«Прп. Венедикт Нурсийский». Светлый вечер с иеромонахом Сергием (Филипповым) и Ольгой Голосовой - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Прп. Венедикт Нурсийский». Светлый вечер с иеромонахом Сергием (Филипповым) и Ольгой Голосовой

* Поделиться

Прп. Венедикт Нурсийский

У нас в гостях были настоятель подворья Новоспасского монастыря в селе Сумароково иеромонах Сергий (Филиппов) и Главный редактор издательства «Лепта» Ольга Голосова.

Мы говорили о строительстве храма в честь преподобного Венедикта Нурсийского в Сумароково, о житии этого известного святого неразделенной Церкви и о том, почему сейчас возник интерес к нему в России.

Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова


А. Пичугин 

— Здравствуйте, дорогие слушатели! «Светлый вечер» на светлом радио. И приветствуем вас мы: Алла Митрофанова — 

А. Митрофанова 

— Алексей Пичугин — 

А. Пичугин 

— И сегодня в этой студии наши гости: иеромонах Сергий (Филиппов), настоятель подворья Новоспасского монастыря в селе Сумароково в Подмосковье; Ольга Голосова — главный редактор издательства «Лепта», автор этой книги. Здравствуйте! 

О. Голосова 

— Здравствуйте. 

А. Митрофанова 

— Книгу надо представить, наверное. 

А. Пичугин 

— Книгу будем представлять, да, — вышла, замечательно оформленная, нам её уже презентовали. 

А. Митрофанова 

— Я оторваться не могу! 

А. Пичугин 

— Вот Алла давно уже сидит, её изучает. «Святые неразделённой Церкви» — так называется серия. И книга, которая первая в этой серии вышла, «Преподобный Венедикт Нурсийский. Свет тёмных веков». Автор этой книги сегодня в нашей студии — Ольга Голосова. Будем говорить про эту книгу и про то, как Венедикт Нурсийский осмысляется уже на российской земле. Потому что в селе Сумароково у отца Сергия — наши постоянные слушатели отца Сергия должны хорошо знать, он обычно приходит, рассказывает про ярмарки, которые в Сумароково проходят, — а вот сегодня у нас более серьёзная тема. У вас там, отец Сергий, строится храм, который посвящён Венедикту Нурсийскому. 

А. Митрофанова 

— Очень дерзкое посвящение, надо сказать. 

А. Пичугин 

— Хотя до революции — просто эти храмы разрушены в основном — достаточно было церквей, которые были освящены в память святых неразделённой Церкви. Давайте начнём, наверное, с того, кто такой действительно Венедикт Нурсийский, а потом поговорим о том, как же вы решили построить в его честь храм. 

Иером. Сергий 

— Да, действительно. Вы сказали, что храм строится, но он ещё не строится, он находится ещё только в проекте и проходит предварительные согласования, документация, земельные вопросы решаются. А как возникла идея: идея возникла из моего личного знакомства с личностью преподобного Венедикта Нурсийского. Потому что иногда, отправляясь в поездки по Европе, я останавливался в бенедиктинских монастырях и знакомился с укладом жизни, знакомился с теми, кто является продолжателем традиции преподобного Венедикта Нурсийского и теми, кто является бенедиктинскими монахами. Потому что «Венедикт» — это по славянской транскрипции, по русской, а «Бенедикт» — по латинской. И вот это знакомство родило идею, как нам изучить традиции друг друга. То есть у нас есть храмы, посвящённые папам Римским святым: Льву Великому, Григорию Великому. И порой даже когда совершаешь Литургию, например Преждеосвященных Даров, поминается Григорий, папа Римский — некоторые наши такие ревностные православные ужасаются и приходят в ужас от того: как же так — каких-то, якобы, еретических пап поминают. Но они не знают ни историю, ни традицию, ни то, что эти люди прославлены Православной Церковью в лике святых. И чтобы это разделение преодолеть, мы должны знакомиться с той традицией, которая существовала и существует на Западе — до разделения Церквей в 1054 году. И вот одной такой ярчайшей личностью как раз является преподобный Венедикт Нурсийский. И вот познакомившись с современными представителями, с укладом их жизни, я понял, что их образ жизни монашеский очень близок к православным монашеским традициям по укладу жизни, по тому, какие цели ставит монашеская жизнь. А, собственно, два крыла для монаха — это труд и молитва, как заповедовал ещё преподобный Антоний Великий.  

А. Митрофанова 

— «Ora et labora». 

Иером. Сергий 
— Да, по латыни. И это действительно было девизом и преподобного Венедикта Нурсийского. И вот началось знакомство с личностью, с его трудами, с его житием. Сведений не так много, сведения оставил как раз святитель Григорий Великий. И Устав преподобного Венедикта Нурсийского содержится в творениях святителя Григория. И так возникла идея посвятить ему храм. 

А. Пичугин 

— Простите, то есть резюмируя: все знают — из литературы, из книг, из фильмов и так далее — Орден бенедиктинцев... 

А. Митрофанова 

— Здесь проблема даже не столько в том, что мы знаем про Орден бенедиктинцев, а в том, что мы... чаще всего в нашем сознании бенедиктинцы там же, где и францисканцы. Соответственно, если святой Франциск Ассизский — это святой после разделения, после 1054 года, соответственно, он уже к Православию отношения не имеет. Но в нашем сознании где францисканцы, там и бенедиктинцы, где Франциск, там, соответственно, Бенедикт, поэтому то, что в России будет православный храм во имя святого Венедикта Нурсийского — это же скандал. 

Иером. Сергий 

— Нет, это не скандал, наоборот... 

А. Митрофанова 

— Для этого мы здесь, в нашей студии — мы объясняем эту потрясающую историю. 

А. Пичугин 

— А что же будет говорить княгиня?.. 

А. Митрофанова 

— Да, Марья Алексеевна. 

Иером. Сергий 

— Наоборот, это возрождение той традиции, которая у нас существовала на Руси. Потому что когда начали изучать, мы поняли, что имя преподобного Венедикта было очень почитаемо, в том числе на Руси до татаро-монгольского нашествия, были храмы, ему посвящённые, очень часто в росписях фресок он встречался. Даже в литургическом поминовении его имя было среди основных святых. На  проскомидии, например, вы знаете, когда вынимается девятичинная просфора, то там поминаются чины, лики святых. Вот среди преподобных, среди немногих преподобных, как раз имя преподобного Венедикта присутствовало, и священник каждую Литургию, собственно, молился. 

А. Митрофанова 

— То есть он был так же популярен, как святитель Николай, например. 

Иером. Сергий 

— Я даже не знаю, до монгольского ига святитель Николай был ли особо популярен. 

А. Митрофанова 

— Да, вопрос. 

О. Голосова 

— Святой Венедикт был популярен гораздо больше. 

А. Пичугин 

— Может быть, он был популярен гораздо больше, но то, что фигура святителя Николая была популярна до татаро-монгольского нашествия — это факт. Мы имеем какое-то количество иконописного материала, мы имеем храмы, посвящённые... 

О. Голосова 

— Да, и это в основном северные регионы. 

А. Пичугин 

— Да, верно. Конечно, не было такого почитания, какое началось, наверное, века с шестнадцатого. 

О. Голосова 

— С семнадцатого — после старообрядческого раскола. 

А. Пичугин 

— Да, скорее всего с семнадцатого. Тут, кстати, раз уж мы про это заговорили, до революции у нас практически не был известен Спиридон Тримифунтский, несколько храмов всего было. И вот только 90-е годы это всё изменили. 

А. Митрофанова 

— Да, возвращаясь к преподобному Венедикту Нурсийскому, или Бенедикту: вы сказали о том, что вас тронули те монашеские традиции, которые вы наблюдали, останавливаясь в бенедиктинских монастырях. Каким был тот Устав, который утвердил преподобный Венедикт? Ведь если этот Устав, утверждённый... когда, в шестом веке, получается? Если он до наших дней остаётся настолько мощным и прочным, то, значит, там есть какой-то очень серьёзный стержень. В чём он, на ваш взгляд? 

Иером. Сергий 

— Стержень как раз в личности преподобного Венедикта, потому что невозможно построить дом на песке. И вот преподобный Венедикт как раз строил дом своей монашеской традиции на учении Христовом, он лично как бы его усвоил в своей жизни, и, став близким Богу, став святым, он смог и дать начало вот этой традиции. То есть основание, конечно, в его личной святости. 

А. Митрофанова 

— Ольга, тогда здесь, наверное, вопрос уже к вам, скорее: как так случилось, что сын вполне благополучных родителей, мальчик, который растёт в Риме, наверное, имеет хорошие перспективы в этой жизни, внезапно разворачивается совершенно в другую сторону, причём в том веке, когда уже нет вот такого... 

О. Голосова 

— Ревностного горения и отвержения светского мира. 

А. Митрофанова 

— Да. Когда либо христианство, либо смерть уже не обязательно — пожалуйста, будь христианином, живи в миру и приноси пользу людям, и получай радость от жизни тоже, и будь рядом с Господом Богом — тебе никто не мешает. Он разворачивается, причём, я так понимаю, делает это вслед за своей сестрой-близнецом. 

О. Голосова 

— Наоборот: развернулся он, и развернулась сестра. 

А. Митрофанова 

— Расскажите, пожалуйста, про этих детей фантастических: что они из себя представляли. 

О. Голосова 

— Вообще, на сегодняшний момент существует несколько традиций восприятия родителей святого Венедикта Нурсийского, но в любом случае все эти традиции говорят о том, что родители были очень обеспечены и они были ревностно верующие христиане. Есть, опять же, мнение, что он рос в Норчи и потом переехал в Рим учиться. По второй версии в Риме был дом у родителей, и он был отправлен туда на учёбу не просто, как мы сказали бы «на съёмную квартиру», а именно в родовой дом. 

А. Митрофанова 

— В любом случае, «золотая молодёжь». 

О. Голосова 

— Да, в любом случае это была «золотая молодёжь», потому что родители были обеспеченные торговцы, то есть они занимались бизнесом, как сейчас бы сказали, хотя были из аристократического рода. И когда я себе отвечала на этот вопрос, я обратилась к источникам, которые описывали ту жизнь и ту культурную ситуацию в Риме, которая была на тот момент. И здесь, в книге, я уделила этому небольшое внимание. По факту эдикт Константина о всеобщем Православии мало затронул Рим, потому что Рим находился под властью вестготов и остготов. То есть это была земля, за которую постоянно боролись два варварских племени. И по сути, Теодорих, который правил в то время, он себя считал просвещённым королём. И его просвещение виделось в том, чтобы, с одной стороны, не препятствуя христианству; с другой стороны, возродить так называемые языческие культурные традиции. Это касалось юриспруденции, это касалось гражданского уголовного, административного права; это касалось быта уклада. 

А. Митрофанова 

— То есть римское право и римские гражданские традиции, связанные с праздниками. 

О. Голосова 

— Да, Теодорих был крайне увлечён ими, он был просвещённый, образованный король, который, в отличие от других королей, очень хорошо знал языки древние. И он считал, что это то, что может лечь в основу империи — естественно, он грезил об империи, как и любой просвещённый монарх. 

А. Митрофанова 

— Не он первый, не он последний. 

О. Голосова 

— Да, не он первый, не он последний. Единственное, в чём он не был до конца, видимо, просвещён — это, собственно говоря, христианская вера. И мы видим вспышку ереси арианства именно в его правление. Арианство было признано главной религией, то есть, скажем так, ответвлением христианства, заслуживающим внимания. 

А. Митрофанова 

— Он же в Равенне правил — в равеннских мозаиках как раз есть черты, указывающие на то, что было время господства арианской ереси. 

О. Голосова 

— Да. Мало того, он переносит столицу из Равенны в Рим, и с этого начинается возрождение вечного города. Вместе с этим возрождаются гладиаторские бои, цирки, лупанарии и много чего «прекрасного». Римские епископы тщетно борются за нравственность и за ограничение, скажем так, всех этих «мероприятий» — это безнадёжно. Второе — это школа, дисциплины, которые в те времена проходили. Я не случайно здесь цитирую Сенеку, хотя он жил значительно раньше, но поскольку было возрождено именно латинское классическое образование, то его наиболее выдающимся критиком выступил Сенека, знаменитый философ, который, к сожалению, воспитал Нерона, но это не умаляет его значения как философа и мыслителя. Он писал о том, что эти светские науки обучают... наверное, знаете, это ситуация, которая происходит в наших школах: мы можем знать очень много фактов из физики, химии, математики, астрономии, но мы совершенно не видим никакого нравственного и душевного психического развития в детях. Количество информации доминирует над качеством информации: зубрёжка, факты, знания мёртвых каких-то знаний... 

А. Пичугин 

— Языков... 

О. Голосова 

— Языков тогда мёртвых ещё не существовало, потому что все говорили по-латыни и изучали греческий. 

А. Пичугин 

— Ну, говорили по-латыни, изучали греческий, а мёртвые языки уже были — как же. 

О. Голосова 

— Да, но собственно говоря, греческий ещё был разговорный в том виде, на латыни они и разговаривали. Но дело в том, что они изучали те отрасли науки, которые уже на тот момент были отсталыми. И это, естественно, вызывало протест в людях, которые могли думать и мыслить. Я думаю, что Венедикт в свои 14 лет был думающим подростком, воспитан он в совсем другой среде и в другом материале. 

А. Митрофанова 

— Ему было нужно больше, видимо. 

О. Голосова 

— Да, ему нужно было больше. И я думаю, ему нужно было то, что связано со смыслом жизни, а не с карьерой. Потому что одно дело получить диплом, другое дело — построить свою жизнь. Тогда была точно такая же история. Мало того, он вынуждено вращался в кругу «золотой молодёжи». Это соответствующая среда, соответствующие студенческие традиции, которые бытовали ещё в Древнем Риме и в годы падения Рима, со всеми вытекающими оттуда забавами, о которых каждый может прочесть в определённых источниках. Со времён Петрония и Апулея ничего не изменилось. Помните, Евгений Онегин говорил? 

А. Пичугин 

— «Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал...» 

О. Голосова 

— Да, вот приблизительно то же самое было и тогда. И я думаю, это было его нежелание это делать. Почему он удалился в пустыню? Мне кажется, что уже в то время, насколько я могу судить об этом не только как культуролог, но и как, наверное, клинический психолог, которым по профессии я являюсь, наверное в то время для него было важно — а это возраст, в котором люди проходят основное формирование и выбор жизненных целей: 14 лет — протестные реакции, поиск идеалов, поиск смысла жизни. И он выбрал этот смысл жизни. Почему он бежал? Потому что по-другому ему бы никто не дал. Я обговариваю в книге этот момент: почему он не пошёл в соседнюю церковь — пожалуйста, церкви открыты. Я думаю, возможно, он не пошёл туда как раз потому, что он жаждал большего: он хотел встречи с Богом внутри себя и для себя, а не поддержание, скажем так, религиозности. 

А. Митрофанова 

— Напомним, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня: иеромонах Сергий (Филиппов), настоятель подворья Новоспасского монастыря в селе Сумароково... кстати, к Сумарокову это имеет какое-то отношение — село Сумароково? 

Иером. Сергий 

— Ну, принадлежало, конечно. 

А. Митрофанова 

— Принадлежало. Отлично. 

А. Пичугин 

— Это Рузский район. Мы очень часто рекламировали всякие мероприятия в Сумароково, там очень красиво — там водохранилище. 

А. Митрофанова 

— Надо побывать, по весне, до весны-то осталось совсем немного. Очень хочется. 

А. Пичугин 

— Когда следующая ярмарка? 

Иером. Сергий 

— Ярмарка будет в сентябре, а у нас 16 апреля престольный праздник. 

А. Митрофанова 

— Прекрасно. Вот как раз весна — хочу к вам попасть. 

Иером. Сергий 

— И аисты прилетают. 

А. Митрофанова 

— Да? Замечательно. И Ольга Голосова — главный редактор издательства «Лепта» и автор книги, о которой мы сегодня говорим. Книга посвящена человеку, о котором сегодня идёт речь в нашем «Светлом вечере» — преподобный Венедикт Нурсийский. Подзаголовок у книги «Свет тёмных веков», про тёмные века мы ещё поговорим — имеется в виду эпоха Средневековья. Ольга, вы потрясающе интересно о преподобном Венедикте Нурсийском рассказываете. У меня такое ощущение складывается, что это такой шестого века Алёша Карамазов, который сказал, что «не могу я ходить только к обедне, когда сказано «оставь всё и следуй за Мною», и не могу подавать два рубля, когда сказано, что надо отдать последнюю рубаху». Вот точно так же преподобному Венедикту было мало того, что может дать ему родная среда с глубоко верующими церковными родителями, ему хотелось какого-то подвига, который бы охватил всё его существование. Я понимаю, о чём здесь речь, кода вы говорите про раздробленную вот эту систему образования, насыщающую сознание молодого человека множеством фактов, при этом не дающую целостную картину мира. Мы в той иной степени, многие из нас, сегодня заложники этой ситуации. Отдельные факты — да пожалуйста: интернет открываешь, там такое количество всего. Но целостная картина мира не формируется, потому что не хватает какого-то очень важного стрежня, на который будет это всё собираться. И вот преподобный Венедикт, уж не знаю, интуитивно или потому, что его так хорошо родители взрастили, такой выбор сделал. Что произошло с ним, когда он оказался, как вы говорите, в пустыне? И что называть пустыней в Италии того времени? 

А. Пичугин 

— По-моему, весьма горная местность, куда он удалился. 

О. Голосова 

— Если мы возьмём этимологию слова «пустыня», то обнаружим, что это от слова «пустота», а не от слова «песок».  

А. Пичугин 

— Афида, Афилия — как-то так называется эта местность. 

О. Голосова 

— Да, «пустыня» от слова «пустота» — там никто не живёт. И он удаляется вначале не в пустыню, не выбирает городок, где он останавливается для жизни и где с ним происходит первое чудо. Это чудо называют иногда «о решете или сите». За ним последовала его няня, она его очень любила, была ему очень предана и не могла его оставить. И нужно отметить, опять же, некое внутреннее смирение Венедикта. Представляете себе: 14-летний подросток, который всё хочет делать сам и который берёт с собой женщину, которая заменяет ему мать по факту. И который берёт её не для того, чтобы она ему прислуживала, а потому что он её любит и не стесняется её. Что на самом деле для подростка, выросшего в жёстко мужском обществе — вспомните, что это была за эпоха и сколько там стоила женщина на рынке, у которой не было даже своей собственной фамилии, потому что она принадлежала роду и передавалась из рода в род, как вещь, — который берёт её с собой не как вещь, а как спутницу. И происходит чудо, когда она берёт у соседей по бедности, чтобы взвесить зерно и прочистить его вот это вот решето. Это такое приспособление для очистки и взвешивания зерна — ныне не употребляется. И они были глиняные, она его роняет и разбивает — вернуть нечего. Он возвращается, видит её в глубочайшем горе, рыдающую над этим ситом, потому что это кошмар по стоимости — это всё равно, что взять сейчас чужую машину и разбить её. И он говорит «не волнуйся», и удаляется на молитву — ему 14 лет. И сито склеивается, она обретает его на следующий день целым. Естественно, она не могла об этом молчать. 

А. Митрофанова 

— Ну она же женщина, ну как тут — такое произошло... 

О. Голосова 

— Она горда своим воспитанником, она потрясена чудом, и об этом узнают соседи и настоятель местной церкви. Венедикт в 14 лет плавно перерастает в местночтимого святого, ныне живущего. 

А. Пичугин 

— Но это характерно для того времени, когда мы то же самое видим уже позднее и в восточно-монашеской традиции. Если что-то происходит, и неважно... здесь такое не совсем христианское сознание у людей. Колдун, что-то там сумел сделать, нашептал, мальчику 14 лет... 

О. Голосова 

— Чудо. 

А. Пичугин 

— Да, чудо совершилось, значит, всё... это же не о святости, это, скорее, о том, что мы и до сих пор часто ищем, в том числе и в священниках, в том числе и в монахах. 

О. Голосова 

— Первое искушение Господа Иисуса Христа в пустыне, опять же.  

А. Митрофанова 

— Искушение чудом, да. 

О. Голосова 

— И Венедикт покидает эту область тайком, тайком уже от неё, и сбегает в горы. По дороге ему встречается некий монах, которого традиция именует Романом, но на самом деле это от слова «римлянин», и это имя нарицательное, которое стало именем собственным. И юноша говорит ему о своём желании. Тот показывает ему пещеру, куда он забирается и решает вести аскетический образ жизни. Монах отдаёт ему свою одежду, что очень символично, и в книге есть об этом упоминание — что значит на самом деле перемена платья в истории, культуре человечества вообще, и в истории, культуре христианской. 

А. Митрофанова 

— Перемена платья, как перемена имени, наверное, перемена сущности. 

Иером. Сергий 

— Традиции тогда пострига ещё, наверное, не существовало, как чина определённого. И поэтому, конечно, когда или одежду свою давали или какие-то атрибуты, элементы своих вещей, то человек как бы включался в этот круг, наверное, общения. 

О. Голосова 

— Да. 

А. Пичугин 

— А когда возникла традиция пострига со всем символизмом: кидание ножниц?.. 

Иером. Сергий 

— Я не готов сказать, мне кажется, это уже 8—9 век. 

А. Пичугин 

— Кстати, а на Западе, в западной монашеской традиции, она тоже существует такая же с постригом? 

О. Голосова 

— Да. 

Иером. Сергий 

— Постриг есть, но он отличается, конечно, от нашего пострига. 

О. Голосова 

— Сам ритуал отличается. 

Иером. Сергий 

— Там и возложение рук присутствует. 

А. Пичугин 

— А здесь просто перемена одежды. То есть перемена одежды символически трактуется как оставление предыдущего образа жизни. И это какое-то вретище, рубище, в котором человек дальше отправляется странствовать. 

О. Голосова 

— Знаете, здесь есть целая глава, она называется очень просто «В поисках одеяния». Вот я её сейчас открою, и здесь есть объяснение этому моменту, потому что на самом деле это очень важно. Испокон веков, с самой древности одежда человека, если мы обратимся к любым священным писаниям вообще и Библии в частности, помните, что дал Господь Адаме и Еве, когда они согрешили и он изгоняет их из рая? «И одел Он их в ризы кожаные», — вот первое переодевание в истории человечества. Одежда — это жёстко кодифицированный символ человеческого сознания. 

А. Митрофанова 

— И это наследие первородного греха, ведь до грехопадения не было нужды у человека одеваться.  

О. Голосова 

— Да. Потому что это символ сознания: до грехопадения, как учит нас мистическое богословие, у человека не было самосознания. Это плод грехопадения — «и будете, как боги, и будете знать добро и зло». Это различение, это появление в мире дуализма, раскола, из целостного становится два: да и нет, плюс и минус, день и ночь. 

А. Пичугин 

— У нас перерыв небольшой, давайте продолжим через минуту. Напомню, что иеромонах Сергий (Филиппов), настоятель подворья Новоспасского монастыря в Сумароково; Ольга Голосова — главный редактор издательства «Лепта» и автор книги, которую мы здесь сегодня представляем. Книга «Преподобный Венедикт Нурсийский. Свет тёмных веков» вышла в издательстве «Лепта» и в серии «Святые неразделённой Церкви» и стала первой книгой этой серии, которая, надеемся, будет продолжаться и мы здесь о ней будем говорить. Через минуту мы продолжим про Венедикта Нурсийского. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин. 

А. Митрофанова 

— Ещё раз добрый «Светлый вечер», дорогие слушатели. Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что у нас в гостях иеромонах Сергий (Филиппов), настоятель подворья Новоспасского монастыря в селе Сумароково, где будет строиться храм во имя преподобного Венедикта Нурсийского, которого в западной традиции называют Бенедиктом, собственно, это именно тот человек, к которому восходит традиция бенедиктинского монашества. Это святой неразделённой Церкви, шестого века, мы сегодня о нём говорим. Для меня, например, этот разговор бесценен, потому что я крайне мало знаю о нём, а мне безумно интересно разобраться, что же это за личность такая была — каким должен быть человек, как он должен гореть, чтобы до наших дней от него дошла монашеская традиция и чтобы сохранилось его почитание ещё и в Восточной Церкви, где множество своих святых и примеров, и образцов монашеской жизни. И в общем, это прям что-то такое совершенно уникальное, но есть в истории Церкви настолько уникальные люди, их много. Ольга Голосова — главный редактор издательства «Лепта» и автор книги о преподобном Венедикте Нурсийском, у которой есть подзаголовок «Свет тёмных веков». Ольга, и вот мне бы хотелось в начале второй части нашего разговора обратиться именно к этому определению. Знаете, мне ваша книга чем дальше, тем больше нравится. Она мне с первого взгляда понравилась — она так красиво издана, она так убедительно написана, толково составлена. Картина эпохи — когда открываешь и проваливаешься в содержание, когда чувствуешь кончиками пальцев фактически, вот тактильные ощущения возникают от того времени, в котором жил герой этой книги — это бесценный авторский дар. При этом я, как вам сказать, каждый раз, когда слышу, как Средневековье называют «тёмным временем», «тёмными веками», у меня внутри чувство протеста возникает: ну как же так? Как может «тёмное время» породить равеннские мозаики? Не обязательно ехать в Равенну, чтобы увидеть, что это такое, можно, пожалуйста, погуглить: откройте прямо сейчас интернет, посмотрите равеннские мозаики. Если что-либо прекрасное существует на свете — хорошо, сопоставимое с этим, да, пожалуйста, но более прекрасного, по-моему, я ничего не видела. Музей Клюни, где потрясающие шпалеры средневековые висят, таких цветов, с такими сюжетами, с такими небесными женщинами, ангелоподобными, и плачущими зайцами, и чем-то там ещё — такое мог создать только человек, у которого не тёмное сознание, а наоборот, который живёт в каком-то потоке света. Витражи какие-нибудь посмотреть средневековых соборов. У нас, к сожалению, от Средних веков-то... 

О. Голосова 

— Да, в Пушкинском музее три отрывка. 

А. Митрофанова 

— Вот. Всё-таки что-то урвать можно. Есть интернет, есть всякие виртуальные экскурсии — как это можно назвать «тёмными веками»? 

О. Голосова 

— Это, если мы будем говорить о медиевистике как науке об истории Средних веков, то там существует периодизация, которая называется «Раннее Средневековье», «Развитое Средневековье» и «Позднее Средневековье», собственно говоря которое переходит в эпоху Возрождения. И «тёмными веками»... это получило вначале, скажем так, некое жаргонное название среди учёных, потому что об этой эпохе сохранилось меньше всего письменных памятников. 

А. Пичугин 

— И вплоть до того, что, считается, Западная Европа на тот момент достаточно сильно отставала от Византии, которая в тот момент находилась на пике расцвета. И вот к концу «тёмных веков» Византия  стала переживать очередной сильный кризис политический внутренний, да и внешний тоже, связанный со всеми арабскими нашествиями, и пошла резко вниз. А Западная Европа начала развиваться очень такими активными темпами, а до этого она отставала и от Византии, и от Китая, и от ряда тогда уже исламизирующихся регионов. 

А. Митрофанова 

— Но до этого её, если я правильно понимаю, после падения Римской империи просто дербанили, простите за это слово, на части... 

О. Голосова 

— Да, вандалы, готы, варвары, вестготы, остготы, лангобарды и много всяких интересных личностей. 

Иером. Сергий 

— Здесь, мне кажется, ещё один вопрос, что термин «тёмные века», опять же, это и наследие отчасти эпохи Просвещения, когда Церковь противопоставлялась и науке, и гуманизму, и всему светлому, что к нам пришло в жизнь, а тогда отсутствовало. 

А. Пичугин 

— Вообще, современное понятие науки мы отсчитываем... 

О. Голосова 

— От Вольтера. 

А. Пичугин 

— От эпохи Просвещения. 

О. Голосова 

— От энциклопедии Дидро и Вольтера. 

А. Пичугин 

— Нет, чуть-чуть пораньше, всё-таки конец шестнадцатого — начало семнадцатого века — начинаются процессы в науке, которые дали толчок определению их, как начала отсчёта современной науки. 

О. Голосова 

— Это Декарт, Ньютон и Лейбниц, если будем говорить об этих учёных. 

А. Митрофанова 

— Всё выдающиеся люди. 

О. Голосова 

— Но мне бы хотелось бы внести некую поправку в термин «тёмные века». В этот момент происходит феномен, который так и не стал известен Византии, вернее, стал известен очень поздно. В эпоху так называемых «тёмных веков» именно Западная Европа рождает голубой цвет. Античной цивилизации не был известен синий цвет и голубой. 

А. Пичугин 

— Византия его заимствовала потом. 

О. Голосова 

— Византия заимствовала его именно у живописцев тех самых «тёмных веков» той самой Западной Европы. 

А. Митрофанова 

— В Шартре потрясающий собор с витражами, самый известный из которых... как же он называется правильно? Пресвятая Богородица — то ли «Синяя», то ли «Голубая», вот как-то «Голубая Дама»... 

О. Голосова 

— «Голубая Дама» её называли. 

А. Митрофанова 

— Да-да, точно! С таким невероятным синим цветом, что от его красоты можно просто ослепнуть. 

О.  Голосова 

— Вот осознавание и способность различить синий цвет, собственно говоря, означало развитие определённых зон мозга, которые повлияли на восприятие. Именно это послужило толчком к множеству откровений. 

А. Митрофанова 

— В каком смысле откровений? 

О. Голосова 

— Мистических откровений, озарений, инсайтов психологических. Потому что спектр синего цвета, воспринимаемый глазом, естественно, он имеет определённую длину волны, как любой цвет, но он может восприниматься только в том случае, если анализаторная система уже, скажем так, эволюционировала. Восприятие цвета влечёт за собой эволюцию в восприятии, соответственно эволюцию в сознании. 

А. Митрофанова 

— Как интересно! 

О. Голосова 

— Впервые об этом заговорил Ньютон, исследовал это очень подробно Гёте, потому что Гёте создал теорию цветового спектра, на которой 300 лет базировалась вся художественная школа. 

А. Митрофанова 

— Про синий цвет можно чуть подробнее? Открытие синего цвета символизировало что? Или обозначило начало чего? 

О. Голосова 

— Это обозначило подъём взгляда человека вверх, устремление от низа — телесного и бытийного: в поте лица будешь возделывать землю, их праха взят — в прах обратишься. Человек из сознания горизонтали перешёл в сознание вертикали, он поднял глаза вверх. 

А. Митрофанова 

— То есть он осознал себя не набором молекул, хотя про молекулы тогда ничего не знали, но не прахом... 

О. Голосова 

— Не животным, одним из многих, а творением Божьим — это прямое следствие христианства. И прямое осмысление христианства монахами-аскетами, если мы вспомним о так называемых позах молитвы, то впервые в молитвенной позе в западной традиции (я не беру сейчас иудаизм) появляется моление руками вверх — моление, где глаза подняты кверху. Мы видим эту позу у святых, на фресках и в живописи раннего Средневековья. Глаза устремляются вверх. С точки зрения того, что происходит в этот момент с мозгом, я даже не буду углубляться. То есть это перестройка всех нейрональных схем, это полное изменение сознание. И всплеском этого является Клюни, аббат Сюжер и рождение готики. 

А. Пичугин 

— Приходите к нам подробнее об этом поговорить. А сейчас мы просто давайте вернёмся к Венедикту. 

О. Голосова 

— Извините, просто про «тёмные века» и синий цвет, прошу прощения! 

А. Пичугин 

— Нет, это очень интересно. Это настолько интересно, что я готов целую программу этому посвятить. Приходите, мы обязательно поговорим. Я просто понимаю, что начинаю заслушиваться и мы к Венедикту уже не вернёмся. 

А. Митрофанова 

— Я тоже сижу, разинув рот, а у нас всё-таки, да, немножко другая тема. 

А. Пичугин 

— Мне вот очень интересно — сейчас пойдём по его биографической части, — где он воспринял устав. Всё-таки действительно бенедиктинский устав во многом перекликается с уставами Восточной Церкви. Где Венедикт с ними знакомился? 

О. Голосова 

— Во-первых, мы знаем, что в те времена ходили списки с Устава Саввы Освященного и Устава Иоанна Кассиана Римлянина — это был первый монашеский устав. Так называемый Устав Антония Великого дошёл до нас в воспоминаниях Афанасия и его ученика. Собственно говоря, уставом в полном смысле это было сложно назвать. Впервые законченный вид Устав приобретает именно у Иоанна Кассиана Римлянина. И как показывают текстологические исследования, именно этот Устав лёг в основу Устава преподобного Венедикта. Колоссальное различие и новшество Устава преподобного Венедикта, опять же, связано с его характером и темпераментом. Всё в этой жизни связано с человеком, который несёт что-то в мир, всё преломляется через его личность и сознание. Венедикт был очень последовательным человеком, который ставил себе цели и твёрдо шёл к ним. Он обладал колоссальными организаторскими талантами. И всё, что он написал в своём Уставе, он написал своим потом и кровью. Там нет ни одного слова, которого бы он не исполнил. Он создавал этот Устав 20 лет, настоятельствуя сначала в Субиако, потом в Монте-Кассино. 

А. Пичугин 

— А он его целенаправленно создавал или какие-то обстоятельства, жизненные или церковные, его подвигали к неким реформам, которые потом легли в основу Устава? 

О. Голосова 

— Он создавал его, я думаю, абсолютно сознательно, потому что он хотел дать монахам такое руководство, которое позволило бы любому человеку, следуя этим наставлениям, достичь определённых степеней духовного развития. Он заканчивает свой Устав словами «кто исполнит это, перед тем откроется дорога к святости, и тогда он может читать другое, и я тут останавливаюсь», — я так дословно пересказываю. Он указал путь, он проложил маршрут и дал последовательность исполнения действий, практику, которая позволит человеку взрасти до новой ступени своего развития. И он это сделал сознательно. 

Иером. Сергий 

— То есть это очень чёткий, такой практичный свод правил. То есть взяв за основу восточную традицию, он её переработал для западного человека, со своим мышлением, со своим менталитетом... 

О. Голосова 

— И со своей средой обитания климатической. 

Иером. Сергий 

— Да, естественно, потому что это очень важно — не только какой-то мистический опыт, а практический: как, собственно, с восхода солнца до его заката провести этот день с пользой для души и тела. Но не всем даже такой лёгкий Устав преподобного Венедикта был по силам. И мы знаем из жития, что... 

А. Митрофанова 

— А он лёгкий? 

Иером. Сергий 

— Ну, в наше время, наверное, тяжёлый. 

О. Голосова 

— В наше время, по-моему, всё тяжело. 

А. Митрофанова 

— Вообще, в принципе проснуться тяжело... 

О. Голосова 

— Да, за что не хватишься — всё тяжело. 

Иером. Сергий 

— Да, но вот он был не всем по силам даже в его время. И монахи очень часто бунтовали, известен случай, когда преподобного Венедикта просто выгнали из монастыря как своего игумена, потому что монахи не захотели ни ему подчиняться, ни Уставу его. 

А. Митрофанова 

— Я читала, что чуть ли не отравили его. 

Иером. Сергий 

— Были даже попытки отравить, да, но Господь хранил своего праведника. 

А. Митрофанова 

— Удивительное дело, ведь когда мы о христианстве пытаемся говорить с точки зрения правил: туда не ходи, сюда ходи, иначе что-нибудь в голову попадёт и мёртвый будешь — не работает это. Не существует чётких правил, что вот если ты будешь делать вот это, это и это, всё — ты спасёшься. А как в таком случае относиться к монашескому уставу? Ведь бывают совершенно парадоксальные вещи. Бывает то, что во имя спасения жизни человека, как раз-таки требуется нарушить какой-то устав. 

Иером. Сергий 

— Да, бывают и такие ситуации, но мы говорим о том, что преподобный Венедикт создал Устав общежительной жизни, то есть Устав устройства общины, когда люди собрались в одном месте, в одно время для того, чтобы идти к одной цели. И конечно, это требует организации: пространства, труда, времени. И люди должны подчиняться этим правилам, то есть преподобный не говорит о каком-то мистическом опыте, духовном опыте. То есть, конечно, есть определённый минимум молитвенного правила, но остальное решается с духовником непосредственно. Как в школе, в семье есть свои правила жизни, которые устанавливает глава организации, так и здесь. 

А. Митрофанова 

— То есть это такой краткий распорядок дня и техника безопасности, условно говоря, да? 

О. Голосова 

— Знаете, я бы ещё добавила, что Венедикт Нурсийский всё-таки низвёл монахов с небес на землю. 

А. Митрофанова 

— В каком смысле?  

О. Голосова 

— Если мы возьмём Фиваиду и опыт аскетов и отшельников Египта, то мы увидим, что там плоть презираема. И об этом тоже можно много поговорить с богословской точки зрения. Венедикт изъял презрение к плоти из монашеского устава — монахи очень плотские люди для него. Поэтому там есть: во что одеться зимой, что сделать, чтобы быть здоровым, и как жить, чтобы телесно можно было существовать и питать тело. Он ввёл в монашеский устав очень много допущений с точки зрения еды и питания. Он был очень милосердным настоятелем. 

А. Пичугин 

— Его не обвиняли в этом? 

О. Голосова 

— Его обвиняли в жестокосердии обычно. 

А. Митрофанова 

— Ну как это так, но что это такое, ну почему?! 

О. Голосова 

— Знаете, если к вам сейчас придёт человек и скажет: «Я себя очень плохо чувствую». Вы скажете: «Может быть, вы слишком много едите?» Он скажет: «Нет. Это вот совершенно точно, потому что я ем не ту еду, которая мне нужна». Вы скажите: «А какая вам нужна?» — «Ну я бы хотел омаров», — знаете, как в пост оно начинается? 

Иером. Сергий 

— Здесь ещё, может быть, то, что восточная традиция существовала с преподобного Антония, с конца третьего века — начала четвёртого. И многие подвижники... уже два столетия. Преподобный Венедикт, можно сказать, что в основе западного монашества лежит, и он так и именуется основателем западного монашества. 

А. Пичугин 

— Покровитель Европы. 

О. Голосова 

— Мне кажется, важно указать, и об этом есть в книге очень много моментов, я старалась этому уделить внимание: Венедикт Нурсийский считает, и это видно, если внимательно читать его Устав, что сознание человека формируется во взаимодействии с другими людьми. 

А. Митрофанова 

— С этим трудно спорить. 

О. Голосова 

— Но это откровение, это откровение на уровне открытия ядерной бомбы — приблизительно вот такое. Потому что до этого понятие сознания вообще не присутствовало ни в какой философии. 

А. Митрофанова 

— Вот в чём дело. 

О. Голосова 

— Да. И для него «работа есть молитва» — это ведь взаимно переворачивающаяся формула. И мы, опять же, должны вспомнить о его умном делании, которое у него называется «медитацией» — слово, кстати, очень ошельмованное в Православной Церкви, опять же, из-за незнания. 

А. Митрофанова 

— Есть такое, да. 

О. Голосова 

— Если вы возьмёте и наберёте по-латыни слово «медитация», то вы увидите перевод — «размышление». Венедикт сказал, что молиться можно везде, можно читать псалмы, можно об этом размышлять и в это время копать, можно не копать. Для этого он вводит понятие обязательной грамотности. Венедикт первый в истории монашества вводит школы в свой монастырь. Обязательная грамотность: во сколько бы лет туда не поступил человек, он обучался чтению и письму. 

А. Митрофанова 

— Поэтому до сих пор самые лучшие библиотеки — это бенедиктинские библиотеки. 

О. Голосова 

— Они — самые древние. 

А. Пичугин 

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня: иеромонах Сергий (Филиппов), настоятель подворья Новоспасского монастыря в селе Сумароково; Ольга Голосова, главный редактор издательства «Лепта», автор книги, о которой мы сегодня говорим, вернее, о главном герое этой книги — преподобном Венедикте Нурсийском. Что мы знаем про общину Венедикта при его жизни? Кто к нему приходил, как это выглядело? Понятно, что Устав он 20 лет формировал и сформировал в итоге, но есть ли какие-то свидетельства о том, как выглядела община? Для нас самый яркий, наверное, пример, который мы можем себе представить по минимальному количеству источников, которые обрастают некоторыми легендарными подробностями, это монастырь святого Сергия, нынешняя лавра, и поэтому мы представляем, как это выглядело, хотя бы в общих чертах. А вот что мы знаем про Венедикта? 

О. Голосова 

— Про Венедикта мы знаем очень многое, про общину, потому что практически до сих пор любой бенедиктинский монастырь существует по правилам этой общины, включая планировку самого монастыря — это традиция, заложенная преподобным Венедиктом в Монте-Кассино. Монте-Кассино  претерпел множество бедствий, был разрушен и воссоздан, но он воссоздан по тому основному плану, который был заложен преподобным Венедиктом. Один очень приятный момент для любителей культуры: в романе Умберто Эко «Имя розы» прообразом монастыря стал Монте-Кассино, потому что это был крупнейший центр культуры, письменности и книгохранилища во всей Западной Европе — поэтому внешний порядок монастыря и убранство монастыря были списаны оттуда. И что мы знаем про это? Мы знаем это, во-первых, со слов Григория, папы Римского, который написал житие в седьмом веке, то есть менее, чем сто лет спустя после кончины Венедикта, при этом видя Монте-Кассино и то, что там происходит. Мы имеем хроники Монте-Кассино, написанные монте-кассинскими монахами, и они являются источником, на основании которого написана эта книга. Как обычно пишут хроники — не описывают же, что происходит каждый день, описывают то, что происходит, попутно всплывает множество реалий. И мы можем прибегнут к методу культурологической, антропологической реконструкции, на основании археологических данных, культурологических данных и исторических данных. Поэтому в этой книге огромная глава посвящена укладу жизни в монастыре. Я пользовалась как хрониками Монте-Кассино, так и трудами французских медиевистов, потому что они ближе всего стоят к этой традиции, потому что бенедиктинское монашество возникло во Франции как бенедиктинское монашество. То есть монашество во Франции — это бенедиктинское изначально монашество. Хотя первым основателем монастырей был святой Мартин Турский. 

А. Митрофанова 

— Тоже, кстати, почитаемый очень святой. 

О. Голосова 

— Да, храм его на Таганке стоит огромный. 

А. Митрофанова 

— Да-да, и у нас тоже. Вы знаете, поскольку у нас, к сожалению, остаётся не так много времени, мне бы хотелось обратиться сейчас к проекту храма, отец Сергий, вашего, который в Подмосковье на подворье Новоспасского монастыря, в селе Сумароково. Вы будете возводить его сейчас, и храм как раз во имя преподобного Венедикта Нурсийского. 

А. Пичугин 

— Уже начали возводить даже. 

А. Митрофанова 

— Как относятся к этому выбору люди, как прихожане реагируют на имя — что у них здесь будет бенедиктинский, практически, храм? 

Иером. Сергий 

— Так вот как раз цель книги, которую мы сегодня презентуем, это знакомство людей, и не только наших прихожан, а вообще чад Русской Православной Церкви, с преподобным Венедиктом, с его личностью, с его опытом монашеской жизни, чтобы не возникало отторжения при имени Венедикта. Я одному православному говорю: «Завтра будет день памяти преподобного Венедикта», — а он празднуется у нас 27 марта, день его памяти. А он говорит: «А что за святой такой? Православный?»  Я говорю: «Ты наместника Оптиной пустыни знаешь — архимандрита Венедикта?» — тогда он ещё был жив. — «Знаю». — «Он в честь этого святого назван». — «Да. Странно», — наместника знает с таким именем, а святого такого — что-то странное, какой-то неправославный святой. (Смеются.) Вот чтобы не было такого... 

А. Пичугин 

— Вот есть первомученик Стефан, есть несколько ещё святых неразделённой Церкви — вот всё оттуда же. 

А. Митрофанова 

— А святой Валентин? Вообще ужас какой-то. Святой Патрик туда же попал. 

Иером. Сергий 

— Главное, чтобы не было этого отторжения. То есть мы знаем имена, не знаем ни жития, ни подвиг, который они несли, ни наследия. 

А. Митрофанова 

— Главное, что сразу отрицаем. 

О. Голосова 

— А ведь жития все ещё у святого Дмитрия Ростовского написаны — всех таких святых. 

А. Пичугин 

— Но кто их читал? 

О. Голосова 

— Да, это хороший вопрос. 

Иером. Сергий 

— И вот чтобы не было отторжения, возникла идея, ещё раз повторю, такой серии книжной с именами святых неразделённой Церкви: Венедикту Нурсийскому — потому что ему посвящён храм. А храм ему посвящается потому, что он вот лично мне в моих путешествиях по Европе, знакомстве с этой традицией западной очень близок. Конечно, храм в основе и в начале очень большой такой работы. 

А. Пичугин 

— А на каком этапе сейчас строительство? 

Иером. Сергий 

— Сейчас идёт подготовка проектной документации, согласования и поиск средств, потому что участие в строительстве в том числе будут принимать и западные бенедиктинские монашеские общины.  

А. Пичугин 

— Это был следующий вопрос. 

Иером. Сергий 

— Но здесь не только храм, здесь храм с духовно-просветительским комплексом. То есть как раз вот эта книга в рамках деятельности этого комплекса. 

А. Пичугин 

— У вас уже третий храм, если не четвёртый, на территории будет. 

Иером. Сергий 

— Третий на этой территории. У нас ещё один приписной вот недавно освятили. И весь проект храма, комплекса просветительской деятельности получил благословение Святейшего Патриарха Кирилла, то есть мы действуем по благословению. Сроков себе не ставим никаких. 

А. Пичугин 

— Сроки вам священноначалие поставит. 

Иером. Сергий 

— Строительство будет идти своим чередом, просветительская работа — своим. То есть готовятся ещё книги в этой серии, сейчас вот Ольга пишет книгу о святителе Клименте, папе Римском, святом первого века. И я ещё хотел сказать, что о преподобном Венедикте будет ещё одна книга: критическое научное издание его Устава, тоже впервые на русском языке.  

О. Голосова 

— Да, просто впервые его перевёл святитель Феофан Затворник, но это был популярный перевод. И вот сейчас готовится научная редакция этого Устава. 

А. Митрофанова 

— Кстати, про популярный перевод и научный подход: Ольга, ваша книга написана таким популярным языком, я бы сказала, я надеюсь, что вас это не зацепит, не заденет. 

О. Голосова 

— Нет, это была цель, собственно говоря. Это научно-популярное издание — популяризация научных фактов доступным языком, образной речью для того, чтобы люди могли почувствовать эмоционально, присоединиться к этому явлению. 

Иером. Сергий 

— Поэтому не только стиль изложения, но и формат самого издания: вы видите, что огромное количество иллюстраций, и цветных, и рассказывающих об эпохе, о каких-то предметах, которыми пользовался преподобный Венедикт, о его наследии, есть врезки. То есть книга сама по себе очень интересно оформлена. Есть сноски, которые поясняют какие-то термины, терминологию. 

А. Митрофанова 

— Вообще, да, и картинки, и врезы, и какие-то цитаты, и прочее — так, что даже мне понятно становится. 

А. Пичугин 

— Что это за «даже мне»? 

Иером. Сергий 

— То есть эта книга будет интересна всем: и людям с образованием, и без образования, и разных возрастов. 

А. Митрофанова 

— Вот я про это и говорю! 

Иером. Сергий 

— То есть кто-то как к житию подойдёт, кто-то как к описанию эпохи, в которой это всё происходило. 

О. Голосова 

— Вообще, моим желанием было сделать эту эпоху ближе и понятнее, показать, что это не тёмные века. Что, знаете, всё время вспоминается евангельское «Свет во тьме светит», а с другой стороны, если это свет, то что же такое тьма? И в этом смысле «тёмные века» темны для нас. 

Иером. Сергий 

— Из-за нашего невежества. 

А. Пичугин 

— В поэтическом смысле, там всё, что было после «тёмных веков» — развитое Средневековье — порой там гораздо более мрачно. 

О. Голосова 

— Да. Та же самая эпоха инквизиции гораздо более темнее. 

А. Пичугин 

— Кстати, про которую мы тоже мало что знаем, представляем. 

О. Голосова 

— О, это мой конёк: иезуиты, инквизиторы — я прям мечтаю написать про это! (Смеётся.) 

Иером. Сергий 

— Слишком тоже отразилась эпоха Просвещения. 

А. Митрофанова 

— Вообще, да, «тёмные века», которые, как представишь себе... Знаете, часто бывает, что мы сегодня рассыпаны на тысячу проекций внутри себя. И как говорят, что задача христианина — это множество своих внутренних «я» собрать в одно целостное. Мне кажется, в этом смысле люди эпохи Средневековья были куда более цельными, чем мы сегодня. И дело не только в том, что у них было меньше соблазнов, чем у нас. 

О. Голосова 

— Соблазнов всегда одинаково. 

А. Митрофанова 

— Да, а посмотришь на средневековый город, что там на горе на самом видном месте и в центре, откуда потом уже все улицы стекаются в разные стороны: собор, храм... шпиль. И это не только географическая доминанта — это смысловая тоже доминанта. 

Иером. Сергий 

— Поэтому в основе нашего проекта храм, посвящённый личности замечательного святого преподобного Венедикта Нурсийского. 

О. Голосова 

— И так — смысловая доминанта. 

А. Митрофанова 

— Прекрасно! 

Иером. Сергий 

— Книгу можно приобрести, кто пожелает, в книжных магазинах Москвы и в монастырях, и в храмах, и через интернет сейчас многие пользуются — на основных сайтах, книжных порталах она представлена. И я, как идейный вдохновитель проекта, и не только книги, но и храма. 

А. Пичугин 

— Предисловие написали. 

Иером. Сергий 

— Предисловие написал, да. И хотел бы пожелать всем, кто прочитает книгу или хотя бы ознакомится с кратким житием у святителя Димитрия Ростовского, полюбит преподобного Венедикта Нурсийского и будет ему молиться и прибегать за помощью. А день памяти его, напомню, 27 марта. 

А. Пичугин 

— Спасибо вам большое. На самом деле великая вещь, что мы можем об этом поговорить. «Преподобный Венедикт Нурсийский» — так называется книга, автор её Ольга Голосова, она же директор издательства «Лепта», в котором эта книга вышла. Серия называется «Святые неразделённой Церкви», я очень надеюсь, что серия действительно будет продолжаться и будет очень значимой. Мы с Аллой на самом деле уже несколько программ провели про святых неразделённой Церкви и понимаем, и слушатели, которые с этими программами знакомы, что здесь такое поле деятельности — хватит на несколько десятилетий. Спасибо вам большое. С нами был также отец Сергий (Филиппов), настоятель подворья Новоспасского монастыря в селе Сумароково. Спасибо. Алла Митрофанова — 

А. Митрофанова 

— Алексей Пичугин. А можно я напоследок уточню: село Сумароково — в какую сторону ехать, чтобы до вас добраться? 

Иером. Сергий 

— Это западное направление, за Рузой мы находимся, в Рузском районе, ещё 30 километров от Рузы, то есть между Минским и Новорижским шоссе. 

А. Пичугин 

— Да, я же говорю, что это очень красивые места. Я, правда, ни разу, сколько мы здесь говорили про эту ярмарку в селе Сумароково осеннюю, ни разу не доехал. Там Рузское водохранилище рядом... 

О. Голосова 

— Места потрясающей красоты, на самом деле. 

Иером. Сергий 

— Приезжайте, всех жду в гости. 

А. Митрофанова 

— По весне — обязательно! 

А. Пичугин 

— Недалеко от Москвы... почти сто километров, вообще. 

Иером. Сергий 

— 100-120. 

О. Голосова 

— По Новой Риге это быстро. 

А. Пичугин 

— Да, в общем, приезжайте. Спасибо большое, всего доброго. 

А. Митрофанова 

— До свидания. 

О. Голосова 

— Спасибо, до свидания. 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем