У нас в студии был магистр богословия, член Союза писателей России, благочинный приходов Шотландии и Северной Ирландии протоиерей Георгий Завершинский.
Разговор шел о красоте, смыслах и символике Православного Богослужения.
Ведущие: Алла Митрофанова и Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели! Здесь, в студии Светлого радио, приветствуем Вас мы, Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— У нас в гостях протоиерей Георгий Завершинский, благочинный прихода Русской Православной церкви в Шотландии и Северной Ирландии, в Сурожской епархии, доктор философии, кандидат технических наук, член Союза писателей России. Добрый вечер!
Протоиерей Г. Завершинский
— Здравствуйте, Алексей! Здравствуйте, Алла! Здравствуйте, дорогие радиослушатели!
А. Пичугин
— Некоторое время прошло после Рождественских праздников, Святок, и теперь можно об этом как-то отстраненно уже поговорить, подумать каждый год. Сначала мы ждем этого времени, потом переживаем его, потом можно как-то проанализировать. И, мне кажется, мы еще здесь, в студии радио «Вера», этого не делали. Есть некая мистерия, некое такое театральное действие, причем, не только у нас, даже, может быть, в меньшей степени у нас — скорее, мы это переняли с Запада, где культура празднования Рождества — она гораздо более серьезная, более такая сохранившаяся традиционно. Все это начинается Адвентом задолго до Рождества, потом само Рождество. И, ну, собственно, у нас — что-то похожее, но...
А. Митрофанова
— У нас прервавшаяся и восстанавливаемая сейчас традиция.
А. Пичугин
— Восстанавливающаяся, да.
А. Митрофанова
— И это серьезный фактор, да.
А. Пичугин
— Да. Но, видишь, у нас все-таки еще был период активного отмечания, и он продолжается. Я-то, признаться, люблю очень Новый год. Это тоже такое определенное сценическое действо, срежиссированное, и вот эти святочные гулянья — тоже. Мы порой говорим о том, что ну как же, это все традиция, это хорошо, и самое важное для нас — это, конечно же, богослужебная составляющая, и, наверное, не стоит подвергать это сомнению. А дальше начинаются иногда дискуссии по поводу того, насколько вообще можно составлять литургическое действо, вот это театральное действо, когда мы, мифологизируя, как-то по-своему представляя, интерпретируя вот эти события Рождества Христова, Крещения, святочный период... Как Вы считаете, насколько мы вообще в сознании человека... в сознании человека, уже настолько укоренившегося, наверное, в Церкви, в церковной традиции может совмещаться вот этот спектакль с богословской литургической частью?
Протоиерей Г. Завершинский
— Коротко ответить — никак. А если рассуждать на эту тему, то, я думаю, стоит, конечно, этому посвятить, может быть даже, не одну программу. А я вот между тем, пока Вы говорили, Алексей, погуглил «Рождество», и сразу вышло в первых строчках — читаю Вам: «Рождество. Точка. Мистерия. Точка. Бал. В Московском губернском театре. Музыкальная новогодняя комедия». (Смеется.) Как Вам это нравится? «Рождество — мистерия — бал — музыкальная новогодняя комедия». Потрясающая вещь! Вы понимаете, ну, конечно, мы разводим руками — ну как же так, ну как можно. А давайте посмотрим с другой стороны.
А. Пичугин
— Как, простите, Алла все время говорит, «Господь — великий режиссер».
А. Митрофанова
— Я не в этом смысле об этом говорю.
А. Пичугин
— Я понимаю, но тут уже...
А. Митрофанова
— Здесь другое. Здесь имеется в виду, что каждый театр — это же особо посещаемое место во время новогодних рождественских каникул, потому что люди, которые отдыхают семь-восемь дней, естественно, хотят куда-нибудь сходить, желательно вместе с детьми, и посмотреть что-нибудь ненапряжное, чтобы не выносили мозг, чтобы это было празднично, хорошо, весело, поднимало жизненный тонус и так далее. И поэтому подобного рода, я думаю, спектакли — как раз они идут «на ура». Наверняка, там много музыки, какого-то шума... Ну, по поводу качества постановки я ничего не могу сказать, потому что я не видела. Но вот что-то такое как раз очень востребовано в это время — просто потому, что это каникулы.
Протоиерей Г. Завершинский
— Да, совершенно верно. Вот Вы как раз, Алла, и взглянули другими глазами, то есть не изнутри нашего церковного сознания и с некоторой долей такого высокомерия, я бы сказал, или возмущения — «ну как же можно!». Вот я еще читаю: «Спектакль «Рождество». Рождество? Спектакль? Как это, хорошо? Вот дети с младенчества входят именно таким образом в область веры и Церкви, что, ну, «Рождество — это спектакль, все это — представления, все это вот — ну, такие герои, и злые, и добрые, они там борются и вообще вокруг всего...» Вообще, о Христе там, я думаю, совсем немного говорится, младенчик там лежит, как вот такой... Младенчика все любят, особенно дети. Братик, который родился, или сестренка — это самый любимый предмет почитания. Поэтому, конечно, с удовольствием (нрзб.)... И посмеются достаточно, и поплачут, может быть, если там что-то такое горестное случится. И это замечательно. Другими глазами глядя, все в порядке, все хорошо, так и надо продолжать. И...
А. Митрофанова
— Просто к Рождеству это не имеет никакого отношения.
Протоиерей Г. Завершинский
— Дело даже не в этом. Ну как — не имеет? Имеет! Во время Рождества, и называем мы это Рождество на Западе Christmas, уже я не видел никаких X-mass, как некоторые годы появлялось из политкорректности, политкорректных соображений. Чтобы было не слово Christmas, чтобы не было имени «Христос» — допустим, для мусульман не оскорбительно, для каких-то синтоистов или даосистов и представителей других религий и вообще атеистов. Поэтому была просто буква «X» и «mas», и все. Вот так некоторое время. Но сейчас я вот такого не видел, вот в это Рождество я нигде такого не встречал.
А. Митрофанова
— «Christmas» — нормально?
Протоиерей Г. Завершинский
— Да, «Christmas» — нормально. Ну, не так много его, но где появляется, то уже написано «Christmas». А Christ, или Христос, или Мессия — другого представления это никакого не рождает, это время особенное, специально этому посвященное. И пусть там будут театральные представления и даже комедии, и даже, допустим, спектакль с названием «Рождество» — это таинства не умаляет. И, Вы знаете, если специально не вставать в позу, нам, верующим, церковным людям, то, в общем, такого вреда оно может и не принести. А вот если начать нам бороться, активно вмешиваться, запрещать, умолять как-то, отводить, то уж тогда вот точно будет вред, тогда уже поднимется война, и общество скажет: «Опять эти церковники, опять они, значит, свое гнут и хотят только, чтобы все ходили в платочках и юбочках и молчали в тряпочку».
А. Митрофанова
— И строем, да.
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну, вот такой... Поэтому не надо поддаваться на это искушение, вызов, а сыграть или обратиться просто человеческим лицом — мне кажется, больше пользы принесет. Не знаю, может быть, в этом плане со мной многие не согласятся — верующие, духовенство — в России. Ну поскольку я, да простят меня собратья во Христе, давно уже служил в Западных краях, и там отличия, конечно, есть — устройство общины. Может быть, более так раскованно и свободно можно говорить. Ну, конечно, мы понимаем, что ты внутренне не переступи грань. Вера твоя — это твое внутреннее глубокое убеждение и твоя жизнь внутренняя. Ты же не отказываешься от жизни, ты не отказываешься от своей веры! Поэтому ты скажи так, чтобы не обидеть, в том числе и неверующего человека, в том числе и ребенка, который посмотрел, посмеялся и порадовался. А называется все это «Спектакль» и «Рождество». Но все-таки за всем этим, если мы хотим, чтобы действо, спектакль, мистерия стали поводом для поиска таинства, таинственного, надо что-то сделать. Вообще, таинство волнует, интригует ребенка с самого детства. Не знаю, как наши слушатели... Алла, Алексей, простите, пожалуйста... В детстве необыкновенно любил не только читать сказки, но и писать их.
А. Митрофанова
— (Смеется.) Серьезно?
Протоиерей Г. Завершинский
— Сочинял сказки сидел, да, в детском садике...
А. Митрофанова
— А про кого Вы сочиняли сказки?
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну, какие-то вот персонажи... Ну как? Ну, Баба Яга, Кощей Бессмертный, Иван-царевич... Ну, кто еще? Наши герои, персонажи. Ну вот что-то такое они делали... Как-то... Главное — это написать, чтобы это от тебя вошло. Значит, будет уже твое сочинение.
А. Митрофанова
— Вот хотите стать членом Союза Писателей — начинайте с самого детства!
Протоиерей Г. Завершинский
— (Смеется.) Да.
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Протоиерей Г. Завершинский
— Да. Я хорошо помню этот эпизод — у меня как будто отпечатался в памяти, в сознании, вот это в детском саде. Все детишки играют, чего-то кричат, возятся, сколько там... А я вот сижу — красный карандаш такой у меня в руках, большой лист бумаги, я там сочиняю эти вот... как там... значит, злые силы, и царевич с ними борется...
А. Пичугин
— «...злобно гнетут»?
Протоиерей Г. Завершинский
— Да-да... Не помню, что, но точно помню, что был красный карандаш и чистый лист бумаги. Я там исписал его весь, этот лист. Помню, был страшно доволен и горд собою. Ну, во всяком случае, это вот ощущение тайны привлекает невесть как! Ну, понимаете, в этом никакой беды может и не быть, и никакого зла или какого-то отвлечения от подлинного таинства Рождества и таинства евхаристии, таинства Пасхи, смерти и Воскресения Христа — вреда может не быть, если мы не вмешаемся таким менторским тоном, указывая, как надо ребенку, значит...
А. Митрофанова
— О да! Это вообще самое... Ну, тут железобетонный проверенный способ вызвать у ребенка реакцию отторжения, рассказать ему... Да.
Протоиерей Г. Завершинский
— Абсолютного отторжения. И полностью противоположная реакция, да?
А. Митрофанова
— Да, да.
Протоиерей Г. Завершинский
— Поэтому... С другой стороны, конечно, Церковь всегда высказывается. И мы, духовенство, тоже и в интервью, и в репликах своих по поводу Рождества говорим, что ну да, ну, слишком фестивальный, слишком такой театральный характер это имеет, и таинство исчезает, и от Рождества ничего не остается подлинного, которое переживает человечество две с лишним тысячи лет. Ничего подлинного не остается, а все заменяется фейком таким, таким розыгрышем, такой комедией или драмой. Ну да, и такая опасность, конечно, остается.
А. Пичугин
— Я не понимаю, почему. Ну, все-таки Рождество — праздник. Пускай для кого-то сейчас — для многих, даже в России, даже для людей, которые в Рождество, на Пасху, на Крещение заходят в храм только в эти дни, — все равно остается какая-то праздничная составляющая. Для кого-то даже само понятие Христа из этой праздничной череды выпадает. Но когда у людей праздник... Ведь в наше время в нашем мире вообще так мало остается каких-то поводов для радости! Но когда в Рождество смотришь — приходилось несколько раз бывать в рождественские дни за рубежом, где-то на Западе, где это действительно отмечается, — чувствуешь, что радость приходит к людям, которые в другое бы время, может быть, смотрели на мир гораздо печальнее и проще, пустее. Разве в этом нет тоже какого-то христианского смысла — пускай и такого очень подспудного, пускай замкнутого, но все равно христианского? Ведь радость!
Протоиерей Г. Завершинский
— Конечно! «Всегда радуйтесь! За все благодарите!» — говорит апостол Павел. Конечно, радость — это сугубо христианское чувство, когда она чистая, светлая, когда радость не ущемляет, не оскорбляет ни других людей, ни самого человека. Конечно, нет. Конечно, это радостное состояние. Конечно... Да нет, праздников-то... Я, может быть, не соглашусь, что праздников мало. Да нет, праздников как раз много достаточно, это все выстроено веками, эти традиции — они же укоренились, они обросли массой, так сказать, нюансов и на Западе, и в России. Везде что-то свое. Да нет, это замечательно и прекрасно. Единственное, что как бы остается таким Дамокловым мечом, это когда театр замещает опасностью... Вот Дамоклов меч, который нависает, готовый опуститься, это опасность все действо от Рождества перейти к, простите, церковным службам. А что, это тоже в шоу, тоже праздник. Что плохого? Люди пришли порадоваться, посмеяться, поулыбаться, спеть песни. Вот на Западе пришли к этому... Ну, я имею в виду, не к этому... Да, кстати, уже и католические общины есть по образу и подобию протестантских, где, в общем, служба состоит из песнопений, гитары. Иногда там целый бэнд играет, и все поют, и, в общем, это, на самом деле, тоже замечательно. Так вот как бы нам туда идти — тоже... Я не говорю ни «да», ни «нет», я не указываю никаких направлений, а задаю вопрос и себе самому, и, так сказать, Вам, дорогие ведущие, радиослушателям. Вот мы туда идем. Тогда эта вот Рождественская феерия или мистерия — она переместится в храм. И так будет восприниматься. Худо это или хорошо, не знаю. Но одно дело — как священник, я верю, что таинство останется при любом раскладе, при любом движении. Потому что в тайне человек нуждается, это потребность, как голод и жажда, чтобы пообедать, попить, так духовная жажда, духовный голод ищет соприкосновения с тайной. Поэтому литургия не заместится никогда спектаклем, но нам как бы не стать... Помните слова — «надлежит искушениям прийти в мир, но горе тому, через кого они приходят»?
А. Митрофанова
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Протоиерей Георгий Завершинский, благочинный прихода в Шотландии и Северной Ирландии Сурожской епархии Русской Православной церкви, член Союза писателей, доктор философии, кандидат технических наук. Вы знаете, мне кажется, все-таки есть разница, когда мы говорим о некоей театральности применительно к пространству христианской культуры на Западе и у нас, в России. На Западе — ну, вот эти мистерии, о которых Вы говорите, мне кажется, это уже настолько укоренившаяся традиция... Она
чужда православной культуре. Она воспринимается как ну вот именно... как то, что у нас чтение двенадцати Евангелий, например, Великим Постом... В Католической церкви ведь это шествие, целая процессия, которую тоже мистерией, наверное. Можно назвать, где во главе этой процессии идет человек, изображающий Христа. У него Крест на плечах. И другие идут вслед за ним и плачут. Они останавливаются, читают одно за другим евангельские описания страданий Христа. И когда какой-то элемент театральности — в хорошем смысле слова театральности — приходит в Церковь, мне кажется, что это такой, ну, может быть, шаг навстречу человеку. Дальше как там — это во благо или во вред, — это уже не мое дело. Но мне кажется, что первоначально вот этот посыл был — это сделать шаг навстречу человеку и сделать происходящее в храме более близким человеку. Что из этого вышло, это уже другая история. А у нас в Православной церкви, в Русской Православной церкви... Вы знаете, очень так бывает мне неловко слышать о том, что «вот, развели тут всякую театральность», когда люди, ну, в общем, далекие от понимания происходящего, но, тем не менее, вполне имеющие право тоже об этом рассуждать, говорят о том, что «вот посмотрите на то, как у Вас священники одеты, посмотрите на то, как у Вас храмы украшены». Вот театральностью представляется та пышность, то богатство, которое в сегодняшней Русской Православной церкви можно увидеть. И здесь вот, знаете, каждый раз тоже задумываешься. С одной стороны, хочется что-то ответить, с другой стороны, понимаешь, что человека это настолько ранит, что он даже не готов к диалогу на эту тему. Он вот эту реплику произносит и не хочет услышать ответ, потому что у него уже есть свое сложившееся представление. И, кстати говоря, к сожалению, по этой причине нередко и негативное. Потому что все вот это богатство и изобилие цветов, облачения, золота бывает очень сложно понять. Ведь Господь был нестяжатель, Он ничего своего не имел. Почему тогда вот так это все выглядит?
Протоиерей Г. Завершинский
— Это пришло вместе с греческим богословием... Простите, из греческой философии — в богословие, из греческого театра — в жизнь Церкви. Ну, можно на эту тему и почитать немало литературы, и, в общем, исследований достаточно на эту тему существует. В общем, это взято многое из греческого театра. Но есть одно великое «но», которое, конечно, было внесен святыми отцами, великими каппадокийцами. Вот великие каппадокийцы — так, их трое, чтобы для полноты. Ну, кто из них это уже не будем уточнять, но они действительно взяли объяснения тому действую, тому, что... Оно естественным образом длилось — да, конечно, Вы правы абсолютно, Алла, это шаг навстречу человек. Но, простите ведь, Бог долгое время был закрыт и только пророков посылал или судей. Потом царей — потому что народ просил царя. Тогда он снисходил... снизошел к народу Израилеву и дал им царя. То есть Бог снисходил все время к народу. И Сына посылает Своего не для того, чтобы переубедить людей... А вот мы перешли к таинству крещения, господа — что это такое? Христос говорит: «Так нам надлежит исполнить всякую правду». Значит, я с Вами живу, Я с Вами как Ваш, как Вы! И я...» И это правда. Это не иллюзия. Это не химера — появление Божьего Сына в облике человеческом, как подлинного человека. Вот эта правда... Бог делает шаг (нрзб.). И, в каком-то смысле, мы следуем этому пути и идем навстречу тем, кто, ну, еще не... Чтобы проявил интерес, чтоб услышал, чтобы увидел, чтоб восхитился красотой облачения, устройством храма. Конечно, к этому не сразу все пришло, но постепенно. Так вот, возвращаясь к гениальной интуиции святых отцов... Вообще, святость — это Божий удел, и Бог дает святость, Бог, конечно, определяет, ну, как бы дает духа, которому(?) человек понимает и может объяснить многие вещи. Итак, каппадокийцы перешли к онтологии бытия, к реальности жизни. А именно — вот личность человеческая, вот человек, каков он есть. Мы же ведь всегда некую роль играем в обществе — ну, приличия, ну, традиции, определенные устои, одеваемся определенным образом (женщины — в юбках, мужчины — в брюках, ну, пока не перемешалось все), но все-таки мы как-то выглядим, да? Это все, своего рода, театр. А что же внутри? А внутри может быть совсем другое. Мы милые, приятные и отзывчивые люди, а внутри, простите, что-то скрежещет нас, и мы терпеть не можем того, кому делаем... улыбаемся так мило и сыплем комплиментами, так ведь? Бывает, я не говорю, что так всегда. Итак, есть дистанция — gap, английское слово, пропасть между внешностью, изображением, театром, мистерией и внутренним — онтологией, экзистенцией человеческой. И вот этот gap, это преодоление — этому посвящена жизнь человеческая, может быть, вся наша цивилизация от альфы до омеги, от начала и до конца. Христос преодолел первый из земных... ну, из людей. Вот там нет дистанции, правда же? Мы понимаем... Так вот... И дальше, следуя этому... Вот личность в греческом театре означалась словом «просопон»(?) — «взгляд глаза в глаза». Это маска актера буквально. Актер выходит, играет свою роль. Комедиант или трагик, он играет свою роль. А внутри, под маской своей, которая... Ну, представляете греческий театр. Эта маска — она или улыбается, или... Ну, такая...
А. Митрофанова
— У нее одна эмоция, да.
Протоиерей Г. Завершинский
— Нарочитая эмоция, да, нарисована, изображена на ней. А внутри — актер, который совершенно другой, но...
А. Пичугин
— Но это маска, все равно, в любом случае будет маска. Ну, то есть греческий театр предполагал, по крайней мере, в какой-то момент своего развития исключительно маски. То есть не было лиц...
Протоиерей Г. Завершинский
— Да-да! Нет, лиц не должно, нет... Ни в коем случае, лица нет — маска! Так вот именно это... Она и называется «просопон». Так вот каппадокийцы — я прошу прощения за такой богословский экскурс и напоминаю, что у меня это более подробно — в книге «Богословие диалога: тринитарный взгляд». Это вот замечательное такое...
А. Пичугин
— (Смеется.) Посвятим программу этой книге!
Протоиерей Г. Завершинский
— Да... Научное объяснение — постепенно будем с этим сталкиваться... Итак, онтология и внешность в личности — одно, значит, маска и внутреннее состояние подобно Христу в человеке должны сблизиться и в конце концов прийти к одному... к полному согласию и непротиворечию. Значит, маска становится живущим человеком. А живущий человек — ну, снимает маску и показывает свою подлинную сущность. Итак, термин «просопон» — от маски греческого актера с великими каппадокийцами... Они стали называть личность человеческую — «просопон». Вот это вот очень такое богословское объяснение, но оно и одновременно общечеловеческое. Почему тема театра и таинства — она всегда остается. Потому что есть этот gap, разрыв. И вот преодолению этого разрыва посвящена человеческая жизнь. К этому стремились и Церковь, и святые отцы, да и вообще общество. И греки еще до Христа понимали эту трагедию разрыва реальной жизни и того, что представляет театр. Потому театр и появился, что преодолеть это возможности... Поняли, что нет возможности никакой. Потому мы играем в театре и мы идем в театр, мы радуемся, мы получаем наслаждение и выходим удовлетворенные, хотя и понимаем, что это были актеры. Так вот, устранение этого разрыва — это подлинная жизнь во Христе. Вот такой можно сделать такой богословский дискурс, ввести немножко в нашу тему и сказать, что в действительности они всегда есть — с одной стороны, маска, с другой стороны — подлинная какая-то экзистенция, бытие человека.
А. Пичугин
— Давайте через минуту мы этот разговор продолжим. Небольшой перерыв. Единственное — если в богословие не углубляться, то есть еще такой бытовой аспект того, о чем мы говорим, который очень хорошо выразил классик в свое время, когда написал, что «сетки, сумки, авоськи, кульки, шапки, галстуки, сбитые набок, запах водки, хвои, трески, мандаринов, корицы и яблок, хаос лиц — и не видно тропы в Вифлеем». Это у Бродского, помните, да?
Протоиерей Г. Завершинский
— Да, совершенно точно.
А. Пичугин
— Вот. И тоже такой бытовой аспект, который, с одной стороны, оттеняет, с другой стороны, придает особую какую-то атмосферу, но все равно праздника. Я продолжаю настаивать на том, что праздник — он в любом случае праздник. Протоиерей Георгий Завершинский, благочинный приходов Русской Православной церкви в Шотландии и Северной Ирландии, в Сурожской епархии, доктор философии, кандидат технических наук, член Союза писателей России, в гостях у Светлого радио. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин, через минуту снова здесь.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова, и напомню, что в гостях у нас протоиерей Георгий Завершинский, благочинный приходов в Шотландии и Северной Ирландии, Сурожская епархия Русской Православной церкви, член Союза писателей, доктор философии, кандидат технических наук, настолько разноплановый человек, что просто диву даешься. И мы говорим сегодня о театральности и таинствах. Причем, тему эту подсказал наш сегодняшний гость, и тема, действительно, она какая-то, оказывается, очень многогранная — так же, как и Вы, отец Георгий.
Протоиерей Г. Завершинский
— Позволите мне продолжить тему Иосифа Александровича Бродского?
А. Митрофанова
— Да.
Протоиерей Г. Завершинский
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Звезда светила ярко с небосвода.
Холодный ветер снег в сугроб сгребал.
Шуршал песок. Костер трещал у входа.
Все. Несколько слов — коротко, емко и никакого театра.
А. Пичугин
— А, кстати, «никакого театра» — видите, это любимая тема Бродского. Меня в свое время просветили о том, что, опять же, «Рождественский романс», когда плывет кораблик из Александровского сада» — это именно такая игра, как здесь, так и там. Здесь — из зимы в Палестину, тут — сугроб, тут — песок... Это еще пастернаковское... Пастернак же тоже был...
Протоиерей Г. Завершинский
— Да-да-да. Нас, русских, это очень-очень-очень крепко зацепляет! Палестина, песок — и вот сугроб, снег.
А. Пичугин
— Наш сугроб, да.
Протоиерей Г. Завершинский
— Потрясающе это!
А. Пичугин
— А вот этот «Рождественский романс», который «плывет кораблик», у меня мой приятель как-то по строчкам разобрал это стихотворение, и получается, что это моментальное перенесение из Москвы в Ленинград и обратно. Там «дрожат снежинки на вагоне» — все это подводится к тому, что «Красная Стрела» отправляется именно в то время вот, когда это описывается, из Александровского сада, ни в коем случае не из московского. Это шпиль Адмиралтейства и Александровский сад вокруг Адмиралтейства. И что вот это постоянное перемещение оттуда сюда складывается в единую такую вот ткань. Так же вот с песком и сугробами.
Протоиерей Г. Завершинский
— Да, совершенно верно. Это удивительно. Это такая таинственная... Вот где таинство, на самом деле, где нет пространства, нет времени, нет каких-то предметов таких нарочитых, которые что-то изображают, а на самом деле таковыми не являются. Как в театре, бутафорские вот такие вещи. Конечно, для театра это важно. Вообще, в действе, в самом спектакле это уже не бутафория, это уже... Ведь человек переживает это. И актер уже — он играет свою роль, но он так вживается... По-настоящему, если это хороший театр, то мы же живем, мы эту трагедию, или драму и комедию — мы же ее переживаем и сопереживаем, так же, как произведения литературные или вот, допустим, стихи — коротко. И это вдруг вовлекает нас в реальность, делает нас сопричастными ей. И так и литургия. И литургия... Вот я служу уже, можно сказать, почти 20 лет, и, по сути, ну, священнослужитель или епископ, кто произносит слова литургии... они — одни и те же слова. Ну, там есть изменяемые части — тропари, кондаки и все прочее, а потом мы подходим к евхаристическому канону. Он один и тот же. Ну, там, только литургия...
А. Пичугин
— В зависимости от того, чья литургия.
Протоиерей Г. Завершинский
— Да. Ну, в основном, Златоуста литургия, всегда один и тот же. Ну сколько можно повторять одно и то же, да, так вот если говорить? (Смеется.) Тем более, вот, допустим... Ну, не знаю, так у нас традиционно сложилось, что я внятно, ясно читаю эти молитвы. И никогда от них не устаешь, потому что это подлинное бытие того тебя, кто ты есть перед Богом.
А. Пичугин
— А невозможно о них не задумываться, о тех словах, которые...
Протоиерей Г. Завершинский
— Абсолютно! Не то, что даже задумываться...
А. Пичугин
— ...когда это за стенкой скрывается и не слышно в храме...
Протоиерей Г. Завершинский
— Да. Ну, это печально, печально.
А. Пичугин
— ...ну, вот главный смысл — он куда-то... Ну, главный смысл остается, но один из главнейших смыслов уходит.
Протоиерей Г. Завершинский
— Правильно, Алексей, правильно! Но здесь мы давайте... Ну, есть риск как-то... Нам, может быть, скажут: куда Вы забрались?
А. Пичугин
— (Смеется.) Ну, понятно, да, извините! Как всегда, куда-то уведу...
Протоиерей Г. Завершинский
— Но, в действительности, это упряталось за преграду иконостаса с определенной целью — нас так, по крайней мере, учили, ну, кто учился в семинарии, кто в ПСТГУ. Ну, говорили — чтобы это не стало профанацией, чтобы не стало театром, чтобы это не играли, разыгрывали дети где-то там в песочке или в снежку, вот это представление церковное. Ну, это упряталось, чтобы тайну сохранить. Логика есть, четкая логика, ясная...
А. Пичугин
— Дети в песочнице антифоны поют.
Протоиерей Г. Завершинский
— Да-да-да!
А. Митрофанова
— (Смеется.)
Протоиерей Г. Завершинский
— Или архиерейское облачение. Вот мне запомнилось, в одной семье в Оптиной Пустыни (когда-то я ездил, останавливался у них) у них маленький мальчик — ну, дивный, совершенно чудный мальчик. И он играл архиерея. Он облачался, дикирий и трикирий делал из палочек себе. Так вот чинно всех благословлял. Ну, вот... Это же детство, это радость. Кто же скажет — «ну как это так можно?». Да ну зачем?
А. Митрофанова
— А я тоже в этом беды особой не вижу.
Протоиерей Г. Завершинский
— Чудесно! Конечно, нет! Конечно, нет.
А. Митрофанова
— Ребенок пытается на себя примерить эту рубаху — почему нет? Фигурально выражаясь.
Протоиерей Г. Завершинский
— Да. И все-таки, чтобы это не превратилось в повсеместный розыгрыш, чтобы литургия... вот оградили. Наверное... не наверное, а точно этому было обоснование. Но сейчас какие-то... времена поменялись. Сейчас все-таки прорывается, и уже спрятать — ну, уже все меньше и меньше есть смысл прятать это. Не знаю, по крайней мере, в традиции наших приходов, сначала в Ирландии, потом в Шотландии, в Северной Ирландии — ну вот уже люди за многие годы, я там тоже почти уже 20 лет, 18 лет служу... И вот эта ясное, осмысленное, осознанное такое, внимательное произнесение такое... совместное участие в литургическом действе — это все-таки, конечно, важная вещь. Поэтому слово становится плотью, оно входит внутрь человека, начинает жить плотью человеческой, как тело и кровь, которые мы принимаем, понимаете? Там есть такие слова — «под видом хлеба и вина». Но это чтобы оградить от такой какой-то магической или такой языческой интерпретации таинства. Но в действительности мы принимаем, это растворяется в нас, это действительно кровью и телом становится Христа, живущего в нас. Это тонкая вещь очень. Поэтому вот чтобы оградить таинство, были определенные меры. Но времена меняются. И приходят просто другие времена — лучше или хуже, мы не говорим. И вот мы говорим, что театр призван стать реальностью — проживаемой, соучаствуемой реальностью. Неспроста в словах Послания апостола Петра есть такие слова, что «Вы — царственные священства, Вы, народ Божий, люди, взятые в удел». Это не только избранные. Пусть нас не обвиняют в протестантизме, в каком-то усреднении. Но это факт, что человек, присутствующий на литургии, он соучаствует в этом. И когда он слышит произнесение евхаристических молитв, ну, по крайней мере, так вот, на мой взгляд, очень важно, чтобы он именно слышал это.
А. Пичугин
— В том московском приходе, где Вы когда-то были старостой — старостой же, да?..
Протоиерей Г. Завершинский
— Да-да-да.
А. Пичугин
— ...собственно, там я впервые с этим столкнулся когда-то, еще учась в институте, наверное. И это настолько как-то мне позволило по-другому посмотреть на литургию, что вот с тех пор я все время ищу, нахожу много где, уже, слава Богу, в Москве таких примеров. Но там это было очень ярко, у отца Владимира.
Протоиерей Г. Завершинский
— Да. Вы знаете... Да, простите, я вот в свое время, во время служения на Патриаршем подворье, регулярно участвовал, как дьякон, в богослужениях Святейшего Патриарха Алексия Второго. Он внятно — у него микрофончик был — внятно, всем слышно в храме, он читал всегда вслух евхаристические молитвы. Но и наш нынешний Святейший тоже читает внятно. Ну, правда, как бы есть — ну да, это Патриарх, да, это архиерей. Ну, а, мол, священнику поскромнее надо быть. Правильно, конечно. Но если есть такое призвание, дерзновение — скрывать тут нечего, а надо действовать. И участием, и причастностью, и сердцем своим люди подтянутся и подтвердят, что это правильно ты делаешь. Но пока этого нет, можешь и про себя читать.
А. Митрофанова
— Когда сейчас у Вас речь зашла о Патриаршем богослужении, я вспомнила, что вопрос-то у нас завис. Давайте попробуем все-таки, попытаемся как-то дать на него ответ — я думаю, многим будет интересно узнать Ваше мнение тоже — зачем такие пышные облачения у архиереев Православной церкви, в частности, Русской Православной церкви, и настолько пышное убранство в храмах, чем пышнее, тем лучше? Есть храмы аскетичные, но их не так много. А вот, понимаете, купола-то золотые — «чтобы чаще Господь замечал». А что, Он не заметит, если не будет золотого купола?
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну, Алла, я Вас очень хорошо понимаю.
А. Митрофанова
— Это я даже не столько сейчас свой вопрос транслирую, сколько вопрос, который, понимаете, один из часто задаваемых — настолько, что вот... Действительно, людей это интересует.
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну, и меня это тоже интересует. Я, так сказать, солидарен был бы с Вами. Но, естественно, надо понимать — каков народ, такая Церковь. Вот мы такой народ. Мы ищем вот яркости, каких-то красок, шоу, представлений. Ну вот и находим. Поэтому Церковь... Церковь — ведь она не так, чтобы вышли: «Мы Вас научим — смотрите, вот так надо». Ну нет, вот как-то здесь взаимодействие такое... Вот пока мы с Вами, Алла, беседовали, Вы мне рассказали о том, сколько там людей, они тоже пышно одеты, в каких-то шубах, в каких-то своих... Видно, небедные люди, влиятельные, там, какие-то состоятельные — ну, не только они, многие. И людей это привлекает. И, знаете, кого-то затрагивает, кого-то вдохновляет — какое величие, какая красота, какой ход, какие облачения. И таких людей очень много, очень много. Поэтому, конечно, Христос не облачался в пышные одежды и не восседал, и не первенствовал в собраниях. И все то, что Он говорит, обличая фарисеев, оно все то у нас и происходит, в действительности. Если прямо посмотреть на Евангелие, вот точно то, что обличает Христос, оно и есть доныне и было во времена Византии, и в Средние века, и доныне это есть. Ну почему и доколе так будет, это, конечно, вопрос.
А. Пичугин
— Вот мне очень интересно — все-таки Алла спросила, но, с другой стороны, у нас вот эта пышность — она пришла из Святой Софии, но это с одной только стороны, потому что мы очень плохо представляем себе византийскую традицию церковного богослужения вне Святой Софии. Что там было во всей византийской ойкумене на приходах и как это выглядело — ну, конечно, там пышности не было. Пышности не было у нас в средневековых храмах. Потом мы ее переняли как раз с Запада, когда вот эта барочная традиция пришла — с ангелочками, херувимчиками, партесным пением...
Протоиерей Г. Завершинский
— Итальянщина.
А. Пичугин
— Да, такая итальянщина.
А. Митрофанова
— (Смеется.) Итальянщина!
А. Пичугин
— С этими гигантскими много-многоярусными иконостасами, которых у нас там, в общем, тоже, кроме как в Успенском соборе и подобных ему храмах, не было. Так вот, сейчас — и тут вопрос как раз к Вам как к человеку, который много лет служит за пределами России, — я так понимаю, что эта пышность из Католической церкви постепенно ушла? Я вот на это Рождество сходил ради интереса на католическую мессу к лефевристам — в Москве есть небольшой их приход. Там вот эта пышность — она есть. Но Второй Ватиканский собор ее полностью упразднил, и она ушла. И вот как сейчас там обстоит дело, в Эдинбурге, где Вы служите (в Эдинбурге же, да?), в Глазго, в Шотландии? Вот к чему все пришло в Католической церкви, откуда мы эту пышность, собственно, когда-то переняли?
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну, если конкретно сказать, то зависит во многом от епископа и от священника, который там служит. И где-то и пышность есть, ну, а где-то, в основном, это, похоже, даже неотличимо — протестантский приход от католического. Как правило, вот так уже смешалось, и отличить по внешности нельзя. То есть раньше это было понятно — вот эти ангелочки и изображения. Как правило, картины — не иконы, а картины многочисленные, обилие картин, изображающих, допустим, страсти Христа, допустим, праздники какие-то, которые у нас, в принципе, с Католической церковью одни и те же, практически совпадают, и так далее. Ну, и множество изображений вот этого тоже роскошного интерьера и прочего. Легко быть отличить по этой роскоши католический храм от протестантского. То есть сейчас смешалось. И действительно, Второй Ватикан здесь повлиял крепко и продолжает влиять. Хорошо ли, плохо — это не нам судить, конечно. Это местные общины. Что они принимают, что им нужно... Так Церковь и строится. Это вполне естественно. Вы знаете, навязывать и назидать, и говорить: «Нет, так нельзя, как мы служим, а надо вот как они», это было бы неблагоразумно, и это бы отторгло еще больше людей от Церкви. И так мы на многие вопросы пока не отвечаем. Пока вызовы висят в воздухе, а мы на них ответы не даем. Ну, торопиться не надо — придет всему свое время. Ну, и здесь мы потеряем часть нашей верующей аудитории, которая скажет: «Ну вот, знаете, они все там поменяли, теперь как на Западе, как у протестантов», или, наоборот, скажет: «Уже чересчур роскошно, чересчур пышно». Поэтому в каждом конкретном случае есть свое решение. Я вот, допустим, в Эдинбурге знаком с католическим епископом — он, кстати, приехал из Рима, весьма обескураженный таким понижением в должности. Он был какой-то влиятельной фигурой, и вот его назначили куда-то там в Шотландию, значит, после того, как кардинал по обвинениям, печальным обвинениям не только в прикрытии насилия духовенства или клириков над прихожанами (в основном, с детьми связанные проблемы), но и личном участии, когда там его обвинили...
А. Пичугин
— ...в сокрытии...
Протоиерей Г. Завершинский
— Да, кардинал Уикет(?) Брайан был такой — влиятельная фигура, очень. Даже одним из претендентов на папский престол был в свое время. Это мощный кардинал был очень. И оказалось, что выступили три клирика. По-моему, даже один епископ, два священника, не помню точно, или три священника, то есть нынешние католические священники, подтвердив, дав свидетельские показания, что когда они были семинаристами, а кардинал был епископом, то вот было такое недостойное поведение, недостойные предложения делал он. Вот. И все, карьера кончена. Он с покаянием... Когда-то это было... Говорят, потом он крепко изменился и, напротив, выступал с обличениями в адрес вот таких явлений. Это говорят. Но вот вскрылось, что у него в прошлом такое было. Все, это не перечеркнуть, никуда не...
А. Пичугин
— Ну, и отправился...
Протоиерей Г. Завершинский
— Да. И вместо него приехал из курии этот архиепископ, такой светский, полный светского лоска, какой-то такой не очень довольный всем. Но, тем не менее, он стал устраивать жизнь, подходящую для местной общины. И он ничего такого, никакого лоска из Рима не привнес. Знаете, итальянщины такой там нет, а как раз, напротив, скорее, похож на такой средний польский приход — скромненько так, по-протестантски, внимание максимальное к людям. Каждый вот выходит со службы — епископ, архиепископ, который возглавлял богослужение... Он каждого приветствует, с каждым несколько слов скажет, если человек заговорит. Вот это, мне кажется, очень такой образ Церкви настоящей и будущей. А что вот нам, когда это массовое скопление, десятки тысяч людей, и там как до Господа Бога до патриарха и до епископа, не доберешься? Ну, конечно, это тоже взят образ, может быть, из огромного скопления на мессах Папы Римского. До миллиона верующих было в Дублине — знаменитая месса Иоанна-Павла Второго в 1971 году была, миллион верующих собрался там. Огромное поле. До сих пор там стоит огромный этот крест на месте, где совершалась месса. И поле — действительно, оно вмещает такое количество людей. Ну, да...
А. Пичугин
— Вот в Вашей части Объединенного Королевства поровну где-то протестантских и католических приходов, да?
Протоиерей Г. Завершинский
— Нет, там протестанты.
А. Пичугин
— Больше протестантов?
Протоиерей Г. Завершинский
— Конечно, конечно. Там, в основном, протестанты. Особенно Шотландия — это протестантская страна. Это такой протестантизм в квадрате.
А. Пичугин
— Ну, я понимаю, что суть конфликта во многом в этом, но я думал, что там католиков тоже много.
Протоиерей Г. Завершинский
— Нет, одно дело — протест на власть Папы Римского, а у пресвитериан, протестантов шотландских — протест на англиканизм уже. То есть англиканизм как бы давление оказывал, и они вот... То есть протестантизм двойной.
А. Митрофанова
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня протоиерей Георгий Завершинский, благочинный приходов в Шотландии и Северной Ирландии Сурожской епархии Русской Православной церкви, доктор философии, кандидат технических наук. И мы продолжаем наш разговор о том, как увидеть в Церкви то подлинное, настоящее, ради чего, собственно, приходит к нам Господь каждый раз и ради чего мы приходим в Церковь, чтобы с Ним там встретиться. Отец Георгий, а может быть, Вы могли бы дать совет человеку, который?.. Ну вот мы порой приходим когда в Церковь, мы реагируем глазами, ушами на прекрасное пение, замечательные росписи, высокий русский иконостас. Все это само по себе совершенно прекрасно и замечательно. Мы можем при этом отвлечься на все эти вещи и пройти мимо чего-то очень главного. Дайте, пожалуйста, совет — как все-таки на главном концентрироваться? Ведь это все второстепенно, если я правильно понимаю — и хоровое пение, потому что может петь один человек, и литургия все равно совершится, и Господь посреди нас. Могут петь два хора, и это то же, та же самая литургия и Господь посреди нас. То есть самое главное — это Господь, а хор, росписи и так далее — это вещи, стоящие уже на втором месте.
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну, здесь надо немножко осторожнее, Алла. Потому что человек все равно из совокупности — он живет тем, что видит, слышит и обоняет. Понимаете? Человек есть то, что он ест, как иногда говорят. Ну, это в другом, конечно, отношении. Но, понимаете, это все-таки нас вдохновляет. И как раз размышления, что это второстепенное, и могут увести в другую сторону и сказать: «Ну зачем тогда пришел сюда? Молиться можно и просто в комнате». И действительно так. Я, допустим, когда открываю приход, я приезжаю — ну, в каком-то помещении, в какой-то комнате, или если большой храм, то... Ну, у нас небольшие приходы, ну зачем в огромном католическом или протестантском храме весь храм занимать? Нам дается какой-то придел или небольшая комната, и мы там служим. И от этого литургия не умаляется, конечно, Вы правы абсолютно. Но все-таки когда есть возможность и храм уже построен, пренебрегать этим или считать это второстепенным будет неразумным, нецелесообразным.
А. Митрофанова
— Я даже не про это сейчас говорю. Я говорю о том, как... Все-таки что самое главное в богослужении? И как его не упустить?
Протоиерей Г. Завершинский
— Вот главное... Совершенно правильно Вы говорите, и правилен поиск. Вот это главное и есть — встреча. Встреча. Встреча глаза в глаза. Глаза в глаза. И телесное присутствие, соприкосновение с Христом. Но Имя Христово и вера, и Евангелие, Слово Божие, которое звучит, как бы кто бы его ни произносил — протодиакон или архидьякон, каким-то поставленным голосом, там, читал по-церковнославянски, или, допустим, сейчас уже есть благословения где-то и по-русски, и Евангелие, и Апостолов, особенно, читать, чтобы было более понятно, чтобы была понятна последующая проповедь. Это тоже очень логично и разумно и будет больше и больше, я убежден, надеюсь на это. Поэтому вот это соприкосновение сердечное со Словом Божиим, с происходящим — это сама литургия... Я еще раз возвращаюсь к тому, что текст литургии, слова, если их многократно повторять и глубже и глубже, глубже проникать, ты понимаешь, насколько это выразительно и точно уже не обозначена, а явлена реальность Божьего замысла, то есть воплощение его. Бог стал человеком, чтобы человек был обожжен. Да, и здесь никакой помехи, если есть иконостас украшенный или какие-то чрезмерно, может быть, украшенные архиерейские и патриаршие облачения. Но что значит «чрезмерно»? Ну, люди ради этого живут. А почему?.. Ну если человек хочет видеть красоту... Ну, мы с Вами, допустим, готовы и в скромном помещении молиться и считаем, что нет разницы. Но кто-то хочет вот... чтобы было украшено. Пусть и его тоже мечта исполнится. Тем более, если это человек состоятельный и готов жертвовать на это. Пусть лучше он пожертвует на храм Божий и украсит его, и купол сделает или иконостас нам поставит, чем вот эти средства на очередную яхту или какую-то виллу потратит. Ну, я не знаю, я, может быть, так очень утрированно и грубо говорю, но сердце человеческое чтоб радовалось, чтобы оно встречало ответную реакцию. Господь с нами, когда мы с Ним, когда нам это доставляет радость. И украшения, и благозвучное пение хора — немаловажная вещь, особенно для тех, кто постоянно в храме, для служителей, для такой общины такой укорененной. Ну, мы стараемся все-таки, мы вкладываем лучшее. Если хор, который не тянет или фальшивит, то это... Ну... Мешает молиться, я Вам скажу честно.
А. Митрофанова
— Мы вкладываем лучшее. Мне кажется... Да... Вот...
Протоиерей Г. Завершинский
— Если человек со слухом, батюшка или просто прихожанин со слухом, а хор фальшивит, ну, мешает молиться. Хотя, вроде, то же самое — ну подумаешь, обиход — что так, что так спеть. Нет. Надо сделать как можно лучше. И в этом тоже выражение... выразительная вера. Она... Вера без дел мертва. Дело нашей веры — сделать как можно лучше.
А. Митрофанова
— Вот это как раз, мне кажется, стремление сделать как можно лучше и объясняет, и оправдывает все то, о чем я говорила в предыдущих вопросах, да?
Протоиерей Г. Завершинский
— Да, да, совершенно верно.
А. Митрофанова
— И пышность, и вот это все богатство, и золото, и все. Потому что, действительно, все лучшее — ну, испокон веков так было — люди хотели... Если человек к Богу стремится, то он лучшее хочет Богу отдать.
Протоиерей Г. Завершинский
— Вы знаете, митрополит Кирилл, нынешний Святейший Патриарх — вот такое слово «итальянщина» — это я вот от него все слышал... Это такое как бы... та грань, вот где начинается... где вот эта пышность, красота — действительно красота (нрзб.), а где вот «итальянщина». Пусть итальянцы не обидятся на нас, это чисто русское...
А. Митрофанова
— Мне за итальянцев обидно. Я их нежно люблю.
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну просто вот эту грань переступили — и вот уже ну чрезмерно, ну уже не надо так, ну уже это не Царство Божие, а это уже какие-то чересчур изощренные какие-то фантазии уже человеческие. Там, ангелочки — слишком много их уже, хватит.
А. Пичугин
— Все должно быть в меру вкуса.
Протоиерей Г. Завершинский
— Вот именно!
А. Пичугин
— Если в итальянском костеле, который построен с этой точки зрения, все лаконично, если в нашем барочном храме, я не знаю, вот Никиты Мученика на Старой Басманной или Петра и Павла на Новой Басманной — там это все как-то логично смотрится, то когда в Успенский собор Владимира заходишь, а там в соборе XII века итальянщина вырастает в виде барочного иконостаса, который там Екатерина когда-то пожертвовала, ну, тут, извините, уже начинаешь...
Протоиерей Г. Завершинский
— Ну вот тоже были жертвы богатых, жертвователи царственных особ, и... Знаете, ну вот хотели, вот хотелось человеку — вот он сделал это, потому что есть деньги, власть. Ну, а дальше... Вот это тоже наша проблема. Кстати, вот говоря все-таки не все в прекраснодушных таких тонах, в радостных красках, конечно, это проблема. Храмы стоят, а наполняются ли они? А верующие? А литургии совершаются? А доставляет это радость? Люди приобщаются живого Христа, а не Его каких-то намеков или изображений ангельских? Ну, вот это, конечно, важно. Поэтому ну вот... И реставрация всех, повсеместных храмов, которые в каких-то заброшенных деревнях сейчас, — ну тоже, надо ли вот?. Что с этим делать? Ну да, какие-то средства... Бедный батюшка из кожи вон лезет, чтобы отреставрировать этот дорогущий храм с этим иконостасом, с этой итальянщиной. У него нет денег на это, а начальство требует — «давай, восстанови по старым чертежам, по старым фотографиям».
А. Пичугин
— И Минкульт требует!
Протоиерей Г. Завершинский
— А?
А. Пичугин
— Минкульт требует! И, мне кажется, правильно делает.
Протоиерей Г. Завершинский
— И Минкульт требует, да, и все. Ну да, да. И вот доходит до красности. Конечно, где-то восстанавливают, где-то вот... Не, ну, уникальные исторические объекты и объекты культурного наследия — это одно, а храм Божий — это все-таки не всегда одно и то же.
А. Митрофанова
— Я думаю, что вот этот образ храмов Русского Севера... Кижи — вот эти избыточные купола... И вообще храмы Русского Севера, которые, как правило вот, знаете, избыточностью вот этого внутреннего пространства... Для молящегося внутри этого храма человека там уделено места совсем немного по сравнению с тем объемом, который занимает, например, купол этого храма. Возникает вопрос: зачем? Все можно было сделать гораздо более компактно, скромно и так далее. А затем, что это образ стремления человеческой души вот туда, вверх.
Протоиерей Г. Завершинский
— Горение, горение, да. Ну да. И потом, это все-таки пришло к нам из прежних веков. Сейчас мы бы, конечно, уже, может быть, так не стали строить. Хотя у нас затевают грандиозные храмы, соборы, которые, ну, там, посвящены определенным историческим событиям или доблестной воинской славе и так далее. Ну, что же — это... Главное — для нас вот, верующих и духовенства, клириков остается главным, что это не просто дом, который посвящен славе народа, а это именно храм Божий с освященным алтарем. Ну, вот изнутри, из алтаря освящается все остальное.
А. Пичугин
— Спасибо большое. Заканчиваем программу. Напомним, что сегодня мы с Аллой Митрофановой беседовали с протоиереем Георгием Завершинским, благочинным проходов в Шотландии и Северной Ирландии Сурожской епархии Русской Православной церкви. Отец Георгий — доктор философии, кандидат технических наук, член Союза писателей России. Спасибо большое. Прощаемся с Вами.
А. Митрофанова
— Спасибо, до свидания!
Протоиерей Г. Завершинский
— До свидания!
А. Пичугин
— Спасибо, всего доброго!
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе
19 апреля. О грехе уныния
В 17-й главе Книги притчей Соломоновых есть слова: «Весёлое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости».
О грехе уныния, — протоиерей Максим Первозванский.