Светлый вечер с прот. Николаем Соколовым (18.09.2018) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с прот. Николаем Соколовым (18.09.2018)

* Поделиться

У нас в гостях настоятель храма святителя Николая при Третьяковской галерее протоиерей Николай Соколов.

Наш гость поделился воспоминаниями о своём пути к священству и рассказал о том, почему выбрал для себя именно священническое служение.


К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— ...и я, Константин Мацан. В этом цикле бесед мы беседуем со священниками, но, может быть, не вполне представленными в такой традиционной для них ипостаси. Потому что часто священников спрашивают о каких-то жизненных ситуациях, о духовных вопросах, просят дать совет, наставление. И сегодня, наверное, все это тоже, в той или иной степени, будет, но с нашим сегодняшним гостем мы бы хотели поговорить, насколько это возможно, о личном — о пути человека к священству, к вере, его вере. Ведь человек тоже приходит к вере и к священству как к решению. Это некий путь, это некий опыт, который частный и одновременно универсальный, одновременно говорящий нам что-то о вере и об отношениях человека с Богом как таковых. И вот сегодня на эту тему мы поговорим с протоиереем Николаем Соколовым, настоятелем храма Святого Николая в Толмачах при Третьяковской галерее. Добрый вечер!

Протоиерей Н. Соколов

— Добрый вечер, дорогие братья и сестры!

К. Мацан

— Ну, Вы у нас не в первый раз на радиостанции. Это очень радостно. И слушатели, и Ваши читатели знают, что Вы из священнической семьи, из легендарной семьи Соколовых...

К. Лаврентьева

— Пестовых...

К. Мацан

— Пестовых, да. Николай Евграфович Пестов — Ваш дедушка, автор книги «Современная практика православного благочестия» и других книг, книг таких «хитовых». «Хит» подпольного христианского самиздата в поствоенной России — книга «Откровение». Причем, книга, написанная о духовной жизни мирянином, — тоже очень интересный феномен. Матушка Ваша, матушка Наталья Соколова...

Протоиерей Н. Соколов

— Наталья Николаевна, да.

К. Мацан

— ...автор книги «Под покровом Всевышнего», которую все мы читали, все мы знаем, с этими потрясающими историями Вашей семьи, — тоже легендарная фигура. Ваш отец Владимир Соколов, Ваши братья — отец Федор Соколов и епископ Новосибирский и Бердский Сергий Соколов. Легендарная фамилия, легендарная семья. И, конечно, нам кажется, что ну кем еще Вы могли стать, как не священником? Ну конечно, ну это же естественно, и даже другого быть не могло. Вот это самый общий вопрос, но, может быть, самый такой важный: это так для Вас?

Протоиерей Н. Соколов

— Спасибо, Константин, за хорошие вопросы. И уже как бы намечены ответы. Безусловно, путь мой к священству — это воля Божия. Хотя было все предопределено как бы рождением, воспитанием в семье, отношением к духовной жизни. Вера, которая с детских лет сопровождала меня милостью Божией. Но, однако, священником я уже стал будучи за 30 лет. И мой путь был, скажем, непростым. Если Вы позволите, я скажу два слова благодарности всем тем. кто сегодня меня слушает, потому что многие, кто сегодня ко мне приходит как к пастырю, спрашивают о моей жизни, о моей семье, о тех духовных радостях, утешениях и скорбях, которые приходится людям сегодня выносить. И говорят: как это все можно в нашей жизни? И вот, говоря сегодня о своей жизни, с Вашего позволения, о близких моих людях, которые вели меня по этому пути, пути к священству, я хочу благодарить Бога и всех тех, кто молились за меня и сегодня молятся, потому что это все плод большой молитвы, плод и подвиг жизни многих-многих людей, которые были со мной связаны по этой жизни и сегодня так же существуют рядом со мной и работают, трудятся, молятся. Мой путь к священству, я могу сказать так, начался с моего рождения. Я родился под звон колоколов, был с ними все время моего детства. И сегодня дорогие Толмачи призывают людей к вечной жизни, к радости, к спасению, к прекрасному колокольному звону. Мое детство проходило в деревне Гребнево, о которой мама много написала. Я, как помню себя, — я и Церковь. Это постоянно было. Имя отца, который служил там сначала дьяконом, потом священником стал служить, потом перевели его в храмы святых мучеников Адриана и Натальи, город Бабушкин, это Москва уже, заставляет меня вспомнить то, что все, что доброе, интересное и то, что меня интересовало как ребенка в то время еще. Вопрос о больших духовных каких-то прозрениях тогда не стоял — веруешь ты или не веруешь, очень было все просто. Это было по-домашнему: утренняя молитва, папино благословение, если он был дома, молитвы перед едой, после еды, мамин поцелуй, благословение, когда мы шли гулять. Опять-таки, звон наших курантов гребневских — они звонили каждые 15 минут. Уникальные часы, сохраненные до сих пор, к сожалению, не совсем правильно идущие во времени. Но до сих пор каждые 15 минут они вызванивают время. Чудом сохранились, потому что все колокола в 30-е годы были разбиты. Там громадные были колокола, по 600-700 пудов. А этот перезвон, часовой так называемый, остался, потому что в то время у людей не было часов, очень редко были, и все ориентировались по колокольне. Колокольня звонила, а по берегу реки и подпруды раздавались прекрасные звуки, и из далеких деревень на 5-6 километров было слышно. И знали люди, когда не опоздать на гудок на завод, который гудел в 8 часов утра.

К. Мацан

— Как интересно!

Протоиерей Н. Соколов

— И поэтому вот с этим гудком связано тоже, что, я помню, просыпаюсь утром, гудок гудит, люди опаздывающие бегут сломя голову, чтобы не опоздать — очень строго было, и в то же время начинается колокольный звон, вызывающий к службе. Помню отца, который служил дьяконом, как мы с ним ходили, как называется, по приходу. Это были традицией, которые, к сожалению, сейчас почти утеряны, но тогда были популярны. Священник и дьякон обходили свой приход во время больших праздников. Это и Пасха, и Крещение Господне, это иные требы, которые совершались по просьбе прихожан. Наиболее мне запомнилось отпевание, потому что это было связано с тем, что усопшего уносили из дому и носили по всей деревне. И из каждого дома выходили люди, гроб ставили на поднос на такой, на табуреточки и заказывали панихиду. И папа служил панихиду. Я стоял рядом, вдыхал кадильный дым и наслаждался тем, что мне было интересно — кто лежит в гробу, как он одет, что там было. Никакой боязни не было.

К. Мацан

— То есть это не тревожные воспоминания с детства?

Протоиерей Н. Соколов

— Нет, это как-то, знаете, даже радостные отчасти. Потому что меня кормили конфетами. (Смеется.)

К. Мацан

— А как Вы сейчас, с высоты своего пастырского жизненного опыта, это оцениваете? Это нормально для ребенка и вообще для человека, может быть, к теме смерти подходить, ну, если уж не с радостью, то, как минимум, без отчаяния и уныния?

Протоиерей Н. Соколов

— Нормально. Вот это нужно воспитывать в нас. Ведь христианин, который слышал слова Христа: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите». И если Господь нам сказал так, то мы должны видеть, что смерть — это не есть завершение жизни, это продолжение будущей жизни. Как ребенок тогда я еще не воспринимал, как будто внешнее. Но я уже привыкал к мысли, что люди утешаются во время богослужения.

К. Лаврентьева

— Отец Николай, ну вот Вы рассказываете, действительно, такой истинный пример христианской семьи — в любви, радости, колокольный звон... Вы так это рассказываете, что у меня каждая вот частичка души сейчас откликается на это. Но в голове все время стоит вопрос: ведь все это происходило во времена советские. То есть это было практически исповедничество. Насколько это было Вам легко нести среди сверстников? Как Вам было исповедовать свою веру среди друзей, одноклассников?

Протоиерей Н. Соколов

— Я понял Ваш вопрос. И, так скажем, перенесем несколько страниц наших лет. То, что я рассказывал в первые моменты нашей передачи, это относилось ко времени 50-х годов: смерть Сталина (1953 год) — и до как бы, хотел сказать, «воцарения» Хрущева. Тогда еще гонения на Церковь временно прекратились. Многие выходили из лагерей, в том числе духовник тоже наш семейный — отец Иоанн Крестьянкин, с которым папа служил, и он венчал наших близких в нашем гребневском храме, он там тоже часто служил. И поэтому вот этот момент был как-то безоблачным, благостным. Церкви открывались, народу было битком набито. Трудно было войти даже в храмы в большие. Их мало было, разрушены. А затем все изменилось. Это изменилось уже со временем, как мы начинаем начало 60-х годов, когда мы уже с братом, покойным владыкой Сергием (тогда Серафим) приходили и облачались в стихари. И нас за это уже... делали некоторые прещения. Начинали дразнить в классе, что-то на улице задирали. Ну, как-то мы... Как мы с ними вместе ходили и были двоюродные братья, у нас была дружная компания, и особенно мы тут не страдали. Мои первые горестные впечатления от этого периода были в том случае, когда мне впервые за много (пять-шесть) лет моего времени служения в Церкви как ребенка иподьякона не разрешили надеть стихарь. Это был у нас праздник, связанный, по-моему, с Успением Божьей Матери. Мы пришли и свои стихари, которые

мама нам выглаживала, сложили, и наш отец благочинный, отец Рафаил сказал: «Не благословлять. Дети должны покинуть алтарь». Мы не поняли — почему, что мы сделали плохого? Может быть. как-то вошли не так или сделали не так? И хотя отец Дмитрий Скуцкий такой служил, чудный священник, и он заплакал: «Ребятки, ребятки, Вы уходите, уходите, уходите». Ну, не более. А что, почему? Но так как нас потихоньку из алтаря подталкивали, ушли. Мы горько плакали с Сергием. Пришли — и не можем ничего объяснить, почему мы не участвуем. Нас лишили возможности надевать стихарь. Это было первое такое тяжелое детское впечатление от времен гонений. Но это детское впечатление. Потом уже было больше... Мы видели, как переводят наших священников, как опять начинают какие-то репрессии на священников, различные козни. Раздрай пошел в приходах. И сняли священника, управлять приходом перестал — стал староста управлять. Это много, мы потом поняли это и видели это на своих глазах. И вот путь к священству мой начался с таких вот моментов, когда просто сняли с меня стихарь. Иногда мы у папы родного, который служил в Адриана и Натальи, приходили и тихонько прислуживали, надевали. Ну, как-то папа не боялся, и, видимо, нам разрешал это делать. Но это было очень редко. А потом уже возрастали и очень много стали и заниматься... Потому что мы занимались одновременно в двух школах — и музыкальной, и общеобразовательной школе, поэтому посещение храмов даже в большие праздники стало затруднительным. Но я переехал в Москву уже жить к своим дедушке и бабушке — Николаю Евграфовичу Пестову и Зое Вениаминовне. А Сергий, брат, остался у папы с мамой. Но, тем не менее, мы храм посещали. И вот эта уже религиозная, духовная жизнь — она постепенно стала выкристаллизовываться в реальное ощущение жизни с Богом. Потому что уже детские вот такие простые впечатления ушли, а уже взрослые переживания, которые связаны с подростковым возрастом и различными отклонениями от той духовной жизни, которые в детстве так и просто было делать...

К. Лаврентьева

— Батюшка, а можете Вы про отклонения поподробнее рассказать? (Смеется.)

Протоиерей Н. Соколов

— Ну, что же, отклонения... Лень — не хотелось вставать рано утром, к ранней литургии. А у дедушки было заведено так, что он признавал только ранние литургии. На поздних, он говорит, очень суетно, хор поет очень торжественно, оперно, и он не очень любил это пение. А ранние литургии — «потом, — говорит, — день-то свободный». Ведь мы вставали с дедушкой в пять часов утра, читали краткие правила — краткие. Опять-таки, он не заставлял читать все молитвы. Буквально пять-шесть молитв — и выходили. Иногда, когда еще темно было зимой, в сугробы или даже летом, и ждали первого троллейбуса, который шел в половине шестого утра, и доезжали до метро, и наш любимый храм — Илья Обыденный, туда мы ходили с ним. И там продолжали, стояли литургию. Причащался дедушка каждое воскресенье. Нас не заставлял причащаться каждое воскресенье, а «как Вы сами решите». Но когда уже проходил месяц, он говорил: «Ребятки-то, а месяц прошел — Вы так и не причастились! Как это Вы будете?». — «А нам, дедушка... Мы вот уже устали, нам это все не хочется, это все...» — вот такие моменты. А потом, знаете, когда хочется что-то почитать, посмотреть... Да, мы жили без телевизора, без компьютера — тогда не было ничего этого. Ну, радио было, фестиваль там был у нас такой. Чем мы занимались? Мы занимались книжками. Конечно, интересней было открыть Жюль Верна, Майн Рида, Фенимора Купера и почитать, погрузиться вот в этот фантастический мир. А идти к дедушке стоять три часа — ну, сложно было...

К. Мацан

— Я напомню: сегодня в «Светлом вечере» с нами настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее протоиерей Николай Соколов. А как вернулась вот эта норма? Ну если было отклонение от нормы, как подросток вдруг открыл для себя Бога уже осознанно? Или не вдруг?

К. Лаврентьева

— Ну, я подумала, что если отклонение от нормы — это Жюль Верн, то это замечательное отклонение от нормы! (Смеется.)

Протоиерей Н. Соколов

— Ну, то, что было доступно. Но там было очень... библиотека была громадная у дедушки. Как бы то, что сегодня дает компьютер, давал Брокгауз — Ефрон. Там все можно было найти, на все случаи жизни ответы, от и до. И сознательно я стал ощущать себя как христианин с тех пор, когда мне... Мне было 13 лет, мне подарили Евангелие дедушка и бабушка на рождение моего ангела. Евангелие на русском языке... По-моему, даже два: столбец был на русском, столбец — на славянском, издание. «И это Евангелие, — бабушка говорит, — будет настольной книгой твоей на всю жизнь». Написала три... Какие слова описаны... Да, написано было: «Дитя вечности, не угождай духу времени!». Бабушка. Ну, а дедушка мне писал слова, что «ищите Царствия Божия и правды его, а все остальное к Вам приложится». Это его слова тоже, евангельский текст. И вот это Евангелие много лет было моей книгой. И мне сказали, что вот «читай каждый день его потихоньку, с карандашиком; ручку не бери, а карандашик; и на страницах — твоя личная книга, — если не понимаешь что, сделай вопрос, или подчеркивай, или что тебе понравилось или не понравилось, согласен, не согласен». То есть вдумчиво читать Евангелие. Немного, буквально стихов 10-15, не то, что по главе. Не всегда читал.

К. Лаврентьева

— А было что-то в Евангелии, с чем Вы могли быть не согласны или что вызывало противоречие какое-то?

Протоиерей Н. Соколов

— Теперь, как преподаватель уже Духовной школы, я могу сказать: что-то у меня вызывает согласие, несогласие. Что не могу, когда не было этих знаний. Поэтому я просто... Что-то меня очень трогало, а вот это мне очень понравилось — я подчеркивал. Но противления Евангелию у меня не было. И вопросов, связанных с догматическими моментами жизни, с историческими, археологией — это потом прошло все уже. Пока просто я радовался, что у меня эта книга есть. И меня спрашивали: «А вот праздник какой? Вот ты почитал по поводу Входа Господня в Иерусалим? А вот завтра у нас будет Страстная Седмица. Почитай-ка — вот кто такой был Понтий Пилат?». И благодаря тому, что бабушка была изумительный педагог (она водила по всем выставкам, мы ходили в музеи Москвы)... У нас было так: утром — литургия, потом час отдыха, два или три часа занятий на скрипке и на фортепиано, а потом уже, вечером — литературный либо концерт, либо посещение Третьяковской галереи, либо какие-либо другие выставки, лекции. Вот поэтому: «Понтий Пилат — кто?» — «А вот я тебе расскажу!». И ходим какую-то... И смотришь: вот Ге (помните, такой знаменитый художник?)...

К. Мацан

— Николай Ге, да.

Протоиерей Н. Соколов

— Николай Ге. И вот там как раз «Се — Человек», знаменитая его картина. Вот я по этим картинам, которые были в наших музеях, по тем картинам, которые были дома у нас, изучал Библию, Евангелие. Гюстав Доре знаменитый у нас полный был. И отсюда...

К. Мацан

— Фрески на... Гравюры, гравюры на евангельские сюжеты!

Протоиерей Н. Соколов

— Гравюры, да-да-да. Это великолепная книга, достойная любой библиотеки. И поэтому отсюда я познавал и увидел тот духовный мир, который для меня открылся уже полностью где-то в 15-16 лет. Я уже стал сознательно... Меня не будили уже в церковь — я сам уже стал, когда ходил. Но дедушка перестал брать нас: «Сами ходите, когда хотите». Это было уже с 15 лет. И мы уже, когда могли встать, вставали. Когда просыпали — просыпали. Говорит: «Ну что ж — праздник, а Вы проспали?». А нас защищала бабушка: «А у них сегодня экзамен! Они должны сегодня играть! У них сегодня зачет! Там, они играют, там, все...» И поэтому все было как-то обусловлено. Но никакую... Вот скажу: самое основное в духовной жизни человека и священника, в том числе, — иметь мир в семье, мир в душе. Если будет мир, не будет свар, не будет раздрая такого, который был — дедушка направо, бабушка налево, папа с мамой говорят одно, тетя другое, — то тогда ребенок выбирает что хочет, что ему надо. И он, получается, что он не воспитывается — развращается этим. Этого у нас в семье не было. Даже если они не были согласны, они делали так: выходили в кухню, там решали вопросы без детей, потом уже давали нам свой вердикт. Но при нас ни споров, ни разногласий не было. «Это, — бабушка говорит, — непедагогично — говорить при детях и свои вопросы решать при детях».

К. Мацан

— А я вот помню, в какой-то беседе о Вашей семье, поскольку семья известная, есть книги, это обсуждается как-то и для себя как некий опыт принимается, — кто-то сказал такую вещь: что вот как удалось семье священника вырастить еще трех священнослужителей, которые... никто не уходил из Церкви, не отвращались от Церкви — ну, так, радикально? И ответ был такой: предельная свобода, которую давали ребенку, свобода выбора и право выбора. Вот насколько это так, по Вашим ощущениям? Это и вправду был некий метод — ни в чем не наседать, не заставлять, не обязывать, а ждать от ребенка какого-то свободного, добровольного шага в сторону веры и Церкви?

Протоиерей Н. Соколов

— Да, это было именно так. Никто никогда не говорил, чтобы я стал бы священником. Хотя иногда — даже я вспоминаю сейчас — бабушка говорит: «Моя мечта была — если бы Коля стал священником». Я это прочел в ее дневниках. Ну, она на этом никогда особенно не настаивала.

К. Мацан

— Ну речь даже не столько о священстве, сколько вообще вот о том, что Вы сейчас рассказываете про службу. У Киры дети, у меня в семье дети, причем, старшие — ровесники, им по пять лет сейчас. И я понимаю, что сейчас, когда человек просыпается с утра и говорит, допустим: «Я не хочу идти на службу», это, скорее, просто детский такой... ну, не проснулся еще, капризность. Потом мы встаем, одеваемся, едем — и все нормально. Но будет возраст, когда он скажет, возможно, осмысленно: «Я сегодня в храм ехать не хочу. У меня, там, книжка интересная, у меня дело, я хочу погулять», — не знаю, что-то такое. И будет момент, когда я должен буду что-то ответить Либо: «Нет, ты с нами едешь сегодня», либо: «Хорошо, это твое право, мы едем одни. Хорошо, поиграй, пожалуйста. Давай я тебя на площадку отведу или помогу тебе поиграть, потом пойду в храм». Это верный подход?

Протоиерей Н. Соколов

— Каждая семья ведь индивидуальна. И у каждой семьи есть свои определенные как-то традиции и способы воспитания детей.

К. Мацан

— Ну вот у Вас?

Протоиерей Н. Соколов

— Нас не заставляли, потому что понимали, что религиозная жизнь, не просто вхождение в храм, вот это очень важно. Не просто посетил храм, поставил свечку, как бы «галочку» поставил — и больше ничего, и убежал. Так можно тоже делать. Такие семьи в моей практике были, и есть, встречаются. Дети приходят для того, чтобы поставить свечку, поцеловать икону и потом получить бутерброд в «Макдональдсе» — «вот за это я пойду в храм». Покупает вот мама их. И кончается тем, что сегодня сплошь и рядом им по 17-18 лет — в храм больше ни ногой. Ни ногой. Никогда не отчаивайтесь. То, что зерно положено и заложено, оно может дать росток в то время, когда Господь сам захочет. Нас не понуждали. Мы как-то вот хождение в храм заменяли не то, что внутренней молитвой своей, но мы вот все всенощные, во-первых, с дедушкой сами читали. Вечерами у нас было...

К. Мацан

— ...дома.

Протоиерей Н. Соколов

— ...дома вычитывали. Как он говорит... Бабушка говорит: «Вот начетчик!». Он говорит: «Я вычитываю, но молюсь». И мы читали псалмы, я знал наизусть совершенно уже в 10 лет, читал совершенно без... Читали Канон, знали уже богослужение. И я видел, как молились те, кто в то время (а это было время как раз хрущевское) не могли ходить в Церковь по причине гонений. Это были и крупные военачальники, рядом стояли генералы, рядом стоял один из руководителей наших московских структур. Рядом стояли профессора, близкие, знакомые, известнейшие доктора — Мелихов такой, психиатр, и другие, которые приходили к дедушке уже не тайно (тайно нужно было), а просто вечером, зная, что Николай Евграфович вечером молится, стучали аккуратненько, приходили...

К. Мацан

— Потрясающе!

Протоиерей Н. Соколов

— И вот мы с Володькой и Сергием, с моим братом, участвовали в этих богослужениях и молились перед дедушкиным иконостасом, перед тем столиком, который в свое время, в 30-е годы служил престолом, когда тайно служили литургии. И вот эта молитва, которую заставлял... — не больше 1 часа 15 — 1 часа 20 все это, — она была естественна. И поэтому хождение уже утром в храм — дедушка: «Ну, можете пойти — пойдете, нет — не пойдете». И нас это не отвлекало и не отвращало от Церкви. И вот то, что Вы сказали, — не нужно настаивать и тащить ребенка в храм, если он этого не хочет. Но нужно объяснить, что если это день особый, что если день связан с праздником, памятью близких, смертью или чем-то еще, нужно обязательно почтить, если ты хочешь быть угодным Богу, людям и самому себе, чтобы потом не жалеть об этом.

К. Мацан

— Ну вот очень важные слова для меня как для папы Вы сказали, — что вот некий критерий проходит не по факту посещения храма, а по факту духовной жизни в семье. Мы на секунду прервемся и вернемся к этому интереснейшему разговору с протоиереем Николаем Соколовым, настоятелем храма Святого Николая в Толмачах при Третьяковской галерее. В студии моя коллега Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан. Буквально через минуту вернемся.

«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан. Сегодня у нас в гостях протоиерей Николай Соколов, настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее.

К. Лаврентьева

— Отец Николай, вот я все время, когда читала книгу «Под покровом Всевышнего» матушки Натальи, Вашей замечательной мамы, не отпускает ощущение какой-то очень высокой, тончайшей духовной планки, какого-то очень высокого уровня внутреннего общения внутри семьи, духовной жизни, отношений с Богом, отношений с самими собой. Какая-то необычайная дисциплина. И на самом деле это так редко сейчас, в наши дни, что кажется почти уже недостижимым в век информационных технологий, в век какого-то панибратского общения между собой. Вот есть вот это у нас. И сейчас все больше и больше послаблений для мамочек, для нас. Говорят: «Ну, приходи, там, к причастию с детишками или вообще не приходи». То есть в предыдущем... несколько минут назад мы говорили о том, что не надо заставлять детей, да? Но как не уйти в ту крайность, когда ну вообще идет полное расхолаживание, когда планка спускается до такого уже неприемлемого уровня духовной жизни внутри семьи? Как с этим быть, отец Николай?

Протоиерей Н. Соколов

— Пример матери и пример отца — очень важный. Если они искренне люди верующие, христиане и, повторяю, имеют между собой добрые, хорошие, светлые отношения, то ребенок, независимо от того, как хотел, не хотел (разные настроения бывают), он рано или поздно идет за ними. Важно, чтобы не озлобить ребенка, не сделать его врагом своим, не прервать ту тончайшую ниточку любви и веры, которая между сердцами незаметна, но она есть, она, безусловно, есть. И даже если ребенок сегодня отвернулся к стенке и говорит, что «я не пойду с тобой в храм сегодня», я бы так сделал — я поцеловал бы его и сказал: «Миленький, ну, полежи сегодня, отдохни. А может быть, завтра у тебя будут силы, пойдешь вместе со мной». У меня четверо детей воспитаны с матушкой. Слава Богу, у нас восемь внуков и четверо детей. И вот четверо детей все, милостью Божией, уже... Мы — люди Интернета, как все, могли воспитать их... (Смеется.) Сейчас старшему уже 44 года будет, другим под 30-40 лет. Но все они в свое время меньше ходили, больше ходили. Но Господь неизреченной Милостью Своей посылал таких людей, которые их привлекали больше, чем даже сами родители. Вот это друзья, подруги, духовники, которые их как-то вдохновляли. Вот у нас прекрасный духовник нашей семьи — архимандрит Агафодор Маркевич. Он был наместником Донского монастыря долгое время. И он ребят соединял — делал детские хоры, делал прекрасные вечера. Я помню те дни, когда еще жив был патриарх Пимен... Я уже был тогда священником на Ваганьково. И он наших детей собирал — кто-то играл на скрипке, кто-то, один — на кларнете, другие пели, танцевали. Дети просто радовали Святейшего Патриарха, приходя к нему просто домой — или в Чистый переулок, или в Елоховский собор. И этим, тем, что они вдруг увидели Патриарха, они достойны были с ним вместе даже чай пить, это их заставляло держать ту планочку, которую они готовы были уронить. И вот такие моменты очень важные в жизни. Вот, опять-таки, про маму Вы сказали, — это великая молитвенница. И ее тончайшая духовная жизнь — она основана на удивительной молитве и вере, и надежде на Господа, что все по промыслу Божию. Когда она потеряла своих сыновей, моих братьев — и владыку Сергия, и Федюшу, то она сказала: «Слава Богу, значит, они больше нужны Богу, чем мне, здесь, в этой жизни». И я помню ее, когда она стоит на коленях ночью. Мы просыпаемся, маленькие: «Мам, чего тут стоишь? Чего ты плачешь-то? Мы все по своим кроватям лежим». Время — час ночи, она молится и на коленях стоит. Не понимали, мы не понимали, о чем она молится. Теперь понятно, что молилась за всех нас. Дедушка тоже молился ночами. Он вставал ночью, в четыре часа утра, и какое-то правило читал, клал поклоны и плакал горько. А бабушка ему стучала, говорит: «Николай Евграфович! Ложись спать! Бог тебе все давно простил!».

(Смеются.)

Протоиерей Н. Соколов

— Вот такие моменты простые, жизненные, исполненные любви и радости, и нас делали людьми, которые остались в Церкви, не ушли из нее, хотя были моменты — мы студенты были, и развлекались, и уезжали в поездки, и все... Какие церкви? Нужно на картошку ехать, месяцами в Москве не были. Это когда уже были студенческие годы.

К. Мацан

— А вот к вопросу как раз о годах студенческих. Вот Вы так потрясающе интересно и с такими деталями описываете свое бытование у дедушки с бабушкой. Это же подростковый возраст, и, тем не менее, Вы поступаете не в духовное учебное заведение — Вы поступаете в музыкальное учебное заведение, причем, по классу альта...

Протоиерей Н. Соколов

— Сначала — скрипка, потом — альт.

К. Мацан

— Но потом все-таки альт. А Альт — это инструмент, который, насколько я могу судить, невозможно выбрать случайно. Вот это такой инструмент — он специфический в чем-то, и только можно намеренно принять решение, что «я буду альтистом». Вот что это был за выбор? Казалось бы... Мы с этого начали — что, казалось бы, все ведет к священству, к Церкви. Но человек решает идти в музыку — сферу, конечно, очень благородную, но со своими понятными искушениями, в мир искусства... Вообще, может быть, кто-то на него даже косо смотрит. Как это было у Вас?

Протоиерей Н. Соколов

— Еще раз повторяю, еще раз — что это все промыслы Божьи. Если бы не было музыкального образования. которое мы получили благодаря нашим родителям, потому что отец никогда не возражал против того, чтобы мы были музыкантами. И хотя сам он имел отличный слух, но ни на чем не играл. Мы только унаследовали от него прекрасные вокальные и слуховые данные. И когда брат Серафим закончил музыкальную школу на контрабасе и поступал в училище имени Ипполитова-Иванова, то я, одновременно с ним поступал на класс скрипки. И мы с ним вместе четыре года учились в этом училище, получив среднее музыкальное образование. Дальше наши пути-дорожки стал расходиться, так как владыка Сергий сказал, что «я, вообще-то, намереваюсь быть монахом». Он уже тогда сказал это..

К. Лаврентьева

— Отец Николай, но Вы тоже думали о монашестве!

Протоиерей Н. Соколов

— Думал, но не так категорично, как Сергий! Можно говорить многое, думать разное, а вести по-другому себя. Мама говорит: «У него девчонок много бегает за ним — какой он монах?». Вот мамочка-то видела больше, чем даже сам я. Поэтому говорит: «Ты не монах, нет. Ты давай, семью заводи себе». Хотя говорит: «Нет, я не буду заводить, я пойду»... Ну, закончилось это тем, что владыка Сергий после музыкального училища пошел в армию, отслужил в войсках ПВО два года и поступил в Московскую Духовную семинарию. А я в это время поступил в Московскую консерваторию. И вот там у меня произошел выбор уже как альтиста. Потому что как скрипач я не тянул на отличные какие-то данные — у меня большая рука была, лень было заниматься на скрипке очень много. Альт мне был больше по душе, потому что это какой-то инструмент, более отвечающий голосу моему и внутреннему состоянию. И мой педагог, покойный профессор Михаил Никитич Тэриан, говорил, что альт — самый трудный инструмент. Скрипка маленькая, ее берешь — та-да-та-да, и все. Виолончель между ног поставил — и пили. А альт — он больше скрипки и меньше виолончели, нужно держать в руках его.

К. Мацан

— Нужно найти подход какой-то к нему.

Протоиерей Н. Соколов

— (Смеется.) Да. И поэтому он очень интересный, и преподавал мне интересно, и все. И все-таки пять лет Консерватории прошли недаром — в это время я познакомился со своей будущей супругой, матушкой Светланой. И если бы не было этого учебного процесса, может быть, мы бы с ней и не познакомились, так как училище и Консерватория дали возможность на четвертом курсе заключить таинство брака, и у меня уже в конце пятого курса были дети.

К. Лаврентьева

— И матушка была ведь совершенно сначала... ничего не знала о Церкви.

Протоиерей Н. Соколов

— Матушка совершенно не из церковной семьи, она не была воцерковленной, даже некрещеной была. Поэтому вопрос о нашем браке был поставлен только в том случае, когда она уже приняла крещение, и мама сказала мне: «Что ты смотришь? Вот какая девочка хорошая!» — «Ну и что?» — «Как это? Сколько лет встречаешься с ней?» — Я говорю: «Семь лет». — «О! Хорошо, срок, пора уже». Семь лет — сколько там работал за первую жену Яков, помните, там? Так что мама сказала: «Давай вот, все, думай». И несмотря на то, что я еще как-то сомневался, думал, но любовь-то в сердце была, конечно. И, безусловно, момент свадьбы был неслучаен — святая мученица Татьяна, 25 января.

К. Мацан

— А маму-молитвенницу не смущало, что девушка была неверующая, не церковная? Ну, и даже все равно потом, может быть, вслед за мужем обратившись, без длительного религиозного детского воспитания? То есть, в принципе, из другой культуры немножко человек?

Протоиерей Н. Соколов

— Безусловно, из другой культуры. Но мама смотрела внутрь. И видела дивную душу. А больше этого ничего не надо. Все остальное — прилагаемое. Матушка Светлана — она полностью восприняла вот те традиции нашей семьи, которые... В общем-то, может быть, она не воспитывалась в них, но когда мы стали общаться, то и дедушка Николай Евграфович, и Зоя Вениаминовна — уже скончалась к тому времени... Да, предсказала мне она, когда я со Светой... «О-о, — говорит, — я теперь знаю, кто теперь будет тебе рубашки стирать и гладить брюки. Это уж я знаю, кто теперь...» — «Бабушка, я не собираюсь жениться!» — «О, — говорит, — ты мне рассказывай! Какую икону ты вчера принес домой?» А одна женщина мне подарила икону и сказала: «Возьмите. Я выкину на помойку ее, если не возьмете». Я приехал к ней домой, и ко мне мужичок такой, знаете, вышел и говорит: «Ты пришел за иконой? На, а то я выкину ее. У нас была старообрядка, нам не нужны эти иконы ее». Я приношу — черная икона, закопченная. Я разворачиваю — Гурий, Самон и Авив. А бабушка говорит: «Это покровители семьи. Ты скоро женишься». Вот. (Смеется.) Так что благодаря учебе в Консерватории и вот этому процессу, который мы проходили как музыканты, мы с матушкой создали семью, и после этого мне еще пришлось в армии служить, потом я работал в ансамбле Клавдии Ивановны Шульженко, в «Москонцерте», еще в других московских музыкальных коллективах, и только уже после окончания армейской службы мне брат мой Сергий, когда уже был уже иподьяконом у Святейшего Патриарха Тихона, сказал: «Коль, а ты не хотел бы поработать в патриархии? У Патриарха сейчас место освободилось — вакансия референта. Он ищет себе человека, которому может доверять. Ну вот папу знает, нашу семью знает — почему бы тебе не поработать?». Я пришел к Святейшему, это был тот переломный момент в жизни, когда вот я почувствовал, что не я пришел, а Господь привел меня. И я еще сказал: «А что Вы хотите от меня, Ваше Святейшество?». Он говорит: «!Ну поработать у нас не согласитесь?». Я говорю: «Ну, да». — «Какие планы дальше?» — Я говорю: «Ну, планы — может быть, как папа (может быть, как папа!)...». Он говорит: «Ну да, хорошо. Ну, поживем — увидим, как Бог даст». Вот дальше было уже интересно.

К. Мацан

— В «Светлом вечере» сегодня протоиерей Николай Соколов, настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее. И что было дальше?

Протоиерей Н. Соколов

— А дальше было, что я стал работать в Московской патриархии, сам от себя не ожидая, в центральном офисе в Чистом переулке, дом 5, где проработал не два года, как сначала Святейший сказал, а больше 10 лет. И эти годы как раз были моментом становления меня как будущего священника. Почему — будущего? Потому что я, конечно, возомнил о себе, что я уже теперь в патриархии, работаю. Поступил в семинарию, за два года закончил ее, в Академию поступил. Ну, и потом, как Святейший говорит: «Ну как Ваши планы?». Я говорю: «Ну вот они изменились». А он: «Пишите прошение». Я ему написал прошение: «Прошу о рукоположении». И на другой день брат мой говорит: «Николай, я тебя поздравляю — Патриарх написал: „Благословляется“. Значит, в скором времени это будет». Я обрадовался и сказал матушке: «Света (Света тогда и матушка...), вот так и так, надо готовиться». Мне пошили уже подрясник, рясу пошили, все. Тогда шили в Лавре. И прошел месяц, два, три, четыре, пять — Патриарх молчит. А у кого — больше спросить не у кого. Я брату говорю: «Ты спроси. Ты все-таки старший иподьякон и келейник Патриарха. Как это мне, когда готовиться-то?». Он набрался смелости: «Ваше Святейшество, вот Вы Николаю подписали: «Благословляется»... Он говорит: «Да, подписал». Он говорит: «Ну, а как, когда это будет, как Вы считаете?». Он: «Как Бог благословит». (Смеется.) Ответ был такой... И это благословение случилось через пять лет. И Господь меня пять лет...

К. Лаврентьева

— ...испытывал.

Протоиерей Н. Соколов

— ...испытывал и ждал. Я уже перестал ждать, совершенно перестал. Думаю: ну, год, два, три, четыре проходят как-то... И когда...

К. Мацан

— А Вам это было полезно, Вы сейчас считаете?

Протоиерей Н. Соколов

— Полезно. Очень полезно.

К. Мацан

— Чем?

Протоиерей Н. Соколов

— Я был не готов. Абсолютно не готов к тому, чтобы принять священный сан. И вот только пережив вот эти годы... Очень много пришлось пережить патриархии. Те годы непростые были. Я не могу даже об этом говорить, это отдельный разговор. Годы патриархии — 70-е — начало 80-х годов. Все проходило перед глазами. Я был первый референт, который у Патриарха был. Потом все их документы проходили, было очень много всего, что надо было смотреть. Можно было даже, как говорят, и веру потерять. Но, милостью Божией, все было хорошо. В душе был покой и мир. Потому что за меня очень много молилось народу. И когда Патриарх мне на Благовещение Божией Матери утром, облачая его, сказал мне: «Николай, а ты сегодня завтракал?», я говорю: «Нет», Он промолчал. Говорит: «Ну, хорошо», кивнул головой. Я подхожу к Сергию и говорю: «Почему-то Патриарх спросил меня, я ел или не ел. Странный вопрос!». А вот ко мне Святейший подходит и говорит: «Отец Сергий, я сегодня рукополагаю Николая».

К. Мацан

— Вот так вдруг?

Протоиерей Н. Соколов

— Вдруг! Я не завтракал. А у меня, наверное, сразу ответное. Я говорю: «Ты ему скажи, что я и правило не читал!». (Смеется.) Сергий подходит к нему, Патриарх сидит на самой вот здесь... у себя, на патриаршем месте в центре храма, на кафедре, и говорит ему: «А Николай и правила даже сегодня не читал». Он говорит: «Ну и что? Потом прочтет». Вот и весь ответ. И таким образом состоялась моя хиротония, дьяконская хиротония, в Патриаршем соборе Богоявленском на праздник Благовещения Божьей Матери.

К. Лаврентьева

— Отец Николай, Вы сказали о готовности — что сначала Вы не были готовы к священству, и эти пять лет подготовили Вас вот к этому непростому, тернистому во многом пути. А в чем проявляется эта готовность? Вот в чем она?

Протоиерей Н. Соколов

— Прежде всего, забыть свое «я» и не думать, что «я могу сделать то», «я могу сделать это», «за меня похлопочут те, другие»... Воля Божия. Вот всем тем, кто хочет быть священниками, я скажу так, что если нет воли Божьей, то даже если Вы возьмете священный сан правдами или неправдами, он на пользу Вам не пойдет. Только когда вот Господь сам скажет: «Иди ко Мне»... Помните слова? «Не Вы Меня избрали — Я Вас избрал». Моя неготовность была в том, что я очень еще думал, что я уже готов. На самом деле, совершенно не был готов. И, во-первых, образование продолжалось. Я благодарю своих педагогов, которые меня учили в Академии, особенно в Духовной, а до этого — в семинаре, и тех людей, с которыми мы общались, духовных лиц. Очень много увидел примеров и достойных, и недостойных в момент служения. Это все откладывалось, и понимал я. Но главное — свое личное хотение, «я хочу» осталось за пределами моей жизни. Отныне я ничего не хочу. (Смеется.) Хочется, чтобы было... чтобы моя жизнь соответствовала хоть немножко тем евангельским идеалам, которые нам нужны. Потому что все остальное прилагаемое. И Патриарх это увидел. Видимо, я понимал прекрасно, что я не готов. И я общался с ним ежедневно, мы с ним служили, вечерами у нас литургии бывали... нет, всенощные. Вот, бывает, я сижу один в кабинете — вдруг сзади подходит, шаркая ножками: «Николай-те, Николай Владимирович, у меня вот (нрзб. — 18:46) — открывайте храм». — «Какой?» — «Наш внутренний храм патриархии, домовый храм». Достает священные какие-то книги — кто их... «Минеи», достает все. Читайте чисто о псаломе(? — 18:59). Одевает епитрахиль, и мы с ним вдвоем служим службу. Я служу, он служит — возгласы говорит, а я читаю. Или по очереди с ним — он читает канон, я пою. Он говорит: «Да у Вас еще слух есть!». (Смеется.) Я говорю: «Я Консерваторию закончил когда-то!». И хочу сказать всем, что удивительное было событие одно, которое на меня очень большое впечатление произвело, — когда в первый год я с ним служил, мы служили на 1 января — служба была. И он сказал мне служить. И я служил вместе с ним... То есть я не служил — я еще был иподьяконом просто. Но служили — и все. И он какой-то странный... Преподобный... «праведный Отче Иоанне, моли Бога о нас». Не понял — кто, кто? Я приехал домой и говорю папе: «Слушай, пап, какую-то службу странную Патриарх сегодня служил со мной». Я говорю: «Такую...». Папа календарь открыл, говорит: «Какую? Ничего нету, ничего этого!». Потом говорит: «Слушай, так сегодня же Иоанн Кронштадтский». А он еще не прославлен был...

К. Мацан

— Еще не канонизированный.

Протоиерей Н. Соколов

— Еще давно... Долго еще до канонизации было. И вот Патриарх сам молился с ним за него, о нем. Видите, как? Это я был свидетелем этого момента. Ну вот такие моменты — они дают возможность какого-то духовного восстановления. И поэтому когда в свое время я уже ушел из патриархии, я был уже в сане дьякона, меня перевели на Ваганьково... Тоже были там это целые истории большие, о которых можно говорить, и будет интересно зрителям, но не могу назвать их фамилии — еще многие живы. И, одним словом, меня перевели туда, на Ваганьково. Там я служил дьяконом, лет шесть там служил дьяконом. И потом, в день Владимирской Божьей Матери, на праздник Адриана и Натальи по благословению Святейшего Патриарха также Пимена меня покойный владыка Феофан Галинский (он скончался, Царствие Небесное ему, недавно) рукоположил в сан пресвитера. Вот Владимирской Божьей Матери вдруг. Я всю жизнь сидел около Владимирской Божьей Матери в его кабинете патриаршьем, это был тоже храм Владимирский. Меня на Владимирскую рукоположили, а сегодня мы молимся его (нрзб. — 21:17) чудным образам в нашем храме Никольском.

К. Мацан

— Вот Вы сказали такую вещь — очень важную, мне кажется, для всех нас, — о том, что есть ситуации, когда ты, приближаясь к церковной жизни, видишь, в том числе, и не очень достойные ее стороны. И мы сегодня, особенно в эпоху Интернета, очень часто об этом говорим, — что все сразу выплескивается в медиа, в социальные сети, и вот какие-то скандальные, может быть, нелицеприятные вещи о Церкви обнажаются. Редко вспоминаем о том, что вот уж больше всех об этих проблемах знают сами священники. Вот не мы, которые смотрим со стороны, а вот те, кто внутри, вот они точно больше всех и лучше всех знают о том, что в Церкви в человеческом смысле «не так». Но как не потерять веру, когда с этим сталкиваешься? Как Вы не потеряли веру, особенно в сложные советские годы, да и потом, на самом деле, наверное, тоже, сталкиваясь вот со всем тем неприглядным, казалось бы, в жизни земной, человеческой Церкви?

Протоиерей Н. Соколов

— Прежде всего, мы должны помнить, что Церковь Святая непорочна сама. Сам Господь — Он один без греха. А Церковь в нашем понимании, человеческом, которая уже на земле, основана Им, это живой организм, в котором все есть. И невозможно не быть, как живому — и плоть, и кровь, и все остальное. И если мы посмотрим на первую христианскую Церковь, там тоже все было. Там было и предательство, и симония, и все, что Вы хотите, было, все. И злоба, и ненависть, и между... раздоры. Однако все это покрывалось молитвой и духовным бдением, и реальным присутствием Христа в Церкви, которое люди понимали. Вот если знаешь, что ты служишь не просто ради какой-то зарплаты, не ради наград церковных, не ради карьеры, а что ты служишь Христу, ты понимаешь, что Он все делает здесь. Ему. «Мне отмщение, и Аз воздам», — говорит Господь. Я видел страшные примеры церковной жизни, когда было и многое могло бы отвратить от Церкви, потому что это разные люди были, разных уровней и достоинств церковных. Но, однако, я видел, как относится к этому Патриарх, как относятся другие священнослужители, духовники, как на это смотрят другие представители даже светских властей. И действительно, воистину, Церковь приобретает себе людей и чад совершенно по промыслу Божию, как сказано: «Из камней воздвигнете Авраама». Вот один из моих духовных чад сегодняшних — это могу сказать Вам — не кто иной, как Константин Михайлович Харчев, председатель Совета по делам религий при Совете министров СССР. Я уже был священником, когда мы с ним по разным делам познакомились с Патриархом, и когда я уже стал священником, он пришел ко мне с просьбой о крещении. Я его на Ваганьково крестил, он сегодня посещает наш храм и является нашим прихожанином. Вот Вам пример Церкви. Не только уходят, а и приходят люди, совершенно до этого чуждые Церкви. Это чудо, которое случается с человеком, с душой его, если он искренне идет к Богу. А мне помогла, опять-таки, молитва папы, мамы, пример тех людей, которые пережили еще страшные гонения. Те же дедушка и бабушка в тюрьмах сидели, все это... У нас уже этого не было. Мы просто в реальной духовной жизни в радость общались. Но сегодняшний момент говорит о том, что очень сложная жизнь Церкви сегодня. Враг как никогда на нее восстает, вот в сегодняшний, именно в сегодняшний момент. Поэтому ничему не удивляйтесь. Не нужно делать никаких скоропалительных выводов ни о каком человеке, присутствующем в Церкви. Потому что Господь волен в любую секунду любого из нас забрать к себе и любого поставить на любой пост, который бы... он даже сам того не ожидает. Поэтому воля Божия — благая и совершенная, это нужно помнить. И вот когда я это стал осознавать, я стал священником. До этого я просто был... ну, ходил в Церковь, был христианином, но без сана.

К. Лаврентьева

— Отец Николай, а Вы помните свою первую литургию?

Протоиерей Н. Соколов

— Ну, первую литургию я помню, конечно. Я служил в храме Адриана и Натальи, когда меня рукоположили как священника уже. И это было чудо — что меня около престола водил мой родной папа, который как-то передал мне вот это все, и все от себя прошло. И я служил с ним — он первый открыл передо мной священнический, так сказать, служебник, показал мне, что читать. И первые мои службы были связаны с ним. А потом я уже служил на Ваганьково с отцом Валентином Парамоновым, там, где основной храм был. И мой храм, где (нрзб. — 26:39) я более-менее самостоятельно ходил в храм, Святого Апостола Андрея Первозванного. Впервые... Один из первых храмов, открытых в Москве в наше постперестроечное время. И буквально через несколько лет меня назначают духовником Фонда Андрея Первозванного. Вот какие связи удивительные, понимаете? Прямо непонятно, откуда, но это дано нам сегодня как реальность.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу! Мы прямо как-то так с Вами от детства до Вашего священства прошли шаг за шагом, это так здорово, так интересно, такое погружение в эпоху через Вашу биографию. Спасибо огромное! Еще раз напомню: сегодня в «Светлом вечере» на «Светлом радио» был протоиерей Николай Соколов, настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева. Я — Константин Мацан. До свидания.

Протоиерей Н. Соколов

— До свидания, храни всех Господь!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем