В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, а также о памяти святых великомученика Димитрия Солунского, священномученика Иоанна (Кочурова) Царскосельского, великомученицы Параскевы (Пятницы), преподобномученицы Анастасии Римляныни и преподобного Нестора Летописца.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». И сегодня у нас в гостях протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке.

Прот. Федор Бородин

— Добрый вечер.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра, в 20-е воскресенье после Пятидесятницы, и на следующей неделе. Как всегда, по традиции мы стараемся понять смысл наступающего воскресенья по тем отрывкам из апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. И завтра мы услышим отрывок из Послания апостола Павла к Галатам, из 1-й главы, стихи с 11-го по 19-й. Ну, тут я даже затрудняюсь, с чего начать свой вопрос. Я ничего не понимаю в том, что говорит апостол, если честно. Вот, он говорит: «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск». Я читаю, все слова понятны, а о чем, непонятно совсем.

Прот. Федор Бородин

— Я бы сакцентировался на словах «открыть во мне Сына Своего». Вот эти слова, давайте их медленно произнесем: «когда Бог, избравший меня от чрева матери, благоволил открыть во мне Сына Своего», — вот это уверение человека, которое каждый из нас когда-то проходил. В человеке открывается благоволением Божьим Иисус Христос для чего-то. Апостол говорит — для того, чтобы я проповедовал язычникам, чтобы я благовествовал Его язычникам. То есть у Бога есть цель. Я вот однажды читал это Послание, и так и замер над этими словами — во мне тоже в какой-то момент открылся Иисус Христос. Я даже помню, как это случилось. Это случилось не в день крещения, а это случилось тогда, когда я отроком читал Евангелие от Иоанна и прочитал о прощении женщины, взятой в прелюбодеяние. И вот я помню этот момент, когда в мою жизнь входит Иисус Христос как личность. И с этого момента Он есть. Понимаете, для чего-то. И вот, может быть, каждому из нас тоже вспомнить этот момент — вот эту первую любовь свою ко Христу: сравнить, какой ты сейчас, как ты любишь, как ты этим живешь, какую часть жизни это занимает? И для чего это случилось? Потому что часто очень мы Господа Иисуса Христа так воспринимаем — для чего Он нам, понимаете. Для чего Он мне? — чтобы помочь в этом, избавить от этого, исцелить от этого, научить этому, сберечь. А для чего Бог нас призывает? У Него какие-то свои цели — мы-то, мы-то Ему хоть как-то послужили? Вот, апостол Павел вот как послужил. Какой был замысел Божий? Что я должен в этом мире успеть сделать и преобразить его немножечко. Вот эти слова я очень люблю из Послания к Галатам.
А то, что касается взаимоотношений с другими апостолами, Послание к Галатам это как раз свидетельство некоторого непонимания между Павлом, его новой традицией, его уверенностью в том, что язычникам совершенно не нужно соблюдать ветхий закон, и позицией христиан и апостолов из Иерусалима, для которых это было даже невозможно слышать, понимаете. Именно поэтому, может быть, достаточно быстро апостола Павла препроводили в Дамаск, потому что с ним, с другой стороны, было очень трудно. Мы себе можем представить любого неофита, есть даже такая злая поговорка: когда один человек в семье становится неофитом, остальные становятся мучениками. А уж апостол Павел с его горячностью, с его талантливейшим словом, конечно, он бросился всем проповедовать сразу. А нужно несколько подрасти — любому человеку, даже Павлу. И поэтому он на несколько лет уходит как бы в тень, для того, чтобы вырасти во Христе. Потому что человек, который вчера уверовал, не должен еще пока проповедовать. В этом была такая мудрость святых апостолов.

М. Борисова

— То есть для нас здесь какое сообщение? Что нужно себя умирять, что не надо бросаться сразу же исполнять первое движение души, которое нам показалось праведным и правильным? Или как?

Прот. Федор Бородин

— Нет, я думаю, что у каждого человека должен происходить внутренний рост. Он должен окрепнуть в своей вере и потом уже проповедовать. И потом уже встать в полный рост и начать говорить о Христе, как это сделал апостол Павел со всей своей и светской образованностью, и иудейской образованностью.

М. Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки. Это 16-я глава, стихи с 19-го по 31-й. Тоже очень знаковый отрывок, хорошо знакомый, я думаю, большинству наших православных радиослушателей. Это притча о богаче и нищем Лазаре, которая звучит в церкви не один раз в течение церковного богослужебного года по разным поводам. Я думаю, что можно вкратце только напомнить, о чем притча. О том, как богач, который всячески притеснял бедняка Лазаря, оказался после смерти в огненном озере, а Лазарь пребывал, скажем так, в раю. И богач просил, чтобы разрешил Авраам смочить палец Лазаря, чтобы освежить хотя бы ему губы, на что получил отказ. Тогда он просил, чтобы Лазаря послали к его братьям, оставшимся еще на земле, чтобы тот объяснил, к чему приводит неправедная жизнь, на что получил тоже отказ и объяснение, что если уж они Моисеева закона не послушались, то зачем посылать им еще кого-то. Вот, смысл этой притчи для нас?

Прот. Федор Бородин

— Вы знаете, поразительно в этой притче это то, что богач никак не притеснял Лазаря — он его просто в упор не видел. Лазарь был для него не человек — это такое обстоятельство уличной жизни, мимо которой, наверное, тебя просто проносят на богатых носилках, или на украшенной колеснице ты проезжаешь, и всё. Ничего не стоило напитать Лазаря — столько оставалось еды, этих крошек или каких-то объедков, он был бы этому рад. Но никто ему не давал этого, просто не было желания. И основной такой посыл этой притчи о том, что если у тебя не было желания помогать другим людям, ты их в упор не видел в течение жизни, то ты не войдешь в Царство Небесное, которое здесь представлено лоном Авраамовым. Очень важная деталь, совершенно переворачивающая мирские представление, она заключается в следующем — у богача нет имени. Нет имени, нету памяти Божией о нем, он бессмыслен пред Богом, он просто какой-то человек. А вот тот, на кого все не обращают внимания — «эй ты, поди сюда», — у него есть имя, понимаете. А имя это память Божия, это та вечная память, о которой мы молимся и пишем имена в записочках наших. Почему? Видимо, этот человек, как говорят святые отцы, просто со смирением принимал свое место и не роптал. Иоанн Златоуст так это объясняет.

М. Борисова

— Но если бы богач попал в ситуацию, когда было бы принято в обществе какую-то часть, как вы говорите, объедков, отдавать тем, кто на улице сидит, лежит. И он бы об этом все равно не думал — он бы делал это не потому, что он считал, что он должен помочь, а делал бы это просто потому, что так принято. Это как-то изменило бы картину?

Прот. Федор Бородин

— Да, изменило бы. Знаете, есть житие такого мученика — Иоанна Хлебодара, который достиг огромного состояния на спекуляции зерном. У него был свой небольшой флот, и он развозил пшеницу в те районы Средиземного моря, где был голод и продавал втридорога. И вот однажды он пировал в своем роскошном особняке, слушая музыку и смотря на танцовщиц. И внезапно все-таки один нищий все-таки через охрану пробрался к нему и стал просить у него еды или денег. Иоанну это настолько было противно, что он взял буханку хлеба и с гневом и руганью кинул в него. А тот схватил ее и, благодаря и кланяясь, ушел. И вот Иоанн ночью увидел сон: его душа была судима ангелами и демонами. И были весы, и на одной чаше весов было всё зло, которое он сделал — все, кого он обездолил, продал в рабство и прочее. И демоны радовались. А на другую ангелам было нечего положить. И Ангел положил эту булку, и она перевесила. Он проснулся в холодном поту. И стал помогать раздавать и в основном выкупать из плена христиан. А потом, когда у него всё кончилось, он продал себя в рабство, чтобы смог вернуться многодетный отец в свое семейство, которое без него могло умереть с голоду. И там был предан смерти за имя Христово. Понимаете, даже и вот такой пример есть у нас. Дело в том, чтобы увидеть в этом страдающем, ничтожном по-мирскому человеке, увидеть брата, понимаете. Ведь обратите внимание, богач говорит Аврааму: «Ну-ка, пошли вот этого». Видите, ничего не изменилось, все равно, как была в лучшем случае прислуга, так и осталась. Пошли его, пусть он мне поможет. Мы-то с тобой богатые, но в разных категориях. Ты там, а я здесь. А это второсортный человек. Мне кажется, что поэтому он осужден — он не увидел в другом человеке брата даже тогда, когда он в огне мучается.

М. Борисова

— Этот эпизод с булкой напоминает, знаете, у Достоевского рассказ о луковке.

Прот. Федор Бородин

— Да.

М. Борисова

— Когда из огненного озера Ангел-Хранитель начинает злую тетку тянуть за то единственное, что она вспомнила доброе, что она сделала в жизни — она нищему, который ее ужасно раздражал, бросила в него луковицей. И вот за эту луковку Ангел пытается вытянуть ее из огненного озера.

Прот. Федор Бородин

— Если не ошибаюсь, вообще, это старый европейский сюжет. По-моему, он есть даже на западной стене Сикстинской капеллы у Микеланджело — как за одно какое-то маленькое, не помню что, поданное когда-то кому-то, человека вытягивают из ада Ангелы. А мне, честно говоря, напоминает это еще другой рассказ. Когда я хочу прошибить своего собеседника и рассказать ему что-то о христианстве, я вспоминаю рассказ отца Димитрия Смирнова о том, как он в начале 90-х был во Франции, и к нему подошел на остановке совсем пожилой человек. Увидел, что он в рясе и сказал: «Вы русский, вы священник?» Это был человек, который был рекрутирован, француз, рекрутированный в немецкую армию, и почему-то он оказался на Восточном фронте, не в Африке, не в Греции, а именно там. Попал в плен. Вот он говорит: «Нас ведут всех, побитых, раненых, оборванных, без погон. Зима, кругом стоят сгоревшие деревни, торчат только черные печи. Стоят женщины, старики и дети, у которых мы убили мужей, сыновей и отцов. И мы с ужасом радуемся, что нас охраняют энкавэдэшники. И вдруг они начинают кидать в нас камни. И я думаю, что я это заслужил. Я беру этот камень и понимаю, что это хлеб». То есть эти голодные люди, они делятся последней едой с теми, кто им причинил столько зла. Вот это о том, что помогать, понимаете, если ты хочешь помогать, ты можешь помогать в любой ситуации — сколько бы у тебя ни было, богат ты или беден.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». В студии Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. На следующей неделе у нас будет возможность поразмышлять о том, в чем схожи и в чем различны подвиги святых мучеников ранних веков христианства и почти наших современников. Мы будем вспоминать великомученика Димитрия Солунского 8-го ноября и священномученика Иоанна Кочурова Царскосельского 13-го ноября. Вот, великомученик Димитрий Солунский, ну, все более-менее ходящие в церковь люди, знают, что это покровитель христианских воинов. И неслучайно Димитровская родительская суббота у нас всегда в церкви происходит накануне празднования памяти святого великомученика Димитрия Солунского. Но в чем, собственно, именно его удивительный жизненный путь? Ведь всё, казалось бы, складывалось очень даже неплохо в его жизни, карьере. Несмотря на то, что времена были такие самые-самые жесткие, ему-то поначалу как раз очень даже и повезло, потому что когда началось Великое гонение, первое время его не трогали. Вообще, как получилось, что такой приличный император как Диоклетиан, вдруг затеял вот такую отвратительную вещь как Великое гонение, причем в самом конце своего правления? Казалось бы, с чего бы вдруг?

Прот. Федор Бородин

— Давно замечено историками, что основные гонения на христиан открывали и инициировали именно хорошие с точки зрения управления империей императоры — патриоты, которые радели не о себе, а радели о стране. Они видели огромную угрозу в христианстве, потому что империя это универсум, и христианство это универсум, который может быть или главным или никаким. И они считали, что две эти стихии природы они не уживутся вместе. В общем, наверное, справедливо считали, потому что Рим приходил к своему упадку, экстенсивное развитие закончилось, новых земель было уже завоевывать негде и не хватало сил. Приток рабов давно остановился. Граждане Рима давно обеднели, потому что те рабы, которые были, отнимали у простолюдинов работу, она всегда дешевле руками рабов могла быть сделана. И другие разные совершенно причины, которые историки лучше объяснят, чем я, они подвели к тому, что в начале IV века ощутимо запахло уже падением, расколом и падением империи. Императоры пытались склеить ее по старым лекалам. И нужны были люди, которые готовы были быть преданными империи и такими жестокими, как были граждане, особенно воины империи в прошлые века. Христиане такими жестокими быть не хотели и такими лояльными к императору не виделись, потому что не приносили жертву его статуе, что, в общем-то, требовалось обязательно и почиталось именно как проявление лояльности власти.

М. Борисова

— Но надо, наверное, напомнить, что к тому моменту, когда начались гонения, Диоклетиан был у власти уже лет 18, и христиане у него по всей империи были во всех слоях общества: были сановники-христиане, были военачальники-христиане, были чиновники имперские христиане, не говоря уже о торговцах. То есть они практически пропитали собой всю ткань имперского общества. И затевая вот эти все новшества — сначала потребовали, чтобы книги сожгли, потом арестовали всех священников, потом потребовали, чтобы священники принесли жертву, потом потребовали, чтобы вообще все принесли жертву. Это ведь задевало не какой-то узкий слой, это задевало практически всё общество. И понять логику такого решения сейчас, по крайней мере, трудно, потому что вместо того, чтобы склеить империю, ты практически работаешь на ее разрушение.

Прот. Федор Бородин

— Ну, вот так вот, к сожалению, он поддался этой логике. И он посчитал это выходом. Конечно, выхода не случилось. Он не знал, что за христианами стоит Господь Иисус Христос, истинный Бог и истинный Человек. Он пытался справиться с этим, как с административной задачей. Разве можно справиться со Христом? Так ему не приходило в голову поглядеть на эти вещи. Я думаю, что он был просто прагматиком. Конечно, никто не верил, что император это полубог, понятное дело. Но ему это было важно, ему было важно, чтобы эти обычаи исполнялись.

М. Борисова

— И, наверное, нужно упомянуть, почему именно Димитрия Солунского так особо почитали у нас на Руси. Дело в том, что в 1197-м году великий князь Всеволод Юрьевич привез во Владимир икону святого, которая, по преданию, была написана на его гробовой доске. И, собственно, с этого момента, с момента принесения этой иконы...

Прот. Федор Бородин

— Которая до сих пор у южных диаконских врат в Успенском соборе Московского Кремля, ее можно увидеть при посещении этого собора.

М. Борисова

— Вот с тех пор, собственно, особое почитание именно этого святого воина-мученика христианского на Руси и остается.

Прот. Федор Бородин

— Я думаю, что это связано, прежде всего, с тем почитанием, которое у него было в Византии, огромным. Дело в том, что положение этого человека было очень высоко при его достаточно молодых годах. Сначала он был синклитиком, то есть сенатором, а потом вообще стал ипатом — это правитель огромной области с очень высоким титулом. Для очень многих людей титул и положение в обществе является чем-то таким, ради чего можно пожертвовать всем остальным. Ну, помните. Генрих Наваррский говорит «Париж стоит мессы».

М. Борисова

— Да.

Прот. Федор Бородин

— Можно отступить от своих религиозных убеждений. И вдруг человек такой блестящей судьбы и карьеры говорит: «Нет, есть вещи, от которых я не отступлю. Ради Христа я готов умереть, умереть страшно и тяжело и всем пожертвовать, но не отдать Христа».

М. Борисова

— Там еще, мне кажется, есть один штрих. Это не мгновенное решение и мгновенное мучение — он к этому готовился, он успел распродать свое имущество и насколько смог, максимально раздать его нуждающимся. И только после этого вышел на свою последнюю голгофу.

Прот. Федор Бородин

— Кстати, это очень распространенный шаг мучеников, потому что люди знали, что милостыня укрепляет духовно человека очень сильно. И перед подвигом раздать милостыню значит укрепиться Божьей помощью. Так очень многие святые делали. Например, великомученик Феодор Стратилат сделал точно так же. Для Димитрия было понятно, что он выходит на бой страшный, потому что его будут мучить и пытаться сломить, сломать, как человека-символа. Ведь предателя мы тоже запоминаем, предателей было много в Великую Отечественную войну, но прежде всего мы помним генерала Власова, потому что генерал. Так же и здесь. Карбышева мы тоже помним, хотя много было народу казнено фашистами за отказ сотрудничества. И точно так же и здесь — если уж ипат не сломлен, то значит, и у всех остальных могут быть силы с Божьей помощью, и может быть слава мученичества.

М. Борисова

— Но совсем иначе пришлось пострадать священномученику Иоанну Кочурову. Вот, тоже удивительная судьба новомучеников и исповедников российских. Собственно, за год до своего мучения он был отправлен приходским священником Екатерининского собора в Царском Селе. Это было в ноябре 1916-го года, а 13-го ноября 1917-го года в Царское Село — я даже не знаю, как их охарактеризовать: революционные массы или революционные кто?

Прот. Федор Бородин

— Воины, солдаты...

М. Борисова

— Вряд ли даже солдаты. Я полагаю, что это была просто толпа, потому что вряд ли солдаты столь изощренно стали бы мучить ни в чем не повинного священника.

Прот. Федор Бородин

— Знаете, как они мучили офицеров?

М. Борисова

— Но это же не офицер.

Прот. Федор Бородин

— В Петрограде как они каждого приезжавшего офицера встречали, как пытали, с каким садистским наслаждением убивали. Очень много свидетельств.

М. Борисова

— То есть толпа фактически просто сразу набросилась на него за что? За то, что он перед этим провел крестный ход с молитвой об умиротворении всех, кто участвует в этой смуте.

Прот. Федор Бородин

— Вы знаете, у Господа нашего Иисуса Христа, в Его словах есть такие: «Ваше время, — Он говорит это тем, кто арестовывает Его в Гефсиманском саду, — и власть тьмы». И наступает логика тьмы. Она нормальному человеку непонятна — человеку, который пытается ориентироваться в своей жизни на свет Божий, она непонятна. И я думаю, что вот этот страшный революционный хаос, который обрушился тогда на нашу страну, это тоже время, про которое можно сказать, что это власть тьмы — когда самые темные низменные человеческие инстинкты вырывались: грабеж, насилие, убийства безнаказанные. И особую ненависть вызывало то, что этому противостоит. А этому противостоит Церковь. Церковь говорит о том, что грешить нельзя не потому, что тебя накажут или посадят, а потому, что нельзя — потому что воля Божья по-другому тебе жить. И, конечно, поэтому надо взорвать храмы, и этот храм взорвали в результате, Екатерининский собор, и памятник Ленину поставили на его месте. Надо убить священников, надо сжечь иконы, надо сжечь святые книги, нельзя их издавать, а надо всё это растоптать. Надо взорвать храм Христа Спасителя со словами «задерем подол матушке-России». То есть, простите, изнасилуем Россию. Вот это насилие такое, то есть всё святое, что есть, попрать. Поэтому нормальной человеческой логики в этих поступках искать не надо — это сатанинская логика.

М. Борисова

— Единственное, что вселяет надежду, то, что несмотря на памятник Ленину, несмотря на то, что даже при новой российской истории ушло много-много лет, закончилось всё хорошо, потому что Екатерининский собор восстановлен на прежнем месте.

Прот. Федор Бородин

— А памятник Ленину сняли.

М. Борисова

— Все-таки. Несмотря на сопротивление очень многих людей, непонятно почему. Но в результате все-таки его...

Прот. Федор Бородин

— Хороший почин. Я бы его распространял.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. На следующей неделе у нас будет повод поразмышлять о том, кто такие святые женщины. И как вообще женщине — легко ли стать святой. Мы будем вспоминать 10-го ноября святую великомученицу Параскеву, нареченную Пятницей. И 11-го ноября преподобномученицу Анастасию Римляныну. Вот, что касается святой великомученицы Параскевы Пятницы, тут вообще всё непонятно. То есть, с одной стороны, ее житие — это житие мученицы первых веков со всеми вытекающими жесткими подробностями. С другой стороны, на протяжении столетий она, по крайней мере, на Руси, с одной стороны, считалась покровительницей христианского брака, хотя сама она отреклась от замужества и приняла подвиг девства. И, с другой стороны, ее иконы, часовни в честь этой святой или даже храмы в честь этой святой были на каждой торговой площади в России, потому что торговым днем считалась пятница, а ее Пятницей нарекли. Что это за святая? И что за парадоксальное отношение к ней в ее памяти?

Прот. Федор Бородин

— Параскева и переводится как «пятница», поэтому у нас это немножко повторение такое. Действительно, это был торговый день, пятница, и она считалась покровительницей. Но и сейчас есть такое отношение очень утилитарное к святым: ты мне помоги в этом, ты мне помоги в этом. Но если это совершается из искреннего чистого глубокого сердца, то святые слышат это и помогают. Действительно, если мы пойдем с вами в любой музей иконы, мы увидим огромное количество икон Параскевы Пятницы, огромное количество. То есть очевидно, что ее икона была практически в каждом храме. Почему именно она, трудно сказать. Вот, целую эпоху поражает образ какого-то святого, и в нем видится именно мученица. Может быть, это явление в одной личности всего Собора святых мучениц так почитается. Как, допустим, у нас на проскомидии отдельно поминаются мученики Георгий, Димитрий, Феодор Тирон и Феодор Стратилат. Остальные мученики не почитаются. Есть, допустим, лики на иконах всех святых, когда в переднем ряду стоят узнаваемые святые, а за ними — нимбы, нимбы, нимбы, как бы уходящие в бесконечность. Вот это самые яркие представители вот этого святого пути. Мне кажется, что она как раз такой и стала для русского человека.

М. Борисова

— Мне кажется, в ее житии есть что-то, очень перекликающееся с житиями новомучеников и исповедников российских ХХ века. Ведь она пострадала при императоре Декии, когда... Вот в советские времена были «тройки», которые выносили вердикт, а при императоре Декии были «пятерки», которые принимали такой экзамен. То есть человек должен был отречься от христианства, принести жертву богам. Мало того, он должен был получить сертификат, должен был получить свидетельство, что он эту процедуру совершил.

Прот. Федор Бородин

— «Либелли», да. «Лейбл» отсюда.

М. Борисова

— И очень многие, к сожалению, не смогли пройти это испытание. И это можно понять, потому что, так же, как в советские времена, все знали, чем закончится заседание «тройки», и тогда тоже знали, что это не мгновенное усекновение мечом или еще какая-то быстрая смерть — это пытки. И то, что великомученица Параскева на это пошла совершенно сознательно в числе, в общем-то, немногих, наверное, я полагаю. Собственно, тех, кто не пошел на это, нельзя даже не осудить, а вообще плохого слова в их адрес сказать невозможно, когда представишь себя на их месте.

Прот. Федор Бородин

— Конечно, не нам судить о них. Надо вспомнить немножко из истории, что это двухгодичное, с 205-го по 255-й год, неслыханное по своей жестокости гонение Декия, жестокость которого повторится только при Диоклетиане через 50 с чем-то лет. Оно, как гром среди ясного неба, зазвучало для Церкви Христовой, в которой уже, в общем-то, все успокоились — уже давно не выполнялись приказы предыдущих императоров, христиане занимали достаточно много постов, многие жили открыто по-христиански. И вот такой покой вдруг был нарушен этим страшным гонением. Причем условия гонения предполагали, что доносчик какую-то часть имущества умершего христианина получал. И вот такое искушение для соседей — донести на своего соседа-христианина, зная, что тот не может сказать, что он не христианин, он скажет, что он — христианин. И получить, получить что-то из его хозяйства или из его территории, или его дом. И вдруг оказалось, что христиан очень много людей ненавидят. Вроде бы привыкли и жили спокойно, а оказалось, что нет, что этот огонь был прямо под ногами, только тонкая пленочка отделяла от него. Это очень трагичное время для Церкви. Действительно, многие под страхом пыток или уже под пытками отказались от Христа. И потом была очень большая проблема, как их принимать, потому что были люди, которые говорили, что человек, который отрекся от Христа, не может быть принят через покаяние в Церковь обратно никогда. И Церковь боролась с этим неправильным мнением, говорила, что покаяние восстанавливает человека. Да, если это священнослужитель, он не возвращался к священному служению. Но тем не менее ни один кающийся грешник не отвергается Церковью. И на примере вот этих людей Церковь решала этот вопрос. Это известная очень история.

М. Борисова

— Но преподобномученица Анастасия Римляныня, собственно, в те же времена пострадала. Единственная разница, что она была сиротой и воспитывала ее община христианская.

Прот. Федор Бородин

— Да, женская монашеская община.

М. Борисова

— И поразительно в ее житии то, что, мало того что она пошла на эти пытки, она столько времени их выносила, что устали ее пытать. В результате отрубили ей голову, потому что уже сами палачи изнемогли от этого занятия. И вместе с ней казнили одного из охраны, стражника Кирилла, который просто пожалел девушку и дал ей воды напиться. То есть этого было достаточно, чтобы и его заодно казнить. Понять, что творилось, невозможно, если не знать историю нашего ХХ века. Потому что, когда начинаешь читать источники документальные, оторопь берет. То есть всё повторяется так, как будто не было веков цивилизации... Когда люди уповают на цивилизацию, сразу хочется вспомнить мучения первых веков христианства, мучения ХХ века. И что дала цивилизация? Ничего.

Прот. Федор Бородин

— Потому что Рим обычно очаровывает своей мощью даже современного исследователя, историка или юношу молодого, которого всё это слушает. А ценой какой жестокости всё это достигалось, какое количество крови... И то же самое повторяется сейчас. Попробуй, скажи об этом, тебе говорят «зато мы в космос полетели», «зато мы войну выиграли». Как будто обязательно надо было убить миллионы людей и запытать сотни тысяч христиан. Но, к сожалению, вы правы, Марина, всё повторяется. Это сатанинская ненависть, понимаете, ко всему, что связано со Христом.

М. Борисова

— Но если следовать этой логике, мы должны отдавать себе отчет, что, как бы благоприятно ни складывались сейчас обстоятельства для Церкви православной, это абсолютно не значит, что, может быть, еще на протяжении нашей жизни всё перевернется...

Прот. Федор Бородин

— Безусловно. И когда мы читаем жития новомучеников, мы видим, как спокойна была их жизнь до революции и ничего не предвещало такого пути страшного. Потому что злоба врага осталась. У меня был такой эпизод в жизни, когда в 90-е годы мой сын, тогда маленький, нечаянно в коридоре санатория столкнулся с пожилым коммунистом, и тот стал его расспрашивать. А когда я подошел, он с гневом набросился на меня: «Чему вы учите своих детей? Мы в космос полетели, Днепрогэс построили и войну выиграли». Я говорю: «Это всё хорошо, но сколько людей вы расстреляли?» И этот человек сжимает кулаки, у него становится стальной взгляд, он смотрит на меня в упор и говорит мне при моем ребенке: «Значит, мало расстреляли». И я понимаю, что если ему сейчас дать наган и возможность, он меня застрелит прямо в лоб или в затылок. Прямо при сыне, как священномученика Иоанна Кочурова. Его же прямо при сыне убили, и сын был так потрясен, что он через три дня умер.

М. Борисова

— 17-летний мальчик.

Прот. Федор Бородин

— Понимаете, на глазах у сына так растерзать отца — вот она, эта звериная сатанинская жестокость.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». В студии Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. На следующей неделе 9-го ноября у нас день памяти преподобного Нестора Летописца. Я думаю, что все, кто помнят еще, как учился в школе, наверняка вспомнят «Повесть временных лет» и ее автора. Но только ли это нам важно и насколько нам важна сама «Повесть временных лет»? И что еще о жизни преподобного Нестора нам важно помнить уже сейчас, для нас в XXI веке?

Прот. Федор Бородин

— Во-первых, нам надо с благодарностью вспоминать этого дивного святого за его труд «Повесть временных лет», потому что это не просто история. Как и любая древнерусская летопись, это некое подражание библейскому взгляду на жизнь. Это, как вот Книги Царств, это как бы попытка написать взгляд Божий на историю израильского народа. И летописцы продолжают именно так размышлять и даже выносить некий суд над историей. Вот, вспомним другую летопись — «Повесть о Батыевом нашествии». Начинается она: «По грехам нашим пришел народ незнаемый, неведомый», — то есть бедствие неминуемо грядет после отступления. И вот этот глубокий христианский взгляд на всё, что происходит, он, конечно, первым на русском языке произнесен и записан Нестором Летописцем. Второе — Нестор это интеллектуал и эрудит своего времени. Он владеет языками, он владеет источниками, он с ними работает, он с ними работает критически настолько, насколько это тогда возможно. И в нем виден человек очень-очень мощного интеллекта. Есть такая точка зрения, что, возможно, он учился в училище при церкви Илии пророка в Киеве на Подоле, которое было открыто еще при князе Владимире, очень ратовавшем о христианском образовании, где учили семи свободным наукам и искусствам: грамматике, риторике, диалектике, арифметике, геометрии, музыке и астрономии. У нас сейчас юношей не учат диалектике и риторике не учат. А что это значит? Это значит, что совершенно в русле европейской системы образования того времени развивалось русское образование, что Русь Киевская была вот таким нормальным обычным...

М. Борисова

— Европейским государством.

Прот. Федор Бородин

— Да. Вот, слово «тривиальный» мы знаем — это три предмета, которые преподавали в начальной школе, тривиум так называемый, у нас осталось такое определение, как что-то самое простое. И вот с этим знанием он пошел не куда-то, а пришел в самое славное место Киева того времени — в монастырь к преподобным Антонию и Феодосию.

М. Борисова

— На самом деле, мы не очень себе представляем. То есть это такое общее место стало — Киево-Печерская Лавра. А что такое Киево-Печерская Лавра в принципе для становления православной Руси, мы не очень понимаем, особенно сейчас, когда это уже другое государство и когда нет возможности у большинства из нас бывать в Киеве и прикасаться к этим святым, бывать в этих пещерах Киево-Печерской Лавры. Вот, все-таки, что для нас важно, почему для нас важно об этом не забывать?

Прот. Федор Бородин

— Вы знаете, Киево-Печерская Лавра это собрание абсолютно беззащитных праведников, которых защищает только Господь, и которыми можно помыкать, снимать с должности и куда-то перемещать и отсылать князьям, но которые в смирении, в молитве, в правде Божьей все равно побеждают всегда. И вот это, скажем, такая единственно верная схема взаимоотношений городского монастыря, его главы, его духовника и князя и общества, которое населяет этот город и тех, кто там есть, она впервые, как некая икона, преподана всем остальным поколениям русских людей именно в киево-печерских житиях святых. Поэтому я всем советую, если вы еще не читали, то обязательно это сделайте, а если читали, то перечитать «Киево-Печерский патерик». Это совершенно потрясающее чтение. Примерно год назад мы его перечитали с моими младшими детьми. И они меня просили: «Папа, пожалуйста, давай „Патерик“ читать». Задавали вопросы, им это было так интересно. Там очень много совершенно драматических таких, которые просто придумать невозможно, и сюжетов и святых героев — тех, кто прошел очень тяжелые испытания и остался верен, тех, кто покрыл и привел через свою любовь даже своих врагов к покаянию, ко Христу, тех, кто впадал в искушение и тех, кто выстоял. Там очень много тех, кто вышел из Киево-Печерского монастыря и стал прославленным святым епископом в разных городах России — в Чернигове, в Ростове, в Новгороде. Понимаете, этой такой рассадник. Это сейчас у нас негативная коннотация у этого слова, а до XIX, даже, наверное, до ХХ века, рассадником называли именно монастыри. Вот этих прекрасных, образованных, горячо молящихся людей по всей стране. Поэтому я всех призываю перечитать «Киево-Печерский патерик» — вы найдете там такую радость и такое утешение, и так вы заново полюбите всех этих святых, они станут вам снова очень родными, если вы когда-то это читали.

М. Борисова

— Давайте вернемся к Нестору Летописцу, именно как к летописцу. Сейчас, мне кажется, очень важный вопрос: зачем христианину историческая память? Ну, почему это актуально — потому что сейчас, если поговорить, скажем, с тридцатилетними людьми, зачастую они интуитивно не распознают, скажем, Александр Невский был до Петра I или после? То есть у них какая-то путаница историческая в голове. Но, с другой стороны, они могут быть верующими, хорошими людьми, добрыми прихожанами. Вот, нужна ли историческая память и почему так важны летописи? И важны ли они?

Прот. Федор Бородин

— Историческая память очень важна, потому что мы можем уклониться от очень многих ошибок, зная ошибки наших предков. И мы можем достичь каких-то высот и побед, зная, как это было в прошлые разы. Очень многое уже же было, понимаете, во взаимоотношении с окрестными народами, с какими-то определенными силами. И если ты это знаешь, то ты отчасти вооружен. Другое дело, что память о святых она еще больше опыта дает, она показывает путь, самый главный путь в нашей жизни — не только меня, как гражданина через историю свой страны и мира, а мой путь в Царство Небесное. Поэтому у преподобного Нестора Летописца, который сам из живых святых, он сам подвижник, постник, его труды это, во-первых, часть «Киево-Печерского патерика», а именно «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского» и «Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба». То есть первый преподобный — Антоний и Феодосий. Я напомню, что именно Феодосий первый игумен, Антоний не был игуменом, Феодосий устроил этот монастырь, он завел там порядки, которые держали этот монастырь до Батыева разорения. А Борис и Глеб это первые, очень быстро канонизированные русские святые. Храмы Бориса и Глеба, во имя их, по-моему, стали строиться через несколько всего десятилетий после их блаженной кончины. То есть в их немножко странном для князей подвиге, вот такого не убийства, когда ты имел на это право, скажем так, русские люди, может быть, благодаря именно преподобному Нестору, увидели подвиг христианский — очень глубокий и очень верный, очень правильный поступок — когда я откажусь от своего, чтобы не пролилась кровь других людей. От молодости, от своего вотчинного Мурома, и, по-моему, Ростова, если я не ошибаюсь, они были князьями, но за меня не прольется кровь. И Нестор, он это и объяснил, понимаете, он это объясняет, что в этом важно, где здесь святость. Потому что, например, наш Президент не понимает подвиг Бориса и Глеба, он об этом открыто говорит. Это светский взгляд на их подвиг. А вот Христов взгляд на историю страны и, значит, на мой путь ко Христу — как раз мы обучаемся ему у преподобного Нестора Летописца.

М. Борисова

— Но получается, что без Нестора Летописца мы так бы и не поняли, почему Православная Церковь канонизировала последнего российского императора.

Прот. Федор Бородин

— Я не готов так это обсуждать, потому что, если бы Господь решил объяснить, то Он нашел бы кого-то другого, если бы Нестор отказался, кто бы это объяснил. Потому что это было очень важно для Господа, это очень важно было понять. Вот такой вот удивительный подвиг.

М. Борисова

— Но, вообще, со святыми всё удивительно. Как до сих пор очень трудно, сколько ни читай, понять, что такое подвиг юродства Христа ради, потому что внешне похожего очень много — ничего общего с Христа ради юродивыми и блаженными эти люди не имеют. А внешне очень похоже. Поэтому тут, как сказать, «экспертиза» святого человека очень важна.

Прот. Федор Бородин

— Это рецепция Церкви, которая сделана через одного человека, скажем так. Но я думаю, что не только в нем дело, их стали почитать очень широко не только потому, что он написал их житие. Просто люди поняли, что это именно подвиг Христов совершили Борис и Глеб.

М. Борисова

— Но как понять? Вот, посмотрите, это был такой век расцвета возможностей для монаха, потому что можно было и аскетическим подвигам предаваться, можно было и как-то иначе служить. Но вот вопрос: как понять, если тебя влечет к разным проявлениям — ради Христа ты хочешь и благотворительностью заниматься, и волонтерством, и в хоре петь, и еще чего-то ты хочешь. Но как понять, что вот именно это нужно делать тебе, именно это для тебя предназначено? Вот Нестор же понял, что ему нужно писать летопись?

Прот. Федор Бородин

— Я думаю, что он спрашивал у преподобного Феодосия, конечно. И в монастыре для того, чтобы тебя сняли с других послушаний и дали тебе возможность писать, во-первых, нужно, чтобы на тебя тратили очень большие суммы, потому что летописание тогда стоило очень дорого — дубленая кожа, из которой делали книги, это мало кто мог себе позволить. А нам, ну что? — подойти к настоятелю приходскому, спросить: «Батюшка, у меня есть три дня в месяц, я хотел бы потрудиться, что-то поделать. Где нужна моя помощь? Я умею то-то, то-то и то-то». И батюшка вам скажет. Потому что иногда человеку хочется прийти в монастырь и свернуть там такие горы, а его там заставляют делать совершенно что-то другое, абсолютно что-то другое. Мы с вами как-то давно обсуждали, и меня это поразило совершенно — из жития Кирилла Белозерского. Это был человек книжный, образованный, очень высокой культуры, который пришел в Симонов монастырь и очень хотел заниматься книгописанием. А его — в пекарню. Так всегда бывает в монастыре. А потом через некоторое время, видимо, он уговорил игумена, его поставили. И вдруг он почувствовал, что благодать Божья его оставила. И он снова попросился в пекарню. Или, как в монастыре Саввы Освященного приняли Иоанна Дамаскина?

М. Борисова

— Кстати, цена ошибки. Потому что запретили заниматься стихосложением, и пока сама Матерь Божья не вмешалась...

Прот. Федор Бородин

— Я не думаю, что это цена ошибки. Я думаю, что это великий Промысл Божий. Понимаете, человек, чтобы так писать о Господе и о Матери Божьей, он должен настолько возрасти в смирении, он должен просто — вот это стекло, через которое вы хотите увидеть то, что за ним, оно должно быть настолько вымыто, что это Господь Иоанну Дамаскину через его духовника такие испытания дал. И именно поэтому это Иоанн Дамаскин. Если бы он сказал: «Да кто ты такой? Я из рода Мансуров, я управлял христианской половиной Дамаска, я хочу сидеть и писать». Было большое количество мест, где бы его приняли. Да и просто в Иерусалиме самом он мог к Патриарху Иерусалимскому прийти и предложить, так сказать, свои умения. Его все знали, его службы пели, его каноны пасхальные, по-моему, и рождественские тогда уже. А он остался. И разгребал нужники, простите. Своими холеными вельможными руками. И он понимал, что это ему надо. И возложил на Господа: Господи, когда Тебе надо будет, если надо будет, тогда да, тогда я буду этим заниматься. И Господь его возвел. И поэтому его тексты такие. Я бы всех еще раз поздравил с памятью Нестора Летописца и попросил бы перечитать этот удивительный текст — его «Киево-Печерский патерик». Вы получите огромное духовное наслаждение, если можно так сказать. Ну, пользу вы получите точно. И вы будете окружены святыми, к которым вы станете обращаться в разных ситуациях за помощью. И они будут вам помогать.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были: Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Прот. Федор Бородин

— До свидания.