«Путь актера к священству». Светлый вечер с о. Андреем Щенниковым (01.12.2017)

У нас в гостях был исполняющий обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе священник Андрей Щенников.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к священству, о том, почему актер театра «Мастерская Петра Фоменко» резко изменил свою жизнь и выбрал для себя служение Богу.

---

А. Пичугин

– В студии светлого радио приветствуем вас мы, я Алексей Пичугин...

К. Мацан

– И я, Константин Мацан, добрый светлый вечер.

А. Пичугин

– Сегодня у нас в гостях священник Андрей Щенников, исполняющий обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе. Здравствуйте.

Иерей Андрей

– Здравствуйте. Добрый вечер.

А. Пичугин

– Москвичи прекрасно ваш храм знают. И даже те, кто никогда там не был, в церковь не ходят, мне кажется, все были в Пушкинском музее, прямо возле которого, с правой стороны, если стоять к нему лицом, ваш храм, священномученика Антипы на Колымажном дворе – самый центр Москвы. И очень интересно – давайте сразу начнем с вашей истории, – у вас же очень насыщенная творческая биография. Вы учились в ГИТИСе, служили в театре, в мастерской Петра Фоменко. И еще у вас огромное количество ролей. Это все до священства. А как же так поменялась ваша жизнь, что в один момент или не в один момент вы вдруг пришли к престолу?

Иерей Андрей

– Ну, понимаете, это вот мне, наверное, повезло, потому что мы жили в такое, очень творческое время. И те люди, которых я видел, и которые меня окружали, в той или иной степени задавались таким вопросом: для чего и почему, к чему все это там творчество, искусство? И я думаю, что это естественно, если ты задаешься искренне вопросом этим, то он рано или поздно тебя должен привести ко Христу, что со многими и произошло. Но со мной произошло вот так вот: я стал служить. Как и почему это – это великая тайна для меня самого. Потому что, безусловно, я свято верю, что все-таки священник, он не может быть назначен вне Промысла и воли Божией, по какому-то своему усмотрению, по своему плану. Мы задавались вопросами великими и прекрасными – знаете, такими юношескими, мальчишескими, как у Достоевского эти мальчики, которые там спрашивают, которые ищут, которые горят и ждут. Точно так же, в общем-то, и у нас было. А потом все стало рушиться – дружба, все стало как-то все очень сомнительно, потому что возникли какие-то у всех проекты, взрослая жизнь, а вот это, самое главное потерялось. Я думаю, что, наверное, меня привела в храм дружба, вот эта общинность, это единство, которое я увидел только во Христе. Ведь удивительно, но для меня примером Церковь открылась именно с этой стороны, как сообщество людей. Многие люди, наоборот, приходили потом к этой мысли и принимали Церковь как сообщество людей, единомышленников. А для меня, мы сидели у моей подруги, Ольги Мухиной, у замечательного драматурга, а у нее была квартира напротив Донского монастыря. И вдруг я увидел икону: Пресвятая Богородица благословляет сонм преподобных, святых Донской обители. И вдруг я подумал: эта организация существует две тысячи лет. А я знаю, что такое человеческая организация, потому что ну вот я служил в театре, и там без этого единомыслия совершенно невозможно. И я уже как бы ну так что ли искусился по этому поводу, я разочаровался в этом единстве человеческом. И вдруг вижу, что это существует. И для меня это было вот такой первый на самом деле такой вопрос и изумление. Ну и потом мало-помалу вот мы так как-то оказались все в храме, в той или иной степени.

К. Мацан

– Ну эта община была обретена в том храме, где вы сейчас служите исполняющим обязанности настоятеля?

Иерей Андрей

– Знаете, нет. Это община была храма Софии Премудрости Божией.

А. Пичугин

– На Софийской набережной.

Иерей Андрей

– На Софийской набережной, где настоятелем протоирей Владимир Волгин. Его духовный сын, отец Димитрий, вот тот священник, который...

А. Пичугин

– Ваш бывший настоятель.

Иерей Андрей

– Да, наш бывший настоятель, мой духовный отец, тот, который мог как-то в мое воспаленное сознание, конечно же, такое горделивое, с другой стороны, втиснуть нужное слово. Это прямо буквально были какие-то слова.

А. Пичугин

– Извините, дурацкий вопрос, я понимаю. Ну я просто по себе знаю: уходя несколько раз с радио, всегда неизменно сюда возвращался, просто потому что без микрофона и вот этой лампочки красной «ON AIR» не могу себе представить жизни, очень сложно. То же самое мне говорили актеры про сцену. Тяжело было уходить?

Иерей Андрей

– Да, я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Вот мне было уходить, знаете, мне уходить было страшно. И было уходить страшно только в последний день. Расставаться с профессией – вы, наверное, это имеете в виду, – мне было легко. Потому что ну все-таки я уже был алтарником многие годы, я уже учился в Свято-Тихоновском институте. И как-то, даже вот странно: не сознательно, но как-то вот всем каким-то естеством я как-то уже перевалил за эту грань, я как-то уже перешел вот этот рубикон, и возвращаться мне было уже туда невозможно. То есть вся идея такая, сущностная составляющая моего сознания, она уже была на другой стороне, уже в Церкви. Поэтому в этом отношении легко. Страшно – да, потому что как-то Господь, наверное, охранял меня от каких-то таких решений: вот, я перехожу, это совершенно другая жизнь, я не буду никак связан с тем, я буду полностью в этом – я об этом как-то не думал. Вот странно, сейчас я анализирую и понимаю, что это абсолютно такое чудо: вот такой как-то покров положил Господь – такого неведения, непонимания того, что происходит. Страшно стало накануне всенощной, когда меня рукополагали в диаконы. Ну вот страшно, просто страшно. Но я знаю, что многим, всем священникам страшно пред этим таким ответственным и важным делом.

К. Мацан

– Но был период, как я понимаю, в вашей жизни, когда вы учились в Свято-Тихоновском университете... Или все-таки в семинарии?

Иерей Андрей

– В Свято-Тихоновском институте.

К. Мацан

– И параллельно вы работали в театре в это время.

Иерей Андрей

– Да.

К. Мацан

– И, видимо, вы говорите, что уже как-то в душе чаша скорее на ту сторону склонилась, а все равно нужно приходить в театр и служить, и каждый день на сцену выходить. Как вы с этим справлялись?

Иерей Андрей

– Да легко, знаете, потому что тут уже работают другие механизмы. Потому что если ты делаешь работу, ты должен делать ее как для Господа. И я воспринимал театр, ну работу просто как работу и просто как заповедь, и старался, в общем-то, делать ее более-менее хорошо. Может быть, скрепя сердце в каких-то отношениях – да, в плане каких-то там творческих амбиций или все что угодно. Но вот с другой стороны, первый раз в жизни вот этот последний этап своей что ли принадлежности к театру, к служению этому театру – интересное слово – для меня было вот откровение дружбы. Потому что я понимал, что, в общем-то, мне ничего от этого не надо. А люди, которые меня окружают, это мои дорогие любимые друзья. Да я уже отойду там на второй план: пожалуйста, играй там, если нужно, вперед – пожалуйста. Это было очень радостно, когда ничего уже от этого совсем не хочешь, не ждешь. А просто перед тобой люди, которые тебе приятны, которых ты любишь, за которых переживаешь. И вот это, как ни странно, вот этот этап – такая последняя ступень, взлетающая ракета отпадала, –вот этот этап был овеян что ли, да, вот такой любовью, вновь пониманием любви, то что с тобой рядом живые люди и то, что они остаются, а ты уходишь. Потому что я-то уходил как: я знал лучшую жизнь, безусловно.

К. Мацан

– А как они восприняли? Потому что ведь легко предположить, что соратники по цеху могут пальцем у виска покрутить: ну куда ты? У нас тут слава, театр, служение и нас этому учили, а ты куда-то, вот вообще в никуда как будто бы.

Иерей Андрей

– Нам повезло. Потому что все-таки наш театр был, да и остается хорошим театром.

К. Мацан

– Театр-мастерская Петра Фоменко.

Иерей Андрей

– Театр-мастерская Петра Фоменко. Потому что само название: мастерская Петра Фоменко – оно уже объясняет многое. Дело в том, что театр собирается вокруг личности. И все, что происходит, вообще любые движения в жизни, они вокруг какого-то человека, который за собой может повести. Может быть, талант режиссера заключается в том, чтобы как-то зажечь других людей, он немножко такой массовик-затейник.

А. Пичугин

– А сам Петр Наумович еще жив был, вам что-то говорил по поводу вашего выбора, нового выбора жизни?

Иерей Андрей

– Ну вот он был очень открыт ко всему тому, что происходит с людьми и изумлялся так по-детски, хорошо и прекрасно. И у меня не было никакого непонимания. Хотя он, конечно, безусловно, человек совершенно другого поколения, да, шестидесятников, а это у них у всех очень сложные отношения к институту Церкви. Это как всегда там: Бог внутри, в сердце – ну все мы это знаем, набор этих прописных истин. Но, тем не менее, он был верующим человеком, он был настоящим христианином, и мне очень повезло, что я общался с этим человеком. И слава Тебе, Господи, что вот, ну вот вы знаете, это великое чудо и великая радость для человека иметь учителя. И я знаю абсолютно точно и говорю это открыто, что Петр Наумович Фоменко мой учитель.

А. Пичугин

– А в ГИТИСе вы еще, наверняка, у него учились.

Иерей Андрей

– Да, безусловно, да. Это был прекрасный человек. Человек, который никогда не бросал своих, для которого был вот важен ближний, который рядом, здесь и сейчас существует. Вот важен, крайне важен. Он участвовал в судьбе всех своих учеников и, как мог, всех как-то устроил и всем дал все, что только мог. А так может переживать только, безусловно, любящее их сердце, которое, конечно, может быть только так овеяно христианской любовью, такой христианской жертвенностью, христианским переживанием о человеке. Ну и, конечно же, это величина просто. Ну понимаете, ведь Фоменко, он является неким таким связующим звеном с большим искусством, с большой традицией. Не то что, русского театра, а просто русской культуры. И ну что же, это не то что прекрасный опыт, я благодарен, то что меня он включил в эту жизнь в той или иной степени. Это прекрасный дар, единственный, пожалуй, дар, который может дать человек человеку – подарить ему вот такое вот.

К. Мацан

– Ну вот учитель с большой буквы – это колоссально важная тема. А чему еще, кроме собственно профессиональных вещей он научил, может быть, по-человечески? И может быть, это стало каким-то, я не знаю, плацдармом, чтобы потом к вере прийти?

Иерей Андрей

– Он был... Ну он был ведь гонимый человек. Его с треском вышибли из Питера, из Театра комедии. И поэтому он в каких-то отношениях своих суждений, к сожалению, был резким человеком. Он не боялся этой, да, вот такой как прямоты что ли. Он не был вот уж политиканом, он не выстраивал уж точно свою жизнь и судьбу театра. Он действительно как-то все это прилагал на какой-то камертон совести, к которому он прислушивался.

А. Пичугин

– Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня священник Андрей Щенников, исполняющий обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе. А когда вы попали в Антипинский храм?

Иерей Андрей

– Его передали, по-моему, в 2005 году. И отец Владимир Волгин назначил старшим священником этого храма, поскольку он был настоятелем храма Антипы, назначил отца Димитрия Рощина, да. Я уже очень близко с ним общался, с отцом Димитрием, с батюшкой, слава Тебе, Господи. И мы такой юной, совсем юной, молодой общиной перешли в этот прекрасный храм.

А. Пичугин

– Отцу Димитрию тогда 30-ти не было еще.

Иерей Андрей

– Ну да.

А. Пичугин

– Ну надо напомнить, что отец Дмитрий Рощин теперь служит в храме святителя Николая на Трёх Горах, ну по своей должности новой, а он заместитель председателя отдела...

К. Мацан

– По взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.

А. Пичугин

– Да. И вот по своей новой должности теперь он служит в том храме, в котором какие-то части этого отдела размещены.

К. Мацан

– Вы уже это слово произнесли и так даже немножко на нем заострили внимание: служение. Говорят, что актеры в кино играют или работают, а на театре служат. А у вас сейчас совсем другое служение, уже без всяких кавычек и оговорок. По-другому как служением вот эту деятельность священника и назвать нельзя. Вы как-то для себя переосмысливаете эту категорию служения применительно к театру, к искусству? Теперь, из нового, скажем так... Ну теперь это для вас уже не новый статус. Но из следующего вашего, нынешнего, актуального статуса?

Иерей Андрей

– Ну конечно, знаете, это идет, ну все-таки наша такая жизнь во Христе, она подразумевает все-таки приятие того, что раньше было таким, того, что ты не мог принять, потому что тебе мешало принять другое. С каждым годом вот как-то это все, этот акцент редуцируется, так как-то смягчается. И, безусловно, вот сейчас я очень рад, вообще я, честно говоря, очень рад любому человеку, который может назвать свое дело служением. И тут главное поставить правильные акценты. И я, безусловно, рад, что есть люди, я их знаю, для которых театр является частью жизни, и они в этом существуют очень органично, и притом являясь верующими людьми. Ибо как раз, может быть, вера в Бога и помогает перебороть какие-то такие... ну что ли это какой-то сор или изъяны этого актерского пути. Поэтому для меня служение в театре сейчас... – Вот я весьма скептически к этому относился, с иронией, но, как сейчас понимаю, эта ирония помогала мне что ли вот утвердиться просто в своей немощи, в своих каких-то страхах.

А. Пичугин

– С иронией, простите, вы к чему относились?

Иерей Андрей

– Ну как служение, чему служение?

А. Пичугин

– А, ну да...

Иерей Андрей

– Нет, про театр можно сказать, безусловно, служение, что да, это...

А. Пичугин

– Служить Мельпомене.

Иерей Андрей

– Да. Любое сообщество человеческое, оно в любом случае будет выстраиваться, в той или иной степени, ну имея перед собой институт Церкви. Для меня самая высшая организация человеческая – это Церковь. Поэтому все другие, иные какие-то организации, да, они в любом случае построены на примере Церкви.

К. Мацан

– Вот смотрите, для человека...

Иерей Андрей

– Поэтому для меня, простите, является, может быть, ну как бы я так вот ограниченно очень: ну как это? Есть там режиссер, он что, настоятель что ли? Такая мысль, что чему мы служим? И вот это абстрактная Мельпомена, для меня тоже она была раньше Мельпомена. Но сейчас понимаю, что за этой Мельпоменой для людей действительно может какой-то иметь иной, высший смысл, мне совершенно непонятный пока, в то время, но сейчас только раскрывающийся.

К. Мацан

– Ну для человека, немножко знакомого с приходской жизнью Москвы, понятно, ну или известно, что вот та община, к которой вы принадлежите – сейчас грубо скажу: в ней много актеров. Вот это сейчас так, может быть, грубовато...

А. Пичугин

– Почему, ну это же правда.

К. Мацан

– Это и вправду так. Я помню просто свое личное удивление, когда я пришел как журналист даже вот на приход, в храм протоиерея Владимира Волгина, в храм Софии Премудрости Божией – там за свечным ящиком видишь человека, которого ты видел в кино, только что буквально. И то же самое в храме Антипы на Колымажном дворе. Это такая община, которая так или иначе творческую интеллигенцию вокруг себя объединяет. И понятно, что как бы для таинственной жизни нет разницы, кто к Чаше приходит. Но люди остаются людьми. Как-то это влияет на ту атмосферу, на ваше служение, на то, может быть, как вы говорите там с амвона?

Иерей Андрей

– Ну конечно.

К. Мацан

– Вот что здесь важно, интересно?

Иерей Андрей

– Ну вот вы знаете, артист, актер человек искрений, его не заставишь что-либо делать. И человек в каком-то отношении беззащитный. И опять же за этим служением можно его принимать как некий такой щит, который тебя охраняет от многих-многих твоих каких-то самостоятельных решений и дел. Поэтому Церковь вот очень подходит порой к актерам. Вот сам момент служения и новой семьи, которое вот это служение как раз оно, получается, что ли истинный смысл. Как-то эта идея и возможность чему-то принадлежать, за чем-то идти, а в нашем случае за Кем-то – за Христом, она преображается в Церкви в такой удивительный дар. Поэтому у нас много артистов, и они остаются, потому что находят вот здесь вот применение своему делу. Плюс ко всему артист это человек деятельный, он действует – ну играет, не знаю там, все что угодно, но за этим стоит все-таки такой деятельный момент. Поэтому человеку необходимо участвовать, поскольку артист это он сам, это его плоть, это его душа, поэтому здесь и хочется как бы всей душой, всей плотью принадлежать. Поэтому Церковь здесь очень похожа. Вопрос стоит здесь, заключается в том, что вот я бывший артист, отец Димитрий ну в той или иной степени он тоже был связан с театром и кино...

К. Мацан

– Выпускник ВГИКа.

Иерей Андрей

– Окончил ВГИК, да. Его мама великая актриса, и он уж знает все...

К. Мацан

– Екатерина Васильева.

Иерей Андрей

– Да. И он уж знает точно, кто там, что за такие существа интересные – артисты. Поэтому, безусловно, актер, артист... Священник, который знает, что это такое, безусловно, они находят нужное слово и понимание, да.

А. Пичугин

– Про храм расскажите, пожалуйста, потому что история очень интересная. Вот пока мы с вами общаемся, я смотрю у вас на сайте какие-то справочки про храм Антипы. Мне очень понравилось – ну как понравилось, про это, наверное, нельзя так говорить, но название: «Храм закрыли в 1929 году, и здание передали Центральным художественным курсам «Ассоциации художников революции» – о как! Потом, значит, храм этот восстанавливал знаменитый реставратор Лев Давид, который до этого руководил восстановлением огромного количества храмов в Москве, которые были ценны и которые не были уничтожены. В частности, вот Спасо-Андроников монастырь, Спасский собор – то, каким мы его сейчас видим, старейший храм Москвы, ну он как раз восстановлен Львом Давидом. Но это вот какие-то такие вот маленькие фрагментики из истории вашего храма, причем уже новейшей. А расскажите, пожалуйста, подробней. Потому что все москвичи когда-то, да и не только москвичи, мимо вашего храма проходили.

Иерей Андрей

– Да, храм удивительный. Потому что храм, сердцевина храма, придел, главный придел, посвященный священомученику Антипе, вот этот храм вообще один из самых старейших храмов в Москве. Мы так предполагаем, что, наверное, приблизительно время его заложения, строительства 1530 год – это, простите, XVI век. Это очень, совсем близко с архитектурой Кремля. И поэтому очень повезло храму в этом отношении – ну как повезло, пусть он был закрыт, но, по крайней мере, он не разделил участь многих закрытых храмов, где были какие-то клубы или там овощные базы. Все-таки в нем сначала были какие-то курсы, а потом были запасники, хранились запасники Пушкинского музея. Поэтому в любом случае как бы храм сохранился. А поскольку это храм рядом с музеем, то и для музея было важно сохранить его все-таки в подобающем виде. И он чрезвычайно красив, этот храм. Чрезвычайно красив. Он интересен, он многогранен. В нем шесть приделов. Один из приделов – преподобного Григория Декаполита, – он находится вообще в алтарной части алтаря храма сявщеномученика Антипы, поскольку это был ктиторский такой придел – это большая редкость, такая черта вот XVI века. И с благословения еще почившего Патриарха Алексия мы оставили этот придел. И храм, если посмотреть, в него войти, он прекрасен, он хорош, он суров, он аскетичен. С другой стороны, он обрастает уже другими приделами – там и барокко, и классицизм. Он очень интересный. Очень интересный, да, всем советую, не потому что я его настоятель, а всем советую просто посмотреть – это жемчужина московских храмов.

А. Пичугин

– Если нет возможности туда съездить, то я очень советую сайт: http://hramantipa.ru/ – потому что это образец того, как, мне кажется, надо делать церковные сайты.

Иерей Андрей

– Да. И вообще мы думаем развивать эту историю сайта, да и как-то выходить на общественные какие-то площадки, там Фейсбук (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) или все что угодно. Сейчас пока мы заняты Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)ом, у нас довольно-таки много подписчиков, но так не особо. Хочется развивать такое просветительское что ли дело, в этом направлении, мы думаем, это очень важно. А про храм еще очень хочется сказать то, что этот храм действительно находится в удивительном месте. Он находится рядом с Пушкинским музеем, а Пушкинский музей – для москвича он является таким очень все-таки важным объектом. А сейчас Пушкинский музей делает грандиозное дело: они устраивают такой музейный городок, перекрывают улицу, это будет единая пешеходная зона. И наш храм в той или иной степени является частью, попадает в часть вот этой...

А. Пичугин

– Это где я не смогу проехать на машине?

Иерей Андрей

– Вы не сможете проехать по Колымажному переулку.

А. Пичугин

– А, он будет пешеходным.

Иерей Андрей

– Да, он будет пешеходный. И я этому очень рад, потому что мы хотим, чтобы люди входили в этот храм. Мы хотим сделать, сейчас мы думаем о том, как обустроить внешнюю часть нашего храма, то что находится за храмом, двор храма. Слава Тебе, Господи, вот мы сейчас позвали замечательного скульптора Сергея Антонова...

А. Пичугин

– А, конечно.

Иерей Андрей

– Который с Ириной Зарон делали этот...

А. Пичугин

– Прекрасный совершенно.

Иерей Андрей

– И вот он делает по площади всей ограды, он делает такие барельефы Страстного ряда. И сейчас вот мы повесили пять барельефов. Я думаю, так предполагаю, что их будет двенадцать. Мы хотим его просить, чтобы он сделал большой Поклонный крест, потому что там есть место погоста. И сделать некую такую тоже галерею...

А. Пичугин

– Чумного, кстати говоря, погоста.

Иерей Андрей

– Да. И сделать такую галерею, чтобы люди могли приходить и смотреть еще, как бы чтобы это было некое ну такое музейной пространство. А с другой стороны, чтобы это музейное пространство, которое, безусловно, нас будет отсылать к христианству, к Церкви, чтобы это может быть тоже каким-то таким связующим звеном между человеком, пришедшим просто посмотреть...

А. Пичугин

– А Ирина Зарон ничего у вас не будет делать?

Иерей Андрей

– Я хочу очень, чтобы она участвовала, да, в реставрации. Ну как в реставрации, вроде бы все сделано. Хочу заказать несколько икон.

А. Пичугин

– Не так много, да, мест, где в Москве можно увидеть их работы, совершенно потрясающие. Сложно попасть в Андреевском монастыре в Москве, в храме Андрея Стратилата.

Иерей Андрей

– Да, сейчас пытался, постучался...

А. Пичугин

– Туда сложно попасть. В храме Сергия Радонежского в Крапивниках замечательный Серафимовский придел, который они сделали – совершенно необычный, чудесный. Мы прервемся на минуту. Напомним только нашим слушателям, что в гостях у светлого радио священник Андрей Щенников, который исполняет обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе. В этой студии мой коллега Константин Мацан и я, Алексей Пичугин. Вернемся.

К. Мацан

– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии мой коллега Алексей Пичугин и я, Константин Мацан. У нас сегодня в гостях священник Андрей Щенников, исполняющий обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе.

Иерей Андрей

– Снова добрый вечер.

К. Мацан

– Еще раз здравствуйте, да. Смотрите, ведь вы же стали настоятелем в общине, которая очень была сплоченная. Годами отец Димитрий Рощин, ваш духовный отец, как вы сказали, эту общину собирал, и она начала собираться еще раньше. То есть это уже был дом, где многие люди чувствовали себя вот как дома. И меняется настоятель. И я сейчас спрашиваю даже не о переживаниях людей, потому что, наверное, у каждого они свои, а о ваших переживаниях. Потому что вас назначают на приход, ну где вы все-таки служили до этого священником, но все-таки теперь вы здесь главный. Теперь вы здесь, пускай даже исполняющий обязанности настоятеля, но все равно отец. Это может быть чем-то даже как-то вот похоже на ситуацию, когда в каком-нибудь театре снимают главного режиссера или худрука одного и другого ставят. И не всегда складываются отношения у труппы с режиссером, хотя и трупа прекрасная, и режиссер, наверное, тоже. Вот как вы переживаете этот момент: стать настоятелем прихода, который уже до вас был сформирован как большая, дружная семья?

Иерей Андрей

– Ну тут, знаете, на тот вопрос можно что ли отвечать, исходя из внешних каких-то обстоятельств или говорить о том, что происходит лично со мной. Исходя из внешних обстоятельств – да, это было неожиданным для нас для всех. Но, тем не менее, я ведь родился в этом приходе, из него вышел, из него и расту, и я вот здесь вот, я из этого прихода, меня и рукоположили, чтобы я был священником этого прихода – это самый естественный ход, да, такой священнической жизни, начала священнической жизни. Поэтому, понимаете, все же я был уже здесь и все же я знаю и всех людей, и священников, которые остались в этом храме. Поэтому в каком-то отношении, да, это было болезненно, в каком-то отношении вот так существенно ничего не произошло. Я не пришел, не принес ничего нового, я стараюсь – и говорю это открыто абсолютно, – для меня очень важно сохранить то, что было. Я развиваю то, что было, в том же самом ключе. И вот здесь проблема. Здесь, наверное, нужно поговорить о том, как я внутренне могу соответствовать тому, что было. Безусловно, мне было крайне тяжело, да и сейчас крайне тяжело соответствовать тому уровню просто такого порядка, хотя бы административного, финансового порядка, такой минимум самый, я уже не говорю о устроении внутренней жизни общины – соответствовать тому уровню, на который поднял жизнь прихода отец Димитрий Рощин. Крайне тяжело. Но тут уж такой вопрос: верим ли мы в Бога или нет. Это еще раз для меня было таким откровением, насколько я могу верить в Бога. Потому что я понимаю, что здесь без Него не обойтись. А часто об этом забываешь, думаешь, что ты сам можешь что-то сделать, кого-то можешь встретить, кого-то привлечь, что-то завязать на своем каком-то энтузиазме, на своем огне. Огонь быстро заканчивается, энтузиазм иссякает, и остается просто данность того, что ты здесь поставлен. Я четко понимаю, что я поставлен Богом – вот это единственный, пожалуй, такой, знаете, даже уже не маяк, а какой-то вот трос кинутый, канат, скинутый мне, там уже погибающему, утопающему в бездне, в буре этих всех вопросов и сомнений внутренних – вот за что я держусь. Все это от Бога. И, безусловно, это такая операция, которую произвел Господь. И тут мне, ну это понимание этого – а в христианстве нет слова «знать», да, есть слово «ведать», «понимать» – значит, ну как бы ты проживаешь каждую свою веху духовную на своем пути. И если этого не держать в голове, если этого не держать в сердце, в душе, всей крепостью, да, человеческого существа, то, безусловно, это страшно. Ну здесь ничего не остается делать, как верить в Бога. И это прекрасно. И вдруг вышел к самой простой элементарной идее – то что все-таки мы здесь все верующие люди, и Господь нас, не мы пришли, а Господь нас призвал и Он дает нам, предлагает нам делать то, что мы делаем – это единственное, что спасает. Поэтому переход – тяжелый переход, безусловно, но с другой стороны, он, в общем-то, и легкий. С другой стороны, в общем-то, и незаметный по каким-то внешним историям. Опять же, потому что остались и священники, и часть людей, и сам принцип работы храма. И вот сложно, сложно, но тут дело касается веры в Бога, и Господь нас не оставляет. Слава Тебе, Господи.

К. Мацан

– Вот интересно вы говорите о вере в Бога, и совершенно органично от священника эти слова слышать. При этом я допускаю, что кому-то они могут остаться не до конца понятными. Тем, кто, может быть, нас слушает и при этом смотрит на Церковь и православие со стороны, как на некую традицию, пока еще непознанную: ну а где здесь разница, между вот упованием на Бога и тем, чтобы самому ничего не делать? Так: ну Господь мне все даст, мы будем молиться, будем как-то уповать – и вот что-то случится. Как вот вы человеку бы, который этот вопрос задает, эту вещь объяснили? Ну или попытались бы как-то показать?

Иерей Андрей

– Ну да. Ну наверное, если бы объяснял, если бы говорил о вере и соответствии наших каких-то внешних движений и воли Бога, Который эти движения направляет, конечно, я бы говорил, исходя из себя, то, что я знаю. А я знаю вот что. Я знаю, что вера это не какая-то такая недвижимая часть, такая собственность, которую Господь тебе дал. Вера – это ты сам, твое сердце, оно живо: оно замирает, оно иногда стучит, вырывается из груди, правильно? А иногда какое-то спокойствие, да, иногда какая-то тишина в сердце, иногда, наоборот, буря. Я точно знаю, что жизнь, которая идет, которая идет все-таки вверх, да, мы возрастаем от веры к вере, и вот это возрастание в вере, оно всегда будет граничить с полным безверием. Всегда перед тем, как Господь дает тебе какую-то новую, иную эту меру веры, ты должен как-то разувериться в себе опять, в своих силах. Потому что как только человек начинает верить в себя и понимать, что вот он состоялся, все что угодно – Господь сразу же эту конструкцию сметает.

А. Пичугин

– Никто не может не верить в себя.

Иерей Андрей

– Ну не верить в себя – конечно, без этого невозможно. Но вот знаете, с чего я начал? Сейчас вот смотрю на свои дела, вот которые я должен исполнить, на какие-то, может быть, положительные и удавшиеся уже дела, которые в той или иной степени, так получилось, что созданы уже под таким моим руководством, понимая, что все то, что сложилось, это сложилось в каком-то отношении помимо меня. В чем мое дело тогда заключатся? Четко понимаю, что в молитве. Абсолютно четко понимаю, что именно так. Ну не создать, ну не найдешь никого. У нас вот храм, к примеру, должен состоять из людей, ну вот в финансовой части... Мы, как любой центральный храм, существуем только на пожертвования. Ну не найдешь сейчас, если будешь искать, людей, тогда можно расшибиться в лепешку – и не найдешь ты никого, кто сейчас вот может так серьезно прийти и помогать храму. Время закончилось такого меценатства. Те, кто построили храмы, они уже построили храмы. И поэтому здесь ну можно метаться, можно искать... А можно помолиться – и как-то все само сойдется, и окажется нужный человек вот в нужное время...

А. Пичугин

– И всегда оказывается?

Иерей Андрей

– Представляете, вот так вот, буквально вот завязка, вот прям вот нету никакого захлеста, вот сколько надо, столько и получается.

А. Пичугин

– Ну это сложно, наверное. В центральном московском храме, в одном из самых центральных – 400 метров от Кремля, – всегда тяжелее найти человека, который будет помогать. Потому что все думают, что ну уж этому-то храму, он рядом с Кремлем, обязательно кто-нибудь да поможет...

Иерей Андрей

– Ну да.

А. Пичугин

– Чем в спальном районе, где – это я перед началом программы делился с Костей и с отцом Андреем своими впечатлениями от недавнего посещения воскресной службы храма в спальном районе. Я давно не был в храмах в спальных районах Москвы, а тут вот так получилось. И я увидел, что там на каждой службе причащаются больше ста детей, что там в храм войти сложно, потому что все друг у друга на голове практически стоят – храм небольшой. И разительный контраст, конечно, с центром города, где людей мало.

К. Мацан

– Эта мысль у вас прозвучала, мне кажется, очень такая важная, причем важная для любого человека в его жизни: как только начинаешь очень сильно верить в себя – Господь эту конструкцию сметает, вы сказали. И Леша совершенно справедливо заметил, что мы же не можем не верить в себя. Видимо, речь о каком-то особом неверии в себя или вере в себя. И я допускаю, что для вас вообще, скажем так, с актерским прошлым это особенно было когда-то некоторой острой темой размышлений. Потому что ну человек, поступающий в актерский вуз и не желающий быть звездой, наверное, это странно вообще. Вот что это за неверие или вера в себя?

Иерей Андрей

– Вы знаете что, вот вера в себя, она возможна, вера в себя, когда ты понимаешь, что ты исполняешь то, что тебе предлагает Господь. Когда для тебя это безусловно. Безусловно. Когда нет ничего непридуманного в твоей жизни. Я не хотел настоятельства, не думал об этом. Вернее, наверное, думал – ну если быть искренним, да, но никогда не предполагал, что это случится так рано, никогда не предполагал, что это случится здесь, в этом храме, даже не мог себе вообразить этого. Поэтому в этом отношении как бы мой, наверное, такой, так сказать, помысл, он чист. И уверенность есть в том, что это все от Бога – вот эта уверенность помогает мне, она составляет часть моей человеческой уверенности, что то, что я делаю, я делаю правильно. Пожалуй, все. А все остальное – я абсолютно здесь уверен, что все остальное – самоуверенность, она до добра не доводит. Вернее, на что-то можно, то есть я вот так вот, иногда предлагаю людям такой вариант развития событий жизненных: или вгрызаться зубами, да, в то, что ты имеешь, расталкивая всех локтями и идти к поставленной своей цели, быть уверенным в себе и добиваться того, что ты хочешь – и такое тоже возможно; либо все получить из руки Господней. Вот что лучше для тебя здесь и сейчас? Уверен, что для человека лучше получить все от Бога. Вот для меня тоже лучше. Я слабый человек – может быть, и это тоже мне помогает как бы так надеяться на Бога, не на себя. Но уверен, что вот есть два пути, и этот что ли путь самый такой для человека естественный, легкий, простой. И я думаю, что священник должен говорить только об этом.

К. Мацан

– Кто-то бы спросил в этой ситуации: что же тогда, получается, ничего не хотеть вообще? Вот только ждать, что Господь пошлет и ни к чему не стремиться, не хотеть там самореализоваться, как-то вот чего-то достичь?

Иерей Андрей

– Хотеть. Желать, пробовать и ошибаться. И уметь признать эту ошибку. И уметь понимать, что это просто сейчас не дано Богом. И я очень много стучался в различные двери, даже уже будучи священником, диаконом, и много для меня как-то осталось закрытым – прямо вот я понимаю, что стучусь не туда. Но оказывается, это должно было все произойти для того, чтобы это получить в таком осмыслении, вот в насущном моменте моего и.о. настоятельства в храме, оказывается, что все это происходило только для этого. Ну пробовать, конечно, надо, безусловно, нужно что-то делать. Но нужно быть очень чутким и понимать, как это. Я уверен, что человек никогда не ошибется понять, от Бога ли это, либо это твое какое-то дело. Уверен.

К. Мацан

– Священник Андрей Щенников, исполняющий обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Если позволите, снова обращусь к теме вашей актерской профессии. Не секрет, что актеры люди такие подвижные, эмоционально подвижные. И нужно быть всегда готовым как-то раздухариться эмоционально, чтобы вот что-то сыграть, и задачу режиссерскую исполнить. Говорят, что у актеров подвижная психика в этом смысле – им это проще бывает: перестроиться, встроиться, какую-то идею подхватить и как-то ее развить. И совсем иной образ священника, даже чисто внешне: некая строгость, некая сдержанность постоянная. Даже меня вот, когда я, помню, совсем еще первые шаги в храме совершал, меня даже удивляло, как священник идет по амвону перед алтарем: как будто стараясь подчеркнуто ровно держать спину, вот не расхлябанно, не шатаясь, а очень так вот осторожно. Вас ваше прошлое как-то, оно вам не мешает в этом смысле?

Иерей Андрей

– Ну конечно, мешает и, конечно, не мешает. Ну тут очень все непросто. И опять же, как я говорил, как я говорю, все не просто так. И какой-то опыт человеческой жизни для каждого человека, он является именно тем самым опытом, из которого, на котором можно что-то строить новое. Но, тем не менее, из этой почвы, тем не менее, на этом фундаменте. Безусловно, конечно, я знаю и понимаю, ну вот служба, да, очень похожа, это все-таки мистерия, очень похожа на какое-то действо. Конечно, я, уж простите, стараюсь, ну что тут поделать, стараюсь и говорить четко, и попадать в тон хора, и думаю, что ничего такого страшного в этом нету, актерского, театрального...

К. Мацан

– Наоборот, хорошо.

Иерей Андрей

– Наоборот, очень хорошо, да. Это хорошо, когда люди слышат все, когда служба гармонична и красива.

А. Пичугин

– А как вы сейчас к театру относитесь?

Иерей Андрей

– К театру я отношусь, знаете как... Никак.

А. Пичугин

– Я понимаю, что вы к нему никак не относитесь.

К. Мацан

– Вы ходите в театр?

Иерей Андрей

– Вот. Про то, что хожу я в театр или нет. Последний раз я был в театре, наверное, года два назад или три. И то я был в театре-мастерской Фоменко, в театре, где я был, и смотрел своих друзей, а это уже...

А. Пичугин

– Спектакль, в котором когда-то играли?

Иерей Андрей

– Спектакль по пьесе моего друга, Оли Мухиной. Режиссер Женя Цыганов, мой друг и мой кум. Там играет половина моих кумовьев. Поэтому я не могу смотреть на спектакль, для меня это – я радуюсь. Плохой или хороший, я не могу сказать. Это все равно, что, знаете, вот в Новый год родители просят ребеночка рассказать стихотворение. И вот ребенок стоит около батареи, рассказывает стихотворение – и ты умиляешься, и тебе уже неважно, хорошее стихотворение или плохое. И точно также и я.

А. Пичугин

– А не ходите из-за того, что нет потребности или времени, может быть, не хватает?

Иерей Андрей

– Нет потребности. Ну понимаете, просто как эту высоту вот этого искусства я застал сам лично, то есть я пережил. Ну Петр Наумович Фоменко был хороший режиссер, и театр...

К. Мацан

– Мягко говоря, хороший режиссер.

Иерей Андрей

– Мягко говоря, да. И театр, в таком абсолютно академическом осмыслении русского театра, он, пожалуй, наверное, единственный театр, который сейчас есть, это мастерская Фоменко. Ну может быть, Льва Додина, ну я не знаю, там немножечко по-другому устроена вся эта история. Поэтому я получил, и в этом плане я вижу тоже милость Господню, я получил самый лучший образчик того, что может быть. Поэтому ну что мне возвращаться? В любом случае, я буду смотреть то, что сейчас происходит, уже как немножечко вторичное для меня, как для человека, выросшего и знающего, что такое хорошо. Поэтому зачем мне расстраиваться, зачем мне себя как-то... Даже интереса нету.

А. Пичугин

– Хотя зовут, наверное, часто.

Иерей Андрей

– Зовут часто, да, но я так как-то стараюсь... Потом я и пойду куда-то – я с бородой, все это, или идти как – ну масса вопросов, как, чтобы не смутить людей: что это такое, священник...

К. Мацан

– Вы в рясе ходили на спектакль?

Иерей Андрей

– На спектакль ходил в рясе, да.

А. Пичугин

– А я все чаще встречаю в театре священников.

Иерей Андрей

– Я ходил на прогон, вот что. Простите. Я ходил на прогон, поэтому там было очень много людей знакомых и как-то...

А. Пичугин

– А я все чаще в театрах священников на спектаклях встречаю.

Иерей Андрей

– Да нет, это все замечательно и прекрасно.

А. Пичугин

– Я помню, это был, я, честно говоря, не вспомню, про кого конкретно из архиереев это была история, когда ему надоело, что и священники ему в епархии говорят, своим прихожанам вернее, что вот, театр грех... Он демонстративно в рясе, в клобуке пошел, сел на первый ряд, чтобы все видели, в том числе там священникам показали, что вот, владыка пришел на спектакль.

Иерей Андрей

– Ну да, ну да...

К. Мацан

– Мой знакомый, выпускник школы-студии МХАТа, но еще очень давней, 70-х годов, рассказывал, что в его поколении и с его даже курса едва ли не половина молодых людей в итоге ушли в священство или в монашество. И его это факт так прямо поразил, что, видимо, люди в тот момент искали какой-то вот выход, какую-то свободу внутреннюю, и кто-то ее чаял обрести и обретал в театре, а кто-то в Церкви. И вот это такой выбор, вроде бы и там и там некий путь к свободе, к смыслу, к какому-то опять-таки служению. Вы так сказали в начале беседы, что вот вы задавались какими-то вопросами. Ну а сейчас, наверное, уже не то время, когда эти вещи могут быть вот так вот запараллелены? Тогда не было свободной Церкви, люди как-то искали ответы на вопросы в театре. Или я ошибаюсь? Что вообще об этом явлении вы думаете?

Иерей Андрей

– Я когда учился в ГИТИСе, у нас с 1-го курса ушли три человека в Церковь.

К. Мацан

– Прямо вот в служение?

Иерей Андрей

– Да, в служение. Двое стали священниками, а один монах. И одна девушка, она стала матушкой, женой священника – это жена отца Димитрия Рощина. Поэтому для меня тоже это не ново и совершенно естественно. Ну мы, вот я не знаю, как это могло происходить в 70-е годы, мы, наверное, шли от обратного в храм. Мы шли от хаоса этой свободы хоть в какую-то позволительную несвободу, которая нас могла сдержать. Когда могло сдержать то внешнее, которое могло перетекать в душу...

К. Мацан

– То есть какую-то ортодоксию.

Иерей Андрей

– Да.

А. Пичугин

– Кстати, очень хорошее замечание.

Иерей Андрей

– Не хватало осмысленной конструкции. Я в этом отношении, да, за канон, за правила...

К. Мацан

– Очень интересно.

Иерей Андрей

– И всегда говорю, что крайне важно это утреннее, вечернее правило, и вот эти наши среда, пятница наших постов как некая конструкция, которая просто позволяет нам не развалиться, не вывалиться из тела Церкви. Поэтому в моем случае, в моем поколении это вот, наверное, как-то вот так вот происходило.

К. Мацан

– Это колоссально важная тема и, надо полагать, к вам как пастырю с ней вообще нередко обращаются, может быть, даже и прихожане, и не только актеры. Во время, когда мы все боремся за права и свободы личности, вы вдруг... или не вдруг говорите, наоборот, о некоей позволительной несвободе. Ну вот вы сказали о утреннем и вечернем правиле – ну это некая такая уже внутрицерковная конструкция. А для человека, который просто пока хоть какие-то основания ищет в религиозной жизни, а может быть, даже не религиозное, а какое-то вот именно куда-то от хаоса хочет идти, как вы объясняете эту парадоксальную вещь – необходимость какой-то несвободы?

Иерей Андрей

– Ну давайте тогда оглянемся на свою жизнь. Оглянемся на ту меру свободы, которую мы позволяли себе в нашей жизни, посмотрим на все наши проблемы, и посмотрим на тревогу нашего сердца и смятение. И вот она, это та свобода, за которой человек идет. И хочешь ли ты жить в этой свободе? Но ведь человек, я точно уверен...

А. Пичугин

– Если эта тревога есть.

Иерей Андрей

– Вот я уверен, что есть эта тревога. Я ну вот не знаю, знаете...

А. Пичугин

– Просто те, у кого ее нет, они наверняка к вам и не приходят.

Иерей Андрей

– Ну да. Либо они приходят каким-то совершенно другим путем, и о этих людях совершенно другое усмотрение Господа. Но бывают уже избранные сосуды благодати. Мы знаем, что вот этот человек, там читая жития святых, мы понимаем, что это вот было изначально, то есть этот человек был рожден по-другому. Точно знаю, сейчас вот я про себя и про таких же, как я, просто простых современных людей, наверное, все идет даже не от какой-то там, какого-то там, знаете, случая, трагедии или все, что угодно, а от этого страха. От хаоса идет. Этот хаос страшит чрезвычайно. И хочется приложить себя, хочется приложить себя к какой-то высокой идее. И вообще аристократизм, он ведь предполагает служение, правильно? И высота, наверное, человеческой жизни предлагается той высоте той мысли, той идее, которой ты служишь. И этого не отнять у человека. Человеку хочется приложить себя чему-то, хочется служить. Однако же вне Бога, вне Христа, вне Церкви все то хорошее, чему служит человек, рушится: семья, работа там, карьера...

А. Пичугин

– Не обязательно же.

Иерей Андрей

– Ну, в той или иной степени. Я вот не знаю, пример из моих друзей...

А. Пичугин

– Ну как?

Иерей Андрей

– У меня прекрасный, замечательный счастливый брак. Все мои друзья – такие же, как я там, нормальные люди – вот у всех уже первые браки развалились на тот момент, к примеру, когда я приходил в храм.

А. Пичугин

– Все-таки я не согласен с вами. Мы знаем прекрасные многолетние браки нецерковных людей. Мы знаем замечательных нецерковных людей, которые живут абсолютно...

Иерей Андрей

– Нет, я с вами согласен. Говорю, как ну вот одно из этих хаосов. А может быть, в этих семьях, к примеру, там у мужчины не хватает осмысленности того дела, которое он делает, понимаете. Он был, к примеру там, не знаю, каким-то вот, да неважно кто, инженер – искал в этом понимание, но не удовлетворяет его порог этой профессии, порог жизни человеческой, не порок – порог жизни человеческой не удовлетворяет его. И как ему найти это спокойствие? Нужна какая-то идея повыше, которая могла бы обнять вообще все, которая могла бы все в себе приять и как-то гармонично разложить всю свою жизнь. И это только Христос, безусловно.

К. Мацан

– Видимо, разговор не только там о... Как бы разговор о достижении полноты. Даже в неразрушившемся браке, например, в общем-то, хорошем – он может быть совсем до полноты, а может быть не совсем до полноты.

Иерей Андрей

– Да. А потом я, знаете, с вами не согласен. Потому что, вернее, я согласен с вами, но бывают исключения, которые вот, знаете...

А. Пичугин

– Подтверждают правило?

Иерей Андрей

– Которые подтверждают... Нет, вернее это даже не исключения. Я точно знаю, что хороший истинный брак, в любом случае, он строится на Христе. Это какое-то, может быть, знаете, наследство счастливой семьи человека, который ну просто вырос, в детстве имел хорошую, счастливую семью, крепкую семью, любящих отца и мать. И он уже знает, что это такое, он знает, что это можно, возможно. Вот, к примеру, со мной произошло то же самое. У меня замечательная семья, папа и мама, которые любят друг друга, живут душа в душу, и к Богу пришли совсем недавно. Но тем не менее...

А. Пичугин

– Но до этого же они душа в душу прожили без Церкви?

Иерей Андрей

– Но почему? Только лишь потому, что, я уверен, что вот, знаете, счастье вот той, еще советской семьи, оно все-таки счастье христианское. Оно все-таки строится на традиции, на невозможности сделать, какого-то внутреннего барьера сделать те или иные действия, которые сейчас, в наше время мы даже не будем задаваться вопросом.

А. Пичугин

– Нам уже пора заканчивать нашу программу. Спасибо вам большое за этот разговор. Напомним, что в гостях у светлого радио сегодня был священник Андрей Щенников, который исполняет обязанности настоятеля храма священномученика Антипы на Колымажном дворе. А также здесь, в этой студии были мы: я, Алексей Пичугин...

К. Мацан

– И я Константин Мацан. Спасибо, до свидания, до новых встреч.

А. Пичугин

– Всего доброго.

Иерей Андрей

– Всего доброго.