"Послушание детей". Семейный час с Туттой Ларсен и протоиереем Артемием Владимировым (29.09.2018) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Послушание детей". Семейный час с Туттой Ларсен и протоиереем Артемием Владимировым (29.09.2018)

* Поделиться

У нас в гостях был духовник Алексеевского женского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.

Разговор шел о том, почему дети часто бывают непослушными и как общаться и взаимодействовать с ребенком, чтобы получать в ответ доброе отношение и искреннее послушание.


Тутта Ларсен

— Здравствуйте, друзья, вы слушаете «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в гостях старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства, протоиерей Артемий Владимиров. Добрый вечер.

Протоиерей Артемий

— Приветствую вас, дорогие наши друзья.

Тутта Ларсен

— Батюшка, хотела сегодня с вами поговорить о послушании. Мне кажется, что это понятие вообще очень сильно изменилось, изменился его смысл за последние даже, может быть, 50 лет, не говоря уже там за последний век.

Протоиерей Артемий

— Со мной трудно говорить о послушании, потому что я не сознаю себя послушным ребенком. Но отрицательным опытом, конечно, поделиться смогу.

Тутта Ларсен

— Ну мне тоже мама говорила о том, что я была невыносима и непослушна, и красный дневник по поведению, хотя сплошные пятерки по предметам. И вот мне кажется, то послушание, которому учили и в котором воспитывали детей даже в середине XX века, не говоря уже о веке XIX, о дореволюционной педагогике, оно кануло в Лету. И не только потому, что общество как-то там развратилось или...

Протоиерей Артемий

— Потеряло ведение человеческой природы.

Тутта Ларсен

— Потеряло скрепы, да. А, наверное, потому что оно в очень большой степени перестало быть актуальным. Сегодня другие дети, и у них другие задачи. и у родителей, которые воспитывают детей, другие задачи. Но может быть, я ошибаюсь. Мне кажется, что сегодня послушание это такая категория, которой невозможно добиться от детей теми методами, которыми это делали наши предки.

Протоиерей Артемий

— Методы, наверное, меняются, но все-таки согласитесь, конечный продукт нам бы хотелось получить в виде юноши или девушки смышленых, спокойных, знающих правила хорошего тона, исполненных доброты и уважения к родителям, имеющих какую-то цель в жизни. Нам не хотелось бы увидеть расхристанных девиц, распоясавшихся молодчиков, каких-то расторможенных личностей с конвульсивными телодвижениями, блуждающим взором, как это говорят, с биполярной раздвоенностью сознания.

Тутта Ларсен

— Ну с одной стороны, нам с детства внушали, что послушание это высшая цель вообще...

Протоиерей Артемий

— Метод.

Тутта Ларсен

— Не цель, а ценность, да. Высшая ценность поведения ребенка — это послушание. С другой стороны, мы с вами прекрасно знаем, что истинных высот, истинных талантов и каких-то открытий в этой жизни достигали, как правило, дети как минимум непоседливые.

Протоиерей Артемий

— Не всегда вписывающиеся в лекала, в прокрустово ложе примерного ребенка, как представляют себе его даже не учителя, а методисты.

Тутта Ларсен

— Ну как-то вот для меня послушание несовместимо ни с творческим началом, ни с пытливым умом, ни с каким-то здоровым любопытством, которое влечет ребенка, заставляя его исследовать мир и себя, и свои отношения с миром. Хотя конечно, хотелось бы, чтобы человек все-таки имел какие-то ориентиры и границы.

Протоиерей Артемий

— Да, я думаю, что в данном случае перед нами возникает мысленная картинка какого-то безынициативного ребенка...

Тутта Ларсен

— Тюфяка какого-то.

Протоиерей Артемий

— Безучастного к окружающим событиям, какого-то такого травоядного, лишенного свободы выбора манекена — нам такая послушливость не нужна. Вы совершенно точно сказали, я тоже об этом подумал, что нам бы нужно так общаться с детьми, так их воспитывать, чтобы они познали свободу как некий «свой обод» — то есть определили, очертили себе границы, красные линии, за которые нельзя переходить. Взять чужое — позор. Ударить девочку (в отношении мальчиков я сейчас говорю) — это нравственное падение. Разговаривать с чужим дядей, который льстивой интонацией пытается увлечь с ребенка с его двора — опасно. В этом смысле мы должны уметь расставлять определенные красные флажки, учить детей правильно реагировать на вызовы, на соблазны. Идеал послушания, наверное, это сознательный выбор в пользу добра, это сознательное изгнание из внутреннего мира души всего нечистого, грязного, худого. И, безусловно, вы правы, сегодня школьными методами, какими-то апробированными в XIX столетии приемами достигнешь не всегда. Но вот действительно вы правы — почитаешь о детстве Марины Цветаевой и Анны Ахматовой (ну XIX, серебряный век это совершенно особая картина, особое состояние нашей творческой интеллигенции), но девушки были такими егозами и такими озорницами — мама, не горюй!

Тутта Ларсен

— Мне кажется, просто послушание в давние времена, оно формировалось кнутом и пряником, и авторитет взрослого был абсолютно непререкаем. Неважно, кто этот взрослый — это мог быть твой близкий человек, а мог быть учитель, а мог быть и посторонний человек, но если он взрослый, то он однозначно достоин уважения и того, чтобы ты выполнял его требования.

Протоиерей Артемий

— К чести малых народов современности — в частности это чеченский народ, восточные народы, — остается в генах молодежи, если она уж не совсем интегрирована в нашу российскую реальность, остается то, о чем вы говорите. К сожалению, русскому народу не повезло. Он за XX столетие, подвергшись в первое десятилетие геноциду, а затем дал себя развратить (не будем все сваливать на внешние условия), восприняв токсины безбожия, обезглавленный в отношении древних государственных традиций, так и не сумел восстановиться. И нам сегодня — я имею в виду родителей, воспитателей, педагогов, — очень непросто найти те приемы, те подходы, которые бы оправдались в общении с детьми и дали бы положительный результат.

Тутта Ларсен

— А кстати, вот тут интересная сейчас у меня мысль, благодаря вам, промелькнула. А все-таки уважение равно послушанию? Уважение к старшим и послушание — это синонимы? Это одно и то же или нет?

Протоиерей Артемий

— Уважение, наверное, это та нравственная категория, то состояние души, которое свои плодом имеет послушливость. Если я действительно уважаю человека и его слово для меня очень важно, то соответственно из любви к нему, из боязни огорчить его, я, безусловно, буду стараться выполнять то, что он мне приказывает или советует. И, напротив, от чего рождается непослушание — от тотального небрежения, наглости, дерзости, своеволия, от непонимания, что служение это единственная дорога чести. От эгоизма, взятого за правило, от самолюбия, возведенного в квадрат и даже в куб. От неправильных подходов самих же взрослых, которые — семь нянек, дитя без глазу, — носятся вокруг вождя краснокожих по или против часовой стрелке, удовлетворяя его сиюминутным прихотям и похотям. Но любя его, не учат любви, чтобы он учился любить окружающих.

Тутта Ларсен

— Но здесь мне вот вспоминается прекрасный сюжет из старого советского фильма, когда взрослый человек говорит ребенку: «Мальчик, хочешь конфетку? — Хочу, дяденька». Дает ему пустой фантик, а мальчик говорит: «Дяденька, ты дурак?» Мне кажется, что у сегодняшнего ребенка проблема с уважением взрослых — вы только что сами сказали, — ну это во многом ответственность самих взрослых, которые не заслуживают уважения. И детская душа, чуткая и внимательная, она видит, что взрослый человек глупый или злой, или он лжет, или он подлый, или завистливый и ведет себя каким-то совершенно неподобающим образом. И слушаться такого человека — ну у ребенка современного ну не возникает никакой потребности, причины нет. Если раньше его просто могли выпороть, и он ну должен был слушать взрослого, просто потому что авторитет взрослого непререкаем, то сегодня взрослые так себя дискредитировали в глазах детей, что вот ну далеко не каждого взрослого можно послушаться. Вы сами говорите, а если какой-то дяденька тебе говорит: уйдем со мной со двора, — его же нельзя послушаться?

Протоиерей Артемий

— Да, вы правы. И нельзя не согласиться, что среда, атмосфера, окружающие ребенка люди — это то, что либо формирует личность и помогает ей, так сказать, вырасти из росточка в цветок, либо эту личность разрушает. Сегодня действительно нет, практически нет того детского мира, того хрустального пространства, которое худо-бедно, пусть дежурными, а иногда прямолинейными методами, но все-таки созидали еще в советскую эпоху. Ребенок сегодня один на один с миром интернета, со взрослыми, которым нет дела или не хватает времени на ребенка — без вины виноватые, дети компьютерного подземелья, подранки, подростки, переростки. Но тем не менее мы сегодня беседуем с нашими радиослушателями, взрослыми, я точно знаю, что наши программы они воспринимают очень серьезно и благожелательно. И если мы не хотим, чтобы наша страна превратилась в стадо человекообразных обезьян или вернулась к какому-то языческому состоянию, нам нужно ставить эти вопросы и находить на них ответы. А то, что вы сейчас сказали, я подтверждаю. Потому что на исповеди у меня много детей, разного возраста приходят на исповедь, во многом потому что я с ними стараюсь беседовать по-человечьи, на человечьем языке и всегда дарю подарки. И часто слышишь вот эти признания: «У меня конфликт с преподавательницей. Сегодня она нас всех назвала дундуками... Батюшка, что мне делать? Учительница орет...» И батюшка выкручивается — авторитет учителя остается таковым, несмотря на недостойных носителей учительской харизмы. И вопросов подчас больше, чем ответов. Если взять послушание, термин «послушание» в самом его высоком виде и образе — ведь часто в церковной среде говорят о послушании, и мы имеем идеал в образе Господа Иисуса Христа, Который из любви к человеческому роду пришел в этот мир и был во всем послушен Отцу. И что же такое послушание в абсолютном смысле слова? Я отвечаю на этот вопрос так: послушание — это стремление быть послушным Создателю, это желание исполнять Его вечный нравственный закон правды и любви. Послушание — это желание свое сердце хранить от зла. Чего требует от нас Господь? Чистоты сердечной. И если ставить вопрос вот так глубоко — «Зайчик мой, — обращается мама к сыну или батюшка к отроку, — помни, что самое главное не заключать сделки со злом. Нужно научиться хранить себя от дурных мыслей от гадких слов, от мерзких поступков. Мы в ответе за мысли, слова и деяния». И вот так направляя взор Мальчиша-Кибальчиша внутрь его собственного сердца, уча его разбираться в мыслях и желаниях, чтобы откидывать, выбрасывать, изгонять одни и, напротив, привечать другие — это и есть по существу нравственное воспитание. Я вот сейчас переиздаю книгу, которая на сей счет была мною в свое время написана и снабжена очень интересными картинками, напоминающими древнерусские миниатюры: девочка чумазая; мальчик, потерявший гребенку, и перед зеркалом стоит, как Страшила. Или, напротив, мальчик, держащий в руках книжку, а вот другой сидит перед телевизором безотрывно, с ножками и рожками. Назвал я эту книгу «Моя первая исповедь», книга по самопознанию. И она была много раз переиздана. И вот я тогда-то и ставил перед собой задачу увлечь маленького читателя самым разнообразным материалом. Я писал в этих главах о жадности, о воровстве, о лукавстве, о прилежании, о умении следить за собой. И сегодня соглашусь с вами. Мы должны — каждый воспитатель, каждый родитель — искать творческие подходы. Сегодня нет партийной, профсоюзной общественности, нет даже единства требования со стороны педагогов. Иногда внешний вид педагогов в светских школах, педагогинь, такой, что мама, не горюй. И поэтому сегодня мы не можем быть однозначно категоричными, общаясь с ребенком. Он зачастую не находит подтверждения наших слов, оглядываясь на окружающих его взрослых. Мне интересно и важно, чтобы дитя полюбило художественное слово, о котором мы недавно разговаривали. А вот если мне важно, чтобы дитя мое получило инъекцию какую-то, как это называется, противоядие против срамной ругани, а вокруг дымовая завеса этих поганых слов, поэтому сегодня я должен быть очень сам, безусловно, на высоте стоя нравственного развития, очень изобретательным, ненавязчивым, остроумным, иногда пуская в ход добрые шутки. Так чтобы дитя не вошло в клинч со мною как с воспитателем, так чтобы оно не переметнулось по ту сторону баррикад, сочтя меня занудой, сочтя меня букой, и не повернулось ко мне задом. И это вот предмет нашего сегодняшнего размышления.

Тутта Ларсен

— Вы слушаете «Семейный час» на радио «Вера». С нашим гостем, протоиереем Артемием Владимировым, говорим о послушании детей. Вот вы упомянули послушание в таком евангельском смысле, в высочайшем смысле этого слова, когда Христос полностью послушен воле Отца, даже до смерти, да, Его человеческой части. И такое же послушание, например, практикуется в монастырях, да, когда ты полностью отсекаешь свою волю и, ну не во всех монастырях, ну например, на Афоне. Сколько историй мы вот слушаем здесь же, на радио «Вера», про каких-то старцев именитых, чьи ученики полностью отсекали свою волю и практиковали тотальное послушание старцу. Ну тут как бы все-таки твое послушание, оно подчинено ну если не святому человеку, если не Богу лично, то все-таки человеку очень высокого духовного склада.

Протоиерей Артемий

— И речь идет о послушнике, который, находясь уже в возрастном состоянии, способен...

Тутта Ларсен

— Сознательно.

Протоиерей Артемий

— Сознательно себя ограничивать ради очищения души, стяжания Божественной благодати. Согласитесь, что наши детки-конфетки — это совсем другой контингент, которые, конечно же, до поры до времени даже не могут вобрать в свой ум того, о чем мы сейчас говорим.

Тутта Ларсен

— Да, но и наши взрослые-конфетки тоже не могут являть собою тот пример духовности, которому, как старцу, хотелось бы таким всецелым образом подчиняться.

Протоиерей Артемий

— Давайте, может быть, спустим наших слушателей на землю и скажем, что сегодня так важно, чтобы сердце взрослого человека понимало, кто такой ребенок — это еще неискушенная во зле, невинная душа. Да не без недостатков, часто заимствованных от родителей — генетика не лженаука, — но это еще цветочек, сочувствующий добру. Конечно, нравственно неопытный, легко увлекающийся. И поэтому в общении с детьми, какими бы они ни были — заторможенными, расторможенными, нормальными или гениальными, — самое главное это теплота человеческого сердца. «Неприятные вещи учиться говорить с приятностью», — так поучают некоторые опытные духовные наставники и воспитатели. Никогда воспитателю не выходить из себя, не спускать полкана. «Гнев не творит правды Божией», — заявляет апостол. И когда сердце взрослого человека холодно, равнодушно, апатично или когда эмоции бьют через край, и воспитатель приносит ребенка в жертву своему неудовольствию, когда во взрослом просто нет любви, а есть какое-то занудство, формализм начетничество — вот тогда воспитуемый предмет будет так или иначе выскальзывать из той зоны, которую мы ему предназначили. Это всегда будет скрытый протест. Либо дитя прогибается под железную руку Феликса Эдмундовича Дзержинского, готовя свой майдан или побег. Либо ребенок сопротивляется, иногда в виде протеста, как Сергей Есенин отреагировал на коммунистическую эру — всесветным хулиганством, дебошами и прочее. Ну ребенок в своей сфере и своих размерах.

Тутта Ларсен

— Ну я вот об этом и говорю. Почему я вообще завела разговор об авторитете взрослых — ведь очень многие взрослые общаются с детьми в такой риторике: я так сказал — поэтому так будет. То есть потому что я взрослый, вот я так сказал и так будет. И ну это не очевидно для ребенка. И это не вызывает желания послушаться.

Протоиерей Артемий

— Безусловно, данное заявление слышишь часто. И это, с моей точки зрения, равнозначно росписи, признании в своем поражении. Это фиаско. Я хочу, потому что я так хочу! Да кто ты такой? Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать! Да ты знаешь, с кем ты говоришь! — и прочее и прочее и прочее. В данном случае, конечно, если мы можем воспитать только маленького революционера. Мы можем воспитать тех семинаристов XIX века и начала XX, которые отстреливали своих педагогов, потом призывали, как Николай Гаврилович Чернышевский, Русь к топору. Нет-нет, сегодня, требуя от ребенка нормативного поведения, мы должны уметь и объяснить ему, чтобы дошло до ума и сердца. Сегодня необходимо сохранять благожелательность и спокойствие. Потому что впустить в сердце не щелочную, не кислотную, а сволочную, простите меня, реакцию — это фиаско. Сегодня необходимо, с моей точки зрения, каждому из нас, взрослых людей, тех, кто общается с детьми, генерировать, накапливать, как в аккумуляторе, сердечное тепло. Такое тепло, о котором наш народ говорит: сердце сердцу весть подает. И думаю, что это та внеклассная работа, которую каждый педагог, воспитатель или родитель, находясь краткое время в уединении, должен выполнять, черпая силы там, где он это может. Для меня источник таких сил — это таинство исповеди, это молитва, это причащение Святых Таин. Для кого-то из наших светских слушателей это картинная галерея — Веласкес, Гойя, прерафаэлиты. Для кого-то это — из тех, кто попроще, я к ним отношусь — живая природа. Вот я слышал, вы недавно были в Норвегии и вернулись оттуда преображенной. И, может быть, поделитесь впечатлениями, как норвежцы воспитывают своих детей?

Тутта Ларсен

— Вы знаете, норвежцы, кстати, очень интересно воспитывают своих детей. У них со времен викингов мало что изменилось, и одной из главных ценностей воспитания детей норвежцы считают самостоятельность и независимость. Там ребенок с самых младых ногтей обучается решать сам свои проблемы.

Протоиерей Артемий

— Как это?

Тутта Ларсен

— А вот так. Сам шнуруешь штаны там, ботинки, сам надеваешь штаны. Шел, упал...

Протоиерей Артемий

— Иначе придется ходить без штанов?

Тутта Ларсен

— Да. Шел, упал — поднимайся, ничего страшного. И вплоть до того, что в Норвегии неприлично просить о помощи. Если ты просишь о помощи — значит, ты слаб. А слаб — значит, недоразвит как-то.

Протоиерей Артемий

— Это не сочетается гордым образом викинга, настоящего мужчины.

Тутта Ларсен

— Да. И это не значит, что если тебе действительно необходима помощь, и ты сам не справляешься, тебе на помощь не придут. Но помощь будет оказана только в том случае, когда она действительно необходима.

Протоиерей Артемий

— Это правда, что норвежцы как-то приучают детей к спартанскому образу жизни? В чем это проявляется?

Тутта Ларсен

— Да, достаточно спартанский образ жизни. Дети с полутора лет идут в ясли. Дети 80 процентов времени в яслях, и в детском саду, и в школе находятся на улице. На улице спят зимой и летом, в комбинезончиках, в конвертах меховых.

Протоиерей Артемий

— В таких подходных условиях.

Тутта Ларсен

— Да, абсолютно. И вообще...

Протоиерей Артемий

— Свежий воздух?

Тутта Ларсен

— И у норвежцев вообще главный вид досуга — это времяпрепровождение на природе, причем достаточно экстремальное. Не так, как у нас: приехал — палатку поставил, шашлыки пожарил и там, я не знаю, песни попел.

Протоиерей Артемий

— Это у взрослых.

Тутта Ларсен

— Да. Ну или у ребенка: посидел на берегу с папой, с удочкой. С удочкой тоже, да. Но норвежцы очень любят хайкинг — это пешие прогулки по горам, причем по самым экстремальным маршрутам, где нет электричества, почти нет цивилизации. У них вся страна...

Протоиерей Артемий

— То есть походы, туризм.

Тутта Ларсен

— Туризм, походы, горные лыжи, рыбалка. Хождение под парусом, охота. В общем-то, такие, очень много проводится на природе.

Протоиерей Артемий

— Но таблицу умножения никто не отменял?

Тутта Ларсен

— Никто не отменял. И школы. И дети норвежские учатся в школе, если мне не изменяет память, с августа по июнь — у них только один месяц каникул. Да. И вот с полутора лет начинают...

Протоиерей Артемий

— Хотя школа, наверное, предусматривает тоже такие выходы и выезды на природу?

Тутта Ларсен

— Безусловно. И вообще вся жизнь норвежца связана с природой, даже если он живет в городе. Они очень ценят свою культуру, очень уважают и любят свою природу. Им не нужно напоминать о сортировке мусора.

Протоиерей Артемий

— Четыре бака разного цвета?

Тутта Ларсен

— Да, у них все это просто на уровне вот...

Протоиерей Артемий

— Автоматизма.

Тутта Ларсен

— «Отче наш». Просто для них это естественно, это их образ жизни. Но у них до двенадцати лет детям не ставят отметки в школе.

Протоиерей Артемий

— Ну это да, есть такие уже педагогические методы. А вот возвращаясь к нашим реалиям, я, например, ценю очень опыт сельских школ. Разъезжая по России, посещая где-нибудь школы в Марий Эле или в верховьях Волги, вот мне очень нравится пришкольная территория — какие-то теплицы, парники, выходы достаточно частые на прополку, вообще близость к земле. Может быть, еще не норвежская концепция проводить вакации во фьордах. Но вот послушание, о котором мы говорим, мне кажется, неразрывно связано с областью созидания, когда ребенок привык не разрушать, а созидать, не вырывать с корнем, а сажать, заботиться, окучивать, чтобы семечко проросло. И такие практические навыки зачастую ребенок разделяет. Так было, конечно, у нас на Руси, когда ребенок входил во весь годовой творческий трудовой процесс и вместе с папой шел за лошадкой, распахивающей участок.

Тутта Ларсен

— Ну вот если Михайло Ломоносов бы был исключительно послушным ребенком, где бы был Михайло Ломоносов? Остался бы там у себя, в этой деревушке Архангелогородской губернии.

Протоиерей Артемий

— Ну это самородок, к которому трудно приложимы общие параметры. Ну кстати, он не против, если мне память не изменяет, он был уже настолько взрослым, что прошел свои азы, он уже...

Тутта Ларсен

— Он в 19 лет ушел.

Протоиерей Артемий

— Практически юношей ушел. И сидя у нас здесь, в Славяно-греко-латинской академии, подвергнулся насмешкам юных митрофанушек, потому что такой дылда, верзила смиренно нагонял то, о чем он не слышал, чего не видел. В результате стал не просто корифеем, а первооткрывателем в области гуманитарных и естественных наук и в искусстве.

Тутта Ларсен

— Мы продолжим нашу беседу через минуту.

Тутта Ларсен

— Вы слушаете «Семейный час» на радио «Вера». В студии Тутта Ларсен и протоиерей Артемий Владимиров, старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства. Вот вы говорили о том, что давая свободу ребенку, обязательно нужно выставлять ему такие красные флажки, за которые он знает, что нельзя заходить. И для меня эта формула очень понятна. Потому что мне родители в детстве давали очень много свободы...

Протоиерей Артемий

— Рассчитывая на вашу сознательность?

Тутта Ларсен

— Да. Как-то так получалось, что моя свобода была прямо пропорциональна степени ответственности, которую на меня возлагали. Я могла там не прийти домой в девять вечера, могла сказать: мам, я буду в одиннадцать. И мама меня не спрашивала, где я гуляю, с кем я гуляю.

Протоиерей Артемий

— В каком возрасте?

Тутта Ларсен

— Ну наверное, лет с двенадцати. Я могла до этого возраста, в более юном мне вообще ключ на шею повесили и все, я была предоставлена самой себе. Я могла и бегать с мальчишками в казаки-разбойники...

Протоиерей Артемий

— Ну ваши родители гении педагогики?

Тутта Ларсен

— Ну видимо, да. И мы, конечно, жили еще в очень таких, невинных условиях, где ребенка можно было...

Протоиерей Артемий

— Не было столько соблазнов.

Тутта Ларсен

— Не было столько соблазнов. Мы жили в маленьком поселке, окруженном лесом, прудом.

Протоиерей Артемий

— Простите, это какое место?

Тутта Ларсен

— Донбасс. Мой поселок родной назывался Ханжёнково-Северный.

Протоиерей Артемий

— Героический Донбасс? Потрясающе.

Тутта Ларсен

— Да, вот шахтерский поселок, вокруг шахты, где пять тысяч жителей, все друг друга знают.

Протоиерей Артемий

— А папа?

Тутта Ларсен

— Папа шахтер был, начальник участка.

Протоиерей Артемий

— У вас папа шахтер?

Тутта Ларсен

— Мой родной папа — радиофизик, но он меня бросил, когда мне исполнилось семь лет. И папа, который меня воспитывал, он был шахтер.

Протоиерей Артемий

— В общем, который стал вторым папой.

Тутта Ларсен

— Я называла его папой. И мое детство все прошло в лесу, в пруду.

Протоиерей Артемий

— При этом вы были читающим ребенком.

Тутта Ларсен

— Да. Ну мы до семи лет моих жили в городе Макеевка, который тогда был индустриальным и достаточно — семьсот тысяч жителей...

Протоиерей Артемий

— Да, кто сейчас не слышал о Макеевке, если следит за событиями.

Тутта Ларсен

— К сожалению, печальными событиями. Моя бабушка была педагогом, и в ее доме собирался весь цвет макеевской интеллигенции. Это был крупный город с кинотеатрами, музеями и так далее. А потом мама вышла замуж за шахтера и уехала с ним в глубинку. И все мое детство прошло там, с семи-восьми лет — с ключом на шее, на велике, вниз головой на деревьях, по пояс ведь день в пруду. Ну и мои родители, они никогда не спрашивали, куда я иду, с кем я иду. И мама никогда в жизни не заглянула в мой дневник, никогда не проверяла домашние задание: сделала — не сделала.

Протоиерей Артемий

— Это необычно.

Тутта Ларсен

— Да. Но при этом все было сделано. Воротнички выстираны и пришиты, младшая сестра забрана из детского сада. Потом у нас еще был приусадебный участок, на котором надо было что-то делать.

Протоиерей Артемий

— Вы забирали?

Тутта Ларсен

— Да, да.

Протоиерей Артемий

— То есть вы были все-таки ребенком, не живущим вольготно.

Тутта Ларсен

— Нет-нет, у меня было много обязанностей. Потом я занималась в музыкальной школе, я должна была еще играть на гитаре домашние задания. И сама в эту школу ходила за тридевять земель, ездила на автобусе. Но при этом вот какое-то доверие родителей ко мне...

Протоиерей Артемий

— Это очень важно.

Тутта Ларсен

— Оно было очень высоким. И мы, у нас всегда были дружеские отношения. Были конфликты, конечно, особенно в подростковом возрасте. Мы и ссорились, и пару раз меня наказывали, и телесно в том числе. Но общий фон моего детства...

Протоиерей Артемий

— Били по попке?

Тутта Ларсен

— Ну да, ремнем... Мама причем. Папа меня, отчим меня не тронул пальцем никогда. И я вспоминаю это как такой просто огромный кредит доверия, выданный мне. И у меня вообще не было никакого подросткового бунта, у меня не было вот этого протеста, там у меня не было желания...

Протоиерей Артемий

— Вот это вековечной проблемы...

Тутта Ларсен

— Отцов и детей.

Протоиерей Артемий

— Я считаю, надуманной — отцов и детей.

Тутта Ларсен

— Да, ее не было абсолютно. Притом что мои родители совершенно не были никакими христианами, и вообще о Боге в семье не говорили.

Протоиерей Артемий

— Еще тогда не... Насколько я знаю, мамочка сейчас у вас верующий человек.

Тутта Ларсен

— Мама — да. И сейчас все — и мама, и сестра, и бабушка моя. К сожалению, она не успела причаститься, но она, конечно, уже в своем возрасте позднем часто обращалась к Богу и с молитвой. Но тогда все были членами партии, мама работала в профкоме там, бабушка преподавала историю обществоведения, — какая уж там вера.

Протоиерей Артемий

— Только на подсознательном уровне.

Тутта Ларсен

— Да. Но я говорю о том, что я прекрасно, я, честно говоря, не знаю, как у них это получилось. Потому что я не могу со своими детьми выстроить настолько доверительные отношения. Мы живем в других обстоятельствах...

Протоиерей Артемий

— Ну сейчас, наверное, так много опасностей и соблазнов, что сегодня поводок особо не отпустишь.

Тутта Ларсен

— О чем и речь. Но с другой стороны, я и не вижу в своих детях, особенно в старшем сыне, такой потребности. Не потребности даже, а такого вот этого понимания, которое было у меня в его возрасте, что свобода — обратная сторона ответственности. И что чем я больше буду слушать своих родителей, чем я больше буду выполнять их требования, тем больше будет мой люфт, тем больше я буду иметь свободы для себя.

Протоиерей Артемий

— Тем свободнее, радостнее вы себя будете чувствовать, тем более взрослыми будете.

Тутта Ларсен

— Именно. А современный ребенок, он хочет свободы взрослой жизни, но совсем не хочет ответственности взрослой жизни. Он хочет оставаться ребенком там, где надо брать на себя ответственность и быть взрослым там, где есть свобода пользования гаджетами, свобода гулять до ночи, есть и пить, что хочу, там я не знаю, развлекаться, а не делать свои дела какие-то и так далее и тому подобное. И, наверное, это тоже какая-то примета времени. Нам очень трудно, родителям, сегодня выстроить именно такой род отношений, когда мы не давим своих детей, не уничтожаем их ломаем, вызывая в них желание протестовать. И в то же время не попускаем, не распускаем до такой степени, чтобы их ну вот там самость какая-то, да, и их свобода слова и личности не превращалась в абсолютно...

Протоиерей Артемий

— В деспотизм маленьких в отношении взрослых.

Тутта Ларсен

— В деспотизм и хамство, да.

Протоиерей Артемий

— А мне кажется, из вашего очень интересного рассказа — я представляю себе, как затаив дыхание, нас сейчас слушают молодые мамы, — наверное, самым ценным для меня была мысль: действительно, как наше время ребенку внедрить в сознание вот это чувство ответственности? Это очень интересный, мне кажется, разворот темы. Потому что когда маленький чувствует себя членом семьи, когда у него есть свои послушания, свои задания, свои обязанности, когда он чувствует себя причастным к родителям и их труду, когда он действительно, подобно часовому, охраняющему склад, боится сделать лишний шаг. Вот чувство ответственности за братика или сестричку и не говорю то, о чем мы читаем в старинных книгах, это ответственность за доброе имя, за дом, за семью...

Тутта Ларсен

— За родину, да.

Протоиерей Артемий

— За родину. Наверное, начинается все с маленького, но это страшно важно. Потому что сегодня поколение 90-х — наши мужчины, которые пропадают тогда, когда супруга рождает второго ребенка или заболевает тяжело. Священник, мы часто с вами говорим о том, с чем встречается священник на исповеди, и не просто с черной неблагодарностью — предательством и изменами, какой-то атрофией нравственного чувства. Наверное, это все «уши», которые выявляются уже во взрослой жизни, а коренятся-то как раз в неправильном воспитании, где дети даже не представляют себя сопряженными, связанными тончайшими и множественными нитями со взрослыми. И думаю, что нравственное воспитание собственно и будет таковым, когда ребенок не ощущает себя отрезанным ломтем, каким-то ионом, свободно блуждающим в кристаллической решетке, но когда он и мыслью, и чувством, и молитвами, и чем только ни сопряжен со своими родителями.

Тутта Ларсен

— Ну да. И здесь все-таки снова всплывает вопрос авторитета. Каким должен быть взрослый, чтобы у ребенка возникло желание его слушаться? А слушаться сегодня для ребенка это не значит, не равно бояться, а все-таки равно уважать, да? То есть это должен быть такой интересный и важный для меня человек.

Протоиерей Артемий

— А если бояться, то бояться огорчить, бояться потерять доверие...

Тутта Ларсен

— Доверие, подвести.

Протоиерей Артемий

— Расположение, лишиться внимания. Как вот Царские дети — я сужу по книгам о Царской семье, — боялись малейшего неудовольствия обожаемого Папа́, Николая Александровича II, не потому что он был излишне строг, а потому что они так любили его.

Тутта Ларсен

— Как взрослому стать авторитетом для ребенка?

Протоиерей Артемий

— Я думаю, ему нужно сохранять всегда нравственное лицо. Вот вы знаете, священникам об этом легко говорить. Мы всегда узнаваемы. Меня вот недавно на телеканале «Спас» в прямом эфире спросила двенадцатилетняя девочка: «Батюшка, а зачем вам такая борода?» Я сказал, что я не хуже Старика Хоттабыча — там борода была очень нужна, он со смыслом выдирал волоски, загадывая желание. Ну шутки шутками, а вот священник, он всегда при своем служении, не только в храме. И заходишь ли ты в «Ашан» или в ресторан, находишься ли ты на пляже — а что, батюшка не человек? — но его узнают, и батюшка должен быть всегда на высоте своего сана. Но не то же ли самое относится и к правильным родителям? Потому что отец не имеет морального права потерять лицо перед своим ребенком. И если мы сохраняем вот эту стать, эту родительскую благодать, мы стараемся быть равными самим себе, мы образом жизни показываем ребенку, что такое служение семье — это одно. Совсем другое, когда папа в вечных контрах с мамой, пузом кверху залег на диван, а то еще и третий год не работает, оправдывая себя сложностями социального порядка. При этом позволяет покрикивать, превращается в какого богдыхана. И конечно, обидно за детей, когда пробуксовывают родители, и незаметно, как песок, уходящий сквозь пальцы, тает их авторитет. И только на Бога остается надеяться, если дитя, входя в возраст, начинает от противного мыслить: «Я никогда не притронусь к спиртному — я встречаю таких людей, — потому что я видел, до какого животного состояния опускался мой отец...». «Я никогда не позволю себе кричать на своих детей, потому что я помню безобразные сцены с истощенной нравственно матерью...». К сожалению, чаще бывает наоборот, и мы невольно задаем программу детям отрицательную, которую те в геометрической прогрессии еще увеличивают, являясь уже не копиями родителей, а какими-то клонами, клоунами, какими-то уже гипертрофированными, такими карикатурными персонажами, научившимися всякому худу от своих папа́ и мама́.

Тутта Ларсен

— Это «Семейный час». У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров, говорим о послушании детей. А еще часто бывает, что разные взрослые требуют от ребенка послушания в разных вещах, иногда в противоположных. Например, мама требует слушаться вот так, папа требует вот так, бабушка эдак, а учительница в школе еще каким-то, четвертым образом.

Протоиерей Артемий

— Такое встречается и в монастырях, когда при неотлаженной, как следует, системе или при отсутствии смирения в самих начальствующих, матушка игуменья благословила одно, мать благочинная изменяет ее решение — и бедные послушницы, сбитые с толку, просто впадают в депрессию, понимая, что двум господам не угодишь. Но еще, наверное, плачевнее обстоит дело с детьми. Если эта разность потенциалов катастрофическая, то есть папа и мама вообще разных жизненных установок, философских, в отношении воспитания воззрений, если они, как Алая и Белая Роза, не говорю, баран и козлица, все время сталкиваются лбами — о, это непрестающая боль моей души! Вот у меня пред глазами одна милая девочка, одной из школ, где я преподаю — милая, симпатичная чрезвычайно живая, подвижная. До поры до времени — сейчас, слава Богу, ситуации изменилась к лучшему, уж не знаю, мои ли молитвы дошли до неба или просто так возобладал здравый разум, — но постоянно папа с мамой ссорились, не могли найти согласия, консенсуса буквально ни по одной проблеме. Я уже чувствовал: тут их то ли глупость, то ли недостаток нравственного развития, то ли просто бесовское искушение, но дитя оказывалось между молотом и наковальней. И отроковица в православной школе учится. И дошло до того, что ребенок принимал то одну, то другую сторону, научился хамить, потом обзываться непозволительными словами в адрес мамы. И, повторяю, вот свершилось какое-то чудо, благодаря нашим хорошим учителям, смягчавшим эту ситуацию и приголубившим ребенка. Я сам старался с ней подружиться и видел, как в ней развивается себялюбие, и неуправляемость, какой-то гонорок, как она обидчива — это неприятно в детях, это позволительно старой киноактрисе. Но вот, слава Тебе, Господи, — мама с папой наконец-то сдружились, слюбились, как говорят, милые не бранятся, только тешатся, — наступило затишье. И вот я вижу, в этом году девочка тринадцати лет просто расцвела. Дорогие мамы и папы, умоляю вас, послушайте старого батюшку! Для психики наших детей, чтобы они не были невротиками, чтобы они не погрузились в какую-то мрачную депрессию, чтобы они не впали в апатию, чтобы они, как ящерицы зимой, не откинули хвостики, нужно все-таки, хоть через силу, научиться друг с другом беседовать на спокойных тонах. А потом потихонечку и улыбнуться друг другу. А потом и обняться, а потом и поцеловаться. Это важно не только для спасения ваших душ, но для того, чтобы дети реально получили путевку в жизнь и выросли творческими, свободными, симпатичными, красивыми, добрыми людьми.

Тутта Ларсен

— А как быть — наверное, здесь уже скорее уместно говорить о подростках, которые более-менее уже сформировались как личности и, наверное, склонны рефлексировать по поводу своих впечатлений, эмоций и, может быть, слышат зов своей совести. Как быть, если то, чего от тебя требует взрослые, чтобы ты послушался в этом месте, а это противоречит твоей совести?

Протоиерей Артемий

— Бывает, конечно, и такое. Действительно мы, педагоги, священники, особенно кто занимается школьным делом, сегодня встречаемся с родителями, не всегда находящимися в адеквате. То есть современные родители встречаются, такие оригинальные папаши и мамаши, которые, с одной стороны, влюблены в собственных детей, то есть ревнуют за них не по разуму, что иногда учат чему-то явно неправильно, учат агрессии. Хотя это катастрофа для ребенка, который привык давать кулаком в морду при малейшем несогласии с его мнением. Вот буквально неделю тому назад — до сих пор на сердце у меня тяжелое какое-то ощущение, — я получил от одной мамы просьбу помолиться: девочка шариковой ручкой ткнула в глаз ребенку. Глазное яблоко — слава Тебе, Господи! — не вытекло. Но представьте себе, это же просто катастрофа и на самом деле уголовное дело. Сейчас, кстати, родители знают свои права и имеют адвокатов. Но кого мы вырастим, когда мы сделали девочку каким-то кактусом? Когда она похожа на Гитлера с его исповеданием исключительности арийской расы. К сожалению, такое моральное уродство сегодня встречается, и тем чаще, чем обеспеченнее родители, живущие в выдуманном элитарном мире и смотрящие на тех, кто отличается с ними, по имущественному цензу от них отличается, как на низкоразвитые существа. В этом смысле, конечно, некоторые дети, вот эта «брильянтовая» молодежь, бывают просто искалеченными. И благо, если жизнь сведет их с нравственными, развитыми, нормальными людьми. Слава Тебе, Господи, мир не без добрых людей. Будь то священник, под влияние которого попадет такая вот золотая рыбка, вплывшая случайно в храм. Или на уровне друзей — бывает, такой ребенок посещает нормальную семью, где между родителями и детьми не товарно-денежные отношения. Но что скрывать, часто мы видим людей нравственно искалеченных. И приходится уже, не осуждая человека, просто молиться, чтобы Господь Сам лучом Своей благодати просветил сумерки душевные и прояснил черты образа Божия в человеке.

Тутта Ларсен

— Что мы можем в финале нашей программы пожелать тем родителям, которым кажется, что их дети очень непослушны?

Протоиерей Артемий

— Ну во-первых, не отчаиваться — надежда не умирает никогда. Во-вторых, не ожесточаться, не озлобляться. Все-таки давайте для себя поймем, что мы имеем дело не с серийными убийцами, не с рецидивистами, но перед нами наши милые, симпатичные дети, унаследовавшие от нас не самые лучшие свойства нашей натуры. В-третьих, давайте, как мы говорили в первой части нашей программы, интересной и актуальной, делать инъекции в собственное сердце — тепла, милости, юмора. Ибо улыбка творит чудеса. И иногда какой-нибудь закоренелый безобразник, Баранкин, который упрямо не хочет быть человеком, и на наш ор и крики, размахивания руками лишь повторяет известную фразу: «А ты давай, давай, меня перевоспитывай!» А когда вдруг столкнется с человеческим отношением, когда увидит полные боли глаза матери, и притом что она не скажет ему лишнего слова, а может быть, заплачет, не крокодильими слезами, — это произведет впечатление. Ну и будемте чаще делиться друг с другом. Давайте возьмемся за руки, друзья, чтобы не пропасть поодиночке. Все-таки на Руси всегда община бытовала, и не только приходская община, но и крестьянская община. Давайте, мамочки, будем знакомиться друг с другом и делиться не только поражениями, но и победами. А самое главное, будем помнить, что мы нужны друг другу. И возьмем у норвежцев их заразительный пример и, снова в поход — рюкзак за спину, и вот золотой осенью на нехоженые тропы. Будем учить детей разводить костры, ставить палатки, о которых вы сказали иронично, но тем не менее они нам нужны, удить с детьми рыбу. И на природе, верим, наших зайчиков коснется Божия благодать.

Тутта Ларсен

— Аминь. С нами был протоиерей Артемий Владимиров, старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства. Вы слушали «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». Всего доброго.

Протоиерей Артемий

— До свидания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем