В гостях у Петра Алешковского была искусствовед Наталья Бруни.
Наша гостья поделилась воспоминаниями о своей бабушке Вере Александровне Рещиковой — о ее знакомстве с Пастернаком, о жизни в эмиграции после революции, о возвращении в Советский Союз, а также о том, что значили для нее вера, молитва и Церковь.
П. Алешковский
— Здравствуйте. Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И в гостях у меня сегодня Наталья Бру́ни. Добрый день.
Н. Бруни
— Добрый день.
П. Алешковский
— Мы с вами уже беседовали об одной из ваших бабушек — по линии Бальмонтов. А вот давайте, — бабушек обычно бывает две, иногда у некоторых и больше, так случается — а вот давайте о другой, пожалуйста.
Н. Бруни
— Хорошо, с удовольствием. Моя бабушка по маме — Вера Александровна Рещикова, урожденная Угримова, родилась в 1901 году в городе Лейпциге. Попала ее семья в Лейпциг достаточно удивительным образом. Ее отец, Александр Иванович Угримов, председатель Всероссийского общества сельского хозяйства, знаменитый агроном и почвовед, с детства был влюблен в Надежду Владимировну Гаркави, еврейскую девочку из очень просвещенной семьи — отец ее был знаменитый присяжный поверенный. Но еврейские родственники испугались этого романа. Креститься было совершенно неприлично евреям для того, чтобы делать карьеру или жениться. И они увезли ее в Германию. А влюбленный Александр Иванович Угримов, мой прадедушка...
П. Алешковский
— Помчался за ней.
Н. Бруни
— Он быстро перевелся из Московского университета в Лейпцигский и поехал туда за ней. В общем, год эти мучения продолжались — когда ее прятали, и они виделись тайком.
П. Алешковский
— А любовь была взаимная?
Н. Бруни
— Любовь была взаимная абсолютно, причем с детства. И тогда ее отец, Владимир Осипович Гаркави, и мать дворянского прадедушки, Мария Павловна, встретились и сказали: что делать, дети страдают — надо как-то выходить из положения. Поскольку, как я сказала, что креститься в Православие было неприличным, а брак мог быть только церковным, ее крестили в какой-то лютеранской церкви, и даже не самой главной. И обвенчали их в посольской церкви в Берлине. И они жили еще четыре года в Берлине, а потом уехали в Швейцарию. В общем, вернулись они в Москву — уже шесть лет они прожили, уже у нее было двое детей, уже она была Надежда Владимировна Угримова. И стали они жить в доме по адресу угол Плотникова и Сивцева Вражка, который принадлежал князю Урусову (который тоже был присяжный поверенный). Прабабушка моя, Надежда Владимировна, почувствовала, что она хочет по-настоящему перейти в православие. У нее есть замечательные записки, как она идет в церковь, где служил отец Иосиф Фудель, такой был замечательный священник. Как она входит в эту церковь в первый раз и боится не то сказать, не то сделать, не так встать — и подходит к батюшке, которого она не знает, и говорит: «Батюшка, вот так и так, я крещена в лютеранстве, но я хочу быть православной». И он ее спрашивает: «Зачем вам это?» И она никак не может объяснить. А потом начинает плакать и говорит: «Не могу обходиться без причастия». И он год ее готовит, катехизирует. И через год — поскольку крещение у нас одно — он ее миропомазает и приводит к Православию. Она становится очень верной его прихожанкой. И семья живет такой скромной жизнью, очень церковной, что было вообще в то время не принято среди московской интеллигенции, аристократии — они ходили в церковь в Страстной четверг и на Пасху. И считали, что достаточно. И растет моя бабушка Вера, которая, собственно, и есть героиня рассказа. Она растет такой барышней, которая ходит на танцы, она растет в строгой семье, где не разрешают наряжаться, где строгая гувернантка. Прабабушка и прадедушка очень мало жили светской жизнью, никаких балов особенных. Прабабушка моя ходила в религиозно-философское общество к Морозовой, в общество Листа. Она тоже была пианисткой, но переиграла руки и не могла больше этим заниматься. Оба — и прадедушка, и прабабушка — были очень образованными людьми. И вот растят они детей: Верочку, и на четыре года ее младше мальчик Саша. И Верочка эта растет себе, потом ей 16 лет. И она тоже очень церковная девочка, и в 16 лет она впервые попадает в Оптину пустынь к батюшке Анатолию.
П. Алешковский
— О, как у вас — Оптина пустынь с двух сторон.
Н. Бруни
— С двух сторон. Очень много всяких совпадений и с одной стороны и с другой, и таких странных сближений. Про что я всегда говорю: такое бывает только в жизни и в романе «Доктор Живаго». За что, кстати, Пастернака ругали — что не бывает столько совпадений. А только так и бывает.
П. Алешковский
— Мы к Пастернаку еще вернемся, поскольку это тоже напрямую связано.
Н. Бруни
— Она едет в Оптину, и довольно много туда ездит. Пока, наконец, становится трудно — уже к революции дело идет — становится трудно ездить. И батюшка Анатолий ей говорит: «Что вы, так трудно ехать сюда молодой девушке (она одна ездила). Когда у вас в Москве есть замечательный священник на Маросейке — отец Алексей Мечёв». И баба Вера начинает ходить к нему в церковь. И он, собственно, благословляет ее, когда их семью высылают. Прежде чем рассказывать про высылку, я расскажу про связь с Пастернаком (чтобы потом к этому не возвращаться). Дом, в котором были прабабушка, прадедушка и моя бабушка Вера, описан в романе «Доктор Живаго». И адрес тот же: угол Плотникова и Сивцева Вражка, дом профессора Громеко. Черты профессора Громеко списаны с моего прадедушки: агроном, почвовед, играет на скрипке. Вообще, в романе очень много внешних описаний моей семьи, потому что Пастернаки дружили с Угримовыми. Леонид Осипович, отец Бориса, как известно, был художник, и он давал уроки моей прабабушке, приходил в этот дом. Кроме того, его дочери Лида и Жоня дружили с моей бабушкой Верой, и есть замечательные фотографии, как они вместе ходят на танцы, и там на фотографии девочки Пастернака и моей молоденькой бабушки. И так вот они дружили. Леонид Осипович Пастернак рисовал моих прадедушку, прабабушку — все эти картинки у нас есть. Вот наступает революция, моя бабушка Вера в ужасе. Хотя вся московская интеллигенция и московская аристократия принимают Февральскую революцию на ура. Дедушка (ее отец) нацепляет красный бант и идет в свою Петровскую академию, которая теперь Тимирязевская. И вообще, все полны каких-то радужных надежд. А моя шестнадцатилетняя бабушка говорит, что никаких надежд у нее не было, а было ощущение краха и что уходит красота жизни — вот это она много раз потом говорила: «Я чувствовала, что уходит красота жизни». Она как предчувствовала — что и с ее любимой Оптиной случится. Она ничего этого не знала, но ее чутье и вера такая горячая... Она, например, говорила, что ее больше всего поразило, что на другой день после революции, когда она вышла на улицу, на Арбат, ее совершенно поразило, что солдаты, которые ушли с войны, как она говорила, «валили по мостовой» — никто не шел по тротуару. Вот эта деструкция, это нарушение порядка — вот это, семечки, окурки, еще мата никакого не было, но они «валили по мостовой». Вот это ее совершенно поразило. Дедушка, ее отец Александр Иванович Угримов, принял революцию, смирился. У него было потрясающее имение под Курском, на черноземе, он был образцовый хозяин, у него были выписанные сеялки, молотилки — из Германии, поскольку он учился в Германии. В общем, у него было потрясающее хозяйство, дом, поля. И он отдал всё новой власти, колхозов еще не было — отдал всё большевикам. У нас дома сохранились тома переписи, что он сдал — там были описаны все агрегаты, пожарные инструменты, пожарные машины; какие поля под паром, какие под чем-то другим, под клевером; все лошади, коровы, свиньи, куры, сколько деревьев яблоневых, сливовых, кустов... В общем, это такой том. Через месяц — всё ломано, разграблено, дом сожжен, оранжереи поломаны, деревья вырваны с корнем.
П. Алешковский
— Это «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня рассказывает о своей родне Наталья Бруни. Я не первый раз слышу об этом, не первый раз слышу о такой истории. И каждый раз я думаю: почему? Тебе дают — нет, нужно обязательно устроить вакханалию.
Н. Бруни
— Революция есть революция. Во время Французской революции...
П. Алешковский
— То же самое.
Н. Бруни
— Они в основном выбивали глаза королям, которые были короли библейские — они считали, что это короли, потому что они в коронах. И во всех средневековых соборах, которые не реставрированы, они выбивали глаза королям.
П. Алешковский
— Вы знаете, во Французской революции — нужно сходить в Консьержери и посмотреть количество казненных в самом городе: оказывается, что был убит каждый десятый. По стране это не так мощно прокатилось, но в Париже это была децимация.
Н. Бруни
— Но с нами-то не сравнится.
П. Алешковский
— Казалось бы, с нами не сравнится, но сравнится: в Париже каждый десятый человек — погибший. Это в памяти остается. Тех, кто хочет понять.
Н. Бруни
— Это в памяти остается. Но не забывайте, что каждый был судим судом — каждый, кто был казнен, был судим судом. И суд объявлял приговор...
П. Алешковский
— Здесь тоже был суд — «тройки» на пять секунд.
Н. Бруни
— Там были другие суды, они были гласные. Но убийство есть убийство.
П. Алешковский
— Ну, ладно, хорошо.
Н. Бруни
— Это голодные очень годы, начиная с революции. При этом почему-то страшное веселье в Москве происходит: какие-то балы, еда какая-то — каша пшенная с селедками, но все страшно веселятся. Продолжаются занятия в университете, прадедушка преподает. Между прочим, его приглашают — как знаменитого почвоведа — участвовать в плане ГОЭЛРО с Лениным. Он дружит с Кржижановским. Его родной брат Борис — электрик, и их вдвоем приглашают участвовать в плане ГОЭЛРО. И наступает 1922 год, и Ленин передумывает, видимо, и решает их выслать.
П. Алешковский
— Пароход?
Н. Бруни
— И набирается достаточно большой пароход, который позднее, по-моему, Сережей Хоружим впервые назван «философским». Хотя философов там было меньшинство (просто они были знаменитые), а в основном там были инженеры и университетские преподаватели и профессора. Дедушку арестовывают, говорят, что «в течение месяца вы должны уехать, с собой можете взять 20 килограммов вещей. Извольте сдать все свои инструменты». У прадедушки был квартет: он играл на скрипке, был альт Страдивари и виолончель, по-моему, Амати. Их сдали...
П. Алешковский
— В Гохран?
Н. Бруни
— Надеюсь, что они в музее Глинки (никогда не разыскивала). И разрешают им взять небольшое количество вещей. «А как уезжать?» — «А как хотите». Значит, собирается группа этих профессоров, преподавателей: Франк... Ну, Франк еще более-менее приспособлен к жизни, Бердяев — абсолютно нет. И прадедушку выбирают старостой этой группы высылаемых. Он списывается с профессорами из Лейпцига, которые его знают, и просит помочь. И для них нанимают корабль, на котором они должны уплыть. Моя бедная бабушка Вера, у которой есть жених — сын отца Иосифа Фуделя Сергей Иосифович (в дальнейшем знаменитый богослов и церковный писатель), она совершенно не хочет уезжать. И они уезжать не хотят ни за что. А уже эмиграция произошла — довольно много народа уехало. Но они совершенно не хотят уезжать.
П. Алешковский
— Это была не эмиграция, это была высылка.
Н. Бруни
— Это была высылка. В общем, она рыдает. Идет к отцу Алексею Мечёву и говорит: «Батюшка, нас высылают — что делать?» А он ей говорит: «Верочка, езжай, но смотри на Москву». Осенью наступает время, они едут со своими чемоданами (с серебром столовым, по-моему, это единственное ценное, что им удалось вывезти, и какие-то бусы), едут в Петроград, где грузятся на пароход и уезжают в Германию. Есть воспоминания моей бабушки про это — как ей горько, как ей грустно, и как они возненавидели Германию, потому что это была первая страна после России, и ей совершенно всё не нравилось. Это многие вспоминают: как они плыли на этом пароходе, Бердяев смотрел на море вокруг них и говорил: «Помните: „И сущих в море далече“?» Они приехали в город Штеттин, они думали, что их кто-то будет встречать. Нет, всё надо было делать самим. Дедушка каких-то извозчиков нашел, их поселили в какие-то гостиницы с перинами, пахло кислой капустой. В общем, стали они там жить. Надо сказать, всю их жизнь за границей их не принимала эмиграция — потому что они три года работали на большевиков. К тому же они не отреклись от своей Церкви — они были одни из тех немногих, которые сохранили верность Московской Патриархии. А в основном люди были, которые ушли в Зарубежную Церковь.
П. Алешковский
— Бердяев и вся эта церковная философия парижская...
Н. Бруни
— Потом они жили в Берлине. Там бабушка Вера вышла замуж за бывшего белого офицера.
П. Алешковский
— Не за Фуделя?
Н. Бруни
— Нет, Фудель остался в Москве, он не хотел Родину бросать. Она вышла за белого офицера — вышла скорее от грусти, чем по большой любви. Он был очень красивый и очень печальный, потому что он, как и многие офицеры белой армии, много чего насмотрелся во время своей службы. Его мать была грузинская княжна Нина Макашвили, про которую мы знаем, что когда ее сын ушел на фронт, она села к окну в своем имении в Гори и стала в окно глядеть и его ждать. И 10 лет так сидела, и там и умерла. Между прочим, у этих князей Макаевых в Гори прачкой служила мама Сталина — такие интересные детали. Вот она вышла замуж, бедная моя баба Вера, родила подряд двух детей с разницей в одиннадцать месяцев — Нину и Ирину. И, в общем, оказалось, что любви нет, жить вместе тяжело, характер у одного и у другого сложный. В общем, она забрала своих девочек — грудную еще Ирину и уже начавшую ходить Нину — и уехала с ними во Францию, где жили ее родители. Надо сказать, что ее отец, Александр Иванович Угримов, он остался советским гражданином — вот как он уехал с советским паспортом...
П. Алешковский
— То есть нансеновского он не брал?
Н. Бруни
— У них ни у кого больше не было — у него всегда был советский паспорт. Она приехала в Париж. Деваться некуда — девочек сдала в приют, который назывался «Голодная пятница». Считалось, что русские эмигранты по пятницам не едят и деньги отдают в этот приют. До школы девочки были там, на субботу и воскресенье их забирала баба Вера или бабушка с дедушкой, которые жили под Парижем. Так они жили такой приютской жизнью. Потом они поступили в очень хороший лицей, который держала великая княгиня. Но тоже они всегда были изгоями, потому что, во-первых, они были нищие, а во-вторых, они принадлежали к Московскому Патриархату. И мама говорит, что это закалка с детства быть другой — например, в этом лицее они ходили на Литургию и никогда не причащались. И она говорит, что это было так тяжело! У них была своя церковь. Потом в Париже стало довольно много русских церквей. Баба Вера принимала участие... Она, между прочим, поступила в Свято-Сергиевский институт и училась богословию. И очень дружила, например, с Владимиром Николаевичем Лосским.
П. Алешковский
— Простите, я вас на минуточку прерву. Мы обязательно вернемся, дорогие радиослушатели. Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня Наталья Бруни. Мы сейчас ныряем под эфир. Как всегда, оставайтесь с нами.
П. Алешковский
— Вот мы вынырнули и снова с вами. Это «Светлый вечер», Петр Алешковский и Наталья Бруни в студии. Пожалуйста.
Н. Бруни
— Моя бабушка Вера работает прислугой, потому что во Франции, Франция благородная страна, она приняла эмигрантов, но работать женщинам можно было только прислугами или в мире моды — шить шляпки. А мужчинам — таксистами. Как известно, многие великие князья водили такси. Прадедушка мой был таксистом, а баба Вера пошла работать прислугой. Поскольку она была барышней из хорошей семьи, она умела петь и танцевать, вышивать, играть на рояле. Знала все службы наизусть и всё церковное пение, но мало чего умела делать по хозяйству. Поэтому ее все время выгоняли. Любимое место службы бабы Веры было у Маннергейма, чья «линия» нам известна.
П. Алешковский
— Генерала.
Н. Бруни
— Да. Она служила у его дочери, и оттуда ее тоже выгнали, потому что она шла вечером после работы на какое-то собрание в церковь к своим друзьям — Лосским и другим, Ковалевским, и у нее были какие-то плохие чулки. Она их покрасила в кастрюле для кипячения молока — и ее выгнали. Она вообще была неудачной домработницей, мне жалко ее хозяев. Французы относились к эмигрантам отвратительно: презирали, всячески притесняли, особенно поначалу. Моя любимая история — как моя мама...
П. Алешковский
— Но это же обычная история для эмиграции.
Н. Бруни
— Нет, в Англии не так.
П. Алешковский
— Англия страна другая.
Н. Бруни
— Да, совершенно другая. И вот к последней эмиграции во Франции вот так относятся, а в Англии по-другому. Значит, девочки уже ходили в школу, Ирина уже стала заниматься музыкой, мама готовилась в Сорбонну на естественные науки. И жили они уже вместе с мамой, бабушкой Верой. Это было большое счастье, потому что, повторяю, они все время были в приютах — жить в семье для них было самое большое наслаждение. Но мама моя была непростого нрава, ужасная хулиганка, независимая, вообще любила шалить. Слово, которое выпало из обихода — мой дедушка все время его говорил: «Не шали».
П. Алешковский
— Да, сейчас мало так говорят.
Н. Бруни
— Сейчас всё больше хулиганят, а никто не шалит. Такая история. Они жили в мансарде на седьмом этаже, был лифт в подъезде. И такая у них была игра: они ставили помойное ведро в лифт, нажимали кнопку и бежали по лестнице, гремя своими деревянными башмаками, самыми дешевыми, чтобы успеть вынуть ведро. И вот они прибегают, а там стоит сосед — католический кюре: перед ним открылась дверь и стоит помойное ведро. И он говорит: «Грязные иностранцы. Я на вас пожалуюсь в домоуправление». На что мама ему сказала по-французски: «Это очень в католической традиции». Они ходили в церковь на рю Петель. Бабушка Вера занималась переводами — она всю жизнь переводила всякую богословскую литературу. А тогда вместе с Лосским и Ковалевским они решили перевести все службы на французский язык. В Париже теперь есть такой приход на рю Сен-Виктор, где служат по-французски — это всё их переводы. Лосские решили, что их дети, для того чтобы оставаться в Церкви, они уже плохо знают по-русски, должны... Это изумительная церковь маленькая, размером с эту комнату, я обожаю туда ходить, потому что службы, которые я знаю с детства, мне кажется, что я понимаю каждое слово — вдруг на другом языке тебя так пронзает, это невозможно. Значит, жили они там, жили, при этом у них были нансеновские паспорта. Был такой прекрасный исследователь севера Фритьоф Нансен, который почему-то озаботился судьбой эмигрантов.
П. Алешковский
— Он был замечательный человек, он уникальный был человек.
Н. Бруни
— Добрейший. И он добился, чтобы эмигрантам выделили такие документы, которые назывались нансеновские паспорта, где как-то что-то было про них написано — они имели право ездить за границу. Например, бабушка ездила на всякие христианские съезды в Англию.
П. Алешковский
— Ну, «се па се» такой.
Н. Бруни
— Да-да. Они подружились с владыкой Антонием — тогда он не был владыкой Антонием, а был Андрей Блум, красавец, студент медицинского института. Летом были христианские лагеря — снимали какую-то дешевую деревню и вывозили туда детей из прихода, и были у них вожатые. И вот владыка Антоний, тогда Андрей Блум, был у них вожатым и учил их играть в волейбол, он обожал спорт. А мысли их — бабушки моей, и так она воспитывает своих дочерей — всё время о том, чтобы вернуться на Родину.
П. Алешковский
— «Смотри на Москву».
Н. Бруни
— А особенно... Вообще, дети воспитывались — это и в мемуарах владыки Антония — дети воспитывались так, что они должны вернуться на Родину и служить ей. Особенно эти мысли усилились после победы во Второй мировой войне. Надо сказать, что не вся эмиграция была за победу русских. Были, не буду называть, некоторые знаменитые люди, которые считали, что Гитлер лучше пускай победит и убьет всех большевиков. А наши, приверженцы Московского патриархата, считали, что в войне большевики своей кровью смыли вину за революцию, и что теперь надо ехать и поднимать страну. И очень были на это настроены. После войны товарищ Сталин, как известно, издал такой закон, что все эмигранты прощаются и всех приглашают вернуться на Родину. И предлагают взять советские паспорта. Наши, как безумные, кинулись в консульство — прабабушка и прадедушка, моя бабушка Вера, героиня рассказа, мама моя Нина и ее сестра Ирина, и брат бабушки Александр со своей семьей — они пошли все брать советские паспорта. Забавная история была в этом консульстве. Когда туда пришла моя мама, студентка Сорбонны, вернее, Пастеровского института, молодой офицер, чиновник, спросил ее, зачем ей советский паспорт? Она сказала: «Мы хотим вернуться на Родину». Он сказал: «Вы не понимаете, что вы делаете — там 20 миллионов сидит по тюрьмам».
П. Алешковский
— Да ну! Прямо так и сказал?
Н. Бруни
— Мама говорит, если бы он сказал «20 тысяч», я бы поверила, а 20 миллионов — это невозможно. Они были одержимы идеей возврата на Родину. Шло время...
П. Алешковский
— То есть они паспорта взяли?
Н. Бруни
— Они паспорта взяли, да. В это время... Да, а брат бабушки — Александр Иванович Угримов — был героем Сопротивления: он был руководителем отряда, он прятал бежавших солдат, они переправляли евреев, чтобы прятать их от фашистов. А баба Вера с девочками — у них тоже вечно ночевали то беглые солдаты, то евреи, они их переправляли в приют матери Марии. В общем, они были участниками Сопротивления. А дядя Шушу, как все мы его звали — Александр Иванович Угримов — он был просто героем, который получил грамоту от французского правительства, и от де Голля и от Эйзенхауэра, у него была грамота в благодарность за его деятельность во время войны. Начинается «холодная война» — и никакие их заслуги перед Францией им не помогают. Всех людей, у которых советские паспорта, арестовывают — мужчин, женщин не трогают. Арестовывают и буквально в кандалах высылают в русскую зону Берлина. Вместе с моим прадедушкой Угримовым его сын Александр, Игорь Александрович Кривошеин, и довольно много мужчин, которые все участвовали в Сопротивлении — все очень любили Францию и служили ей верой и правдой. Их высылают, а женам предлагают...
П. Алешковский
— Сопроводить?
Н. Бруни
— Нет, жен даже не высылают, но они, как жены декабристов. Во-первых, они хотят. Во-вторых, уже мужчин выслали. И они в теплушках и на пароходе — если кто видел фильм «Восток — Запад», это вот то, как они возвращались: на пароходе с музыкой и танцами. И потом они приплыли в Одессу. А там люди с автоматами — немедленно за колючую проволоку. Они ничего не понимают, они ничего не понимают. Куда ехать? Они в Москву — там их родственники. Бедные эти родственники московские, которые...
П. Алешковский
— Они тоже загремели.
Н. Бруни
— Они всё сталинское время скрывали, что у них родственники за границей, и тут они приезжают. Причем они свободные люди — девочки родились и выросли за границей, они не понимают, что надо разговаривать тихо, а не спрашивать на улице: «Где здесь церковь?» К бедным этим родственникам они наваливаются...
П. Алешковский
— А, все-таки их пустили? Их не посадили сразу?
Н. Бруни
— Сразу — нет. Они приехали в Москву, и бабушка Вера стала ходить по своим прежним знакомым и друзьям. Их пустили в дом три семьи: Бруни, Александровы... Нина Георгиевна Александрова была директрисой Института ритмического воспитания, который баба Вера окончила до революции. И Пастернаки. Все остальные боялись — не открывали дверь, жутко боялись! Это 1947 год, просто «идеальное» время.
П. Алешковский
— Прихода на Маросейке уже нет.
Н. Бруни
— Всё закрыто. Иоанн Воин не закрыт, в Сокольниках церковь никогда не закрывалась — в общем, находят они церкви...
П. Алешковский
— Считанные, единичные церкви.
Н. Бруни
— Находят они священников, которые вернулись из эмиграции. Отец Михаил Зёрнов, который служил в церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». В общем, в этом смысле они устраиваются — церковь они себе находят. Теперь надо устраивать бабе Вере себя и девочек как-то. Значит, Ирина — музыкантша, и они идут к Гнесиным. Надо сказать, что мой дедушка Александр Иванович Угримов, почвовед, и его тесть — еврейский адвокат, знаменитый Гаркави, были то, что теперь называется спонсорами, и строили институт Гнесиных. Поэтому они были очень хорошо знакомы с Еленой Фабиановной. И они пришли туда. И она не испугалась, а устроила Ирину — устроила так, что Ирина стала ходить в Гнесинский институт. Мама поступила в Институт иностранных языков. А бабе Вере прописки в Москве не давали. Прадедушку с прабабушкой отправили сначала в Ульяновск, и она туда с ними уехала и работала. Им давали распределение. Александра Ивановича, бабы Вериного брата, отправили в Саратов на мельницу, он был мельник — не воду лил, а такой, профессиональный мукомол. А прабабушку с прадедушкой отправили сначала в Ульяновск, а потом перевели в село Воротынск — на опытную станцию, где прадедушка был агрономом, и ушел на пенсию в 82 года. А бабушка моя Вера, бедная, поехала туда рядом в деревню. Кем она могла быть? — учителем. И она стала учительницей немецкого языка после войны в деревенской школе. Боже мой, что она только не терпела!
П. Алешковский
— «Фашистка»?
Н. Бруни
— Нет, ну просто... И еще рисование она преподавала. У нее было 40 часов, она была единственной учительницей. Вот в это время как раз, когда я начинаю ее помнить. Моя мама вышла замуж за папу, они жили в коммунальной квартире. И, конечно, меня и моего брата Лёвку отправляли к бабушке в деревню. Там у нас была няня. А бабушка была целый день в школе. И я так хорошо помню эту жизнь! Я у няни, вечером бабушка после школы меня забирает, мы идем домой, мы молимся. Она накрывает на стол. Холодно, печка русская, всё это она топит. Дает мне кота в постель, чтобы теплее было. И я засыпаю. Каждое воскресенье мы молимся.
П. Алешковский
— Напомню нашим слушателям, тем, кто присоединился позднее, что это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И в гостях у меня Наталья Бруни. И мы засыпаем вместе с котом в далеком-далеком селе, где живут сосланные — вернувшиеся репатрианты из Франции Угримовы.
Н. Бруни
— Надо сказать, что церкви там не было, там был остаток церкви, которую я увидела в прошлом году — я приехала туда через 60 лет. И совершенно была потрясена, потому что я узнала какие-то пейзажи. И церковь, которая была разрушена, она восстановлена, это счастье. Надо сказать, что вообще не было никаких церковных книг — они всё переписывали от руки. Я помню эти бесконечные листочки, в которых написаны разные молитвы. Ну, службу они знали наизусть, а нас учить — это всё было по бумажкам. Еще была Библия по-французски с гравюрами Доре, переложенная прозрачной бумажкой. И мама нам читала с листа сразу на русский язык — вот такое было наше религиозное образование.
П. Алешковский
— Да, это были тетрадки...
Н. Бруни
— Да, тетрадки, листочки. Я помню первый молитвенник, который при моей жизни издала Патриархия — такой черный, он у меня до сих пор хранится. Даже в 1980 году невозможно было купить Библию — из-за границы привозили. Значит, в это время мой двоюродный дедушка, брат моей бабы Веры, был арестован, его жена была арестована, их дочь была посажена в лагерь для детей врагов народа, и вся семья жила под этим мечом. Его мать, Надежда Владимировна Гаркави, у которой я тоже очень много времени проводила, потому что Воротынск, где жила баба Вера и опытная станция были в пяти километрах. И дедушка приезжал за нами на лошади и увозил нас к себе. Моя прабабушка Надя — я нашла ее письма, которые она писала ему в лагерь. Невозможно читать без слез. Она пишет: «Каждый вечер поем о тебе с Наташенькой». Значит — молимся. Прадедушка мой был хорошим работником. Жили они в бараке, я очень хорошо помню этот барак. Это была такая смесь французского с нижегородским — ты входишь в проходную кухню, а потом в комнату, в которой висят портреты предков в позолоченных рамах, при этом какие-то жуткие кровати. Но жизнь была какая-то очень светлая. Дедушка приходил с поля вечером...
П. Алешковский
— Так у вас детство было, поэтому и светлая.
Н. Бруни
— Они вообще никогда не ныли и ни на что не жаловались. Никогда в жизни они не сказали, что зря они вернулись — об этом даже речи быть не могло. Они служили, как могли, своей любимой России. И вот я помню: приходит прадедушка, ему под 80 — он приходит с поля и садится так. Моя прабабушка, которой столько же лет, кидается перед ним на колени, стаскивает с него грязные сапоги, ставит таз — я это всё помню, как будто я кино смотрю — с горячей водой. Он в ватнике, ставит свои скрюченные старые ноги в этот таз и сидит, закрыв глаза. Бабушка моет ему ноги. Потом он переобувается и начинает заниматься хозяйством: приносит воду, топит печь... Потом бабушка его кормит. Жестяные миски — при этом серебряные ложки. Половина слов по-французски. Я, например, не знала, что по-русски нет слова «бо́лик».
П. Алешковский
— Как?
Н. Бруни
— Болик. Это пиала. По-французски «bol», они называли пиалы «боликами». Я думала, что такое слово есть. Или «ардю́рки» — я не знала, что есть слово «помойка», есть «ардюрки». С большим удивлением я узнала, что надо говорить «стелить кровать», а не «сделать кровать». Бабушка говорила: «Сделай кровать». Так они живут: бабушка моя Вера преподает, я езжу туда-сюда от прабабушки к бабушке. Сталин умирает, наших выпускают из лагерей. И как-то жизнь начинается благополучная. Им дают прописку в Москве, все работают, все живут очень дружно.
П. Алешковский
— А агроном возвращается в Москву?
Н. Бруни
— Агроном возвращается в Москву, доживает почти до 100 лет. Бабушка занимается переводами — переводит Лосского. Ее переводы опубликованы, между прочим, безымянно, в журнале Московской Патриархии. Ходит в церковь, и мы все ходим в церковь. Я не очень люблю ходить с бабушкой в церковь. Я в детстве очень много болела, но по мне сказать этого было нельзя. А бабушка меня пихала и говорила: «Пропустите больного ребенка». Все в ужасе расступались, ожидая увидеть паралитика, а шла такая румяная кареглазая особа с кудрями. Я не любила этого. И ходила с бабушкой в церковь только потому, что она обещала мне потом эскимо купить. Родители почему-то меня с ней отправляли всегда. В общем, много времени я с ней проводила. А потом я уже стала большая, вышла замуж, и мы все равно с ней проводили много времени — все Пасхи были у нее. А потом случилось ужасное — по очереди умерли ее дочери: сначала младшая Ирина, а потом через какое-то время моя мама. Баба Вера похоронила двух своих детей. И осталась жить со мной на даче. Под сто лет она сломала себе шейку бедра. Но ничего не изменилось, она встала и стала ходить — с ходунками, но стала ходить. Характер у нее, конечно, стал тяжелый — бедная, она похоронила всех, кто ее знал. Остались только внуки. Ей было уже 99 лет. И в церкви я встретила своего друга Борю Любимова, который сын знаменитого переводчика Любимова, мы ходили в одну церковь за Николиной Горой, у нас там дача. И он говорит: «Как твоя баба Вера поживает?» Я говорю: «Боря, что тебе сказать — 5 мая ей будет 100 лет». Он говорит: «5 мая Пасха». Я говорю: «Значит, она доживет». И так оно и случилось. Она дожила до Пасхи, до своего юбилея. Накануне я у нее спросила... Она уже не очень хорошо — в чем-то хорошо, а так не очень хорошо: она в прошлое ушла. Например, она читала только две книги — «Доктора Живаго» и «Войну и мир». У нее в голове путалось всё. Например, приехал ее духовник причащать, который благородно приезжал каждый месяц из Москвы. И она говорит: «Я не буду причащаться, потому что я всю ночь каталась в карете с девочками Ростовыми и девочками Пастернак». На что батюшка сказал: «Вера Александровна, я беру это на себя. Будем причащаться». И вот Великая Суббота опять, и я ей говорю: «Ба, знаешь ли ты, что завтра будет?» Она говорит: «Конечно. Пасха». — «А кроме Пасхи?». Она говорит: «А что может быть кроме Пасхи?» — «Кроме Пасхи твой день рождения». — «Ай, какая это ерунда, кому это интересно!» — «А ты знаешь, сколько тебе лет будет?» — «Не знаю, лет 70». — «Ба, 70 мне скоро, а тебе — 100». Она говорит: «Какой ужас, это неприлично». Я спрашиваю: «Ну что, отменяем всех гостей?» Она говорит: «Да, отменяем». — «Жалко. Приехала Марьяна из Вильнюса, платье тебе привезла из серой тафты». Она говорит: «Покажи». В общем, увидела платье и согласилась. И утром на Пасху, рано утром, приехал батюшка после службы, моя сестра, я и он спели ей службу. Потом стали праздновать ее рождение. После этого она прожила еще пять месяцев и скончалась совершенно как святая. И в свидетельстве о смерти было написано «умерла от старости». Она изжила свой век.
П. Алешковский
— Да, и это абсолютная точка нашей передачи. Большое спасибо. Наталья Бруни рассказала о своей бабушке — конечно, это удивительная жизнь и удивительная история. Спасибо вам.
Н. Бруни
— Пожалуйста.
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.
Гатчинский Павловский кафедральный Собор. Святая преподобномученица Мария Гатчинская
Есть среди царских резиденций, расположенных в окрестностях Санкт — Петербурга, особенное место — город Гатчина. Все в нем связано с Государем Павлом I. И императорский Дворец с уникальными коллекциями, и Павловский Собор — единственный в России, посвященный святому первоверховному Апостолу Павлу. Но есть в этом городе святыня, которая собирает в него сотни паломников. Это мощи Святой преподобномученицы Марии Гатчинской. О ее подвиге, о ее сокровенных молитвах, о ее жизни наша программа.
Все выпуски программы Места и люди