – он достаточно интересен. Значит, все не зря, как мы обычно говорим.
Л. Горская
— А кто эти люди? Они совсем-совсем разные или?..
А. Приказчикова
— Совсем разные. Абсолютно.
Л. Горская
— И возраст, и род деятельности?
А. Приказчикова
— Не, ну, у нас есть наша целевая аудитория благотворителей – это 25-44, ну, это если говорить уже про просто такую историю, скажем так, когда мы понимаем, на кого мы нацеливаемся. Но реально эта реклама сейчас идет – перед социальной кампанией, - например, - в кинотеатрах перед фильмами. И у нас были и подростки, которые помогали. То есть...
Л. Горская
— Подростки сейчас какие-то пошли вообще социально ответственные.
А. Приказчикова
— Кстати, да. Вот я тоже обратила внимание, и это очень приятно. Потому что я смотрю... Я не знаю, 20 лет – это подросток или уже нет...
Л. Горская
— Ну, так уже... (Смеется.)
А. Приказчикова
— Но могу сказать, что люди, которые сейчас в 20 лет, они, конечно, прямо гораздо сильнее, интеллектуальнее, ответственнее, чем мое поколение.
Л. Горская
— Ну, они самостоятельные, они анализируют информацию. У них действительно есть потребность помогать, что-то делать хорошее.
А. Приказчикова
— Это правда. Это очень здорово. Вот как-то так получилось.
Л. Горская
— Давайте поговорим еще про другие программы. Вы сказали, что у Вас стартует образовательная программа для родителей.
А. Приказчикова
— Да.
Л. Горская
— В какой форме она будет проходить? Как на нее записаться тем, у кого есть потребность, как долго будет это обучение?
А. Приказчикова
— Это лекторий, начинается с февраля. Проходить будет четыре раза в неделю непосредственно в самом лектории. И вести это будут наши реабилитологи. Это будет и теория, и практика и ответы на вопросы. То есть индивидуальная работа с каждым родителем. Поэтому записаться можно уже, направив письмо на почту. Откроем прием заявок мы в январе.
Л. Горская
— А почта – на сайте http://podarokangelu.com?
А. Приказчикова
— Да, все верно.
Л. Горская
— Там есть какие-то ограничения по количеству слушателей?
А. Приказчикова
— Нет. Да, по количеству слушателей, конечно, есть. Мы берем сейчас 50 человек, у нас лимит поставлен. Но пока у нас еще есть окошечки, поэтому можно писать, и мы постараемся ввести, обязательно, в программу, в проект.
Л. Горская
— Вечером, да? Четыре раза в неделю вечером?
А. Приказчикова
— По-разному – там плавающий график. Это нужно будет, опять же... Скоро мы на сайт вывесим расписание, и поэтому можно будет осведомляться там.
Л. Горская
— Соответственно, сайт – еще раз скажу - http://podarokangelu.com.
А. Приказчикова
— Да, все верно.
Л. Горская
— И давайте, я думаю, что в преддверии Нового года нужно особенно подробно поговорить о программе «Главное – мечтать».
А. Приказчикова
— Хорошо. У нас, кстати, как я уже сказала, очень любят в Новый год эту программу, несмотря на то, что она круглый год у нас идет. То есть это не новогодняя программа.
Л. Горская
— Но, как Вы сказали, главное – напомнить. Вот Новый год – он напоминает всем о том, что нужно дарить подарки...
А. Приказчикова
— Да. Можно зайти на сайт http://podarokangelu.com и помочь, в принципе, любому ребенку по любой программе. Обязательно оставить свой е-mail или телефон. Мы не используем их для рассылки – мы направляем туда отчетную информацию после того, как помощь оказана. Там же, на сайте, помимо программ реабилитации, помощи семьям и ежемесячной помощи, есть программа «Главное – мечтать». Это заявки от детей, которые мы получаем в течение года, о каких-то их заветных желаниях. Заветные желания ну вот настолько разные бывают, что даже не знаю, что можно обозначить. То есть это от каких-то развивающих игрушек, потому что ну вот нет средств у семьи купить эти развивающие игрушки, до самокатов, планшетов...
Л. Горская
— А есть какие-то такие желания – познакомиться с каким-нибудь известным писателем, (нрзб.)?
А. Приказчикова
— Ну, это мы делаем, да. Это медийный проект. Мы...
Л. Горская
— А, тоже все есть?
А. Приказчикова
— Это все есть. Мы вот в этом году сделали – тоже, кстати, на сайте есть, в новостях – «Главное – мечтать». Мы в этом году делали мотивационные встречи, мы их так называем, с Александром Овечкиным, с Евгением Плющенко, с группой «Би-2», с гонщиком «Формулы-1» Романом Русиновым. То есть, в общем, мы этим постоянно занимаемся. Просто другой вопрос, что мы делаем это сами, то есть благотворителем в этом проекте выступает непосредственно сама звезда. А этот проект, приоткрываю завесу тайны, переходит в следующем году на телевизионный формат, то есть прямо от фонда будет создана телепередача, которая будет делать все то же самое, потому что мы пять лет это делали сами, без возможности где-то про это рассказать с голубых экранов, но так получилось, что, в итоге, в общем, мы, не буду пока рассказывать, где именно, но я думаю, что все узнают.
Л. Горская
— Ну хорошо. Польза от телевидения – редкий случай! (Смеется.)
А. Приказчикова
— (Смеется.)
Л. Горская
— Какие еще вот яркие, самые интересные подарки Вам приходилось уже дарить или из тех, что детки в этом году хотят?
А. Приказчикова
— Недавно мы осуществили встречу... У нас была девочка, которая танцует под песню Алсу. У нее ДЦП, но она занимается гимнастикой, причем, участвует в соревнованиях со здоровыми детьми.
Л. Горская
— Сложно представить.
А. Приказчикова
— Ну, на самом деле, нет. У нас есть дети, которые вполне социализированы, то есть дети, у которых слабая форма ДЦП, например. Мы сделали, собственно, эту встречу. Она под живое исполнение Алсу исполнила свой танец. Ну вот скоро выйдет сам проект – тоже, кстати, на сайте. В этом же году при помощи тоже одного канала мы делаем встречу с певицей Зарой. У нас тоже была, собственно, заявка на то, чтобы спеть песню вместе с Зарой. Ну, то есть подобного рода вещи. У нас когда-то давно еще, когда мы начинали, были заявки очень такие по сердцу ножом, что называется... Не знаю, стоит ли рассказывать про это в Новый год, перед Новым годом... Но у нас, когда мы начинали вот именно с «Главное – мечтать», мы помогали всем детям, не важно – ДЦП, онкология и так далее, потому что это, по сути, программа, не касающаяся здоровья, а касающаяся такой жизненной мотивации, социализации и так далее. У нас был мальчик, который болел онкологией, никогда не видел салюта и больше всего мечтал посмотреть салют. И...
Л. Горская
— Почему не видел салюта?
А. Приказчикова
— Ну, не видел, потому что отдаленный уголок...
Л. Горская
— Не мог доехать, да?
А. Приказчикова
— Поселение, да. И благотворители для него сделали такую вот историю... Ну, мальчик ушел после этого. Поэтому вот такого рода тоже у нас бывает, и это очень тяжело. И мы занимаемся, в основном, не онкологией, а церебральным параличом, с которым, в общем-то, живут. Но когда периодически у нас происходят какие-то такие истории, конечно, тяжело, что говорить. Это такая сфера.
Л. Горская
— А в этом году чего хотят дети на Новый год? И, может быть, уже есть что-то конкретное, чем бы могли наши слушатели помочь?
А. Приказчикова
— Все очень просто, опять же. На сайте http://podarokangelu.com, или можно просто набрать в любом поисковике «Подарок ангелу», есть раздел, который называется «Подарки ангелу». Если Вы хотите именно помочь подарком, осуществить новогоднее желание и так далее... Вот сейчас... Вот я просто даже сейчас открываю сайт и смотрю: вот у нас есть Тимур Ефремов, которому 10 лет, и у него мечта – кресло-качалка для того, чтобы проводить в нем время, потому что мальчик не ходит. У нас есть мечта – костюм Бэтмена, вот кстати, для новогоднего маскарада. В общем-то, тоже можно помочь. Подвесное кресло – опять же, по причине того, что 12-летняя Карина тоже, к сожалению, не ходит, поэтому детям нужен какой-то уголок, какое-то место, где можно проводить время. И у нас есть, например, такая мечта или, скорее, нужда – мы очень часто помогаем вертикализаторам – это ТСРы, которые не вписаны в ИПР(?). Это я сейчас ругаюсь, наверное, никто не поймет, что это такое! (Смеется.)
Л. Горская
— Да-да. Птичий язык! (Смеется.)
А. Приказчикова
— Да-да-да. Ну, то есть это технические средства по помощи – ну, как инвалидные приспособления. То есть вертикализаторы, кресла специализированные. Поэтому вот у нас есть даже такие вещи, и такими вещами тоже можно помочь. Есть у нас, кстати, вот девочка сейчас на сайте – ей нужна газовая плита, потому что дома нет плиты, не установлена. Разные абсолютно мечты. Поэтому заходите на сайт, смотрите, и, может быть, действительно, Вы сможете стать настоящим Дедом Морозом, волшебником для ребенка с церебральным параличом. Оставляйте обязательно свою почту для того, чтобы Вам пришел отчет об оказанной помощи. Те дети с сайта, которых я сейчас перечислила, их достаточно у нас быстро покрывают на сайте, потому что мы постоянно меняем детей из-за того, что идет поток благотворителей. Если не эти мечты, то будут другие, в любом случае, поэтому посмотрите – пусть счастливых детей в Новый год будет больше.
Л. Горская
— Напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера», программа «Светлый вечер». У нас в гостях Анастасия Приказчикова, генеральный директор фонда «Подарок ангелу». Я так понимаю, что дети, которым Вы помогаете с реабилитацией (их около 50 ежемесячно), и дети, которым Вы дарите подарки на Новый год, это не одни и те же дети, или, во всяком случае, людей, получающих подарки, больше?
А. Приказчикова
— Людей, получающих подарки, больше, потому что под Новый год мы берем заявки абсолютно от всех – и от нашей внутренней базы, и от тех людей, которые присылают заявки вот уже непосредственно в сентябре-октябре. А что касается в принципе работы Фонда, какова схема? Мы принимаем по каждой заявку от одного родителя или законного представителя, которая действует год. То есть мы год оказываем по ней помощь. После этого, как только год завершается, родитель может подать заявку по другой программе Фонда.
Л. Горская
— А сколько всего... Вот, например, сколько планируете детей поздравить на этот Новый год?
А. Приказчикова
— Мы уже начали поздравлять. Вот у нас сегодня ушли подарки как раз порядка, по-моему, 50 детям. Вообще, у нас под Новый год настроены разные акции с нашими партнерами. Это и магазины, и салоны красоты, и различные медийные наши партнеры и так далее, которые специально под Новый год ставят что-то типа «елок желаний». У нас, правда, это по-другому выглядит, и каждый человек, который именно вот клиент этой компании, сотрудник этой компании и так далее, может вытащить с елочки нашего подопечного и исполнить его мечту. Поэтому мы пока не знаем, сколько... Потому что, как правило, эта акция начинается где-то числа 15-го. Мы пока не знаем, но вообще, в целом, под Новый год у нас порядка 200-300. Это еще если включать елки, которые мы делаем... То есть, ну, порядка 200-300 благополучателей.
Л. Горская
— А география какая?
А. Приказчикова
— Регионы. И Москва.
Л. Горская
— Все регионы?
А. Приказчикова
— Все регионы вообще, абсолютно. Мы со всеми регионами вообще работаем, да. Даже иногда с Украиной работаем.
Л. Горская
— Ну, там тоже люди. Тяжело, наверное?
А. Приказчикова
— Тяжело – просто, там... Ну, это уже аспекты финансовые, скажем так.
Л. Горская
— Ну, понятно – бюрократические, финансово-бюрократические.
А. Приказчикова
— Да, да.
Л. Горская
— Но лекторий, наверное, будет в Москве?
А. Приказчикова
— Нет, лекторий – только Москва, и это только Москва и Московская область пока что, потому что мы этот проект только запускаем. И вот, как я уже говорила, взяли под этот проект Президентский грант. Но пока это только Москва. Вот сейчас посмотрим, как пройдет. Надеемся, что все будет хорошо, и запустим его на регионы тоже, потому что проект очень интересный и очень полезный.
Л. Горская
— А будет потом на сайте у Вас какая-то возможность дистанционно чему-то поучиться?
А. Приказчикова
— Конечно, да. Но там просто вся соль в том, что можно свои вопросы... Ну, это как, знаете, лекторий, практикум и параллельно еще и консультация. То есть родители могут получить ответы на свои вопросы. Мы сейчас делаем «горячую линию» на сайте на самом деле для родителей, которые могут задать вопрос. Другой вопрос, что у нас ресурс ограничен. То есть реабилитологи, которые работают с детьми, они же в любом случае должны приезжать в центр, должны делать свою работу и так далее, а вопросов может быть гораздо больше. Поэтому мы решили просто аккумулировать все вопросы так, чтобы родители могли задать их в одном месте в одно время для того, чтобы максимально быть эффективными. Но, в любом случае, ролики будут. Другой вопрос, что индивидуально поработать с реабилитологами не получится через ролики, нужен все равно интерактив. Поэтому посмотрим... Проект у нас с февраля по июль, а в июле, я так думаю, что уже даже ближе к июлю, может быть даже, весной уже будет понятно, куда мы дальше шагаем по России с этим проектом.
Л. Горская
— Какие вопросы у родителей чаще всего встречаются? Или даже знаете как... Вот мы как-то попытались представить, ну, насколько это возможно, хотя бы течение времени глазами ребенка с ДЦП – что для него час, что для нас час. Что для него час – это время, за которое ему если удастся слово «спасибо» зачастую написать, то хорошо. А родители таких детей – как идет время, как устроена жизнь у них?
А. Приказчикова
— Ну, это же очень индивидуально, потому что некоторые люди не справляются, а некоторые справляются. Это зависит от всего – от человеческих ресурсов конкретного человека, от эмоционального уровня, от того, насколько ребенок тяжелый, опять же. Потому что есть у нас родители, у которых у детей слабая либо средней тяжести, и, в принципе, они даже могут обучаться в общеобразовательных школах. Но есть совсем с тяжелыми детьми. То есть это очень по-разному, я не могу Вам дать точный ответ, каким образом родители переживают... Могу просто сказать, что, к сожалению, в регионах у нас чаще попадаются люди, у которых жизнь полностью, кардинально поменялась. Потому что, как я уже говорила, 60% остаются одни, мамы, пособия – это невозможно, и, соответственно, нужно как-то выживать. А мы стараемся помочь. Ну вот, опять же, через сайт тоже можно помочь, потому что на помощь семьям... У нас, в основном, там, на сайте стоят анкеты тех детей, которым нужна помощь в регионах и нужна помощь по этой программе. Поэтому нет однозначного ответа, как справляются. То есть у всех человеческие ресурсы разные. Все болеют, переживают по-разному, и единого ответа нет, наверное, на этот вопрос.
Л. Горская
— А вот среди вопросов, которые Вы начали собирать у них?..
А. Приказчикова
— Это, в основном, техническая история. Это не психология, конечно.
Л. Горская
— Техническая, да?
А. Приказчикова
— Это не психология. То есть, скажем так: мы не занимаемся психологической помощью. Нам как бы важно, скорее, помочь людям с точки зрения обеспечения чем-то. Психологическая помощь развита в других фондах, и мы знаем психологов других фондов и даже периодически рекомендуем этих психологов, если уж понимаем, что там совсем тяжелый случай и так далее. Но мы, в основном, работаем по запросу, то есть по конечному результату. Вот у человека негде... дети спят на полу, близнецы, условно, и у обоих ДЦП - нужно эту ситуацию решить. Мы занимаемся сейчас вот этим. Поэтому вопросы, в основном, которые приходят именно под школу особенного родителя, заключаются в нюансах по реабилитации – что делать дома, чтобы не было отката назад, например, чтобы не потерялся результат, достигнутые упорным трудом на пройденных реабилитациях. Психологических вопросов «Как мне жить?» и «Что с этим делать?» мы не получаем. То есть, в основном у нас те родители, которые просто хотят с детьми дома самостоятельно заниматься для укрепления физического состояния.
Л. Горская
— А реабилитация, о которой мы говорим, ее где проходят?
А. Приказчикова
— Ее проходят на Большой Никитской, у нас там студия находится реабилитационная, как раз которая называется «Подарок ангелу», и совместно с нашим партнером – достаточно крупной компанией – мы не(?) сделали филиал, где у нас региональные дети проходят реабилитации. Это медицинский центр «Поляны» при Управлении делами Президента, мы там принимаем детей.
Л. Горская
— И у родителей есть возможность где-то жить? Или они дома живут?
А. Приказчикова
— Да, там вот, на Рублево-Успенском шоссе, там, где «Поляны», - да, там стационар. Где Москва, Большая Никитская – это, в основном, приездная реабилитация. Это такая слабая форма, средняя форма. То есть там дети у нас сами ходят и так далее. То есть мы работаем только над физической реабилитацией там.
Л. Горская
— А, соответственно, реабилитация проходит ежемесячно, да?
А. Приказчикова
— Да, да.
Л. Горская
— То есть каждый месяц меняются эти детки, 50 человек, частью из регионов, и вот в новогодние дни она тоже будет проходить, или будет какая-то?..
А. Приказчикова
— Нет, нет, в новогодние дни – нет. Если говорить про «Поляны», то там у нас заезд будет уже региональных детей 10 января, после праздников, и, соответственно, будут проходить каждый месяц. А если говорить про Москву, то да, то есть как бы там у нас вплоть до Нового года мы работаем, как и работали. То есть каждый месяц у нас меняются дети.
Л. Горская
— Вот эти четыре программы...
А. Приказчикова
— Ротируются, скажем так.
Л. Горская
— (Смеется.) Вот эти четыре программы, которые основные, которые у Вас на сайте, - «Главное – мечтать», о которой мы сегодня говорили, реабилитации, о которой мы тоже сегодня говорили, единовременная помощь семьям и ежемесячная помощь, о которых мы тоже сегодня частично говорили... Я так понимаю, что у Вас они не то, чтобы сильно выделены, да? То есть вот этот объем как бы Вашей помощи – он прикладывается туда, где нужнее?
А. Приказчикова
— Ну, я бы...
Л. Горская
— Они пересекаются, нет?
А. Приказчикова
— Нет, они никак не пересекаются. Это разные дети, родители которых подают заявки на разные программы. И, собственно, мы обслуживаем... Ну, объем сейчас больше всего – это реабилитация, разумеется, потому что мы, в основном, пытаемся это все-таки развивать, это как бы такая масштабная история, она без нас не живет. То есть мы должны ее развивать как можно активнее, потому что все остальные программы появились несколько раньше, и наши благотворители их уже знают, они для них понятны и так далее.
Л. Горская
— Что касается единовременной помощи, где в нуждах семей Вы перечисляли такие банально бытовые совершенно вещи, как кровать, плита... И, говоря о том, что Вы работаете во всех регионах, в моем каком-то, может быть, потребительском, эгоистичном представлении, в таких вопросах могут и местные власти помогать...
А. Приказчикова
— (Смеется.) Могут, наверное. Но не помогают. Нет, ну по-разному. Мы же смотрим... Нет, ну, конечно, у кого-то есть какие-то связи, завязки и так далее, И человек может прийти и попросить помощи. Ну, там же тоже достаточно бюрократии для того, чтобы получить эту помощь, в итоге. Так получается – я не знаю, ну, это мое личное наблюдение, честно говоря, не буду говорить за весь сектор благотворительный, но у меня есть ощущение, что у нас в некоторых аспектах, если говорить даже про такую помощь, конечно, фонды и общественные организации действуют быстрее, чем государство. Просто как бы вопрос целесообразности обращения к государству. То есть у нас очень много незакрытых вопросов и очень много вопросов вообще в целом к нашим властям – региональным и так далее. Поэтому, мне кажется, это такая риторическая тема, и...
Л. Горская
— Ну просто почему она возникла? Ну, в принципе, купить газовую плиту или кровать может кто угодно, а провести реабилитацию могут раз-два и обчелся...
А. Приказчикова
— Ну, а «кто угодно» - кто, если вот мама живет одна, и нет у нее возможности, нет друзей, например, которые могли бы оплатить? То есть это же тоже... Мне кажется, что не кто угодно. То есть, есть специализированные...
Л. Горская
— Соседи.
А. Приказчикова
— Ну, у Вас очень прекрасное представление о мире, я могу сказать! (Смеется.) Конечно, есть родители, которым помогают родственники, соседи и так далее. Есть у нас мамы, которые звонят от отчаянья в Фонд вечером и просто с нами разговаривают, с менеджерами по работе с семьями, потому что им больше не с кем поговорить. Ну вот такие люди есть. И мы понимаем, что есть люди, которые могут попросить о помощи соседа, а есть люди, которые не могут, в силу разных обстоятельств. Ну, мы теперь что можем с этим сделать? Это же такой человеческий фактор, и мы не можем на него никак повлиять, мы можем только проверить информацию: это действительно мама, которая нуждается в помощи здесь и сейчас, или это не так.
Л. Горская
— К сожалению, наша программа заканчивается. Я предлагаю тогда еще раз сказать нашим радиослушателям, как можно помочь таким семьям – семьям, как правило, неполным, как мы выяснили в течение программы, - где есть дети с ДЦП. Фонд «Подарок ангелу», сайт http://podarokangelu.com.
А. Приказчикова
— Да. Можно зайти на сайт http://podarokangelu.com либо можно в любом поисковике набрать «Подарок ангелу», и Вы сразу увидите наш благотворительный сайт. Заходите, скоро Новый год. Выбирайте себе ангела. «Волшебником может стать каждый» - это слоган нашего Фонда. И помогайте кому-то – может быть, действительно, случится новогоднее чудо. Обязательно оставляйте в графе, откуда Вы о нас узнали, Вашу почту, потому что, таким образом, нашим донорам, благотворителям приходит отчет, обратная связь от нас о помощи, оказанной тому или иному ребенку. И что хочется сказать – пусть в этот Новый год счастливых детей станет больше! И я уверена, что мы как раз совместно можем к этому прийти.
Л. Горская
— И их родителей тоже.
А. Приказчикова
— Да.
Л. Горская
— Спасибо большое! Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». У нас в гостях Анастасия Приказчикова – генеральный директор и соучредитель Фонда «Подарок ангелу». Всего доброго!
А. Приказчикова
— Спасибо!
Артёму Казённых важно отправиться на лечение, нужна помощь
Артёму Казённых 9 лет, он не может нормально двигаться и очень плохо видит. Но благодаря любви и заботе близких, жизнь его наполнена теплом и радостью. В семье мальчика есть особенная традиция — когда кто-то из друзей и знакомых приходит в гости, Артём неспеша подходит к человеку и аккуратно кончиками пальцев трогает его лицо. Так он здоровается с близкими людьми и понимает, кто пришёл в дом.
Артём всю жизнь борется с последствиями остановки сердца и нескольких операций на головном мозге, которые пережил в младенчестве. Чтобы помочь ребёнку развиваться, мама ежедневно выполняет с ним разные физические упражнения, возит сына на реабилитации. «Постепенно наш герой восстанавливается, — говорит Лидия. — Сейчас Артём осторожно делает первые шаги, самостоятельно может подняться и сесть на стул, что-нибудь съесть. Его крёстная, кондитер, каждый праздник старается порадовать Артёмку маленьким бисквитным десертом, что вызывает у него бурю положительных эмоций. Ведь теперь он может сам прожевать кусочек торта, хотя раньше ел только протёртую пищу», — продолжает рассказ мама.
Жить сегодняшним днём и замечать всё хорошее — вот девиз семьи Артёма Казённых. «Мы радуемся даже самому малому, тому, чему многие люди не придали бы значения. Например, недавно сынок впервые смог обнять меня одной рукой за шею. Просто обнять — какое это счастье!» — радуется Лидия. Она верит, что у сына впереди много новых побед.
Сейчас Артёму предстоит следующая реабилитация, которую мама оплатить не в силах. На помощь пришёл благотворительный фонд «Дети Ярославии», он открыл сбор для мальчика. И если вы хотите поддержать Артёма, переходите на сайт фонда: deti-yaroslavii.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.
Мы размышляли с нашим гостем о смыслах и значении Страстной Седмицы и о том, как участие в богослужениях этих дней может помочь подготовиться к встрече главного христианского праздника — Пасхи.
«Страдания и вера». Татьяна Семчишина
У нас в гостях была медсестра детской реанимации Татьяна Семчишина.
Мы говорили о том, как страдания и жизненные испытания могут способствовать приходу к вере, о том, как поддержать человека в горе, а также о важной роли тишины и молчания в нашей жизни.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья! У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. Добрый вечер!
Т. Семчишина
— Здравствуйте!
К. Мацан
— Вот не первый раз Татьяна у нас в гостях в программе «Светлый вечер», а уже даже второй. Мы с Таней не то, чтобы давно, но знакомы, поэтому, как в жизни, будем общаться «на ты». И я бы вот с чего начал. Вот я тебя представляю как медсестру детской реанимации... Нередко я встречаю такое мнение, что вообще во врачебном сообществе, скорее, человек будет неверующим, потому что взгляд на мир научный, естественнонаучный, работаете вы с конкретными данными физиологии, анатомии, биологии и так далее, и вот места чему-то такому, что не измеряется на приборе, здесь, вроде бы, не остается. Почему «вроде бы»? Потому что, с другой стороны, а где еще встретить чудо, как не в больнице, где происходят, наверное, иногда необъяснимые с медицинской точки зрения вещи, когда врачи говорят: «Ну, бывает, и такое бывает. Хорошо, что человек выздоровел». Вот как ты это наблюдаешь, будучи человеком внутри этого процесса?
Т. Семчишина
— Наверное, стоит сразу оговориться, что поскольку я не врач, а медсестра и могу говорить от лица не столько врачей или врачебного сообщества, а медицинского сообщества, как медработник, как я сама это переживаю или как я это наблюдаю... И, конечно, ты абсолютно прав, что, с одной стороны, медики имеют дело с множеством данных, законов, процессов, опять-таки, опыта врачебного профессионального, медицинского, тех случаев, которые наблюдают, и это, конечно, в какой-то степени сужает область такой детской... назову это... не хочу никого обидеть, но какой-то слепой веры, когда ты надеешься и очень хочешь надеяться, тем более, когда речь идет о любимом человеке, близком, который болеет и страдает. Наверное, в этом смысле медики гораздо более люди отстраненные, может быть даже, циничные, потому что там, где мама болеющего ребенка продолжает надеяться, медики понимают, что это закончится тем или иным исходом.
С другой стороны, в нашей области, и это знает очень хорошо любой врач, медсестра, все те, кто каждый день занимается лечением людей и пытается им помочь, всегда есть место для необъяснимого и для того, чтобы... я назову это «действовал Бог», как человек верующий. Потому что даже если будет самая лучшая команда профессионалов, которые будут, допустим, оперировать в самой лучшей больнице, с самым лучшим оборудованием и самым лучшим обеспечением всеми необходимыми препаратами, есть всегда место, ну, случайности, стечению обстоятельств, когда что-то может пойти не так, или когда что-то может пойти так в тех больницах, местах, где нет совсем никаких условий. Но почему-то в одних ситуациях человек выздоравливает и получает исцеление, а в других вдруг начинаются какие-то осложнения, которые могут привести и к смерти. И, наблюдая за этим, наверное, люди могут по-разному это истолковывать — и как, опять-таки, случайность, совпадение, но здесь всегда есть место тайне, и я думаю, что никто другой, как медики, не наблюдают этого так часто, когда, кажется, по всем законам, все должно пойти таким образом, а оно идет совершенно другим.
Ну и, плюс, конечно же, никто, как медики, так часто не видит страдания и, в том числе, смерти, которая, да, к сожалению, становится частью нашей рутинной работы. Но без осмысления этого ты не можешь там оставаться. Другое дело, что каждый человек находит для себя разный ответ в этом осмыслении, и кто-то находит его действительно в вере, а кто-то — в такой отстраненности и некотором, наверное, ожесточении, может быть, сердечном, которое скрывается за словом «профессионализм».
К. Мацан
— Ну, говорят, что врачи — циники. Вот это — про это, да?
Т. Семчишина
— Наверное, да, можно и так сказать.
К. Мацан
— Вот ты, мне кажется, важнейшую тему ты такую поднимаешь — вообще о приходе к вере, о, скажем так, содержании этого процесса. Вот ты сказала, что, встречаясь часто со смертью, с уходом людей, разные люди совершают разные выводы, иногда противоположные, из одной и той же ситуации. А вот от чего это зависит, как тебе кажется? Почему один человек приходит к мысли, ну, к какому-то обоснованию для себя религиозной веры, включая то, что вот жизнь не заканчивается со смертью и есть надежда на вечную жизнь, вот в этом тоже выражается вера, а кто-то из той же самой ситуации делает вывод, что «нет, все» (я сейчас, может быть, огрубляю), «все бессмысленно». Вот этот самый цинизм, как, может быть даже, защитная реакция, возникает, бросающаяся в глаза бессмысленность. Вот я даже уже, скорее, знаешь, тут не про медицину, а к твоему опыту просто верующего человека, многолетнего прихожанина храма, который при этом с этой темой сталкивается, с темой медицины и смерти, — что Бог касается в какой-то момент сердца человека и говорит, что «вот найди утешение в этом, ищи утешение здесь», а другого, получается, Бог не касается, раз он ожесточается и не верит?
Т. Семчишина
— Это сложный вопрос.
К. Мацан
— Конечно, сложный. Я, вообще-то, простых вопросов не задаю.
Т. Семчишина
— Сложный вопрос, на который я могу попробовать ответить некоторым предположением, потому что все-таки опять я говорю с позиции человека верующего, хотя и мне знакомы сомнения, недоумение, и уже в профессию я пришла верующим человеком. Хорошо, конечно, ответить просто и схематично, сказав, что это зависит от того, с каким сердцем, наверное, с каким багажом ты уже приходишь, ну вот, там, например, в профессию или в какую-то конкретную ситуацию страдания, боли и какого-то экзистенциального напряжения. Потому что, конечно, влияют и встречи, и воспитание, духовное воспитание наших учителей. Потому что в том, как я вижу какие-то вещи и как я их трактую, огромная заслуга, и это результат работы множества людей, с которыми мы общались — и отца Георгия Чистякова, и владыки Антония Сурожского, чьи книги оказали на меня очень большое влияние, и Фредерики де Грааф, и многих других людей. И когда ты встречаешься лицом к лицу с конкретной ситуацией, она ложится уже на подготовленную почву. Хотя, говорю, конечно, это не исключает вопросов, недоумений, сомнений и боли.
С другой стороны, наверное, и благодать Божья... Я не знаю, как ответить на вопрос, почему кого-то касается, а кого-то не касается. Но это еще и выбор, это и выбор человека в том, чтобы оставаться открытым или нет. Мы все испытываем боль — это я совершенно точно могу сказать. Мы все, работая там, где мы работаем, и видя то, что мы видим, переживаем за наших пациентов и не можем эту боль не испытывать. Другое дело, насколько мы ее в сердце допускаем и насколько мы готовы и в дальнейшем ей открываться и — может быть, не самое удачное выражение — что-то с ней делать. Потому что я могу отдать ее Богу — это, мне кажется, единственное, что имеет смысл, и дать согласие на то, чтобы снова этой боли открываться. Но я совершенно точно знаю и понимаю, что бывают и моменты, и бывают ситуации, когда человек говорит: «Нет, я не хочу этой боли. Да, я вижу ее, но я совершенно не готов ее испытывать и снова и снова к этой ситуации возвращаться, поэтому я выбираю такое дистанцирование». Потому что это тоже ведь может быть объяснено очень логично и какими-то важными причинами и мотивами для того, чтобы профессионально не выгореть, для того, чтобы мочь помогать больным, для того, чтобы уметь профессионально оказывать им помощь, и так далее. И, наверное, да, мировоззрение, наверное, готовность открывать сердце и готовность как-то рефлексировать и, ну, назову это «что-то делать» с этим переживанием и что-то делать с этой болью. Наверное, от этого зависит.
К. Мацан
— Ты эту фразу произнесла, очень такую цепляющую в хорошем смысле слова — «отдать Богу». Вот мне эти слова очень нравятся — «надо отдать боль Богу», потому что в них, что называется, постулируется сразу и существование Бога, и Его активное участие в жизни человека верующего, то, как это верующий видит, Его готовность эту боль человека забрать, какое-то такое динамичное отношение. То есть, Бог из какого-то слова, фигуры, идеи, чего-то такого большого, где-то существующего, превращается в Того, Кто близкий с тобой, Кому до тебя есть дело. А вот как ты это переживаешь? Как бы ты, ну, если угодно, объяснила вот это свое чувство — отдать боль Богу — человеку, который этого опыта не имеет? Понятно, что это сложно, может быть даже, невозможно объяснить до конца или даже хоть сколько-то. Но описать, свидетельствовать, наверное, можно. То есть, это невозможно передать, как любой опыт, но, может быть, что-то о нем можно сказать?
Т. Семчишина
— Ты знаешь, однажды у нас был такой разговор с коллегой — ночной, в какое-то небольшое затишье и в какой-то небольшой такой промежуток передышки. Она спросила меня: «Скажи, вот ведь я вижу, что довольно часто ты общаешься с семьями наших детей, и даже с кем-то, и со многими ты продолжаешь общаться после смерти детей. Они присылают тебе фотографии. Как ты все это выносишь? И зачем?» И тогда я попыталась ответить на вопрос, именно используя вот этот образ «отдать Богу», при этом понимая, что я разговариваю с человеком, который, может быть, где-то очень на пороге веры, как-то задумывается. Это действительно было сложно, как это можно объяснить, потому что, разговаривая со «своими» (я беру это сейчас в кавычки) — ну, с теми, кто как-то более в церковный контекст погружен, среди верующих людей, я могу что-то говорить о молитве, хотя все эти слова — они, наверное, будут достаточно плоскими, и все будет не то. Но здесь суть в том, что есть боль, которую на самом деле очень сложно вынести. Ее довольно сложно вынести еще и потому, что ты не можешь ничего с этим сделать. Иногда это твоя боль, личная, потому что ты соприкасаешься с какой-то трагической ситуацией и видишь, как это отражается на семье, на ребенке. Может быть, еще обстоятельства какие-то сложные. Иногда это, действительно, да, тоже вот отражение боли других людей. Ты видишь, насколько другому человеку больно — матери, потерявшей ребенка своего, или самому ребенку. Но наше, наверное, такое человеческое, естественное желание — эту боль утишить сразу, уменьшить ее, избавиться от нее. Когда я говорю о том, что мы можем отдать эту боль Богу, это, наверное, больше о том, что мы можем ее с кем-то разделить. Это не всегда означает утешение, но когда ты в боли не один, это приобретает какой-то другой смысл. И особенно когда ты в этой боли не один, а с кем-то, кто больше тебя, больше всей этой ситуации, Тот, Который благ, Который милостив и Который, в общем, не хочет никому зла и не хочет никому ничего плохого. И когда ты в этой боли с тем, кто в глубине своего существа видит и держит судьбы всех и знает тайну, и знает каждого по имени — и этого ребенка, который ушел, или этой семьи, каждого ее члена. Наверное, как-то более стройно мне сложно это объяснить, но, как говорил кто-то из великих, что боль... ты можешь горе разделить пополам с кем-то, и это уже... Ну это совместное проживание — оно и объединяет, и оно помогает тебе в этом быть и продолжать, продолжать существовать, продолжать жить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о трудных вопросах, на самом деле, веры, которые возникают в связи с болезнью, в связи с испытаниями. И наша сегодняшняя гостья видит это просто в процессе своей работы в детской реанимации. Вот еще немножко останавливаясь, может быть, задерживаясь на этом выражении, на этом состоянии, наверное, сердца человеческого — «отдать боль Богу»... Я вот в прошлой части упомянул, что мне оно очень нравится, это выражение, потому что в нем дается какое-то представление о Боге активном и с нами взаимодействующем, к нам обращающемся. Но ведь тут еще, наверное, важно, что и человеческая активность здесь постулируется? Я почему об этом спрашиваю — потому что я вот помню, в похожем контексте когда мы с кем-то говорили, вот отдать боль Богу, отдать проблему Богу, поручить эту проблему Богу, человек совершенно нецерковный и неверующий услышал в этом пофигизм. То есть, «вы, верующие — вы просто от этого закрываетесь». Ну, «отдай Богу» — это то же самое, как, другими словами, просто «не думай об этом», «да не парься!». Но правильно, что мы не про это же говорим сейчас? А вот как ты это чувствуешь? Почему это не про «не парься»? Вот я даже понимаю, что в плане твоей работы в реанимации это глупый вопрос и наивный. Я не предлагаю тебе сейчас переносить его на конкретные ситуации, когда перед тобой страдающий человек. Но если говорить именно о вере, о том, как ты проживаешь отношения с Богом, которые вот не про «не парься», а про твое активное участие — что это такое?
Т. Семчишина
— Я думаю, что если говорить с точки зрения психологии, наверное, можно назвать это формой рефлексии, да? Что когда происходят какие-то сложные события — ну, например, смерти пациентов, еще какие-то неразрешимые вещи, с которыми мы активно в рамках своих профессиональных обязанностей сделать ничего не можем, то просто забыть и как-то отодвинуть это в долгий ящик — это, наверное, да, была бы, наверное, пассивная позиция. Мне кажется — ну, может быть, я так устроена, но мне кажется, что очень важно все-таки не оставлять эти ситуации, а к ним возвращаться и их обдумывать. Пусть это будет с точки зрения психологии действительно такой рефлексией. Но если говорить с точки зрения веры, то мне кажется очень важным вот что. Когда-то я услышала это от Фредерики де Грааф. В каком-то разговоре мы с ней обсуждали тоже какую-то рабочую ситуацию, и она говорит: «Ну ты зовешь туда Бога, ты зовешь туда прийти Бога? Ты знаешь, что в какие-то моменты ты можешь требовать, чтобы Бог туда пришел? Да, Он знает это и без тебя, да, Он видит эту ситуацию, но ты можешь требовать, чтобы Божья Матерь и Господь в эту ситуацию вошли». Я не сразу это поняла, что она имеет в виду, но мне кажется, что это какая-то точка соприкосновений, точки встречи именно активности человека и активности Бога. Потому что это пространство человеческого сердца. И человек, видя или участвуя в неких обстоятельствах, где человек страдает, его призыв Бога туда — это, мне кажется, именно это и есть проявление активности, неравнодушия, неотстранения. И то же самое — если речь идет о смерти или вот о каких-то таких сложных событиях. То есть, мы, с одной стороны, молимся и отдаем Богу эту ситуацию — может быть, непонятную, может быть, с которой мы не согласны, но, вместе с тем, мы призываем Его прийти туда и освятить эту ситуацию Своим присутствием. Как дальше будет, я не знаю, но что-то страшное уже случилось, что-то трагичное уже случилось. Но призвать Бога в эту ситуацию, мне кажется, это лучшее, что можно сделать.
К. Мацан
— Я помню, в одном интервью священник Александр Ткаченко, создатель первого детского хосписа в России, сказал, что у Бога нет других рук, кроме наших. Ну это не он первым сказал — это такая известная, бесспорная, с одной стороны, мысль. С другой стороны, я помню, что в другом интервью человек тоже, много работающий, скажем так, в социальных проектах, помогающий и бездомным, и больным, к этой фразе по-другому отнесся — что «не, ну, конечно, у Бога есть другие руки, кроме наших, потому что, может быть, если Господу надо, Он Своими руками что-то сделает и без нашей помощи». И тогда человек добавил: «Ну, в лучшем случае, пальцы». Но, может быть, мы не будем множить дальше физиологические метафоры — «руки», «пальцы», но что ты об этом думаешь? Как в тебе эти слова отзываются?
Т. Семчишина
— Мне кажется, что это — опять-таки, наверное, возвращаясь к вопросу открытости сердца и открытости... ну, открытости миру, открытости человеку, причем, в совершенно разных реакциях. Мне почему-то первое, что приходит на ум, когда я слышу эти слова, это какие-то ситуации... Ну вот, например, самая простая — допустим, закончилась моя смена, и я выхожу из отделения, может быть, очень уставшей и, может быть, думающей только о том, чтобы поскорее добраться домой...
К. Мацан
— Потому что после суток дежурства.
Т. Семчишина
— Да, ну, после суток, и поехать скорее домой, и лечь спать, и вообще как-то немножечко отключиться от той реальности, которая была моей реальностью в последние 24 часа. И в этот момент, например, я вижу, что на диванчике около отделения нашего сидит женщина и, например, плачет. И, может быть даже, я узнаю в ней маму кого-то из наших детей. И здесь может быть несколько вариантов, да? Это может быть, например, мама, с которой есть у нас какой-то контакт и с которой у нас, ну, какие-то отношения даже сложились, потому что ребенок уже лежит какое-то продолжительное время. Это может быть мама какого-то другого ребенка, с которым я никогда не работала, но я знаю, что она приходит. Или, может быть, это совсем незнакомый человек. В целом, реакция моя может быть такова, что, ну, вообще-то, я закончила уже работать. Лифт — вот, пожалуйста, здесь пройти пять метров, и я сажусь на лифт и уезжаю к себе. Ну, потому что это не мое дело. Ну, плачет она — почему она плачет? Я не знаю, почему она плачет. Узнавать и как-то погружаться в это все еще я могу быть совсем не готова. Но, на мой взгляд, если так сложилось, что на выходе со смены почему-то я встретила эту женщину, ну, лучше подойти к ней, сесть и спросить ее, по крайней мере, что случилось. Или, ну, может быть, какими-то другими словами. Потому что мы все очень сильно нуждаемся в том, чтобы быть увиденными другими людьми. И, может быть, я ничем не смогу ей помочь. Может быть, я и выслушать ее не могу. А может быть, она мне как-то грубо даже ответит, или агрессивно, или... Да все, что угодно, может быть. Но в данном случае как-то Божьими руками... Что я могу, как Божьи руки, здесь, да? Я... вот как задание от Бога такое, да, это переживаю — что если человек встречается, даже если мне очень не хочется, даже если как-то вот... ну, как будто бы даже я имею моральное право пройти, но лучше все-таки подойти и спросить. Ну не захочет она другого человека рядом с собой, не нужно ей это будет — ну тогда так, как есть. Может быть, посидеть с ней какое-то время. А может быть, она пришла, потому что были ситуации, когда, например, мама потерялась просто. Ну, то есть, она должна была прийти в другое место, и она потерялась, растерялась, там, ребенок в тяжелом состоянии, и она не поняла, куда идти. И это все тоже решалось довольно просто, потому что я вернулась в ординаторскую, мы позвонили лечащему врачу и поняли, что требуется — она перепутала этажи и пришла не туда. То есть, это могут быть какие-то вещи, которые совсем не «великие», но если мы пришли в этот мир, если мы родились и продолжаем жить, и если как-то мы хотим для Бога тоже что-то делать, мне кажется, хорошо бы стараться — конечно, это не всегда получается, но — держать глаза открытыми, уши открытыми и сердце открытым.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Татьяна Семчишина, медсестра детской реанимации. У микрофона Константин Мацан. Не переключайтесь.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. Мы говорим сегодня с Татьяной Семчишиной — медицинской сестрой детской реанимации.
Вот до перерыва, знаешь, какую-то ты очень важную тему затронула, причем, важную, знаешь, вот мне лично в плане каких-то лайфхаков. Лайфхаков, потому что мы хотим, чтобы от наших программ была сплошная польза, и вот на практике что выносить. Я вот могу тебе признаться, что для меня вот в той ситуации, которую ты описывала — допустим, сидит человек в больнице ли, на улице, на работе ли где-то, например, плачет, и, в принципе, ситуация, с одной стороны, располагает к тому, чтобы подойти, спросить, что случилось, а с другой стороны, ты понимаешь — вот это моя проблема психологическая, честно признаюсь тебе и всему честному народу, — я боюсь вот того самого какого-то грубого ответа, неловкости, которую я могу создать, в которой я могу оказаться, боюсь почувствовать себя глупо. И боюсь одновременно и человеку как-то... Может быть, ему сейчас не нужно внимание. Вообще, я понимаю — допустим, когда мне плохо, я, может быть, не хочу, чтобы вообще меня трогали. Но это индивидуально. Я внутри себя борюсь, с одной стороны, с каким-то правильным пониманием, что, ну, хорошо бы сейчас подойти, узнать. И я вот абсолютно понимаю тебя, когда ты говоришь, что «вот мне сейчас, именно мне этот человек именно попался — ну неслучайно же это, ну Господь же все видит!» А с другой стороны, какие-то внутренние ограничители включаются. Вот что ты посоветуешь? Ты отчасти уже об этом начала говорить. Может быть, ты тоже это испытываешь. Судя по всему, тебе это знакомо. Как находить для себя внутреннюю мотивацию все-таки поступить по-христиански, громко скажем, и вот это внимание проявить, не боясь, несмотря ни на что, и быть готовым даже, там, не знаю, к неловкости, к грубому ответу, но все-таки сделать?
Т. Семчишина
— Ну, начнем с того, наверное, что касается мотивации, что, боюсь, нет готовых рецептов, потому что каждый раз и в каждой ситуации приходится делать выбор. Это не что-то такое, что идет по накатанной и что один раз уже решено, и теперь наконец-то все просто и легко.
С другой стороны, я вот о чем думаю. Господь дал нам свободу, и эта свобода — она выражается во всем. Она выражается, в том числе, в том, что решим мы сами — подойти или не подойти. Она заключается и в том, что человек может принять нашу помощь, не принять нашу помощь, нуждаться в нас, не нуждаться в нас, а нуждаться в ком-то другом. И, наверное, один из тех принципов, которые хорошо бы постараться соблюдать, это человеку эту свободу предоставить. И в каких-то ситуациях я понимаю, что мне проще все-таки тоже опираться на рецепты на какие-то готовые, и в каких-то ситуациях я для себя формулировки нашла. Вот, например, я живу на метро «Теплый Стан», где у нас находится рынок, и там переход довольно длинный из метро, много лестниц, куда довольно часто приезжают бабушки со своими сумочками-кошелочками на колесиках. И для того, чтобы подняться или спуститься (а чаще всего бабушки приезжают уже с нагруженными сумочками), ну это требует усилий, чтобы по ступенькам их поднять. И тоже кажется — ты видишь пожилого человека, который с этой тележечкой со своей цок-цок-цок по ступенькам, и реакция может быть очень разной, потому что бабушки тоже по-разному настроены.
К. Мацан
— Меня однажды так отшили, будто я хотел сумку забрать, а не поднять.
Т. Семчишина
— Да. Потому что бывает, что, действительно, ну вот люди как-то так реагируют остро. И, ну, для себя я какую-то формулировку нашла такую, что когда я подхожу, говорю: «Извините, пожалуйста, разрешите вам помочь!» — и это оставляет человеку абсолютную свободу, потому что кто-то может сказать: «Да мне и так удобно». О’кей. «Да, хорошо, очень было бы здорово». «Нет, не нужно». И... Ну, и когда... И себя чувствуешь в этом тоже свободной. И человеку ты предлагаешь, и оставляешь ему право отказаться и свободу отказаться или принять.
Конечно, гораздо сложнее, когда речь идет не о физической помощи, которая очевидна, а о помощи (или не помощи), о каком-то участии, когда речь идет о горе, слезах или какой-то сложной ситуации, и мы не знаем, что случилось. Но, мне кажется, если иметь в виду, опять-таки, эту деликатность и какое-то пространство свободы, ну, по крайней мере, может быть даже, и вопрос «что случилось?» не такой удачный... Там, что ты расскажешь, что случилось? «Мне плохо». Там, «моему ребенку плохо». Что случилось... Все плохо. Но, может быть, спросить: «Я могу вам чем-то помочь?», как бы по-киношному ни звучала эта фраза. Или: «Не могу ли я что-то для вас сделать?» И если человек скажет «нет», может быть, побыть еще, посмотреть на него и уйти?
К. Мацан
— В прошлой части программы ты говорила, когда мы начали в самом начале размышлять о том, насколько человеку в медицинском деле труднее или проще, скажем так, прийти к вере, найти утешение к вере, ты сказала: «Все мы переживаем боль и сомнения». Я вот хотел бы к этой фразе творчески придраться. Опять же, может быть, это будет связано с твоей работой, может быть, нет, но какие у тебя сомнения в вере, какие вопросы к Богу (если это одно и то же — сомнения в вере и вопросы к Богу)? Я понимаю, что ты вряд ли ставишь под сомнение бытие Божие как таковое. Хотя сейчас ты расскажешь. Но тогда чего они касаются?
Т. Семчишина
— Они действительно не касаются бытия Божия. Но... Есть, например, сомнение — это один из самых болезненных вопросов, я думаю, что не только для меня. Это вопрос, что есть благо. Что есть благо, ну, например, для конкретного ребенка. Или что есть благо для его семьи. И если мы говорим о том, что, ну, «я верю, что Господь всемилостив и благ, и в Его деснице тайна человеческой судьбы», то где это благо в какой-то конкретной ситуации, где его очень сложно разглядеть или невозможно? И что есть благо в этой ситуации? Это вопрос, который довольно часто снова и снова приходится ну как-то решать, задавать, по крайней мере, этот вопрос.
К. Мацан
— Ты имеешь в виду, может ли болезнь, например, быть благом для семьи, для человека, для ребенка?
Т. Семчишина
— Я боюсь сейчас уйти в какие-то теоретические размышления, потому что все-таки эти, наверное, вопросы имеют право задавать только непосредственные участники. Легко сидеть в студии и говорить о таких вещах. Но, скорее, это какие-то очень конкретные события или конкретные... Даже, наверное, не столько сама ли болезнь — благо. Я не буду касаться этой темы — она слишком деликатная, и она слишком индивидуальна для каждого конкретного человека. Но в процессе лечения и в процессе борьбы за жизнь мы, да, сталкиваемся с ситуациями — ну все ли мы сделали правильно и все ли мы сделали, исходя из блага, из пожелания блага, например, такой вопрос. И еще вопросы смысла, который, наверное, основополагающий — в чем смысл, где смысл? Наверное, немножко сложно говорить об этом абстрактно, но я боюсь, честно говоря, приводить какие-то конкретные примеры, потому что опасаюсь быть недостаточно бережной и деликатной к тем людям, о которых я могу рассказывать.
К. Мацан
— Когда человек надеется на чудо, а чудо не случается, это вызов вере?
Т. Семчишина
— Это очень серьезная проверка, я думаю. Потому что, как сторонний наблюдатель, опять-таки, я могу говорить о том, что очень часто чудо, которого мы хотим, оно имеет очень конкретные осуществления, да? То есть, мы хотим очень конкретных вещей, надеясь на чудо. Например, в ситуации болеющего ребенка хотим его выздоровления во что бы то ни стало. Вопрос блага в этом тоже очень важен, потому что иногда, например, в силу ряда причин, осложнений, лечения мы, как медики, можем понимать, что если даже ребенок выживет в этой ситуации, то его жизнь не будет полноценной. Он, например, ну, не сможет никогда ходить или не сможет говорить, или еще чего-то не сможет. То есть, его выживание физическое — оно не будет означать качества жизни и полноты этой жизни. Ну, хотя о полноте, наверное, можно говорить в духовном смысле, и мы, наверное, не будем эту тему затрагивать. Но я вижу, например, несколько вещей и могу поделиться такими размышлениями — что чудо иногда может быть в другом. Мы просим конкретного чуда в выздоровлении, а чудо случается, выражаясь в каких-то других вещах, хотя ребенок погибает, например, и этого выздоровления мы не получаем.
Но когда я говорила еще о том, что это такая проверка того, что стоит наша вера... С одной стороны, мы помним прекрасно все евангельские строки — «просите, и что бы вы ни попросили Во Имя Мое, да будет вам», С другой стороны, это тоже достаточно известные слова — о том, что «что нам дороже — сам Бог или Его блага, или Его благодеяния?» И вот в ситуации, когда мы просим и не получаем, очень бывает сложно, но возможно сохранить веру в то, что Бог всемилостив и благ, и неизменен, и принять из Его руки то, что происходит, даже если мы сейчас этого не понимаем. И даже если очень больно. И даже если эта боль потери разрывает сердце.
Но я вот, наверное, не посмею здесь говорить о наших родителях, потому что действительно для этого каждый проходит свой путь, и свой путь осмысления, и свой путь веры. Но вот здесь очень серьезно встает вопрос, насколько дорог мне Бог. Если я не сомневаюсь в Его существовании, если Он был здесь, если Ему небезразлична судьба моего ребенка, если Ему небезразлично все, что происходит с нами, как дальше строить эти отношения, если случилось то, что случилось.
И почему-то вот хочется мне еще одним поделиться — тоже важным, мне кажется, моментом таким. Однажды мы провожали семью, у которой умер малыш. Было отпевание, и батюшка наш, больничного храма после того, как отпевание закончилось, он подошел к супругам, к родителям малыша, обнял их и сказал: «У вас было время надежды, теперь оно закончилось, и наступает время веры и любви». И это настолько точно отражает состояние... Ну вот, по крайней мере, это такое было точное описание для этой конкретной семьи, потому что они до последнего надеялись. И сейчас, когда все закончилось так, как закончилось, они возвращаются домой, но возвращаются домой, к сожалению, с погибшим ребенком. Но наступает время, когда ты можешь верить во встречу, ты можешь верить в то, что любовь не заканчивается земной жизнью, и что любовь продолжается. Вот, мне кажется, это какое-то максимально точное описание того, что может происходить.
К. Мацан
— Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот буквально предвосхищаешь ты ту тему, о которой я хотел бы в этой последней части нашей программы поговорить, без которой, конечно, наш сегодняшний разговор был бы неполным. В том смысле, что мы всю программу говорим о твоей работе, о том, что ты видишь на работе, как медицинская сестра в детской реанимации, о трудных ситуациях, боли, страдании, смерти как о вызове вере. Как о вызовах. Но что-то мне подсказывает, что этим, скажем так, духовная палитра твоей работы не исчерпывается, и наверняка есть место и наблюдениям встречи с надеждой, с любовью, с тем светлым, что происходит. И это тоже связано с верой, может быть, дает ей расти, укрепляться, убеждаться, утешаться, получать от Бога утешение. Вот насколько в этом смысле тут твоя работа на твою веру влияет? Был ли пройден какой-то путь — вот не с точки зрения вызова и проверки, а с точки зрения вот ее еще большего какого-то раскрытия и, ну, если угодно, открытия красоты Божьего замысла о нас всех?
Т. Семчишина
— Мне действительно не хотелось бы, чтобы у наших слушателей создалось впечатление, что где-то мы на передовой, где постоянные испытания и непрерывные вызовы жизни и вере. (Смеется.) Хотя, я говорю, конечно, это часть тоже нашей повседневной жизни.
Изменилось ли как-то само понимание, да? И как-то больше раскрылось ли видение Божьей красоты? Мне кажется, что очень явно в наших вот повседневных делах, в нашей повседневной работе раскрывается красота встречи. Красота встречи с человеком. Потому что, несмотря на то, что иногда рутина подразумевает какую-то скорость — что один, второй, третий, это поток людей, но эти лица и судьбы, которые проходят, это, конечно, удивительные какие-то такие нити и удивительные переплетения. Огромное у меня уважение вызывают наши родители и дети. Хотя с детьми мы не всегда имеем возможность общаться — ну, потому что, в силу особенностей отделения, мы можем уже видеть их в медикаментозной коме и под аппаратами, но с кем-то мы общаемся, и это люди, которые дарят огромную радость, как бы это ни странно показалось, и удивление, и удивление жизни. И... Ну, мы тоже меняемся, видя этот свет и видя эту красоту.
И, конечно, не могу не вспомнить одну из наших недавних таких историй, когда у нас полгода лежал малыш, и ему нужна была почечно-заместительная терапия. Ну, поэтому он был в сознании, он мог общаться. У него была масса каких-то игрушечек, книжечек. И мы его очень полюбили все — женская часть коллектива точно, но даже наши реаниматологи, конечно, они с большой нежностью относились к этому малышу. И поскольку он был у нас достаточно долго, и, конечно, для ребенка ситуация непростая — да, он днем находится с мамой, но он все равно в относительно незнакомом пространстве, на ночь он должен оставаться один, незнакомые люди, которые постоянно меняются и которые какие-то процедуры проводят. Но он, как любой ребенок, растет, смотрит на мир, чему-то учится, что-то ему нравится, что-то ему не нравится. И он это все разделял с нами. Мы научились читать, играть, какие-то новые вещи придумывали для того, чтобы его порадовать. (Смеется.) И мы многому учились...
Я не знаю, как ответить на этот вопрос, мне немножко сложно. Наверное, мне даже сложнее ответить на этот вопрос, чем на вопрос касательно вызовов. Но мы видим, насколько... Вот я думаю, что благодаря работе это тоже очень проявляется. Мы видим, насколько мир разный, насколько люди разные. Иногда, как бы банально это ни прозвучало, насколько уникален путь каждого человека и насколько все бывает неоднозначно, и не надо торопиться с выводами о человеке, например, или о семье. Лучше всего не пытаться со своими какими-то понятиями «правильными» на семью наседать, а побыть рядом с ней и сопроводить. Это, наверное, лучшее, что мы можем сделать. Этому работа очень учит. И она всегда напоминает о том, что Дух Святой — Он не в грохоте, а Он в тихом веянии ветра, вот в такой деликатности, нежности и соприсутствии. Это очень явно всегда.
К. Мацан
— Не могу тут не спросить, раз уж прозвучало имя чрезвычайно дорогого мне митрополита Антония Сурожского. Дорогого — в смысле, автора, пастыря, чьи тексты во многом вообще меня, конечно, тоже к вере привели и сформировали, видение каких-то вещей. Он много говорит о необходимости... Не необходимость — плохое слово «необходимость»... о молчании, о возможности молчания. В каких-то ситуациях быть с человеком рядом, без слов, просто быть, присутствовать, чтобы суть твоя была здесь, вместе с ним. И, с одной стороны, в общем-то, не так уж редко мы об этом говорим — о том, что слова часто не нужны лишние. А с другой стороны, так ли это просто на практике? Владыка Антоний тоже в своих текстах... Мне даже довелось один переводить с английского на русский, ранее не опубликованный по-русски текст. Вот об этом он там подробно размышляет — что тоже по-разному можно молчать. Можно просто прийти и помолчать. Ну вот я пять минут помолчал, вроде как, и исполнил завет владыки и больше... пойду дальше, поработаю. Можно молчать, говорит он, с таким достаточно напускным видом и молиться внутренне, показывая, что «вот, вот я молчу наполненно и молюсь за того человека, который рядом со мной». Может быть, такого молчания тоже не надо.
И мой вопрос к тебе, собственно, простой: а что это такое на практике? Удавалось ли, вот удавалось ли этот совет владыки воплощать по-настоящему? Я спрашиваю без подвоха, потому что мне это неизвестно — мне не удавалось, не было повода проверять это. А у тебя, наверное, поводов предостаточно.
Т. Семчишина
— Это совет, наверное, во многом «на вырост». Потому что это то, к чему можно всегда стремиться и пробовать, пробовать, пробовать снова, как и множество других советов, которые владыка дает. Но ты помнишь эту ситуацию, которую мы обсуждали, этот пример — если мама сидит около отделения заплаканная. Иногда... ну здесь какая-то чуткость, наверное, все-таки нужна. Потому что иногда, может быть, действительно один из способов проявить участие — это сесть рядом с ней. И, может быть, не сразу начать говорить, предлагать, и это тоже может быть такой формой, ну, «я свое дело сделал, могу теперь идти, быть свободнее». Я подошел, спросил: А ничего не надо? Помочь вам?" — «Не помочь». — «Отлично!» И с чистой совестью уходить домой.
К. Мацан
— Я прямо себя узнаю, сейчас ты описываешь...
Т. Семчишина
— Но посидеть рядом и как-то прислушаться — может быть, человек что-то скажет, а может быть, нет, и вот, как это владыка часто называет, «из глубины молчания задать вопрос», это уже, наверное, уже такая способность и какая-то душевная внимательность более высокого уровня.
Удавалось ли или не удавалось — я не знаю. Я не знаю, не мне судить, но...
К. Мацан
— Надо спросить у тех, рядом с кем ты молчала.
Т. Семчишина
— Вот я точно знаю вот что. Иногда мы с коллегами с нашими тоже обсуждаем какие-то сложные ситуации, которые случаются у нас на работе. Это могут быть и конфликты, например, с кем-то из родителей или какие-то ситуации кризисные такие, когда не знаешь, как реагировать, и довольно часто я слышу от наших девушек-медсестер вопрос (ну, он такой даже риторический), что «ну я не понимаю, что говорить, я не знаю, что сказать». Вот идет человек, который вот только что вышел из палаты, где умер ребенок его. И, вроде, с одной стороны, я тоже с ними работала, и как-то хочется выразить им соболезнование, но я боюсь подойти, потому что я не знаю, что сказать.
И однажды, когда мы беседовали с человеком вне нашей сферы, и я вдруг поймала себя на мысли, что у меня вопрос этот не возникает — о том, что сказать. И, наверное, можно считать это вот таким плодом наследия владыки. Потому что я не владею какими-то техниками и словами, которые всегда срабатывают, что придает мне уверенность и ту самую мотивацию и отсутствие страха в том, чтобы подойти к тому-то. Но иногда я понимаю, что ты можешь, даже переступив, там, через собственные неудобства, страх внутренний или все, что угодно, но просто подойти, и этого бывает достаточно. Иногда из этого рождаются слова, иногда нет. И иногда бывает, что... ну особенно когда ситуация крайне напряжена в силу переживания... И говорить, что... Просто я понимаю, что говорить что-то — довольно глупо. Да даже не только желание исполнить совет владыки, а просто слова неуместны. Ты в этом, может быть, минуту, две, пять, не знаю, сколько, будешь, а потом всегда можно спросить у, там, родителя, например, у мамы: «Вы хотите, чтобы, там, я осталась, или уйти?» И принять тот ответ, который будет озвучен.
Но мне кажется, что я бы, наверное, так отреагировала на этот вопрос — мы очень недооцениваем роль тишины и роль молчания. И как-то иногда как будто есть какое-то клише, что вот эта тишина и молчание — это отсутствие действия. Или это отсутствие, там, наполненности действия, наполненности смыслом. Хотя очень часто оно может быть гораздо более значимым, чем любые слова, сказанные от души, формально, те, не те. Часто слова действительно не имеют значения, мы об этом забываем. И отношение человеческое — оно не обязательно выражается в словах. Оно может быть в жесте или во взгляде выражено.
К. Мацан
— Вот мы на радио, к сожалению, не можем вообще без слов обойтись. Иначе это была бы тишина, которую было бы странно слушать. Но пускай наша сегодняшняя беседа, вот чьи-то слова сказанные, послужит к тому, чтобы, их услышав, нам всем захотелось — я это говорю абсолютно искренне и ответственно — немножко помолчать и побыть в тишине, но в такой вот не отсутствующей тишине, а вот именно в том, о чем ты сказала, — в тишине присутствия и в наполненном молчании рядом с ближними, с тем, кому сейчас нужна наша помощь.
Спасибо огромное тебе за нашу сегодняшнюю беседу. Татьяна Семчишина, медицинская сестра детской реанимации, сегодня с нами и с вами была в программе «Светлый вечер». Я уверен, не последний раз на радио «Вера» мы с тобой общаемся, так что до новых встреч на волнах нашей радиостанции.
Т. Семчишина
— Спасибо большое! Всего доброго!
К. Мацан
— Счастливо! До свидания!