У нас в студии был гость из США, участник волонтерского движения возрождения деревянных храмов Русского Севера «Общее дело» Матвей Кассерли.
Мы говорили с нашим гостем о его приходе к Православию и о том, почему возрождение старинных русских храмов стало частью его жизни.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии моя коллега Марина Борисова...
М. Борисова
— Добрый вечер!
К. Мацан
— ...и я, Константин Мацан. И сегодня у нас в гостях очень необычный собеседник — гость из США, при этом прекрасно говорящий по-русски и давно, уже несколько лет работающий в России, Матвей Кассерли, прихожанин храма Преподобного Серафима Саровского в Раево, участник волонтерского движения «Общее дело» (это движение, которое занимается восстановлением деревянных храмов Русского Севера). Матвей, добрый вечер!
М. Кассерли
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Сегодня мы с Вами поговорим, в большей степени, о Вашей, скажем так, судьбе, биографии и вообще об этом феномене иностранца, человека из другой религиозной традиции и культуры, который принимает православие, что-то для себя там находит — видимо, то, что не нашел в других конфессиях. Почему, что это был за путь? Вы уже однажды были у нас в эфире, мы с Вами общались конкретно про Русский Север, про восстановление храмов (с Вами как с участником волонтерских экспедиций). Но вот сегодня (и об этом, наверное, тоже упомянем, безусловно, потому что историй, судя по нашему с Вами общению, за эфиром множество, они очень интересные), но начать все-таки хотелось бы, наверное, с моментов именно биографических, потому что как бы ни была нам хорошо известна история американско-русского православия — протопресвитер Александр Шмеман, отец Иоанн Мейендорф, Серафим Роуз и так далее, все эти книги известны, опубликованы, мы эти имена слышали и кто-то что-то читал, но все равно это кажется всегда путем очень необычным и чем-то таким неожиданным, когда иностранец, выросший в протестантской традиции, приходит в православие. Как этот путь начинался? С чего все вырастало, что это был за поиск?
М. Кассерли
— Ну, можно сказать, что все началось с того, что меня сначала покрестили в кальвинистской церкви (в Америке это называется «Голландская реформированная церковь»). Мы не голландцы и не имеем никакой связи с Голландией, но вот так она называется. Это такой, я бы сказал, «кальвинизм лайт» — уже не так страшно, как первоначальный кальвинизм, но все равно кальвинизм.
К. Мацан
— Давайте сразу чуть-чуть разъясним, а что такого страшного в первоначальном кальвинизме. Почему «лайт»? Если это можно в двух словх пояснить.
М. Кассерли
— Да, Кальвин — он такой... Он был таким французским протестантским богословом, жил в Швейцарии, придумывал свои учения, в то время когда все придумывали свои новые протестантские учения. Он отличается тем... Чем он славится, как вот быстро сказать? У него были идеи о том, называется... Я сейчас не могу (вспомнить?), как она называется по-русски...
К. Мацан
— Это доктрина предопределения, наверное, да?
М. Кассерли
— Да, вторичное, по-моему, предназначение. Это его как-то главная идея. Что остается неосознанная правда, но остается очень популярная идея в Америке. По этому учению Кальвин сказал, что Бог до Сотворения Мира создал некий список тех, которые попадут в Рай, и тех, которые попадут в ад. Человек не может смерти знать, в каком списке он находится. Но очень быстро появилась такая практически одержимость — найти способ в ходе земной жизни, чтоб человек мог понять, в каком списке он. И одно из решений = не у Кальвина, по-моему, у него последователей, — они решили, что если ветхозаветные патриархи были такими богатыми, это значит, что земное богатство показывает Божие благоволение. И именно поэтому у нас такая любовь к богатству, любовь к показу богатства. Я предполагаю, в Америке почему человек работает так усердно? Почему у человека нет желания отдохнуть, как у нас? Почему отпуск — такое понятие относительное? Потому что на каком-то уровне люди все равно, даже если они не религиозные, думают и воспринимают их уровень богатства как некий показатель.
К. Мацан
— Ну вот Вы начали тогда рассказывать, я Вас перебил, про то, что Вы были крещены в кальвинистской церкви. И как дальше складывался путь?
М. Кассерли
— Ну, я хочу добавить одну интересную подробность про крещение: к этому моменту к храму, куда ходили мои родители. Храм сгорел — я не помню, полностью или частично. Получилось так, что меня окрестили на баскетбольном корте одной католической школы, которая давала нашей общине это место временно. Я это говорю, чтобы как-то подчеркнуть: кальвинизма и протестантизма. В общем, это то христианство, которое ценит не иконы, не красоту зданий, не какие-то обряды. Все для них очень-очень относительно. И для них, на самом деле, то, что важно, это то, что происходит в голове у человека. И это, наверное, с самого начала меня как-то не устраивало, потому что мысли — это хорошо, но мысль — это не может быть все. Я могу сказать, что мой поиск чего-то другого уже начался, когда мне было, наверное, уже 13 лет, когда пришло время того, что мы называем «конфирмация». Все дети в этом возрасте должны пройти какие-то курсы, и потом, в конце они уже их объявляют как-то полноценными членами общины. И я уже понял к этому моменту, что я не хотел это пройти.
К. Мацан
— Не хотели?
М. Кассерли
— Не хотел, да. И моя мама, которая очень мудрая, сказала: «Ну, если для тебя это ничего не значит, тогда незачем, я тебя не заставлю», что очень мудро. Это уже был первый момент, когда я начал как-то отходить от той общины, в которую я раньше ходил. Хотя мои родители пели в хоре, мы были очень активны в общине. Это была, в принципе, наша как-то и социальная сфера тоже. Потом — долгий поиск, увлечение всякими сектами. Я помню, мой двоюродный брат и его мама меня пригласили съездить в летний лагерь неопятидесятников, когда мне было... Ну, это было чуть-чуть раньше, но в это же время. Так что у меня и был опыт с ними, который тоже произвел такое очень глубокое впечатление, потому что я вернулся из этого лагеря — там были такие службы, когда какая-то рок-группа на сцене играет пять часов, и они играют, продолжают играть, пока все дети не начинают говорить на языках. Это было что-то совсем новое, потому что в нашем храме — ну, моего детства — все было как-то очень четко, скучно: сидеть, вставать, петь, сидеть, вставать, проповедь и так далее. Но не было таких истерических, преувеличенных эмоций. А вот у неопятидесятников это было, и очень сильно. И я помню, когда я вернулся из лагеря, я видел каждую ночь очень страшные такие кошмары — наверное, сплошь три недели. И я помню, как-то мы с мамой решили, что все-таки есть какая-то дверь — можно ее открыть, а что-то может войти. А я, наверное, на каком-то уровне понял уже в этот момент, что надо очень тщательно проверить, кто стучит.
К. Мацан
— Не всякую дверь нужно открывать.
М. Кассерли
— Да, да. О чем очень хорошо написал отец Серафим Роуз: «Святой ли дух у неопятидесятников?». Он, конечно, очень как-то критически относится, но я сторонник его взглядов из личного опыта. Мой первый контакт с православием был в Петербурге. Я учился в то время в Великобритании, познакомился с одним человеком из России, из Петербурга, который меня пригласил после окончания нашей программы: «Ну, приезжай в Россию, ты там никогда не был, посмотри, может быть, тебе понравится». И, наверное, первый день или второй день, когда я был там, мы совершенно случайно решили зайти в Казанский собор...
К. Мацан
— ...на Невском проспекте.
М. Кассерли
— Да. И я до сих пор очень четко помню, как мы вошли, как мы стояли. И я вижу очереди к иконе, как-то все для меня очень как-то странно, новое, и вдруг я как-то поворачиваю и смотрю — и занавес за Царскими вратами открывается, и за нами хор начал петь. И потом есть какой-то период, который я не помню. Я просто помню, что я как-то как будто очнулся на коленях со слезами. И мой лучший друг взял меня за... как это...
К. Мацан
— За воротник.
М. Кассерли
— ...за воротник, и мы вышли. И мы как-то стояли, перебежка такая, и он сказал: «Я не знаю, что случилось. Прости меня за то, что я тебя туда ввел». И я вижу — он тоже весь красный. И я понял в этот момент, что что-то тут есть. И это не та истерика, которую я видел у пятидесятников, но что-то тут есть.
К. Мацан
— Матвей Кассерли, гражданин США, прихожанин храма Преподобного Серафима Саровского в Раево, в Москве, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».
М. Борисова
— Вообще, мы очень плохо представляем себе, насколько религиозна сейчас Америка. У нас есть такое книжное представление по тому, что мы читали в детстве, — там, Фицджеральда, Сэлинджера. У нас есть некое представление о той Америке, которой уже нет, которая была такая достаточно пуританская, достаточно религиозная — по крайней мере, в быту. Потом была масса всего, что мы не могли осознать. Было поколение хиппи, был рок-н-ролл, было много вещей, связанных с молодежной новой культурой, но, опять, мы очень мало про это знаем. И уж совсем-совсем не знаем, что происходит сейчас. Насколько Америка осталась религиозной страной?
М. Кассерли
— Очень важно понять, когда мы как-то смотрим на Америку... Я всегда предлагаю вот такой взор на Америку: что, на самом деле, гражданская война никогда не закончилась, и осталось два лагеря. Можно описать Америку, которая совсем светская, без религии, и не интересуется, и даже настроена против, и это будет правда. А можно описать Америку, которая остается религиозной, протестантской, по большому счету. Это тоже будет правильно. Но это два мира, которые существуют рядом друг с другом, но не касаются друг друга. И это такое странное явление, как будто люди живут рядом, но в других измерениях. Когда я был маленьким, когда мы ходили в протестантский храм, в то время все, практически, ходили. И было очень обычное явление, что если, например, друг пришел к нам в гости в субботу, ужинал с нами, потом позвонили его родителям, сказали: «Ой, он остается у нас и пойдет с нами завтра в храм». Это было нормально. При этом мой лучший друг в детстве был католиком — ну, католиком как-то... Его семья не очень серьезно относилась к этому, но он ходил в католическую школу и так далее. Но он ходил с нами, и потом в воскресную школу. Но все знали, что большинство семей в воскресенье все ходят куда-нибудь, это было просто так.
М. Борисова
— А вот насколько справедливо ощущение, которое возникает от знакомства с современной американской беллетристикой, что чрезмерное увлечение психоанализом и восточными практиками каким-то удивительным образом превращаются в головах у простых американцев в некий такой «компот»? То есть там христианские представления уживаются с буддистскими, и все это еще в какой-то... вперемешку с йогой и с психоанализом. И что в результате остается в голове?
М. Кассерли
— Ну, это, на самом деле, естественный процесс, и это началось до создания страны, до объявления независимости. Как только решили, что в колониях не будет единой государственной Церкви, уже появилась возможность для всех, ну, скажем так, прямо, еретиков из Европы, у них безопасное место. Поэтому у нас сразу было изобилие деноминаций и свобода развивать эти разницы еще дальше. Дальше в раскол, еще раз в раскол, и «вот это мне не нравится» — в раскол. Это просто чистое, естественное протестантское такое явление. И уже не может идти речи об истине не в множественном числе, потому что если живешь в таком районе, где живут и католики, и мормоны, и православные, и протестантские всякие, и евреи, и так далее, уже, считается, говорить об истине как-то невежливо. А как мы дальше существовать будем?
К. Мацан
— Вот как раз Православная церковь, в общем, верит в то, что Истину хранит именно она. Вот насколько так, громко выражаясь, именно поиск истины, в итоге, привел Вас к тому, чтобы принять крещение в Православной церкви? Вы описали свой опыт первой встречи с православием, но я могу предположить, что не каждый после такого опыта принимает решение, что вот, это та традиция, в которую я хочу войти, принадлежать ей и быть православным. Что было дальше, после той первой встречи?
М. Кассерли
— Дальше получилось, что я уехал работать в Финляндию, потом оказался в Киеве, учился русскому языку там, в школе для иностранцев. И, слава Богу, я там нашел очень хорошего человека — она была моей учительницей, Татьяна, которая, когда она услышала, что я хожу во Владимирский собор, так и сказала: «Тебе, наверное, не стоит туда ходить».
К. Мацан
— Ну, это собор вот так называемого Киевского патриархата, да? Раскольников?
М. Кассерли
— Именно, да. Сам собор — красивейший, и я знаю, что там остаются мощи наших святых, и даже там священники говорят, что можно туда ходить, чтобы поклоняться их мощам, но деньги тратить и записки оставлять не надо. Я, конечно, в этом не разбирался. И слава Богу, что был такой человек рядом, который не то что сказал именно «не надо», а «давай-ка, я тебе объясню, что тут происходит». И это был такой период, когда я просто решил туда ходить, потому что мне нравилось там молиться. Но я ничего не понял, я ничего на богословском уровне не понимал — я просто ходил туда молиться. Уже потом, когда я приехал в Россию, начал работать преподавателем, тогда я уже как-то по-серьезному начал искать материалы, читать. Очень интересно, что мне говорили, например, об отце Серафиме Роузе, но я как-то долго не понимал, что есть материалы о православии на английском. Или, я думал, их очень мало, и я отличаюсь от своих друзей, тоже американцев, которые тоже приняли православие и тоже живут в России, тем, что у меня не было опыта православия в Америке — никакого. Все произошло именно здесь. И уже здесь я потом решил как-то: надо покреститься. Познакомился с тем батюшкой, к которому я до сих пор хожу. И он... Ну, он уже был, как... У нас были, как положено, какие-то беседы до крещения. Но я хочу как-то очень четко подчеркнуть то, что если бы я тогда понял, куда я направлялся и что будет дальше, я бы никогда не покрестился. (Смеется.)
К. Мацан
— Вот тут мы подвесим интригу, перейдем на небольшую паузу. Я напомню, что сегодня в «Светлом вечере» — Матвей Кассерли, американец, прихожанин храма Преподобного Серафима Саровского в Раево, в Москве, участник волонтерского движения «Общее дело» — движения, которое занимается восстановлением деревянных храмов Русского Севера. Мы сегодня говорим о пути Матвея к православию и в православие. В студии моя коллега Марина Борисова, я — Константин Мацан. Прервемся буквально на минуту.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. И мы сегодня говорим с нашим гостем из США, при этом давно и плодотворно работающим в России, Матвеем Кассерли, прихожанином храма Преподобного Серафима Саровского в Раево, участником волонтерского движения «Общее дело». Ну вот мы подошли к той точке Вашего пути, когда Вы сказали парадоксальную вещь: если бы Вы знали, куда ведет Вас принятие православия, Вы бы не стали принимать православие. Почему?
М. Кассерли
— Потому что все оказалось намного сложнее и серьезнее, чем я тогда понял. Было бы интересно, если бы я мог говорить с собой из того года даже и как-то понять, что я думал, будет. Наверное, я как-то думал, что это поможет моей интеграции. Я уже в то время понял, что я хотел бы остаться в России. Я думал, что это может облегчить мой путь. Был какой-то поиск глубокий, но это, наверное, было на каком-то неосознанном уровне. И я помню, что я думал: ну, приму-таки крещение, похожу, а если мне не понравится, наверное, не буду дальше ходить, и как-то очень спокойно относился ко всему процессу, ко всему этому решению. Я даже покрестился. И, я помню, покрестился, потом, наверное, в следующее воскресенье причастился в первый раз, и потом пока пропал. И я помню — когда я вошел в Тихвинский храм в Алексеевском, исповедался и причастился, и потом, в конце литургии я подхожу к отцу Алексею, чтобы целовать крест, и он говорит: «А-а! А я думал, уже все!». И мне уже как-то стало стыдно. И я понял, что, наверное, я что-то не то делаю. Но все-таки даже если решение было правильное — принимать крещение, это не значит, что я знал, что дальше делать. И все-таки для человека с Запада, из протестантизма этот переход все-таки очень долгий. Потому что было много-много чего.
К. Мацан
— А вот что оказалось сложным, непонятным, что вызывало, может быть, какой-то протест или необходимость привыкания?
М. Кассерли
— Я, наверное, думал, что я могу как-то делать вид, что я православный, и как-то получать что-то от этого, ничего в себе не изменяя, ничего как-то... не обращая внимания на себя, без решения что-то по-другому делать. Я просто дальше буду жить, но я теперь православный. И, может быть, не у всех так, я не знаю, но у меня так не получилось. Совесть как-то...
К. Мацан
— ...заговорила?
М. Кассерли
— Да. Вот это имело огромные последствия. Я, наверное, тоже думал, что это крещение даст мне какие-то права осудить всех остальных. Я помню, наверное, первые шесть месяцев самое популярное слово было «еретик». «Вот он еретик»...
К. Мацан
— ...на всех не православных...
М. Кассерли
— А мама... Да, «мама, ты опять ересь говоришь», и «мама, вот...», «папа, вот...», вот тот, не тот, тот, не тот... И когда мне говорили на исповеди: «Ну ты как-то слишком много занят чужими проблемами, чужими грехами. Это вообще исповедь, ты должен говорить о своих», я как-то был в шоке. Я думал: «Ну ладно». И потом понял, что у меня нет... Я не знаю, что надо исповедовать. Но все-таки это все как будто одна искра с моей стороны, а там уже был от этого огромный пожар. И потом я уже как-то не мог остановить — ну, такое ощущение есть, что уже как-то действие началось и дальше не остановить.
М. Борисова
— Матвей, вот Вы сейчас общаетесь в приходе с очень разными людьми. Я так понимаю, что поездка на Север дала тоже какой-то новый опыт. Наши соотечественники тоже периодически оказываются в ситуации знакомства с православием, которое для них внове. Когда Вы видите таких начинающих русских неофитов в Вашем приходе, Вы сравниваете это со своим опытом? И чем они отличаются, чем они похожи? Может быть, на опыте — вот то, что Вы видели в экспедиции на Севере, там тоже были люди, которые впервые поехали и не очень до этого жили церковной жизнью? Что менялось в их отношении вот к этому общему делу и такому молитвенному единению и насколько это было похоже на то, что прошли Вы?
М. Кассерли
— Ну, надо сразу сказать, что есть такое очень странное явление, что вот даже если человек не воцерковленный, многие люди в России хотя бы крещеные, и они могут даже... они знают, как вести себя в храме, лучше, чем я уже сейчас знаю. Если мне как-то до сих пор неудобно, скажем так, не домашне в храме, они и без веры — им как-то легче. И понять, что человек — какой-то неофит, мне как-то сложно. Если они как-то признаются, тогда да. Но то, что я замечаю, — это когда человек как-то приходит к православию по-протестантски. Есть такой особый логичный, разумный подход, который для меня совсем не помог. Это не те причины, почему я пришел к православию. Но как-то все-таки ищут... Когда мне говорят: «Я решил покреститься или воцерковляться, потому что я получил ответы на все вопросы», для меня... Я не сомневаюсь, что это правда для них, но мне это как-то очень странно. Потому что это из той традиции, от которой я ушел. Когда хотят 13 томов ответов на вопросы и так далее.
К. Мацан
— Фомы Аквинского.
М. Кассерли
— Да. И так далее. Когда хотят как-то логично доказать, что Бог есть и надо быть членом именно этой Церкви. Вот это для меня совсем ничего не дает. Я уже столько раз слышал столько причин, почему надо именно так, так, так, так... Но вот это очень разумно и логично, когда так ищут Церковь или Бога, я это замечаю. Потому что все-таки то, что меня, в конце концов, наверное, держало в Церкви, — это то, что православие (я надеюсь, никто не обидится) — нелогичная вещь. Это совсем не логичная, не разумная. И когда я, например, читаю преподобного Паисия Святогорца, мне понятно, что мы на одной волне — это нелогично. Поехать на Север восстанавливать храм, где никто не живет, это нелогично, но это спасительно. И эта идея, что все должно быть логично, на Западе, — я не знаю, откуда это взялось, но я не вижу, у меня нет ощущения, что это такая аксиома, в которой не надо как-то сомневаться. Я очень сомневаюсь, что должно быть логично. Это, конечно, не совсем ответ на этот вопрос, но...
К. Мацан
— Ну то, что Вы говорите, это колоссально интересно. А вот что еще такого нелогичного, странного, казалось бы, Вы для себя в православии обнаружили, знакомясь с этой традицией и в Москве, и на Русском Севере? Вот, например, за эфиром рассказывал про Вас отец Алексей Яковлев, настоятель Вашего прихода и руководитель этого волонтерского движения «Общее дело», что вот Вы вечерами в этих экспедициях люди собираются в кружок вечером, и Вы читали вслух Евангелие от Матфея. И поскольку Вы сам Матвей, то назвали «Евангелие от Матфея от Матвея». Ну, то есть какое-то общение происходит с людьми живое такое, которое что-то, наверное, как-то и Вам, и всем окружающим дает. Вот что еще такого Вы для себя открыли, чего никак не ожидали открыть?
М. Кассерли
— Ну, я помню разговор со своей тетей любимой, наверное, два месяца назад. Мы как раз обсуждали этот проект...
К. Мацан
— «Общее дело», Вы имеете в виду?
М. Кассерли
— «Общее дело», да, экспедицию, которая тогда... будет через месяц. И она такая глубокая, убежденная атеистка, которая очень серьезно интересуется религией. То есть ей нельзя просто оставить религию в покое — надо все-таки обсудить все. Все время. И у нас всегда интересные такие споры. А она просто не могла найти как-то себе места, пока она не поняла хороший для нее ответ на вопрос, зачем это делать, зачем восстанавливать. И я дал все шаблонные ответы — «это уважение к тем, которые построили», «это наследство», «это уникальные памятники» и так далее. Это все правда. Это все правда, и это все... об этом правильно говорить. Но она говорит... Но она как-то не успокоилась, говорит: «Но зачем именно тебе это делать? Пусть русские это делают — это их наследство. Зачем ты это делаешь?». А я сказал ей: «Я начал сомневаться в том, что мы спасаем храмы. Я начинаю предполагать, что храмы спасают нас». И я просто видел на ее лице просто такое выражение — как-то этот процесс не идет так, как я хочу. Это не помогает. Ну, я-то, конечно, понял, что я не смогу ей объяснить это. Как говорил протопресвитер Фома Хопко из Православной церкви в Америке, «понять Церковь извне настолько же невозможно, как описать ее изнутри». Я уже понимаю, что это бессмысленно. Я не могу в светских терминах ей объяснить, почему мы это делаем. Но это же хороший пример того, что я называл как-то «нелогичным православием». Потому что она потом задавала такие вопросы, типа: «Ой, это значит, что когда Вы возвращаетесь в город, Вы чувствуете себя очень хорошо?». Ну, да, но нет. И потом, когда я говорил ей: «Ну, это важно для нашего спасения», она говорит: «Так, спасение... Напоминай — что это значит?».
(Смеются.)
М. Кассерли
— Но я тоже знаю, что даже если у нее есть какие-то представления, что значит спасение, это, в основном, протестантские или католические объяснения, и это, конечно, отличается от того, чему Православная церковь учит. Но вот таких ситуаций, когда я лично понимаю, что православие — это не логичный такой путь, их просто уйма. Их очень-очень много. И я думаю, что обычно русский человек их не замечает, потому что, в принципе, в России очень много нелогичного.
К. Мацан
— (Смеется.) Это да.
М. Борисова
— Ну, я не знаю... Мне кажется, что православие не более нелогичное, чем христианство в принципе. Более нелогичной книги, чем Евангелие, трудно себе представить. Она вся на парадоксах.
М. Кассерли
— Да. Но я бы сказал, что идет уже такой процесс — наверное, уже тысячу лет назад идет, что они как-то не видят это. Они не видят, что нелогично. Они не видят... Ну, хороший пример: есть такое движение в США, в принципе, это протестантское, вполне такое еретическое, называется «Евангелие процветания», Prosperity Gospel. Это опять, это еще один заход в русло: «Если Бог меня любит, я буду богатым, если я небогатый — значит, Бог меня не любит». Ну, в принципе, это всегда богатые, которые говорят другим людям: «Наверное, Бог тебя не любит, потому что ты небогатый». Факт — что Бог стал человеком и жил, чтобы страдать. А они как-то пропускают это. И факт — что сам Бог страдал такой страшной смертью, и умер, и над Ним издевались, и Он терпел... Ну, не могло быть хуже. Они каким-то образом решили для себя, что «раз Он так делал, значит, нам не надо, мы можем жить хорошо».
М. Борисова
— Он уже за всех все сделал сам.
М. Кассерли
— Да.
К. Мацан
— Матвей Кассерли, американец, прихожанин храма Преподобного Серафима Саровского в Раево в Москве, участник волонтерского движения «Общее дело», сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». А вот скажите, та православная Америка, которую мы знаем, в основном, по книгам — отец Серафим Роуз, отец Иоанн Мейендорф, отец Александр Шмеман и так далее, вот для той религиозной Америки в целом, про которую Вы уже сказали, это что за часть, что за явление — вот это православие в Америке? Это какие-то маргиналы или что-то общезначимое и заметное?
М. Кассерли
— Незаметное. Я бы сказал, что большинство американцев не знают, что существует такое явление, как Православная церковь. Это просто не существует. И я вижу это. И основное, если кто-то что-то знает о православии, это обычно заключается в том, что, а) «это какие-то восточные» и «это католицизм без папы Римского». И все, заканчивается. О глубине традиции, о подвигах, о чудесах они просто ничего не знают. Реально, это просто под радаром. Просто не знают. И я даже не знаю, как объяснить, насколько это незаметно. Если человек не живет в каком-то районе, где есть православная церковь, даже те, которые живут рядом, они даже просто не знают. Православие в Америке — это, наверное, считается каким-то явлением мигрантов. «Вот приехали, а мы такие хорошие, мы дали им дальше исповедовать свою веру здесь». А я знаю, что есть православная жизнь. У меня есть друг здесь, в Москве, тоже американец, который окончил магистратуру в Свято-Тихвинском, по-моему...
К. Мацан
— В Свято-Тихоновском университете.
М. Кассерли
— А, не университете — семинары у нас в США, в штате Пенсильвания. Есть друзья, тоже американцы, которые принимали православие именно в Калифорнии, в монастыре, где жил отец Серафим Роуз, но я незнаком с этим. Я могу сказать, что я знаю два прихода — один в Нью-Йорке, один в Вермонте, где живет сестра. Такие маленькие приходы, где... Туда ходят, например, 30 человек каждое воскресенье, если там много людей. Ну, такие тихие места. Я познакомился один раз с главным протоиереем Иоанно-Предтеченского собора в Вашингтоне, с отцом Виктором Потаповым, который такая «звезда» Зарубежной церкви, человек, который очень много делал для воссоединения церквей. Но я не очень знаком с этим явлением. Я, к сожалению, не был в Аризоне, где монастырь, который основал, как его зовут... Ефрем из Элладской церкви. Я не очень знаком с этим явлением. Но я знаю, что большинство людей как-то...
К. Мацан
— ...вовсе незнакомы.
М. Кассерли
— Да.
М. Борисова
— Но, насколько я услышала, Вы же учились еще и в Англии? Но опять: мы очень приблизительно себе представляем состояние Православной церкви в Англии, но мы очень хорошо и много читаем, слушаем и стараемся узнать о деятельности владыки Антония Сурожского. Вы как-то соприкоснулись с наследниками его миссионерской деятельности? (Смеется.)
М. Кассерли
— Нет, нет, весь мой контакт был именно в России. Я знал о существовании Православной церкви в городе, где я учился, в Уэльсе, в Кардифе, греческая... Но у меня пока не возник интерес, к этому моменту. Но, я думаю, в Англии, наверное, еще меньше знают про православие, скорее всего. Потому что там интерес вообще к религии еще меньше, чем к Америке. Америка все-таки, по сравнению с любой европейской... с большинством европейских стран остаются такой серьезной религиозной державой. А Англия — там очень мало интереса.
К. Мацан
— Ну смотрите, сегодня вообще много споров идет о Церкви, внутри Церкви, и эти споры выносятся в социальные сети. Есть разные ресурсы. Какие-то считают себя более либеральными, какие-то более консервативными. Люди верующие, православные постоянно обсуждают какие-то церковные проблемы и обсуждают что-то такое свое родное, близкое, дорогое — иногда, впрочем, не очень в христианском духе, не очень в духе христианской любви, но борются за истину, каждый как может. А вот как для Вас, человека, который все-таки смотрит на это, ну, неизбежно немного со стороны, какое у Вас впечатление от вот этого состояния общения православных между собой сегодня в России? Ну, не в России, а в том сегменте, в том городе, в тех социальных общениях, сетях, которые Вы видите?
М. Кассерли
— Ну, я заметил для себя три фазы. Вначале (ну, в моем случае) — когда человек принимает крещение, он сначала обвиняет всех в ереси. И всех родственников, и так далее: «Вы все — всё, всё-всё»... Такой серьезный период. Потом он понимает, что: «Ой, мне достаточно того, что происходит внутри Церкви». Потом он хочет знать все подробности: «А как решили, что владыка Тихон станет митрополитом Псковским? Ой, не было никакой интриги, да». И вот тогда это станет интересно. Потом в какой-то момент человек понимает, что это та же суета, только внутри Церкви. Это не делает эту суету лучше и более спасительной, это все-таки суета. Сплетни о Церкви остаются сплетнями. Я не знаю, мне кажется, я начинаю находить для себя такую «золотую середину», где мне достаточно своих проблем и мне уже не хватает интереса, чтобы следить за всем этим. Но, с одной стороны, хорошо, что люди борются и интересуются, потому что это, конечно, отличает православие, на моем опыте, от многих других конфессий, которые... Во-первых, не знаю, чему они учат, не знаю, во что они верят. И они начинают чувствовать себя, например, католиками, потому что «я итальянец» или ирландец. Если человек интересуется чистотой православной веры, он хотя бы не говорит: «Ой, я православный, потому что я русский», что я очень часто слышу«. И я очень часто слышу, что «я не понимаю православие, потому что я не русский, и я никак не пойму православие, потому что я не русский», и так далее. Как будто греков нет, грузин нет... (Смеется.)
К. Мацан
— (Смеется.) ...болгар, сербов и так далее.
М. Кассерли
— Да. Ну, это все-таки... Это знак жизнеспособности веры. В принципе, это хорошо. Но это, конечно, сбивает новичка с толку, и часто. Потому что сначала я думаю: «Ой, вот этот батюшка, который выступал на YouTube, он замечательный», и вдруг говорят, что «нет, он еретик»: «Ах! Нет, он еретик! Нельзя его слушать!».
(Смеются.)
М. Кассерли
— На самом деле, это очень сложный процесс. Но мы как раз в прошедшей экспедиции говорили о том, что любой человек в эти дни как-то находит для себя какие-то авторитеты. Потому что один священник говорит то, другой говорит то. У человека все-таки есть какой-то набор авторитетов, которые они уважают и которым они доверяют. Я только говорю об Интернете. Естественно, есть духовник тоже. Но так как мы используем... нет, не «используем» — употребляем очень много материала видео, новостей из Интернета, все-таки надо как-то очень осторожно относиться к этим источникам. И я не знаю — я как-то привык к этому. Я привык, что когда я знакомлюсь с каким-то православным человеком, в какой-то момент кто-то скажет, кто их любимый священник — «Евангелие день за днем»... Простите... «Евангелие дня на радио «Вера»... «Ой, нет, я ему не доверяю! Я думаю, что нет-нет-нет, он плохой, нет-нет. А вот отец Дмитрий Барицкий — вот он хороший, надо именно его слушать». Это уже просто как часть жизни.
К. Мацан
— Интересно, я не знал, что у нас партии появляются по священникам — авторам программы «Евангелие день за днем»!
М. Борисова
— Оказывается, такая интересная жизнь под спудом происходит! А что касается утверждения, что «православный» и «русский» — это иногда воспринимается как синонимы, то в России такими русскими становились нерусские по крови и такими православными не православные по рождению, что понять, кто есть кто, по-моему, совершенно бесполезное занятие! (Смеется.)
К. Мацан
— Спасибо за этот разговор. Очень, мне кажется, такой интересный опыт и необычный. И как-то, главное, очень глубокое погружение нашего сегодняшнего гостя произошло, по моим ощущениям, в Православную церковь и культуру, и традицию. Спасибо огромное! Это был с нами сегодня в студии, в «Светлом вечере» Матвей Кассерли, наш гость из США, который при этом давно и успешно работает в России и признался, что собирается здесь и оставаться. Прихожанин храма Преподобного Серафима Саровского в Раево в Москве и участник волонтерского движения «Общее дело» (это движение, которое занимается восстановлением деревянных храмов Русского Севера). В студии была моя коллега Марина Борисова, я — Константин Мацан. Спасибо, до свидания!
М. Борисова
— До свидания!
М. Кассерли
— Спасибо!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (06.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 2 зач., I, 12-17, 21-26.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Что необходимо делать в тех случаях, когда обстоятельства жизни складываются не так, как бы нам хотелось? С каким прошением обращаться к Богу? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
12 Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути.
13 И, придя, взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова.
14 Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его.
15 И в те дни Петр, став посреди учеников, сказал
16 (было же собрание человек около ста двадцати): мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса;
17 он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего;
21 Итак надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во всё время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус,
22 начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его.
23 И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия;
24 и помолились и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал
25 принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место.
26 И бросили о них жребий, и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати Апостолам.
Отрывок, который только что прозвучал, рассказывает о том, как был выбран новый апостол вместо Иуды-предателя. Апостол Лука, автор книги Деяний, упоминает о том, что претенденты должны были соответствовать двум критериям: быть среди учеников Спасителя со времени Его крещения у Иоанна, а также являться свидетелями воскресения Христова. После того как претенденты были определены, апостолы, помолившись Богу, бросили жребий. Когда жребий указал на Матфия, он стал считаться одним из двенадцати ближайших учеников Спасителя.
Можно предположить, что жеребьёвка проводилась примерно таким же способом, каким иудейские священники определяли должности и обязанности в Иерусалимском Храме. Имена кандидатов записывались на камнях. Эти камни опускали в сосуд с узким горлышком. Затем его встряхивали до тех пор, пока не вылетал один из камней. Тот, чьё имя было на камне, и занимал вакантную должность. Как нам известно, результаты любого голосования можно оспорить. Однако книга Деяний не даёт даже намёка на какие-либо дискуссии. Никто не оспаривает результатов жеребьёвки. Присутствующие принимают их без сопротивления, мирно. Всё это свидетельство того единодушия, которое царит между присутствующими.
Это же состояние общего согласия апостол Лука прямо отмечает в начале отрывка из сегодняшнего чтения книги Деяний. По его словам, последователи Спасителя «единодушно пребывали в молитве и молении». Особенно интересно в этом контексте упоминание о сводных братьях Христа. Как известно из Евангельских повествований, какое-то время они были противниками деятельности Иисуса. Как пишет об этом апостол Марк, «ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя». И теперь они здесь. Вместе со всеми. Так же, как и другие, они приняли тот путь, которым шёл их Брат. Более того, примкнули к Его последователям.
Какие важные свидетельства мирного состояния души! Ведь неприязнь, раздражение и недовольство — наши вечные спутники. Если внимательно понаблюдать за собой на протяжении дня, то станет очевидно, что мы исполнены если не злобой, то претензиями к людям и обстоятельствам. Нам сложно принимать без критической оценки то, как обстоят дела вокруг нас. Мы не переносим, когда что-то идёт не по-нашему. Нередко наши претензии справедливы и обоснованы. Однако от этого не легче. Ведь мы в состоянии постоянного протеста и борьбы с жизнью. Нам тяжело в окружении других людей. Именно поэтому мы так часто не чувствуем Бога.
Потому не будем забывать о том великом даре, который оставил нам Господь ценой Своих страданий, смерти и воскресения. Как Сам Он говорит: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам». Всё, что от нас требуется — принять этот дар. Приучать себя к тому, чтобы не сопротивляться происходящему. Принимать течение жизни с доверием Творцу. Если что-то идёт не по-нашему, сосредоточить всё своё внимание на исполнении Евангельских заповедей. Лишь сердцу такого человека в итоге открывается Господь, Сам устраивает его жизнь и наполняет её пасхальной радостью.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Виталий изменил свою жизнь, благодаря помощи приюта «Тёплый приём»
Виталий живёт в подмосковном центре социальной реабилитации для бездомных людей — «Тёплый приём». Сюда мужчину привела череда трагических обстоятельств. В приюте Виталий вновь обрёл веру в людей и надежду на то, что жизнь его обязательно наладится.
Этой зимой мужчина приехал в Москву на заработки. Почти 3 месяца он трудился на заводе. А после того, как смена закончилась, решил немного задержаться в столице, посмотреть город. Так случилось, что Виталия обокрали — унесли сумку с вещами и документами, там же были и все заработанные деньги. Мужчина оказался на улице в мороз, в растерянности и непонимании, что делать дальше. Очень быстро он получил обморожение и попал в больницу, где лишился ноги. Затем Виталий оказался в центре «Тёплый приём». Тут мужчина находится под присмотром чутких сотрудников и медицинского персонала. В приюте чисто и тепло, есть возможность восстановиться после пережитых испытаний и понять, что делать дальше.
«Когда тебе, такому, как есть — небритому, в грязной одежде — безвозмездно помогают и искренне желают добра — хочется не подвести и встать на ноги. Хоть на одну, но крепко», — говорит Виталий.
Постепенно мужчина возвращается к активной жизни. Освоил в приюте новую профессию и теперь трудится в местной артели — создаёт красивые кожаные ремни, сумки, кошельки и не только. Этот благотворительный проект даёт возможность тем, кто попал в беду, особенно людям с инвалидностью, заниматься интересным делом, зарабатывать и чувствовать себя нужными. Приобрести качественные кожаные изделия и поддержать мастеров может любой желающий. Для этого переходите на страницу приюта «Тёплый приём» в социальной сети Вконтакте: https://vk.com/teplypriem
Поддержать приют можно по ссылке: teplypriem.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов