«Церковные традиции». Иеромонах Назарий (Рыпин) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Церковные традиции». Иеромонах Назарий (Рыпин)

* Поделиться

У нас в гостях был игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни иеромонах Назарий Рыпин.

Разговор шел о церковных традициях, как они возникали, насколько важно их придерживаться и сохранять и почему в разных Православных Церквах традиции могут различаться.

Ведущий: Константин Мацан


Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня иеромонах Назарий (Рыпин), игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни. Добрый вечер.

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Добрый вечер, Константин.

Константин Мацан:

— Мы с вами встречаемся в такой день на волнах Радио ВЕРА, когда в церковном календаре стоит чтение из 1-го послания коринфянам апостола Павла, это 11-я глава. Отрывок, повествование, посвященное мужскому и женскому, неким взаимоотношениям мужа и жены, традициям, связанным с этим. Вот такие там есть слова, апостол Павел говорит: «Рассудите сами, прилично ли жене молиться Богу с непокрытою головою? Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него, но если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала?» Наш сегодняшний разговор будет не о волосах, а о традиции. О том, что такое церковная традиция, нужно ли в ней различать сущностное и второстепенное, является ли она чем-то монолитным и навсегда раз данным или это нечто развивающееся, меняющееся, подвижное. А почему от этих слов мы отталкиваемся? Потому что на первый взгляд кажется, что возникает какое-то противоречие. Сегодня в храм приходишь, большинство дам с покрытой головой. Почему говорю большинство? Потому что я так воспитан, так привык, что покрытая голова — это требование для жены, то есть для замужней женщины. Моей семилетней дочке в храм не обязательно с платком приходить. С другой стороны, в этих же словах апостола, которые я процитировал, есть фраза, которая тоже кажется парадоксальной сегодняшнему человеку: «Если муж растит волосы, то это бесчестье для него». Мы знаем, что в православной церкви большинство священников растят волосы и длинные волосы носят, и бороды в традиции. Что такое традиция, где ее границы? Отталкиваясь от этого простого эпизода в послании апостола Павла, мы хотели поговорить сегодня о такой теме. Из того, что я сказал, что-то у вас вызывает возражение?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Тема большая достаточно. Возражение? Нет, насколько я знаю, в нашей Церкви и вообще во Вселенской Церкви была такая традиция — она у греков, по-моему, сохраняется издревле — незамужняя девушка, сохранившая непорочность, не покрывала голову в храме. Сейчас, правда, в Греции не покрывает голову практически никто, только какие-то уже благочестивые женщины преклонного возраста, которые, как правило, посвятили себя благочестию, молитве. Платок у них — признак того, что она встала на путь сугубого покаяния, молитвы и благочестия. В нашей традиции, безусловно, более ревностно русские женщины покрывали головы, покрывают поныне. Но здесь как раз то, о чем дальше апостол Павел говорит, что это знак для ангелов, покрытая голова у женщины. Тем самым она исповедует свою покорность мужу и покорность Богу через это покрытие. То есть она признает, что она первая согрешила, насколько я помню, апостол Павел об этом говорит. Традиции менялись, они меняются и в наше время отчасти. Даже те, кто помнит начало возрождения Церкви 30 лет назад с лишним уже, мы видим, что с приобретением церковного опыта, возрастанием Церкви и расширением много изменилось. Какие-то болезни роста, которыми многие страдали, особенно в 90-е Церковь благополучно переживает. Но появляются другие какие-то крайности, какой-то либерализм излишний в чем-то. Конечно, нужно иметь здравую середину и ее держаться, чтобы не сползти никуда, ни в модернизм, ни в зилотство чрезмерное. Я думаю, что так. Если говорить о ращении волос мужчинами, эта традиция пришла к нам, насколько я знаю, из падшей уже тогда, покоренной турками Византии. Где утратившая свое значение, исчезнувшая знать передала эту традицию духовенству, которое стало занимать главенствующее значение, как во многих странах арабского мира. В том числе, когда турки ставили главой церковной общины православных людей, кого-либо из священнослужителей или каких-то значимых людей, от этой византийской знати ращение волос перешло и в среду духовенства. Патриарх Никон, насколько я слышал, стал справлять разные обряды, не только книги, с греками, то эту традицию он ввел в Русскую Церковь. До него волосы не растили. Даже если мы видим икону преподобного Сергия, у него короткие волосы пострижены. Сейчас это уже стало нашей традицией, мы это воспринимаем совершенно нормально.

Константин Мацан:

— А бороды?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Бороды, насколько я знаю, не стригли. Мы знаем иконописные лики Христа, Он всегда изображен и с длинной бородой и с длинными волосами. Видимо, как настоящий назарей, а секта назареев в иудействе существовала, посвятившая себя Богу, они не стригли волос, такая традиция была. Хотя Христос назареем назывался потому, что Он из Назарета был, но это имя к Нему тоже пристало, и Он, да, в чем-то был похож на назареев в этом плане.

Константин Мацан:

— Если сегодня незамужняя взрослая девушка приходит в храм без платка, она нарушает традицию? Уместно говорить о нарушении чего-то или нет?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Сегодняшняя традиция такова, что никто не разбирается, замужем она или нет, девственница она или нет, это же неэтично спрашивать ее об этом, просто неудобно. Поэтому большинство зрелых, уже взрослых девушек и женщин покрывают свою голову в храме, это стало совершенно общим местом для большинства храмов Русской Церкви.

Константин Мацан:

— Разница между традицией и уставом Церкви какова?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Я не помню, чтобы в уставе вообще это оговаривалось, только то, что написано у апостола Павла. Я не встречал в канонах, чтобы где-то было отражено покрытие головы женщины. Это стало... Опять-таки есть предание Церкви, оно родилось даже прежде, чем Священное Писание. Еще апостол Павел говорит: «Стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим». Только позже его послания вошли в состав Священного Писания, и Евангелия, которые были написаны по внушению Духа Святого апостолами, возникли позже. Предание существовало и до появления Священного Писания новозаветного. В предании мы это имеем, как неписаное правило, пока нет повода менять эту традицию. Где-то, может быть, на приходе к этому более лояльно относятся, возможно, это разумно — привлечение новых прихожан, чтобы с порога не встречать их с боем, с претензиями, грубыми порой. Но во всем нужна опять-таки середина, здравый смысл, чтобы не сползти в другую крайность, когда никто не хочет голову покрывать, потому что никто на это не обращает внимания. Наверное, пока еще в общей канве церковной нашей жизни такого еще нет.

Константин Мацан:

— А имеют ли отношение такие вещи, как покрытая или не покрытая голова... Мы за этот пример уцепились, он к мужской половине паствы вроде бы не относится, но я думаю, что и в мужской части можно найти какие-то такого же рода традиционные установления. В частности, такие вещи, как покрытие или непокрытие головы как связаны со спасением? И связано ли?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Это вопрос послушания, своей покорности. Апостол Павел об этом и говорит, что эта покорность жены в признании ею того, что она подчиняется мужу. И вопрос послушания в данном случае так и звучит. Если я покорна, если я имею смирение, раз Церковь так говорит, предлагает мне покрывать голову, да, я покрываю голову, потому что так принято в церкви. И это для тебя спасительно. Если ты хочешь бунтовать, это тоже твой выбор, твое право, наверное. Пока ты воспринимаешь это так, наверное, в каком-то смысле ты согрешаешь. Когда я еще служил в Оптиной пустыни, на подворье, в свое время, это начало нулевых было, там у нас был ревностный батюшка, ныне покойный. Он очень любил женщин цеплять за то, что они в штанах в храм приходят или с непокрытой головой. На что ему справедливо настоятель говорил: ну, посмотри, те женщины, которые стали постоянными прихожанками, воцерковились, разве ходят в штанах в храм и с не покрытой головой? Нет. Поэтому ты лучше расскажи о положительном учении Церкви, о Христе, о жизни во Христе. Потом, когда она примет это, она, безусловно, примет традиции Церкви, и со смирением будет ходить в том виде, в котором и нужно ходить в церковь, который традиционен для посещения храма. Наверное, вопрос послушания важен, но если ты пока не способен это принять, Господь долготерпит на нас и ждет нашего покаяния, пока мы не придем к тому, что то или иное постановление Церкви для нас спасительно и полезно.

Константин Мацан:

— Иеромонах Назарий (Рыпин), игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни сегодня с нами в программе «Светлый вечер». По поводу, кстати, брюк, которые прекрасная половина человечества тоже может надевать сегодня, понятно, все носят джинсы, брюки, не только мужчины, но и женщины. Я такое мнение слышал от одного из современных иерархов Русской Православной Церкви в каком-то открытом его интервью, что вообще-то про брюки в Писании не говорится, говорится, не носи мужской одежды. Если это брюки, купленные в женском отделе, если они скроены, как часть женской одежды, и мужчина никогда их не наденет, потому что они очевидно женские, это является нарушением?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Я согласен, что опять-таки это определенная традиция, потому что если говорить о заповеди Моисея, когда мужчина не должен носить женскую одежду, а женщина мужскую, речь идет о том, чтобы тем самым не выражать нетрадиционные отношения полов. Об этом, прежде всего. Моисей запрещает этим заниматься, а одежда — это выражение твоей нетрадиционности. Ни в каком ином контексте здесь речь об этом не идет. Каноны одежды очень менялись, в южных странах мужчины носили туники, которые похожи на юбки, наше средневековье русское — это кафтаны, полукафтанье, которые тоже похожи на платья, мужчины носили, никого это не смущало и не возмущало. Более того штаны для греков и римлян — это была варварская одежда, выражающая принадлежность к народам, не имеющим культуры. Сейчас, я с вами согласен, есть такие фасоны брюк, которые никак мужскими не назовешь. Наверное, зависит от традиции того или иного прихода, насколько прихожане и настоятель, духовенство этого храма способны терпимо относиться к этим женщинам, ожидая того, что, наверное, когда-то, со временем они смогут принять то, что для нас более традиционно, приходить в длинной одежде, юбочке. Повторюсь, эта тенденция с брюками достаточно поздняя. Еще лет тридцать назад брюки женщины практически не носили, это была редкость. Пожалуй, в 90-х, в начале нулевых это уже очень сильно изменилось.

Константин Мацан:

— Знаете, о чем бы я еще хотел спросить? Мы обсуждаем частные вещи, они очень интересны. Еще, пожалуй, я не могу по-журналистски не спросить об одной вещи. Она снова связана с прекрасной половиной человечества. Я знаю много примеров, когда сокрушаются женщины о таком правиле, как невозможность приступать к таинствам во дни очищения свои. Я слышал разные версии объяснения происхождения такой традиции, такого правила, и контробъяснения, что это устаревшая история, потому что сегодня есть все средства гигиены, которые должны всю проблемы снять на корню. Есть ситуации, когда Пасха, у всех радость, а не может женщина приступить к таинству, потому что вот есть такая для кого-то уже устаревшая традиция, порожденная реалиями очень-очень далеких веков. Что вы об этом думаете?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Изучение этого вопроса приводит к нам к тому, что в ранней Церкви вообще никак этот вопрос не затрагивался. Чем позже, ближе к нам, тем правила в отношении дней очищений женских все строже и строже. Допустим, у католиков этот вопрос до сих пор никак не затрагивается, вообще к христианской церковной жизни никак не относится. Но все-таки опять-таки это вопрос традиции и мера строгости зависит от самой женщины и того духовника, у которого она окормляется. Наверное, не стоит осуществлять революцию в Церкви и, приступая к таинствам, пусть она посоветуется с тем духовником, у которого она окормляется. В любом случае, насколько я знаю, и мой покойный старец еще в 90-е годы мне говорил, что допустимо женщине и к иконе приложиться, и помазаться. Хотя он был строгих правил, совершенно не либерал. Игумен Федор, Оптина пустынь, почивший в 2003-м году, и бравший начало еще в Глинской пустыни, воспитывавшийся в Троице-Сергиевой лавре. Даже к исповеди, если есть такая необходимость, в паломничестве женщине подойти, если какая-то есть нужда. Но все-таки с причастием вопрос на сегодняшний день в современной Церкви, из всех традиций и даже канонических установлений Православной Церкви только страха ради смертного допускается женщина к таинству. Хотя есть и смелые пастыри, которые допускают, но это дело их совести пастырской, как они это разрешают со своими духовниками или со своим архиереем. Но общая традиция такова. Конечно, другая крайность, когда это воспринимается как ритуальная нечистота и нельзя даже в храм войти и вообще не прикасаться. На сегодняшний день таинство крещения в силу того, что женщина погружается в купель, наверное, это тоже не этично по ряду причин, и таинство причащения, женщина от этих таинств воздерживается.

Константин Мацан:

— Мы говорим о традиции, важный вопрос, который я в начале нашей программы уже поставил, какое место занимает традиция в жизни церкви, особенно Православной Церкви? Я помню, по-моему, в статье у отца Павла Флоренского «Православие», она так и называется, есть такая мысль, что для русского православия, для русского народа, может быть, какая-то неточность или какое-то незнание догматических вопросов не так строго порицается, как несоблюдение или небрежность в отношении именно традиции, внешнего благочестия, всего того, что не затрагивает сути богослужения, не затрагивает догматики и Символа Веры, а относится к привычной стороне церковной жизни. Если вспомнить другой философский текст «Три разговора» Владимира Сергеевича Соловьева с краткой повестью об антихристе, когда антихрист приходит и обещает всем трем конфессиям сохранить то, что им наиболее важно, православным он обещает сохранение традиций, потому что православные очень чтут традицию. Возникает вопрос, где главное и где второстепенное? Что в традиции сущностное, связанное с сердцевиной, со спасением? А что меняется с годами? Я долго вопрос задаю, но просто, чтобы накопить набор ассоциаций. Я помню, что еще лет 15 назад одну мою знакомую в монастыре отругали за то, что она стояла, читала молитвы с телефона. Попался очень строгий насельник, который ругался, что она в храм пришла с телевизором. А она просто молитвы читала. Я думаю, что сегодня это уже невозможно, сегодня все настолько привыкли к этому, в каких-то ситуациях даже священник может какую-то молитву с телефона прочитать. Может быть, это не очень привычно внешне, но никого в шок уже не повергнет и никакую реакцию осуждения не вызовет. Меняется жизнь. Традиции меняются вместе с жизнью? Что вы об этом думаете?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Безусловно. Но вопрос очень обширный. Может быть, начать с обряда и догмата? Безусловно, соблюдать обряд проще, потому что он на поверхности, мы это все воспринимаем, пусть даже не правильно понимаем порой. Но слыть благочестивым и ревностным через соблюдение обряда гораздо проще, через это самоутверждаться, что свойственно было книжникам и фарисеям, где-то себя похвалять и превозноситься над кем-то — это проще для человека, скажем, не очень образованного и знающего положительное учение Церкви. Знание обрядов необходимо. С другой стороны, церковная жизнь ищет себе форму, она имеет проявления, и отрицать обряды и благочестие было бы нелепо, оно тем самым рискует ниспровергнуть соблюдение нами догматов. Это двоякая форма церковной жизни. Об этом богослов Владимир Лосский говорит. Но вспоминаются слова священномученика Иллариона (Троицкого), когда он был на Соловках, я не помню, кто из священников или иерархов Церкви приехал на Соловки в заключение, и он немножко с иронией спросил: а вы тоже относитесь к секте типиконщиков? Как кто-то из отцов 20-го века сказал, что они положили на престол Типикон вместо Евангелия. Это крайности, конечно, не нужно слишком перегибать палку в этом смысле. Как мы уже говорили, легко самоутверждаться через обряд, но и можно впасть в схоластику, если без традиции молитвы, без практики молитвы, без внешнего благочестия пытаться постичь Бога только через познание догматов. Это путь, на котором человек может прийти к высокоумию без внутренней мистической жизни. С другой стороны, жизнь в церкви без знания догматов может привести к мистификации или внешнему обрядоверию, которое не подкреплено знанием о положительном учении Церкви. Наверное, во всем нужна здравая мера и всегда в любом обряде соблюдать золотую середину. Но в чем проблема? Проблема в том, что Церковь имеет охранительную функцию еще, нужно не забывать об этом. Почему ее консервативность так нарочита? Потому что задача Церкви сохранять неповрежденное учение Христа для последующего поколения. Поэтому когда Церковь обвиняют в излишней консервативности это необходимая мера. Но, беря повод от этого, важно не перейти в ригоризм, в излишнюю строгость, чтобы обряд не сохранялся ради обряда. А так строгость в Церкви понятна и оправдана именно в силу того, чтобы через размывание границ традиции, постепенно не утратить традицию благочестия, традицию веры. Важен не только догмат как таковой, но как он воспринимается и в каких формах он проявляется в жизни Церкви. Сравнить с католиками, они многие вещи убрали спорные, ложные их догматы исправили, и Символ Веры даже исправили, но они не перестали быть католиками, потому что они утратили практику внутреннего благочестия не поврежденного, практику молитвы, практику трезвения, практику покаяния. Что собственно, является исполнением и совершением актуализации нашей веры и знания нами наших догматов Церкви.

Константин Мацан:

— У нас сегодня в гостях иеромонах Назарий (Рыпин), игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни. Мы скоро вернемся. Не переключайтесь.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня иеромонах Назарий (Рыпин), игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни. Мы говорим сегодня о традиции и традициях в Церкви. Вы в самом начале программы сказали, что, например, в греческой Церкви практически женщины не носят платков. Такой традиции массового, постоянного, в кавычках «обязательного», общепринятого ношения женщинами платков нет, а вот у нас, в Русской Православной Церкви, есть. Получается, что разные традиции в разных Церквах, но и та и та православная, и та и та предполагается, что спасительная, и там и там таинства действительные происходят. Что вы об этом думаете?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Это имело и имеет место быть. Сейчас я вспоминаю, есть послание Восточных патриархов, если не ошибаюсь, это послание начала или середины 19-го столетия, где, я сейчас не вспомню, кто из наших русских иерархов обращается к ним в каких-то спорных вопросах. Но они как раз говорят, что у нас может быть различие во второстепенном, но единство в главном. Именно это важно, чтобы сохранять суть веры и ее выражение, а какие-то обряды, формы благочестия могут быть разными. И даже отличия в Типиконе у нас могут быть. Хотя Типикон в принципе один. Скорее даже греки сохраняют больше Типикон, это Афонская традиция. У них был принят разный устав для мирян и для монастырей. К сожалению, у нас он тоже был на Поместном Соборе 18-го года принят, но не получил распространения. Хотя мы все знаем, что устав прихода и монастыря отличается, но различие устава приходского это больше пожелание самих настоятелей, их решение. А у них это является соборным установлением, где они соблюдают устав, принятый всей Церковью. Тем не менее, им это не мешает спасаться, и мирянам и монахам. И в чем-то мы отличаемся. На приходах у нас, допустим, упрощенное богослужение, где-то и монастыри порой ради присутствия прихожан в храмах тоже идут на какие-то небольшие уступки, сокращения службы. Такие монастыри в Греции на Кипре, на материковой Греции, если не брать Афон, на Крите тоже чаще служат по какому-то уже более приходскому уставу. Во всем есть разумная мера, соразмеренность. Главное, чтобы не положить Типикон вместо Евангелия на престол, не терять сердцевину христианства, который есть Христос и стремления к уподоблению Ему в Его качествах Божественных, в Его добродетелях.

Константин Мацан:

— Я от одного священника-библеиста такую мысль слышал. Его спросили, может ли прихожанин сам брать читать Евангелие и как-то трактовать внутренним зрением, внутренним пониманием, не опасно ли это? Вдруг человек уйдет в ересь, в неправильное понимание. Важно, чтобы это была евангельская группа с наставником, со священником, важно опираться на святых отцов. На это священник, соглашаясь с тем, как важно, чтобы был наставник, чтобы была опора на святых отцов, тем не менее, отреагировал очень неожиданно. Он сказал, с его точки зрения, если вы что-то как-то не так протрактуете, у себя на страничке в социальных сетях об этом напишете — это мало кого взволнует. А вот если вы что-то в чинопоследовании измените немножко, это вызовет бурю негодования и большое внимание. Я снова возвращаюсь к теме, что некоторые внешние, не в смысле поверхностные, а в смысле обрядово-литургическая сторона ставится под особый знак по сравнению с вещами сетевыми, смысловыми, внутренними. Вы такую проблему видите?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Она отчасти существует. Мы об этом говорили, что внешне соблюдать проще, где-то почивать на лаврах самосознания того, что я все знаю в церкви, как положено. А блюсти внутреннее своего сердца, конечно, сложнее, признаваться себе в своей несостоятельности христианской, в своих страстях, которые меня борют и побеждают регулярно, всегда болезненнее и сложнее. Тут уже нужно покаяние и ведущее к нему смирение через познание себя. Конечно, изучать Евангелие нужно, если даже касаться этой темы, но важно как Евангелие раскрывает, и понимает наша святая Церковь соборная и апостольская в полноте своей. Да, неоднократно приходилось об этом говорить, о том, что диавол, после сорокадневного искушения приступая ко Христу, цитирует Ему Священное Писание, но как он диавольски его понимает. Все ереси имеют основание на неправильном понимании тех или иных слов Священного Писания. Но Христос отвечает диаволу, также цитируя Священное Писание, как правильно нужно его понимать. Поэтому, безусловно, это крайне важно, Свое понимание Священного Писания, как тебе кажется, проверять мнением Церкви, мнением святых отцов.

Константин Мацан:

— Эта тема о мнении святых отцов, о так называемом согласии отцов, Consensus patrum, предполагает, что если есть по какому-то вопросу согласие разных святых отцов, то так и нужно понимать. Но есть вещи, по которым святые отцы не совсем согласны друг с другом. В чем-то отличия есть, детали, разные акценты. Я сейчас не предлагаю уходить в конкретику и перечислять примеры, мы тут ступаем на зыбкую почву, и нужно было бы обложиться источниками и конкретными исследованиями на эту тему. Вы сегодня много говорите о мере, разумной середине, здравом смысле, а где эта мера, как ее искать, чтобы с одной стороны Евангелие было твоим Евангелием, чтобы оно в тебя попадало, с другой стороны, чтобы не протрактовать его «от ветра головы своея». Можно же очень лихо цитировать отцов, их толкования, внутренне оставаясь совершенно равнодушным.

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Безусловно. И мы видим, если брать современное католичество, 2-й Ватиканский Собор начала 60-х годов прошлого столетия уже теперь, когда у них был лозунг «назад к отцам», принятие каких-то старых традиций древней Церкви привело к тому, что они уничтожили существующую традицию церковной жизни. Тем самым эти древние традиции оказались чисто модернизмом, потому что они не имели за собой внутреннего содержания, выражения внутрицерковной жизни. Такой риск есть, если просто заниматься каким-то начетничеством, цитированием без внутренней жизни. Середина обретается через доверие Христу, через доверие Церкви, напряженную достаточно жизнь во Христе, это поиск Бога, узнавание себя через молитвенную жизнь, через размышления над Священным Писанием, над словами отцов. Разумная критичность, недоверие себе, не тотальная, безусловно, но все же стараясь проверять то, что я думаю, чувствую, вижу, мыслю, с тем, что несет в себе Церковь, чему она нас учит.

Константин Мацан:

— А вот еще одна тема, очень чувствительная сегодня для церковного сообщества. Не только, кстати, для церковного. Тема о церковно-славянском языке. Это что с вашей точки зрения? Это часть традиции, что мы молимся не на современном русском или у этого есть догматический богословский смысл? Или так нельзя противопоставлять традицию и богословский смысл?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Я думаю, что причина немножко в другом кроется. Если сейчас перевести на русский язык богослужение, оно не станет понятнее, потому что оно содержит глубокие истины, богословские в том числе. Взять наш Октоих или Триодь постную. Там и нравственное богословие, в Октоихе даже догматическое богословие. Многие богословы многих поколений обращаются к этим текстам, как к первоисточнику. Славянский язык претерпевал изменения, если взять славянский язык какого-нибудь 12-го века и взять наш славянский язык, наш славянский уже практически русифицирован очень сильно. Даже славянский язык 17-го века и 16-го очень отличается от нашего славянского языка. Проблемы переводов были, и попытки его осуществлялись, в том числе, еще когда мы переводили калечно, то есть синтаксис греческого сохранялся, не применим будучи к славянскому языку. Почему Октоих порой так трудно воспринимаем, там два слова переставь, все становится на свои места, но почему-то никто этим пока не занимается. И вторая проблема, с расцерковлением общества, скажем так, в 20-м столетии мы потеряли возможность адекватного перевода многих наших текстов на более русский язык. Потому что нужно, во-первых, быть в глубокой церковной традиции понимания этих текстов, а с другой стороны, иметь очень хорошее литературное образование, то есть хорошо владеть инструментом языка, чтобы многое стало чуть-чуть ближе к современному языку и современному пониманию современных людей. В этом проблема. Я думаю, это так или иначе будет осуществляться, как мы говорили, потому что наш славянский отличается от древнеславянского языка, что-то меняться будет. Но если найдутся такие носители веры и носители языковой традиции современной.

Константин Мацан:

— Иеромонах Назарий (Рыпин), игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А есть традиции, которые различаются — для монашествующих и для мирян? Вы наместник монастыря, вы много лет были насельником Оптиной пустыни, то есть это монастырская среда, монастырская культура. С другой стороны, Оптина пустынь настолько известный и любимый народом монастырь, что сюда стекается море мирян. Вообще традиции русских монастырей, в этом ее даже парадоксальность, вроде бы, люди уходят в монастырь от мира, а на самом деле монастырь открыт к миру и мир притекает к монастырю в очень большой степени. Поэтому и Достоевский, Гоголь, все ехали в Оптину пустынь. Сейчас прекрасно проводят последние годы дни Достоевского в Оптиной пустыни. Где приходится говорить людям, что это для монашествующих, это не для вас? Или наоборот, когда человек говорит: я же не монах, почему я должен так-то, так-то в церкви жить, мыслить? Вы отвечаете: нет, это для христианина вообще, для каждого человека. Что вы об этом думаете?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Нет какого-то особого Евангелия для мирян и для монахов. Евангелие одно, просто традиционно мы считаем, что мирянам можно в чем-то послаблять. На самом деле и миряне должны жить целомудренно, и миряне не должны заниматься стяжательством, и миряне должны оказывать послушание — те три обета, которые дает монах. Но как человек, живущий в миру, отец семейства обязан зарабатывать деньги и заботиться о хлебе насущном. Так же как настоятель в монастыре имеет какие-то хозяйственные попечения. И, допустим, с епископа, как с главы церкви, имеющего тоже хозяйственные заботы, обет нестяжания по канонам Церкви снимается. Не то что он стяжает себе что-то, но он обязан заниматься церковными проблемами, имущественными проблемами, финансовыми проблемами. Речь не о том, различия, конечно, есть. Монахи постятся еще в понедельник, монашеский пост существует, ангельский, так называемый. Есть монашеские правила более продолжительные, которые миряне не совершают. Но в плане добродетели мы все должны стремиться. Но и Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов) говорят о том, что хранение ума и сердца от помыслов греховных больше свойственно монашествующим, ведущим не рассеянную жизнь и занимающимся молитвой. А молитва на языке отцов — это, прежде всего, краткая молитва, как умное делание. Все то, что мы называем зачастую молитвой, какие-то правила, акафисты — это все больше молитвословие. А мирянам они рекомендуют больше сохранять решимость к исполнению заповедей Христовых, то есть несогласие на грех внутренний. Это больше мера для мирян. Если мирянин берется за не свойственные ему формы христианской жизни, то он рискует потерпеть фиаско. Почему, опять же, наши святители, а по сути даже преподобные по подвигу своему, Феофан Затворник, как затворник, Игнатий (Брянчанинов), тоже проживший большую часть жизни в монастырях и окончивший в затворе, но это другой вопрос, говорят о том, что не советуют читать высокие книги о монашеской жизни, созерцательные или строгую аскетику. Мирянин, начитавшись этого, впадает в две крайности, либо мечтательность, пытается выдавать желаемое за действительное и тем самым впадает в прелесть в той или иной мере. Либо же это приводит его к унынию, потому что он видит себя неспособным к исполнению такой высоты этих добродетелей и подвигов и начинает унывать, расслабляться и может вообще ту простую свою меру добродетельной жизни потерять через такое неправильное восприятие святых отцов. Такой риск существует.

Константин Мацан:

— Вы упомянули такую важнейшую вещь, как умная молитва. Давайте, я вас попрошу со стороны вашего монашеского, пастырского опыта, чтобы вы сказали мирянам, которые нас слушают, следует ли пробовать вот эту краткую молитву Иисусову творить постоянно, когда едешь в автобусе или гуляешь с собакой? Или это вовсе будет вредно и лучше этого не делать?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Безусловно, заниматься Иисусовой молитвой нужно. Но еще в 19-м столетии старец Макарий Оптинский написал такую книжицу, которая называлась «Предостережение для проходящих умную молитву Иисусову». Тем самым предостерегая многих занимающихся этой молитвой не приступать сразу к высоким степеням этой молитвы, дабы не повредиться. Сейчас, может быть, отчасти проще отношение к ней, но раньше, особенно в 19-м веке, занятия Иисусовой молитвой считалось чем-то высочайшим, и человек невольно заражался духом самомнения, горделивости. Через это, не предочистившись от грубых страстей, мог получить больше вреда, чем пользы. Поэтому старец Макарий советовал, прежде всего, заниматься устной молитвой, или беззвучно проговаривая ее устами, либо проговаривая негромко, когда это возможно, или шепотом. И только потом уже через долгий опыт очищения сердца от грубых страстей переходить к умной молитве, кому дано по благодати Божией, конечно, весьма немногие люди к сердечной молитве, как открывшийся дар Божий в сердце человека. Мирянам нужно ей заниматься, но советоваться со своим духовником или с тем, кто в этом что-то понимает. Наши пастыри многие занимаются молитвой, но, наверное, не все. Чтобы не получилось, что начал молиться, а на исповеди приходской пастырь может замахать руками: что ты, в прелесть впадешь, прекращай это. Такие советы бывают.

Константин Мацан:

— Как можно повредиться от молитвы? Это именно о том, что слишком много о себе подумаешь? Подумаешь, что я уже достиг почти святости?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Совершенно верно. Когда человек, такое слово, замаливается. Когда человек теряет предстояние пред Богом, для него эта молитва уже как некая медитация, сам он не замечает, что молится не Богу, а сам себе в этой молитве. Он просто занимается самолюбованием, самодовольством в этой молитве, поэтому важно не терять дух покаяния, сокрушения сердечного, об этом нужно помнить. И все-таки более-менее регулярно сверять свое молитвенное состояние и практику молитвы хоть чуть-чуть с тем, кто в этом немножко понимает. Или просто заниматься внешним подвигом молитвы, даже устное принесение молитвы помогает сосредоточить ум, не рассеиваться в дороге, в городе, а это большое искушение, какие-то баннеры, рекламы, впечатления, люди, одежда, особенно летом. Все напечатлевается в нашем сознании, а Иисусова молитва будет очень помогать от всего этого не то, что абстрагироваться, а сосредотачиваться внутренне на предстоянии пред Богом и меньше впечатлений получать от всех этих внешних факторов.

Константин Мацан:

— Еще одна очень серьезная тема — связь таинства исповеди и таинства причастия. Мы не раз и в нашей студии на эту тему говорили. В Русской Православной Церкви так устроена жизнь, церковный календарь, просто расписание прихода, что как правило, таинство исповеди предшествует таинству причастия, ты не можешь приступить к таинству причастия, если ты накануне или за несколько дней или на этой неделе, тут уже как решит священник, духовник, настоятель, не исповедовался. Это правило не какое-то жестко ригористичное. Есть разные ситуации, когда настоятель знает своих духовных чад, он может сегодня кого-то благословить причаститься без исповеди. Он знает ситуацию человека и понимает, что этот человек опытный прихожанин, если бы у него были грехи, несовместимые с причастием, он бы и не дерзнул сегодня к Чаше приступать. В моем вопросе не содержится намек, что давайте мы эту связь таинства исповеди и причастия пересмотрим, отменим, устроим революцию. С другой стороны, и в нашей программе, в этой студии, на вашем месте сидели священники, которые говорили: давайте мы аккуратно, осторожно, ответственно будем об этом говорить, что есть другая крайность, когда таинство исповеди воспринимается как билет к причастию. Когда священники просто не успевают поисповедовать всех, кому-то, может быть, и нет большой необходимости сегодня идти на исповедь, но традиция опять же такова, и человек про себя думает, как же я пойду к причастию, если сегодня я не исповедовался. Если даже ему говорят: да нет, можно, иди. — Нет. — Серьезные грехи есть? — Нет, вроде никого не убил, жене не изменил накануне. Нет, я не могу без исповеди пойти, уже что-то внутри совесть не позволяет. Скорее, это уже про привычку, чем по-настоящему про покаяние. Человек придет на исповедь в этот момент, и какого-то перерождения не произойдет, он просто еще раз расскажет о своих грехах, но ему это надо, потому что привычка. Что вы об этом думаете?

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Даже если брать древнюю молитву разрешительную, не ту, которую мы сейчас читаем, она сохранилась у нас в исповеди, она предваряет. «Господь и Бог наш..., аз недостойный иерей Его властью мне данною прощаю и разрешаю». А предыдущая молитва была разрешительная, в ней есть очень хорошая строка: «Примири и соедини святей Твоей Церкви». То есть предполагается, что человек в каком-то смысле отпал от Церкви, мы просим Его примирить и соединить с Церковью. Не каждый раз мы можем переживать покаяние как эту форму совершающуюся или акт внутренний. Но можем сказать, что это по маловерию происходит, от отсутствия внутренней свободы. Но ее на раз-два не получишь, это опыт внутри Церкви, опыт твоего личного общения со Христом, твоих падений, твоего покаяния, твоего становления внутреннего. И когда ты понимаешь, что Христос все-таки милосердный любящий отец, а не какая-то карающая машина, по каким-то принципам действующая, лишь тебя наказующая постоянно, тогда рождается определенная степень доверия Богу. Эти степени разные, есть не только доверие, следующий шаг — верность Христу. Все же, можно сказать тем мирянам, которые смущаются, ты причащаешься не без исповеди, ты причащаешься с исповедью, но которую ты совершил чуть ранее. И если ты не имеешь чего-то, что ты переживаешь как глубокое разлучение со Христом, то нет смысла профанировать таинство. Достаточно твоего самоукорения. Есть у преподобного Василия Поляномерульского в сборнике преподобного Паисия (Величковского) о том, что достаточно повседневного покаяния, исповедания грехов, которое мы читаем в вечерних молитвах, для того, чтобы получить внутреннее разрешение от Бога. А потом систематизированно на очередной исповеди, когда будет для этого удобное время и возможность у священников, в будний день, ты можешь все это исповедовать. Ты не совершаешь какого-то преступления, потому что нет смертного греха, который бы тебя разлучил со Христом. А те грехи каждодневные, укоряй себя с покаянием, с сокрушением, с сознанием собственного недостоинства преступай к Чаше. Исповедь не делает нас достойными, это осознание недостоинства должно быть всегда, исповедовался ты накануне или исповедовался чуть раньше. Это должно быть всегда как осознание Дара Божьего, величайшего Дара, который Господь тебе дает, как способность приступить к этой Чаше жизни, как возможность соединиться со Христом, принять Его в себя, как драгоценнейший Дар и милость Творца по отношению к тебе. Наверное, на этом нужно основываться, на том, что нам не хватает этой свободы внутренней, не хватает веры. Поэтому с рассуждением иногда пробовать, когда большие праздники, когда нет возможности всем поисповедоваться. С благословения священника, с прежней исповедью, хотя бы просто взять благословение: батюшка, благословите мне причащаться, я исповедовался неделю или три дня назад. А если есть смущение, ну, хорошо, тогда кратко, потому что со смущением, как апостол говорит, все будет грех. Если не хочешь в этом согрешить, что сделаешь? Как апостол говорит: немощных в вере не нужно укорять.

Константин Мацан:

— Ну что ж, спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Иеромонх Назарий (Рыпин), игумен Свято-Введенской Макарьевской Жабынской пустыни, сегодня был с нами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона был Константин Мацан. Спасибо еще раз. До свиданья.

Иеромонах Назарий (Рыпин):

— Спасибо. Всего доброго.


Все выпуски программы Светлый вечер


Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем