«Священник всегда на виду». Вечер воскресенья с прот. Андреем Юревичем (17.12.2017)

У нас в гостях был клирик храма Иннокентия Московского в Бескудникове протоиерей Андрей Юревич.

Разговор шел о том, каково священнику жить под постоянным пристальным вниманием прихожан, как оставаться примером духовной и семейной жизни.

---

Тутта Ларсен:

— Здравствуйте, друзья! Вы слушаете программу «Вечер воскресенья». В студии Тутта Ларсен...

В.Аверин:

— ... Владимир Аверин, здравствуйте!

Тутта Ларсен:

— У нас в гостях клирик Храма святителя Иннокентия, митрополита Московского в Бескудникове, протоиерей Андрей Юревич. Добрый вечер!

О.Андрей:

— Здравствуйте!

В.Аверин:

— Здравствуйте, отец Андрей! У нас такая тема, которую не первую программу мы ведём — это, собственно, жизнь священнослужителя. Семья священнослужителя. Его взаимоотношения с паствой. И вообще: что такое сегодня есть священнослужитель? Вот, если мы обратимся к Библии, то там — просто книга Левит. Там расписывается очень, очень подробно про священников иудейских. Для Русской Православной Церкви есть какой-то такой тоже Свод правил, законов, требований, которые расписывают Вашу жизнь как священнослужителя? Что можно, что нельзя, когда то, когда это? Или вот, всё-таки, в большей степени это такие — неписаные законы и правила?

О.Андрей:

— Ну, во-первых, писаное кое-что есть. Это начинается сразу же с Нового Завета — там, где апостол Павел, допустим, Тимофею, Титу в своих пастырских посланиях говорит о том, какие должны быть служители Церковные. Он там ведёт речь о дьяконах, пресвитерах, епископах — ну, вот, кое-что там есть. Конечно, это, в первую очередь, такие требования — нравственные. Это должен быть «одной жены муж», это должен быть человек трезвый во всех отношениях — трезвомыслие, и всё остальное, целомудренный, учительный, и так далее, и так далее. Такие вот вещи. Они очень созвучны, конечно, вообще всему посылу Нового Завета, в отличие от Ветхого Завета потому, что Ветхий Завет, в основном, по букве всё как-то расписывает.

Тутта Ларсен:

— Он про внешние какие-то проявления, да?

О.Андрей:

— Не всегда про внешние. Ну, если мы, например, сравним 10 Заповедей Моисея и Заповеди Блаженства Христа, то там такие повелительные, либо запретительные вещи, в общем-то, в очень серьёзных вещах. Ну, как это: «Не убий!» — это разве про внешнее? Это очень серьёзно. Или, там: «Почитай родителей своих...» — это очень серьёзно. Но Христос-то говорит — кто блажен, кто счастлив, кто в Царствии Небесном проживает. И вот эти требования, предъявляемые к священнику Новым Заветом, они, в общем, тоже такие же. Плюс, к этому, есть ещё и канонические определённые правила. Каноника тоже есть по отношению к священнослужителю. Кстати, даже и, вообще-то, есть и к его супруге, то есть, к матушке, которая должна — по Канону — быть из девиц взята. Вот. То есть, даже и такие вещи есть. Детей хорошо воспитывающей, и так далее, и так далее. Вот. То есть, некий, всё-таки, корпус такой предъявляемых требований есть.

В.Аверин:

— Но он, так, довольно общий. Вот то, что Вы говорите, это, на самом деле, довольно общие вещи, которые действительно связаны, скорее там... с нравственностью...

Тутта Ларсен:

— Они, по-хорошему, применимы к любой семье.

В.Аверин:

— ... да, с моральным обликом. То есть, это просто основополагающие какие-то...

О.Андрей:

— Нет, ну, если, например, при приёме на какую-нибудь мирскую работу — да кем угодно — научным сотрудником, рабочим, там, колхозником каким-то, или как сейчас — фермером, не спрашивают, который раз ты женат, то, вообще-то, на совете какого-нибудь, там, викариатства или епархиальном совете — спрашивают об этом. То есть, как раз, личная жизнь кандидата, ставленника в священники очень даже актуально волнует. А при приёме на работу это даже некорректно — задавать вопросы о личной жизни. Ну, если это, может быть... не знаю... не православное заведение, а обычное, мирское.

Тутта Ларсен:

— Ну, да. И ещё, давайте начнём, вообще, с того, что если ты не женат, то ты, собственно, не можешь на приходе служить. Либо ты монах, либо ты — женатый священник. Я правильно понимаю?

О.Андрей:

— Ну, есть некий институт целибата, который такой тоже, в общем-то... переходный, немножко не устоявшийся, немножко, такой... странный, может быть... По-хорошему, да, надо так: или женат, или тогда уж как-то...

Тутта Ларсен:

— Монашествующий.

О.Андрей:

— ... да, приноси обеты и монашествуй.

В.Аверин:

— А как складывалась вся эта история? Ну, то есть, понятно, какие-то, действительно, вещи, Вы сказали, есть в Новом Завете. Они изложены. Вот, это прежде всего, по отношению... ну, действительно — основополагающие. А в дальнейшем Русская Православная Церковь как-то корректировала... там, расширяла, уточняла какие-то вещи по отношению и к самому священнослужителю, и к его супруге?

О.Андрей:

— Ну, например, сейчас существует требование образовательного ценза. То есть, кандидат в священный сан должен иметь духовное образование, богословское.

Тутта Ларсен:

— Высшее.

О.Андрей:

— Ну, сейчас это всё очень сложно... с этими Болонскими системами — что считать высшим, что считать не высшим. Всегда Семинария, в нашей, так сказать, молодости, считалась высшим, теперь она считается средним, а высшее — это Академия. А теперь и там всякие аспирантуры, докторантуры — вот, сейчас немножко такая путаница переходного периода. Но, по крайней мере, минимум — это Семинария или какой-то Богословский институт, допустим, Свято-Тихоновский. Или, может быть, братских стран какой-нибудь там, православных.

Тутта Ларсен:

— А это система, которая распространяется на православных во всех странах, да? Ну, то есть, если мы возьмём Черногорию, или Грецию.

О.Андрей:

— Ну, у них, я думаю, что даже ещё и жёстче, по-моему, чем у нас. У нас в провинциальных епархиях очень часто рукополагают без образования, а потом заочно уже оканчивают. У них — строже.

В.Аверин:

— Но у них не было такого перерыва, как у нас.

О.Андрей:

— Да, особенно на территории России в глубинных епархиях, конечно, до сих пор огромных дефицит священников.

Тутта Ларсен:

— Но, в общем, получается, что священник не только сам должен быть образцом для подражания, но и его семья — его дети, его супруга, наверное, какие-то ещё, там, другие близкие родственники. Они тоже должны нести вот это бремя его служения и такую ответственность, вообще, перед обществом за всё, что они делают, за жизнь, которую они ведут. Мы уже не раз говорили здесь, в этой студии, что священник — они живёт, как под лупой, и что к нему настолько пристальное внимание, как будто он в хрустальном доме, и все стены прозрачны. Я понимаю, как это выдерживает священник, который, всё-таки, прошёл Таинство рукоположения. Всё-таки, наверное, у него есть какой-то внутренний, что ли, мотив выдерживать такое к себе внимание, и такое напряжение в постоянном трезвении и блюдении своих вот этих правильных, грубо говоря, качеств. Но, наверное, его близким-то посложнее в этом во всём существовать, нет?

О.Андрей:

— Но близкие есть разные.

Тутта Ларсен:

— Ну, жене тоже. Женщины, вообще, существа эмоциональные, подверженные разным, там, воздействиям...

О.Андрей:

— Да, да... Сказано же: «Хорошо управляющий домом своим». Вот, кто составляет его дом, вот — это те близкие, которые, конечно, зависят. Потому что, если не будет своим домом управлять, как он сможет печься и управлять Домом Божьим, то есть, Церковью, которая ему поручена — приход, община?

В.Аверин:

— Ой, ну это, по-моему, такой очень жёсткий тезис, потому что — что значит управлять домом? Самые разные люди, разные характеры, разные психотипы. Действительно — женщина, разные периоды есть взаимоотношений. Есть дети, которые вне зависимости от того, как мы их воспитываем, вдруг выстреливают — там, какой-нибудь гормональный взрыв у ребёнка в известном возрасте, и с этим ничего нельзя поделать. И что же, из-за того, что есть какие-то нелады и трения в доме, авторитет священника должен быть подорван обязательно? К нему иначе я должен относиться, зная, например, что его ребёнок-подросток, в шестом классе школы, из рогатки выбил стекло или, там, подрался с кем-нибудь? «Ах, вот, он не умеет управлять своим домом!» Да никто не умеет управлять своим домом настолько, чтобы все ходили по стойке смирно!

О.Андрей:

— Ну, не надо по стойке смирно! Зачем? Вообще, процесс воспитания — это вещь сложная. Здесь же речь не идёт о армейской дисциплине, или о том, чтобы ничего не происходило. Здесь речь идёт о жизни в Боге, о жизни во Христе вот этой семьи. Ну, что секрет таить, часто бывает, что священник, допустим, служит, и все свои силы отдаёт своей пастве, как раз, не домашней, а приходской, а дом — так, по остаточному принципу. Это, знаете, как в «Песни песней» Соломона. Суламифь говорит: «Поставили меня браться стеречь их виноградники, а своего виноградника я не стерегла». Так вот — это, как раз, в том числе, и о священниках прикровенно сказано: что не только виноградник надо окормлять — тот, который поручен тебе, приходской, скажем, или любые люди, которые приходят, а, в первую очередь, домашний. Потому что здесь принцип, скажем, таких концентрических кругов. Вот, есть ядро, оно ближе всего к тебе — это вот как раз те, кто с тобой. Если ты женатый, самый близкий тебе человек — это твоя супруга. Вот, супружеский союз наладь, эти отношения. Затем — ты и дети... ну — вы, скажем уже — двое родителей и дети. Если там живут, в твоём доме, какие-нибудь ещё бабушки и дедушки, сёстры, братья — это уже следующий круг, как бы, сложней. А дальше уже идут — твои родственники, твои духовные чада, твои какие-то там сотрудники, твои — просто приходящие люди, к которым ты должен быть милосердным самарянином, и так далее, и так далее. А то ведь мы как-то очень любим спасать весь мир, а вот, когда речь идёт о конкретном рядом близком человеке... Это бывает ужасно, когда приходит ребёнок, подросший уже, какой-нибудь отрок, или уже юноша, или девушка, и говорит: «Папа, а ты, вообще, помнишь, что у тебя есть дочь, сын, или несколько дочерей и несколько сыновей? Что-то ты как-то всё вот каким-то тётям и дядям... а нам-то хоть что-нибудь дай».

В.Аверин:

— А как это на практике? Ну, вот, Вы служите... Я понимаю, что, когда речь идёт... ну, там... обо мне, предположим, у меня есть вот жёсткое рабочее время — причём, в условиях радиовещания, по секундам я знаю своё рабочее время — «от сих до сих». Дальше я могу это всё, действительно, забыть...

Тутта Ларсен:

— Отпуск можешь взять.

В.Аверин:

— Ну, нет... просто каждый Божий день! Я даже не про глобальное, а вот есть просто 24 часа в сутках, которые, если следовать тому, что Вы сказали, должны делиться, соответственно: большая часть — ближнему кругу, меньшая часть — вот этому внешнему кругу, включая паству. И тогда, значит, вот наступает какое-то время, Вы знаете, что Вам надо ещё с детьми пообщаться, и, там, стоит перед Вами кто-нибудь, который говорит: «Батюшка, исповедайте меня!» — и всё, и рвётся у него там, и всё... — «Нет, парень, ты — из внешнего круга, завтра приходи, потому что у меня есть более важное дело — сегодня мне надо с детьми пообщаться, для того, чтобы они не забыли, что есть отец». Как это вот всё... это сложные вещи, действительно. Я почему спрашиваю, потому что и даже в условиях обычного человека — там, меня, или нашего радиослушателя — вот это вот разделение, потому что есть работа, есть карьера, есть необходимость зарабатывать деньги — и есть эта семья, ближний круг. И тоже же в ущерб, зачастую, это происходит.

Тутта Ларсен:

— На самом деле, это, вообще, сейчас самая популярная тема на всех форумах — например, родительских, или семейных, и во всех женских журналах — тайминг, тайминг, как совместить семью и карьеру, как сделать бизнес, и при этом остаться чуткой и внимательной мамой — то есть, всё это то, что очень всех занимает. А вот та ситуация, которую описывал Володя, мне кажется... ну, по крайней мере, глядя на тех священников, которых я знаю... если стоит человек и просит: «Исповедуй меня», священник останется, и будет исповедовать.

В.Аверин:

— Да, но в ущерб! Я вот к чему!

Тутта Ларсен:

— Даже если он запланировал общение с семьёй.

В.Аверин:

— Да, но в ущерб тогда вот этому ближнему кругу. Как Вы выкручиваетесь?

Тутта Ларсен:

— Ха! Хорошее слово!

О.Андрей:

— Ну, начать надо с того... выкручиваемся как-то, да... начать надо с того — священство — это не работа. Оно даже и называется — священнослужитель, да? То есть, это слово — служение. То, что мы совершаем, называется Богослужение, служба — так, по-простому. А есть ещё — человекослужение. Это же исходит, вытекает из вот этой двуединой Заповеди: возлюби Господа Бога твоего всем своим естеством, всем сердцем своим, душою своею, мыслью и так далее, и возлюби ближнего своего, как самого себя. То есть, любя Бога — мы служим Богу, любя ближнего — мы служим ближнему. И Христос, на Тайной Вечери, дал образ Своим ученикам, умыв ноги, и говорит: «Я же... правильно называете меня — Господь, то есть — Господин и Учитель. Но Я что сделал — Я ноги вам умыл, как слуга. И поэтому...» — а они там ещё затевали, значит, делиться, кто из них первый, кто где сядет, кто будет выше в Царствии Небесном, там, маму подключили — мама начала ходатайствовать некоторых апостолов, так что — делились. А Он говорит: «Кто хочет быть большим из вас, то тогда и служи всем. Даже не важно, хочешь ты быть большим или нет — ты просто слуга, ты должен понять, что ты ( вот, то самое забытое выражение „слуга народа“ ) слуга Божьего народа, ты — служитель». Ты должен не «работать» от и до... Даже врач в реанимации — он отдежурил своё время — и забыл про умирающих, пошёл к себе домой. А священник не может ни о ком забыть, потому что, если он с кем-то поговорил, он уходит, и дальше он должен о нём... ну, как — должен... хороший священник это делает — он молится о нём. То есть, у него ещё есть некое «домашнее задание». Он всё время помнит, он думает и молится. Это есть служение. Это предстояние перед Богом, и это — служение этим людям. Затратно это? Конечно, затратно. Это очень затратно. Но, кто же говорит, что это просто? Исповедь — это ты... через тебя проходит масса проблем, бед, скорбей, да просто даже — грязи всякой человеческой. Но, здесь уже начинается такое — пастырское Богословие, всякие советы пастырям, священникам, как уметь одновременно соучаствовать, сострадать, и, в то же время, как-то не перегрузить...

Тутта Ларсен:

— Не вовлекаться.

О.Андрей:

— ... себя, да, свою просто психику не перенапрячь. То есть, мы должны понимать, что мы, такие, водопроводные трубы. Через нас течёт, а труба она, как-то вот, живёт и живёт...

В.Аверин:

— Хорошо, если водопроводные!

О.Андрей:

— ... своей жизнью.

«ВЕЧЕР ВОСКРЕСЕНЬЯ» НА РАДИО «ВЕРА»

Тутта Ларсен:

— Вы слушаете программу «Вечер воскресенья». У нас в гостях протоиерей Андрей Юревич. Говорим о священнике и его семье как образце для подражания.

То, о чём Вы говорите, как раз и... ещё больше...

В.Аверин:

— Больше загадок.

Тутта Ларсен:

— ... да, заставляет ещё больше задуматься над вопросом, как же всё это совместить. Потому что, действительно, у священника есть семья, и это, как правило, многодетная семья. И это семья, в которой мама, как правило, не работает, а занимается детьми, хозяйством и всем прочим. И, как никто, они нуждаются в папе, в муже, в каком-то внимании, в общении, в руководстве, а папа — служит всем...

В.Аверин:

— ... а Вы приходите, и, действительно, это не водопроводная труба. Зачастую, это труба канализационная — Вы сами сказали, что грязи много проходит. Вы должны прийти просто домой, и упасть. Вот, я вижу периодически, как это происходит. Я понимаю, что после этого надо прийти, упасть и полежать, чтобы никто не трогал. Вообще никто. Ни любимые, ни менее любимые. Чтобы просто никто ничего не сказал.

О.Андрей:

— Вот, Вы сейчас своими вопросами так меня ковыряете, ковыряете, и немножко провоцируете на то, чтобы я сейчас так вот раскрылся — и вывалил на вас огромную кучу...

Тутта Ларсен:

— ... своих проблем?

О.Андрей:

— ... да, бед и проблем, и перегрузок всяких разных жизни священника...

Тутта Ларсен:

— Нет, наоборот! Мы хотим, чтобы Вы нам сказали: «Всё хорошо! Мы справляемся постом, молитвой...»

О.Андрей:

— Нет, дорогие мои. В принципе, конечно же, всё это очень трудно. Это очень затратно, если... вот, обязательно надо сказать «если»... если ты будешь по-настоящему служить. Потому что, опять-таки, священник вполне может — и такое бывает иногда, наверное, не очень редко — воспринять это, действительно, как работу. И, действительно, вот — «от» и «до». То есть, превратить всё в некий конвейер. Конвейер службы, конвейер так называемого «требоисполнения», конвейер исповедный, конвейер ещё что-то... И, в таком случае, душа его останется где-то в своей жизни... вот, в своей даже... как-то... жизни. Он не будет её открывать, и не будет так сострадательно входить в жизнь другого человека. Не будет затрачивать свою энергию душевную. Почему? Потому что это трудно. Потому что, действительно, это трудно. А кто говорит, что легко? Сострадать — трудно. Потому что со-страдание — это совместное страдание. Это значит, ты будешь сам страдать. А добровольно страдать — все хотят избежать. Никто страдания не хочет. Все хотят страдания избежать. Да и парадигма сегодняшней, вообще, жизни такова, чтобы... «А чё ты грузишь меня своими проблемами?» — мы постоянно слышим это. И вдруг священник — прямо противоположно! По идее, он для того и служит, он для того и создан, чтобы его грузили проблемами. Это — его задача, как раз. То есть, его служение, его работа, грубо говоря, в том, чтобы его грузили проблемами. И если батюшка отказывает, то, действительно, люди воспринимают это, как что-то... какая-то дисквалификация профессиональная.

В.Аверин:

— Он отказывается от самого главного.

О.Андрей:

— Да, он отказывается, вообще, от того, для чего он, собственно говоря, и служит. И вот вопрос: да, как это всё в себе самом уместить — вот это обилие огромное, и как совместить это... значит, вот, ну, скажем так, условно — прихожан, дом и самого себя? Потому что то, что Володя сказал... там... «упасть» — это, действительно, нужно. Но здесь есть какой-то ряд, так сказать, принципов, и ряд советов. Например, то, что касается самого себя, я обычно... как бы... такой пример привожу: что душа священника, в первую очередь, а, впрочем, и всякого человека — это как колодец. К колодцу приходят люди, черпают воду ведром — второй, третий, четвёртый, пятый... и если жаркая погода, и большое село, то колодец очень быстро можно вычерпать. И всё — последний, там, шкрябает по дну, а там песок один. Воды-то больше нету. Что делают? Колодец закрывают, даже иногда забивают на какое-то время, и ждут, пока водоносный слой опять эту воду наполнит. И тогда опять открывают, и опять берут. То есть, человек — в данном случае, священник — вот как этот колодец. Если он чувствует, что — всё, нет воды больше, он должен что-то предпринять. Что? Иногда, может быть, действительно, как бы залезть в берлогу, в пещеру, закрыться от всех и сказать: «Дорогие мои, супруга моя дражайшая, возлюбленная моя подруга, дети, я вас очень прошу, там... всё... отключаю телефоны, сегодня вечером я наполняю свой колодец — для вас же, не для себя. Это не эгоизм. Это — для вас же. Чтобы вам было что пить, и откуда черпать».

В.Аверин:

— Но это — в ситуации любви в семье. Когда есть надежда, что поймут.

О.Андрей:

— Конечно. У меня, например, бывало такое, что я просто... куда-то там садился... на машину, или... не знаю что... или чем-то пользовался — я просто уходил, уезжал куда-нибудь. В какой-нибудь лес, в какую-нибудь чащу, ещё куда-то, и вот — всё. Вот, иногда даже целый день. Лучше всего это, вообще, Великим Постом — молишься, читаешь, с Богом разговариваешь. Вечером приезжаешь, и ты чувствуешь — ты весь полный! Ты заряженный! Ты спокойный! Ты умиротворённый! К тебе подходят люди, и говорят: «Папа!...» — или, жена, там: «Батюшка, дорогой, ты какой-то!.. вот, что-то такое с тобой!..» Я говорю: «Ну, что такое со мной? Вот, Господь наполнил меня. Берите теперь — нате вот вам, пожалуйста, пейте!»

В.Аверин:

— Сам предмет диалога почти невозможен, скажем, в ситуации вне семьи священника.

Тутта Ларсен:

— Почему?

В.Аверин:

— Ну, потому что... как бы это сказать-то покорректнее... тут, опять же, я бы обратился к слушателям: у вас в семье можно сказать своей жене, например, вот, к мужчинам обращаюсь...

О.Андрей:

— Сейчас Володя заострять опять начнёт что-то...

В.Аверин:

— Да... «Я должен пойти, чтобы наполнить свой колодец», — «Куда? Во сколько вернёшься? С кем ты там будешь наполнять?» И, я говорю, это всё вот возможно только в том случае, если в семье существует атмосфера абсолютного доверия, абсолютного понимания необходимости каких-то вещей. И это наивысшее счастье. Я, в общем, имею право про это говорить, потому что бывают ситуации, когда мне тоже достаточно, там, позвонить и сказать: «Мне нужно побродить», и, на протяжении всех почти 30 лет нашей совместной жизни, этой фразы достаточно для того, чтобы мне не задавали никаких вопросов по поводу того, куда я иду, зачем я иду... Потому что — нужно побродить. И когда я прихожу — «Есть хочешь?» — вот, всё, собственно.

О.Андрей:

— Чаще всего такие вопросы задаю я матушке: «Куда собралась из дома? Зачем? Во сколько вернёшься?» — потому что я дома без неё просто жить не могу. Я дом без неё не мыслю. Она — душа нашего дома, и мне её отпустить... если я дома, отпустить её из дома...

В.Аверин:

— Побродить...

О.Андрей:

— ... это как душу свою из тела отпустить! Неважно...

В.Аверин:

— А ей тоже, между прочим, нужно наполнять свой колодец!

О.Андрей:

— Ну... вот, наполнять, да... или, там, за хлебом за каким-нибудь пойти... Я ей начинаю говорить: «Слушай...» А она: «Вот, мне в магазин...» А я говорю: «Так, у нас же всё есть!», и начинаю канючить...

Тутта Ларсен:

— «Закажи в Интернете!»

О.Андрей:

— Да. А она говорит: «Нет, а вот этого нет!» Я говорю: «Да, ладно, переживём», — «Батюшка, ну, всего 20 минут...» — «Не, не могу... 12 минут я вытерплю, 20 — не смогу!»

Тутта Ларсен:

— А Вы деспот!

В.Аверин:

— А вот, такой простой способ: «А пойдём вместе!»?

О.Андрей:

— Бывает, если могу. Да, если я в это время чем-то не занимаюсь.

В.Аверин:

— Бывает! Бывает — иногда. То есть, всё непросто, тем не менее!

О.Андрей:

— Вы знаете, даже чаще я её зову. Говорю: «Слушай, давай сходим в магазин вместе». Потому что я понимаю, что, если я сейчас не скажу... там, в следующее какое-то время, или завтра — она это одна сделает, без меня.

Тутта Ларсен:

— Продолжим наш разговор через минуту.

«ВЕЧЕР ВОСКРЕСЕНЬЯ» НА РАДИО «ВЕРА»

Тутта Ларсен:

— Вы слушаете программу «Вечер воскресенья». В студии Тутта Ларсен, Владимир Аверин и наш гость, клирик Храма святителя Иннокентия, митрополита Московского в Бескудникове протоиерей Андрей Юревич. Говорим мы о семье священника, как образце для подражания, и не забываем о том, что, в общем-то, священник — он тоже человек, и ему совершенно не чужды ни наши человеческие желания, ни наши человеческие усталости...

В.Аверин:

— Слабости.

Тутта Ларсен:

— ... слабости. И, вот, вообще вот эта тема заботы о себе — она меня очень занимает в последнее время, потому что я, как раз, отношусь к тем людям, у которых колодец — уже всё прям... до суглинка иногда вычерпывается...

В.Аверин:

— Даже песка уже нет!

Тутта Ларсен:

— Да, да, и мне тоже везёт с моими близкими. То есть, мой супруг — он мне может сказать: «Ты сиди вот здесь вот, попей... выпей винца, посмотри сериал, а я детей сам уложу», — и как-то меня, вот, попускает. Или... ну, там, я не знаю: «Посиди, почитай, повяжи... пойди погуляй», но люди, может быть, не слишком церковные... а, может, даже, наоборот, и церковные — им очень трудно принять, что священник и его семья — это люди, которые могут устать, которые могут... ну, я не знаю, там... рассердиться, которые могут просто чего-то хотеть такого, что не соответствует их... ну, какому-то такому внешнему образцу...

В.Аверин:

— Нашим представлениям о том, что они должны... как они должны жить.

Тутта Ларсен:

— Да, да, да... И мне кажется, что мы сами в этом виноваты. Что священники сами в этом тоже как-то виноваты. Понимаете?

О.Андрей:

— Конечно. Да, совершенно согласен.

Тутта Ларсен:

— Вот я, например, понимаю. Я переживала недавно совсем такой момент, когда... ну, я поняла, что я сейчас вот лягу пластом — и всё, и меня никто не поднимет. Мне очень плохо, мне тоскливо, я падаю в какое-то уныние, в какую-то депрессию, и я понимаю... я даже не знаю, чего я хочу, и я не знаю, кто меня из этого может вытащить, и сама себя — я уже тоже не могу. И потом уже, когда меня... ну, стало там, потихоньку отпускать, я поняла, что я сама виновата, потому что я не говорила об этом со своими близкими. Не говорила: «Я устала, мне надо о себе позаботиться, отпустите меня... а вот здесь я сейчас это не буду делать, потому что... ну...

О.Андрей:

— Не могу.

Тутта Ларсен:

— ... да, я лучше пойду погуляю». Ну, то есть, мне кажется, что священники — они тоже иногда слишком много на себя берут. И не умеют свои... ну, своим духовным чадам, своей пастве, может быть, даже какие-то границы выставить. Я не знаю, мне бы не хотелось сейчас говорить какими-то психотерапевтическими терминами, но, тем не менее, мы очень... мы строим какие-то иллюзии по поводу наших священников, в которых мы потом разочаровываемся, и обвиняем священников в том, что они несовершенны, только потому, что наши священники где-то, может быть, не слишком тоже... ну, не знаю... как-то... доверяют нам.

В.Аверин:

— Доверяют, да. То есть выйти и сказать: «Не могу!»

О.Андрей:

— Вот, как раз, я хотел об этом говорить, а Вы сами как-то пошли в эту сторону, и почувствовали эту проблему очень верно. Потому что — да, совершенно верно, священники ошибку делают тогда, когда, действительно, выставляют вот эти вот границы, думая, что тем самым они, как бы, себя обезопасят и ограничат. А на самом деле поставляют себя в ситуацию отчуждённости и потребительства со стороны людей.

Тутта Ларсен:

— Вот, потребительство — это очень правильный термин.

О.Андрей:

— Конечно. Причём, потребительство — оно бывает, но очень часто это потребительство по непониманию. Потому что человек пришёл со своею какой-то бедой и проблемой, он не думает о том, что таких вокруг священника, там, может быть, сотня. Похожих.

В.Аверин:

— И у самого священника может быть проблема ещё похлеще.

О.Андрей:

— Да. Конечно. Сегодня для него — есть проблема, есть задача. Он идёт к священнику и считает, что он у него уникальный и, вообще, может быть, сегодня единственный. А он уже... через него уже прошло человек пятьдесят-шестьдесят, сто, двести там — разные бывают ситуации, разные приходы. Может быть, даже два-три, но всё равно — очень серьёзно. И батюшка вполне должен быть открыт и доверителен в этом отношении. Либо он такой должен быть просто изначала, так сказать, по позиции и по характеру, либо это воспитывается, со временем мудрость эта приходит. И я сколько раз замечал, что если перед человеком, или людьми — вот, там, выходишь на Исповедь, и исповедуешь свою немощь, причём словесно, причём не с обидой: «А... вот... вы тут все... тут, вообще, собрались... сколько можно, надоели...

Тутта Ларсен:

— Достали меня!

О.Андрей:

— ... достали...» — а наоборот, прося прощения: «Дорогие, родные, простите меня... я что-то сегодня вот...

В.Аверин:

— Слаб.

О.Андрей:

— ... не в форме, да, я сегодня слабый. Пожалуйста, подходя, очень вас прошу, как-то...

Тутта Ларсен:

— Поберегите меня.

О.Андрей:

— ... да — ну, для себя же самих. Для себя же самих — помилосердствуйте...» — вот, как-то так обращаясь к их душе. Потрясающий совершенно эффект. Люди моментально — кто-то коврик, кто-то стульчик, кто-то что-то, кто-то там сразу начинает по записочке... «Да, батюшка, да, вообще, мы обойдёмся, да, давайте вот Вы тут отдыхайте. Сейчас мы Вам постельку пуховую постелим, мух отгонять будем, и всё на свете...» — удивительно, как люди понимают и чувствуют, если только к ним вот так вот открыто, и с доверием.

В.Аверин:

— Так, это опять же, мы возвращаемся к тому...

О.Андрей:

— С любовью.

В.Аверин:

— ... о чём мы говорили про семью. Потому что, если есть любовь, если есть доверие — тогда можно. Тогда можно. Если это паства, если это приход делится вот этими вещами...

О.Андрей:

— В том-то и дело, что это должна быть большая семья, да. Вот это всё — семья. Община — это большая семья. Церковь — это огромная семья, где Глава этой семьи — Христос, и все мы — домочадцы этой Церкви. Это — Дом Божий. Вот. Маленькая семья, малая семья, домашняя — это вот мои родные. А приход... ну, вот, приход — не очень хорошее слово. Это те, кто пришёл — и ушёл. А именно — община. Это то, что — общее. Это тоже семья. Я жил, и продолжаю жить в таких условиях, вот, общинной жизни. И можно сравнивать, так сказать, с «приходом» или «проходом», где вот нету такой вот общинной жизни. Там, действительно, более отчуждённые такие отношения. А если это так, если это общинная жизнь — они будут за тобой ухаживать, они будут приносить тебе, там, обеды какие-то, подкармливать, там... я не знаю что... обстирывать, обглаживать и так далее. В своё время даже...

В.Аверин:

— Есть масса способов сказать человеку: «Я тебя люблю».

О.Андрей:

— ... в провинциальных приходах... кстати вот, в Москве такого нет... а в провинциальных приходах — там, сельских, например — есть такое понятие «хожалки». То есть, те, как правило, сёстры, жёны-мироносицы, которые приходят в дом к священнику и совершенно бескорыстно помогают. Ну, в первую очередь, конечно, матушке-хозяйке. Но, в том числе, и берут на себя какие-то попечения по обслуживанию того же самого священника. Там, матушка занимается десятью детьми, а иногда — восемнадцатью, а батюшка — на попечении, там...

В.Аверин:

— Да, но при этом, смотрите: здесь, я думаю, всё равно возникает какое-то вот противоречие — если оно для Вас тоже возникает — между тем, о чём Вы сказали, и сегодняшней ситуацией, когда есть Закон о защите индивидуальной информации, когда всё равно человек современный не очень хочет, чтобы кто-то видел его частную жизнь. Вот эта вот прайвеси, возведённая в ранг просто... ну, практически, культа тоже, и вот: «Это — моя территория, это моя семья, я не хочу, чтобы информация о моей жизни расходилась». А Вы — и лично, и семья Ваша (просто потому, что это — Ваша семья) — они вот этой защищённости в частной жизни, в общем, лишены. Потому что смотрят на Вас — а какие ботинки, какие часы, а какой автомобиль, и прочее, прочее, прочее... Я думаю...

Тутта Ларсен:

— Что ест, что пьёт...

В.Аверин:

— Что ест, что пьёт, да... Я думаю...

О.Андрей:

— Какие-то более сложные вещи: какие отношения между батюшкой и матушкой, родителями и детьми...

В.Аверин:

— Да, а дальше, столь же пристально разглядывают и семью. И здесь вот — надо ли тоже ограничивать, надо ли выставлять эти какие-то препоны, когда: «Это моя частная жизнь, и туда... Вот, я есть перед вами — пожалуйста, делайте со мной всё, что хотите, а туда — не заглядывайте», или, по определению самому, семья священника — она не может не быть в центре внимания, она не может не быть просвечиваема взглядами паствы?

О.Андрей:

— Вот, прямо этими словами, однажды, 1700 почти лет тому назад, сказал святитель Иоанн Златоуст.

В.Аверин:

— Ужас! Спасибо за комплимент!

О.Андрей:

— Он сказал, что у священника — вот, по поводу «прозрачности» — он сказал, что у священника дом — стеклянный. Вот, такую фразу он произнёс — афористичную. То есть, действительно, прозрачный. Всё видно. Укрыться очень сложно. И даже если он будет укрываться — всё равно заметят, всё равно видно по каким-то выплескам, по каким-то проявлениям. Ну, да. Это — служение. Почему апостол Павел и говорит, что не только ты, а ещё и твоя жена, и твои дети должны быть... чтобы было свидетельство даже от внешних. Внешние — это люди, не члены Церкви, которые видят, как, действительно, семья живёт хорошо... ну, скажем условно, благочестиво — такое очень большое, широкое понятие. И, в этом смысле, мы можем сказать о очень важной такой вещи — служение не у одного священника. Служение и у жены его, не зря её называют не просто «жена», а «матушка» — это же тоже некое посвящение. Вот, священника рукополагают... мужчину рукополагают в священника, а женщину никто не рукополагает. Но почему-то её, после этого, вдруг начинают называть «матушка».

В.Аверин:

— А она прилепилась к мужу своему.

О.Андрей:

— Да, но на ней тоже некий отблеск этого рукоположения есть. То есть, она несёт служение. И дети — они тоже несут служение. Семья священника — служит всей семьёй. Мы всегда старались, чтобы у нас вот, в нашей семье, именно так и было.

Тутта Ларсен:

— Как Вам удалось этого добиться? Потому что, если... ну, с матушкой ещё более-менее понятно, она всё-таки понимает, за кого она выходит замуж, то дети-то не выбирают себе семью. И вдруг ты такой — родился, и у тебя какое-то особое положение в мире по отношению ко всем остальным детям, по сравнению с ними.

О.Андрей:

— В этом смысле они, как раз, могут упрекнуть папу, или своих родителей: «Слушайте, вот — да, вы-то выбирали для себя это сознательно, а нам-то так это и досталось в наследство, никто нам не выбирал, чьими детьми быть. И вот тут теперь мы — дети священника, и вот — у нас куча всяких разных дополнительных обязанностей, по сравнению с другими детьми». Не только обязанностей, а вот именно — этого служения. Ну, бывают какие-то кризисные моменты. Кризис — не в плане даже, может быть, чего-то плохого, а в плане какого-то переосмысления, в плане какой-то работы внутренней и работы с этими детьми. Но я благодарю Бога всегда, что как-то так Господь устраивает, что когда что-то сгущается, какой-то узел завязывается, всегда, по жизни... ну, вот, нашей семье уже 40 с лишним лет, и всегда, как-то, по жизни было так, что оказываются какие-то такие глобальные разговоры — вдруг происходят с детьми. Не то, что выяснение отношений, но что-то такое случается, в результате чего либо спонтанный разговор, либо я чувствую интуитивно и говорю: «Девочки! — или, там — Сын! — он один, да, шестеро девочек, — Пошли, поговорим». Момент настал такой. Всё. Мы где-нибудь... не знаю... запираемся, куда-нибудь уезжаем, там... Беру какую-нибудь свою девочку — желательно, конечно, наедине, веду её куда-нибудь в кафе, покупаю ей какой-нибудь цветочек или ещё что-нибудь, сажаю её, у нас с ней, такое, свидание — и мы говорим, о взрослых каких-то вещах. Ну, это когда они уже подросли. Вот, их семеро — и это должно быть с каждым. То есть, это действительно затратно. И выясняются какие-то глубинные совершенно вещи, которые копились. И потом — они благодарят. Всего лишь за эти полтора-два часа они потом...

В.Аверин:

— Всю жизнь помнят.

О.Андрей:

— ... помнят всю жизнь эти моменты, и они за них огромно благодарны бывают. Но — прорываются какие-то гнойники, какие-то серьёзные. Но это очень важно. Потому что, действительно, в семье надо всё время как-то держать руку на пульсе: что происходит. Кто-то дружит с кем-то там, у этой жених появился, там, у этого — какой-то затык, комплекс вырос какой-то там профессиональный, ещё что-то, ещё что-то, ещё что-то... Я уж не говорю про нездоровье, там, или про ещё что-то — это всё понятно, само собой.

В.Аверин:

— Вы сейчас сказали про шесть девочек, которые выросли уже. Интересно, а на внуках священника есть отблеск? Вот, правда, ведь не все, наверное... я не знаю подробностей Вашей семьи, но, наверное, не все стали матушками из Ваших дочерей.

О.Андрей:

— Две, пока что. Старших.

В.Аверин:

— Да. Есть иные судьбы, что называется. Есть уже новое поколение, наверное, вот это — Ваши внуки. Насколько этот свет — и дальше распространяется? Потому что же тоже, всё равно, это тоже круг Ваш. Когда мы говорим, там, про круги — и это круг Ваш. Внуки — тоже понимают, что они внуки дедушки-священника?

О.Андрей:

— Конечно, понимают.

В.Аверин:

— Должны ли они это понимать? Или там уже всё — дальше другая жизнь пошла?

О.Андрей:

— Нет, конечно, они это понимают прекрасно. Называют они меня «дедушка», хотя жена при всех очень часто называет меня «батюшка». А, собственно, по-другому даже и не называет. То есть, вот так, среди домочадцев всё время так: «Батюшка... батюшка... батюшка... батюшка...» — всё. Я — по-разному её называю. Как-то так, в общем-то, иногда «матушка», иногда... как-то...

Тутта Ларсен:

— По имени?

О.Андрей:

— Не скажу как! У нас есть такие... уменьшительно-ласкательные друг к другу...

В.Аверин:

— Ну, есть... мы в эту область не вторгаемся, да.

О.Андрей:

— ... названия, вот. А эти — да, внуки, вот — «дедушка». Но они прекрасно понимают: когда я с ними там что-то делаю... ну, не знаю, там... шалю, или играю, куда-нибудь, там... в лес хожу, работаю, я — в какой-то там обычной совершенно одежде, в каких-то там штанах, рубахе, майке, ещё что-то — они шалят. Как только они меня видят, что я в подряснике... Вот, младший внук — сына, ему сейчас 3 годика — он сразу смотрит: «Дедушка — амим...» «Аминь», значит. «Дедушка — аминь». Это у него — всё. Он понимает, что дедушка уже теперь «при исполнении», он — «аминь», с ним шалить нельзя.

Тутта Ларсен:

— Слушайте, но вот... Вы, конечно, такой абсолютно... образец...

О.Андрей:

— Да, ладно... какой образец...

Тутта Ларсен:

— ... того, как может счастливо и удачно сложиться семья священника. Ну, правда: сорок... больше сорока лет в браке, семеро детей, и как-то...

О.Андрей:

— 9 внуков, пока что...

Тутта Ларсен:

— Девять внуков, ну да... В любви, в каком-то, всё-таки, взаимопонимании, доверии. Но я знаю семьи священников, в которых отношения не сложились. Причём, до такой степени, что матушка просто... ну, вообще, в другой стране живёт. Уехала жить в другую страну, и вот — он один там, ну, как-то бобылюет на приходе. Его, конечно же... его обожает община, и у них, действительно, крепкая община, прекрасный Храм, но, тем не менее, вот, тоже вот такое сложное... И для него — сложная ситуация, и для прихожан сложная ситуация, потому что вот здесь вот жена явно не справилась, не выдержала этот экзамен и дискредитирует батюшку, и как-то вот... ну, очень сложно... А ведь это ситуация, такая, житейская — она ведь очень возможна. И тут ещё хорошо, что она уехала! А, представьте, а вдруг, если бы она не могла уехать, они бы остались вместе, и, наоборот, ещё бы это всё усугублялось...

В.Аверин:

— На глазах у всех, да.

Тутта Ларсен:

— Да.

О.Андрей:

— Ну, сложностей жизни, конечно, в семейной жизни священника очень много. Я, допустим, вот, если так, про себя немножко закруглить, про свой пример... Мы всегда с матушкой исповедовали такой принцип, что служить должен не только один священник, а служить, во-первых, конечно, должны служить вместе с матушкой, и служить должна вся семья. То есть — служение всей семьи. Не секрет, что многие священники принципиально считают... и отодвигают даже жён своих вообще: «Чтоб на приходе ты не появлялась, чтоб тебя там вообще не видели! А если видели, то как простую прихожанку молящуюся. Не лезь ни в какие дела!» Ну, может быть, есть у них какие-то для этого свои аргументы, не знаю... ну, чтоб не быть, там, в чём-то уличёнными... не знаю, что... У нас всегда было по-другому. Матушка — массу ведёт всяких разных начинаний у нас на приходе. Она уже давным-давно начала вести молодёжное служение. Она ведёт семейный клуб. Она очень часто... по крайней мере уж, женскую половину — это точно, беседует с ними как-то, как старшая, так сказать, сестра. Даёт им советы, они к ней обращаются. Очень часто — не ко мне, а к ней. То есть, она такая, скажем, «Администрация Президента»: в первую очередь, вот — к ней, а потом уж, если не разрешается, то ко мне. Она очень много ведёт. Она помогает мне по разным всяким даже административным делам, какие-то секретарские вещи она берёт на себя, какие-то творческие всякие проекты. Дети у нас — то же самое — что-то делают. Та, которая искусствовед, она делает какие-то проекты, связанные с культурой. Которая журналист — с текстами работает. Кто-то ещё чем-то помогает. Воскресную школу педагог ведёт. То есть, как-то дети — и они включены в общину. Они включены в общину. Они — лидеры молодёжного нашего служения, скажем. Ну, у нас такая ситуация, что дом служит вовсю. В пятницу вечером, у нас дома, собирается молодёжная группа. В субботу вечером у нас собирается... не вечером, а так, скажем, в обед — семейный клуб. А в воскресение, после всех храмовых дел, собирается, такое, ядро, так скажем, нашей общины. Но это ядро — это бывает человек сорок, вместе с детьми. Каждое воскресенье! Это затратно. Это на изнанку выворачиваться надо. Но без этого — я даже просто не мыслю себе жизни. Мне... если бы этого не было по воскресеньям, я бы считал, что оно прошло вполупустую.

«ВЕЧЕР ВОСКРЕСЕНЬЯ» НА РАДИО «ВЕРА»

Тутта Ларсен:

— Вы слушаете программу «Вечер воскресенья» с нашим гостем, протоиереем Андреем Юревичем. Мы рассказываем вам о том, как живёт семья священника. Хотя, мне кажется, всё-таки, семья отца Андрея — это какое-то исключение из правил. То, что Вы сейчас описываете, это вообще невозможно себе даже представить — как это?

В.Аверин:

— Я бы не справился.

О.Андрей:

— Но есть, например, батюшки, прихожане которых даже не знают адреса, где они живут. В Москве, кстати, это вполне возможно. Если в деревне это невозможно — дом вычислят всегда, то в Москве это возможно. И вот тут — да, вот... всё это, так сказать, частные случаи. Вот, они, всё — переоделись, в джинсиках поехали домой, и никто не знает, где они живут.

Тутта Ларсен:

— Да, но это же опять — человеческий фактор.

О.Андрей:

— Мы так не жили никогда. Мы всегда жили, ещё когда в Сибири, мы жили при Храме, рядом, все знали наш, естественно, дом, и шли вот так вот — шли и шли потоком, шли и шли.

Тутта Ларсен:

— Но это — человеческий фактор. Вот, Вы, там... ну, не знаю... экстраверт, там, человек общительный, способный коммуницировать...

О.Андрей:

— Не всегда. Мне тоже хочется побывать иногда... в своём колодце!

Тутта Ларсен:

— А тут, представьте — а, может, у человека просто ресурсов нету! Вот, у него нет сил вообще, он не способен это дать. Он тогда сломается, «выгорит», там... я не знаю... как сейчас модно говорить.

О.Андрей:

— А что, Господь не питает?

Тутта Ларсен:

— Вот, вопрос.

О.Андрей:

— Он же Источник — бездонный совершенно! Расширь трубу-то свою, чтобы как-то потекло в неё большим потоком — надо раздвигаться! Я издавна практикую, среди молитвенного... так скажем, своих молитвословий, одну краткую молитву. Она называется условно «Молитва Иависа». В Ветхом Завете есть такой момент, где сказано о некоем Иависе, среди других братьев. И про него сказано всего лишь на всего, что он помолился такой молитвой — и Бог дал ему. А молитва такая: «Благослови, Господи, меня, и распространи пределы мои, и рука Твоя всегда да будет со мною, и избавь меня от зла, чтобы я не горевал».

Тутта Ларсен:

— Вот это да! «Распространи пределы мои»! А ведь...

О.Андрей:

— Да, ключевое здесь «распространи пределы мои».

Тутта Ларсен:

— А есть же другая молитва: «Не попусти мне...»

О.Андрей:

— И Господь как-то распространяет эти пределы... Причём, раньше я думал о пределах внешних, то есть — дела какие-то дай, там, ещё что... С какого-то времени я тоже начал захлёбываться, и понял: «Господи, распространи внутри, чтобы я смог всё это вместить! Дай великодушия».

Тутта Ларсен:

— Но есть же другая, есть же другая молитва: «Не попусти мне, Владыко Господи, искушение, или скорбь, или болезнь свыше силы моей, но избавь от них...

О.Андрей:

— Это вторая сторона медали. Это — тоже...

Тутта Ларсен:

— ... или дай мне силы перенести их с благодарностью».

В.Аверин:

— Это — «свыше сил», а когда «распространи», то и силы распространяются!

О.Андрей:

— Правильно!

Тутта Ларсен:

— Ну, как... это ж не знаешь, о чём просишь! «Распространи»... Но, так же можно и — лопнуть, в конце концов! Порвёт тебя!

О.Андрей:

— Иногда бывает, приходит что-то... А матушка знает, и говорит: «Ну, вот. Ты же говорил „распространи“ — вот теперь вот... Вот, давай теперь думать — как, что мы будем тут делать с этим всем». Тогда я начинаю молиться: «Господи, раз Ты дал вот это вот дело, распространил пределы, так и расширь внутри там, вот — силы прибавь, чего-то там... времени дай!» Времени не хватает! Священник трудящийся — ему всегда не хватает по жизни времени. Абсолютно не хватает времени! Но вот, Вы начали говорить о ситуациях совсем других, прямо противоположных... К сожалению, их немало. И я видел на своём веку такие ситуации. И через меня даже проходили, скажем, и братья-сослужители, или люди, которые как-то относились к приходу. Вот, в Сибири у нас оказался, например, один такой человек, который — сразу даже мы и не узнали — как оказалось, 20 лет тому назад, до этого, был священником в одной из Среднерусских епархий, губерний — ну, это были ещё советские времена. Ну, и случилось так, что вот он женился — уж я не знаю, как он женился, что там за девушка была, с какими качествами. Но он, сам по себе, был такой — художник, очень рукастый, очень такой хваткий. И очень быстро на том приходе, куда его послали, он и Храм, как-то, соорудил, и сам, своими руками, вырезал Иконостас, там, ещё что-то сделал... Начальство увидело, и его — на другой приход. Он там — то же сделал. Замечательно — на третий! С третьего матушка сказала: «Знаешь, я за тобой ездить не буду. Мне бродяжная жизнь такая — не нужна». И поехала к родителям. Он — запил. А запил... ну, в конце концов, он допился до того, что попал в запрет. Попал в запрет — и уехал в Сибирь. И вот, в Сибири я его уже встретил глубоким алкоголиком, уже какое-то время лет прошло. И, в общем, жизнь его так кончилась, печально очень. Конечно, всякий молодой человек, который собирается принять сан, быть священнослужителем, очень внимательно должен относиться к выбору спутницы жизни, своей будущей матушки. Ну, это вообще — всегда надо к супружеству относиться очень внимательно, но в этом случае — крайне внимательно. Потому что надо себе представлять, что жена священника, матушка, тоже должна служить, и она тоже будет очень много терпеть. Готова ли она к этому? Согласна ли она на это? Это всё нужно, так сказать, рассмотреть и даже обговорить — до того. Между прочим, на епархиальных, в Москве, викариатских советах, где рассматривают... обязательно зовут и жён.

Тутта Ларсен:

— Правда?

О.Андрей:

— Да. Если женат, то задают вопросы и жёнам какие-то, перед рукоположением. И это очень правильно. А — как? А потом вот такие случаи! Разошлись, там, что-то... не захотели... Всякий разлад между супругами, между священником и его женой, обязательно отзовётся на его служении, обязательно. Это, конечно, очень сильно подрывает силы священника. Это подрывает его авторитет. Это просто иногда... сшибает его с ног. Я видел таких, которые либо не могут ничего делать, либо они становятся... у них ломается что-то внутри. Какой-то характер... они становятся брюзгами, или они становятся очень жёсткими по отношению ко всем — братьям-сослужителям, там, берут на себя какие-то непомерные подвиги и начинают играть в монашество или ещё во что-то, заставляют всех поститься до упаду, там, поклоны бить... ну, то есть... это очень тяжёлые такие бывают случаи.

В.Аверин:

— А как с ними совладать?

О.Андрей:

— С кем?

В.Аверин:

— Ну, вот, если...

Тутта Ларсен:

— С жёнами-то?

В.Аверин:

— Не-не-не-нет! Если вот в такого человека превращается священник, то кто с ними может совладать? Опять, есть какое-то... у меня всё время «профессия» на языке... профессиональное сообщество, так скажу...

Тутта Ларсен:

— Профсоюз?

В.Аверин:

— ... коллеги, начальство?

О.Андрей:

— В Западной Церкви есть, между прочим, такое начинание как реабилитация священника. Там есть некие реабилитационные, психологические такие, центры, где священнослужитель может какое-то время пожить...

В.Аверин:

— Затаиться.

О.Андрей:

— Да. Без приходской жизни. И даже, может быть, сам не совершая Богослужение, но участвуя в нём, для себя. И вплоть даже до года это бывает. То есть, такой вот «академический отпуск», скажем, вот берётся — да, для того, чтобы как-то восстановиться, реабилитироваться, «наполнить свой колодец». Молится ли он, с какими-то там наставниками пребывает — не знаю... тренинги какие-то, или ещё что-то — тут я уже саму практику не знаю. Но то, что есть — это, очевидно, совершенно точно. Вот, очень часто и священникам Православной Церкви это тоже нужно. Хотя, некоторые старые священники считают, что всё это глупости, и никакого термина «выгорание» в принципе быть не может. Между прочим, насчёт отпуска — в начале программы мы говорили — старые священники рассказывали, что... по-моему, ещё Патриарх Пимен... ну, достаточно так... с одной стороны, мотивированно, с другой стороны немножко даже анекдотично говорил: «Отцы, какой вам отпуск? От чего вам — отпуск? От священнического служения? От Престола? От Таинств? От Евхаристии? От чего вам — отпуск?» И официальных отпусков не было. Ну, кто-то, там, на одно воскресенье куда-то уезжал, там... не знаю, куда... в паломничество или ещё что-то. Ну, или лечение — совершенно очевидно, тут уж никуда не денешься.

Тутта Ларсен:

— Ну, вот... а как же это относится к семье-то священника? Они-то отпуск заслужили, и каникулы. И матушке хочется...

о.Андрей:

— ... причём, с папой, да?

Тутта Ларсен:

— ... отдохнуть, конечно.

В.Аверин:

— Да, желательно, чтобы был папа, муж рядом.

Тутта Ларсен:

— Да, и тоже вот... Для священника реабилитация есть на Западе, а для жены священника её нету, а она 24 часа в сутки всё равно работает — мамой, женой, врачом, педагогом, кулинаром...

О.Андрей:

— А её реабилитировать должен муж, батюшка! Потому что сказано, что «жена поучается дома, от мужа своего».

В.Аверин:

— Да, но при этом детям надо показывать мир, всё равно. Надо ездить, надо... ну... чтобы они видели...

О.Андрей:

— Сейчас, конечно, жизнь совсем другая.

В.Аверин:

— Конечно!

О.Андрей:

— Сейчас, такая, глобальная жизнь, и, действительно, всё доступно — и посмотреть, и куда-то там поехать, и границы совсем не те... Понятно. И время на дорогу тратишь, не годами куда-то путешествуя, а всего за несколько часов.

Тутта Ларсен:

— Я знаю мнение, кстати, одного из взрослых священников о том, что не надо детям мир показывать. Ещё... Зачем это всё? Где родился, там и пригодился. И вот эта вот вся эта снаружи... всё это многообразие и весь этот маскарад — он вообще не на пользу неокрепшему уму.

В.Аверин:

— Да?

Тутта Ларсен:

— Да. Ну, как, амиши — живут. До 18 лет никуда не выбираются.

О.Андрей:

— Ну, смотря какой маскарад, смотря что показывать, действительно — Диснейлэнд или... ну, могут же быть разные, так сказать... стадии. Может быть просто, такое, совершенно православное паломничество. Может быть такое — паломничество с элементами православного туризма. Может быть, такое, оздоравливающее... да, какие-то поездки, там — море, процедуры, ещё что-то...

В.Аверин:

— Да и вообще — посмотреть и увидеть Магдебургских дев — это всем полезно, понимаете? Это всем полезно. Посмотреть Шартр, посмотреть Бамберг... ну... увидеть, как развивалось...

Тутта Ларсен:

— Но хочется-то — в Диснейленд...

О.Андрей:

— Нет, ну вот «хочется» — это уже немножко другая тема. Мы, конечно, должны понимать, что всё-таки мир, действительно, сейчас — глобален. Границы очень многие — совершенно условны. И, больше того даже, профессионально дети учат языки, дети учат культуры, дети общаются... Ну, какие дети... они уже юноши и девушки, молодые люди — студенты, скажем — они общаются с иноязычными людьми, с иностранцами, и, ничего не зная об этом — причём, так сказать, в первоисточнике, в оригинале, что называется — это очень сложно и ущербно. Почему — нет?

Тутта Ларсен:

— Я думаю, это тема для нашей какой-то следующей программы хорошая...

О.Андрей:

— Да, это, такая — отдельная тема.

Тутта Ларсен:

— ... отдельная. Спасибо огромное за то, что Вы сегодня с нами провели здесь этот час. У нас в гостях был протоиерей Андрей Юревич, клирик Храма святителя Иннокентия, митрополита Московского в Бескудникове. В студии были Тутта Ларсен...

В.Аверин:

— Владимир Аверин. Спасибо Вам большое за эту встречу!

О.Андрей:

— Спасибо вам! Всего доброго!