Светлый вечер с Сергеем Проскуриным (эфир от 26.05.2015)

У нас в гостях был композитор, дирижёр, профессор Курского государственного университета, руководитель Русского Камерного оркестра города Курска Сергей Проскурин.
Сергей Георгиевич рассказал об истории своего оркестра, о том, почему он предпочел карьере в Европейских столицах работу в городе Курске, а также о Международном фестивале классической музыки «Мариинские Ассамблеи».

Ведущие: Владимир Емельянов и Елизавета Горская

В. Емельянов

— Здравствуйте! В эфире программа «Светлый вечер», её ведущие Владимир Емельянов и Лиза Горская.

Л. Горская

— Здравствуйте!

В. Емельянов

— И у нас сегодня в гостях... ой, даже не знаю, столько титулов, впрочем, вы из нашего досье сейчас всё узнаете. У нас сегодня в гостях Сергей Георгиевич Проскурин. Здравствуйте, добрый вечер!

С. Проскурин

— Добрый вечер!

Л. Горская

— Здравствуйте!

Наше досье:

Сергей Проскурин. Родился в 1957 году в Старом Осколе, окончил Саратовскую государственную консерваторию имени Собинова. Проходил стажировку в Московской консерватории, а также в разных городах мира, среди которых Нью-Йорк и Лондон. Работал со многими оркестрами мира, записал более двадцати компакт-дисков. Композитор, дирижёр, руководитель Русского камерного оркестра в Курске, профессор Курского государственного университета, основатель и заведующий кафедрой инструментального исполнительства.

В. Емельянов

— Ну, и в настоящее время Сергей Георгиевич Проскурин работает главным дирижёром и художественным руководителем Русского камерного оркестра, является профессором Курского государственного университета, трубач, дирижёр. Трубач. У меня сразу светлые чувства к вам возникают, потому что я, честно говоря, из всех духовых, из всего духового оркестра медь люблю больше всего. А самый любимый инструмент у меня, пожалуй, валторна и труба как раз. И при этом я почему-то совершенно не люблю дерево. Вот не знаю почему, включая саксофон.

С. Проскурин

— Вы знаете, о вкусах можно спорить, но мне тоже очень нравится труба. Из истории трубы хотелось бы рассказать несколько таких интересных моментов: только посвящённым людям в Египте — духовникам — позволялось играть на трубе, потому что считалось, что через звук трубы ты общаешься с Богом. И мы можем заметить на многих фресках, на многих картинах, изображениях, что ангелы играют на трубах. Действительно, труба интересна тем, что звук трубы необычайно волевой, призывный, мужественный, динамичный, и тем не менее, очень певучий, яркий, и он может быть очень спокойным. То есть сплав, очень много характеристик в этом звуке. Даже я бы сказал такую интересную фразу, что сам звук трубы формирует личность трубача. Потому что я уже более сорока лет и в оркестре играл, и преподавал во многих консерваториях мира, и мастер-классы давал, я замечаю, что инструмент формирует человека, формирует его характер. Я знаю, что трубачи очень активны, они такие очень мужественные люди, если мы будем сравнивать с людьми, которые тоже играют в оркестре, но играют на других инструментах — инструмент формирует характер.

Л. Горская

— А не в зависимости от характера человек в юности выбирает себе инструмент?

С. Проскурин

— Ну, какое-то созвучие присутствует, резонирует это. Но факт то, что всё равно тем, чем занимается и на каком инструменте играет человек, формирует его в дальнейшем. Но он выбирает, наверное, то, что он будет делать дальше, человек, и каким он становится.

В. Емельянов

— А скажите, пожалуйста, сложно продуть вообще такой инструмент, как труба, как валторна?

Л. Горская

— Что значит «продуть», Володь? Я понимаю, что ты настолько глубоко в теме, что...

В. Емельянов

— Нет, наоборот, я совсем не глубоко в теме! Но «продуть» — это не просто взять какую-то ноту. Она же, понимаешь, может тянуться несколько тактов. Это, одно дело, несколько тактов на скрипке, когда у тебя смычок и ты, не отрывая его от струны, можешь эти такты тянуть.

Л. Горская

— Это тоже очень сложно, между прочим, делать. Я тебе, как человек, который играл в музыкальной школе на скрипке, могу сказать!

В. Емельянов

— А здесь всё-таки зависит и от объёма лёгких, и...

С. Проскурин

— Но, вы знаете, это всё натренировывается. Но важно очень найти баланс. Знаете, была такая техника пения «Бельканто» в Италии? Приходилось играть мне, аккомпанировать солистам, которые поют Бельканто. Они ведь поют негромко, но правильное дыхание, правильный баланс работы всего исполнительского организма даёт возможность того, что этот звук очень полётный. То же самое и духовой инструмент — если правильно всё распределено, то можно экономить себя, и будет звучать, и звук будет очень полётный, и его будет очень далеко слышно. Поэтому здесь больше зависит от техники, от представления исполнителем — как он себе представляет это звучание. В основном, знаете, есть такая мудрость: «как человек мыслит, так он и играет». Если он играет громко, значит, он и так и мыслит, наверное.

Л. Горская

— Как можно мыслить громко?

С. Проскурин

— Ну, здесь другое уже представление: он хочет, может быть, привлечь внимание к себе громкостью, может быть, он хочет показать, что вот он хорошо играет.

Л. Горская

— Как интересно!

С. Проскурин

— Это уже эстетика.

Л. Горская

— Но в любом случае, это же колоссальный труд, да? — достигать высот в том или ином музыкальном ремесле, с позволения сказать. Просто, я чему спрашиваю: вы же ещё дирижёр, причём дирижёр с мировым именем. Как вот это совмещается — и то, и другое требует колоссального труда, огромного количества времени, большой нагрузки.

В. Емельянов

— И плюс вы ещё пишитесь с такими музыкантами известными!

Л. Горская

— Не выдавай всё сразу!

С. Проскурин

— Вы знаете, для меня, когда я был солистом в Скандинавии и солистом в Европе работал долгое время, воскресенье был день самым счастливым, потому что я мог прийти в семь часов утра и заниматься спокойно на инструменте до 11 часов вечера. Дело в том, что сольная игра, она забирает столько времени, и сложно совместить игру солиста с педагогической работой или дирижёрской, потому что что-то одно. Поэтому ты делаешь что-то в ущерб другому. Но, с другой стороны, всё это помогает в общем развитии, и как дирижёру мне помогло, что я был солистом, что был оркестрантом. И опять же, как дирижёру мне помогло, что я был педагогом. Я стараюсь играть музыку на аутентичных инструментах. И если музыка написана в восемнадцатом, девятнадцатом или семнадцатом веке, я беру инструменты этой эпохи и играю.

В. Емельянов

— А где вы берёте эти инструменты?

С. Проскурин

— Так как я долго жил в Европе — и в Копенгагене, и в Стокгольме — это, вообще, сейчас очень популярно, очень интересно слушать вот такую музейную музыку на старинных инструментах. Аутентичные оркестры очень популярны.

В. Емельянов

— То есть они у вас есть — эти инструменты?

С. Проскурин

— Да.

В. Емельянов

— Они ваши личные?

С. Проскурин

— Да. У меня в моём музее достаточно много инструментов.

В. Емельянов

— У вас и музей есть?

С. Проскурин

— Да.

В. Емельянов

— Так, давайте поподробнее сейчас немножко будем про это. Аутентичные инструменты семнадцатого, восемнадцатого века — труба, я могу представить сколько она стоит. Во-вторых, ведь должны существовать какие-то мастера, ведь инструмент должен быть в идеальном порядке.

С. Проскурин

— Таких инструментов очень мало. В основном, делали подделки, уже в девятнадцатом веке — тех инструментов, которые были изготовлены в эпоху барокко. Но интересно то, что те инструменты не так хорошо звучат — старые. И наше ухо уже привыкло к современному звуку, и когда мы слышим старинные скрипки, их жильные струны, когда мы слышим игру на духовых инструментах семнадцатого, восемнадцатого века, то начинаешь переноситься в другую эпоху, потому что начинаешь понимать: совершенно другая эстетика была звуковосприятия. Поэтому здесь есть небольшая сложность. И, вообще, сейчас присутствует такой компромисс между игрой на аутентичных инструментах, но стараются играть более современным звуком, чтобы эстетику не нарушать нашего уже понимания музыки.

В. Емельянов

— Сергей Георгиевич, а у нас есть возможность послушать какой-нибудь музыкальный отрывок, исполненный именно на аутентичном инструменте?

С. Проскурин

— Да, у меня есть записи с собой, где я исполняю музыку Леопольда Моцарта — это отец Вольфганга Моцарта, который написал первую теорию музыки, это выдающийся композитор. К сожалению, как-то сын оттянул внимание на себя, и он не такой знаменитый. Хотя, я думаю, из композиторов эпохи барокко, это выдающаяся личность, и как человек, и как музыкант, и как деятель.

В. Емельянов

— И там будет звучать труба?

С. Проскурин

— Да. Там будет звучать труба «А»!

В. Емельянов

— Это что значит?

С. Проскурин

— Это специальный инструмент, это пикколо-труба — ренессанс барочной трубы. То есть вот как раз о том, о чём я говорил: мы подражаем игре эпохи барокко, но делаем это с относительно качественным звуком, где мы воспринимаем эту музыку современно.

В. Емельянов

— Но там труба старая звучит?

С. Проскурин

— Нет. Это ренессанс старой трубы, то есть сделана труба в стиле барокко.

В. Емельянов

— Ну, что же, давайте послушаем, очень интересно!

 

Звучит музыка Леопольда Моцарта. Солирует на трубе Сергей Проскурин.

 

В. Емельянов

— Очень неожиданный звук у трубы! Я-то всю жизнь думал, что только флейты пикколо бывают, оказывается, бывает и труба-пикколо. На ней сложней играть, чем на обычном инструменте?

С. Проскурин

— Физически — да, потому что само звукоизвлечение очень не простое, и даже композиторы писали так музыку, с расчётом на то, что трубач в состоянии был исполнить это произведение, что вторая часть им не исполнялась, чтобы трубач мог собраться с силами, восстановить свой аппарат исполнительский и начать блистательный финал. Вторые части, в основном, трубач не играл.

 

В. Емельянов

— Мы напоминаем, что на радио «Вера» программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов и Лиза Горская. У нас сегодня в гостях Сергей Георгиевич Проскурин. В настоящее время он работает главным дирижёром и художественным руководителем Русского камерного оркестра, является профессором Курского государственного университета. Вообще, он трубач по профессии и дирижёр. Сергей Георгиевич, вы как-то кратко сказали несколько минут назад о том, что у вас есть свой собственный музей музыкальных инструментов. Не могли бы чуть подробнее об этом рассказать?

С. Проскурин

— Вы знаете, когда я приехал на работу в Швецию, меня потрясло многообразие музыки и много каких-то произведений, вот как раз старинной музыки эпохи барокко, ренессанса, которой мы не знали, русские музыканты, потому что мы были обделены, в общем-то, репертуаром.

Л. Горская

— Извините, немножко перебью вас, а почему так сложилось, что мы были обделены репертуаром?

С. Проскурин

— Во всяком случае это было связано, может быть, с какими-то политическими моментами. Потому что выезжать в Европу не каждый музыкант мог. Я когда выехал в 87 году в Японию в первый раз на гастроли — это был случай, нонсенс какой-то. Мы не могли использовать тот потенциал музыкальный, инструментарий тоже не могли, нотный потенциал использовать у нас, потому что просто его не было. И это связано с тем, что у нас не было контактов. Ведь большая часть европейской музыки была уже написана в семнадцатом веке. У нас только начиналось барокко, и первый духовой оркестр только Пётр Первый придумал, чтобы у нас были традиции. А в Европе эти традиции уже были серьёзные: уже были хоры оркестров, хоры духовиков, хоры трубачей. Хотя, конечно, нельзя отрицать, что труба использовалась в России — это и в «Слове о полку Игореве» есть упоминание о трубах, но это фанфарные только знаки. А вот как оркестры, первые были в Европе. И, в общем-то, традицию мы заняли у европейцев. С приходом духовой музыки Петра Первого, мы начали изучать этот процесс европейский — это европейская традиция. И я познакомился с совершенно уникальной музыкой, о которой я не знал, хотя я здесь во многих оркестрах работал и преподавал. Но, к сожалению, это факт. И я интересовался, работал очень много в архивах — в архивах в Лондоне, мне предоставилась возможность работать в Королевском архиве в Стокгольме, в Копенгагене. И я нашёл очень много интересной информации, и стал покупать ноты, и стал приобретать старинные инструменты. Потому что, действительно, это совершенно необычное, необыкновенное звучание, когда ты играешь музыку на инструменте той эпохи, на аутентичном инструменте. Поэтому, вот за такой достаточно большой промежуток времени, почти двадцать лет, я собрал коллекции инструментов, не только духовых — у меня есть и губные гармошки, и есть цитры, и есть струнные инструменты старые, есть ноты очень интересные. Я собрал, может быть, около сорока инструментов.

В. Емельянов

— И всё это экспозиция, и люди могут прийти и посмотреть?

С. Проскурин

— Да!

В. Емельянов

— Купить билет, прийти в музей?

С. Проскурин

— Бесплатно мой музей работает.

В. Емельянов

— А, даже бесплатно!

С. Проскурин

— Да. Он при университете, мне выделили комнату небольшую. Но я считаю, что это очень важно. Потому что в Курске иметь городу музей музыкальных инструментов, о которых я могу рассказать, на которых я могу сыграть — это очень полезно. Потому что многие люди, к сожалению... в провинции я встречал музыкантов, вернее, встречал людей, которые в первый раз живую музыку симфоническую музыку услышали в тридцать лет. Большинство студентов, которые приходят к нам на концерты, тоже в первый раз слышат живую музыку, а тем более, когда они посещают мой музей, они расширяют своё понимание и начинают лучше понимать язык музыки.

Л. Горская

— Вот теперь я задам свой вопрос! А почему Курск? Вот вы столько лет провели за границей, причём вы так скромно сказали: «Я приехал работать». Вы же там не просто работали, вы руководили...

С. Проскурин

— Оркестрами, кафедрой.

Л. Горская

— Да, кафедрами, оркестрами, были солистом в Скандинавии, то есть были известным в Европе виртуозом. И вдруг вы приезжаете в Курск, перевозите свою уникальную коллекцию туда, в филармонию. Почему?

С. Проскурин

— Знаете, как-то получилось так, что я жил в столицах всю свою жизнь — то в столице Дании, то в столице Австрии, то в столице Молдавии. И мне всегда хотелось жить в России. Может, это и покажется немножечко странным. Даже когда я приехал в Россию, мне прислал мой друг, мой ректор Гюнер Кранц письмо и говорит: «Серёж, ты не знаешь, ты уже столько лет здесь прожил, ты не знаешь куда ты едешь! Россия — другая страна. Ты через год приедешь обратно и не будет работы. Давай мы напишем документ, что ты как бы поехал в Россию на стажировку, чтобы ты мог через профсоюз вернуться домой». Но мне хотелось именно создать что-то своё, потому что у меня была мечта — реализовать то звучание, которое я представляю, то, что я нажил годами и приобретённое с опытом: прочитанные книги, какие-то, может, детские мои впечатления о музыке, какие-то сны детские. Вот я слышал какое-то звучание совершенно необыкновенное — я вот к нему стремлюсь. Чтобы извлекать такие звуки, которые я извлекаю на трубе, я думаю, что я шёл, наверное, лет тридцать к этому звуку. И мне также хотелось создать какой-то оркестр, чтобы я от начала до конца мог за него нести ответственность — ну, как свой коллектив, как своя семья. Это на самом деле так и получилось в нашем оркестре. Мы пытаемся никому не подражать. И получилось так, что Курск оказался тем большим городом, который находился... Я родился в Старом Осколе — это относительно маленький город, а Курск был большой город. И поэтому в Старом Осколе я не смог себе найти применение, а вот Курск как раз по размерам был тот город, где я мог применить себя. И я был приглашён сначала главным дирижёром симфонического оркестра в Курск, а затем я создал маленький оркестр, назвал его Русский камерный оркестр, потому что мне очень хотелось. Потому что в такой большой стране вот есть только один Русский камерный оркестр — в Курске. Есть ещё один Русский камерный оркестр — в Лондоне.

В. Емельянов

— Сколько у вас музыкантов в вашем оркестре?

С. Проскурин

— Сейчас 18. И я моя мечта сбылась: я от начала до конца веду этот оркестр. Это необыкновенно сложно, потому что провинция — это не Москва, где и Консерватория, и сколько учебных заведений, и сколько музыкантов можно привлечь. Приходится заниматься чуть ли не с каждым, и парами, и группами, и давать им книги читать. Есть и опытные музыканты. Но зато я получаю необыкновенную радость, что в провинции есть такой оркестр. Мне кажется, что это очень важно — что моя мечта сбылась и что она актуальна сейчас.

Л. Горская

— А как, если не секрет, отреагировали ваши коллеги на такое решение — всё бросить и уехать в Курск?

С. Проскурин

— Вы знаете, меня не понимали. Шведы и датчане меня не понимали, потому что многие студенты мои работают в действительно ведущих оркестрах — и в Парижской опере у меня студенты, в Лондоне мои студенты, в Королевской опере Стокгольма мои студенты играют, в радио и телевидении Дании. В более десяти ведущих оркестрах мои студенты. Но теперь знаете как поворачивается время? У меня сейчас очередь европейских музыкантов — певцов, солистов — приехать, сыграть с нашим оркестром. Вот мы проводим мероприятия, международные проекты. Мы ведём пять проектов. Вот сейчас я веду пять проектов — это «Русский камерный оркестр детям», где играют дети, живущие в нашем регионе, мы стараемся им помочь — поиграть с нашим оркестром. Второй большой проект — это «Московская государственная консерватория и Русский камерный оркестр. Мост дружбы», где приезжают профессора Московской консерватории с лучшими своими студентами...

В. Емельянов

— Всё это у вас в Курске проходит?

С. Проскурин

— Да, к нам приезжают. Дальше, у нас третий мощный фестиваль — мы делаем Международный фестиваль, который я провожу — это мы приглашаем европейских музыкантов. С нами сотрудничают солисты Лондонской оперы, с нами сотрудничают солисты из Вены, Королевской оперы Стокгольма, Соединённых Штатов Америки. То есть у них есть желание к нам приезжать. Ведь не было ещё такой ситуации, что после работы с нами, им не захотелось бы приехать.

В. Емельянов

— Слушайте, власти Курска вам должны дворец построить и на руках вас носить, вообще!

Л. Горская

— И хрустальный мост!

В. Емельянов

— И хрустальный мост в Москву или в Копенгаген!

Л. Горская

— Они говорят: «Приезжайте к нам в Копенгаген!» — «Нет, лучше вы к нам в Курск!»

С. Проскурин

— Нашим оркестром даже дирижировал главный дирижёр Лондонского симфонического оркестра. Джонатан Бретт приезжал. Мне казалось, что смешно — зачем? Но большинство людей хотело посмотреть где я живу, из моих друзей.

Л. Горская

— Куда же он уехал?

С. Проскурин

— Да. Куда он уехал? Приезжал вот сейчас первый концертмейстер Королевской оперы Стокгольма Семми Стальхаммер — это выдающийся скрипач, это легенда, в шесть лет он получил первый приз на конкурсе Баха. К нам он каждый год приезжает играть концерт. Кстати, у него самая большая коллекция скрипок в Европе. Очень интересный человек и образованнейший. Тридцать лет играет первую скрипку, понимаете, тридцать лет! Это даже не солистом быть — то есть можно приготовиться, а когда ты работаешь в опере, когда работаешь в балете... Но я подвожу черту, что, если бы чуть-чуть ещё немножечко помощи, то, действительно, в Курске можно было бы сделать настоящее, большое дело.

В. Емельянов

— Помощи, вы имеете в виду, что нужны деньги просто?

С. Проскурин

— Нет, но помощи — чтобы внимание было со стороны функционеров от культуры, чтобы люди как-то...

В. Емельянов

— Этого нет?

С. Проскурин

— Конечно!

В. Емельянов

— К вам приезжают такие люди и функционеры от культуры... А чем они занимаются, вообще, зачем они работают?!

Л. Горская

— Ну, может, они просто не знают кто эти люди?

В. Емельянов

— Тогда зачем они занимаются культурой, я прошу прощения?

Л. Горская

— А вот это вопрос вопросов!

В. Емельянов

— Есть масса других профессий — таксист, например.

С. Проскурин

— Володь, вы знаете, хорошо, что не мешает никто!

В. Емельянов

— Вот это, да! Это тоже важно. Вы знаете, я предлагаю немножечко прервать наш разговор и послушать очередной музыкальны отрывок. Предложите что-нибудь на ваш вкус!

С. Проскурин

— Вы знаете, хотелось бы рассказать о нашем диске, который стал победителем на популярной фирме записи аудио и видео в Швеции — это «APM Film & Music CO». Они проводят конкурс записей классической музыки на компакт-дисках. За 2014 год наш диск получил первое место, и мы сейчас приглашены на эту фирму записывать музыку современных шведских композиторов. Можно сказать, что это наша гордость, просто, действительно, получилось. Мы записали очень интересную музыку — это музыка к балету «Аполлон Мусагет» Стравинского. Музыка сама очень интересна по содержанию.

В. Емельянов

— Серьёзная, да.

С. Проскурин

— Она очень глубокая, она очень сложная и для исполнителей, и для зрителей, но вот эта музыка как раз дала толчок для того, чтобы наш диск стал победителем. И мне бы хотелось, конечно, слушателям показать то, как мы понимаем Стравинского.

В. Емельянов

— Давайте послушаем!

Л. Горская

— Давайте.

 

Звучит музыка Стравинского из балета «Аполлон Мусагет» в исполнении Русского камерного оркестра под управлением Сергея Проскурина.

 

В. Емельянов

— Прекрасная музыка!

С. Проскурин

— Да, вы знаете, тот опыт, который у меня есть — дирижёрский, исполнительский — он меня приводит к таким интересным мыслям, что иногда есть музыка, которую очень сложно исполнять — она забирает много здоровья, энергии, надо много отдаться этому, — а зритель следит, слушает и для него это не производит такого впечатления. И бывает наоборот музыка, которую ты играешь в удовольствие, она не забирает энергии, а люди выходят, как будто они пережили целую вечность. Как раз Стравинский не подходит не туда и не туда.

В. Емельянов

— А куда?

С. Проскурин

— Его трудно играть, его трудно слушать, его трудно переосмысливать. Это, в общем-то, музыка непростая. Здесь, видимо, на стыке зарождение каких-то новых стилей в музыке происходит: джаз стал появляться, импрессионизм стал появляться. Потому что, если мы будем слушать музыку этого времени, то очень трудно отличить музыку Стравинского от музыки Дюка Эллингтона или Дюка Эллингтона трудно отличить от импрессионистов — от Дебюсси или Равеля. То есть здесь происходит какое-то... видимо, человечество пришло к тому в это время, что должно что-то произойти в музыке.

В. Емельянов

— Или вообще в истории человечества.

С. Проскурин

— Да, это как раз предвоенное время, вы понимаете, всегда перед войной... Но, кстати, всегда перед войной было очень популярно танго — я заметил. Танго начинает становиться популярным, оно везде звучит и обязательно происходят войны потом. Поэтому мне интересна эта музыка тем, что это, как язык, в общем-то, это элитная музыка, к счастью или к сожалению. Есть музыка доступная, от которой можно получать удовольствие от того, что ты её слушаешь, сопереживаешь. Есть музыка, которую очень удобно слушать, когда едешь на машине, она не мешает, получаешь какое-то определённое состояние. Но есть музыка элитная, к ней нужно быть готовым. И вот что хотелось бы сказать о Стравинском: не всегда программность соответствует самой музыке. На мой взгляд, музыка намного глубже, намного серьёзнее, это целый язык, целый пласт — гармонический, мелодический, метрический, — нежели сюжет балета «Аполлон Мусагет». Вот такое у меня представление об этом музыкальном эпизоде.

В. Емельянов

— А где вы пишите ваши диски?

С. Проскурин

— Вы знаете, я приобрёл интересную профессию — в Европе и в Соединённых Штатах Америки меня приглашали иногда помочь в студиях звукозаписи, я был советником — такое пафосное слово «советник», — я помогал. Ну, и сталкивался с такими моментами, что меня не устраивали записи, на которых я работал, которые я дирижировал произведения. И потихоньку начал изучать этот процесс записи, и создал свою маленькую студию. Прикупил сначала какие-то микрофоны более-менее подержанные, рабочие. А потом уже студия доросла до того, что уже более 20 компакт-дисков я записал на своей студии.

В. Емельянов

— Ничего себе!

Л. Горская

— Маленький музейчик, маленькая студия, маленький оркестрик, маленькая филармония.

С. Проскурин

— Да, всё маленькое!

В. Емельянов

— Мы вернёмся к вам через минуту. Вы слушаете программу «Светлый вечер».

 

В. Емельянов

— На радио «Вера» программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов и Лиза Горская. У нас сегодня в гостях замечательный человек, прекрасный музыкант Сергей Георгиевич Проскурин — трубач, дирижёр, педагог и художественный руководитель Русского камерного оркестра, является профессором Курского государственного университета. А сам по себе оркестр базируется именно в городе Курске. Вы знаете, Сергей Георгиевич, честно говоря, я немного потрясён. Я знаю, что это очень дурной журналистский приём, но тем не менее — лауреат Международного конкурса камерной музыки, памятный знак «За труды и Отечество», медаль губернатора Красного моря, заслуженный работник культуры Российской Федерации, Знак почёта Курского государственного университета и так далее, и так далее, порядка двадцати позиций. И при этом Сергей Георгиевич говорит: «Вот хотелось бы немного помощи!» Это какой-то паноптикум, вообще, такой уникальный человек, с таким уникальным оркестром!

Л. Горская

— А потому что скромный.

В. Емельянов

— А может не надо быть таким скромным? А хотя, с другой стороны, нет — надо! Надо, иначе всё потеряется.

Л. Горская

— Володя начал разговаривать с собой, видимо, вопрос очень актуальный для всех здесь присутствующих.

В. Емельянов

— Мне просто обидно.

Л. Горская

— И мне обидно.

С. Проскурин

— Придёт время, я надеюсь, что не только в Москве, но и в провинциальных городах, допустим, каким-то таким культурным проектам, может быть даже пускай они будут частично самодеятельными, частично эмоциональные...

Л. Горская

— Вы знаете, мне кажется, у вас всё-таки не культурный проект, у вас культурное явление. Вот так, по-честному если.

С. Проскурин

— Спасибо!

В. Емельянов

— Скажите, пожалуйста, а вот висит афиша о том, что состоится концерт вашего камерного оркестра, много народу приходит вообще в Курске?

С. Проскурин

— Когда мы создавали камерный оркестр, мне было смешно, что как-то к этому отнеслись не очень хорошо — какой-то камерный оркестр, зачем это? — всё же есть. И на первый концерт, который мы дали, пришло, может быть, 50 человек. Для меня это было всё равно хорошо. 50 человек — это же тоже здорово! Но вот сейчас, буквально в течение года, мы смогли в Курске — может быть громко сказать: воспитать публику, — но смогли привлечь внимание, и у нас где-то ровно столько же зрителей, сколько в концертном зале, не могут попасть на концерт.

В. Емельянов

— То есть у вас переаншлаг?

С. Проскурин

— Очень жалко, что иногда 200, 300, 400 не попадают на концерт и стоят за дверями наших дел, которые мы проводим. Это очень приятно, что многие студенты, которые приходят часто... я вижу новых совершенно людей на концертах. Мы даём более 20 бесплатных благотворительных концертов

в городе. Это тоже помогает. То есть я думаю, что мы смогли создать или мы смогли, наверное, сформировать, воспитать часть публики, которая не знала раньше о том, что есть камерная музыка, есть классическая музыка, и что её нужно слушать живьём. Многие люди, которые бывают на наших концертах, говорят: «Мы открыли для себя клад какой-то, побывав у вас на концертах!» Это серьёзно.

Л. Горская

— А это правда так! Это невозможно понять дистанционно. Действительно, нужно один раз, первый раз сходить на концерт классической музыки, чтобы это почувствовать, чтобы эту вселенную для себя открыть.

В. Емельянов

— А если это дурной оркестр, например?

Л. Горская

— Их, во-первых, не так уж много.

В. Емельянов

— Их очень много.

Л. Горская

— Да?

В. Емельянов

— Да!

Л. Горская

— Ты сейчас какую-то грустную вселенную для меня открываешь.

В. Емельянов

— А они разные эти вселенные!

Л. Горская

— А теперь скажи, что они ещё и государством поддерживаются!

В. Емельянов

— Конечно!

Л. Горская

— Выйди, пожалуйста, из студии, Володя (смеются)!

С. Проскурин

— Всякое бывает. Я думаю, что вот как-то у нас получилось, что и люди хотели, кто играет в оркестре. Немножко грустно — у нас большая часть оркестра это студенты. И только научишь его играть — он уезжает в Москву. И получается, что я как бы работаю не на Курск, я работаю на дядю Васю. Но Москва-то — столица нашей Родины, так, наверное, нельзя говорить. Но, в любом случае, в Москве есть всё. Я не могу, к сожалению, удержать тех музыкантов, которые научились играть, они хотят двигаться дальше, и они хотят зарабатывать деньги, хотят обеспечивать семьи, хотят заниматься чем-то интересным. Курск не даёт возможности мне удержать музыкантов по многим позициям. Это грустно, потому что уезжая, один музыкант... я посчитал: 39 человек уехало из оркестра. Приятно, что они играют первыми концертмейстерами в каких-то оркестрах, многие в Москве работают. Но, если оркестр состоит из 16-18 человек, то получается, что три оркестра уехало, что очень грустно. Вот сейчас у нас опять 7 человек новых — студенты пришли. Я думаю, что через 2-3 года они тоже будут чувствовать себя боле уверенно как профессиональные музыканты.

В. Емельянов

— Но мне кажется, что вы не должны грустить, Сергей Георгиевич, потому что вы, может быть, засыпая не думаете об этом: «Вот я — молодец, вот столько у меня хороших учеников!» Но, если по-честному, ведь это действительно так — вы воспитали огромное количество музыкантов. И это очень хорошо, что они работают в разных местах. То, что они не работают с вами в Курске — да, это, может быть, обидно. Но тем не менее, вы же отыскиваете новые таланты, вы из музыкальных школ берёте новых талантливых ребятишек, и тоже из них делаете музыкантов.

С. Проскурин

— Если с этой точки зрения рассматривать, то да, я соглашусь с вами.

Л. Горская

— Семь новых человек в оркестре — это много, это почти половина.

С. Проскурин

— Много, да. Но каждый год у нас примерно такая ситуация. Она интересна тем, что музыканты приходят оркестр совершенно... Понимаете, чтобы играть на скрипке прилично, надо учиться семь лет в музыкальной школе, четыре года в музучилище, пять лет в консерватории, и потом ты приходишь и ещё ничего не умеешь. То есть сама система образования у нас настроена как бы на сольную игру. А кто из этих людей будет солистом? Из ста человек, может быть, пять могут играть соло, остальные все идут в оркестр. А в оркестр они приходят — совершенно другая профессия, надо научиться играть вместе, научиться играть одинаковыми штрихами, понимать музыку, надо привыкнуть к руке дирижёра, надо читать колоссальное количество книг, литературы, слушать хорошую музыку, а не только включить Youtube. Как иногда приходят: «Вот я по Youtube послушал какую-то запись», — а кто там играет, что там происходит... То есть проходит серьёзный процесс формирования человека, это же не просто хорошо играть — за этим стоит очень много всего.

В. Емельянов

— Конечно, это в принципе глобальное образование!

С. Проскурин

— Я, во всяком случае, научился водить машину за несколько месяцев и вижу как водят таксисты машину. То есть на скрипке играть за 15 лет не научишься — это дорогая профессия, очень дорогое обучение. В этом немножечко боль — что вот ты вкладываешь своё сердце, а потом люди не находят себя в Курске и уезжают, а я-то в Курске! Такой эгоизм, может быть.

В. Емельянов

— Давайте сердце немножко успокоим, послушаем музыку.

С. Проскурин

— Да, давайте. Вот знаете, что мне хотелось бы вам показать — достаточно, на мой взгляд, мы записали вариации Аренского на темы Петра Ильича Чайковского, там несколько вариаций красивых. Будет очень интересно послушать одну из этих вариаций. Потому что музыка очень интересна тем, что она, действительно, глубоко национальна, она православно-русская музыка, вот то, что отличает нашу культуру, нашу цивилизацию, допустим, от европейской музыки. Если сейчас мы послушаем музыку, вы учуете вот эту нашу глубинную какую-то душу русского человека.

 

Звучит вариация А. Аренского на темы П. Чайковского.

 

В. Емельянов

— На радио «Вера программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов и Лиза Горская. У нас сегодня в гостях замечательный музыкант, дирижёр, трубач, создатель и руководитель Русского камерного оркестра в городе Курск Сергей Георгиевич Проскурин.

Л. Горская

— Сергей Георгиевич, действительно, столько родных мотивов мы сейчас услышали в одном, сравнительно небольшом, произведении. И вот вы говорили про русскую культуру, про истинно русскую музыку. И, конечно, хотелось бы вас подробнее спросить о том, что вы вкладываете в это понятие, и кто, по-вашему, формирует вот эту русскую культуру и русскую музыку?

С. Проскурин

— Вы знаете, музыку сочиняет народ, а композиторы только аранжируют — есть такое выражение. Вот большой опыт жизни и работы в Европе, и хотелось бы смотреть на музыку европейскую, как русский человек. И сложно мне теперь смотреть на европейскую музыку, как русский человек, потому что я прожил там около 20 лет, и я уже часть этой культуры тоже. Но русская музыка, она отличается. Вообще, я хотел бы сказать, что мы — цивилизация! Мы недооцениваем себя, мы не изучаем этот процесс, мы пытаемся подражать, мы пытаемся кем-то быть — то ли Европой, то ли Азией.

В. Емельянов

— Очень хочется нам Европой быть.

Л. Горская

— А почему, по-вашему, мы, как цивилизация, себя недооцениваем?

С. Проскурин

— Я не знаю. Это серьёзные корни. Это надо изучать эту проблему. Просто вы сейчас задали вопрос, и мне в голову пришла такая мысль — подчеркнуть, что мы цивилизация — это однозначно. Мы - цивилизация законченная и, может быть, сформированная. Нам не надо никому подражать, нам надо посмотреть на себя, изучить себя, просто посмотреть, и, прежде всего, уважать свою культуру нужно. Всё равно мы смотрим как-то снизу, как на большие какие-то деревья, как на что-то такое, на наших соседей.

Л. Горская

— И Русский оркестр существует в Лондоне. Второй — в Курске.

С. Проскурин

— Да. Эмигрантский оркестр, которые уехали в 68-м, или когда там был призыв отъезда из страны. Они создали и кормятся, слава Богу. Музыка, литература, живопись, наше общение, наша кухня, наш мир, язык — это такое богатство, такое... Вы посмотрите, у нас каждый второй поэт, практически.

Л. Горская

— Каждый первый, даже так скажем!

В. Емельянов

— Почему мы это не ценим, как вы думаете?

С. Проскурин

— Я скажу такую вещь, может быть, она будет не очень корректна, но вот в Швеции почему-то люди считают... правительство им объяснило, что они хорошо живут, что у них всё в порядке, что они живут в достатке, что у них есть всё. Я понимаю, что у нас есть определённые сложности — они есть везде, — но у нас всё время бытует такое какое-то подсознание, что вот у нас что-то не так, у нас мы плохо; у нас дисциплины не хватает оркестровой или ещё чего-то такого — ну, в принципе. А на самом деле — ну, чуть-чуть причесаться, чуть-чуть поверить в себя, чуть-чуть объяснить. Ну, какие ресурсы, какие красивые женщины у нас, какие красивые, какие умные книги, сколько талантливых людей! Но почему мы не можем это всё как-то сформировать, как бы подытожить? Как бы объяснить самим себе, что мы — это цивилизация. Ну, давайте мы сами в неё поверим! И я для себя сделал вывод. Вот этот оркестр — он с ничего начинался. У нас же там не было профессиональных музыкантов! Но мы ездим в Вену играть, мы выступаем в США, мы выступали в «Бенароя Холл», я 20 раз был в США на гастролях.

Л. Горская

— А что это за награда от губернатора Красного моря « За вклад в развитие русской культуры в Египте»?

С. Проскурин

— Мы в Египет ездим очень часто, мы делаем там вечера русской музыки. То есть мы собираем там людей — немцы, французы, которые приезжают туда отдыхать, они открывают для себя какой-то совершенно новый мир. Вот мы были на одном из мероприятий в «Бенароя Холл» — это один из популярных концертных залов. И наш курский оркестр из восемнадцати человек, из города, о котором даже не знают, что он существует — все же думают, что только Москва в России. И к нам подошёл, я встречался с Билл Гейтсом, он был там в это время и спросил: «А какое отношение вы имеете к подводной лодке?» То есть он не знал, что такой город существует, он пришёл потому, что была вывеска: «Оркестр. Курск»! Люди пришли как бы посмотреть — может быть, действительно... И когда начинаешь понимать, что мы смогли там, где нет консерватории города, где нет глубоких традиций оркестровой музыки, — как если мы возьмём Саратов, где одна из старейших консерваторий, или возьмём Новосибирск, или возьмём большие города-миллионники. Ну, что такое Курск?

В. Емельянов

— А сколько там населения, в Курске?

С. Проскурин

— Где-то 450 тысяч примерно.

В. Емельянов

— А, то есть он совсем небольшой!

Л. Горская

— Что значит небольшой? Почти полмиллиона! Крупный город.

С. Проскурин

— Ну, небольшой город. И мы сделали оркестр, который... Мы сыграли девять «Рождественских ораторий» с солистами Королевской оперы Стокгольма в Стокгольме!

Л. Горская

— Это Бах?

С. Проскурин

— Да. Это огромное произведение! Мы в Москве сыграли «Рождественскую ораторию», до нас, по-моему, её никто не играл в России. И знаете, ситуация какая — и приехали солисты Королевской оперы к нам петь, — мы выступали в Центре Слободкина на Арбате, играли эту музыку. Мы сыграли в Германии семь «Рождественских ораторий» с берлинскими солистами. И это оркестр из Курска! Мы играли в Вене с венскими солистами. ТО есть я хочу сказать не о том, что вот мы такие хорошие, нет. А то, что мы взялись за дело, и к нам относятся очень серьёзно, как к городу, где есть какой-то культурны процесс, что там переживания какие-то происходят.

Л. Горская

— Это не просто серьёзно, это самый серьёзный уровень — то, что вы говорите!

С. Проскурин

— Это говорит о том, что это первый шаг к уважению нашей культуры, к уважению самих себя. Пускай там где-то есть Венский оркестр, пускай есть «Виртуозы Москвы», но есть и в Курске оркестр, с которым не стыдно выехать и к нам приезжает. То есть мне кажется, что это один из тех процессов, который обязательно русские люди должны оценить. Мы должны себя ценить, мы не должны приспосабливаться ни к каким культурам, мы должны разобраться в своей цивилизации, а она, действительно, мощнейшая, она интересная, она глубочайшая. И принцип: что если мы сможем осознать, что мы хорошо живём, то так оно и будет. Потому что идея-то материальна — об этом все уже знают, птицы даже поют об этом. И одна из важнейших задач, если русские люди поверят в себя, не просто там олимпийский чемпион появился какой-то — нет, простые люди... Мне кажется, что позиция должна быть, вот именно формирования нашего общества, прежде всего созидательная. А созидательная позиция это и есть, что очень много хорошего, мы даже не замечаем этого, на самом деле.

В. Емельянов

— Прекрасный монолог! Мне даже больше нечего добавить. Я предлагаю просто от слов к музыке перейти.

Л. Горская

— Ну, давайте.

С. Проскурин

— Так как записывать компакт-диски или играть концерты серьёзной очень глубоко музыки, элитной музыки не всегда хорошо, потому что есть зрители, которые приходят на концерт или покупают компакт-диски, они хотят ещё услышать знакомые какие-то темы, знакомые произведения. Мы всегда разбавляем наш концерт относительно развлекательной или более-менее популярной музыкой. В данной ситуации мы записали тоже несколько концертов для скрипки с оркестром Вивальди. И мне будет очень приятно, если несколько минут прозвучит это произведение, которое играют солисты нашего оркестра. Это Вивальди — «Концерт для скрипки с оркестром».

 

Звучит фрагмент из концерта для скрипки с оркестром А. Вивальди в исполнении Русского камерного оркестра.

 

В. Емельянов

— Мы напоминаем, что вы слушаете программу «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов и Лиза Горская. И у нас сегодня в гостях прекрасный человек, замечательный музыкант, дирижёр, педагог Сергей Георгиевич Проскурин. Мне бы хотелось вот о чём ещё спросить, Сергей Георгиевич: а вы часто в Москве-то бываете на гастролях?

С. Проскурин

— Да, мы часто выступаем. Практически каждый год в Доме музыки, выступаем в Московской консерватории с выдающимися солистами, выступаем в Музее музыкальной культуры имени Глинки, то есть мы в Москве довольно часто.

В. Емельянов

— А когда у вас ближайший концерт в Москве? Потому что очень хочется прийти, послушать.

С. Проскурин

— Уже сейчас мы в Москве не будем выступать, только на следующий год. Но я хотел бы вас пригласить, желающих и слушателей наших: мы проводим очень интересное мероприятие — это Международная музыкальная ассамблея в усадьбе князей Барятинских, ну, называется «Мариинские ассамблеи». Я, когда приехал из Швеции и первый раз попал в эту совершенно необыкновенной красоты усадьбу — это раньше был санаторий ЦК, сейчас это санаторий при Президенте Российской Федерации...

В. Емельянов

— Речь идёт о Курске?

С. Проскурин

— О Курске, да. То у меня сразу закралась мысль, что обязательно нужно, чтобы здесь был театр, здесь был оркестр. Ну, попадаешь в Лондонский парк — красивое озеро, совершенно необыкновенной красоты само здание. И я поехал в наш архив, в библиотеку, в РГБ, и раскопал архив Барятинских. И, к моей радости, ко мне в руки попало произведение, партитура, написанная рукой князя. Я раскопал очень много интересного для себя, узнал о семье Барятинских. Узнал, что он дипломат был, один из Барятинских был военным специалистом. К примеру, Шамиль после Кавказской кампании, он жил в этой усадьбе. А вообще, территория принадлежала Мазепе. Когда была проиграна военная кампания и Мазепа с Карлом Двенадцатым, со шведами бежали, то эту территорию Пётр Первый подарил князьям Барятинским, и там построили вот эту усадьбу. Я думаю, что она не уступает ни Шереметьевым, ни Голицыным. И так как мне очень хотелось исполнить эту музыку, я сделал редакцию этого произведения для большого симфонического оркестра. Вы представляете? — в мои руки попала партитура, написанная рукой князя, попали совершенно уникальные его записи о его жизни, рассказы музыкантов. Как обычно в традиции музыкантов — в паузах музыки они пишут в партиях своих какие-то свои замечания: «Князь убил сегодня четыре утки», — или такие шутки интересные. И мы сделали первую ассамблею, она была театрализированной.

Л. Горская

— А почему именно ассамблеей называется?

С. Проскурин

— А потому что как раз это было популярно в то время, ведь женщины и мужчины до ассамблей не появлялись в обществе — это считалось как бы не совсем корректно. То есть Пётр Первый дал возможность женщинам и мужчинам в обществе появляться на открытии ассамблеи. И вот проводили первую ассамблею — мы приглашали Шереметьевых, Голицыных, Криворучкиных, даже внучатого племянника Барятинского пригласили. Он ни одного слова по-русски не знает, работает грузчиком.

В. Емельянов

— А где он живёт?

С. Проскурин

— В Страсбурге. Ну, была же задача уничтожить класс — уничтожили. И мы сделали первую ассамблею, сделали мировую премьеру музыки князя, сыграли. Теперь мы уже десять лет проводим эти ассамблеи. Мы их проводили посезонно: весна-лето-осень. Теперь мы проводим немножко реже.

В. Емельянов

— Вы упоминали, что нынешняя ассамблея намечена на 6 июня. А вот интересно, кто приглашён-то в этот раз?

С. Проскурин

— Мы приглашаем людей, которым небезразличны традиции дворянских усадьб, культурные традиции, русские традиции. Мы показываем там в стиле, — если мы делаем русскую ассамблею — это может быть охотничья ассамблея, это может быть русская еда, русские танцы, русские костюмы, русская музыка, — мы берём по жанру. Будут солисты из Европы, будут солисты из Большого театра, и мы будем проводить...

В. Емельянов

— Это однодневное мероприятие?

С. Проскурин

— Оно двухдневное. У нас устраиваются соревнования, у нас устраиваются всевозможные игры.

В. Емельянов

— Я прикидываю — сколько из Москвы на машине до Курска ехать.

С. Проскурин

— Шесть часов. Ассамблея в два часа дня начинается — утром выехал, в два часа уже на ассамблее.

Л. Горская

— А у вас там все уместятся? Или опять ровно столько же, сколько поместятся, столько же и не поместится?

С. Проскурин

— Заранее, заранее надо!

В. Емельянов

— Сергей Георгиевич нам сделает как-то по блату!

С. Проскурин

— Вам по блату, конечно, сделаем.

Л. Горская

— А что заранее надо?

С. Проскурин

— Заранее надо просто сообщить, что вы приедете, сколько человек. Есть люди, которые без ночёвки, которые приезжают, слушают музыку, принимают участие и в 10-11 уезжают. Это куряне, это под Курском находится. Если люди приезжают из других городов — это очень красивое место, это санаторий, - можно оставаться, спать в санатории этом.

Л. Горская

— Удивительная возможность послушать, как сейчас модно говорить, аутентичную музыку в аутентичных стенах.

В. Емельянов

— Согласен.

С. Проскурин

— Самое интересное то, что в основном мы играем музыку, которую играл оркестр в это время, только двести лет назад.

Л. Горская

— Здесь же, в этом же самом месте, несмотря на санаторий ЦК.

С. Проскурин

— Да.

В. Емельянов

— Очень не хочется заканчивать наш сегодняшний разговор. Хотелось бы, чтоб он длился, длился. Честно говоря, чтобы он перешёл в ужин, прямо здесь, в студии.

Л. Горская

— Да, сначала в концерт, а потом в ужин.

В. Емельянов

— Или наоборот — сначала в ужин, потом в концерт, потом в чаепитие, чтобы мы продолжали, продолжали общаться. Но, к сожалению, мы ограничены во времени и вынуждены прощаться. И я хочу напомнить, что сегодня у нас в гостях был уникальный человек, потрясающий музыкант, дирижёр, педагог, руководитель Русского камерного оркестра, который находится в Курске, Сергей Георгиевич Проскурин. Спасибо вам большое, что вы нашли время прийти к нам в гости! Мы ждём вас снова, обязательно приходите с новыми записями, и мы будем обязательно продолжать разговаривать!

С. Проскурин

— Спасибо, что пригласили меня!

Л. Горская

— Вам спасибо, всего доброго!

В. Емельянов

— До свидания! А вам, уважаемые слушатели, мы ещё раз напомним, что нынешняя ассамблея состоится под Курском, это в ста километрах от города Курск, усадьба «Марьино» называется. Пройдёт она 6-7 июня. Так что выбирайтесь, приезжайте с детьми, с друзьями. Убеждён, что будет очень тёплая атмосфера.