«Дом трудолюбия «НОЙ» — новые вызовы». Светлый вечер с Емельяном Сосинским и Еленой Петровской (26.06.2017)

У нас в гостях были основатель дома трудолюбия «НОЙ» Емельян Сосинский и старший социальный работник «НОЯ» Елена Петровская.

Мы говорили о том, как организована помощь бездомным в доме трудолюбия «НОЙ» и с какими трудностями приходится сталкиваться каждый день.

 

 

---

В. Емельянов

— Здравствуйте! Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов. Когда терпит крушение какое-то очень важное наше начинание, очень важное дело, нам бывает, как правило, обидно и зачастую больно. Но мы все-таки стараемся найти в себе какие-то силы, чтобы всё это перенести, стараемся смириться, сказать себе: «Ну, значит, так надо. Что ни делается — всё к лучшему. Такова воля Божья», — и т.д. Но бывают случаи, когда у вас на глазах рушится проект, пожалуй, лучше которого трудно найти — здесь, наверное, нужно не смиряться, а напротив, мобилизовать все свои силы, поднимать всех своих близких и ближних, дальних, друзей друзей и друзей друзей друзей, чтобы спасти вот это собственное начинание. И сегодня именно такой момент, уважаемые слушатели. Такая вот критическая ситуация сложилась вокруг домов трудолюбия «Ной». Вы с этой темой хорошо знакомы — руководитель этого дома «Ной» не раз бывал у нас в гостях. Мы очень подробно беседовали о том, как он создавался, какие чудеса там происходят: бездомные люди обретают кров над головой, у людей появляется работа, у людей появляются документы. И всё это делал дом трудолюбия «Ной». Их несколько, этих домов, стало. И сегодня вокруг «Ноя» сложилась критическая ситуация. Чтобы разобраться в этой критической ситуации и помочь дому трудолюбия «Ной», мы пригласили вновь в нашу студию Емилиана Сосинского — основателя и руководителя этого дома трудолюбия, и Елену Петровскую — старшего социального работника «Ноя». Здравствуйте, уважаемые гости! Емилиан, что же все-таки происходит, что произошло?

Е. Сосинский

— Во-первых, хочу поблагодарить и коллектив, и слушателей радио «Вера». После каждого нашего выступления на этом радио у нас появлялись либо волонтеры, либо благотворители, то есть каждый раз какая-то помощь была. И поэтому сейчас, когда ситуация у нас очень непростая, мы опять попросили о помощи радио «Вера». И радио «Вера» нам эту помощь оказывает в виде этого эфира. Ситуация эта началась, когда мы летом прошлого года арендовали целый социальный городок, как мы его назвали. Это территория бывшего пионерского лагеря, базы отдыха под Сергиевым Посадом — это большая территория с 8 жилыми корпусами, там около 5 гектаров земли, около 5 тысяч метров построек…

В. Емельянов

— Полгода назад мы как раз говорили об этом — мы радовались, что гораздо больше людей получат помощь.

Е. Сосинский

— Да, мы арендовали с целью принять туда всех бездомных стариков, инвалидов, женщин и детей из Московского региона — размеры этого объекта позволяли это сделать. То есть все старики, женщины, инвалиды с улиц Москвы и Подмосковья могли туда поместиться. И сразу же, как только туда заехали первые люди, которые приводили там всё в порядок — эта территория была в течение 8 лет законсервирована, там всё за это время развалилось, конечно, — и сразу же мы получили жесточайшее сопротивление со стороны местных дачников, у которых в 300 метрах оттуда находится садовое товарищество; и со стороны представителей Сергиево-Посадской областной администрации, в основном по линии безопасности. Если вывести общее, почему они были против (это мнение было высказано в ходе телепередачи, которая состоялась относительно недавно, потому что всё, что у нас происходило, вышло фактически на все телепрограммы центральные) — местные жители сказали, что «намоленная Сергиево-Посадская земля не для бомжей».

В. Емельянов

— Христианская позиция.

Е. Сосинский

— В Сергиево-Посадском районе, где действительно намоленная русская земля… И даже ведущий этого ток-шоу (я так понимаю, что он атеист), он после этого озадаченно говорит: «Странно. А я думал, наоборот». Но позиция местных дачников и местной администрации в том, что «проблемные люди там находиться не должны». Причем ведь речь идет не о таких классических бездомных, которые на улицах пьяные, не пойми как одетые, не пойми в каком состоянии — у нас же речь идет совсем не о них. У нас люди, попадая в нашу организацию, они ведут трезвый образ жизни. То есть у нас нет пьяных, у нас нет бездельников — они все что-то делают. Это уж не говоря о том, что на территории Сергиево-Посадского района один из наших так называемых социальных домов — то есть в нем находятся только старики-инвалиды, женщины и дети, больше там никого нет. И вот такое соседство у местных дачников и администрации вызвало такое сопротивление, что об этом пришлось рассказать в новостях всем телеканалам. И вылилось сейчас это в то, что мы сейчас находимся — правда, это одна из двух причин, но тем не менее, — мы сейчас находимся на грани закрытия этого городка. Там было 100 человек, сейчас около 80, и у нас очень острая проблема: если нам все-таки придется оттуда уйти, то куда такое количество людей выводить?

В. Емельянов

— А эти 20 человек куда ушли?

Е. Сосинский

— Я вам объясню, в чем дело. Когда у нас стало понятно, что, возможно, мы там не удержимся, мы перестали принимать туда людей и перестали занимать места тех, которые уходят. То есть если нам человека удалось устроить в больницу или куда-то в интернат, если он ушел к родственникам, если он нарушил дисциплину, мы его отправили обратно в Москву — мы эти места не занимаем. Потому что если нам придется оттуда уйти — чем меньше людей, тем больше шансов, что мы сможем найти все-таки какое-то место, куда их можно будет перевезти. Каждый день с тех пор звонят, просят, плачут — просят взять людей на эти пустующие места. Но я боюсь это делать, потому что у нас уже был в нашей истории подобный случай, когда закрылся в 2012-м году один рабочий дом, где были трудоспособные люди. Он закрылся — в нем находилось 120 человек, а найти такой же дом по размерам мы не смогли. И вот такая же абсолютно у нас была политика — мы просто не занимали места тех людей, которые уходили. В результате в два раза меньше людей перешло. А сейчас еще особенность в том, что среди этих стариков-инвалидов, которые находятся в Сергиево-Посадском районе, среди них примерно 40 человек по состоянию здоровья не могут подняться на второй этаж. И конечно, они не могут подняться на второй ярус кровати, если их сделать двухъярусные. То есть здание, которое может вместить 40 человек на одноярусных кроватях — первый этаж там должен быть не менее 300 метров. И найти такие здания, конечно, очень трудно.

В. Емельянов

— А это неприятие дачниками, селянами — оно с чем связано? Может быть, были какие-то инциденты? Или это изначально такое отношение?

Е. Сосинский

— Очень важный фактологический вопрос. Мы там частично существуем с июля 2016-го года, а полноценно 100 человек — с начала февраля 2017-го года. Ни одного зафиксированного случая каких-то правонарушений с нашей стороны не было вообще.

В. Емельянов

— Но вы с ними-то разговаривали — с этими людьми, которые так ожесточились?

Е. Сосинский

— Не просто разговаривали… Они только из наших материалов узнали, что там проживают люди, они этого даже не знали. Изначально, когда только территорию эту арендовали, мы попытались с ними наладить нормальные соседские отношения: распахнули ворота, поставили столы с чаем. Пришла делегация местных жителей, и сразу расставили все точки над «и»: никакого соседского сожительства не то что не намечается, а это будет война любой ценой до полной победы. Они сказали, что ни о каком проживании рядом с бездомными и речи быть не может — они сделают всё, чтобы нас оттуда выгнать. И в течение этого года постоянно писались различные жалобы, постоянно к нам приезжали различные проверки, было очень много лжепреступлений на нас вылито, которые они сами где-то сочиняли, и на основании этого писали заявления.

В. Емельянов

— Например, какие?

Е. Сосинский

— Например, последнее, по которому к нам приезжала проверка очередная: этой зимой, когда начались сильные морозы, у нас 9 раз прорывало холодную воду. И один из таких разливов они сфотографировали — под снегом проступила коричневая земля, естественно, потому что вода пролилась. Они это сфотографировали и написали, что у нас прорвало канализацию, и всё это льется к ним в речку. Доказать полную абсурдность этого элементарно: проверяющим, которые у нас были, и тем людям, которых мы туда допускаем, мы им объясняем, что канализация у нас находится ниже того места, где всё полилось, и никак ее прорвать в ту сторону не могло, просто физически такого не бывает — и труба с другой стороны подходит, и бочка ниже. Но так как им надо каким-то образом объяснять, почему они нас оттуда выгоняют, то они каждый раз придумывают какие-то якобы факты и всё это транслируют в интернет.

В. Емельянов

— А что было на этой территории — пионерский лагерь?

Е. Сосинский

— До 2008-го года там была база отдыха «Кристалл». Когда-то там перед этим был пионерский лагерь…

В. Емельянов

— «Кристалл» к заводу имел отношение?

Е. Сосинский

— Да, ликеро-водочный завод «Кристалл». С 2008-го года база отдыха была законсервирована, то есть там были отключены все коммуникации. В результате, естественно, и трубы проржавели, и крыши продырявились, и всё внутри отсырело — так везде, если нет отопления, бывает. Единственный серьезный плюс в том, что здания были крепкие, и они не развалились — окна все на месте, двери все на месте. Перед тем, как арендовать эту территорию, мы смотрели довольно много подобных объектов, и большинство в худшем состоянии, чем этот. И поэтому нам показалось, что здесь мы сможем всё это привести в достаточно готовое состояние, мы потянем это своими силами. Но прошедший год показал, что, к сожалению, из-за полного отсутствия опыта в восстановлении подобных объектов, у нас ушел на это весь резервный фонд. Больше у нас, к сожалению, уже не на что восстанавливать, а восстанавливать еще, я думаю, раза в три больше, чем мы сделали.

В. Емельянов

— Я сейчас подумал, что, может быть, прежние владельцы руками вот этих товарищей дачников каким-то образом просто пытаются себе вернуть обратно это?

Е. Сосинский

— Здесь всё очень просто: у нас нет своих домов ни одного, у нас всё в аренде. Все коттеджи, где мы находимся, все арендованные. Поэтому собственник как был завод «Кристалл», так и есть завод «Кристалл». Им, наоборот, экономически выгодно, что мы всё это восстанавливаем. Поэтому в данном случае это не собственник пытается что-то…

В. Емельянов

— Кстати, продукция завода «Кристалл» немало способствует тому, что люди остаются без денег, без жилья, становятся бомжами и прочее. В принципе, могли бы и помочь.

Е. Сосинский

— Сейчас определенный шаг навстречу этому сделан: у нас арендную плату уменьшили наполовину, но с условием, что вторую половину мы вкладываем в ремонт. То есть если раньше мы полностью и аренду платили, и ремонтировали, то сейчас мы договорились, что мы выплачиваем половину, а вторая половина идет на ремонт. И это произошло именно потому, что они стали это рассматривать как благотворительный проект.

В. Емельянов

— Емилиан Сосинский — основатель и руководитель дома трудолюбия «Ной» — сегодняшний наш собеседник. И Елена Петровская — старший социальный работник дома трудолюбия «Ной». Елена, наверное, к вам вопрос, как к даме: мы же славимся тем, что мы готовы последнюю рубаху отдать, и про наше добродушие какие-то ходят легенды, а куда всё это делось? Что такое деформировалось в нас самих, что мы готовы этих споткнувшихся людей, и, возможно, упавших уже, которые действительно без документов, без денег, инвалиды — запинать ногами, просто выкинуть на улицу?

Е. Петровская

— Проблема очень серьезная и давняя.

В. Емельянов

— Мы же не были такими еще лет 20-25 назад.

Е. Петровская

— Лет 25 назад не было такого количества бездомных.

В. Емельянов

— Это правда.

Е. Петровская

— Отношение к падшему человеку дело такое сугубо индивидуальное. Могу сказать из своего опыта, что в середине нулевых годов, когда не было практически государственных социальных учреждений для бездомных, или они были, но попасть туда и в Москве было чрезвычайно сложно, отношение к бездомным было гораздо хуже, чем сейчас. Сейчас те люди, которые на улице, они и почище, и пахнут поменьше. И, в общем-то, средства массовой информации сделали свое дело: рассказали о том, что каждый из нас может оказаться на этом месте. Тогда было несколько иначе — это были не люди…

В. Емельянов

— Ну, как — не люди?

Е. Петровская

— Это были не люди для обывателя. Слова врача о том, что «это не человек» и ряд эпитетов можно было услышать практически в каждой больнице. Они поступали туда в жутком состоянии: нужно было отскабливать от них грязь и гной и…

В. Емельянов

— Понимаете, для врачей, которые тогда тоже впервые с этим столкнулись, для них это тоже было шоком. К ним такие люди раньше просто не поступали.

Е. Петровская

— С 90-х стали поступать.

В. Емельянов

— А люди всю жизнь спокойно работали в приемных покоях. Понятно, что пьяные и побитые поступали всегда во все времена, и с поножовщиной, и с огнестрелом и т.д. Но социально опустившихся людей на самое дно, я думаю, что они вряд ли встречали в таком количестве.

Е. Петровская

— Потому что бытовое пьянство и домашний бомж — это одно. А человек, который потерял всё, и кажется, что он уже и на человека не похож — это совсем другое. В общем, 90-е годы в нас воспитывали жесткость, если уж честно говорить. И ушло то мировоззрение, которое в нас воспитывали в советской школе, а другое мировоззрение — то самое христианское, по которому нужно научиться хотя бы жалеть ближнего, пришло совсем не ко многим людям. И эта ниша внутренняя, духовная, она, собственно, и привела к такому отношению к бездомным. На мой взгляд, здесь еще важно правильно понимать причину бездомности. Как правило, причиной бездомности называют последствия: то есть экономическая ситуация, мошенники, семейные проблемы, в конкретных людях выражающиеся. А по сути дела, проблема бездомности это самая серьезная нравственная проблема — это распад нашей семьи. Потому что при крепкой семье, или при той же самой крепкой общинной жизни, которая когда-то была, бездомного просто не могло быть. Его или родные оставляли у себя дома, или, если это был общинный образ жизни, он оставался в общине, переходил из дома в дом. Это наша проблема — внутренняя нравственная проблема — то, что бездомность родилась как отсутствие института семейного в нашей стране, к огромному сожалению. К пониманию этому можно прийти только, наверное, через слышание многих-многих историй людей, которые попали в эту ситуацию бездомности. У подавляющего большинства есть родственники, причем самые близкие: жены, мужья, дети, родители. Но устроить ближайшего родственника к своим родным — это задача титаническая, почти невыполнимая.

В. Емельянов

— Родные от них отвернулись просто.

Е. Петровская

— Совершенно верно. Да, очень неудобен родственник, который пьет, очень неудобен родственник, который…

В. Емельянов

— Вы знаете, как любой больной человек. Потому что я, например, не склонен считать, что алкоголизм это какое-то социальное заболевание — это такая же болезнь, как и множество других. Люди не виноваты в том, что они болеют.

Е. Петровская

— Я бы с вами не согласилась, потому что алкоголизм зависит от направления воли человека. Недаром говорится, что начало борьбы с болезнью алкоголизма — это осознание самим человеком, что он болен, что с ним что-то не так. Если же человек пребывает в мнении и полагает, что он сохранен, что у него всё хорошо, он никогда не избавится от алкоголизма. Это очень хорошо проявляется среди наших подопечных, которые приходят в дом трудолюбия. Если человек полагает, что он сюда заглянул просто потому, что так сложилось, ему не требуется какая-то серьезная помощь и поддержка людей, которые вокруг — как правило, он уходит.

В. Емельянов

— А как меняются люди в вашем доме милосердия «Ной»? Вот вы говорите, и Емилиан сказал, что у вас табу на распитие спиртных напитков. Я подозреваю, что те из них, кто употребляют табак, они как-то могут это делать. Если болезнь несколько стадий имеет, там наверняка нужна и помощь врачей, медиков. Они, наверное, тоже к вам приезжают?

Е. Петровская

— Врачи приезжают. Есть опыт, когда люди ходят в группы анонимных алкоголиков.

В. Емельянов

— Которые у вас там же организованы?

Е. Петровская

— Нет, как правило, при храмах. Вы знаете, жесткая дисциплина неупотребления общего — это утром и вечером алкотестер — заставляет человека…

В. Емельянов

— Ах, вот оно что!

Е. Петровская

— Конечно.

В. Емельянов

— То есть это не на глазок определяется, а алкотестер, всё серьезно.

Е. Петровская

— Да. И человек понимает, что если он сейчас расслабится, то он потеряет койко-место, рядом тумбочку, свой обед и ужин, потому что ему придется уйти из дома. Его в пьяном виде терпеть в доме не будут.

В. Емельянов

— А если он оступился один раз? Вы его простите?

Е. Сосинский

— Лучше я отвечу про все эти дисциплинарные вопросы. По правилам у нас, если человек пришел в состоянии опьянения, его сначала до вытрезвления поместят в отдельную комнату. И когда он станет трезвый, на него будут возложены определенные штрафные санкции. Если человек с этим соглашается…

В. Емельянов

— А что это за штрафные санкции?

Е. Сосинский

— Он от двух недель до месяца будет трудиться на благо общины, не получая при этом зарплату. Если человек с этим соглашается, то всё нормально. Если он отказывается, то его провожают на ближайший транспорт общественный — либо автобус, либо электричка. Если он при этом сопротивляется — все наши дома находятся на обслуживании у частного охранного предприятия, — мы тогда вызываем охрану, и дальше уже их дело препроводить человека за территорию поселка, где находится наш дом. Человек, когда он протрезвел, если он остался на так называемую реабилитацию, он ее отработал, и после этого он как заново пришел — то есть всё с чистого листа. А если он буйно ушел, то у нас существуют более жесткие меры, а не просто штрафные санкции. В зависимости от того, сколько вреда он принес окружающим, он даже может попасть в так называемый «черный список» — назад ему уже вернуться в некоторых случаях уже очень трудно. Этот путь все равно остается. Но, допустим, если он умудрился кому-то угрожать или кого-то ударить — слава Богу, у нас таких случаев практически нету, — то назад он сможет попасть только после того, как его все эти люди простят и будут готовы принять обратно. И только тогда он, с условиями реабилитации, будет принят назад.

В. Емельянов

— Жесткие правила. Но, надо заметить, справедливые.

Е. Сосинский

— А так как пьют, к сожалению, у нас очень многие, то то, что они часто бывают на этих реабилитациях, потом с них сходят… У нас, кстати, кроме штрафов за употребление, есть ответная система поощрений за неупотребление. Начиная от того, что есть месячные премии, если человек весь месяц жил трезво, есть повышение ставок заработной платы, если человек живет трезво, есть помощь в восстановлении документов, есть даже оформление постоянной регистрации по месту жительства — то есть мы всячески стараемся делать так, чтобы человеку меньше хотелось пить и больше хотелось жить трезвой трудовой жизнью.

В. Емельянов

— А они за территорию этого комплекса имеют право выходить? Или они живут строго изолированно?

Е. Сосинский

— Сейчас речь идет о рабочих домах. У нас все приюты делятся на два типа домов: есть рабочие, где люди трудоспособные — трудоспособным у нас считается человек, который может работать подсобником на стройке, то есть тяжелая физическая работа, не требующая квалификации. Там они практически все утром уходят на работу, вечером возвращаются. Работают побригадно. Один день в неделю выходной, когда человек может идти куда хочет. Главное — он должен вернуться трезвым и до вечернего собрания. Если дома социальные, то 6 дней в неделю люди находятся на территории дома, и только в выходной они могут выйти куда хотят, и также должны вернуться трезвые до собрания.

В. Емельянов

— Я все пытаюсь понять причину отторжения, резкого неприятия «Ноя» вашими дачными соседями. Может быть, они видели несколько раз, что какие-то мужики возвращались с работы пьяные? Я предлагаю вернуться к этому буквально через минуту. Нам надо сделать небольшой перерыв. Я только напомню нашим слушателям, что мы сегодня говорим о критической ситуации, в которой оказались дома трудолюбия «Ной», с таким трудом и с такой любовью и заботой созданные Емилианом Сосинским, который у нас сегодня в гостях, и его помощницей, старшим социальным работником « Ноя» Еленой Петровской. В студии Владимир Емельянов. Мы продолжим через пару минут.

В. Емельянов

— Мы продолжаем наш «Светлый вечер». Сегодня у нас в гостях руководитель домов трудолюбия «Ной» Емилиан Сосинский и старший социальный работник «Ноя» Елена Петровская. Так вот, мы остановились в прошлой части нашей программы на том, что, может быть, эти селяне и дачники как раз… Просто так совпало: вот увидели они подвыпивших, тех, которые шли к вам, и накрутили себя.

Е. Петровская

— Здесь парадокс. Живем мы в составе 100 человек в Голыгино с февраля. Еще в мае-месяце на страничке дачников («ВКонтакте» есть у них страничка) появляется информация о том, что «грядет страшная для нас катастрофа: они все-таки собираются заселяться». То есть к этому времени уже 3 месяца 100 человек прожили на территории — реальной видимости в окру́ге того, что живут 100 человек, не было. Почему? В феврале, когда заехали, практически сразу была договоренность с местными органами внутренних дел о том, что они будут наносить визиты. Это происходит во всех домах…

В. Емельянов

— Это нормально.

Е. Петровская

— Они приехали. Первый визит был, когда они сняли не только отпечатки пальцев, дактилоскопия была сделана…

В. Емельянов

— На основании чего, простите?

Е. Петровская

— Ну, это наши договоренности — для того, чтобы все были уверены в безопасности.

В. Емельянов

— То есть по вашей инициативе?

Е. Петровская

— По обоюдному согласию.

В. Емельянов

— Всё, я понял. Потому что просто так приехать и начать катать пальцы…

Е. Петровская

— Это предварительные договоренности, это нормально. Более того, мы согласились на то, что будут сделаны отпечатки стопы. То есть наши подопечные несли обувь, ботинки и откатывали подошвы ботинок, по всей видимости, опасаясь того, что если вдруг они сейчас пойдут по огородам, чтобы были протекторы.

В. Емельянов

— А то они босиком не могут пойти.

Е. Петровская

— Когда пошли наши ампутанты (люди, у которых ампутирована одна конечность), они сказали: «Всё, спасибо, мы завершаем этот процесс, связанный с отпечатками протекторов ботинок». После этого моментов, связанных с дактилоскопией, было несколько. То есть ситуация на самом деле под контролем органов УВД. И мы приняли такое решение, которое устраивало опять же всех: что для осуществления каких-то действий по социальному сопровождению (а это: поликлиника, медико-социальная экспертиза, пенсионный фонд, оформление СНИЛС, медицинских полисов) мы возим людей на машине (у нас «копеечка», старая машина). Соответственно, на территории люди садятся в машину, их сопровождает социальный работник, они выезжают в Сергиев Посад, там по необходимым точкам они проезжают, делают всё, что необходимо, и на этой же машине они возвращаются обратно. То есть установка на то, что ни один человек не гуляет вокруг по территории, она была реально осуществлена. Территория внутри позволяет прогуляться сколько угодно, подышать свежим воздухом, поэтому в этом просто нет необходимости. Люди многие получают пенсию, у них на руках есть деньги, и, соответственно, если им нужно что-то купить, они пишут список и дают или своим товарищам, которые едут в город, или социальному работнику, или водителю, который за рулем, или старшему. И им привозят то, что они просят, потому что бывают потребности разные. Гуляний вокруг территории, и тем более у дачников по участкам, просто не было в принципе. Естественно, в каждом регионе у нас есть какие-то бездомные. Может, это не бездомные, а домашние несчастные алкоголики, которые где-то бывают на помойках. Они были, они есть, они будут. Прозвучавшие в мае обвинения, что «мы видели где-то рядом в поселке, что кто-то рылся на помойке». Кто рылся, мы не знаем. Жители об этом тоже не могут сказать ничего конкретного. Просто здесь это предвзятое отношение сразу дает возможность им перевести стрелки на нас.

В. Емельянов

—Предвзятое отношение еще знаете почему: ни для кого не секрет, что в зимний период на дачных участках, конечно, процветает воровство. Я не знаю, как у вас там в Голыгино, честно говоря, но чуть дальше там есть несколько дачных поселков, один из них я знаю не понаслышке. Так вот, там зимой чистят дорогу только до сторожки, то есть там зимой вообще никто не живет. Но люди на зиму закрывают окна металлическими щитами, там такая серьезная консервация — туда не залезть. Кто не делает этого, у того — ну, если не разведут костер посреди дома, но съестное всё подъедается, и вещи дачные исчезают, живут иногда в этих домах до весны и т.д. То есть, может быть, они этого тоже опасались?

Е. Петровская

— Опасались, да. Но прожили рядышком четыре месяца, и получается, что таких ситуаций не было. Когда шел разговор год назад и начинался этот конфликт, речь шла о том, что будет. Пытались объяснить людям: «Посмотрите на другие дома, другие филиалы — там живут спокойно, соседствуют спокойно. Более того, если это дачные участки, возникает ситуация, что к себе приглашают на подработку, на помощь, и работают на очистке улиц наши проживающие». — «Нет, вы нас обманываете. У нас будет всё совсем по-другому, вы будете злодействовать у нас здесь». Прошел промежуток времени — ни одного реального конфликта: так, чтобы поймали реального человека, что-то произошло, написали заявление в полицию — не было такого. Ни одного! Но конфликт остается.

В. Емельянов

— Так, хорошо. Теперь я хочу выяснить следующую вещь. Смотрите, рядом Сергиев Посад — старинный русский духовный центр, чуть дальше Переславль-Залесский — тут уж вообще говорить не о чем, жемчужина, и тоже большой духовный центр. Вы пробовали взаимодействовать со священноначалием в том числе? И какой результат?

Е. Петровская

— Результат замечательный: сейчас есть мастерские, совместные с Троице-Сергиевой Лаврой. То есть там развивается под руководством монаха Парфения, монашествующего в Троице-Сергиевой Лавре, социальная служба. Сейчас это мастерская по плетению ковриков тканевых, которые не требуют особых навыков…

В. Емельянов

— Я не это имею в виду, я имею в виду помощь духовенства в том, чтобы поговорить с людьми. Они это умеют делать, у них это хорошо получается, они могут воззвать к открытому доброму сердцу и к разуму, в конце концов.

Е. Петровская

— На всех круглых столах в администрации были представители Троице-Сергиевой Лавры, был благочинный. К огромному сожалению, какого-то такого отклика на их призыв — его нет.

В. Емельянов

— У местных жителей?

Е. Петровская

— Да. На последней дискуссии 10 июня один наш эмоциональный волонтер вступил в диалог и попытался воззвать, достаточно эмоционально, к совести. Прозвучала такая фраза: «Послушайте, как же мы можем говорить о соблюдении заповедей и Закона Божьего, если мы к самым немощным, к самым несчастным, которым некуда деваться, относимся вот так жестоко?» Ему в ответ от одного из активистов этого садового товарищества прозвучала такая фраза: «Вы нам здесь не проповедуйте! Вы со своим Законом Божьим идите туда, где он действует. А у нас здесь — законодательство».

Е. Сосинский

— Хочу поправить: представитель Троице-Сергиевой Лавры, как и мы, был только на одном круглом столе местной администрации. Они после без нас собирались еще 2 раза. Первый раз мы все пришли, и представитель Троице-Сергиевой Лавры совершенно четко сказал, что Троице-Сергиева Лавра данный проект поддерживает. А когда стало понятно, что вся местная администрация против, вместе с местными жителями, и им никакие доводы слушать вообще не надо — потому что цель стоит, и ее любой ценой надо достигнуть, — мы все туда перестали ходить, на все эти круглые столы…

В. Емельянов

— Хорошо, местная администрация тоже против, я так понимаю?

Е. Сосинский

— Да, очень сильно против.

В. Емельянов

— Но над местной администрацией есть своя администрация в лице господина Воробьева — он вроде человек вменяемый. Может, с ним как-то связаться?

Е. Сосинский

— Мы написали письмо…

В. Емельянов

— Может, надо приехать просто?

Е. Сосинский

— И что? Вы думаете, что можно приехать к губернатору и примут?

В. Емельянов

— Я не знаю.

Е. Сосинский

— Чтобы к нему попасть на прием, это надо задолго и какими-то трудными путями, чтобы это произошло. Письмо, которое мы написали на его имя, у него была очень интересная дальнейшая судьба. Когда в последний раз к нам дружной толпой 6-го июня приехали представители всех проверяющих комиссий местной Сергиево-Посадской власти, они-то как раз сказали, что ситуация вокруг нашего приюта на базе «Кристалл» взята под личный контроль губернатора, поэтому они теперь нас этими проверками насмерть замучают. Я предполагаю, что это и был ответ на письмо ему: он сказал изучить обстановку и дать какой-то ответ. Они это так интерпретировали, что надо изжить любой ценой.

Е. Петровская

— Но! Позвольте, я здесь продолжу тему взаимоотношений с органами государственной власти. При этом те структуры, которые занимаются непосредственно проблемой бездомности и проблемой инвалидов, они нас поддерживают. Было сначала несколько настороженное отношение со стороны Минсоцразвития Московской области, несмотря на то, что у нас с ними действующее соглашение было о сотрудничестве. Но вот результат нашего совместного труда и взаимодействия на протяжении полугода сейчас привел к тому, что у нас постоянный контакт: мы сейчас такую мини-программу разработали, связанную с устройством в государственные социальные стационарные учреждения тех людей, которым мы уже оформили весь пакет документов, необходимый инвалидам. Они готовы ходатайствовать во всех муниципальных образованиях Московской области о том, чтобы с нами шли на контакт чиновники управления Соцразвития. И это реально происходит, это не слова. Нам удалось наладить взаимоотношения (но это начало) с Бюро медико-социальной экспертизы, по ряду вопросов нам идут навстречу. Нет отторжения в Пенсионном фонде.

В. Емельянов

— Речь про Сергиево-Посадский район?

Е. Петровская

— Да, про Сергиево-Посадский район. У нас начали складываться неплохие отношения с местной больницей, которая очень озадачена тем, что зимой все бездомные, которые попадают к ним, даже в весьма инвалидизированном состоянии, потом уходят просто на улицу. Для Подмосковья бездомность это большая беда, потому что в Подмосковном регионе только два учреждения для бездомных: это центр «Бабайки» для инвалидов и престарелых на 45 мест под Клином; и дом ночного пребывания в Дмитрове — дом ночного пребывания, не круглосуточного пребывания, он на 15 человек. Это на всё Подмосковье! Есть еще Центр временного пребывания, но для того, чтобы туда попасть, нужен весь пакет документов, нужен план по социальной реабилитации, разработанный — то есть перед этим нужна очень серьезная подготовка.

В. Емельянов

— Я подозреваю, что этих людей больше, чем 60 человек.

Е. Петровская

— Ну, только у нас превышает в несколько раз…

В. Емельянов

— Они где все обретаются? Они приезжают в Москву?

Е. Петровская

— Им симпатичнее в Москве пребывать.

В. Емельянов

— То есть, я так подозреваю, что, не дай Бог, не удастся поддержать проект «Ной», это значит, что эти люди опять будут на улицах Москвы. Они опять будут в метрополитене, значит, опять будут лужи в метро, опять будут попрошайки на улицах, опять будет криминал… Я не могу понять: неужели трудно помочь, просто добрососедствовать с таким домом, нежели из этой мухи раздувать слона, на голом месте просто. И обрекать людей на жизнь под открытым небом. То есть это по-нашему, по-русски — сердобольно…

Е. Сосинский

— Вы знаете, кстати, не только Москвы. Тут же важно — они же как раз и говорят, что «вы из Москвы к нам в Подмосковье всех их тащите» Как говорит представитель любого местного самоуправления: «Вы где-нибудь за забором моего района этим занимайтесь, а у меня — не надо». Большинство бездомных, которые к нам попадают, они живут то в Москве, то в Подмосковье. У нас есть люди, которые годами жили в палатках где-то в лесах Подмосковья. И они не знали, что им не обязательно бомжевать, не обязательно делать набеги на эти дачи, чтобы как-то выжить, а есть организация, в которую можно просто прийти. У нас есть инвалиды, которые, живя таким образом, и инвалидности всякие получили. Они говорят: «Да мы инвалидами бы не были, если бы это всё знали». А так — они как раз и живут рядом с этими дачами, туда залезают — именно из-за того, что не могут попасть к нам.

В. Емельянов

— У нас остается не очень много времени до окончания эфира, поэтому нам нужно с вами определить моменты следующего порядка: какая помощь может быть оказана? Я понял, что существуют две проблемы: нету денег — просто не хватило денег поднять этот проект в том масштабе, в котором вы планировали это сделать. Это одна проблема. И вторая проблема: это противостояние с местными жителями и с местной администрацией.

Е. Петровская

— С дачниками.

В. Емельянов

— С дачниками, хорошо.

Е. Сосинский

— Совершенно верно. То есть нам по этим двум проблемам нужна помощь в трех направлениях. Нужны благотворители, которые помогут это содержать, потому что очень большие финансовые расходы: по обслуживанию, по ремонту, по аренде этой базы отдыха — это раз. Нужны люди, которые смогут наладить отношения с местной администрацией — то есть это люди, которые уже имеют опыт общения с политиками, с чиновниками, которые знают, как это делается. И последнее — это уже с местными жителями. Но здесь ситуация такая, что я даже не знаю, кто что с ними может наладить, то есть я тут даже затрудняюсь… Но тем не менее, может быть, это какие-то известные медийные лица… Сложно сказать, когда там цель поставлена: война — и все средства хороши.

В. Емельянов

— Напомню, что наши сегодняшние собеседники: основатель и руководитель домов трудолюбия «Ной» Емилиан Сосинский, и старший социальный работник домов трудолюбия «Ной» Елена Петровская. Мы пытаемся понять, как мы можем помочь в данной ситуации. Мы со своей стороны, с точки зрения журналистов, как только узнали, что такая катастрофическая ситуация складывается вокруг «Ноя», мы немедленно пригласили их к нам на программу, чтобы они озвучили эту ситуацию, а вы бы призадумались. Давайте, может быть, подумаем о совместных усилиях? Скажем, может, бросить клич? Может, создать какой-то фонд или попробовать собрать средства на спасение «Ноя» через то, что называется, шапка по миру? Достаточно ли только этого будет?

Е. Сосинский

— Мы пробуем все варианты, которые приходят в голову.

В. Емельянов

— Как лучше сделать, как сделать продуктивнее? Может быть, кто-то из наших слушателей готов помочь вам не деньгами, а, скажем, рабочей силой, какими-то стройматериалами, оборудованием, продуктами, другими ресурсами. Нужна ли вам такая помощь?

Е. Сосинский

— Это тоже необходимо, конечно, и для проживания людей, и для ведения там дальнейших ремонтных работ, если мы тут останемся. Крайне нужны деньги, если мы тут останемся, и если не останемся. Нужны волонтеры. То есть нужно всё. И очень большая надежда на то, что каждый человек те таланты, которые у него есть, если он их употребит в данном случае на помощь бездомным, то как-то это дело сдвинется в какую-то положительную сторону.

В. Емельянов

— Что касаемо волонтеров, я думаю, что это будет наша следующая с вами встреча. Давайте мы сначала будем разбираться с деньгами. Емилиан, давайте озвучим конкретные цифры. Вот сколько необходимо денег для того, чтобы дом трудолюбия не был закрыт? Цифры конкретные вы можете назвать?

Е. Сосинский

— Да. После того, как завод «Кристалл» стал это рассматривать как благотворительность, у нас осталось: каждый месяц арендная плата — это 250 тысяч рублей, плюс 250 тысяч рублей мы должны вкладывать в ремонт по договоренности с «Кристаллом». То есть полмиллиона надо ежемесячно. А вообще, ремонтных работ там надо провести на сумму от 5 до 10 миллионов, потому что смету никто не составлял. Это нужно для того, чтобы мы могли пользоваться всей территорией базы отдыха, потому что сейчас у нас из 8 корпусов заселены только 2. Подсобные здания вообще пока не отремонтированы. Надо менять коммуникации подземные, надо менять трубы.

В. Емельянов

— То есть это стройка должна быть?

Е. Сосинский

— Да, там довольно серьезные ремонтные работы, чтобы уменьшить коммунальные платежи, которые сейчас просто баснословные из-за того, что продырявленные трубы, из-за того, что дома не закрыты так, как надо с точки зрения теплоизоляции. У нас на обогрев каждого корпуса зимой уходит 25 тысяч литров солярки в месяц — эта сумма в 10 раз превышает то, что должно быть. Если всё это отремонтировать, то по плану это должно быть в 10 раз меньше.

Е. Петровская

— И дешевле, соответственно. Поэтому сейчас ремонт коммуникаций это очень больная и финансовоемкая тема.

В. Емельянов

— Давайте предположим такой вариант, может быть. Может быть, кто-то, услышав о вашей проблеме сейчас, стоя в пробке или уже слушая нас дома, кто-то из людей состоятельных, предприимчивых, захочет не просто вложиться, не просто помочь деньгами (понятно, что нужно по полмиллиона ежемесячно, и 5-10 миллионов — серьезные суммы, прямо скажем), а решит взять под полное управление, в каком-то смысле возглавить этот процесс. Готовы ли вы к такому повороту событий? Представьте, что какой-нибудь крупный коммерческий банк, например, захочет у вас выкупить этот проект, взять его под полный контроль, записав его к себе в актив. Вы к такому повороту готовы? Вы на это согласны ради спасения?

Е. Сосинский

— Я уже несколько раз в интернете и через средства массовой информации обращался с просьбой, чтобы нашелся какой-то благотворитель, который бы себе купил либо эту базу, либо те коттеджи, в которых мы проживаем. У нас всё арендованное, у нас ничего своего нету. И дальше уже на каких-то благотворительных условиях нас туда пустил. Всё, что мы снимаем, оно всё стоит на продаже. Эта база стоит на продаже, были разные объявления — от 60 до 70 миллионов рублей она стоит.

В. Емельянов

— В таком виде, вместе с землей?

Е. Сосинский

— Да, 60-70 миллионов. Мы будем рады, если кто-то из благотворителей купит это себе и нас туда пустит на каких-то более льготных условиях. Потому что самим нам это потянуть нереально. Нам придется тогда закрыть социальное направление, чтобы несколько лет социальные дома работали просто на накопление денег. И потом неизвестно через сколько лет опять всё это открыть. Но выгнать людей на улицу — я считаю, что это не вариант.

В. Емельянов

— Давайте так: попробуем оказать посильную помощь, может быть, каждый из нас, с миру по нитке. Скажите, как это лучше всё организовать, как это всё лучше устроить? Как можно с вами связаться, куда перевести деньги?

Е. Сосинский

— Лучше всего связаться по телефону. Мой телефон: 8-926-236-54-15. Помогать материально лучше всего по тем реквизитам, которые есть на наших сайтах — там есть номер карты, это самый простой вариант, потому что с нее можно брать на любые нужды. Можно через смс-пожертвования, можно на счет организации, но там определенные ограничения. Но это тоже можно делать, если захочет какая-то организация именно по безналу, то можно это тоже сделать. То есть это всё можно взять на нашем сайте, либо у нас есть группа в «ВКонтакте», в «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» — там всё это можно посмотреть.

В. Емельянов

— И все-таки, возвращаясь к… Я не случайно затронул тему взаимодействия с духовенством: почему, на ваш взгляд, христиане не спешат помогать бомжам? Казалось бы, и заповеди оставлены, да и открыть Евангелие — посмотреть, что Господь творил. Это всё очень хорошо, это правильно: когда люди приходят в храм и ставят свечки, возможно, на Литургии стоят и принимают участие в воскресных службах, праздники очень любят, куличи святить и всё такое. А вот на деле получается, что не очень-то. Я об этом с такой горькой усмешкой говорю, потому что, казалось бы, вот, пожалуйста, вот приложение и проверка твоего христианства.

Е. Петровская

— Начнем с самого основного, часто обсуждаемого: при очень большом проценте крещенных в Православии христиан, реальной жизнью церковной, настоящей, внутренней, глубокой, живет процент очень маленький.

В. Емельянов

— 1-2%, я слышал.

Е. Петровская

— Совершенно верно. Соответственно, если для крещенного в Православии человека возможно совершать смертные грехи, и они находят этому оправдание, бедные люди, то проблема помощи опустившемуся человеку отходит на второй план уже: если ты не исполняешь такого важного, то здесь чего уж себя разменивать. Но я бы не сказала, что люди, которые осознанно живут в христианстве, что они не желают помогать бездомным. У нас на самом деле очень активизировалась эта работа…

В. Емельянов

— Нет, я не про всех говорю. И более того, я не в осуждение говорю про это. Я просто пытаюсь понять для себя. Я вижу, какое количество верующих людей (сейчас я делаю кавычки пальцами) приходят на праздники в храм. Уже иногда к храму нельзя подойти. Я со своей знакомой игуменьей хотел пообщаться — речь идет о селе Годеново, может быть, вы слышали? Кстати, чуть подальше от вас, за Переславлем-Залесским. Она говорит: «Приезжайте, пообщаемся обязательно!» Я даже к ограде не мог подойти — такое количество людей было. Я только издали ей помахал, и не знаю даже, она меня заметила или нет. Вот такое количество людей туда приезжает! И такое количество людей на праздники у нас в храмах можно наблюдать. А вот как только речь заходит о делах…

Е. Петровская

— Среди тех людей, которые, повторюсь, осознанно живут христианской жизнью, церковной жизнью, на самом деле очень многие помогают. Бездомным же тоже не могут все без исключения помогать. Есть люди, у которых сердце тяготеет к помощи детям, у кого-то больные БАС, например, у кого-то люди, которые лежат неподвижными в больнице, паллиативная помощь — то есть направлений очень много. Тех людей, у которых есть внутреннее желание помочь бездомным, мне бы хотелось их сейчас немного переориентировать. У нас все хотят покормить бездомного. Кажется так, что «я сейчас его накормлю, в душе моей станет тихо и спокойно — я сделал доброе дело, галочку поставил (я не в осуждение). И пойду я домой — я же сделал доброе дело». Это искреннее желание наших людей привело к колоссальному перекосу: процентов 80 помощи бездомным уходит именно на такую помощь, на первичную уличную помощь. И зачастую получается так, что человек начинает паразитировать, особенно в мегаполисе.

В. Емельянов

— Ну да, он найдет кучу точек, где его покормят…

Е. Петровская

— Совершенно верно. Можно, конечно, понять тех людей, которые хотят немедленно таким способом успокоиться и спокойно спать ночью, сделав доброе дело…

В. Емельянов

— А может быть, они думают о том, что мы хоть что-то сделаем! Мы, может, всё и не можем, но мы хотя бы им каши сварим и привезем — уже людям полегче будет. И слава Богу, кстати.

Е. Петровская

— Здесь, наверное, в зависимости от того, на какой ступенечке своего делания стоит христианин. Если он только начинает себя понуждать к добрым поступкам, то это действительно замечательно.

В. Емельянов

— А они, может, вообще атеисты.

Е. Петровская

— Или так. (Смеется.) Но мы же говорим о христианах.

В. Емельянов

— Мы вообще говорим о людях.

Е. Петровская

— Если же человек хочет разобраться в проблеме и подходит к этому более серьезно, то нужно понять, что человека, которого будешь кормить ежедневно кашей около своего дома, он будет эту кашу брать и идти искать выпивку — это в 90 случаях из 100. Я вспомню рассказ одного ныне митрополита о том, как они в регионе в монастыре стали помогать бездомным — с искренним желанием эту толпу людей, на рубеже 90-х—нулевых, наконец-то накормить. В итоге группа бездомных (из них процентов 50 были бывшие заключенные) разбила палаточный лагерь вокруг монастыря, и это превратилось в дичайшие оргии. Только тогда, когда было попущено убийство, и не одно, стало понятно, что что-то в этих как бы делах милосердия происходит не так. Наверное, нужно с рассуждением все-таки подходить к вопросу помощи бездомным. Могу сказать еще следующее: бывает иногда так, что есть все необходимые условия для того, чтобы человеку сделать что-то важное в его жизни, изменить своим сопровождением социальным, если говорить терминологией. Но ты делаешь — а ничего не получается. Стоит стена. Потому что для изменения жизни человека, который опустился на самое дно, нужно изменение внутри самого человека. И никуда от этого не денешься.

В. Емельянов

— Вот такой у нас сегодня, уважаемые слушатели, непростой получился разговор. У нас бывают и такие разговоры тоже. Не хочется никаких ни лозунгов, ни девизов в конце программы, каких-то слов громких. Наши друзья пришли к нам за помощью. А мы с вами вроде так хорошо взаимодействуем, у нас с вами такая хорошая обратная связь: вы и на нашем сайте радио «Вера» оставляете довольно много своих замечаний, своих предложений, и участвуете в жизни радиостанции, и в тех проектах, которыми мы занимаемся. Вот наши друзья пришли к нам за помощью, потому что у них критическая ситуация действительно. Давайте вместе попробуем им помочь. Просто сядем и подумаем: кто из нас что может сделать? Мы предоставили им микрофоны. Естественно, наше руководство будет думать, каким образом дальше эту ситуацию развивать. Может быть, и вы тоже подумаете? Может быть, у вас тоже найдутся какие-то предложения, может быть, у вас есть возможность, у предприимчивых людей, у коммерсантов, каким-то образом материально помочь? Если вы только что включили радио «Вера», попробуйте через некоторое время, минут через 10-15 после окончания программы, зайти на сайт. Наверняка уже эта программа будет выложена на нашем сайте — вы сможете послушать ее в повторе и понять для себя степень важности проблемы и степень важности вопросов, которые мы сегодня обсуждаем. Еще есть прямой телефон Емилиана Сосинского: 8-926-236-54-15. Вы ему можете позвонить и с ним переговорить на эту тему, и он вам напрямую объяснит, в чем он нуждается и чем вы можете помочь. В любом случае, у кого возникнет такое желание, спасибо большое! И я благодарю вас: спасибо, что пришли к нам. Мы тоже будем стараться вам помочь: попробуем все вместе, всем миром, как это обычно было принято у нас…

Е. Петровская

— Спасибо, что вы пригласили нас.

В. Емельянов

— Будем делать. Емилиан Сосинский — основатель и руководитель домов трудолюбия «Ной», и Елена Петровская — старший социальный работник домов трудолюбия «Ной» были моими сегодняшними собеседниками. Я прощаюсь с вами, до новых встреч! Владимир Емельянов, программа «Светлый вечер», радио «Вера». До свидания!