Поделиться
У нас в гостях был заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии Алексей Светозарский.
Разговор шел о возрождении монашеской жизни в Даниловом монастыре в 1983 году и о том, как передавались Церкви другие монастыри в конце 80-х годов.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели. «Светлый вечер» на светлом радио. И сегодня специальный выпуск — как всегда по четвергам мы здесь говорим о Церкви в советское время, во второй половине двадцатого века, начиная с 40-х годов и до распада Советского Союза. Совместный проект радио «Вера» с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». И по традиции здесь директор этого музея Ксения Толоконникова. Добрый вечер.
К. Толоконникова
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— И у нас в гостях сегодня Алексей Константинович Светозарский — профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии. Здравствуйте.
А. Светозарский
— Добрый вечер.
К. Толоконникова
— И идейный вдохновитель нашего музея — я не устану об этом повторять, потому что без Алексея Константиновича мы бы ничего не имели из того, что мы имеем сейчас.
А. Светозарский
— Ну, наша тема сегодня другая...
К. Толоконникова
— Да, наша тема сегодня другая. Мы хотели выбрать какую-то конкретную тему и хотели поговорить о возвращении Церкви и открытии Данилова монастыря в Москве в 83-м году. Потому что это, конечно, было такое событие беспрецедентное для той эпохи. И может быть, имело бы смысл, Алексей Константинович, напомнить сначала нашим слушателям вообще ситуацию с монастырями в Советском Союзе. Я думаю, что будет иметь смысл в последствии сделать отдельную передачу на эту тему, но хотя бы просто вот вкратце обрисовать, что происходило.
А. Светозарский
— Тема очень интересная и неоднозначная на самом деле, потому что, да, согласно с каким-то таким общим, распространённым представлением, монастыри закрывали, монахов куда-то выгоняли, убивали и так далее. Но на самом деле всё было сложнее, потому что новое советское законодательство предполагало некую лазейку для существования иноческих обителей под видом каких-то...
А. Пичугин
— Трудовых артелей...
А. Светозарский
— Да, трудовые артели...
К. Толоконникова
— Но это значительно более ранняя такая история — история двадцатых годов.
А. Светозарский
— Да, трудовые артели, православные колхозы и так далее. Часть закрывалась, обращалась в тюрьмы, какие-то колонии и так далее. Вот Данилов монастырь, интересно, в 18-м году официально закрыт, а реально закрыт в 1929-30-м.
А. Пичугин
— А как понять «официально» и «реально»? Потому что всё-таки центр Москвы...
А. Светозарский
— Дело в том, что для городских монастырей это момент организации прихода, общины. Монахи продолжают служить в этом монастыре, миряне составляют общину, и какой-то из храмов монастыря задействован.
К. Толоконникова
— И какой-то храм монастыря продолжает действовать.
А. Светозарский
— Да, так же Петровский монастырь действовал, и Сретенский, и некоторые другие обители. А Данилов монастырь — дольше всех.
А. Пичугин
— Монахи, соответственно, там живут, живут в своих кельях, корпусах — всё пока принадлежит им.
А. Светозарский
— Ну нет, «живут» — там вопрос отдельный, потому что кого-то выселяют, кого-то выселять некуда. Престарелых монахов — их в Дом СОБЕСа куда-то там и так далее. Для остальных — кем-то они устроены — дворниками и так далее. Это очень сложный момент — они живут на месте, живут в монастыре. Но главное в том, что это уже не монастырь, это приходская община, где монахи просто служат — по приглашению, по какому-то там договору и так далее.
А. Пичугин
— И это судьба у многих монастырей в Советском Союзе. Но в какой-то момент их или практически не остаётся, или совсем не остаётся.
А. Светозарский
— Это рубеж 28-29 годов — это год великого перелома. Данилов монастырь, по разным данным, дожил до 1929, 1930 или 31-го года — вот уже остатки Данилова монастыря в виде этой общины приходской. Вот монастырь был уничтожен и там появились другие совершенно организации, которые заняли эти помещения.
К. Толоконникова
— И прежде всего это была, по-моему, колония для беспризорников.
А. Светозарский
— Да, это были беспризорники, это был первый этап, связанный с детьми, которые стали сиротами во время Гражданской войны. Там было относительно либерально, там были разного рода эксперименты в духе известной книги «Республика ШКИД» — вот эти дети под барабан ходили даже на Красную площадь 1 мая. С одной стороны, они изолированы, они охраняются конвоем, но они такие же граждане РСФСР и СССР...
К. Толоконникова
— Но тем не менее «дефективные», как их тогда называли.
А. Светозарский
— Да, но потом это дети тех, кого расстреливали на Бутовском полигоне, в Бутырской тюрьме — там уже мрачная история была.
К. Толоконникова
— Я где-то читала в чьих-то воспоминаниях, что там было дано указание разлучать братьев и сестёр.
А. Светозарский
— Есть такое, но это надо проверить, потому что есть целая книга об этом.
К. Толоконникова
— То есть это был детприёмник.
А. Светозарский
— В любом случае это ничего хорошего. Там есть история одна очень трогательная: мальчик шёл в матросском костюмчике, выскочил на улицу, родителей забрали, и в этом костюмчике он проследовал в Троицкий собор бывшего Данилова монастыря, в бывший собор. Его обобрали, он проснулся голым — страшная история. Тяжёлые истории были, да.
К. Толоконникова
— И в каком состоянии Данилов монастырь подошёл к тому времени, когда стало обсуждаться его возможное возвращение Церкви?
А. Пичугин
— А может быть, чуть-чуть, чтобы не было сразу такого прыжка из 20-х в конец 70-х — колония там продержалась тоже ведь не все эти десятилетия?
К. Толоконникова
— А по-моему, все.
А. Светозарский
— Все десятилетия, да, до того, как здания передали Патриархии. Я помню эти здания, ты идёшь... я очень долго искал Данилов монастырь, потому что у меня было своё открытие Москвы, у меня был старинный путеводитель, по которому я пытался найти какие-то памятники интересные и так далее — Данилова не было вообще. Была книжка советская «Имена московских улиц».
А. Пичугин
— Была и у меня тоже, да, замечательная.
А. Светозарский
— Да, хорошая книжка. И ты смотришь — а Данилова монастыря там нету. Приезжаешь туда — ну метро «Тульская» не было, там на метро где-то, на трамвае от метро «Павелецкая»...
А. Пичугин
— «Моя мама от Зацепы водит два прицепа» — помните? Это же как раз...
А. Светозарский
— Да. И бабушки говорят: «Да это вот туда», — и ты попадаешь на Даниловское кладбище — в который раз. Оно само по себе замечательное, но это не монастырь. Но был какой-то момент, когда я попал. Но вот южная сторона монастыря — это обрушенная стена, и стоит такой деревянный забор, по нему колючая проволока... вышка была или не была — не помню, не буду говорить зря. И там такие ребята — вот там, где сейчас ОВЦС размещается, в этом здании, здание было с решётками — и там какие-то парни бритые наголо: «Сейчас бы водочки!» Но как-то в центре, но как бы в стороне — но я нашёл его, нашёл Данилов монастырь.
А. Пичугин
— А вам сколько лет тогда было?
А. Светозарский
— Я думаю, что это школьные годы.
К. Толоконникова
— То есть это 70-е годы.
А. Светозарский
— Да, школьные годы. На самом деле, кто знал, они очень точно указывали, я поэтому и нашёл — это были реставраторы-рабочие, которые работали по восстановлению. Там была программа: восстанавливали башни, стены...
К. Толоконникова
— То есть реставрация тем не менее велась, несмотря на то, что там была вот эта колония.
А. Светозарский
— Да, это надо отметить, да, это было так. В башне так был вмурован котёл, где выпаривали бельё — ну понятно, что из опасения тифа, всяких паразитов — это сохранялось.
А. Пичугин
— Интересно, что вы рассказываете не про 30-е годы, а про вторую половину 70-х.
А. Светозарский
— Да нет, 70-е, даже начало 80-х.
К. Толоконникова
— Я думаю, что этот котёл тогда уже не действовал, я думаю, что были уже более совершенные способы борьбы с паразитами.
А. Светозарский
— Да, но приходили люди. Москва чем интересна — приходят: «Ребята, а чего вы тут делаете?» — «Знаете, я сейчас вам расскажу!» И рассказывали, что это чан, где выпаривали эти штанишки, куртки, рубашки.
К. Толоконникова
— Подождите, вот это действующая колония практически в центре Москвы, тем не менее вы туда можете спокойно зайти внутрь?
А. Светозарский
— Нет, потому что часть колонии выгорожена, и там происходит государственная реставрация. Вот первый участок Данилова монастыря, куда я попал, это храм святых отец семи Вселенских Соборов. Его как-то выгородили, и он был уже не колония. И мы там выносили и дохлых кошек, и битый кирпич, и какой-то там уголь и так далее. Мы работали там — это было уже не колония.
К. Толоконникова
— А вы работали там в качестве кого?
А. Светозарский
— В качестве добровольного помощника.
К. Толоконникова
— Добровольного помощника кого?
А. Светозарский
— Реставраторов.
А. Пичугин
— Ещё был жив Барановский тогда, который один из зачинателей начала возрождения архитектурного комплекса.
К. Толоконникова
— То есть вы туда попали ещё в доцерковную эпоху как «питомец» реставраторов?
А. Светозарский
— Да, ну не «питомец», но было такое желание попасть.
А. Пичугин
— Возникает логичный вопрос: вот было решено передать — сейчас мы ещё поговорим о причинах, почему было решено передать один из монастырей Церкви, — но почему выбор в итоге пал на Данилов монастырь? Ведь в Москве как минимум три комплекса гораздо более сохранившихся — это Новоспасский, это Новодевичий, это соседний Донской, который изначально, говорят, хотели передать. Ещё более-менее сохранился Андроников монастырь — там музей; ну и Крутицкое подворье. А при этом передают тот, который активно используется советскими общественными структурами.
А. Светозарский
— Здесь я могу ответить только на основании каких-то преданий устных, но я думаю, вполне достоверных. Что касается Крутиц — там вечная реставрация, там со времён, как там был заключён в течение суток Лаврентий Павлович Берия, Барановский там присутствовал. Поэтому, конечно, нет. Новоспасский — вроде бы Патриарх Пимен туда приезжал и споткнулся.
К. Толоконникова
— Ходила легенда, что, якобы, он там сломал палец — упал и сломал палец.
А. Светозарский
— Да, палец сломал, поэтому сказал «нет». Это был хороший такой комплекс сохранившийся. Донской — это филиал музея имени Щусева и старые большевики, их нельзя сбрасывать со счетов, они были, существовали.
К. Толоконникова
— Но они на Новом Донском кладбище были.
А. Светозарский
— Они были и там и там, поэтому для них какие-то церковные вещи были невозможны. Но я думаю, что вот поэтому. Данилов — совсем разрушенный, по сравнению с этими монастырями, с другой стороны, не такой, как об этом пишут. Это были руины... но были здания с крышами, крыши не текли — вот надо было их просто восстановить и перестроить, чем и занимались...
А. Пичугин
— Всех можно адресовать на два ресурса. Вот если кто-то хочет визуализировать то, что сейчас Алексей Константинович говорит, то можно посмотреть на сайте https://pastvu.com — там очень много фотографий, как выглядел Данилов монастырь в те годы советские...
К. Толоконникова
— Да, и с разных точек — там разные ракурсы, это очень интересно.
А. Пичугин
— И есть замечательная книжка Петра Георгиевича Паламарчука «Сорок сороков», где тоже есть достаточно много фотографий, в том числе знаменитая фотография со стороны трамвайных путей, где колокольни нет ещё, естественно, там такой обрубок законсервированный, но стены, фасадом выходящие на трамвайные пути, вполне себе целы.
А. Светозарский
— Колокольня была срублена, колокольня — это КПП было. А вот с южной стены — там кусок стены монастырской упал, где когда-то раньше был пруд, который засыпали в советское время. И по этой развалившейся стене — вот этот деревянный забор, о чём я говорил. Такое тяжёлое впечатление всё это производило. Но была большая радость, когда мы все туда вошли.
А. Пичугин
— Когда пошли разговоры о том, что его передадут?
А. Светозарский
— Я думаю, что люди более компетентные, может быть, знали раньше — это 1982 год, это ноябрь. Здесь трудно сказать, потому что это последний месяц жизни дорого Леонида Ильича. Если мы говорим о советских вождях и о тех, в таком классическом смысле, исторических анекдотах, то ни о ком не рассказывали таких анекдотов, как о Брежневе. Когда вот рассказывал мне лично отец Матфей Стаднюк, во время кремлёвских приёмов, где бывало духовенство разных конфессий, высшее, конечно, Патриарх Пимен и Леонид Ильич Брежнев встречались. И Брежнев хотел как-то определить своё комплиментарное отношение. Он подходил с таким ритуальным бокалом шампанского к Патриарху Пимену и говорил: «Я в детстве стихарь носил!»
А. Пичугин
— Фотографии есть.
А. Светозарский
— Да-да. Он чокались, выпивали по бокалу и расходились. Я не склонен к тому, чтобы видеть каких-то тайных христиан в наших вождях и так далее, но был какой-то пиетет. Была верующая мама, которую отпевал владыка Ювеналий в Новодевичьем монастыре — это факт.
А. Пичугин
— Верующая мама Леонида Ильича — она же его сильно пережила.
А. Светозарский
— Да. И он очень любил маму... но как-то, видимо, что-то такое. И как пишут, что на смертном одре он подписал... не на смертном — никто не думал, что он умрёт, умрёт так внезапно — это ноябрь 1982 года. Ну да, действительно, незадолго до кончины...
А. Пичугин
— В Ташкент съездил ещё.
А. Светозарский
— Да, он подписывает передачу зданий бывшего Данилова монастыря под Духовно-административный центр Русской Православной Церкви. О монастыре и речи нет — резиденция Патриарха, зал заседаний, конференц-зал и так далее.
А. Пичугин
— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня вы слушаете совместный проект радио «Вера» и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Сегодня у нас в гостях заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии Алексей Константинович Светозарский.
К. Толоконникова
— Почему я предложила эту тему — поговорить о Даниловом монастыре — у нас в музее есть ряд экспонатов, посвящённых так или иначе открытию монастыря. Во-первых, это икона, которую как раз вы, Алексей Константинович, передали — икона «1282 — 1982» — такая очень трогательная, типографского исполнения иконка. И есть несколько записей, которые, я не знаю, каким образом сделаны — это просто записи на листочках. Я вам показывала, Алексей Константинович, вы помните. Судя по всему, не очень грамотный человек, скорее всего пожилая какая-нибудь женщина, записывала это с чьих-то слов, возможно, со слов священника, который говорил это с амвона. И вот там записано... там, во-первых, тропарь Даниилу Московскому приведён и написано, что вот возвращают Данилов монастырь Церкви — там будет центр для проведения миротворческих конференций.
А. Светозарский
— Да-да-да...
К. Толоконникова
— Но тем не менее туда ведь сразу вошли в большом числе монахи. Это так?
А. Светозарский
— Да нет, это вообще получилось всё наоборот, как у нас часто бывает в нашей практике. Планировался Центр административный там какой-то, миротворческий, экуменический... а пришли монахи. Пришёл отец Евлогий (Смирнов) — эконом лавры, инспектор...
К. Толоконникова
— Будущий митрополит Владимирский.
А. Пичугин
— Буквально недавно почисленный на покой, но ещё здравствующий — дай Бог...
А. Светозарский
— Да, инспектор Московской духовной академии, его ученики — молодые монахи, очень такие... Они здравствуют, я не буду называть их по именам, но такие горящие — вот с горящими глазами, совсем молодые.
К. Толоконникова
— Я так понимаю, что многие из тех, кто пришёл тогда, и по сей день остались в стенах Данилова монастыря, то есть у них такая счастливая монашеская судьба.
А. Светозарский
— Да, более того — и прихожане остались. И в результате, да, для властей, конечно, это был Центр, а для москвичей это был первый монастырь. У нас ближайший монастырь — лавра. Там были какие-то почитатели, которые ездили, но это сложно — это 70 километров и так далее, а здесь — в Москве.
А. Пичугин
— 50 лет прошло с тех пор, как в Москве закрылся последний монастырь.
А. Светозарский
— Да. И вдруг открывается именно монастырь. Причём — там никто об этом не трубил, но мы-то все знали — это нижний храм, храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, Покровский, там иконостас в таком духе Древней Руси, кованые подсвечники, лавки — можно сидеть, пожалуйста, потому что Всенощная...
К. Толоконникова
— Служба очень долгая, да...
А. Светозарский
— Конечно. Причём мальчики направо, девочки налево — всё, как положено.
А. Пичугин
— Это же мало где соблюдается.
А. Светозарский
— Мало, конечно, но мы это ценили и очень любили.
А. Пичугин
— А можно, с вашего позволения, одну цитату? Я не знаю, кто этот человек, но цитата, кстати, из «Википедии»: «Поверить в это было не просто — чтобы в центре Москвы, этого образцового коммунистического города, среди бесчисленных красных флагов, стендов с идеологической агитацией под названием „Наш советский образ жизни“ или „КПСС — ум, честь и совесть эпохи“ вдруг „церковники“, как тогда называли православных, открыли не храм, а самый настоящий монастырь. Нет, здесь что-то не так, этого не может быть — так говорили многие».
А. Светозарский
— Я сразу среагирую насчёт лозунгов, чего-то ещё — эти лозунги никто не замечал, они давно умерли, и я не думаю, что был какой-то контраст. Но то, что открылся монастырь — вот с этой службой, с этими кафизмами...
К. Толоконникова
— С колокольным звоном... была звонница.
А. Светозарский
— Более того, это был первый храм, который действовал в течение дня. Ну как было принято? — что «извините, храм закрыт на уборку».
К. Толоконникова
— Что, и Богоявленский собор в Елохове закрывали?
А. Светозарский
— Елохово держалось дольше всех — до двух часов дня. Потом они уже нехотя закрывали до пяти часов, до вечерней службы. Но это было правило, это было обязательно — зайти просто так...
К. Толоконникова
— А вот это тоже момент, который мне совершенно был незнаком.
А. Светозарский
— Да, нельзя. И если помните, Святейший Патриарх Алексий Второй издал специальное распоряжение: храмы открыты в течение дня. Всякий, кому это нужно — войти, поставить свечку, помолиться, приложиться к иконе, купить книжку нужную, подать записку — до этого не было ничего. И вдруг в Даниловом храм преподобного Серафима Саровского! Внешняя стена — бывших больничных палат, первый этаж, вот ты заходишь, и там чётки преподобного Серафима, там какие-то ещё реликвии, а потом там сначала часовня, потом иконостас, престол, совершается Литургия. Но дело в том, что можно в любое время туда прийти — просто посидеть, помолиться, почитать что-то, поставить свечку. Вот больше не было таких мест.
К. Толоконникова
— А людей много было на службах и в течение дня?
А. Светозарский
— Много, приходили, ставили свечи. Но не на службе — там ничего не происходило: просто ты приезжаешь и просто посидеть в храме можно было.
К. Толоконникова
— А фактически монастырь когда открылся, в каком году было первое богослужение?
А. Светозарский
— Мне сложно сказать, я помню, что последний мой год обучения в МГУ — это 1985-й, в сентябре мы... малый собор Донского монастыря — служит отец Евлогий с монахами, то есть они ещё не вернулись совсем. Но 88-й — да, уже всё — монастырь.
К. Толоконникова
— Но 88-й, да — там торжественное богослужение на площади, десять тысяч богомольцев.
А. Светозарский
— Причём было благословения Патриарха Пимена причащаться всем без подготовки. Причащались даже некрещёные, сочувствующие, скажем так — это факт, это было.
К. Толоконникова
— Причащайтесь все — Господь своих отберёт. Да? Если это перефразировать.
А. Светозарский
— Да, и правда отобрал, потому что вот известный мне случай: доктор наук, филолог, специалист в области древнерусского языка, будучи некрещёным, там причастился и потом вскоре принял святое крещение.
А. Пичугин
— Но вот я читаю, что в 83-м году всё равно официально утвердили наместника — пускай это ещё не монастырь, но Евлогий, тогда ещё отец Евлогий, был утверждён наместником.
А. Светозарский
— Ну да, май 1983 года.
К. Толоконникова
— А мы сейчас смотрим на ситуацию с точки зрения церковных людей. Но Москва же не сплошь состояла из церковных людей. Каково было отношение вообще к открытию монастыря в обществе московском, очень разнородном?
А. Светозарский
— Ну, такие широкие народные массы, понятно, что не среагировали — это было не событие. Но туда, в Данилов монастырь, приходила масса людей, которых нельзя было... никто не спрашивал — церковный ты или нецерковный... приходили люди, которым было радостно это. Никто не спрашивал: «Како веруеши?» — как в Запорожской Сечи по Гоголю, читай «Символ веры» — нет, конечно, рады были всем. И люди приносили какие-то полотенца, иконочки, ковши, кастрюли — то, что нужно было в такой бытовой жизни. Приходили самые разные добровольные помощники, таскали на своих носилках, в вёдрах мусор разный.
К. Толоконникова
— Там же ещё всё было засыпано грунтом на несколько метров, потому что туда же свозили грунт при строительстве метро.
А. Светозарский
— Да. Как и в других монастырях, всё это выносилось. И был совершенно потрясающий братский обед потом — эта трапеза. Это был суп — я сейчас помню...
К. Толоконникова
— И всех кормили?
А. Светозарский
— Конечно. Это была перловка, капуста, картошка, морковка и сайра. Мясо не подавалось, всё было очень строго изначально — так же, как служба, так и трапеза. Но это тот случай, про который говорят, что ничего вкуснее не едал. После этого братского труда тяжёлого — правда, тяжёлого: таскать все эти кирпичи, осколки и так далее, — вот это была нехитрая, но с любовью, с молитвой приготовленная трапеза. Но вот люди как-то знакомились, общались — это очень важно было. К тому же для людей церковных после каждого богослужения суточного круга звучал тропарь по благословению Патриарха Пимена «Явился еси в стране нашей, яко звезда пресветлая, благоверне княже Данииле, лучами света твоего озаряя град твой и обитель твою». Вот все мы знали этот тропарь, ну и как-то это звало куда-то — что возрождается настоящий монастырь, и князь Даниил — это хозяин Москвы.
А. Пичугин
— Вы говорили, что это был такой маркер для знающих, то есть когда по храму его начинали петь — это не просто так поют.
А. Светозарский
— Да, и плюс к тому был значок, первый значок, очень аляпистый — это Троице-Сергиевой лавры. Это можно только там девочкам в детском саду куда-то там на шапку...
К. Толоконникова
— На бантик...
А. Светозарский
— Да, на бантик. Он такой ужасный был совершенно, но, поскольку другого не было, некоторые украшались им. А даниловский был такого голубого цвета, синенького — колокол и даты основания обители и юбилея обители. И многие люди украшались, чтобы обозначится. До этого не было ничего подобного. И я думаю, что если бы это были 50-е годы, то не каждый готов бы был таким образом обозначиться. А здесь уже вопрос назрел, время пришло, и вот носили эти... но тоже не самые с эстетической точки зрения удачные значки, но тем не менее своя своих узнавали.
К. Толоконникова
— А вот мне интересно: известны ли вам случаи враждебного отношения к монастырю, к факту его открытия? Там возмущённые рабочие какого-нибудь завода пишут письмо в «Литературную газету» или в газету «Труд»?
А. Светозарский
— Нет.
А. Пичугин
— Времена изменились, наверное.
А. Светозарский
— Там рядом был завод, где делали зонтики — это храм Воскресения Словущего.
А. Пичугин
— На кладбище который.
А. Светозарский
— Нет, рядом с самим монастырём была фабрика, она исчезла — никто ничего. Наоборот, все радовались. И люди, которые были не готовы идти дальше как бы, они всё приходили и помогали, потому что есть верующая бабушка, верующая мама, тётушка. Они как бы это отрабатывали, делали и считали, что вот это комплиментарное отношение достаточно — для них, по крайней мере, я не знаю, как дальше у них было.
А. Пичугин
— Не было ли в Даниловом монастыре более простого отношения к молодёжи, которая приходила на большие праздники церковные: на Рождество, на Пасху, крестные ходы. Если по большим московским храмам обычно выставляли каких-то дружинников, оцепление, не пускали, то в Даниловом как было?
А. Светозарский
— Вы знаете, уже другое время. Хотя, да, вот я помню 85-й год, это мой выпускной год, когда служат в Донском — ну явно я даже не помню, честно говоря. Какой-нибудь 83-й год — точно проблемы пройти в храм. Как было в Даниловом — я думаю, что ничего ещё там не было, а был Донской монастырь. И поэтому там всё подчинялось тем правилам, которые существовали. Наверное, кто-то там останавливал, кто-то там фильтровал этих людей — не знаю, не могу сказать, не помню просто.
А. Пичугин
— У нас маленький перерыв. Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Светозарский — заведующий кафедрами Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской духовной семинарии. Это совместный проект нашей радиостанции с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Директор этого музея Ксения Толоконникова по традиции в этой студии, я — Алексей Пичугин. И через минуту мы снова вернёмся.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня совместный проект наш в эфире — радио «Вера» и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». По традиции директор этого музея Ксения Толоконникова здесь, я — Алексей Пичугин.
К. Толоконникова
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Ещё раз добрый вечер, да. Алексей Константинович Светозарский, профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрам Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской семинарии. И мы сегодня вспоминаем, как это было в начале 80-х годов, как открывали первый монастырь после многих лет отсутствия в городе Москве монашеских обителей. Вот мы как раз... 82-83-й год у нас...
К. Толоконникова
— Вообще в России, я имею в виду РСФСР, сколько монастырей к началу 80-х годов осталось?
А. Светозарский
— Два. Лавра и Печоры.
К. Толоконникова
— Лавра и Печоры, да. А все остальные монастыри — это Прибалтика, в основном Украина, конечно. В Белоруссии?
А. Светозарский
— Жировичи.
А. Пичугин
— Жировичский монастырь.
А. Светозарский
— Там был не только... там был женский монастырь, община которого переехала в Жировичи, то есть там было два монастыря теоретически — две общины монашеские.
К. Толоконникова
— На территории одного монастыря.
А. Светозарский
— Да.
А. Пичугин
— А Украинская ССР, я так понимаю, помимо Почаевской лавры...
К. Толоконникова
— Ой, там очень много было женских монастырей...
А. Пичугин
— Киево-Печерская лавра...
А. Светозарский
— Она закрыта была.
А. Пичугин
— А там же что-то действовало...
К. Толоконникова
— Нет-нет, ничего не действовало, в 60-е годы уже закрыли, закрыли академия и семинарию...
А. Пичугин
— А точно, извините!
А. Светозарский
— Она с 89-го действовала.
К. Толоконникова
— В Закарпатье Мукачевский монастырь и так далее, то есть те монастыри, о которых здесь, по-моему, вообще никто не слышал.
К. Толоконникова
— В Киеве два, по-моему, было женских монастыря.
А. Светозарский
— Да, Покровский и Фроловский в Киеве... мужских не было.
А. Пичугин
— Но всё равно не стоит забывать о каких-то тайных монашеских общинах, о которых мало кто знал, которые жили по домам, по деревням. У нас целая программа была на эту тему.
А. Светозарский
— Алексей, на нас это вообще никак не... мы не знали.
А. Пичугин
— Я понимаю, никак. Но сам факт того, что какая-то монашеская жизнь в таком виде существовала — это тоже факт.
А. Светозарский
— Для нас было важнее, что вот в Москве открывают настоящий монастырь. Да, мы читали ЖМП...
К. Толоконникова
— И можно туда уйти, если что.
А. Светозарский
— Ну подождите. Кто-то ушёл, конечно, но можно было прийти на эту Всенощную замечательную, образцовую — таких не было в Москве служб, не было.
А. Пичугин
— А откуда традиция? Она же прерывалась. Вот, кстати, хороший вопрос, логично следующий: из насельников того старого Даниловского монастыря кто-то дожил и кто-то участвовал в открытии?
А. Светозарский
— Конечно. А, старого Данилова монастыря?
К. Толоконникова
— Да, старого, закрытого на рубеже 20-х, 30-х.
А. Светозарский
— Да. Это монах Михаил (Карелин), он там поселился, там и почил. И это отец Даниил (Сарычев)...
А. Пичугин
— Архимандрит.
А. Светозарский
— Но он в Данилов не вернулся, он жил в Донском. Видимо, потому, что он так сугубо почитал память Патриарха Тихона. Я свидетель: в самые такие советские годы, начало 80-х, это память святителя Тихона Задонского, небесного покровителя Патриарха Тихона, это 26 августа, 25 августа вечером на Всенощной духовенство всё уходит — служат Всенощную, первый час, потом панихида — они все уходят, а он остаётся и вот рассказывает о Патриархе. Просто неформально рассказывает, переживая и так далее. Я думаю, что поэтому.
А. Пичугин
— Он был канонархом Данилова монастыря до закрытия, но так как он был совсем юным молодым человеком, он не постригся. Когда монастырь закрылся, соответственно, было уже и негде, хотя он собирался. Его благословили жениться, он женился, прожил долгую жизнь со своей супругой, потом они по обоюдному согласию постриглись, и только тогда уже будущего отца Даниила рукоположили.
А. Светозарский
— Да. И вот он приходил. Он называл себя Иваном Сергеевичем. Ребята-реставраторы советские до всяких монастырских дел... там сначала угловая башенка одна, я не знаю, как её назвать — северо-восточная крайняя башня, где этот чан стоял для кипечения одежды всякой заразной и так далее — вот он туда приходил. Он представлялся как Иван Сергеевич, его знали как отца Иоанна, в храме он служил...
А. Пичугин
— А он уже был рукоположен на тот момент?
А. Светозарский
— Да-да. Но он как частное лицо приходил, там «ребята, я увидел это, то...», но и ребята знали, кто он такой. Это было в советское время.
А. Пичугин
— Наверное, прихожане ещё были, которые помнили. Всё-таки если лет 30 человеку было, который ходил в старый монастырь, ну ему там, да, 80 уже. Но старушки-то, понятное дело, как раз в основном костяк...
А. Светозарский
— Были, да. Помнили, конечно.
К. Толоконникова
— Я думаю, если говорить о вот этих образцово-продолжительных монастырских службах, то это был, конечно, молодой задор вот этой лаврской братии, которая вот здесь пришла восстанавливать это настоящее монастырское житьё-бытьё. Я, кстати, не знаю, как в лавре к этому времени обстояло с богослужебной практикой, скажем так, не скажу дисциплиной.
А. Светозарский
— Как она уже установилась там во второй половине 40-х, так она и была. А здесь некая особенность...
К. Толоконникова
— То есть они к ней что-то прибавили, да?
А. Светозарский
— Они не только прибавили, они перенесли особенности вот этой лаврской традиции в Данилов монастырь. Например, пышное название Свято-Данилов монастырь — вот как не говори «халва», во рту слаще не станет. До революции никакого «Свято» — просто Данилов монастырь и всё. Но при этом что ещё? Преподобный Даниил — да никогда он не почитался преподобным. Это был князь, это был правитель, это был воин, который обнажает меч только для защиты своих рубежей, он предпочитает миром действовать... А здесь почему «преподобный» Даниил?
К. Толоконникова
— То есть благоверный он всегда был.
А. Светозарский
— Ну конечно.
А. Пичугин
— Ведь мы же никогда Александра Невского преподобным не называем, хотя могли бы...
К. Толоконникова
— Хотя он тоже принял постриг.
А. Светозарский
— Да, вот они оба были преподобные, я думаю, либо в течение дня, суток или нескольких часов, в соответствии с тем восприятием монашеского пострига, который смывает все грехи. Я не буду сейчас останавливаться на этом. Но вот они монахи, пришедшие из лавры, которые привыкли начинать день у преподобного Сергия...
К. Толоконникова
— В пять часов утра.
А. Светозарский
— Точно так же они ходят к преподобному князю. Я думаю, что он очень бы удивился, что он преподобный. Ну ладно, это уже мои фантазии. Но это вот традиции лавры, перенесённые в Данилов монастырь.
А. Пичугин
— Мы сейчас продолжим про Данилов говорить, но мне вдруг срочно понадобилось узнать: какой следующий открылся монастырь?
К. Толоконникова
— А Толга, наверное, и Оптина — 1987 год.
А. Светозарский
— Да, конечно.
А. Пичугин
— Я так понимаю, что будущего владыку Евлогия перевели в Оптину пустынь именно потому, что у него был опыт возрождения Даниловского монастыря.
А. Светозарский
— Да, конечно.
К. Толоконникова
— То есть это ещё до празднования тысячелетия Крещения Руси, когда после 88-го года, где-то на рубеже 80-х, 90-х, вот этот процесс возвращения монастырей уже принял такой обвальный характер.
А. Светозарский
— Но это был всё-таки ещё вариант штучный — мы Толгу вам разрешим, мы это... а дальше уже обвал, потому что Патриарх Алексий Второй настаивал на том, чтобы это носило массовый характер.
А. Пичугин
— Ну и 90-й год — указ ещё Президента РСФСР Бориса Николаевича Ельцина о передаче церковных зданий в собственность, который, кстати говоря, и не исполнялся толком никогда. Там, где была воля тех людей, которые занимали эти помещения, передать, те — да. А массовый характер это так и не носило, просто постепенно уже произошло.
А. Светозарский
— Но вот что касается Тысячелетия — мы не попали туда, не было у нас таких ходов каких-то...
К. Толоконникова
— А нужно было иметь какие-то специальные ходы?
А. Светозарский
— Были пропуска, билеты, была разная публика — и все они причащались, как я уже говорил. Мы стояли — оцепление было — метрах в трёхстах, наверное, от входа и были счастливы.
К. Толоконникова
— А служили, если я правильно помню, на День Всех святых в земле Русской просиявших, да?
А. Светозарский
— И служили наш Патриарх и Патриарх грузинский, и оба они освятили Святые Дары — были дважды освящённые Святые Дары. Патриарх Пимен был очень слаб, служили Литургию на улице, там был престол. Но я этого не видел, я это знаю, я это видел по хронике, сохранились кадры...
К. Толоконникова
— А это демонстрировали, кстати, по центральному телевидению?
А. Светозарский
— Там были новостные выпуски, там под юбилей в программе «Взгляд» появился иеромонах, о котором никто ничего не слышал, но вот он там это комментировал компетентно — это было.
А. Пичугин
— А иеромонах настоящий?
А. Светозарский
— Я не знаю, я уже видел его как бывшего — он какой-то публицист, журналист и так далее. Марк Смирнов.
А. Пичугин
— А! Отец Марк Смирнов!
А. Светозарский
— Да. Но он же сейчас не отец.
А. Пичугин
— Но он на тот момент уже не был...
К. Толоконникова
— Не отец Марк Смирнов. А кто-то присутствовал из чиновной братии, из высоких чиновников кто-то присутствовал на этом богослужении?
А. Светозарский
— Не видел, не знаю, но вполне возможно. По крайней мере они всё это решали — что передать, как передать...
К. Толоконникова
— Я даже в чьих-то воспоминаниях, помню, видела, что когда ещё пришли первые монахи, когда отец Евлогий и ещё несколько человек братий, ещё не все дети, не все насельники бывшие оттуда выехали. То есть они так постепенно сменяли друг друга.
А. Светозарский
— Эта трогательная книга давно уже вышла, «Первый на Москве» она называется, называется рассказ «Деточки».
К. Толоконникова
— Да-да-да, точно — там, да!
А. Светозарский
— Он рассказывает, как они тихонько убрали бюст гипсовый Владимира Ильича — там он стоял, по тем временам это было сложно. Такие интересные воспоминания.
К. Толоконникова
— А должны они были какого-то разрешения добиваться на то, чтобы убрать бюст? Или это тайнообразующе всё было сделано?
А. Светозарский
— Ну как? 1986-87 год, там Куроедову: «Уважаемый Владимир Алексеевич, просим вашего благословения убрать...» — да нет, конечно, они тихонечко его убрали. А убрали так, как будто бы экскаваторщик или водитель грузовика нечаянно задел Ильича.
К. Толоконникова
— Но это символично, мне кажется, было падение гипсового бюста этого. Потому что, например, на площади перед лаврой до сих пор преспокойно стоит себе эта чёрная голова.
А. Светозарский
— Этот «чёрный Лукич» является памятником, и в своё время, конечно, его бы надо было переправить в музей местный и какой-то доступ обеспечить почитателям. Ну а сейчас, нет, всё — памятник. Памятник и есть памятник.
К. Толоконникова
— Кто же его посадит...
А. Пичугин
— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Светозарский, заведующий кафедрами Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской духовной семинарии. Мы вспоминаем, как передавался Церкви Данилов монастырь в Москве.
К. Толоконникова
— А сколько было этих первых троицких монахов, пришедших восстанавливать эту монастырскую жизнь в Даниловом монастыре?
А. Светозарский
— Мне трудно сказать, но думаю, что не меньше двадцати. Кое-кто из них до сих пор подвизается в стенах обители.
К. Толоконникова
— Духовник Данилова монастыря, насколько я помню.
А. Светозарский
— Да. И конечно, прихожане — это такой костяк, который сразу выделился. Вот эти богослужения, эти духовники — там есть вот такая своя сердцевинка прихожан, которые верны монастырю.
К. Толоконникова
— Мне интересно: а как-то власть, Совет по делам религии смотрели сквозь пальцы на то, что там вместо такого административного центра монастырь возрождается? Или как — уже махнули рукой на это всё?
А. Светозарский
— Может быть, махнули, может быть, не очень компетентны. Ну что, они будут ездить на Всенощную, смотреть, какие там скамейки, какие там кафизмы читают? Это им было не очень важно — там чего-то делается... это владыка Евлогий, в то время отец Евлогий, это его инициатива — делать монастырь. И на мой взгляд, это единственная возможная по тем временам тактика — просто делай своё дело.
А. Пичугин
— Кстати, с этой тактикой потом вполне успешно он продолжал и во Владимирской епархии, где у него достаточно так всё по-хорошему строго было и чинно. Владимирская епархия совсем небогатая всегда была, хоть и даром, что соседняя с Москвой, но вот как-то там всегда всё очень было так...
А. Светозарский
— А для нас это было: «Данилов? Да ты что?! Вот там такая служба!» И ты выходишь: «Я отстоял в Даниловом Всенощную со всеми кафизмами!» — я сидел на лавочке, там лари какие-то были вдоль стен — это была Древняя Русь. Ну, стилизация, понятно, но очень хорошая, которую мы ждали, которая была нам приятна, потому что...
К. Толоконникова
— Четыре часа, наверное, Всенощная?
А. Светозарский
— А я не знаю, сколько, не засекал. Но было так небыстро, но всё чётко, ясно. Мы этого не знали — этого не было. Где была хорошая служба — в Елоховском, но она была приходская и архиерейская.
К. Толоконникова
— Такая некоторая оперность в этом во всём была.
А. Светозарский
— Была, конечно: что правый хор, что левый. И мы это любили, и Патриарх Пимен. Но здесь вот вообще другое.
А. Пичугин
— А неужели вы с этим другим не были знакомы? Вы же ездили в Троице-Сергиеву лавру, где вот что-то такое было наверняка.
А. Светозарский
— Ну, ездил... скорее, утром на богослужение, потому что вечером ты приехал, чего там — в девять закончилось, куда? Какая там электричка? Какой-то странный город, не очень приветливый, скажем так... Поэтому, нет, скорее, праздник с утра. А здесь вот стой и всё, наслаждайся и радуйся, что это есть. Мы, правда, радовались там.
А. Пичугин
— Интересно, личности — какие-то необычные, наверное, люди приходили, помимо монахов, помимо бабушек, помимо людей, которые этим интересовались. Обычно же — вот только открылся монастырь (я так представляю себе это время), и тут же какие-то совершенно неординарные личности, которые носили в себе веру подспудно, кто-то просто вот... я не знаю, от ветра приходил в монастырь. Но вот с кем-то приходилось встречаться из таких необычных людей, да?
А. Светозарский
— Были, да. Было управление по восстановлению монастыря, возглавлял его митрополит Алексий
(Ридигер), заместителем был митрополит Филарет (Вахромеев) — такие фигуры. Были члены семей священнослужителей — поповичи там работали, потому что это было как бы и идеологически и практически для них важно. Был отец Василий (Росляков) — один из трёх убитых иноков...
К. Толоконникова
— В Оптиной уже убитых.
А. Светозарский
— Да. Он после журфака МГУ и работы, по-моему, в «Красной звезде», вот он работал какое-то время там. Разные люди, и вообще там очень интересные были люди...
А. Пичугин
— Да, скорее о какой-то неформальной стороне — не о тех, кто там служил, а вот кто туда вдруг пришёл.
А. Светозарский
— Ну да, но там, может быть, не так просто было найти каких-то людей. Ну да, знакомились, общались — были люди.
К. Толоконникова
— А первые постриги когда там стали совершаться?
А. Светозарский
— Я не могу сказать, я внутренней жизни монастырской не знал, конечно. Мы ходили, таскали эти носилки какие-то, корзинки, вёдра и так далее, и радовались.
А. Пичугин
— А отец Алексей (Поликарпов), нынешний наместник монастыря, когда туда?.. Или он в числе первой братии?
А. Светозарский
— 92-й год.
А. Пичугин
— А, то есть чуть позже. А кто? С кем? Тогда можно поговорить — кто из нынешних насельников, которые помнят хорошо весь процесс восстановления?
А. Светозарский
— Отец Кирилл (Сахаров) — он не в монастыре, у него свой путь какой-то... и он помнит.
А. Пичугин
— У него относительно недалеко — на набережной храм... А он из первых как раз?
А. Светозарский
— Да.
К. Толоконникова
— А я, по-моему, видела — воспоминания его опубликованы в интернете.
А. Светозарский
— Он пишет мемуары вовсю. Да, интересные, хорошие мемуары.
К. Толоконникова
— Да, я читала. Там очень такие любопытные есть подробности. В частности, вот как раз почему я вас спросила о первых постригах: насколько я понимаю, он-то как раз один из первых постриженников Данилова монастыря. Вот он пишет о том, как он после пострига, оставшись в храме с кем-то ещё из новопостриженных братьев, заснул. И у него загорелся в руках постригальный крест, то есть он наклонился куда-то там, может быть, к свечам, и они проснулись от дыма — пришлось тушить пожар. Очень любопытно, да.
А. Светозарский
— Надо перечитать. Есть, есть живые свидетели, есть насельники, которые там подвизаются с момента открытия. Но, может быть, надо как-то специально обратиться к ним.
К. Толоконникова
— А вот когда вы говорите «мы»: мы с носилками, мы таскали... мы — это кто? Как это вообще происходило?
А. Светозарский
— Ну друзья мои, однокурсники, приятели, так и происходило: «Пойдём?» — «А пойдём...»
К. Толоконникова
— Вы собирались компанией и решали, что субботний день вы посвятите работе по расчистке авгиевых конюшен?
А. Светозарский
— Ну да. Вот знаете, как ни странно, при всех каких-то «страшилках», жутких рассказах, это время абсолютной свободы — мы обладали своей личной свободой. «Идём?» — «Идём». «Пошли?» — «Пошли». Никто ничего не контролировал, никто за нами не следил, если бы следил, нас бы это вообще ни на минуту не остановило. Да, ходили компаниями в три-четыре человека — так веселее. Может быть, поэтому отчасти мы не знаем других людей, которые там трудились — в этом не было никакой необходимости.
К. Толоконникова
— Потому что вы были своим таким кружком?
А. Светозарский
— Да, для нас это было важно.
А. Пичугин
— Я уже как-то вспоминал в серии наших программ то, что сам наблюдал в гораздо поздние уже годы, когда такие наследники Петра Дмитриевича Барановского, которые, может быть, ещё кто-то с ним начинал, кто-то в первые годы после его кончины, ходили по открывавшимся московским храмам и совершенно безвозмездно сами, в свободное от работы время, таскали кирпичи, убирали, всё это чистили. Может быть, даже где-то это до сих пор сохраняется, я не знаю — люди-то уже пожилые все. Это вот не с ними вы трудились?
А. Светозарский
— С ними. Но я не знаю, насколько они Барановского знали. Я знал Барановского, я имел с ним беседу продолжительную, с Петром Дмитриевичем, это был последний наследник Новодевичьего монастыря. Я был в его квартирке-келье сводчатой, которая была вся завалена чертежами. Это были чертежи Казанского собора, Сухаревой башни, Воскресенских ворот. И тогда, в 79-м, конечно, не было никаких мыслей о том, что это когда-то может что-то такое...
К. Толоконникова
— То есть что когда-то это может пригодится практически, да?
А. Светозарский
— Да. Ну, сидел дед в огромных очках таких с толстыми линзами, и куча кошек — он очень любил кошек. Тут мы с ним совпали в интересах. Но на самом деле был очень серьёзный с ним разговор. Да, это его птенцы — птенцы Барановского. И я думаю, что, может быть, когда-нибудь у нас будет возможность поговорить о ВООПИиКе.
А. Пичугин
— Это было бы очень здорово.
К. Толоконникова
— О том ВООПИиКе.
А. Светозарский
— Я нынешнего не знаю, я помню тот ВООПИиК.
А. Пичугин
— Про нынешний у нас была программа, можно найти в архиве — мы говорили с Артёмом Демидовым, руководителем ВООПИиКа нынешним. А вот тот ВООПИиК Петра Барановского — это, конечно, совершенно отдельная история.
А. Светозарский
— Там всего хватало, но что для нашего контекста важно — это воцерковление через прикосновение к истории, к памятникам. Я не могу не вспомнить недавно почившего Дмитрия Фурцева — это человек, с которым я познакомился на субботниках. Называли нас «добровольные помощники реставраторов». Мальчик-школьник с удивительным каким-то нравственным стержнем. Вот он был сформирован на этих субботниках, очень много оттуда получил — и такое очень серьёзное воцерковление.
К. Толоконникова
— Вы имеете в виду субботники именно в Даниловом монастыре?
А. Светозарский
— Да, и Данилов, и он был везде — они разные были.
К. Толоконникова
— Потому что, по-моему, вы рассказывали ещё и о Крутицах, о том, что там подобные работы проводились...
А. Светозарский
— Это были Крутицы, это было Николо-Прозоровское, это могло быть Марфино, но круг людей, общение, чаепития...
А. Пичугин
— Да, я это хорошо тоже помню. Годы прошли — ну сколько, наверное, спустя лет 10-15 было после этого — и всё то же самое: ещё только открывавшиеся московские храмы... Вот мне с ними удалось познакомиться в Симоновом монастыре и в храме святителя Николая в Покровском в Рубцове — это между метро «Бауманская» и «Электрозаводская». Там они работали и в Симоновом монастыре — как-то то там, то здесь мы с ними постоянно пересекались. Эти чаепития, рассказы — это тоже, наверное, в своё время так меня подтолкнуло к более активному воцерковлению.
А. Светозарский
— Кроме того, это ещё такое человеческое желание: а чего я сижу дома? А давайте я возьму эти варежки такие, рукавицы — ну хотелось чего-то, вот такое время было. Сейчас понимаешь, что, может быть, это не самый такой прямой путь, но очень важный и хороший.
А. Пичугин
— А это же всё ещё и люди интересные. Я помню, по крайней мере из тех, с кем мне доводилось общаться, это в основном простые рабочие, какие-то достаточно простые люди, которых что-то заставило вот так в свои выходные, в свободное время от довольно тяжёлой работы обычной поехать и заниматься...
А. Светозарский
— Причём там рабочие читающие, которые пытаются в чём-то разобраться и так далее. Это не какие-то люди маргинальные и так далее. Я признателен этому общению, это, правда, здорово. И надо поговорить, может быть, об этом будет.
К. Толоконникова
— Об этом явлении.
А. Пичугин
— Давайте, обязательно поговорим — о явлении, о ВООПИиКе том старом.
А. Светозарский
— Да, потому что мы говорим о литературе, о музыке — это важно. Но вот так прийти конкретно и...
К. Толоконникова
— И надеть эти — как они называются? «Верхонки» — рукавицы эти брезентовые?
А. Светозарский
— Я даже не знал. «Верхонки» — буду знать.
А. Пичугин
— Я тоже не знал. Брезентовые рукавицы такие.
А. Светозарский
— А потом уже под конец устаёшь и на них вешаешь вот эти от носилок палки, потому что нет уже сил это носить. Тяжёлая работа была, правда, но приносила огромное такое удовлетворение.
А. Пичугин
— Спасибо, очень душевно сегодня получилось, как мне кажется. Про возрождение Данилова монастыря мы сегодня говорили с Алексеем Константиновичем Светозарским...
К. Толоконникова
— Который личное участие принимал и ел супы с сайрой монастырские. Мы хотели бы пригласить наших слушателей не только к тому, чтобы слушать, но и как-то, может быть, деятельно участвовать в наших передачах, вот в этой нашей работе, и присылать свои какие-то пожелания и вопросы. Может быть, о чём-то мы не говорим, о чём вы хотели бы услышать. И нам был бы важен очень этот отклик.
А. Пичугин
— Отклики, соответственно, два почтовых адреса есть электронных: info@radiovera.ru — это адрес радиостанции, куда вы можете присылать свои пожелания; и почтовый адрес музея «Советский Союз: вера и люди»: podspudom@yandex.ru. Всё верно?
К. Толоконникова
— Точно. «Подспудом» — в одно слово.
А. Пичугин
— Алексей Константинович — заведующий кафедрами Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской духовной семинарии. Спасибо. Эта программа — наш совместный проект с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор этого музея, по традиции здесь —
К. Толоконникова
— Спасибо, доброго вечера.
А. Пичугин
— До свидания.
Послание к Евреям святого апостола Павла
ПоделитьсяЕвр., 322 зач., IX, 24-28.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Христианская традиция существует уже около двух тысяч лет. Для её изучения созданы целые институты. Как же простому человеку, который хочет жить в согласии с правилами Православной веры, не потеряться в этом объёме информации? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к евреям, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 9.
24 Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие,
25 и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью;
26 иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.
27 И как человекам положено однажды умереть, а потом суд,
28 так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел сравнивает Иисуса Христа с ветхозаветным первосвященником. Однако служение Спасителя качественно отличается от того, что делает при помощи религиозного ритуала человек. Если священник входит для совершения жертвоприношения в рукотворный храм, то Спаситель, по слову апостола Павла, вошёл в самое небо. То есть совершённые Христом действия имели мгновенный отклик от Бога-Отца. Хотя были совершены вне храмовой постройки. Всё, что сделал Господь, происходило в присутствии Небесного Родителя, с Которым у Иисуса Христа была теснейшая связь. Если священник приносил в жертву кровь животных, то Спаситель окропил жертвенник собственной кровью. Наконец, если священник по закону Моисееву был вынужден совершать жертвенный обряд каждый год, то жертва, принесённая Христом, совершилась один раз. И этого было достаточно, чтобы искупить грехи всех людей, которые когда-либо жили и будут жить на этом свете. На Голгофе Спаситель вновь открыл человеку путь к Богу. Открыл его раз и навсегда. Теперь дело только за нами. Мы призваны принять этот дар, чтобы благодать спасения и любви Божией поселилась в нашем сердце.
Весь вопрос — как это сделать? Казалось бы, ничего проще: вступи в церковную общину, посещай богослужения, принимай участие в таинствах Церкви, молись, держи пост, одним словом, соблюдай церковный устав, не отступай от благочестивых обычаев. Однако бывает, что даже самое дотошное исполнение этих очевидных предписаний, которые освящены временем и авторитетом православной традиции, не даёт сердцу удовлетворения. Будто что-то важное, чем обладали святые, ускользает от нас. Будто в общей картине нашей религиозной жизни постоянно не хватает какого-то важного пазла. Всё делаю, а покой на сердце не приходит. И бывает даже так, что традиция благочестия ложится на меня тяжким грузом, а порой и невыносимым бременем. Что же это за недостающая деталь?
Приглядимся к образу Спасителя. Он не просто Небесный Первосвященник, для Которого существует мир и Который правит Вселенной. Он вместе с этим и смиренный служитель, Который существует для мира и является нашим Вечным Слугой. Нам кажется это странным, парадоксальным. Но в этом-то и беда. Ведь это означает, что у нас просто нет опыта подобного служения. Если мы служим, то или по необходимости, словно тянем лямку, или преследуя свои собственные цели и увлечённые собственными идеями. Евангелие же говорит нам, что дар спасения усваивает тот, кто всю свою жизнь организует так, чтобы служить Богу и людям. Бескорыстно. Во всех своих делах. В любых ситуациях. На ежедневной основе. Это и есть та самая недостающая деталь. Именно сознательное и бескомпромиссное служение — тот ключ, который запускает весь сложный, формировавшийся столетиями комплекс, который мы именуем церковная традиция. Для того, кто служит, она оживает. Она становится лёгкой и прозрачной. Всё в ней оказывается на своём месте. Не важно, кто я и какой у меня опыт, она очень органично усваивается моим умом, моими чувствами и моими сердцем. Во мне словно открывается источник благодати. И душа обретает долгожданные мир и покой.
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения»
Поделиться
Апостол Иоанн Богослов дожил до ста лет. И когда у него уже не было сил посещать церковь и церковные собрания, его приносили туда на руках ученики. От старости апостол не мог много говорить и проповедовать. Все другие апостолы к тому времени уже погибли от руки гонителей. И только Иоанн Богослов ещё был жив. На него смотрели и слушали с особым вниманием. Апостол только повторял: «Детки, любите друг друга». И когда у него спрашивали: «Почему ты часто это повторяешь»? Иоанн Богослов отвечал:
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения».
Все выпуски программы Слова Святых
Прийти утром первым в храм или как православные болгары просят Бога о помощи?
Поделиться
Фото: Alexandr Bormotin / Unsplash
Русская Православная Церковь до сих пор находится в стадии восстановления после крайне непростых для нее семидесяти лет коммунистической власти в нашей стране. Схожая по сложности история имеется у Болгарской Православной Церкви. В Болгарии, хоть и не было столь жестоких гонений за веру, как в Советском Союзе, но и здесь последствия антирелигиозной пропаганды до сих пор видны.
Выражаются они, эти последствия, в том, что на современном этапе многие болгары, считая себя православными, тем не менее, по большей части являются людьми нецерковными. Они редко посещают богослужение, еще реже участвуют в церковных таинствах. Даже на богослужениях главы Церкви, Патриарха Болгарского, молящихся крайне немного.
Чаще всего, приход того или иного жителя Болгарии в храм обусловлен какими-то несчастьями, неприятностями, которые с ним приключились. Случилось подобное событие — человек идет просить Бога о помощи. В общем-то, картина привычная и для нашей страны. Но — в Болгарии на протяжении столетий существует обычай, который местные православные христиане стремятся исполнить, если хотят, как они верят, чтобы молитва их была Небом услышана.
Обычай этот состоит в том, что желающий получить от Бога помощи православный болгарин берет на себя обет — в течение какого-то времени исполнять обязанности церковного сторожа. Не в полной мере. Человек обещает приходить в храм раньше всех и отпирать церковные двери.
Данному человеку вручаются ключи от церкви. И он в течение нескольких дней рано утром отпирает храмовые двери, зажигает лампадки, свечи. Делает все необходимое, чтобы подготовить церковь к началу утреннего богослужения. Отпирая двери, зажигая лампады и свечи, взявший на себя обет человек в это время молится Богу и просит Его помочь в решении волнующего вопроса.
Естественно, что подобный обет может исполнять человек, священнику знакомый. Бывали случаи, что данной традицией пользовались люди бессовестные, которые под предлогом благочестия просто обворовывали тот или иной храм, получив от него ключи.
Кто-то может спросить — а что такого трудного в том, чтобы прийти в храм раньше других? В чем подвиг? Отвечать на этот вопрос нужно, зная особенности болгарского менталитета. Современные болгары, как и многие южане, люди неторопливые, живущие по принципу «один день — одно дело». Для них это действительно труд — понудить себя встать с утра пораньше и прийти в храм.
Здесь еще нужно учесть и такую вещь. Каким бы маленьким ни был труд, если он совершен во имя Бога, никогда он без ответа не останется. Господь потрудившегося ради Него человека без своей помощи не оставит.
Все выпуски программы Вселенная православия
