Бывший сведловчанин, филолог, журналист и редактор Олег Дозморов последние четыре года живёт и работает в Великобритании. Друг и соратник знаменитого Бориса Рыжего, он уехал трудиться, выражаясь современным языком, обычным банковским клерком, так сложилась на сегодня его житейская судьба.
Между тем, перед нами – очень русский поэт, сохраняющий драгоценную традицию стихотворчества, «не только – цитирую – в использовании узаконенных инструментов и нотной грамоты, но и в верности себе, своему неизбежно неповторимому способу освоения вечных тем».
Старший «через поколение» поэт-собрат указал на дотошно-неистребимую привязанность Дозморова к классике. Действительно, с радостным, иногда смешным, а чаще – грустным узнаванием сталкиваешься у Олега на каждом шагу. И это всегда – преображение.
В освоении честной и печальной темы «тоски по подлинности», «изгнания из рая» – он, конечно, прежде всего, родственен классикам: Баратынскому, Ходасевичу, Георгию Иванову; близок и современному Сергею Гандлевскому. Вот, послушайте, как отражается в его – вероятно, памятной с детства и почти протокольной зарисовке Александр Блок:
Заката отсветы красивы
меж облетающих осин.
Вон – дети страшных лет России
идут в ближайший магазин.
А после – вон из магазина,
пути не помня своего.
И слышно у подъезда: «Зина,
открой!» И снова ничего.
Олег Дозморов, из книги «Смотреть на бегемота»
Бегемот в названии – не только гиппопотам с рекламного билборда (лирический герой мерзнет на остановке в ожидании автобуса и рассматривает щит), это ещё и бегемот из библейской книги Иова.
И понимание этого второго смысла обозначает вторую, традиционную систему координат расколотого надвое мира и трещины, прошедшей, говоря словами Гёте «через сердце поэта».
Писатель Леонид Костюков недавно написал о Дозморове большую статью и тоже заговорил о традиционности: «Бог отвечает Иову, с потрясающей и внезапной косвенностью: а кто ты такой, чтобы вообще спрашивать Меня?! а видел ли ты мир, который Я создал? бегемота, левиафана? — и нас, конечно, не удивляет, что главной поэзией в Книге Иова становятся слова Бога. <…> Однажды сумевший восхититься Божьим миром, не устает восхищаться им — вот, наверное, главное содержание книги Олега Дозморова.
По сути, вера поэта в регулярные основы языка есть вера в глубокую связь языка и мира, а также – в регулярность, в гармонию мира.
Эта вера архаична; насколько она возможна в ХХI веке? Ключевой вопрос современности – насколько она современность? точнее, мы наблюдаем вокруг себя истинно новый мир или тот самый, в котором Бог разговаривал с Иовом, только в новых декорациях? Вопрос не праздный. Ответ Дозморова: тот самый».
Вот почти автобиографические стихи, написанные от лица лирического героя:
Темнеет рано. Осень словно вор.
Во тьме играют дети возле школы.
Роняет парк свой головной убор –
вот он и голый.
И плоский Балэм сколько видит глаз
заледенел в огнях горизонтально,
но я в колонке зажигаю газ,
и все нормально.
И утром в небе розовом висит
(мир не прекрасен, но не безнадежен)
такой простой, наивный реквизит,
что Он – возможен.
Балэм – это район Лондона, «Он» – конечно, с прописной буквы…
Олег Дозморов, из книги «Смотреть на бегемота»
Я снова вспомню старшего поэта-собрата, который указал на дотошную и неистребимую привязанность Дозморова к классике – в предисловии к книге.
Приведя прочитанное стихотворение целиком, Владимир Гандельсман заключил: «Это ответ на нигилизм, на воцарившееся Ничто XX века, это восстановление жизненных ценностей, чьи образы становятся самим бытием и преобразуют мир».
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе
19 апреля. О грехе уныния
В 17-й главе Книги притчей Соломоновых есть слова: «Весёлое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости».
О грехе уныния, — протоиерей Максим Первозванский.