Сейчас в эфире

Ваш браузер не поддерживает HTML5 audio

Светлые истории

«Яркое впечатление, связанное с верой»

«Яркое впечатление, связанное с верой»



В этом выпуске своими личными историями о первом или ярком впечатлении, связанном с верой, поделились ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева, а также наш гость — настоятель храма священномученика Власия в Старой Конюшенной Слободе города Москвы иеромонах Никандр (Пилишин).

Ведущий: Александр Ананьев

А. Ананьев

— Нам пишут, что некоторые даже в календаре теперь отмечают понедельник, потому что отныне день не тяжелый, а понедельник — это день, когда на радио «Вера» выходят «Светлые истории». Это наш новый проект, который можно не только слушать в эфире любимой радиостанции или в записи на сайте https://radiovera.ru/, но и смотреть, видеть, так сказать, лица, голоса которых давно известны, любимы и, в общем, очень хочется тоже стать участником беседы, которая происходит в светлой студии радио «Вера». Каждый раз новые темы, каждый раз новые участники, каждый раз новые непридуманные, прожитые, настоящие истории.

А. Митрофанова

— Как это участники новые? Мы ж все те же.

К. Лаврентьева

— А гости-то новые.

А. Ананьев

— У меня не поворачивается язык, Алла Сергеевна, сказать, что вы старый участник.

К. Лаврентьева

— Новый.

А. Ананьев

— Новый. Как вы уже поняли, здесь, в студии, моя жена, ведущая радио «Вера» Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер.

А. Ананьев

— С огромным удовольствием представляю мою коллегу Киру Лаврентьеву.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

А. Ананьев

— И каждый раз, вот мы, пока не включились микрофоны, отметили даже это вслух, что вне зависимости от темы, вне зависимости от времени года, от праздников, которые отмечаются, событий, которые происходят, каждый раз, когда этот человек появляется в студии радио «Вера», здесь начинается праздник — светлый, радостный детский и, в общем, неформальный, прямо скажем. Я представляю вам настоятеля храма священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе, иеромонаха Никандра (Пилишина). Добрый вечер, дорогой отец Никандр.

Иеромонах Никандр

— Добрый вечер.

А. Ананьев

— Откуда в вас столько радости? Вообще от людей, которые пошли по монашескому пути служения Русской Православной Церкви, от них ожидаешь чего? Черных одеяний, хмурого взгляда из-под косматых бровей, тяжелого кулака и какого-то сурового молчания в ответ на вопрос...

К. Лаврентьева

— Ну нет...

А. Ананьев

— Ну как нет? Ты как «Остров» не смотрела.

К. Лаврентьева

— Ну «Остров» — это другое. И то я там бы не сказала, что отец Анатолий, вот этот герой Мамонова, он был очень суровый и с этими бровями...

А. Ананьев

— Я видел, как он бил людей. Тем не менее откуда в вас столько детской радости, отец Никандр?

К. Лаврентьева

— Мне кажется, я просто еще не пошел, наверное, по пути монашескому, поэтому еще сохраняется это. Да нет, я не знаю. Просто есть и есть, так ну от Бога. У нас же один источник всех наших добродетелей.

А. Ананьев

— Причем у меня есть такая вот стопроцентная уверенность, что вам удастся сохранить эту радость 10, 20 лет 50 лет. Я в этом даже не сомневаюсь. И дай Бог мне возможности встретиться с вами через 50 лет...

Иеромонах Никандр

— На «Светлых историях», лет через 50.

А. Ананьев

— Да, через 50 лет, чтобы посмотреть на вот ту же самую радость, которую видели здесь, на радио «Вера». Тема сегодняшней программы... Опять же перед тем, как включились микрофоны, мы здесь даже заспорили: ну что это за тема? Она какая-то вообще никакая, мы каждый раз об этом говорим. Но у каждого из нас есть воспоминания, может быть, давние, может быть, из детства, а может быть, воспоминания о событиях, которые случились вчера, которые очень здорово попадают.... Причем абсолютно разные истории, из разных сфер жизни, которые очень точно попадают под вот какое определение: первое яркое впечатление о вере. И мне бы хотелось начать с Кира Лаврентьевой, с которой больше всего как бы спорили о теме. Потому что она сказала (я сейчас цитирую, я просто помогаю тебе сейчас выкрутиться из этой пикантной ситуации), она сказала, что, в общем, она хочет рассказать историю на абсолютно другую тему. И я хочу сейчас провести вот какой эксперимент, Кирочка. Ты сейчас расскажи ту историю, которую тебе очень хотелось рассказать, а я тебе объясню, почему эта история абсолютно точно вписывается в канву темы: первое яркое впечатление — именно первое и именно яркое, — впечатление о вере.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, я вообще была не готова. Но раз такое дело, то я расскажу.

А. Ананьев

— Вот просто любую.

К. Лаврентьева

— Я расскажу. Вы знаете, первое яркое впечатление о вере — вот что приходит в голову? Горящие свечи на вечерней службе, когда мама тебя там приводит в храм, и ты просто вот смотришь. А мама тебе говорит: мы пойдем домой, когда свечечка догорит. И ты так смотришь, как она медленно догорает. И даже не хочешь, чтобы она догорала, потому что так хорошо, уютно в храме, пахнет ладаном, образа. Можно рассказать о Пасхе, можно рассказать о первой Библии там, которую мне подарили протестанты на английском языке, с картинками, я читала ее на английском (у меня мама преподаватель английского языка) и мне очень это нравилось. Можно вот о чем угодно рассказать. Но когда сейчас Саша меня вот так вот неожиданно совершенно подловил и сказал, что я должна что-то сейчас срочно рассказать...

А. Ананьев

— Ну согласись, редко получается тебя неожиданно подловить.

К. Лаврентьева

— Не знаю, наверное, да. Но знаешь, вот я подумала, о том, что первых впечатлений может быть очень много действительно. Вот это первое впечатление твоего детского периода, а вот первое впечатление твоего отрочества, а вот первое впечатление твоей юности. И оно всегда первое, потому что человек же меняется, он же проходит каждый раз новые этапы. И я вот сегодня, знаете, подумала о том, что первое впечатление — это будет все-таки наша поездка в Иерусалим. Но, знаете, не в качестве паломничества, потому что о паломничествах мы уже говорили, и о святых местах мы говорили, это другое. Вот ты живешь, всю жизнь живешь и представляешь Господа, святых ну как-то вот так по-своему, потому что ты живешь в русской ментальности. Ты представляешь там Господа русским человеком. Ну, соответственно, как люди, живущие в Китае, у них Господь немножко такой, ну вот с восточными чертами лица.

А. Митрофанова

— Есть такое. Даже на иконах в Японии, в Китае можно увидеть образы Спасителя и Богородицы с разрезом глаз соответствующим.

Иеромонах Никандр

— Даже у нас есть, возьмем иконы XVIII века, там Богородица представлена как императрица.

К. Лаврентьева

— Вот, пожалуйста.

А. Митрофанова

— Правда.

К. Лаврентьева

— А в Греции они такие ну довольно такого греческого вида, ну абсолютно каждый человек, он видит Господа своим.

А. Ананьев

— Алечка, а вот то, что я тебе сегодня показывал, фотографию иконы, где Спаситель на ослике въезжает в Иерусалим, в такой необычной манере, живописная такая, как современное искусство, арт какой-то, это тоже считается иконой?

А. Митрофанова

— Мне кажется, это скорее живопись. Однако есть такая живопись пограничная. Вот, например, не знаю, как Елену Черкасову классифицировать, это живопись или иконопись?

К. Лаврентьева

— Ну называют так: наивная живопись.

А. Митрофанова

— Ну, может быть, для меня это, для меня ее работы...

К. Лаврентьева

— Иконы все равно.

А. Митрофанова

— Иконы все равно. Потому что она, это видно, как глубоко она проживает то, о чем она...

Иеромонах Никандр

— Я могу предложить критерий иконы свой.

А. Митрофанова

— Какой?

Иеромонах Никандр

— Если на это изображение хочется и можется молиться, то это икона. Потому что иногда бывает икона написана так, что даже и она икона по всем формальным признакам, но ничего не отзывается.

А. Ананьев

— Ну не все так однозначно. Все равно, отец Никандр, икона должна отвечать каким-то каноническим правилам.

Иеромонах Никандр

— Да конечно, неоднозначно. Потому что у вас отзывается, а у меня, например, нет. Поэтому для вас это икона, для меня — нет. Это как раз таки совсем неоднозначно.

А. Митрофанова

— Как раз таки пример с иконописью XVIII века для меня — он сложный. Потому что в этот период, правда, появляется традиция, не только в России, кстати, и на западе, ну в западном искусстве это еще раньше началось, но не суть. То есть ты смотришь и понимаешь, что это произведение искусства потрясающее, и ты не можешь как-то сосредоточиться в молитве.

А. Ананьев

— Я безумно хочу написать икону.

Иеромонах Никандр

— Прекрасно.

А. Ананьев

— Очень хочу, но я понимаю, что ну у меня нет права, и у меня нет знаний, нет опыта. Не имеешь ты права, Александр.

Иеромонах Никандр

— У вас есть желание, Александр. После желания появляется и право, и знание, и иконы пишут.

А. Ананьев

— У меня есть желание выйти на амвон и провести богослужение, но у меня нет такого права.

Иеромонах Никандр

— Мы вас приглашаем, чтобы вы проповедь произнесли на амвоне, поэтому приходите.

А. Ананьев

— Кирочка, прости. Спасибо, дорогой отец Никандр.

Иеромонах Никандр

— Про Иерусалим.

К. Лаврентьева

— Да, про Иерусалим. Я вот до сих пор сижу, думаю, это ли мне рассказать или что-нибудь еще. Вы мне, может, быть дадите еще время?

Иеромонах Никандр

— Оттянуть просто момент...

К. Лаврентьева

— Или времени у меня больше нет? Ну смотрите, и такая ситуация, что ты какой-то период времени живешь, как будто не разродившись. Наверное, каждый человек знает это состояние: то есть тебя как бы распирает, тебе очень тяжело, а понять, что тяжело, ты не можешь. То есть под классические определение там депрессии это все не походит, это другого плана, экзистенциального. И вот ты ждешь-ждешь, когда ты получишь ответы на свои вопросы, а ты все не получаешь их и не получаешь. И они тебя тяготят, распирают, они, естественно, тебя меняют, и ты ничего не понимаешь, что происходит. И вот ровно в этом состоянии мы, значит, приехали в Иерусалим. И я думала, знаете, что я приеду, и это будет как приехать в святые места Италии, в святые места Греции — посмотреть, знаете, ну вот артефакты, посмотреть историческую вот эту вот святость, где ходил Господь. Я думала, что я приеду, посмотрю, вот это все мне очень понравится, и я уеду, как на самом деле и бывает. Но случилось совершенно по-другому. И, ну не углубляясь как бы, да, во внутренние мои какие-то духовные, душевные переживания, мы совершенно были потрясены. Мы были потрясены тем, что эта земля дышащая, земля, ожидающая второго прихода Господа, однозначно. Однозначно, я ни в одной стране этого не ощущала. То есть это дышащая, кровоточащая земля, город, который в ожидании, он находится в ожидании прихода Великого Царя. Иерусалим, Иерусалим — город Великого Царя. И когда мы ходили по Дороге плача, там Via Dolorosa, понятно, что настоящая Дорога плача, она там уже где-то, внизу, потому что Иерусалим много раз разрушался и много раз настраивался опять. Но ты понимаешь, что Христос, Он реальнее, чем ты. Он реальнее, чем ты сам. То есть ты сам — это как сон. То есть твоя жизнь — она прекрасна, замечательна, это дар, но ты как сон. То есть ты можешь, проснешься в новую жизнь — и уже будешь настоящей реальностью, знаете, так многомерной, прекрасной, раскрывшейся во Христе. А сейчас ты ну просто вот как вот, может быть, живешь и ждешь как бы родов. Возможно. У меня сегодня вот такие сравнения. И вы знаете, и когда я это ощутила, с нами много там чудес прекрасных каких-то происходило, и каких-то удивительных людей нам Господь посылал. Но самое прекрасное — это была ночная литургия греческая, с субботы на воскресенье, в храме Гроба Господня. Когда служили, естественно, греки, но все было понятно, где «Отче наш», где Символ веры. Все было понятно, потому что все поют, и очень похожие языки, естественно, греческий и русский, все это как-то узнаваемо. И потом, значит, все причащались. И мы вышли после литургии вот в этот храмовый двор, храма Гроба Господня. И, вы знаете, и стоят люди, они были все настолько потрясенные — и это ведь не про эмоции сейчас. Эмоции — это поверхностный слой, а это про глубину. То есть стоят люди и понимают, что Христос — Он и был, и есть, и будет вовеки Тот же. То есть Он всегда вот ближе, чем ты себе сам. И это было видно вот по лицам людей, понимаете. И здесь же поют намаз, значит, в мечети, тут же вышли люди, поют «Христос воскресе». И совершенно какое-то разное, сосредоточение разных религий, все в одном месте. И вот это вот, вы понимаете, это какая-то молния просто пронзила меня в тот момент. И как, знаете, такая некая иллюстрация к этому рассказу. Сидит человек — у него прекрасные длинные волосы... То есть понимаете, на этих чувствах ты выходишь, — сидит человек в белом одеянии, полностью, босиком, у него прекрасные светлые волосы, значит, лежат, голубые глаза. И вот он так вот сидит, и я думаю: ну все... Все... Я говорю: Саша, ты тоже его видишь? Говорит: я тоже его вижу.

А. Митрофанова

— Что ты имеешь в виду?

К. Лаврентьева

— И священник, который с нами был, он говорит: не переживайте, этот человек он просто ходит, как Христос одевается, и очень внешне на Него похож. И он здесь иногда ходит. Не переживайте, его все видят. Ну какой-то просто человек, и он взял на себя подвиг ходить вот босиком, в любое время года, в белом вот этот балахоне, как Христос. Вот он подражает Христу, и вот он сидит, вы представляете, и это на самом деле настолько потрясающе. И потом мы уехали оттуда. И мы приехали в Россию, и здесь начались наши обычные дела, заботы, хлопоты. И я поняла, что вот мы были одними до этой поездки, а возвратились другими. Вот. Я бы и еще рассказала бы много чего поярче, но я на самом деле не знаю, насколько это можно рассказывать или нельзя. Но, поверьте, дорогие радиослушатели, просто поверьте, что Господу от нас нужно единственное что —это наше искреннее, стремящееся к Нему сердце. Мы можем быть очень-очень кривыми и очень грешными, мы можем много чего не понимать. Но если мы не двусмысленны внутри и если мы перед Ним второе дно не прячем, то Он все равно нам в какой-то момент что-то даст. И не обязательно ехать в Иерусалим, это можно получить в ближайшем храме, вот этот вот дар от Господа. Другой вопрос как бы, когда твое сердце этого ждет. Если твое сердце этого ждет, это придет. Вот, наверное, к этому была моя история. И в тот момент я поняла одно: что как бы ты ни отчаивался в своих состояниях, вопросах, сомнениях, терзаниях и кризисах, как бы тебе казалось, что небо молчит, Бог просто смотрит на тебя и ничего тебе не отвечает, и тебе тут надо как-то самому выживать, как-то самому идти, ты должен сто процентов верить, что обязательно будет момент, когда ты поймешь, что все, что тебе казалось, что ты делаешь один, все в этот момент ты делал с Ним.

А. Ананьев

— «Светлые истории» на радио «Вера». Здесь Алла Митрофанова, Александр Ананьев, прекрасная Кира Лаврентьева, которая сейчас рассказала историю, идеально вписавшуюся в тему нашего сегодняшней программы — первое яркое впечатление о вере. И если бы видели, друзья, как счастливо и по-детски улыбался этой истории настоятель храма священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе, иеромонах Никандр (Пилишин). Впрочем, если вы смотрите видеоверсию «Светлых историй» вы, конечно, видите. А если нет, обязательно найдите. Еще раз добрый вечер. Отец Никандр, ну я не могу не дать вам слово в ответ на вот эти переживания Киры. Если вот что касается меня, нет слов, придуманных в русском языке, которые бы описали всю степень моей зависти. У меня таких переживаний не было пока. Я знаю, что они будут, но пока не было.

А. Митрофанова

— Ну были другие.

К. Лаврентьева

— Были другие, свои. С каждым же Господь говорит на его языке.

Иеромонах Никандр

— Мне вот очень нравится, знаете, такое устроение внутри человека, когда мы не ожидаем вот таких историй с собой, да, и если они будут — здорово. Но Господь говорит: блаженны люди, которые поверили не потому, что они увидели или почувствовали, потому что они просто поверили.

К. Лаврентьева

— Да, так и есть.

А. Ананьев

— А искать таких ощущений, как вы считаете, хорошо? Вот как я ищу.

К. Лаврентьева

— Если их искать, их не найдешь, мне кажется.

Иеромонах Никандр

— Я думаю, искать — это признак живого человека вообще. Пока ты жив, ты будешь искать. И вообще искательство — это такое прямо настоящее состояние сердца, которое очень нужно Богу. Мы никогда не должны успокаиваться, никогда, и искать Бога. И самое главное, мне кажется, надо искать мир, вот такой душевный внутренний мир. Потому что он наиболее явственно показывает нам, что мы идем на правильное направление.

К. Лаврентьева

— «Царствие Божие внутри нас есть» — это вот про это, мне кажется.

А. Ананьев

— Очень хорошо помню вашу историю, отец Никандр: ночь в алтаре, Священное Писание — это после пострига...

Иеромонах Никандр

— После пострига, да.

А. Ананьев

— И ощущение Христа рядом, физически. И я это так почувствовал, когда вы рассказывали, и опять же так завидовал. Это невероятная история. Очень надеюсь, что однажды и мне придется испытать что-то подобное.

Иеромонах Никандр

— Это нужно с Аллой договариваться, чтобы она разрешила вам постриг совершить тогда.

А. Ананьев

— Ну она согласна. Я обещаю окна помыть перед этим.

А. Митрофанова

— Все было просто.

А. Ананьев

— Отец Никандр, дайте предположу, вы не помните вашего первого ощущения от веры, потому что вы были совсем-совсем ребенком. Мне просто кажется, что это ощущение веры было в вас всегда.

Иеромонах Никандр

— Это правда, то есть я не могу найти точку отправную. Ну вот я не совсем с Кирой... Наверное, первый раз в жизни я не совсем с Кирой могу согласиться полностью. Кира сказала такие слова о том, что первых моментов очень много, а вот яркие, они... А мне кажется, что ярких моментов, их очень много, а вот первый — он такой, который, так как первая влюбленность, да, может быть потом много состояний, и потом и семья образуется, да, но первую влюбленность забыть... Она, может быть, не такая острая, но вспомнить о ней — ты всегда вспомнишь. Также как и первое впечатление о вере яркое, оно всегда рядом с тобой присутствует.

А. Ананьев

— И что это был за момент, самый яркий в вашем опыте?

Иеромонах Никандр

— Самый яркий момент для меня был — это когда я совершенно осознанном возрасте, будучи студентом университета, проходил первую исповедь. Я помню свои исповеди, когда был ребенком маленьким, когда меня водили соседи бабушки с собой в храм — это были такие смазанные истории, но они были очень какие-то тяжелые. То есть я очень бы не хотел, чтобы в моей жизни сейчас это было, как-то непонятно для меня. Мне говорили: надо, иди вот туда вот... Знаете, это когда взрослые начинать в спину толкать ребенка — вот это, мне кажется, прямо очень такая не очень хорошая история. А когда я уже был взрослым человеком, и для меня открылся, вот так вдруг открылся весь мир православия, и я понял, я осознал, что мне нужна исповедь. И со мной был рядом мой друг, мы с ним вместе пошли на Успенское подворье Оптиной пустыни в Петербурге — это была суббота вечер, на всенощном бдении. Я встал в очередь к батюшке на исповедь. Не знаю, почему-то я выбрал, мне кажется, того священника, к которому стояла самая длинная очередь. Я отстоял ее, и меня мой друг ждал на лавочке. Я подошел — и началась мистика, то есть я начал беседовать со священником и с Богом. И я просто, вот это, наверное, тот момент, когда, помните, событие Ветхого Завета, когда Моисей, там солнце останавливается, да? И я начал исповедоваться, мне казалось, что я простоял у священника ну не более 10–15 минут. Но когда я отошел, я понял, что что-то произошло не так, что... Если вы смотрели, быть может, наши слушатели смотрели фильм «Интерстеллар» — там, где люди в космос летят, а на земле время по-другому совсем течет.

А. Митрофанова

— Здесь и на Луне течет по-разному, это правда.

Иеромонах Никандр

— И вот когда я стоял там на исповеди, и у обычных людей время текло по-разному. Потому что я вернулся к нему, сел на лавочку и спросил: сколько я исповедовался? Он сказал: чуть больше полутора часов. Для меня было абсолютное ощущение, что это было 10–15 минут.

К. Лаврентьева

— Это служба была?

Иеромонах Никандр

— Это было уже, служба закончилось, это было уже окончание службы.

К. Лаврентьева

— Солнце село.

А. Митрофанова

— Отец Никандр никак не мог понять, что изменилось. Время суток изменилось.

Иеромонах Никандр

— Просто я понял, что что-то произошло. Я почувствовал это. И поскольку он уже сидел и ждал, не стоял, а сидел, ждал, что-то изменилось. И наутро, когда я проснулся, сбылись слова Евангелия: когда дом выметают очень чисто-чисто, и нужно потом перестать грешить, чтобы потом не вернулись те бесы, которые были оттуда выгнаны.

К. Лаврентьева

— И еще больше.

Иеромонах Никандр

— С еще большими. Я проснулся утром, и у меня было ощущение, что меня взяли, перевернули, как Буратино, потрясли и все вытрясли. У меня было абсолютное состояние пустой души. Во мне не было ничего — ни эмоций, ни чувств, вот просто вот я был пустой, чистый. Чистый лист бумаги. И я так испугался этого состояния. Я прибежал к этому священнику, и я говорю: батюшка, что делать? Он говорит: а теперь настало время созидать. Теперь ты должен понять, чем ты наполнишь. Ты должен с сегодняшнего дня начинать наполнять свою душу Писанием, отцами, Преданием, Церковью, духом церковным. Если ты сейчас не начнешь этого делать, то вернутся те, которые ушли с еще большими, и тогда это все будет горше первого. И вот этот момент — ощущение такой вычищенной души, он был у меня один раз в жизни. И сейчас что-то похожее я иногда переживаю, от исповеди к исповеди мы живем, и иногда после исповеди, когда мы выходим, у тебя ощущение полета. Ну вот это как раз таки вопрос про искательство, надо ли искать. Я этого не ищу, но оно иногда приходит. Такие отголоски вот того состояния, когда ты вышел, и ты такой вот чистый, и тебе так хочется вот это сохранить или что-то начать по-другому делать как-то, да. Ну опять наступает какое-то количество времени, и потихонечку мы скапливаем, скапливаем грехи...

К. Лаврентьева

— В свое болотце возвращаемся.

Иеромонах Никандр

— Да, в свое болотце, и потом снова мы возрождаемся. Не после каждый исповеди такое состояние есть. Но вот после первой вот то яркое, и сейчас время от времени такие всполохи этого яркого состояния, они посещают меня.

А. Ананьев

— Ну вот самый большой вопрос для меня — это как готовиться к исповеди, чтобы было вот так вот. И, наверное, самый правильный ответ на этот вопрос: да никак.

Иеромонах Никандр

— Никак. Это, знаете, как, я всегда очень простую аналогию провожу — с приемом врача. Вот когда приходят люди на исповедь, говорят: да мне нечего сказать. Я говорю: ну ты, когда приходишь, когда у тебя болит, и ты приходишь к врачу, врач говорит: какие у вас симптомы? Чтобы понять, что с тобой происходит. Ты начинаешь описывать симптомы, если в тебе, внутри есть боль, ты всегда сможешь описать эти симптомы. Когда внутри у тебя болит душа, ну ты точно сможешь сказать, что с ней происходит, потому что ты желаешь от этого избавиться. Как готовиться? Я думаю, что никак не готовиться. Нужно просто жить, и самое ценное в сегодняшний день — это просто быть искренним. Вот просто искренне жить — перед самим собой, перед Богом, перед ближними, просто быть искренним.

А. Ананьев

— Спасибо вам за этот совет. Потому что у меня, ну уж если говорить о личных историях, мне очень хочется вот пережить такое состояние после исповеди. И ты как-то садишься, начинаешь там готовиться. Или вот мне очень понравилось ваше вот это наблюдение, у меня точно также: занимаешь самую длинную очередь, ну чтобы как-то вот...

К. Лаврентьева

— Настроиться.

А. Ананьев

— Настроиться, самую длинную. И всегда, вот вчера буквально или когда, позавчера мы с тобой стояли в очередь на исповедь, я еще встал в самом конце, так выдохнул: хорошо, есть время. И сразу же выходит наш чудесный знакомый священник...

А. Митрофанова

— Пойдем-ка.

А. Ананьев

— Отец Дмитрий Богомолов, и ты оказываешься первым. А я не готов. Сейчас мы прервемся ровно на минуту. Вот опять же время летит с вами незаметно, полчаса уже прошло. Сейчас мы прервемся на минуту — у нас полезная информация на светлом радио, а через минуту продолжим рассказывать светлые истории на радио «Вера».

А. Ананьев

— Говорит и показывает радио «Вера». Говорим, как всегда в эфире радиостанции, на сайте https://radiovera.ru/, а показывает в социальных сетях на Ютубе (надеюсь, что он еще пока функционирует) и на Рутубе, и в прочих социальных сетях. Видеоверсию программы «Светлые истории» обязательно найдите, она прекрасна. По крайней мере у вас будет возможность почувствовать больше, увидев улыбку нашего дорогого отца Никандра. Сегодня в светлой студии радио «Вера» настоятель храма священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе, иеромонах Никандр (Пилишин). Еще раз добрый вечер, отец Никандр.

Иеромонах Никандр

— Добрый вечер.

А. Ананьев

— А также приветствуем здесь Аллу Сергеевну Митрофанову...

А. Митрофанова

— Здравствуйте.

А. Ананьев

— И Кирочку Лаврентьеву.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте.

А. Ананьев

— Тема нашей сегодняшней программы проста и сложна одновременно: самое первое и самое яркое впечатление от веры. Кто-то рассказывает, вот из тех, кто присутствует, о самом первом, кто-то рассказывает о самом ярком. Но в любом случае самое яркое, оно же, по сути, и первое. Забегая немножко вперед, потому что свою в кавычках — жирных, ироничных, даже саркастичных кавычках — «историю» я оставлю на конец. Сейчас хочу предоставить слово Алечке.

К. Лаврентьева

— Все в предвкушении сейчас на самом деле.

А. Ананьев

— Ой, да ладно тебе.

А. Митрофанова

— Заинтриговал.

К. Лаврентьева

— Заинтриговал, конечно. Интригу подвесил.

А. Ананьев

— Ну забегая вперед, я хочу сказать вот что. Моя самая первая и самая яркая история, она впереди. Мне еще пока нечего рассказывать, я еще только купил билет на эту светлую историю, и мне ее скоро покажут. Но какая она будет, и когда она будет, и где она будет, я не знаю. У меня ставки один к четырем к посещению все-таки...

А. Митрофанова

— Святой Земли, да?

А. Ананьев

— Святой Земли, где я еще ни разу не был. И у меня ощущение...

Иеромонах Никандр

— Я знаю, где она будет.

К. Лаврентьева

— В храме священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе.

Иеромонах Никандр

— Нет. Александр, мне кажется, самая яркая история вашей жизни будет после смерти при встрече с Богом.

К. Лаврентьева

— Я так и думала, что вы это скажете.

Иеромонах Никандр

— Самая яркая. Это я гарантирую.

К. Лаврентьева

— Это само собой, это и так, разумеется, но при жизни-то тоже хочется как-то вот...

Иеромонах Никандр

— А при жизни мы начинаем внутри ее чувствовать, вот этот зов такой, желание увидеть Христа.

К. Лаврентьева

— Вот Саша об этом, мне кажется, и говорит.

А. Ананьев

— Говоря словами героя Папанова в последних кадрах «Холодного лета 53-го»: ну все-таки как же хочется хотя бы немного пожить по-человечески. Алла Сергеевна Митрофанова. Самое яркое, самое первое переживание от веры, каким было твое?

А. Митрофанова

— Вот ты упомянул «Холодное лето 53-го» — очень захотелось пересмотреть. Да, одно из таких явлений, мне кажется, в нашем кинематографе по глубине, по драме, ну по всему. Ну ладно, не суть. Детские впечатления, конечно, были, причем такие, абсолютно не связанные с церковной жизнью, потому что у нас была нецерковная семья, как и у многих. А вот когда я приехала в Москву, поступать в институт, ну это, конечно, было такое особое состояние. И это был такой, знаете, марафон — сразу и на результат, и на выживание и, знаете, в открытый космос без скафандра, без подготовки. Это были трудные в экономическом плане годы для нашей семьи, мы как-то ну очень скромно жили. И я когда приехала одна поступать в институт, ну как-то там, знаете, тогда ездили поступать с родителями — то есть родители поддерживают, то есть экзамены сдают, там что-то как-то подкармливают, все. А у нас папа пахал, как не в себя, а мама сидела с моим новорожденным братом. В Калужской области. Соответственно, ну а я уже была вполне самостоятельная гражданка. Ну в общем, я одна — ну ладно, ничего. Значит, вот есть общежитие, куда меня поселили. И я же эту историю, мне кажется, рассказывала. И вот вступительные экзамены. Так получилось, что вуз, куда я собиралась поступать, там уже все было хорошо, я уже туда поступила. Но пока суть да дело, я решила еще... Вернее, как, не то что я решила, мне добрые люди сказали: что ты в МГИМО не пробуешь поступать? И, так сказать, ошалев от собственной наглости, пошла, подала документы и стала поступать. Будучи абсолютно не готовой. Ну надо понимать: один из лучших вузов в стране, туда люди, чтобы претендовать на экзамены, подготовку начинают ну за два, за три года. А я вот с улицы, вообще с улицы. И как-то пишу вступительное сочинение, получаю вполне себе неплохие баллы, хотя там тоже есть вопрос. Сдаю следующий экзамен, литературу. Парадоксальным образом сдаю на двойку — предмет, который сейчас преподаю, по которому читаю лекцию, там спецкурсы у нас и все такое. Да, и дальше у меня такой вопрос: а есть ли смысл продолжать? Мне говорят: ну дальше немецкий. Вот дальше ты язык сдаешь, там две части, письменная и устная. И вы знаете, я понимала, что, ну как сказать, конечно, мне хочется учиться здесь, ну, в общем, видимо, как Бог даст. Письменная и устная часть, они были с перерывом примерно в час. И помню, как во время этого перерыва я вышла на улицу, накрапывал дождь. А у меня, собственно, поскольку родители далеко, связь с ними через записки, которые мы с водителем автобуса друг другу передаем...

А. Ананьев

— Дубровский и Татьяна общались через дупло.

А. Митрофанова

— И Маша, да. Прости, Сашенька.

А. Ананьев

— Отец Никандр, а если муж начинает бить жену за то, что она его поправляет, это же по-православному?

Иеромонах Никандр

— Нет, конечно же.

А. Ананьев

— Ну значит, не буду. Отец Никандр не благословил. Продолжайте, Алла Сергеевна.

А. Митрофанова

— Простите. Жила я тогда в обнимку с Казанской иконой Божией Матери, с которой мы как-то встретились в храме, куда я попала совершенно случайно, вот в этот период дикого, чудовищного стресса, голода, испытаний и так далее. И эта икона, перед которой я уже вот как-то каждый день начала молиться, приезжала туда, и так далее — это было в Останкинской усадьбе. А МГИМО совершенно в другом конце города, в другом конце Москвы. И я выхожу и понимаю, что у меня час перерыва, и мне надо как-то вот просто к этой иконе попасть, но я не попаду, потому что мне ехать час. И тут вспоминаю, что есть еще, я видела еще в другом храме, в храме Христа Спасителя, который поближе, тоже видела икону, Казанский образ Божией Матери.

А. Ананьев

— Это Храм Христа Спасителя ты назвала «другим храмом»?

А. Митрофанова

— Для меня тогда — да. Ну понимаешь, в общем, я в Москве месяц.

К. Лаврентьева

— Конечно, когда ты в Москву приезжаешь, ты как-то по-другому рассуждаешь.

А. Митрофанова

— Нет, я понимала, я видела по телевизору, как восстанавливали этот храм, понимала, какого он уровня, значения и так далее. Но то, что это кафедральный собор города Москвы — ну какой там...

А. Ананьев

— Есть храм Христа Спасителя, а есть другие храмы.

А. Митрофанова

— Я понимаю, ты прав, конечно. Но я к тому моменту даже не была еще в верхнем храме. Я знала только нижний и деревянный, который там рядышком, правда, закрыт был. А вот нижний открыт, там была Казанская икона. Добегаю туда, доезжаю, просто опережаю собственный вопль, потому что времени в обрез, час всего — и там закрыто. И стоят какие-то дяденьки большие, в пиджаках, с рацией. Я говорю: пустите меня, пожалуйста... А дождь идет, я без зонта. Пустите, у меня экзамен, мне очень нужно к Казанской иконе. Они говорят: в другой храм идите, здесь делегация. А я смотрю на часы и понимаю, что все, приплыли. И мне как-то вот горько так стало, и в то же время как-то я понадеялась, что, может быть, все равно Божия Матерь про меня вспомнит. Сажусь в метро, еду обратно, приезжаю на письменную часть... ой, на устную, сдаю устную часть. И без каких-то особых надежд уезжаю домой. И дальше месяц у меня проходит как в тумане, потому что не очень понимаю. Приезжаю потом в институт, а оказывается, меня все ищут, потому что я поступила, но со мной нет никакой связи, кроме как по почте. И там, видимо, на оленях, на собаках отправили письмо, но оно не дошло, и, в общем, уже непонятно, что делать.

К. Лаврентьева

— Ты не шла туда раньше, да?

А. Митрофанова

— А мне сказали: приезжайте через месяц. Ну я и приехала через месяц. А оказывается, что меня там уже ищут с диогеновыми фонарями. Суть не в этом. Прошло три с половиной примерно или четыре года, или даже больше, может быть, я уже в аспирантуре была, и мы встретились по пути на автобусную остановку с замечательной преподавательницей, которая принимала у меня экзамен по немецкому языку. А я ее узнала, говорю: вы меня не помните, конечно, ну вот вы у нас экзамены принимали, и это было так как-то очень тепло, я помню ваши глаза. Она говорит: не то что я вас помню, вас помнит вся наша кафедра. Я говорю: почему? Она говорит: а вы разве не в курсе? Вы как бы пришли на письменную часть без паспорта. Я говорю: в каком смысле без паспорта? Она говорит: вы пришли на письменную часть, и мы спросили, где ваш паспорт. Вы сказали, что вы его забыли в общежитии и собирались вот сейчас выйти из аудитории — ну, видимо, я совсем была в состоянии аффекта, — и за ним поехать. И она говорит: вы, глупый ребенок, даже не понимали, что как только вы выходите из аудитории — все, обнуляются все результаты ваших экзаменов, потому что это жесточайшее нарушение правил. Поэтому мы вас просто усилием воли усадили, продержали за плечи какое-то время, чтобы вы усидели на месте. Значит, вы приклеились к стулу и написали письменную часть. Я говорю: простите, Кира Викторовна, а как же я тогда, как же вы у меня экзамен-то приняли, если у меня паспорт был в общежитии? Она говорит: так вы же за ним сходили, потому что вы на вторую часть пришли уже с паспортом. А я понимаю: я не могла сходить. Ну то есть я не могла доехать — общежитие было на ВДНХ.

К. Лаврентьева

— Ну это вообще, я сижу, у меня волосы просто шевелятся.

А. Ананьев

— А я так живу.

А. Митрофанова

— И дальше она рассказывает потрясающую вещь. После устной части, оказывается, все эти люди, которые в МГИМО, понимаете, которые не имели ко мне абсолютно никакого отношения, которые впервые в жизни меня видели — я девочка с улицы, какая-то деревенская, вообще всем левая, как-то чудно одетая, понимаете. После устной части они пошли в приемную комиссию узнавать, как у меня дела. И, мне кажется, поскольку набрала я проходной минимум в итоге, ну то есть вот тот минимум, с которым можно было пройти, мне кажется, что их вот это паломничество, ходатайство, оно сыграло свою роль. Потому что ну тогда еще не было ЕГЭ, вот этого ничего не было, то есть все сдавали экзамены, вот как сдали, так сдали. И почему эти люди, которым я вообще никто, и они мне никто, почему они пошли за меня ходатайствовать — у меня есть только одно объяснение. Понимаете, у меня только одно объяснение: что Божия Матерь как-то, знаете, погладила их по голове, чтобы зачем-то это было нужно. Ну в этом вузе мы встретились с Владимиром Романовичем Легойдой, и я в итоге стала работать в журнале «Фома». То есть вот эта цепочка, она в итоге прослеживается до конца. Но вот это было так. Вот такое чудо — с дождем, паспортом, непонятно вообще, что там происходило. И абсолютно стертой из моей головы этой историей, про которую мне Кира Викторовна рассказала несколько лет спустя. И я вообще, то есть я помнила, что я приехала в храм, там было закрыто и там был дождь. Все. Понимаете.

К. Лаврентьева

— Слушайте, ну это вообще, да?

Иеромонах Никандр

— А у меня есть продолжение этой истории. В эту субботу, позавчера, ко мне в храм пришел мужчина, принес огромный образ Божией Матери, попросил освятить его — это была копия Казанской Божией Матери из храма из Останкино.

А. Митрофанова

— Серьезно?

Иеромонах Никандр

— Да. Вот позавчера это было.

К. Лаврентьева

— Вот так.

Иеромонах Никандр

— В преддверии нашего выпуска.

А. Митрофанова

— Надо же.

А. Ананьев

— Ну вот и расскажите мне теперь, как срежессировать свою жизнь таким образом, чтобы в четверг к полудню получить самое яркое впечатление? Да никак ты это не можешь сделать. Единственное, вот я сейчас пытаюсь — ну Кирочка, она выпадает из этого правила со своей историей, но вот отец Никандр и Алечка, они подтверждают мое предположение. Самое яркое, самое сильное, самое правильно, самое, наверное, истинное переживание рождается из отчаяния и понимания своей беспомощности.

А. Митрофанова

— Да, да, подтверждаю.

К. Лаврентьева

— Так и есть.

Иеромонах Никандр

— Ну так и Господь сказал: блажени нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное. Которое внутри нас есть, как сказала Кира. И мы этот зов чувствуем каждый день. Поэтому все сходится.

А. Ананьев

— Ну тогда не знаю, что делать. У меня-то все хорошо, понимаете.

Иеромонах Никандр

— Так мы поздравляем вас.

К. Лаврентьева

— Но у тебя есть жажда, она очевидна.

Иеромонах Никандр

— Мы вам поставили диагноз, Александр...

К. Лаврентьева

— Диагносты.

А. Ананьев

— Слушайте у меня короткий вопрос, прежде чем мы уйдем на следующую часть программы, отец Никандр. Вот этот вывод Алечки, он справедлив, относительно того, что ну другого объяснения нет, это, конечно же...

Иеромонах Никандр

— Да, конечно, справедлив. Да, конечно. Да вообще вся наша жизнь — это же тот вывод, который сказала Алла. Это вообще просто вывод жизни каждого человека.

А. Ананьев

— Нет, ну это же можно объяснить рационально?

Иеромонах Никандр

— А зачем?

А. Митрофанова

— А как ты это рационально объяснишь?

Иеромонах Никандр

— Ну смысл? В этом рациональном.

А. Митрофанова

— Просто добрые люди, есть добрые люди — это действительно рациональное объяснение.

Иеромонах Никандр

— Ну Господь действует через людей, поэтому, конечно, рациональный момент есть. Но, в общем и в целом за всем этим стоит Господь.

К. Лаврентьева

— Слушайте, ну даже манну небесную, которой кормил...

Иеромонах Никандр

— Она тоже была рациональная, да.

К. Лаврентьева

— Которой кормил Бог евреев в пустыне, она тоже, сейчас ученые ее объясняют.

Иеромонах Никандр

— И вода, которая из камня выходила.

К. Лаврентьева

— А тогда это казалось вообще просто. Но тем не менее по субботам-то им манна небесная не сходила. Поэтому тут все равно есть место чуду, иррациональности некоей.

А. Ананьев

— «Светлые истории» на радио «Вера». Мы продолжаем разговор в студии радиостанции, который можно не только слушать, но и смотреть в наших социальных сетях. Смотрите, обязательно найдите видеоверсию «Светлых историй» в Ютубе, Рутубе и прочих соцсетях. Здесь настоятель храма священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе, иеромонах Никандр (Пилишин), ведущая Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева, я Александр Ананьев. И в отличие от присутствующих здесь людей — вот я в очередной раз признаюсь в этом, просто мне очень важно это проговорить, чтобы было понятно, — моего опыта в Церкви, я крестился чуть больше четырех лет назад, недостаточно для того, чтобы втягивать живот, расправлять плечи и говорить: там моя самая яркая история...

К. Лаврентьева

— У всех так.

А. Ананьев

— Ну не совсем так, Кирочка. У тебя огромный опыт, и вы куда-то там ездили всей семьей, паломничества, все дела. У нас паломничества с Алечкой только вот последние четыре года.

Иеромонах Никандр

— А можно я скажу, что-то дух посетил меня. Я сейчас понял, что все, вообще все сошлось. Значит, в субботу мне принесли икону Казанскую Божией Матери, копию из Останкина...

К. Лаврентьева

— Нет, слушайте, это вообще.

Иеромонах Никандр

— Значит, в воскресенье, вчера, я служил в Новом Иерусалиме. И служил на храме Гроба Господня, в Кувуклии, раннюю литургию.

К. Лаврентьева

— Вот я переживаю, правильно ли я рассказала историю...

Иеромонах Никандр

— Ну у меня сейчас, Кира, я говорю, что-то сейчас со мной происходит, да. А Саша, и ведь это, слушайте, ну наверное, это каждый христианин так или иначе он читал авву Дорофея, ну или там пытался прочитать, и мы знаем историю Досифея, который за пять лет сподобился быть вообще святым человеком. Поэтому, Александр, вам еще год остался.

К. Лаврентьева

— У тебя все впереди.

А. Ананьев

— Учитывая все сказанное выше, фраза: «Александр, вам год остался» звучит как-то двусмысленно, но спасибо вам, дорогой отец Никандр. Я хочу рассказать несколько неожиданную историю, если времени хватит, то две, они действительно короткие. Вообще я до того, как я крестился, до того, как я встретил Алечку, до того, как мы обвенчались, я был далек от Церкви настолько, насколько это было возможно. И образом жизни, и работой, и мыслями, и желаниями, и мечтами, и духовным состоянием. Ну если это можно представить себе, то это такая развалина двухэтажная, обшарпанная, с выбитыми стеклами и неоновой вывеской наверху: «Все будет очень круто». Ну вот такая вот, что-то нелепое.

Иеромонах Никандр

— Пусть будет абсурд, пусть будет так.

К. Лаврентьева

— Ну вот, добродетель смирения ты уже стяжал, Саша.

А. Ананьев

— Но со мной периодически происходили вещи, которые, ну Господь же видит, что вот в этом состоянии, в котором мужик сейчас пребывает, ему сейчас говорить про авву Дорофея — ну рановато, прямо скажем. Но по носу щелкнуть...

Иеромонах Никандр

— Можно.

А. Ананьев

— Можно и нужно. И Он так иногда очень деликатно меня так по носу — бамс! Работала со мной тогда барышня. А я работал на крупной федеральной радиостанции, где мы встречались там с величайшими музыкантами, слушали крутые песни, вели развязный образ жизни...

А. Митрофанова

— «Однажды Стинг мне сказал...»

К. Лаврентьева

— Да, я помню это.

А. Ананьев

— Да, и со мной работала барышня, назовем ее Элеонорой. Она была крупная, считала себя потрясающе красивой, может быть, скорее всего так оно и было. А я считал ее всегда такой деревенской простушкой, барышней, как я тогда написал, «с маленьким красивыми, как деревенский пруд, глазами».

К. Лаврентьева

— Очень поэтично.

А. Митрофанова

— Сашенька, как ты про женщину, ну...

К. Лаврентьева

— Саш, я тебя не узнаю.

А. Ананьев

— Это чтобы вы понимали, вообще кем я был тогда. И она была настолько недалека, что я писал про нее рассказы даже.

К. Лаврентьева

— Это история о той женщине?

А. Ананьев

— Однажды она озадачила меня, говорит: Саша, а ты не знаешь, что такое узкозарядное устройство? Я говорю: в смысле, узкозарядное устройство? Это штекер узкий для зарядки мобильного. Нет, мне нужно узкозарядное устройство, а не зарядка для мобильного телефона, ты не понимаешь. Я говорю: ну я не знаю, что такое узкозарядное устройство. А тебе для чего узкозарядное устройство? Меня папа попросил купить ему в подарок на день рождения узкозарядное устройство. Я говорю: может быть, пускозарядное устройство? А есть такое?.. Ну вот наши диалоги примерно были такими. Я потом писал какие-то смешные рассказы. Но потом однажды случилось то, что переменило мое отношение к ней и изменило меня. Я сидел, писал (а я тогда был продюсером креативным, писал тексты, промо, слоганы) и уперся глазами во фразу: «знать как «Отче наш». Я сижу и с таким каким-то злобным высокомерием: ну что это за фраза «знать как «Отче наш»? Ну кто знает «Отче наш»? И тут наша Элеонора говорит: я знаю. Я говорю: да ладно! Я не знал «Отче наш». И я был уверен, что все не знают «Отче наш». Ну зачем? Потому что «Отче наш» — это откуда-то, такая архаика там, может быть, бабушки в платочках знают эти «еси на небеси». Но зачем взрослому современному человеку, который знает все 14 альбомов «Pet Shop Boys», знать «Отче наш». И она, сидя перед мной, неуловимо изменившись, начинает читать: «Отче наш, Иже если на небесех...» И я такой: о... И это был единственный случай, когда я больше не шутил с ней, не смеялся над ней. Мне было стыдно, мне было неловко, и я понял, что я ничего не понимаю в этой жизни. Это не значит, что «и тут я стал христианином» — вовсе нет. Это после этого прошло еще лет пять. Но это настолько изменило мое отношение к людям во многом. К этой Элеоноре во многом. И, самое главное, к самому себе. Я вдруг понял, что... А я у нее еще спросил: слушай, а ты типа верующая, ты... Да нет, в общем, особо не ходим мы в храмы, ну мы просто это знаем. Для меня это было таким пониманием, что вот то, что ты знаешь «Отче наш», это вшито в тебе, где-то глубоко внутри. И фраза: «знать как «Отче наш» — это не просто быть христианином или быть русским, жить в России, а просто быть человеком. Потому что в человеке есть душа, а в душе вшито вот это «Отче наш» — молитва, данная нам Господом. Я тогда этого не знал. Но там есть такое, в центре, вот такое отделение, вышитое бархатом, в душе, где лежит молитва «Отче наш». И то, что у меня ее там не обнаружилось, для меня стало шоком. Я не скажу, что это было вот такое первое впечатление о вере, но оно было очень ярким, очень обидным и очень важным для меня. И я тогда выучил «Отче наш». Вот эта вот барышня, от которой ты этого не ожидаешь. А что меня могло заставить выучить «Отче наш» в том состоянии? Да ничто на свете. Ко мне мог прийти отец Никандр, обнять меня и сказать на ухо: Александр, выучи «Отче наш». Я бы посмеялся и сказал: ну глупость какая... А вот то, что она сказала, что я знаю и все знают, мне стало очень важно.

К. Лаврентьева

— Ну ты выучил?

А. Ананьев

— Да.

К. Лаврентьева

— Класс.

А. Митрофанова

— Потрясающе.

А. Ананьев

— Вот именно тогда я выучил «Отче наш». Потому что я понял, что стыдно не знать «Отче наш». Все знают «Отче наш». Это часть какой-то необъяснимой, мне еще тогда непонятной программы. А еще у меня был шеф на той же работе — циник, содомит и мерзавец. Талантливейший человек, очень хороший.

К. Лаврентьева

— Передаем ему привет.

А. Ананьев

— И он все время шутил, собственно, оттуда у меня и вот это вот стремление постоянно грязно шутить, и талант. И каждая его шутка была довольно такой нецензурной. Но очень смешной. И его за это все любили. И как-то в очередной раз мы разговорились о том, как жизнь нескладна, и что-то вот тут все плохо, там все плохо, денег что-то не хватает, здесь проект сорвался... А он говорит: слушай, забей, займись собой. Я говорю: в смысле? Он говорит: спаси себя, и тысячи вокруг тебя спасутся. И я такой: вау! А это что такое? Это ты сам придумал? Говорит: нет, это батюшка Серафим Саровский. Тоже человек неверующий. Тоже человек, который не ходит в церковь, который смеется там над всеми, ржет. Но в какой-то момент в нем щелкает тумблер — он говорит: батюшка Серафим Саровский сказал: спаси себя, и тысячи вокруг себя спасутся. Что у этой Элеоноры, что у этого прекрасного и любимого мной мерзавца, у каждого из нас есть в душе такой тумблер, который в какой-то момент щелкает.

К. Лаврентьева

— Образ Божий.

А. Ананьев

— Он не включает что-то, это в тебе включено по умолчанию. Но он выключает вот этот вот шум и вот этот вот неоновый бред, который в тебе там сияет. Выключает, и ты становишься на какой-то миг самим собой. Таким, каким тебя задумал Господь. Это происходит мгновение, и очень важно это мгновение отщелкнуть. Вот таких мгновений у меня было много. И я вот, когда ехал на программу, я вспомнил вот эти два. Я не знаю, подходят они, не подходят они для этой темы. Но надеюсь, что подходят.

К. Лаврентьева

— Удивительно.

А. Митрофанова

— Я потеряла дар речи.

А. Ананьев

— Что это вдруг? Я тебе не рассказывал этих историй?

А. Митрофанова

— Не рассказывал.

А. Ананьев

— Хотя, конечно же, как говорит Кирочка, там нет горящих свечей, бабушек в платочках, там отражения или косых лучей восходящего солнца во время литургии через дым в сторону алтаря.

Иеромонах Никандр

— Ну вот не совсем могу понять...

К. Лаврентьева

— Вот это вот как у Шмелева, понимаете. Вот это вот как у Шмелева «Лето Господне». Я когда читала, лет в десять «Лето Господне», я вот читала и понимала, что вся моя душа этому откликается. Но это потому, что мне так надо было. Просто мне так надо было. Такое у меня устроение души, что мне этот Шмелев нужен был в детстве, вот и все. А Сашеньке по-другому. А Алечке по-другому. И ты понимаешь действительно, вот я слушаю ваши истории, просто поражаюсь, насколько все мы у Господа любимы. Причем каждый больше всех, причем каждый самый любимый ребенок. И это просто поразительно. Со стороны это вообще очень-очень сильно видно.

А. Ананьев

— Ну вот и мне кажется, что у нас просто разные, мы на разных, да, на разной высоте, как по ступенькам...

К. Лаврентьева

— Да нет, не в высоте дело.

Иеромонах Никандр

— Слушайте, вот мы же сейчас сюда ехали...

К. Лаврентьева

— С этих ступенек слетаешь в одну секунду. Тут дело не в высоте.

Иеромонах Никандр

— Я не знаю, как Саша с Аллой, но вот, например, мы точно с Кирой поняли, что и стремясь сюда сегодня, мы не совсем понимали, о чем говорить.

К. Лаврентьева

— О чем говорить, да, я и сейчас не знаю.

Иеромонах Никандр

— Но вот и сейчас под конец передачи у меня полное ощущение, что где двое, или трое, или четверо соберутся...

А. Ананьев

— Сложившийся пазл.

Иеромонах Никандр

— Точно здесь с нами Господь сейчас.

К. Лаврентьева

— Все такие разные истории.

Иеромонах Никандр

— Вот сейчас вот разве не чувствуется? Просто Дух здесь пребывает.

К. Лаврентьева

— Да, удивительно, слава Богу.

А. Ананьев

— Слава Богу. Друзья, я думаю, что вам, наверное, захочется поделиться вот этими светлые историями с теми, кого вы любите. Ну я лично знаю людей, которые пересылают эти «Светлые истории» своим мамам, бабушкам, мужьям, просто чтобы послушать в дороге. А сейчас начнется это все, дачные пробки, и так хорошо в машине послушать какие-то, вот так, когда люди собираются и рассказывают истории. Обязательно найдите их на сайте https://radiovera.ru/ или в социальных сетях. Можно будет посмотреть на Ютубе, Рутубе, там во всех остальных. Ну и ровно через неделю мы встретимся снова, чтобы продолжить череду наших «Светлых историй». Ну а я с огромным удовольствием благодарю за сложившиеся пазлы в голове и непосредственность детской радости и света нашего дорогого друга, настоятеля храма священномученика Власия в Старой Конюшенной слободе, иеромонаха Никандра (Пилишина), который пообещал мне что-то невероятное, и мы обсудим потом, дорогой отец Никандр. Я сейчас не про «тебе остался год».

К. Лаврентьева

— Тебе остался год.

Иеромонах Никандр

— Слово от сердца.

А. Ананьев

— Ну возможность быть полезным и послужить. Спасибо вам большое, отец Никандр.

Иеромонах Никандр

— Спасибо вам.

А. Ананьев

— Большое спасибо Алле Митрофановой...

А. Митрофанова

— Да вам спасибо.

А. Ананьев

— И Кире Лаврентьевой.

К. Лаврентьева

— И Христос воскресе! Потому что пасхальный период идет в самом разгаре, дорогие коллеги и радиослушатели.

Иеромонах Никандр

— Воистину воскресе!

А. Митрофанова

— Воистину воскресе!

А. Ананьев

— Воистину воскресе! Я — Александр Ананьев. Пока.

tolpekina

Последние записи

Борис Кустодиев. «Портрет Фёдора Ивановича Шаляпина»

— Спасибо вам за экскурсию, Маргарита Константиновна! Очень интересно и познавательно! — Рада, что тебе понравилось, Ванечка. Жаль, что у нас было…

28.03.2024

Улыбка Мадонны. Татьяна Любомирская

«Улыбнется или нет? Да или нет?» — такими мыслями я терзалась, стоя в длинной очереди…

28.03.2024

28 марта. О почитании родителей

В 6-й главе Книги Притчей Соломоновых есть слова: «Храни заповедь отца твоего и не отвергай наставления матери твоей». О почитании…

28.03.2024

28 марта. О борьбе с ленью

В 6-й главе Книги Притчей Соломоновых есть слова: «Немного поспишь, немного подремлешь, немного, сложив руки, полежишь: и придёт,…

28.03.2024

28 марта. О духовной пользе поста

Сегодня 28 марта. Великий пост. О духовной пользе поста, — Святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

28.03.2024

Драгоценные оклады Владимирской иконы Божией Матери

В 1155 году благоверный князь Андрей Боголюбский перенёс из Киева во Владимир древнюю икону Божией Матери, написанную, по преданию,…

28.03.2024

This website uses cookies.