«Путь к священству». Светлый вечер с прот. Виталием Сладковым - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Светлый вечер с прот. Виталием Сладковым

* Поделиться
прот. Виталий Сладков

прот. Виталий Сладков

У нас в гостях был настоятель Богородице-Скорбященского Кафедрального Собора г. Десногорска протоиерей Виталий Сладков.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и принятию священства.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.


К. Мацан 

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева  

К. Лаврентьева 

— Добрый «Светлый вечер». 

К. Мацан 

— И я, Константин Мацан. И сегодня с нами и с вами в этой студии протоиерей Виталий Сладков, настоятель Богородице-Скорбященского кафедрального собора города Десногорска. Добрый вечер, отец Виталий. 

Прот. Виталий Сладков 

— Добрый вечер. 

К. Мацан 

— В этом часе, уже по традиции, мы с Кирой зовем священника побеседовать, так скажем, в личном качестве, потому что есть такая истина, что священниками не рождаются, священниками становятся, хотя от многих из нас она ускользает — часто нам кажется, что священнику на роду было написано быть пастырем. А между тем, мы все понимаем, что мы люди, и у каждого, в том числе у священника, есть путь к вере и путь в вере, который на каком-то этапе приводит к решению принять сан и этому себя полностью посвятить. Вот об этом пути, о том, какие вопросы на этом пути возникают, вопросы же часто у всех очень похожие, поэтому ответы, которые однажды дал себе будущий пастырь, наверное, они будут интересны и нам — простым слушателям, простым мирянам, простым людям, которые к пастырю прислушиваются. Вот в таком контексте нам с вами сегодня хотелось бы поговорить. 

К. Лаврентьева 

— Отец Виталий, расскажите нам, как всё начиналось — как начинался ваш путь к Богу? 

Прот. Виталий Сладков 

— Вы знаете, во-первых, я вам очень признателен, что вы пригласили меня на эту передачу. Сама дорога к вам на радио — это 350 километров… 

К. Мацан 

— Из Смоленской области. 

Прот. Виталий Сладков 

— Да. Вот 20 лет я в священном сане, но ни разу не было такого периода, когда бы я сам себе в памяти воспроизвел бы какие-то вехи этого жизненного пути и озвучил этот рассказ. Поэтому все четыре часа в пути я перебирал в памяти какие-то события, встречи, людей, имена… Самому даже интересно стало — как бы простая банальная вещь: какой-то отрезок жизненного пути, — а вот начинаешь вспоминать и что-то всплывает в памяти. Родился я в нецерковной семье: мама с папой в храм не ходили. Старшая сестра, которая крестилась раньше меня, окрестилась она в сознательном возрасте. И я крестился за два года до окончания школы. О Боге в семье не говорили, в храм не ходили. Когда забрали бабушку домой из деревни (это мамина мама), она была очень верующим человеком, набожным, при этом отличалась кротким, тихим и спокойным характером. Всю жизнь мирно прожила со своим мужем, дедушкой. Звали ее Агриппина. Вот она все время, живя у нас, по воскресеньям ходила в храм. И возвращаясь оттуда, она приносила просвирки — для меня это было какое-то непонятное: церковный хлебушек небольшой, который имел специфический запах ладана, свечей, еще чего-то, для меня непонятного. И как бы весточки из того мира, где живут верующие люди, для меня приходили через эту бабушку Агриппину.  

К. Мацан 

— Как интересно: у нас в этих беседах уже не первый раз гость именно про бабушку начинает рассказывать. Не про маму с папой, а, видимо, в силу исторических причин, именно то поколение, сохранившее веру, те зернышки заронили во многих. 

Прот. Виталий Сладков 

— Да, совершенно верно. И, будучи некрещеным человеком, со сверстниками-одноклассниками я ради любопытства и интереса посещал ночное пасхальное богослужение. Я ничего не понимал абсолютно. Для меня это тоже было в диковинку и непонятно — чего ради люди идут ночью в храм? Что там происходит? Многочасовые службы и так далее. Но, не считая для себя возможным участвовать вместе с ними в этом торжестве церковном, всегда было интересно посмотреть: вереница людей выходит из храма, что-то непонятное поют, в руках свечи — темно, огоньки горят. Красиво. Но не более того. То есть это всё: поучаствовал, со стороны понаблюдал, и это ушло в сторону. Таинство Крещения я принял в 1991 году, накануне Преображения, 18 августа — тоже неосознанно. Я к этому не готовился. Была типичная ситуация: нужно было стать крестным отцом для моей племянницы. Раз я некрещеный, значит, надо принимать таинство Крещения, которое я и принял в Демидове, в храме Покрова Божией Матери. Покрестил меня священник Сергий, игумен Сергий (Зятьков), который сейчас епископ Вяземский и Гагаринский. А тогда стал для меня священником, который совершил мое духовное рождение. И после крещения я не стал ходить в храм. 

К. Мацан 

— А в Бога вы тогда уже верили, или это была просто такая дань традиции? 

Прот. Виталий Сладков 

— Наверное, это было всё так неосознанно — я себе еще такие вопросы не задавал и не ставил. И потом, вскоре после крещения, приближалось время учебного года, сентябрь — моя мама прочитала в газете объявление о том, что в этом Покровском храме начинает работу воскресная школа для детей и молодежи. Она мне говорит: «Ты ж уже покрестился, может, запишешься?» А я же послушный был. Я не хотел в музыкальную школу записываться — меня записали. Как я плакал по поводу того, что все идут на горку кататься или куда-то, а мне нужно все эти сольфеджио, диктанты и прочее. Но здесь мама предложила — и хорошо. Я сходил на первое занятие, увидел, что там есть мои одноклассники, которые уже некоторое время ходили в храм и алтарничали. Занятий было совсем несколько и потом они, можно сказать, прекратились. Но самое главное, что было во время этих занятий — мы не просто общались со священником на уроках или с преподавателем, а отец Сергий, ныне владыка Сергий, приглашал всю молодежь к себе домой — на чашку чая и просто пообщаться, попеть песни и просто рассказать о жизни. Наверное, вот это было самое ценное, потому что появились рядом единомышленники — сверстники, которые уже имели опыт в вере. И тем более, я с ними учился в одном классе. И потом, некоторое время спустя (я не ходил на службы), но потом возникает мысль: я все-таки в воскресной школе учусь — надо сходить в воскресенье на службу. Хорошо. Я пришел в храм. А было время такое, что каждый священник, увидев молодого человека в храме, конечно же, прикладывал массу усилий к тому, чтобы он не закрыл двери храма для себя навсегда. Поэтому в начале службы выходит ко мне мой одноклассник, который алтарничал в этом храме, и говорит, что «батюшка тебя приглашает в алтарь».  А для меня это было как гром среди ясного неба — что такое алтарь, я не понимал. Ну, понятно, что надо идти куда-то туда, куда обычным людям вход воспрещен. 

К. Мацан 

— Сразу с корабля на бал вас. 

Прот. Виталий Сладков 

— Разумеется. Я пришел в алтарь — воскресная Литургия. Мне сказали: стой просто в стороночке, молись, от тебя больше ничего не требуется. Я терпеливо стоял. Сколько воскресная Литургия длится? — два часа. Мне казалось, я стоял целую вечность, для меня это было непривычно — два часа простоять: ты не понимаешь, что происходит, но стоять надо. И когда прошла примерно половина службы, я своему однокласснику говорю (он уже священник): «Слушай, ну я пойду домой». Он говорит: «Как? Так служба же еще идет». — «Так сколько можно стоять-то?» — «Подожди, еще чуть-чуть». Когда я пришел домой, мама спросила: «Ну как?» — «Мама, ты знаешь, это что-то непонятное: два часа с лишним стоять на одном месте. К чему, зачем, почему?» Но это тоже был какой-то опыт для меня. И постепенно как-то, знаете, наверное, Господь вел какими-то этапами… 

К. Мацан 

— То, что вы рассказываете, может быть выражено таким, может быть, несколько ироничным выражением: назвался груздем — полезай в кузов. Ну раз уж крестился, раз уж пошел в школу воскресную — нужно и в храм ходить. И есть такое наблюдение, что это частая ситуация, для людей это частый способ воцерковления. Как вам кажется — уже сейчас, с позиции ваших прожитых лет, это нормально, это нежелательно? 

К. Лаврентьева 

— Это приемлемо? 

К. Мацан 

— Или — пусть лучше так, чем никак? 

Прот. Виталий Сладков 

— Я думаю, не мы же Бога выбираем, а Он нас. И человек оказывается в храме — не просто зашел и вышел, а начинается его новая жизнь – церковная, с Богом, потому что где-то Господь его высмотрел на путях жизни и позвал. Это же не мы решили. Хотя я с прихожанами на эту тему часто общаюсь, — что с годами возникает какая-то привычка к храму, люди забывают о том, кем они были, когда не ходили в храм: как бы сложилась их жизнь? И становится всё привычным — вот он мой храм, место мое любимое — скамеечка возле колонны, возле Пантелеимона или возле Георгия, близкий круг общения, знакомые лица, прихожане, прихожанки и так далее. И возникает такое нехорошее чувство, что я своим появлением облагодетельствовал этот храм. А ведь всегда надо хранить в себе понимание того, что это я должен Бога всегда благодарить, — что я где-то там пропадал, а Господь меня позвал и я пришел. И вот всё то, что я сейчас рассказал до этого: про нецерковную семью, про неосознанное участие в службе — оно продолжалось, только уже с иными чувствами. После воскресной школы, после беседы со священником наступил Великий пост, первый мой пост. И у меня была возможность (учились мы во вторую смену) утром приходить на службу. И я стал замечать, что — ну, раньше я не обращал внимания: праздник, не праздник, воскресенье. А тут колокол зазвонил — у меня прямо всё сжалось, думаю: а чего же это я не в храме — надо бежать. Прибегаю — оказывается, привезли благодатный огонь пасхальный. А я вообще ничего не знал. На первой пасхальной службе ничего не понимал — я просто приходил, люди стояли возле священника, читали… 

К. Лаврентьева 

— Батюшка, правильно ли я понимаю, что вы много-много лет ходили и долго-долго у вас не откликалось сердце на церковную жизнь? 

Прот. Виталий Сладков 

— Вы знаете, не много — наверное, в течение года это всё сложилось. 

К. Лаврентьева 

— Вы говорите: несколько пасхальных богослужений — то есть несколько лет у вас была какая-то стена. Или я неправильно поняла? 

Прот. Виталий Сладков 

— Наверное, все-таки это события по ступенечкам, это уложилось в один год. Если вначале всё было неосознанным и абсолютно непонятным, и я не задумывался о том, где я и что со мной происходит, то потом — упомянутый первый Великий пост — я просто приходил и мне всё нравилось. Я ничего не понимал: что читают, не понимал смысла этих текстов, — но мне нравилось встать на колени, мне нравилось слушать голос священника, мне нравился запах в храме, мне нравилось пение хора, хотя на клиросе в Демидове были непрофессиональные певцы, в основной своей массе это были бабушки и женщины, которые были любителями. Но мне абсолютно всё нравилось, тем более когда я уже стал с интересом заходить в алтарь и понимал, что от меня здесь что-то потребуется и я могу в чем-то поучаствовать: надеть стихарь, выйти со свечой. И вот это всё так по нарастающей, по нарастающей. И, наверное, важны были эти встречи — в жизни каждого человека есть важные встречи, случайных не бывает. Даже, казалось бы, какие-то мимолетные — потом приходит понимание, что всё это было важно. Может быть, бабушка вымолила, которая ходила тихонько в храм — за меня некрещеного тогда молилась, приносила эти просфоры. Первый священник, с которым я встретился, который крестил меня, и, собирая нас вместе для откровенных задушевных бесед, как у нас сегодня с вами, спрашивал о намерениях на будущую жизнь: кто как себя видит. Кто-то уже решил поступить в семинарию. А для меня это всё было абсолютно неприемлемо — у меня были планы другие: у меня было то военное училище, то финансово-экономический институт и так далее. И я всё слушал, что говорил священник, но внутри восприятия не было — то есть я не принимал. Я себя видел на совсем другой стезе. И совершенно для меня неожиданно, за пару месяцев до окончания школы как-то всё сопоставилось так, что я принимаю решение собирать документы и подавать их в семинарию. И это уже новый этап. 

К. Мацан 

— Протоиерей Виталий Сладков, настоятель Богородице-Скорбященского кафедрального собора города Десногорска, это в Смоленской области, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Я хотел бы еще задержаться на этом этапе — может быть, это то самое время или еще до того, как вы приняли решение после школы поступать в семинарию. Мы часто говорим о том, что на пути в вере человек проживает встречу со Христом. И необязательно эта встреча совпадает с первым приходом в храм. Человек ходит, узнает, присматривается, может быть, долгое время участвует в службах из интереса, как вы рассказываете. Но в какой-то момент происходит то, что бьет в сердце — и вот оно: вот я вдруг здесь пережил эту реальную встречу с Богом, которая становится в каком-то смысле первичным религиозным опытом для всего остального пути. Вот что было у вас, как это произошло? Или не было такого внутренне яркого, осознанного щелчка, где что-то переменилось? 

Прот. Виталий Сладков 

— Хоть я и ехал четыре часа, не смог найти. Вернее, есть много моментов, которые повлияли… 

К. Мацан 

— Сложились в одну большую встречу. 

Прот. Виталий Сладков 

— Да, в одну большую встречу. Может быть, в какой-то степени трагедия, которая произошла в семье в день сдачи вступительных экзаменов. 

К. Мацан 

— В семинарию? 

Прот. Виталий Сладков 

— Да, в семинарию. У меня ушел из жизни отец, причем самовольно. И вот я помню, когда мы приехали… Мне помогли поступить в семинарию — я еще не понимал, что происходит, ректора оповестили, что у меня в семье такая трагедия. И меня быстренько мимо прочих аудиторий в кабинет, где собрали коллегию преподавателей, и экспресс-опрос — насколько я пригоден. Я поступил в семинарию. И только уже потом, в машине, отец Сергий, забрав меня, сообщает об этом происшествии. И вскоре после этих событий я со своим одноклассником, который уже много лет ходил в храм, стал священником, — вечером мы остались в храме, и в тот вечер он узнал, что у меня такая беда в семье произошла. И я увидел, как он после этого стоял на коленях перед Распятием долгое время. Наверное, его это известие потрясло, и он молился. И это как-то меня перетряхнуло и поставило перед реальностью — вот наша жизнь такая суетная, привычный вот этот мир, в котором есть Бог и в котором есть люди, которые твою трагедию воспринимают как свою. Вот как-то сейчас это прямо вспомнилось, и я ему, конечно же, признателен. Потом, знаете, после окончания семинарии я не сразу рукополагался. Я еще не женился, я пытался поступить в Московскую духовную академию, вступительные экзамены не сдал. И владыка Кирилл, ныне Патриарх Святейший, благословил меня остаться в Смоленске — одно время быть при Успенском кафедральном соборе. А затем состоялась другая встреча — со священником, который совсем недавно ушел в мир иной, это архимандрит Аркадий (Недосеков). Который обратил на меня внимание — выпускник семинарии, расспросил всё, и сказал, что если я не против, он может договориться с владыкой, чтобы меня забрать к себе на приход. А он в то время в микрорайоне Смоленска строил деревянный храм в честь Происхождения Древ Креста Господня. Это был временный храм. Рядом с этим временным деревянным храмом предполагалось построить собор новомучеников исповедников Российских, который уже построен. И отец Аркадий был строителем деревянного храма и начинал строительство этого каменного собора. И вот он договорился с владыкой, и два года я был на приходе у отца Аркадия. Наверное, это было важное время. Если бы меня рукополагали сразу после семинарии, было бы, наверное, много трудностей и сложностей — в том смысле, когда молодого священника назначают на приход. А так, у меня было два года передышки — быть рядом с отцом Аркадием, причем не только во время богослужения. То есть утром я приходил к нему домой, и мы собирались, вместе садились в машину и ехали на приход. И я сопровождал его в различных поездках, в том числе в рабочих. И потом, когда меня уже рукоположили в священники и назначили на приход, я как-то интуитивно сделал на приходе всё так, как видел у отца Аркадия в храме: как он проводил богослужения, как он совершал эти службы, как он организовывал церковные праздники — какие-то особенности и прочее. Я все время вспоминал, как это было, и старался всё это воплотить в своей жизни настоятеля. Отец Аркадий был уникальным человеком, очень образованным, обладал энциклопедическими знаниями. Он открывал первые православные приходы в Калининграде по благословению нынешнего Патриарха. И возродил несколько монастырей на Смоленской земле. Причем уникальность его заключалась в том, что куда бы он ни приезжал, он знал абсолютно всё об этой земле — ее историю, историю храмов, историю людей, историю подвижников, мог говорить об этом часами. При этом он мог общаться с людьми разного рода звания, он мог говорить на любые темы совершенно свободно. С руководителями предприятий, с очень образованными людьми, с простыми людьми, с духовенством и так далее. И при этом был очень добрым и беззлобным человеком.  

К. Мацан 

— Отец Виталий, мы немного перескочили через ваш семинарский период. А это тоже очень интересно, особенно тем, кто в семинарии не учился. Есть стереотип такой, что это очень закрытое учебное заведение, куда идут мальчики, у которых что-то не сложилось с любовью — девочка им отказала, несчастная любовь: всё брошу, уйду в монахи. И пошли в семинарию, надели на себя черный китель. И для кого-то становится шоком, парадоксом, разрывом шаблона, что семинаристы играют в футбол… Я однажды был в семинарии, где семинаристы играют в рок-группе, ставят спектакли и так далее. Конечно, они планируют всё это оставить, когда рукоположатся, но само время обучения тоже интересно. Вы рассказываете, что вы об этом ничего не знали — думали быть военным или финансистом. И что вы увидели в семинарии такого, в этом православном мире, чего никак не ожидали? Наверное, это тоже для вас чем-то новым стало? 

Прот. Виталий Сладков 

— Конечно, новым, потому что мне пришлось покинуть отчий дом — всё время с родителями, под пристальным взором и заботой матери. И уехать с трепетом в город Смоленск — это были типичные переживания, наверное, для многих студентов. Но, знаете, не было какого-то переходного периода после школьной скамьи в семинарию, наверное, потому, что стали как-то сразу общаться с однокурсниками, жившими в одной комнате. Семинария была абсолютно незакрытым учебным заведением. Это сейчас там поставили забор, решетки, калитки с кодовыми замками. Но и тогда и сейчас студенты имеют абсолютную свободу выхода в город. И для нас продолжилось такое же близкое общение, только уже за студенческой партой семинарской — был и футбол, были и кинотеатры, были и походы в город. И древняя крепостная стена, которая окружает город Смоленск, тоже была повсеместно исследована. И моя биография так плавно перетекла в семинарскую жизнь. 

К. Лаврентьева 

— Отец Виталий, а мир не манил? Не хотелось посмотреть — что там за стеной семинарии? 

Прот. Виталий Сладков 

— Так мы смотрели. 

К. Лаврентьева 

— Светские друзья, светские развлечения, юношеские какие-то. 

Прот. Виталий Сладков 

— Ну, искушения и соблазны бывают же у всех, и студенты семинарии, наверное, не застрахованы от подобных, так сказать, исследований. А что касается сверстников — одноклассники абсолютно не понимали мой выбор и смотрели печально на меня, считая, что я себя заживо похоронил. А я-то хотел с ними поделиться и не понимал, что в этом такого? Еще когда я не учился в семинарии, я приглашал с собой пойти на службу, в воскресную школу записаться и не понимал их реакцию, потому что они смотрели на меня немножко с сожалением. А когда узнали, что я поступаю в семинарию, то вообще — кто-то покрутил пальцем у виска… 

К. Мацан 

— Пропал парень. 

Прот. Виталий Сладков 

— Пропал абсолютно — похоронил себя заживо. Такой перспективный — что ж такое, что случилось в жизни? Как вы, Константин, сказали — неразделенная любовь или еще что-то. И поэтому с нецерковными сверстниками общение у меня стало складываться потом, когда я уже стал священником, и через те же самые социальные сети немножко стал узнавать — что они, с кем, как и где, и созваниваться и немножко участвовать в их жизни. 

К. Лаврентьева 

— В гостях у «Светлого вечера» протоиерей Виталий Сладков, настоятель Богородице-Скорбященского кафедрального собора города Десногорска. В студии мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся к вам через несколько минут. 

К. Мацан 

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. И в этом часе в студии светлого радио протоиерей Виталий Сладков, настоятель Богородице-Скорбященского кафедрального собора города Десногорска Смоленской области. И мы говорим с отцом Виталием о его пути к вере, в вере и о пути к священству. Вы уже рассказали о том, как стали священником и о первых годах вашего служения. Я наблюдал такую картину, просто как наблюдатель, как прихожанин: вот молодой священник на приходе, его только недавно рукоположили, поставили служить. И первые полгода, может быть, меньше, месяц-два, он очень долго исповедовал и очень долго сам говорил на исповеди человеку — минут по сорок с каждым. Через год это полностью изменилось: он молчал, говорил только в случае крайней необходимости, и уже по-другому себя вел. Я сейчас не о практике исповеди конкретно, не о том, как исповедоваться и исповедовать, а о том самом феномене, что священник, как и любой человек, живет и развивается. И вот через год этот священник уже был не равен себе прошлогоднему — он именно как священник, может быть, что-то в себе перерос, или осознал, или просто уяснил и выяснил, или научился — какой глагол можно подобрать? Как вы помните путь своего развития именно как пастырь? В чем вы с течением времени и сегодня становились и становитесь не равным себе вчерашнему, тому молодому, только что рукоположенному священнику? 

Прот. Виталий Сладков 

— Действительно, я помню первые исповеди — они иногда заканчивались в половине двенадцатого ночи. Причем я молчал — я только слушал. Я не находил слов и не было опыта человека направить в нужное русло. Может быть, это было необходимо людям. Ну, как обычно бывает? Новый приход, новый священник, разумеется, народу интересно посмотреть — новый батюшка. Может быть, он какие-то новые слова услышит, или он иначе как-то с ними себя поведет. Поэтому действительно первые исповеди — и не только первый год, а второй, третий и четвертый — заканчивались чуть ли не к полуночи. И матушка все время ждала меня. Мы служили в старом храме — старый храм это бывшая воинская казарма, мы так и привыкли говорить: «старый храм» или «казармочка». Она поделена на две половины — в одной половине храм, в другой вспомогательные приходские помещения. И через несколько месяцев, когда нас назначили на приход, мы перебрались туда. Посчитали, что так удобно будет: всегда рядом с храмом, священник всегда доступен. Удобно после службы — не надо никуда срываться, идти. И вот после этих исповедей она очень сильно переживала: что ж такого можно говорить священнику столько времени? Хотя народу было не так много — не 50 и не 100 человек. Может быть, 15, но вот народ возрадовался, что можно всё рассказать батюшке. Наверное, приходит какой-то опыт. Самое же главное — это общение с людьми: то, чего не почерпнешь в учебниках и книжках. А это нужно совмещать — то, что ты прочитал и потом применить на практике. Поэтому, конечно же, со временем — во-первых, узнаешь людей, уже понимаешь суть его рассказа. Или знаешь историю его жизни — уже не требуется много времени, чтобы о чем-то спрашивать или долго-долго говорить, достаточно уже просто напомнить о чем-то, какие-то короткие замечания… 

К. Мацан 

— А у вас после того, как вы начали исповедовать как священник, у вас мнение о людях стало лучше или хуже? 

Прот. Виталий Сладков 

— Я очень радовался, когда видел, что люди приходят искренне. Вот очень тягостно бывает, наверное, любому священнику, когда ты видишь, что человек приходит на исповедь формально: «Мне сказали прийти», «Меня попросила жена». Он просто ждет, пока над ним совершат положенные действия. А искренняя радость, конечно же, была всегда, когда я видел глубокие искренние чувства в человеке — когда, может быть, он не мог толком ничего сказать, но я видел, что он переживает, что он волнуется, что в нем на самом деле есть покаяние. А в общем — никого из священников нельзя удивить содержанием исповеди. 

К. Мацан 

— А вот мы этого все время боимся: сейчас придем и такое скажем, что батюшка ну никогда не слышал раньше — мы первые такие грешники.  Просто я почему спрашиваю — я однажды от священника услышал мысль, которая меня поразила. Он сказал, что «когда я начал исповедовать…» У меня же нет опыта исповеди, я не знаю, как это происходит с той стороны аналоя.  Он говорит: «Я понял, какие хорошие люди — вот какие они на самом деле нравственные и хорошие. То есть я был о них мнения хуже, чем до того, как начал их грехи слушать». Парадоксальная вещь. А у вас не было какой-то переоценки людей? 

Прот. Виталий Сладков 

— Вы знаете, исповедь — это такой момент, который помогает о человеке узнать не в смысле того, что в его жизни произошло, а просто стать участником его переживаний — конечно, через это ты лучше всего и быстрее всего человека узнаёшь. И я согласен с вами, Константин, что через это и люди ближе становятся, и ты радуешься тому, что они в таком состоянии пребывают. 

К. Лаврентьева 

— Отец Виталий, мне кажется, для наших радиослушателей было бы интересно узнать о вашем приходе из уст очевидца, то есть меня. Нам посчастливилось побывать на приходе у отца Виталия в Десногорске и пять лет назад, и шесть лет назад, и семь лет назад.  Несколько лет подряд мы приезжали к батюшке, видели всё своими глазами. И, честно говоря, для меня, человека, который с детства в храме, в разных городах жила и повидала очень много я разных приходов, разных священников, — для меня было удивительно почувствовать какую-то совершенно родную — атмосферу, наверное, не то слово — родной дух, семейный дух вашего прихода. То есть к вам все, как к отцу, по каждому поводу: «Отец Виталий, отец Виталий». Вы всех совершенно обнимаете собой и укрываете — вот у меня сложилось именно такое ощущение. Мы были на празднике Святой Троицы — это был настоящий праздник на приходе: это были танцы народные, это были песни, было огромное количество народа, и очень много людей — светские люди, идут мимо: а что это в храме все пляшут? — и заходят. То есть это такое миссионерство здоровское получалось, мне кажется. И вот, батюшка, хотела я у вас спросить всё это время и все эти годы: так изначально было? Вы это изначально так устраивали, что вы — для всех. И что православие — оно радостное, и что приход в храм должен быть радостным. Вы в начале нашей беседы сказали, что когда вы в советское время пришли в храм и батюшка вас увидел, то он вас сразу завел в алтарь. А что делаете вы? Я задаю сейчас очень много вопросов, но на самом деле они все сводятся к одному: что делаете вы для каждого нового пришедшего человека конкретно, чтобы он не ушел? Чтобы он остался, чтобы он понял, что… Вот как вы создаете эту радостную атмосферу своего прихода? 

Прот. Виталий Сладков 

— Сказать честно? 

К. Лаврентьева 

— Да. 

Прот. Виталий Сладков 

— Понятия не имею. Наверное, у меня нет понимания того, что какая-то программа — как построить проведение праздника… 

К. Мацан 

— Нет технологии. 

Прот. Виталий Сладков 

— Да. Вы знаете, я все время удивлялся: люди приезжали откуда-то издалека в гости в Десногорск, приходили в старый храм, в «казармочку», были какие-то праздники. Всё делалось, по моему мнению, так, как это делалось в Демидове или у отца Аркадия, а для меня это было вполне обычным и естественным — я не прикладывал каких-то колоссальных усилий к тому, чтобы сделать праздник особенным. Но меня всегда поражали приезжие люди, которые после службы подходили ко мне и благодарили так, что я прямо удивлялся: что ж такого? — всё обычно: обычный храм, обычная Троица. А они были так восхищены самой службой. И я не мог самому себе ответить, откуда всё это берется. И так продолжалось и после того, как мы перешли после освящения молиться в кафедральный собор. Наверное, мы должны понимать, что на наши даже самые малые, слабые усилия — если Господь видит их искренность — откликается благодать Божия, которая, наверное, как-то прикасается к сердцам людей и помогает им так всё прочувствовать, проникнуться тем, что они видят в храме и вокруг храма. Я всегда стараюсь находить возможность с людьми общаться еще и помимо богослужений и помимо храма. Скажу честно, очень люблю отпевания. Но не потому, как батюшка в анекдоте — знаете? Раздается священнику звонок: «Алё, это батюшка?» — «Да, батюшка». — «Батюшка, вы знаете, у нас горе». — «Что такое?» — «Батюшка, у нас покойник». — «Очень хорошо».  Я люблю общаться с людьми именно после отпевания: расспросить их, какие-то обстоятельства, из жизни связанные. И вижу живой отклик людей, которые просто не знали, что со священником можно пообщаться в такой обстановке. Еще я всегда стараюсь ходить в подряснике по городу — везде и всюду. Я уже привык, мне комфортно в подряснике. Сейчас в соборе, кроме меня, еще два священника — я стараюсь их все время воспитывать: «Отцы, надо все время на службу в подряснике, со службы в подряснике». По городу я уже не могу требовать, но лучше, если это будет в таком виде. Почему? Потому что когда я в подряснике пешком иду по городу, колоссальное количество людей останавливает — что-то спрашивают, общаются. Есть и пьяненькие мужички, которые хотят по душам пообщаться, просят благословения, и не умеют его сделать. Есть какие-то реальные истории, которые запомнились от мимолетного общения: человек остановил на улице и за пять минут общения поведал какую-то серьезную историю из своей жизни. Я постарался ему найти ответы на эти вопросы. 

К. Лаврентьева 

— А не утомляет, батюшка? Не выгораете ли вы от этой доступности? 

Прот. Виталий Сладков 

— Вы знаете, выгорал, выгорал… Особенно когда переселились в казарму. И как же меня стали донимать визиты случайные: когда люди выходили из храма, поставив свечу, но выходили не в ту дверь, которая входная, а во вторую половину, где живет священник. И этот стук в дверь раздавался на протяжении многих лет. Приходили по ночам под окна — просили святой воды, хотели поисповедоваться, тоже в первом часу ночи. И всё время было это на виду и на слуху. И возникало такое чувство: Господи, ну как же вы все надоели. Но потом всё это проходило, потому что сам себе задавал вопрос: представь вот не этот городской приход, а деревенский — и ты будешь смотреть в окошко и ждать: хоть бы один человечек прошел, на службу или с батюшкой пообщаться, спросить что-то. И это сразу так отрезвляло. И всё встало на свои места. А по поводу выгорания — наверное, разные этапы у священника в жизни бывают, не исключением является и то, что вы назвали словом «выгорание». Но вдохновляют слова, сказанные, по-моему, кем-то из Святых отцов, но не скажу сейчас точно, кто — что земля рожает хлеб и виноград только по одной причине: чтобы совершалась святая Евхаристия. А священник — это тот, кого Господь призвал совершать это самое великое дело на земле. Вот ты тоже призван к этому. Может быть, вначале неосознанно как-то, может быть, какой-то этап был даже против твоей воли, без правильного понимания, к чему тебя Господь призывает. Вот это как-то помогает в такие минуты испытаний.  

К. Мацан 

— Какой вам запомнилась первая Литургия, вами совершенная? 

Прот. Виталий Сладков 

— Первая Литургия совершилась в праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя. Это была не первая литургия в Десногорске, потому что когда я приехал на приход — назначен я был 10 августа, на праздник Одигитрии-Путеводительницы. А первые литургии прошли в другом храме — в храме, который сейчас является подворьем Рославльского монастыря, а тогда это был приходской храм святителя Стефана Великопермского, настоятелем которого был игумен Александр (Карпиков), который сейчас является благочинным Гагаринского округа Вяземской епархии. И он, как священник, прослуживший в городе много лет, пригласил меня совершить первую Литургию как раз вместе с ним. А затем уже, первая самостоятельная Литургия прошла в праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя. И знаете, были такие смутные чувства… Я вспомнил, как я приехал поступать в семинарию: оторвали от родного дома, привыкать нужно к людям, никогда не жил в общежитии. Так и здесь — представления были другими: о том, какой это город, какой это был приход. И вначале новизна эта и пугала — я думал: как я, молодой священник, буду справляться с обязанностями, административными в том числе? Но вот вспоминал всегда слова, сказанные митрополитом Ростовским и Новочеркасским Меркурием. Когда мы готовились встречать в 2010 году Святейшего Патриарха Кирилла для освящения собора, у нас сдвинулись сроки сдачи храма — назначено было освящение, а мы не успевали. Нагрузка была колоссальная, все были в нервном напряжении. И я приехал в Москву, с владыкой встретился (а он крестил нашего старшего сына Савву), и начал вроде бы жаловаться: «Владыка, вы знаете, мы ничего не успеваем. Патриарх приезжает — то, что нужно было сделать за год, нужно сделать за 3 месяца. Я понятия не имею, как надо встречать Патриарха», — и так далее. Он меня остановил и сказал: «Отец, самое главное — Литургия». Дав понять, что что бы ни происходило, вот Литургия — это то время, то место, когда ты можешь всё, что у тебя есть сложного, трудного: надежды, чаяния, страхи и опасения, всё это перед Престолом положить и… Мы должны Богу верить, но еще самое главное, чтобы мы Богу доверяли: я не знаю, как будет дальше и каким будет ответ, но Богу это виднее. А время, когда ты можешь всё это перед Богом принести — это как раз Божественная литургия. 

К. Мацан 

— Протоиерей Виталий Сладков, настоятель Богородице-Скорбященского кафедрального собора города Десногорска Смоленской области сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». 

К. Лаврентьева 

— Отец Виталий, вы сказали: «Главное, чтобы мы Богу доверяли». То есть мало верить, надо доверять. А как это — доверять? Как это практически — научиться доверять Богу так, чтобы уже не переживать, не суетиться? 

Прот. Виталий Сладков 

— Наверное, можно посмотреть на отношения матери и ребенка. Вот ребенок не знает многих сложностей этой жизни, этого мира, но что случилось — и он бежит уткнуться матери в колени, взять ее за руку или за подол платья. Доверие — это несомненная вера в то, что Бог знает, как лучше — мое дело маленькое. То есть как бы чувствовать всегда, что есть Тот, который тебя любит в первую очередь, о тебе заботится, знает всё, что тебе нужно, знает, что для тебя вредно. И учиться в разных ситуациях жизни как-то всё это увидеть — что вот если это происходит, то это не из-за моей греховности, а это обстоятельства жизненные, их нужно принять. Я могу их не понимать — почему и как, для чего, — пройдет время и придет осознание, что это было нужно в моей жизни. Наверное, так. Хотя, конечно же, правил нет таких, одинаковых для всех. 

К. Мацан 

— Вот вы сказали сегодня о том, что ваши друзья школьные очень странно среагировали на ваше решение поступать в семинарию, не поняли этого. Вообще у священника есть друзья? Вот сейчас у вас, уже в вашем статусе? Кира рассказала про ваш приход — вы всем отец, вы всем наставник. Мы часто видим, что у священника есть семья — это его самые близкие люди. И есть приход — люди, которым он отец. А вот друзья у священника бывают? 

Прот. Виталий Сладков 

— А без них никак нельзя. 

К. Мацан 

— Вот такие, чтобы сесть и поговорить. 

Прот. Виталий Сладков 

— Обязательно.  

К. Лаврентьева 

— За жизнь. 

Прот. Виталий Сладков 

— Да. 

К. Мацан 

— Это тоже священники или кто угодно? 

Прот. Виталий Сладков 

— В первую очередь, наверное, это священники должны быть. Потому что, наверное, для священника близкими друзьями могут быть такие же пастыри, с которыми можно делиться самым сокровенным, какие-то вопросы решать и жизненные и пастырские. И просто общаться. Но, конечно, есть близкие люди и среди прихожан, которые как-то появляются по жизни. То есть ты вошел в их семью, может быть, принял участие в их домашнем торжестве, как-то сроднились вместе. Это необходимо. Может быть, таких очень близких людей будет немного. Настоящих друзей у человека бывает немножко. Но при этом очень важно, чтобы священник на приходе умел общаться с людьми просто. У нас каждое воскресенье чай после Литургии на улице, но общение как-то не складывается — народ разбредается: попили чаю, дети расхватали конфеты и печеньки, и всё. И я стал совсем недавно проводить вечерние беседы за чашкой чая — рассылаю всем эсэмэску: «Приглашаю сегодня на чашку чая после вечернего богослужения в 19.00 с печеньем и пирожками». Собирается 20-30 человек. И у меня есть какая-то тема, после обсуждения которой начинается непринужденное общение и люди задают вопросы. И они говорят: «Батюшка, как мы этого ждали, как это востребовано». Потому что на самом деле не хватает этого формата общения, помимо богослужения. И это тоже семья, это тоже дружба — близость священника к прихожанам и близость прихожан к священнику. И мы хотим продолжать в том же духе — есть опыт многих храмов, я в Москве это встречал — когда община празднует вместе день Ангела. Месяц август берем, и всех именинников собираем в воскресный день, заранее планируем, как мы этот день проведем. Это мы еще пока не запустили, но очень хочется, потому что всех же вместе собрать можно: и взрослые, дети, семьями. Лето — на природу, зима — значит, какой-то другой формат. Но я полагаю, что это крайне необходимо на каждом приходе, потому что люди — что-то их зацепит во время этого общения, даже те, которые пришли случайно. 

К. Мацан 

— А что это дает самому священнику, который, помимо исполнения миссии священнической, пастырской, в личном плане, как человеку и христианину — о чем мы сегодня говорим? 

Прот. Виталий Сладков 

— Вы знаете, самое дорогое в жизни, что мы можем подарить другим — это общение, которого сейчас многим не хватает. Почему? Потому что мы якобы очень занятые люди. И я вспоминаю всегда рассказ одного из редких прихожан нашего храма — он хороший человек, его супруга чаще бывает в храме на богослужениях. Он занимает руководящий пост на атомной станции, руководит одним из подразделений. И как-то мы с ним встретились, и он стал рассказывать про своего отца, который жил где-то в деревне возле Десногорска. И он ему, своему сыну, который был тогда начинающим руководителем, иногда звонил и говорил: «Сынок, так хочется с тобой пообщаться, ну приедь ты». А он всё время отвечал: «Отец, сейчас ремонт, еще что-то…» И он пропадал ночами на атомной станции, ему было всё интересно — он не ради карьеры этим занимался. И так отец звонил ему долгое время, говорил: «Сынок, ну просто хочу тебя увидеть». А он всё «потом, потом, потом…» Потом пришло известие о том, что папа умер. И вот он, прожив уже после похорон отца много лет, всё время это вспоминает и говорит: «Вот зачем мне была нужна эта работа, когда я потерял самое главное?» Вот бросить всё и поехать к отцу, который, возможно предчувствуя свой уход, хотел сыну сказать какие-то важные слова. Поэтому для священника, который общается с прихожанами, общение приносит в основном всегда радость — так должно быть. Тем более если это коллектив общины людей, которые объединены одним интересом, одной верой — для меня это то же самое в общем-то. Общаться с людьми и видеть их, вместе что-то обсуждать, планировать, за чашкой чая общаться — в первую очередь это радость. А радость дает силы, чтобы дальше нести священническое служение.  

К. Лаврентьева 

— Отец Виталий, а у меня женский вопрос, давно хочу его задать. У вас матушка совершенно невероятная. Мне показалось, что она ваша соратница во всех вопросах. И так ли это, и хватает ли вам времени на семью при такой открытости, при такой возможности с вами пообщаться для всех-всех-всех в городе  — в городе атомщиков. Мы сегодня об этом не говорили — в городе образованных людей, где скорее всего к вам приходят и задают вам очень математические вопросы про Бога и такие научные, и требуют от вас научных доказательств. 

К. Мацан 

— Я как раз подумал о том: а как матушка реагировала, когда в час ночи стучали поисповедоваться и водички святой? 

К. Лаврентьева 

— И вот за этими серьезными беседами, перемешивающимися, перекликающими со святой водичкой, с просьбами о святой водичке в полпервого ночи, и всего этого так много. Для матушки и для семьи остается время? Хотя бы немного? И как она вообще на это всё реагирует? 

Прот. Виталий Сладков 

—- Она училась в семинарии вместе со мной — она была на курс младше. Но она училась два года на регента. И весь этот путь жизненный, который начинался в семинарии, и продолжается уже сейчас в священном сане, разумеется, она всегда рядом. Для священника, имеющего семью, всегда важно, чтобы дома был надежный тыл — чтобы все неурядицы, распри, усталость, раздрай, расхватывание священника во все стороны — чтобы это всё утихомирилось в семье с родными близкими людьми. Жена любого священника, наверное, должна обладать такими качествами, которые помогают всё это нивелировать, усмирить, успокоить и дать силы. У нас так, слава Богу. И вы знаете, было время такое, когда увлекало строительство храма, поездки в командировки, в Москву, в Муром, заказ иконостаса — такая движуха, знаете, всё интересно, туда-сюда. Потом смотришь — матушка дома с детьми, ропщет: как так? Но тут вспоминается, конечно, история священника, которого вразумил отец Иоанн Кронштадтский. Когда он храм строил, а забыл при этом про малую церковь — про семью свою. И пытался объяснить: «Ну как же так, это же дом Божий!» — «Как же ты строишь дом Божий, разрушая церковь малую?» Это такой мудрый совет святого праведника священнику, как грамотно всё это сочетать. Женскую половину мы сейчас отправили в отпуск на Украину — матушка оттуда родом, она забрала двух девчонок — у нас четверо детей: две девочки и двое мальчиков. У нас сейчас мальчишник дома. Мы стараемся продуктивно время проводить — каждый день, если хорошая погода: озеро, тарзанка, поездки, фестиваль фейерверков и так далее. И стараюсь… Наверное, самое главное, чтобы родители, отец, находили время, несмотря на занятость, вечером чаще всего, с детьми пообщаться, почитать им, поговорить — это самое главное: то, что не почерпнешь ни в книжке, ни по телевизору. Не всегда получается, честно скажу. Но вот с годами прихожу к выводу, что надо наверстывать упущенное. И если раньше что-то с детьми упустил, не успел, надо стараться всё это компенсировать всеми способами.  

К. Мацан 

— А может быть поздно? У меня вопрос, как от папы, на этот раз. Я смотрю — ребенок растет, работы прибавляется. И в какой-то момент тебя пронзает: надо по-другому распределить время, иначе упустишь самое главное. И тут же думаешь: а вдруг уже что-то упущено, а вдруг то время, которое я с ним не провел, уже ничем не компенсируешь? 

Прот. Виталий Сладков 

— Это неизбежность, наверное: осознание того, что я что-то упустил. Но все же это не катастрофа — жизнь продолжается, ребенок рядом. И потом, какие-то неудачи, неуспехи в воспитании первого ребенка можно компенсировать, родив второго, третьего, четвертого, и потом в конце концов самому себе сказать: наконец-то с восьмым или девятым ребенком у меня всё получилось идеально. (Смеются.) 

К. Мацан 

— Спасибо вам за эти слова. В продолжение этой темы — у вас, как у священника, есть много духовных детей в широком смысле слова: люди, которые ждут от вас совета. Знаете, я недавно видел в интернете такую смешную картинку: ожидания семинариста — реальность семинариста. Ожидания: что вот сейчас придут к нему люди, будут спрашивать его про отцов-каппадокийцев, про бытие Божие, про Вселенские Соборы… А на практике, как один церковный спикер сформулировал, это: «Батюшка, у меня голова болит. Может, мне ладан пососать?» Я даже не спрашиваю, хорошо это или плохо, потому что жизнь всякая и люди разные. И если такие вопросы звучат, значит, они тоже важны. У меня вопрос как раз на сторону священника, раз мы сегодня говорим о вашем пути к вере А как священнику не потерять веру в людей, ощущение нужности собственной, своего большого пути, семинарского образования, всего этого опыта, если в этом узком конкретном случае людей волнуют какие-то очень далекие от высокого богословия вещи и вообще от высокой духовной жизни вещи. 

К. Лаврентьева 

— А мне кажется, у отца Виталия как раз много образованных людей, которые задают очень много сложных вопросов. 

К. Мацан 

— Расскажите об этом. 

Прот. Виталий Сладков 

— Образованных людей в Десногорске достаточно много — все-таки город атомщиков, интеллектуальный уровень высокий. Но, знаете, у нас в храме недавно повесили ящичек «Вопросы батюшке». Планируем накапливать вопросы и вечером в воскресенье или после Литургии священник будет на них отвечать. Еще ни разу не проводили эту беседу. Но вопросов каверзных со стороны людей высокообразованных, интеллектуальных, далеких от Бога, требующих научного доказательства бытия Божьего, было не так уж и много. А когда человек, который является прихожанином храма или только-только делает шаги к вере, задает какие-то вопросы вопреки ожиданию священника, наверное, с годами появляется понимание, что всему свое время — вот сейчас его интересует эта пища: надо помочь. Переступить эту ступенечку и идти дальше, выбирая для этого какие-то приемлемые способы общения с людьми — те же самые воскресные школы для взрослых, личные беседы и так далее, чтобы помочь человеку немножко подняться, вырасти. Это же тоже интересно — с люди общаться, хотя бывает всякое. 

К. Мацан 

— Вот после нашей сегодняшней беседы мне очень захотелось поехать в Десногорск к отцу Виталию и всё увидеть своими глазами, и поговорить за чашкой чая. 

К. Лаврентьева 

— Ты не пожалеешь. 

Прот. Виталий Сладков 

— Приезжайте, с удовольствием. Кого назначим ответственным за этот визит? 

К. Мацан 

— Ну, я вызвался. 

Прот. Виталий Сладков 

— Хорошо. 

К. Мацан 

— Договорились. Если вы благословите, батюшка, то… 

Прот. Виталий Сладков 

— Приезжайте, 

К. МацанК. Лаврентьева 

— С семьями поедем. 

Прот. Виталий Сладков 

— Замечательно. Автобус на 50 человек, примем всех. 

К. Мацан 

— Большой семьей поедем. Спасибо огромное. Протоиерей Виталий Сладков, настоятель Богородице-Скорбященского кафедрального собора города Десногорска, города атомщиков Смоленской области, сегодня провел с нами этот «Светлый вечер». И очень искренне, глубоко поделился своим рассказом о пути к вере, в вере и пути к священству, и пути в священстве. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. 

До свидания.  

К. Лаврентьева 

— Всего хорошего. 

Прот. Виталий Сладков 

— Всего доброго. 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем