Поделиться
Святитель Лука Войно-Ясенецкий
Перед Великой отечественной войной в селе Большая Мурта под Красноярском появился странный ссыльный. Он устроился работать в местную больницу, и сразу стало понятно, что это очень хороший доктор. Но перед операцией – это медсестры видели своими глазами! – он широко крестился и йодом рисовал на месте разреза крест. Церкви в селе давно уже не было, и этот странный доктор уходил в соседний лесок, ставил там на пень икону и молился. По документам звали его Валентин Феликсович Ясенецкий, но рецепты он подписывал двойной подписью – с добавлением «епископ Лука». А через несколько месяцев после начала войны в село прилетел самолет, приземлился на поле за огородами и забрал доктора-епископа.
Доктор, которого прикомандировали к главному красноярскому госпиталю, вытащив из ссылки, и был святитель Лука, в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий.
Священник и врач, богослов, проповедник и автор «Очерков гнойной хирургии», которые до сих пор служат учебником для хирургов. Вскоре после Великой Отечественной войны он почти одновременно становится лауреатом Сталинской премии и обладателем самой высшей церковной награды – бриллиантового креста. Уникальный человек, всю жизнь отдавший служению людям, и, наконец, святой, который помогает верующим и после своей земной жизни – по вере и молитве. Как все это соединялось в одном человеке, как это было возможно?
Родился Святитель Лука 27 апреля 1877 года в Керчи. Он с детства обладал талантом к рисованию, увлекался философией и другими гуманитарными науками, но, в конце концов, решил окончить медицинский факультет. С юношеским максимализмом он считал, что сейчас важнее помогать людям и сразу же после окончания института уехал в деревню работать земским врачом.
Молодой доктор работает над диссертацией, делает серьезные научные открытия и ничто не предвещает, что он когда-либо станет священником. Но вот перед самой революцией Валентин Войно-Ясенецкий начинает писать книгу о гнойной хирургии. И однажды совершенно неожиданно у него возникает странная мысль, что когда он закончит этот труд, на титульном листе рядом с его фамилией появится слово «епископ».
Вскоре из-за болезни супруги ему приходится уехать в сухой и жаркий климат, в Ташкент. Начинается гражданская война, гонения на церковь, а он, наоборот, в церковь приходит. Посещает богослужения, выступает на собраниях верующих. Но ни о каком священстве, а тем более о сане епископа все также не думает.
Все происходит неожиданно для него самого. Однажды на епархиальном собрании он очень хорошо выступил. Он говорил о положении дел в епархии, о том, как жить верующему человеку в условиях безбожной советской власти. И после собрания правящий архиерей епископ Ташкентский и Туркестанский Иннокентий, восторгаясь его выступлением, вдруг сказал: «Доктор, Вам нужно быть священником!». И ни минуты не размышляя, Валентин Войно-Ясенецкий, неожиданно для самого себя, вдруг сказал: «Хорошо, Владыко! Буду, если так Богу угодно!». И уже в следующее воскресенье в чужом подряснике он вышел к стоящему на кафедре собора архиерею и был посвящен сначала в иподиакона, а потом, во время литургии и в сан диакона. Еще через неделю его рукоположили в иерея, он стал священником.
А наутро в понедельник уважаемый хирург появился в больничном коридоре в необычном виде...
Как оказалось, бывает! Не обращая внимания на удивленные взгляды, Войно-Ясенецкий прошел в свой кабинет, снял церковное облачение, надел халат и стал готовиться к операции. Ассистенту, который обратился к нему по имени и отчеству, сказал – что Валентина Феликсовича больше нет. Теперь есть отец Валентин.
Коллеги недоумевали, студенты пытались устроить обструкцию профессору, коммунисты впрямую издевались. Войно-Ясенецкий не обращал внимания, но уж если вступал в дискуссии, то за словом в карман не лез.
В двадцать первом году чекисты решили устроить показательный суд над коллегами Войно-Ясенецкого. Ясенецкий выступил в их защиту. С научными аргументами, убедительно и весомо. Тогда начальник Ташкентского ЧК Яков Петерс задает, как ему думается, убийственный вопрос, который должен опустить противника в глазах зрителей…
ПЕТЕРС
Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?
Отец Валентин тогда ответил, не задумываясь: «Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей Вы, гражданин общественный обвинитель?». Коллег Войно-Ясенецкого на тот момент оправдали, но чекисты впоследствии припомнили ему этот диалог.
А времена надвигались страшные. Разрушения храмов, аресты и расстрелы священников. Опасно было не то, что бы служить, – опасно было просто верить.
Но именно тогда священник Войно-Ясенецкий делает следующий шаг – он принимает сан епископа. И получает новое имя – в честь евангелиста Луки.
Это почти автоматически означало арест. От него требовали одного: отречься от веры, снять с себя сан и пожалуйста – работай, оперируй, живи, как советская элита. Он выбрал другое – тюрьмы, допросы, пытки и ссылки – в Енисейск, Архангельск, далекий Туруханск.
Работа в маленьких сельских больницах и служба в сохранившихся еще храмах. Суровые условия жизни, морозы, бедность, человеческие страдания.
Как ни странно, освобождение принесла война! Нужно было спасать огромное число раненых, и его уникальный опыт в гнойной хирургии стал жизненно необходим. И более того, он понадобился и как священник, как епископ! В тяжелое военное время Сталин вспомнил о церкви, о том, что она утешает и укрепляет, помогает пережить потери и дает силы. В стране открываются храмы, нужны священники и церковные иерархи, но почти все они уничтожены репрессиями. Войно-Ясенецкого назначают епископом Красноярским.
С утра он оперирует, осматривает раненых, консультирует. А потом – отправляется на службу, принимает по церковным делам.
После Красноярска его направили архиепископом в Тамбов, а после окончания войны – в Ялту. Везде он лечил и проповедовал, устраивал жизнь епархии и помогал людям. За научные медицинские труды ему была присуждена Сталинская премия.
Казалось, жизнь наладилась. Однако испытания его не закончились.
Он постепенно слепнет, не может уже заниматься врачебной деятельностью. В стране начинаются новые гонения на церковь, закрытие храмов и пропаганда атеизма. До самого конца своей нелегкой жизни он продолжает бороться – как с собственными недугами, так и с непростыми обстоятельствами жизни внешней. Борется за каждый храм в епархии, за каждую душу. Люди записывают его проповеди, передают друг другу простые тетрадки с записями.
Святитель Лука покинул этот мир 11 июня 1961 г. – в день празднования Всех Святых, в земле Российской просиявших.
Надпись на могильном камне он придумал заранее. Она включала все, что ему было дорого. То, что он всю жизнь пытался соединить и все-таки соединил. «АРХИЕПИСКОП ЛУКА ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКИЙ, доктор медицинских наук, профессор хирургии. Лауреат».
Правда, прошло еще тридцать лет, прежде чем на очередном издании его «Очерков гнойной хирургии» к фамилии автора на обложке добавилось слово «епископ». Но это все-таки произошло, и, значит, все было правильно и верно.
В 1996 году были обретены нетленными его честные мощи, которые покоятся ныне в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя. В 2000 году архиепископ Лука Войно-Ясенецкий был причислен к лику святых как святитель и исповедник. И до сих пор он продолжает помогать тем, кто приходит к нему с молитвой о помощи и исцелении.
Тишина. Наталия Лангаммер
Поделиться
Вы когда-нибудь слушали тишину? — спросил нас режиссер в театральной студии, где я занималась в детстве. Мне было лет десять.
И мы решили послушать эту самую тишину. Замерли на минуту.
Вечер. Школа. Звуки уставших шагов учителей, которые задержались после уроков. Звук швабры, моющей пол. То ли звон, то ли шипение потолочных светильников. И тишина. Просто тишина.
Недавно слушала аудиобеседы владыки Антония Сурожского с прихожанами. Он рассказывал, что просит не беспокоить друг друга в храме, когда кто-то молчит, пребывает в тишине. Это очень важный момент. Момент погружения в себя, раздумий, молитвы. В конце лекции он предложил: «Давайте помолчим». И я вместе с владыкой и его паствой замолчала.
В детстве слушать тишину было любопытно. А сейчас?
Сейчас, в зрелом возрасте это, как глоток воды, как покой, как выдох усталости, как сладость.
Сейчас, когда я верующий человек, в тишине я слышу не звуки мира, я слушаю, я хочу услышать Бога. Я безмолвно молюсь. Кажется, мы оба молчим.
Как это нужно. Как это редко бывает. Просто остановиться и слушать тишину, а в ней — присутсивие Господа.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
Поделиться
Фото: PxHere
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Поделиться
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе
