«МГУ и Церковь в советские годы». Светлый вечер с Владимиром Кириллиным (11.04.2019) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«МГУ и Церковь в советские годы». Светлый вечер с Владимиром Кириллиным (11.04.2019)

* Поделиться
Владимир Кириллин

Владимир Кириллин

У нас в гостях был заведующий кафедрой филологии Московской Духовной Академии, проректор по науке Сретенской духовной семинарии, профессор, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН Владимир Кириллин.

Наш гость рассказал о времени учебы и работы в Московском Университете и о том, как в советские годы преподаватели Университета повлияли на его приход в Церковь.


Ведущие: Алексей Пичугин и Ксения Толоконникова

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели. В студии светлого радио приветствуем вас мы: я, Алексей Пичугин, и Ксения Толоконникова.

К. Толоконникова

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Это значит, что сегодня четверг, и у нас, как всегда, совместная программа с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Сегодня мы продолжаем наше исследование советского времени и советского церковного времени. С удовольствием представляем нашего гостя — это Владимир Михайлович Кириллин, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, проректор по науке Сретенской духовной семинарии, профессор, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук.

К. Толоконникова

— Добрый вечер, Владимир Михайлович.

А. Пичугин

— Добрый вечер.

В. Кириллин

— Здравствуйте, Ксения, здравствуйте, Алексей. Здравствуйте, дорогие слушатели.

К. Толоконникова

— Вот Леша так громко сказал, что мы занимаемся исследованиями. На самом деле, в этой студии мы занимаемся охотой и собирательством, как первобытные люди. Мы собираем какие-то свидетельства, охотимся на них. Вот мы добыли Владимира Михайловича и сегодня мы его попросим рассказать о том времени, которое вы провели в стенах Московского университета и о том влиянии, может быть, которое преподаватели Московского университета оказали на ваше последующее воцерковление, вхождение в Церковь. Потому что люди же были очень интересные.

В. Кириллин

— В университет я попал после армии. Причем сначала попал в НИИ ядерной физики, где проработал полтора года лаборантом. Был причастен к опытам по выделению кварков, таких сверхэлементарных частиц. Но ничего из этого не получилось, я потом ушел из лаборатории. Ушел, потому что меня переманили на филологический факультет, куда я тоже пришел в лабораторию работать там учебным мастером. И вот с этого момента началась моя жизнь, каким-то образом причастная к филологии, к науке и так далее.

А. Пичугин

— Достаточно резкий поворот: лаборант НИИ ядерной физики и филологический факультет.

В. Кириллин

— Ну да. Я был молодой, после армии, не знал, чем мне заниматься, куда направить свои стопы. Вроде мне нравилась физика. Не хочу сказать, что я был как-то успешен в этом деле. Наверное, это были какие-то романтические умонастроения.

К. Толоконникова

— Да, тогда же все возрастали под влиянием «Девяти дней одного года», всей романтики каких-то наукоградов.

В. Кириллин

— Да. Но по молодости, в общем-то, я, как многие мои современники, увлекся практической литературой — пописывал стихи, посещал литературные объединения. В общем, пытался как-то на этой стезе себя реализовать. Из этого тоже ничего не вышло.

К. Толоконникова

— Вы как-то колебались, весы колебались между физикой и лирикой.

В. Кириллин

— Да. Но это типично было в то время — физики писали стихи, пели песни. Поэты и песенники физикой не занимались, но наукой интересовались.

К. Толоконникова

— Тем не менее, активно выступали. Например, в той же Дубне или в Новосибирском академгородке. Почему-то у меня всплыло в голове солженицынское слово — «сплотка» такая существовала.

В. Кириллин

— Научная среда была очень благодарна в этом смысле и с большим интересом относилась к тому, что происходило у нас в культуре.

К. Толоконникова

— А вы поступили на вечернее отделение?

В. Кириллин

— Да, на вечернее. Причем не сразу. Еще года два я проработал, или три даже, в этой лаборатории. Поздно я поступил на филологический факультет, уже довольно зрелым человеком.

К. Толоконникова

— В каком году?

В. Кириллин

— Мне было 25 уже лет, когда я только поступил на вечернее отделение.

А. Пичугин

— Я думаю, на вечернем отделении люди и старше вас учились.

В. Кириллин

— Да, были и постарше. Я помню, когда я поступал, у нас вообще пенсионер пришел. И поступил! Правда, потом не учился, но поступил.

К. Толоконникова

— А поступить было очень сложно тогда на филологический факультет. И на вечернее отделение было очень сложно поступить.

В. Кириллин

— Я со второй попытки поступил. Первая попытка у меня была провальная.

А. Пичугин

— Вы параллельно работали, если это вечернее отделение. Вы работали там же, в университете?

В. Кириллин

— Я работал там же, учился на подготовительном отделении. Ходил, как сейчас помню, курсы были на журфаке.

К. Толоконникова

— На Моховой.

В. Кириллин

— Да, на Моховой. Я туда ездил. Там был русский язык, литература, все эти курсы я слушал.

А. Пичугин

— А филологический факультет в гуманитарном корпусе?

В. Кириллин

— 1-й гуманитарный корпус.

А. Пичугин

— Там же исторический факультет.

В. Кириллин

— Да.

К. Толоконникова

— А древнерусская литература, как область вашего углубленного интереса, она сразу появилась или как-то постепенно?

В. Кириллин

— Практически сразу, как только я поступил на первый курс. Начались лекции, и я сразу влюбился в древнерусскую литературу. Потом, поскольку я работал на факультете, у меня была возможность посещать еще дневные лекции. Соответственно, те преподаватели, которые пользовались авторитетом среди студенчества, на эти лекции я и ходил.

А. Пичугин

— А как разделялось вечернее и дневное обучение в плане преподавания? То есть маститые профессора, которые в основном составляют известный костяк филологического факультета, они преподавали на дневном. А на вечернем по остаточному принципу? Или и там и там?

В. Кириллин

— Не могу этого сказать. Вот, например, был такой легендарный преподаватель филологического факультета — Николай Иванович Либан, который написал две диссертации в свое время, ни одной не защитил. За первую его посадили, она была, кстати, посвящена древнерусской литературе. За вторую диссертацию — она была посвящена творчеству Николая Семеновича Лескова — его сильно пожурили и не дали защититься. И он всю жизнь был простым преподавателем. Но человек был очень яркий, очень эрудированный.

К. Толоконникова

— И в своей среде очень уважаемый.

В. Кириллин

— Да, и уважаемый в свой среде. Студенты его любили, он прекрасные лекции читал — он был наделен редким ораторским даром и умением увлекать. Он читал и на вечернем отделении в том числе.

К. Толоконникова

— Мне кажется, тогда не было такого, что вечернее отделение было второсортным по отношению к дневному.

В. Кириллин

— У нас были полноценные занятия три раза в неделю по две пары, где-то с половины седьмого они начинались и до половины десятого. Три раза в неделю. Конечно, это не сравнить с дневным отделением, но тем не менее. И шесть лет, на год дольше, чем обычное дневное отделение.

К. Толоконникова

— Возвращаясь к церковной ситуации. Ясно, что древнерусская литература насквозь пропитана вот этими христианскими эманациями, то есть, не будь христианства на Руси, не было бы и древнерусской литературы в том виде, в котором мы ее понимаем. Может быть, я какие-то очень интимные струны затрагиваю, но тем не менее — интерес к Церкви он пробудился благодаря древнерусской литературе? Или напротив, вы выбрали древнерусскую литературу, уже чем-то таким интересуясь?

В. Кириллин

— Мне прямо ответить на этот вопрос трудно. Конечно, я был совершенно далеким человеком от Церкви, вообще от мыслей о вере, о чем-то таком. Единственное, что я о себе думаю и что я вспоминаю — я вспоминаю еще свои детские годы. Бабушка у меня была верующей, но не активной, она не ходила в церковь регулярно. Но день она начинала с молитвы. На Пасху ходила святить куличи и яички и даже меня с собой брала. Мое детство прошло напротив Новодевичьего монастыря.

К. Толоконникова

— А пасху у вас делали дома?

В. Кириллин

— Когда бабушка была молодая еще сравнительно, она делала. А потом все прекратилось. Мы прямо жили напротив Новодевичьего монастыря, там были бараки. Вот в этих бараках прошло мое детство. Сейчас на этом месте большой жилой дом.

А. Пичугин

— Да, я представляю, где это.

К. Толоконникова

— Там грузинский ресторан.

В. Кириллин

— Нет, там ресторана нет. Там какой-то магазин отделочных материалов каких-то.

А. Пичугин

— В сторону Погодинской улицы.

В. Кириллин

— Да, между Погодинской и Большой Пироговской стоит этот дом.

А. Пичугин

— А вы помните вашу первую встречу, помимо воспоминаний о бабушке, помимо детских воспоминаний, когда вы ходили с ней святить куличи, а уже в более зрелом возрасте — какое-то проявление церковности, православия в вашей жизни?

В. Кириллин

— Ну, вот таких встреч, которые запомнились бы, в моей жизни не было. Я только могу констатировать здесь перед всеми слушателями, что живой интерес у меня сопряжен был с моим увлечением древнерусской литературой.

А. Пичугин

— Я вот про это, а не про то, что вдруг произошло какое-то откровение. Нет, я именно про такую встречу.

В. Кириллин

— Во-первых, поразил сам материал. Были яркие преподаватели. Помимо Николая Ивановича Либана, имя которого я называл, был, конечно, Владимир Владимирович Кусков, тоже блестящий лектор, замечательный специалист, авторитетный и так далее, который читал лекции на дневном отделении. Я, конечно, на них ходил. Он был ну просто интереснейшим человеком — он наизусть помнил многие тексты, цитировал, не заглядывая в книжки. Был еще Вячеслав Андрианович Грихин, рано умерший, к сожалению. Тоже очень яркий человек, который у нас вел занятия. Я долгое время занимался у него в семинаре и ходил на спецкурсы. В связи с тем, что была такая система — не только лекции, но спецкурсы и семинары, поэтому люди подбирались по интересам. И соответственно, давались задания. Я помню мое первое задание — надо было сделать доклад, тему доклада я искал сам. Преимущество Московского университета, — я не знаю, как сейчас, — а в мое время заключалось в том, что в Московском университете была научная библиотека имени Горького, в которой было всё.

К. Толоконникова

— И всё выдавали.

В. Кириллин

— И всё выдавали, в отличие от Ленинской библиотеки, где был спецхран, где религиозная литература была, так сказать, за семью замками. И тебя десять раз спросят, зачем тебе такой-то журнал. Когда я пришел в горьковскую научную библиотеку, то я запросто стал получать журналы, во-первых, старые дореволюционные церковные журналы и даже современный советский журнал Московской Патриархии выдавали запросто. И я эти журналы листал в поисках своей темы.

К. Толоконникова

— Вот ничего себе! Научная библиотека Московского университета была подписана на журнал Московской Патриархии. Интересно.

В. Кириллин

— Для меня открылся целый мир, о котором я ничего не знал абсолютно. И не думал никогда, пока не занялся древнерусской литературой, не стал пытаться найти какую-то свою тему и как-то… Я с первого курса стал думать: о чем я буду писать дипломную работу? И как-то сразу это у меня пошло — поиск материалов каких-то, чтение литературы. Открылись какие-то замечательные авторы XIX века, исследователи, русские ученые, филологи, историки прекраснейшие, которые прославили русскую науку своими замечательными исследованиями.

К. Толоконникова

— Буслаев.

В. Кириллин

— И вот как-то в этот мир волшебный я погрузился и уже оттуда не сумел вынырнуть.


А. Пичугин

— Напомним, что в гостях у светлого радио сегодня ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук, профессор, преподаватель Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии Владимир Михайлович Кириллин. Владимир Михайлович, а все-таки это увлечение древнерусской литературой — очень много же людей вместе с вами учились в эти годы, увлекались древнерусской литературой. Тем более, что в 70-е годы по всем направлениям гуманитарной деятельности был такой всплеск интереса именно к Средневековью, он как-то постепенно нарастал с послевоенных времен. И квинтэссенция…

К. Толоконникова

— Он как-то шел рука об руку с интересом к Русскому Северу, к сохранившимся памятникам древнерусского искусства.

А. Пичугин

— Не только Север, наверное. Очень много всего в то время начало с «оттепелью» развиваться — культура того же Юга, археология Юга. Конечно, и Север, Ксения права абсолютно. Это и филология, издается огромное количество книг. Но в людях далеко не всегда случался поворот к христианству, несмотря на то, что это было предметом их изучения.

В. Кириллин

— Разумеется, конечно же. Но у меня вот так случилось. Чем больше я погружался в этот мир, тем больше мне хотелось знать о нем. Естественно, постепенно образовался какой-то круг общения и, слава Богу, в этот круг вошли верующие люди.

К. Толоконникова

— Круг общения именно на филфаке?

В. Кириллин

— Да, на филфаке. Которые, так сказать, почувствовав ищущую душу в моем лице, стали мягко направлять. И в общем, я довольно скоро как-то вышел на путь к Церкви.

К. Толоконникова

— А потом же, читая древнерусские тексты, нельзя же не обратиться к первоисточнику — к Священному Писанию.

В. Кириллин

— Конечно.

К. Толоконникова

— Потому что все они исполнены аллюзий тех или иных, прямых цитат, притч. Без этого обойтись нельзя. А в первый раз вы Евангелие прочитали, взяв его в научной библиотеке МГУ?

В. Кириллин

— Нет. Мне посчастливилось. У меня был один дальний родственник, который был довольно крупным ученым международного уровня. Он окончил свои дни уже как академик. И он ездил за границу, у него были все время заграничные поездки. Он мне просто подарил Библию. Знаете, были такие покетбуки, маленькие Библии…

А. Пичугин

— «Жизнь с Богом».

В. Кириллин

— Да, издательство «Жизнь с Богом», на папиросной бумаге такой тонкой. Вот такая у меня была первая Библия. Я ее всю прочитал, естественно. Ну, вот таким образом получилось. Я не знаю, верующим человеком он был или неверующим, но почему-то он мне ее подарил, эту Библию.

А. Пичугин

— А по учебе вам приходилось встречаться с Аверинцевым, с Лосевым?

В. Кириллин

— Я ходил на лекции Аверинцева. С Лосевым не приходилось встречаться. А на лекции Аверинцева я ходил, на лекции Козаржевского я ходил.

А. Пичугин

— На исторический факультет.

В. Кириллин

— Да, на историческом факультете. Но он у нас и на филфаке почитывал, по-моему, что-то. Тогда была какая-то жизнь, какие-то знаменитости приезжали на филологический факультет с лекциями и так далее. Была легендарная фигура Никиты Ильича Толстого. Про него рассказывали всяческие интересные анекдоты — как он крестился на церковь, проезжая мимо храма в каком-нибудь автобусе.

А. Пичугин

— Да, я это про него тоже слышал.

В. Кириллин

— Он был тоже яркий, интересный человек, увлекающий, привлекал молодежь к себе. Было огромное количество желающих у него учиться.

К. Толоконникова

— А что он читал?

В. Кириллин

— Он читал славяноведение, какие-то связанные с народной славянской культурой вещи. Даже не знаю, о чем продолжить сейчас свой рассказ.

К. Толоконникова

— Я бы хотела подробнее поговорить о Владимире Владимировиче Кускове. Очень интересный он был человек. И биография у него такая очень любопытная, и огромное число научных работ и особая метода преподавания. Ведь, насколько я знаю, он был внуком священника. Он родился еще до революции. Потом учился, несмотря на то, что его отец был репрессирован, он учился в ИФЛИ. И впоследствии всю жизнь занимался древнерусской литературой. Мне рассказывали, что своих студентов он непременно возил на экскурсию в Троице-Сергиеву лавру, что такое введение учеников в церковный контекст ему представлялось необходимым.

А. Пичугин

— Прежде, чем Владимир Михайлович ответит — ты говоришь, возил в Троице-Сергиеву лавру. У меня такой вопрос. Когда я учился, у нас были преподаватели Московского университета, которые на историческом факультете постоянно возили студентов на экскурсии, потому что так делали у них на истфаке МГУ на протяжении многих-многих лет.

К. Толоконникова

— То есть они продолжали традицию.

А. Пичугин

— Да, они продолжали традицию. Соответственно, мне интересно — это же были экскурсии, в основном, если речь шла о первых курсах Древней Руси, в какие-то окрест московские места, в том числе в монастыри, закрытые музейные монастыри. А вот как обстояло дело с Троице-Сергиевой лаврой? Это интересно, потому что все-таки действующий монастырь, с одной стороны, — всех иностранцев туда возят. А с другой, если такого обычного советского студента привезти, тут уже возникают некоторые нюансы.

В. Кириллин

— Вы знаете, видимо, что-то уже в атмосфере изменилось. Я учился во второй половине 70-х годов, в начале 80-х. Действительно, я ездил в Троице-Сергиеву лавру…

А. Пичугин

— Сами?

В. Кириллин

— Нет, вместе — не с Владимиром Владимировичем Кусковым, о котором мы еще говорим, я надеюсь, а с Вячеславом Андриановичем Грихиным. Я посещал его семинар, и он всех своих семинаристов — мы выезжали в какие-то воскресные дни, выезжали в лавру. Он ходил, сам показывал. Мы ходили по храмам, он рассказывал, что есть что, как храм устроен. Естественно, мы мало что еще понимали в этом. Он рассказывал об иконостасе, показывал нам роспись на стенах, рассказывал, кто есть, что есть и так далее. И по лавре мы ходили, он объяснял, какие храмы, когда возникли, когда монастырь возник, историю монастыря. Он тоже был замечательным интересным рассказчиком. Таким образом он как-то вовлекал в эту сторону жизни. У него, кстати, и вид был такой — похож он был на семинариста: с длинными волосами, такой несколько….

К. Толоконникова

— Отчасти даже несколько богемный, я бы сказала.

В. Кириллин

— Да, да, богемный. И у нас, у студентов, о наших преподавателях было такое негласное мнение, что — ну да,  это верующий человек. Хотя никто об этом напрямую не говорил никогда, но…

К. Толоконникова

— А как это понималось, как это осязалось?

В. Кириллин

— Видимо, осязалось по отношению преподавателей к людям. Вот Алексей коснулся вопроса традиции. Действительно, в университете была традиция — преподаватели, ведущие свои семинары, они играли роль отцов для своих студентов: они их опекали и просвещали во всем, не ограничиваясь своим предметом. Это было служение — служение науке, делу просвещения, делу преподавания, делу научения молодых людей чему-то. Естественно, они представляли собой определенный пример, на который мы, молодые ребята, смотрели с большим пиететом и с большим уважением, с почтением и так далее. Ловя каждое слово. В определенном смысле преподаватели были для нас чем-то вроде священников, хороших священников.

К. Толоконникова

— Я вот сейчас думаю, что они были чем-то вроде восприемников, настоящих восприемников, которые вводили своих студентов, с одной стороны, в мир науки, в храм науки, а с другой стороны, как это произошло в вашем случае, практически просто в храм.

В. Кириллин

— Наверное, так, да.

А. Пичугин

— Московский университет одно из немногих мест — такого даже нельзя про Московскую духовную академию сказать, что там была преемственность какая-то. Церквей было мало, там тоже линия духовенства прерывалась, потому что погибли в лагерях, их заменяли священники другой традиции — православной, но другой, — приехавшие в основном из Украины. Новое поколение уже из семинарии пришло. Прервалось. А вот в Московском университете эта традиция не прерывалась — он никогда не закрывался, там всегда была профессорская корпорация, которая шла от одного к другому. Мы даже как-то высчитывали — Валентин Лаврентьевич Янин, наш великий ученый, ему жали руку очень многие студенты. Мы высчитывали количество рукопожатий Янина от Пушкина. У Пушкина лицейский друг, чуть ли не Кюхельбекер ли, у него, соответственно, был друг, который прожил очень длинную жизнь. А у него был ученик, который был учителем Янина. И вот всего лишь четыре рукопопожатия отделяли Пушкина от Янина. Пусть Пушкин и не студент Московского университета был, но вот это очень хорошо показывает неразрывность традиции. В этом смысле, конечно, вам очень повезло.

В. Кириллин

— Действительно, так. Я применительно к себе тоже иной раз — естественно, в шутку, но говорю, — мой учитель, Владимир Владимирович Кусков, был учеником Николая Каллиниковича Гудзия, академика, известного специалиста по древнерусской литературе, по Толстому, крупного литературоведа советского. А Николай Каллиникович Гудзий, в свою очередь, был учеником Николая Саввича Тихонравова, тоже академика императорской академии наук, очень крупного ученого, медиевиста. Так что вот у меня такая связь есть.

К. Толоконникова

— Владимир Михайлович, после передачи сейчас вся студия выстроится в очередь жать вам руку.

А. Пичугин

— Мы прервемся — как раз руку пожмем. Буквально минуту у нас перерыв. Я напомню, что Владимир Михайлович Кириллин, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, проректор  по науке Сретенской духовной семинарии, профессор,

ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук, в гостях у светлого радио. Это наш совместный проект с музеем «Советский Союз: вера и люди». Директор этого музея Ксения Толоконникова и я, Алексей Пичугин. Через минуту мы снова вернемся в эту студию.


А. Пичугин

— Возвращаемся в студию. Напомню, что это совместный проект нашей радиостанции и музея «Советский Союз: вера и люди», музей и исследовательский центр. По традиции здесь сегодня директор музея Ксения Толоконникова и я, Алексей Пичугин. И наш гость — Владимир Михайлович Кириллин, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, проректор  по науке Сретенской духовной семинарии, профессор,

ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук.

К. Толоконникова

— Крупный специалист по древнерусской литературе. И как раз мы сейчас вспоминаем об учителях Владимира Михайловича. И действительно, что-то уже было в 70-е годы иным, по сравнению с 60-ми, в отношениях с Церковью. Но тем не менее, у Владимира Владимировича Кускова, о котором мы вспоминали сейчас, у него была подготовлена книга в начале 80-х годов, которая завуалировано называлась «Древнерусские предания», а на самом деле это были комментированные жития святых. Вы меня поправите, если я не права — он всю жизнь занимался агиографией древнерусской.

В. Кириллин

— Не только агиографией.

К. Толоконникова

— Не только ей, но его интересовала эта тема. Но вышла эта книга не без осложнений.

В. Кириллин

— Нет, она вышла без осложнений. Книга была издана, книга разошлась. Но книга встретила некий отпор со стороны атеистического сообщества. Вышла тогда в газете «Правда», по-моему, это 1982-й год…

К. Толоконникова

— 1983-й.

В. Кириллин

— В газете «Правда» передовица, большая статья. По-моему, Тарасенко был автор, я сейчас точно не помню.

К. Толоконникова

— Да, Тарасенко.

В. Кириллин

— Разгромная статья: как так? — апология Церкви, православия, христианства, монашества и так далее. В книге, действительно, было предисловие...

К. Толоконникова

— А это же как раз андроповская пора.

В. Кириллин

— Да. Предисловие, в котором Владимир Владимирович писал о роли монастырей.

К. Толоконникова

— Как центров книжности, учености древнерусской.

В. Кириллин

— Да, центров культуры, духовности и так далее. Это было воспринято, как дерзновение с его стороны — он был членом партии, коммунист. Вот, газета «Правда» выступила с такой отповедью.

К. Толоконникова

— Я даже сейчас процитирую отрывок из этой статьи: «Как можно объяснить, что суждение, явно идущее в русле церковной традиции, выходит в свет массовым тиражом? Совершенно очевидно, что подобным изданиям требуется создать надежный заслон».

А. Пичугин

— А ты еще скажи, как статья называлась.

К. Толоконникова

— Статья называлась… На самом деле, вышло две статьи. Сначала вышла первая статья, которая называлась…

А. Пичугин

— «Профессор заигрывает с боженькой» или как-то так.

К. Толоконникова

— Нет, она называлась «Время искать». А о «заигрывании с боженькой» там в тексте говорилось. И следующая статья, которая вышла буквально через два месяца, называлась «Чем счастлив человек». "Правда" выступила. Что сделано». А что должно было быть сделано? Книга должна была быть изъята с прилавков и из библиотек? Аутодафе должно быть устроено было?

В. Кириллин

— В университете тогда был ажиотаж большой, общественность партийная возбудилась — она обязана была отреагировать на сигнал, поступивший из газеты «Правда». И я помню, что Владимира Владимировича таскали куда-то в партком, в главный парком университетский, на факультете разборки были. Но как-то всё потом улеглось. Ну, попортили нервы человеку. Но он после этого был отправлен за границу вполне себе успешно. Читал лекции где-то в Финляндии и так далее. Если посмотреть на его биографию, он читал лекции в Канаде, в Финляндии, где-то еще в европейских странах.

К. Толоконникова

— Да, он много читал.

А. Пичугин

— Значит, время изменилось: его не сослали в провинциальный заборостроительный пед, а его отправили за границу.

В. Кириллин

— А книга — ее не изъяли, не сожгли. Она у меня есть в библиотеке. Не знал — можно было бы принести, показать.

К. Толоконникова

— Очевидно, что передовица в «Правде» не могла появиться без прямого указания сверху. Это именно так всеми читателями и воспринималось. Просто какой-то автор, от ветра головы своей, не мог передовую статью разместить на первой полосе «Правды».

В. Кириллин

— Насколько я помню, этот Тарасенко заведовал отделом пропаганды в этой газете «Правда». То есть он вполне мог реагировать на то, что происходит несоответствующее определенной линии партии. Он был сотрудником газеты «Правда».

А. Пичугин

— Как вы попали в Издательский отдел Патриархии?

В. Кириллин

— Постепенно вникая в древнерусскую литературу, конечно, я обрастал каким-то кругом общения, как я уже сказал. И в поле моего зрения оказался тоже мой ровесник, на год он меня постарше, такой Александр Георгиевич Парменов, который к тому времени уже вполне определился со своими взглядами и своими убеждениями. Мы с ним были дружны. И в общем, наступил какой-то момент, когда он меня пригласил к своему приятелю. А приятелем у него был священник, который служил в Подмосковье тогда, в селе Воронове. Тогда он был еще иеромонахом — Пантелеимон (Лебедев). Ну, естественно, я поехал, мне было это интересно.

К. Толоконникова

— Пантелеимон (Лебедев), он был сыном владыки Мелхиседека (Лебедева).

А. Пичугин

— Знаменитейшего архиепископа, совсем недавно ушедшего, который пережил всех своих детей, кстати. Кроме дочери. Сыновей всех пережил.

В. Кириллин

— Ну вот, собственно, с этого и началось мое вхождение в Церковь. В 1981-м году, как раз на праздник Сретения, в канун Сретения, я принял крещение святое.

К. Толоконникова

— А вы не были крещены?

В. Кириллин

— Да, я еще не был крещен. И на следующий день, это было воскресенье 15 февраля, я принял первое Причастие. Вот с этого момента и началась моя жизнь в Церкви. Мы потом подружились с отцом Пантелеимоном на многие годы.

А. Пичугин

— А кто только тогда в Вороново не ездил. Надо пояснить нашим слушателям. Вороново — это бывший Подольский район, сейчас это Новая Москва, хотя это Новая Москва в сторону Калужской области, которая…

К. Толоконникова

— Широко раскинулась Новая Москва.

А. Пичугин

— На Калужском шоссе стоит очень красивый, никогда не закрывавшийся храм.

В. Кириллин

— Совершенно верно.

А. Пичугин

— Такой барочный.

К. Толоконникова

— Да, правда, очень красивый, такой парящий.

А. Пичугин

— Усадьба Разумовских, по-моему.

В. Кириллин

— Растопчиных.

А. Пичугин

— Да, конечно, Растопчиных. И туда очень многие приезжали, потому что окрест храмов не было, ближайший был в Подольске. А от Подольска достаточно далеко, несколько десятков километров и от Москвы тоже. И вот туда ездили — там не так заметно было, что люди ходят в храм.

В. Кириллин

— Кстати говоря, там и Дом отдыха рядышком располагался. И отдыхающие, причем какие-то привилегированные отдыхающие, по-моему, от министерства энергетики или экономики этот Дом отдыха, не для общего пользования. Они все приходили, естественно, на службы, были знакомы с отцом Пантелеимоном. Когда я ездил туда, мы после службы обычно гуляли по территории этого Дома отдыха, беседуя о том о сем. Конечно, храм был замечательный, он и сейчас, наверное, замечательный. Правда, я давно там не был. Но не сомневаюсь, что по-прежнему люди туда приезжают.

А. Пичугин

— Хороший храм. Я в те годы, конечно, не мог там быть ни в каком виде. А вот сейчас я иногда бываю.

В. Кириллин

— Ну вот, и так, знаете… Я потом неоднократно думал: вот я принял крещение, — так думал я, — и наверное, Господь взял меня под Свою опеку. Потому что как-то после этого всё стало складываться у меня в жизни. Я оканчивал филологический факультет, и вообще не знал, чем я буду заниматься, потому что время было еще советское, найти приличную работу было невозможно. Еще будучи студентом, я пытался то устроиться в одну редакцию, то в другую редакцию каким-то редактором. Везде непроходняк полный, извините за выражение такое — нигде не брали. Даже иногда беседовали со мной, я выходил на главных редакторов: да, вы нам в принципе подходите и мы готовы вас взять. Но потом тишина на другой стороне провода телефонного. Или говорили: мы уже взяли, извините. И я вообще не знал, чем я буду заниматься.

К. Толоконникова

— Вас должны были распределить.

В. Кириллин

— Нет, я же вечерник.

А. Пичугин

— Вечерников не распределяли.

В. Кириллин

— Нет, я должен был сам себе найти работу. Меня уже не устраивало то, что я работаю инженером на филологическом факультете и, естественно, мне как-то хотелось войти в специальность.

А. Пичугин

— А закон о тунеядстве тогда действовал?

В. Кириллин

— Конечно, действовал.

А. Пичугин

— Но вы под него не попадали, потому что вы так или иначе работали.

В. Кириллин

— Я все время работал, да. И что я хотел сказать — я принял святое крещение, и как-то сразу всё стало складываться. Во-первых, после окончания факультета Владимир Владимирович Кусков мне сразу же предложил поступать к нему в аспирантуру. Но, конечно, в силу известных обстоятельств и ограничений, я в аспирантуру поступить не мог. Аспирантура была местом привилегированным. Но была форма прикрепления к аспирантуре.

К. Толоконникова

— Соискательство.

В. Кириллин

— Да, соискательство. Я со второй попытки все-таки сумел прикрепиться к аспирантуре, опять же под начало Владимира Владимировича Кускова. Была у меня закреплена тема диссертации, и я начал работать. Кстати говоря, у меня дипломная работа была абсолютно на церковную тему, посвященная чудотворным иконам. Хотя называлась она очень нейтрально, естественно, эвфемизм был привлечен: «Святогорская повесть». А речь шла о повести, посвященной чудесному явлению двух икон на Синичьей горе в Пскове, где теперь знаменитый монастырь Святогорский, в котором покоятся останки Александра Сергеевича Пушкина. История возникновения этого монастыря меня привлекла когда-то — через «Журнал Московской Патриархии», через какое-то чтение литературы, через Серебрянского, на которого я вышел в конечном счете. У него была книга «Очерки истории Псковской земли». Я там нашел эту повесть, думаю: какая хорошая повесть, никто ей не занимался никогда — я буду ей заниматься, этой повестью. И стал искать рукописи какие-то дополнительные. В общем, в итоге получилась работа. И я защитил ее на филологическом факультете — повесть, посвященная чудотворным иконам, в 1981-м году.

К. Толоконникова

— И научным руководителем вашим был все тот Кусков…

В. Кириллин

— Формально не был Владимир Владимирович Кусков, потому что он в это время находился в Финляндии. Реально был моим научным руководителем Вячеслав Андрианович Грихин. Потом Кусков вернулся и наше знакомство продолжилось. Я его знал, потому что ходил к нему на семинары и на лекции, и он заинтересовался направлением моим. И говорит: «Давай, будешь писать кандидатскую диссертацию». И я опять-таки взял «Сказание о чудотворной иконе Тихвинской Богоматери». И написал кандидатскую диссертацию, которую защитил в 1988-м году. Но это уже 1988-й год, это был уже вообще год 1000-летия Крещения Руси, тут уже многие препятствия были преодолены и на многое уже не обращали внимания. Но к чему я это всё говорю, извините, что о себе, — я говорю к тому, что у меня появилось ощущение, что меня как бы Господь ведет по жизни: вот здесь прошло, с дипломной работой. Потому что писали о чем? Воинские повести, древнерусские летописи, какие-то более-менее нейтральные сюжеты брались, фольклор и так далее. Естественно, новейшая и новая литература, классическая русская литература…

К. Толоконникова

— «Древнерусская литература в работах Владимир Ильича Ленина».

В. Кириллин

— Да. Всё это не очень-то приветствовалось. Филологический факультет — идеологический всегда был факультет, кафедра истории русской литературы всегда бдительно…

А. Пичугин

— Так же, как и исторический.

В. Кириллин

— Да, как и исторический. И тут всё это прошло. Мало того что прошло, да еще я и прикрепился к аспирантуре. И поскольку я принял святое крещение, очень вскоре мне последовало предложение начать сотрудничество с Издательским отделом Московской Патриархии. И я, будучи сотрудником филологического факультета, будучи прикрепленным к аспирантуре, стал ходить в Издательский отдел, брал там работу, редактировал какие-то материалы для «Журнала Московской Патриархии», кстати говоря. Конечно, это была нелегальная работа.

К. Толоконникова

— Но вы тайнообразующийся…

В. Кириллин

— Да, тайнообразующийся. Я не был оформлен туда. Я просто приходил, брал работу.

А. Пичугин

— С митрополитом Питиримом общались?

В. Кириллин

— Конечно. Общался несколько раз, лично встречался. Потом та же неведомая рука, которая надо мною благоприятно нависла, она меня привела к 1990-м году в Московскую духовную академию, где преподавал владыка Питирим. И я уже с ним общался, как коллега с коллегой. Потому что были дни, в которые мы совпадали — он приезжал на свои лекции — он вел Новый Завет, я приезжал на свои лекции, и мы там встречались.

А. Пичугин

— А до преподавания в Московской духовной академии у вас был опыт преподавания в советских светских вузах?

В. Кириллин

— Маленький был опыт — я преподавал русский язык на подготовительном отделении филологического факультета.

К. Толоконникова

— Современный русский язык?

В. Кириллин

— Современный русский язык.

К. Толоконникова

— Для поступающих, для абитуриентов.

В. Кириллин

— Да.

А. Пичугин

— Всё равно вы всегда были в корпорации преподавательской, ваша жизнь проходила внутри Московского университета. И вот в 1990-м году вы попадаете в Академию духовную. А было ли какое-то ощущение пропасти между одним и другим вузами? Не то, что там совсем плохо, а здесь совсем хорошо, а какое-то идеологическое, и, наверное, смысловое, где всё по-другому…

В. Кириллин

— Это был другой мир абсолютно. Я к тому времени уже ушел с филологического факультета, как только защитил кандидатскую диссертацию. Сразу же меня пригласили в отдел рукописей тогда еще Государственной Ленинской библиотеки, и я ушел туда — в отдел рукописей научным сотрудником. Собственно, по своей специальности — я медиевист, древник, и занимался древними русскими рукописями, это было естественно. Но когда я пришел в Московскую духовную академию, конечно, я окунулся в совершенно другой мир. Тогда мне так образно представлялось, что я попал в оазис, где всё было по-другому. Это выражалось в отношениях к людям, в какой-то обстановке добросердечной. Нас встретили хорошо, это было еще при владыке Александре (Тимофееве), к сожалению, давно уже покойном, который взял как раз курс на то, чтобы укрепить кадры Московской духовной академии, и тогда он набрал чуть ли не десять или больше человек из светских ученых, которые взяли на себя целый ряд предметов: философия, история, литература. Вот я читал древнерусскую литературу, старославянский язык. Были слависты у нас, даже был один преподаватель — древнееврейский язык он преподавал, потом он уехал в Америку. Целый ряд таких людей был. Вообще, филологический факультет, как выяснилось потом, он был поставщиком не только преподавательского состава в Московскую духовную академию, но и готовил кадры для московского духовенства. Очень много выпускников филфака…

К. Толоконникова

— Да, Московский университет и не только филфак, он, конечно, отличился в этом отношении, восстановив преемственность. Потому что многие преподаватели того времени происходили из духовного сословия. То есть он как бы отдал долги.

А. Пичугин

— У нас первая программа нашего цикла была с отцом Максимом Козловым и с Алексеем Константиновичем Светозарским. Вот они тоже вспоминали Московский университет.

В. Кириллин

— Кстати, мы с Алексеем Константиновичем тогда еще познакомились. Правда, это было еще шапочное знакомство. Поскольку он тоже занимался древнерусской литературой.

К. Толоконникова

— В отделе рукописей вы познакомились.

В. Кириллин

— Да, он ходил в семинары к Грихину. Супруга его покойная тоже была к этому причастна. И как-то, поскольку это был один мир, мы тогда еще и познакомились.

К. Толоконникова

— Подождите — в отдел рукописей вы уже пошли вместе?

В. Кириллин

— Нет, он пришел первым, а за ним пришел я. Но мы к этому времени уже друг друга знали. Как-то люди друг друга подбирали, друг друга ценили и друг друга поддерживали, особенно те, кто имел причастность к Церкви.


А. Пичугин

— Заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, проректор  по науке Сретенской духовной семинарии, профессор, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук — Владимир Михайлович Кириллин в программе «Светлый вечер».

К. Толоконникова

— Защитивший в 1981-м году диплом, посвященный явлению…

В. Кириллин

— Явлению Божией Матери, икона Божией Матери «Умиление». И была еще маленькая икона-пядница, то есть величиной в 5, такая маленькая иконка «Успение Божией Матери». Обе иконы были обретены… Одна явилась отроку Тимофею, юноше благочестивому, юродствующему слегка, она ему явилась и велела ему проповедовать, собирать народ, чтобы народ с крестным ходом пришел на эту Синичью гору и там поклонился Божией Матери. 6 лет он проповедовал, никто ему не верил, все над ним смеялись, потешались, была даже попытка женить его, которой он успешно… Правда, он женился, но, так сказать, ничего не произошло при этом. И в конце концов, все-таки люди поверили, он повел народ и при всем честном народе там была обретена эта икона-пядница на дереве. Это произошло в 1563-м году. И слух об этом разнесся тогда по Руси, дошел до Москвы, до слуха Ивана Васильевича Грозного, царя, который отдал распоряжение на этой Синичьей горе основать монастырь. Вот с этого момента началась история Успенского Святогорского монастыря в Псковской земле. Еще раз повторю, где ныне покоятся останки Александра Сергеевича Пушкина, нашего великого русского поэта.

К. Толоконникова

— Я сейчас такое приятное чувство испытываю — студента в аудитории.

А. Пичугин

— Да-да.

К. Толоконникова

— Хочется сразу конспектировать. (Смеются.) Готовиться к зачету.

А. Пичугин

— А студенты в 1990-м году, когда вы пришли преподавать в семинарию после университета, после людей, которые приходят в университет, чтобы заниматься наукой. А все-таки в семинарию поступают либо люди, у которых произошел, особенно, наверное, на излете советского времени, у которых произошел такой разворот в мировоззрении, но они при этом, может быть, оканчивали какие-то крупные советские вузы, все-таки 90-й год, уже проще было. Либо часто это ребята из далекой провинции… Вы в академии сразу преподавали или в семинарии тоже?

В. Кириллин

— И в академии, и в семинарии.

А. Пичугин

— То есть вы сталкивались еще с молодыми людьми, которые приходили по династическому признаку или просто так вышло — из далекой провинции приехали и поступили в семинарию. Это же совершенно другие студенты. И интересы другие, и подходы другие к учебе. Тяжело было в этом смысле?

В. Кириллин

— Ну, я уже был достаточно просвещен церковно, и в этом смысле у меня не было какой-то грани между студентами и мной. Но студенты, конечно, были другими — это были люди совершенно другого склада, что ли. Я не могу сказать, что они блистали образованностью, широкими познаниями какими-то, но то, что эти были люди духовно другими, это было видно невооруженным взглядом, взором.

К. Толоконникова

— Невооруженными очами.

В. Кириллин

— Невооруженными очами, совершенно верно. В этом смысле у меня не было никаких затруднений. Я до сих пор вспоминаю о некоторых своих встречах со студентами. Я помню, был у меня экзамен, я вел курс истории Русской Церкви XVII века, тогда история Русской Церкви читалась 4 года — все 4 года семинарии, начиная от древности и заканчивая ХХ веком. И вот у меня экзамен по истории Русской Церкви, заочники. Приезжает ко мне батюшка, садится напротив меня, уже в возрасте, где-то под 30 лет. Я ему начинаю вопросы задавать. Ну, батюшка смотрит на меня невинными, чистыми вот такими очами, сияющими голубыми. Батюшка из Казахстана. Ничего не знает. Ну, у нас никогда в академии не было такого, чтобы студентов, которые ничего не знают, тут же валить безжалостно и прогонять. Естественно, начинается разговор: ну а как, отче, почему? И мне батюшка этот рассказывает (я забыл, какой город, Джезказган что ли — где-то оттуда он), что он с детства ходил в храм, с детства прибился к храму и ходил туда. Умер священник — мальчишек никого, одни женщины.

К. Толоконникова

— Он один.

В. Кириллин

— Он один. И ему говорят: давай ты будешь.

К. Толоконникова

— Рукополагайся.

В. Кириллин

— Да, рукополагайся. А у него 6 классов образования. Вот он рукоположился, стал служить — с детства бегал, алтарничал, естественно, он что-то знает. Ну, видимо, ему помогли, стал служить. Естественно, нужно образование — человек с шестью классами образования. Он хороший, он светлая душа, он замечательный человек, чадо Божие. Но вот с точки зрения интеллектуальной — табула раса, чистая доска. Ну что, конечно, я его с Богом отпустил, естественно, поставив ему какую-то оценку зачетную. Но вот такие люди попадались в то время еще. Сейчас, наверное, таких уже нет.

А. Пичугин

— В те же годы, чуть-чуть пораньше, наверное, в середине 80-х, уже ныне покойный, такой хороший священник был на Украине, отец Михаил Шполянский. У него книжка замечательная есть «Мой анабасис». У него несколько книжек, одна из них «Мой анабасис», где он вспоминает в том числе о своем приходе в церковь. Он молодой инженер, пришел в церковь, как-то сразу же стал помогать в алтаре. И тут, буквально через месяц приехал архиерей. Старушки в храме, мужчин трое: священник и двое алтарников молодых, один из них будущий отец Михаил. И архиерей в каком-то порыве, выйдя на амвон, обратился к старушкам: «Вот видите этих двух юношей? На следующей неделе я рукоположу их в священники». Спрашивает: «Хотите?» Конечно, эти двое в неофитском порыве: «Конечно, владыка, хотим». Ну и дальше он пишет: «Слава Богу, архиерей про это забыл, и хиротония отложилась еще лет на 10-15». А то стал бы так священником.

К. Толоконникова

— Я вот сейчас думаю: а какое чувство было у вас с приходом в Московскую духовную академию? Когда времена менялись — можно было уже отказаться от такого эвфемистического сленга применительно к церковным вещам и перейти уже к нормальной русской речи? Я думаю, что это было…

В. Кириллин

— Да, у меня было чувство какой-то такой неисчерпаемой радости. Действительно, это 1990-й год — я работаю в отделе рукописей, я работаю в Московской академии, я приглашен в Институт мировой литературы пока еще по договору, но там тоже отдел древнерусской литературы, меня пригласили туда работать. То есть у меня внешне всё просто замечательно. Лучше и желать нечего. Осталось только жениться. Ну, и это произошло. Так что всё — и дети пошли, ну всё. Правда, потом в 1991-м году реформа павловская, потом 1992-й, все эти наши дела. Но тем не менее я остался в Московской духовной академии, жизнь продолжалась, преподавание мое продолжалось. Работу я не оставлял свою, занимался по-прежнему научной деятельностью, писал что-то, что-то публиковал, где-то выступал на конференциях, как-то это всё не прекратилось. И я думаю, что, может быть, многим молодым людям важно сегодня соблюдать этот принцип — не отступаться от своего, а упорно идти по той дороге, которую ты выбрал. И рано или поздно ты добьешься успеха. Я понимаю, что многим людям сегодня хочется успеха сразу и хочется сразу всего, но так в жизни редко бывает. И немногим это дается. Поэтому нужно смиряться внутренне, набираться терпения, закалять свой характер и не предавать самого себя.

А. Пичугин

— Спасибо. Вот замечательное завершение нашей программы.

К. Толоконникова

— Такое напутствие. А мы Владимиру Михайловичу в свою очередь желаем научных успехов и учеников, желаем вам школы.

А. Пичугин

— Спасибо большое. Нам остается еще напомнить адреса для связи — нашей электронной почты, куда вы, дорогие слушатели, можете писать свои пожелания, предложения по нашей программе.

К. Толоконникова

— Вопросы.

А. Пичугин

— Вопросы, да. Нам это важно — и для нашего музея важно и важно для программы.

К. Толоконникова

— Может быть, вы тоже хотели бы поделиться какими-то воспоминаниями с музеем.

А. Пичугин

— Во-первых, и это важно. Во-вторых, это еще важно потому, что время, о котором мы говорим, оно в такой церковной повседневности еще мало и плохо изучено. Хотелось бы этот пробел восполнять. Итак, если вы будете нам на радио, то адрес такой: info@radiovera.ru. А если в музей…

К. Толоконникова

Podspudom@yandex.ru.

А. Пичугин

— Напомню, что совместный проект с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди» был в эфире. Нашим гостем сегодня стал Владимир Михайлович Кириллин, заведующий кафедрой филологии Московской духовной академии, проректор  по науке Сретенской духовной семинарии, профессор, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Российской академии наук. Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди» и я, Алексей Пичугин. Прощаемся с вами, до свидания.

К. Толоконникова

— До свидания.

В. Кириллин

— До свидания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем