«Князь Святослав». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Сергей Алексеев (20.05.2018)

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы сегодня будем обсуждать с вами одну из величественных фигур древнерусской истории, человека, который получил двойственную репутацию, во всяком случае, чрезвычайно громкую. Это великий князь киевский Святослав. Те, кто считают себя своего рода сторонниками его политики, сторонниками его склада личности, говорят обычно, что это человек, который покрыл себя неувядаемой славой на полях сражений, что это истинно русский характер великого воина, что это блистательный полководец и стратег. Другие замечают иные свойства и качества в характере Святослава, в частности одна из черт, которая не очень-то нравилась его современникам и сейчас не без сердца упоминается его потомками, это то, что он, воюя в дальних краях, забыл, что следует ещё и наладить оборону собственной земли, собственной Руси. Итак, фигура противоречивая. Для того, чтобы со знанием дела разобраться в этом человеке, мы пригласили сегодня к нам в студию радио «Вера» доктора исторических наук, главу Историко-просветительского общества «Радетель» Сергея Викторовича Алексеева. Здравствуйте!

С. Алексеев

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Ну что ж, давайте, Сергей Викторович, начнём со своего рода визитной карточки Святослава. Обычно когда мы даём портрет крупного исторического деятеля, в самом начале следуют несколько фраз, которые характеризуют самую суть его как правителя. Что можно сказать в этом смысле о Святославе, что вы считаете основной чертой его?

С. Алексеев

— Святослав несомненно (это подтверждает не только русская летопись, но и иностранные современники его, чьи свидетельства намного ближе к событиям) был доблестный воин и умелый полководец. Для дружинного вождя, во многом ещё для племенного вождя, которым оставался великий князь русский в середине десятого века, это считалось, может быть, главным качеством среди его современников.

Д. Володихин

— Во всяком случае, органично присущим.

С. Алексеев

— Это был идеальный вождь, идеальный дружинный вождь во всех отношениях, такой вождь, которого хотела видеть во главе себя дружина и, как тогда говорили, вся Русь. То есть военно-торговое сообщество, во многом можно сказать военно-торговая знать, из Киева правившая множеством восточно-славянских племён.

Д. Володихин

— Но суть есть. Ну что ж, давайте теперь посмотрим на странности и загадки его генеалогии. Ведь, насколько я понимаю, были определённые споры по поводу того, когда он родился и что составляло начальный этап его жизни.

С. Алексеев

— Тут надо иметь в виду, что тот хрестоматийный корпус того, что мы знаем о Святославе, у нас сформирован летописными свидетельствами.

Д. Володихин

— Да, «Повесть временных лет».

С. Алексеев

— И предшествующий ей так называемый начальный летописный свод, сохранившийся в составе новгородской летописи. Этот начальный свод, где уже все эти сведения присутствуют, создан был, самое раннее, в 1070-х годах, через сто лет после гибели Святослава.

Д. Володихин

— Уже очевидцев не осталось.

С. Алексеев

— Очевидцев не осталось, могли быть очень старые дети и внуки очевидцев. При этом из свидетельств современников мы можем понять, что заключительный этап жизни Святослава...

Д. Володихин

— Известен лучше.

С. Алексеев

— Да, он в летописи описан в общем достоверно, хотя и со многими преувеличениями, поэтизацией, может быть, попыткой представить поражение как победу и так далее.

Д. Володихин

— Во всяком случае, как героику.

С. Алексеев

— Да. Это прежде всего касается его последней войны — войны в Болгарии. С другой стороны, про ранний этап его жизни мы из свидетельств современников не знаем ничего почти.

Д. Володихин

— Ну почти, да, пару строк.

С. Алексеев

— Мы знаем, что от него был посол, когда заключали договор с Византией в 944 году, наряду с послами его отца и матери — Игоря и Ольги.

Д. Володихин

— В этот момент он уже не младенец.

С. Алексеев

— Ну, видимо. Кроме того мы знаем, что при жизни отца он княжил в Новгороде. Это сообщает император Константин Багрянородный его современникам — всё, на самом деле. Его отцом был князь Игорь, как об этом рассказывает летопись, его матерью была княгиня Ольга — жена Игоря, как об этом опять же рассказывает летопись. То же, что рассказано в летописи о том, что он остался после гибели отца малолетним, что Ольга не только мстя за мужа, но и защищая сына, жестоко отомстила древлянам, восставшим против Игоря, за его гибель; что юный Святослав, ещё не в состоянии по-настоящему бросить копьё, ткнул копьём между ушами коня в сторону древлян на поле боя, когда его воспитатели Свенельд и Асмуд вывезли его туда, чтобы он начал битву...

Д. Володихин

— «Смотрите: князь уже начал!»

С. Алексеев

— «Потягнем, дружина, за князем!» Это всё навсегда останется просто летописным рассказом, мы не знаем, так оно было или не так.

Д. Володихин

— То есть сколько здесь легендарного, сколько исторического сказать точно просто невозможно.

С. Алексеев

— Совершенно верно.

Д. Володихин

— Вот если, так сказать, поводить вилам по воде, это почти так, я это очень хорошо понимаю, источниковая база не даёт возможности сказать сколько-нибудь точно, но приблизительно: когда, в каких рамках он мог появиться на свет?

С. Алексеев

— Одно летописное свидетельство указывает 920-й год, другое летописное свидетельство указывает 942-й год.

Д. Володихин

— Значит... как бы это правильно сказать? Двадцатые, начало сороковых годов.

С. Алексеев

— Именно.

Д. Володихин

— Ну что ж, понятно. Понятно, что мы очень мало знаем и о его детстве. Фактически его будущность, его походы уже в зрелом возрасте говорят о том, что, наверное, как подросток он получал в основном воинскую науку.

С. Алексеев

— Другой быть не могло.

Д. Володихин

— То есть он должен был научиться скакать на коне, бить из лука, сражаться на мечах и так далее. Ну и водить за собой людей. Теоретически кто мог быть его воспитателем? Понятно, что вряд ли это мать его учила, вряд ли это княгиня Ольга.

С. Алексеев

— Собственно об этом есть свидетельства в летописном предании. Его кормильцем был Асмуд, о котором более, строго говоря, ничего неизвестно. Можно предположить, учитывая обычаи тогдашние Руси и княжеского дома, что это был его какой-то родственник, может быть, по матери — это было в обычае. При нём состоял воеводой Свенельд — полководец, который был и при отце его Игоре видной фигурой, и при нём, и позднее при его сыне Ярополке.

Д. Володихин

— То есть это вообще одна из крупнейших фигур десятого века.

С. Алексеев

— Безусловно, да. И даже он упомянут в договоре Руси с Византией при Святославе как второе лицо после князя.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, мы видим двух людей, которые теоретически могли быть его учителями и воспитателями.

С. Алексеев

— Да.

Д. Володихин

— Вместе с тем мы затрудняемся, насколько я понимаю, сказать: были ли у Святослава братья, а уж тем более сёстры.

С. Алексеев

— Мы действительно ничего об этом не знаем. В поздних, недостоверных источниках упоминается его брат Глеб, но это, вполне возможно, фигура просто вымышленная.

Д. Володихин

— Фигура, можно сказать, мифологическая. Ну что ж, я думаю, сейчас самое время приступить к рассказам о его боевых подвигах и деяниях. Но прежде, по традиции, прозвучит мелодия, которая, на мой взгляд, соответствует по своему прекрасному, героическому милитаризму деяниям князя Святослава. О Святославе у нас нет ни оперы, ни симфонии, созданной кем-то из русских классиков, поэтому сейчас нам приходится использовать оперу Александра Порфирьевича Бородина «Князь Игорь», которая повествует о событиях совсем другого времени — о событиях двенадцатого века. Но тем не менее то, что сейчас прозвучит в эфире, этот фрагмент, он, на мой взгляд, чудесно готовит к восприятию военной карьеры князя Святослава Игоревича.

(Звучит фрагмент из оперы Александра Порфирьевича Бородина «Князь Игорь».)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем биографию великого князя киевского Святослава. С нами вместе в студии замечательный гость — доктор исторических наук, глава Историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев. И сейчас, после вот этой бравурной, трубной мелодии, которая прозвучала в эфире, самое время перейти к первым походам князя Святослава.

С. Алексеев

— Святослава несомненно не по произволу, не от каких-то исключительно честолюбивых соображений выбирал цели своих походов. Как я уже сказал, знать Руси того времени была военно-торговая. Окружение князя несомненно хорошо понимало, кто является конкурентам России в Восточной Европе, какие направления надо расчистить для русской торговли и, соответственно, какие цели для походов предпочтительней.

Д. Володихин

— Я бы добавил: где удачливого завоевателя может ожидать богатая добыча.

С. Алексеев

— Это само собой. Но богатая добыча может ожидать и в очень далёких краях, а Святослав всё-таки боролся действительно с соседними государствами, причём с сильнейшими в Восточной Европе. Первый его удар был направлен против Хазарского каганата, державы, по крайней мере теоретически, сопоставимой с Русью размерами и мощью на тот момент, хотя фактически уже находившейся в изрядном упадке.

Д. Володихин

— А вот здесь, может быть, немного поподробнее. В наших учебниках, в популярной литературе рисуют Хазарский каганат десятого века как некую чудовищную империю. И немногие помнят, что государство хазар находилось в этот момент уже, так сказать, на излёте.

С. Алексеев

— Оно действительно находилось на излёте. Уже в конце девятого века, когда в Северном Причерноморье и Поволжье появились племена печенегов и гузов — гузы потом стали союзниками Святослава против Хазарии. Хазария сильно страдала от их набегов. Успешные войны с соседями, в том числе с Русью, в 930-х годах были, наверное, последними крупными успехами Хазарского каганата.

Д. Володихин

— И потом, мы знаем об этих успехах частично из уст самих хазар. Насколько правдоподобно изображены великие воинские победы — сказать сложно.

С. Алексеев

— Это правда. Но всё-таки основания так считать есть, в том числе из мусульманских, арабских источников, в принципе очень враждебных к Хазарии. Это была действительно когда-то великая держава, действительно всё ещё бравшая дань с некоторых славянских племён, а самое главное, державшая волжский путь; и в общем имевшая с Русью, ещё с начала десятого века, очень серьёзный кровавый счёт.

Д. Володихин

— В том числе какое-то время, мне кажется, они дань собирали с части восточно-славянских племён.

С. Алексеев

— Я и сказал, что даже ещё в это время они брали дань с некоторых славян, в частности с вятичей, и, скорей всего, с донских славян. Святослав в союзе, как я упомянул, с гузами, врагами Хазарии, совершает поход по Волге, по пути разрушает ещё одного полуконкурента, полупрепятствие Руси, может быть, не слишком серьёзную угрозу, но оказавшуюся на пути Волжскую Болгарию — ей потом пришлось восстанавливаться довольно долго. Затем он идёт вниз по Волге, доходит до нижневолжских и дагестанских владений хазар — центра каганата. Здесь наносит поражение армии хазар, разоряет столичные города и утверждает два русских оплота новых в донских землях и на Керченском проливе. Это Саркел, или Белая Вежа — хазарская крепость, освоенная Святославом на Дону; и Тьмутаракань и Корчев, то есть Керчь, в Керченском проливе.

Д. Володихин

— Ну, Таматарха и Корчев. Здесь, так сказать, ведутся дискуссии: когда именно русские осели в Корчеве — при Святославе или, может быть, при его сыне Владимире.

С. Алексеев

— Более вероятно всё-таки что Русь уже контролировала Керченский пролив при Святославе — на это есть намёки в византийских источниках. Видимо, именно здесь к тому же Святослава встретило посольство от византийского императора Никифора Фоки, приглашавшее его на Балканы.

Д. Володихин

— Вот сейчас мы немножко прервёмся чисто хронологически. На мой взгляд, важно закрыть тему Хазарского каганата и, насколько я помню, ведь это был не единственный поход Святослава против хазар. Тут ведутся споры, и хотелось бы понять: был ли всё-таки один поход, который нанёс страшный удар по хазарам, они в общем уже никогда не поднялись до такой мощи, которая у них была хотя бы к середине десятого века, или всё-таки был второй.

С. Алексеев

— Более вероятно, что был один поход, долгий, занявший 966-968 года. Разнобой в арабских источниках связан с тем, что в Южном Прикаспии и тем более в центре арабского мира известия о гибели Хазарии были получены уже в 968-969 годах. И в некоторых источниках именно так поход и датирован.

Д. Володихин

— Вопрос иного рода: прежде, чем мы приступим к делам Руси и Империи ромеев, всё-таки хотелось бы услышать о стратегическом значении того похода, который фактически прекратил жизнь великой державы хазар.

С. Алексеев

— Оно двойственное: с одной стороны, Русь действительно избавилась от серьёзного конкурента и потенциальной угрозы...

Д. Володихин

— Да, в общем, даже в чём-то и актуальной угрозы.

С. Алексеев

— Да, по крайней мере от старого противника, в общем, закрыла счёт.

Д. Володихин

— Вы били по нам, а мы по вам хорошенько ударили, и после этого мы можем разойтись, поскольку видим могильную плиту на вашей могиле.

С. Алексеев

— Ну да, закон тогдашнего восточно-европейского мира.

Д. Володихин

— Языческая Руь била крепко и пощады никому не давала.

С. Алексеев

— Так вот, Руст получила действительно важные оплоты на торговых путях: Саркел, который, возможно, укреплялся в том числе в своё время и против самих русов; и контроль над Керченским проливом, выход на Кавказ. Святослав в ходе этого похода нанёс ещё поражение Аланскому царству — северо-кавказскому сильнейшему государству. После этого на Кавказе начинает возрастать влияние Руси, ещё и в одиннадцатом веке сильное.

Д. Володихин

— Ну да, фактически только половецкое нашествие его сократит, а это уже вторая половина одиннадцатого века.

С. Алексеев

— Да. Это с одной стороны. С другой стороны, этот поход показал одну черту Святослава, его политики, может быть, связанную с его личными качествами: он много воевал, но мало завоёвывал. Он расчистил пространство от организованных политических сил, на этом пространстве существовавших, но Руст это пространство целиком, может быть, и не могла, а, может быть, он просто не дал времени, отправившись в следующий поход.

Д. Володихин

— То есть, если я правильно понимаю, его в значительной степени интересовал процесс завоеваний, но построить государство, выстроить некие отношения между метрополией, то есть Киевом, и пространствами, через которые Русь прошла огнём и мечом, он просто не умел, не знал — как.

С. Алексеев

— По источникам мы видим именно так. И хотя он мечтал о том, чтобы на завоёванных землях, по крайней мере на Балканах позднее, установить некую стабильную власть, но в Хазарии он не предпринял таких попыток или предпринял самые ограниченные. В итоге пространства оказались расчищены не для Руси, а для, в первую очередь, для печенежских племён, которые уже в самом скором времени стали для Руси весьма серьёзной угрозой.

Д. Володихин

— А во вторую очередь?

С. Алексеев

— А вот вторую очередь, для тех племён, которые дышали, что называется, в спину печенегам.

Д. Володихин

— Мне кажется, там исламские государства Средней Азии также начали предъявлять претензии на Поволжье.

С. Алексеев

— Да, исламские государства Закавказья и позднее Средней Азии, конкретно Ширван на территории современного Азербайджана, затем Хорезм, предположила хазарам возможность восстановить их каганат, но уже под своим протекторатом, в границах Дагестана и Нижнего Поволжья. Из этой попытки не очень много что получилось, но какое-то время мусульманские правители контролировали дельту Волги, контролировали выход Волжского пути.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, победа одержана великая, значение её для того, чтобы обезопасить границу Руси, было весьма значительным, однако, в дальней перспективе всё-таки неоднозначным: так сказать, одна опасность сменилась другой. И для того, чтобы защититься от этой второй опасности, Святослав, по большому счёту, мало что сделал.

С. Алексеев

— Он, возможно, даже её не предвидел.

Д. Володихин

— Да, не просчитал. Ну что ж, начинаются дела на другом направлении боевых действий, на другом, можно сказать, фронте. И начинаются они со встреч Святослава с посольством ромейского императора Никифора Фоки.

С. Алексеев

— Византийская империя в это время находилась в достаточно сложном внешнеполитическом положении: ожесточённые войны на востоке, при нестабильности собственно в самом теле империи — на престоле человек, не имеющий на него права по рождению, на том этапе для Византии это уже играло роль. Когда-то, да, императорский престол просто доставался достойнейшему...

Д. Володихин

— Скажем так: доставался порой избранным солдатами императорам.

С. Алексеев

— В десятом веке уже привыкли к тому, что императорский престол получают, в нормальной ситуации, по наследству. Хотя, с другой стороны, привыкли, что при малолетнем императоре, как тогда было, престол может присвоить любой удачливый полководец.

Д. Володихин

— Или даже администратор.

С. Алексеев

— Да, или администратор. Вот Фока как раз и был таким присвоителем. Между тем на Балканах были натянутые отношения с первым Болгарским царством — мощное на том этапе государство, ещё один серьёзный конкурент Руси в Восточной Европе, ещё один давний, хотя не столь ожесточённый, как Хазария, противник, и, в общем, опасность номер один для Византии.

Д. Володихин

— Ну что ж, прежде, чем мы начнём рассказывать о том, чем закончилась попытка Никифора Фоки, как бы это правильно сказать, удачно пристроить силы соседнего варварского государя для разгрома, как ему казалось, более опасного противника — болгар, — я хотел бы напомнить, что, несмотря на все эти страшные столкновения в эпоху Раннего Средневековья, всё же у нас здесь светлое радио, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы ненадолго с вами прерываем беседу, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с известным историком, доктором исторических наук, главой Историко-просветительского общества «Радетель» Сергеем Викторовичем Алексеевым обсуждаем судьбу, подвиги, достижения и неудачи князя Святослава. Итак, продолжаем эту тему, уже переходя, так сказать, на Дунайский театр военных действий. Никифор Фока приглашает через своего дипломата Святослава поучаствовать в разгроме Болгарии.

С. Алексеев

— Сама Византия, находясь в мирном договоре с Болгарией, не желала нарушать его первой. А Святослав, в общем, считал себя и вправе, учитывая старые обиды и, благодаря, конечно, своему окружению, которое последовательно стремилось избавиться от основных конкурентов Руси, понимал интерес в том, чтобы первое Болгарское царство сошло с политической сцены. Надо отметить, кстати, что на Руси не воспринимали очень долго Болгарское царство как славянское государство. Хотя болгары уже давно славянизировались — кочевые болгары, когда-то пришедшие на Балканы. Но в русских летописях даже ещё в начале двенадцатого века писали, что «болгары насильники славянам были».

Д. Володихин

— Обращая внимание прежде всего на пришлую знать кочевую, которая действительно когда-то была насильником славянам.

С. Алексеев

— Это, конечно, разноплеменному войску Святослава в определённом смысле дополняло оправданий в походе на Балканы. Оправдания такого рода для Раннего Средневековья всегда играли существенную роль, не меньшую, чем современная военная пропаганда.

Д. Володихин

— Справедливо ли сокрушить кого-нибудь мечом? Посмотрим, какие у нас аргументы.

С. Алексеев

— Вот именно. Так вот, осенью 968 года Святослав появляется на Балканах с большим, закалённым в боях войском, наносит поражение армии болгарского царя Петра, который вынужден спасаться бегством, и захватывает основные центры Болгарского царства. После этого византийская дипломатия начинает его вежливо просить удалиться.

Д. Володихин

— То есть вы сделали всё, что необходимо, теперь пожалуйте. Насколько я помню, сам поход был оплачен из константинопольской казны. То есть вы сделали работу, вот вам деньги, пожалуйста, мы готовы считать, что договор выполнен.

С. Алексеев

— Тут, однако, в игру вступило два фактора. Во-первых, Святослав сообразил и в русских летописях это прямым текстом описывается, что придунайские земли Болгарии очень выгодно расположены в экономическом смысле: здесь можно собирать дань со множества окрестных стран, это перекрёсток торговых путей.

Д. Володихин

— Да и вообще богатая земля.

С. Алексеев

— И Святослав задумался о том, что не перенести ли ему сюда столицу. Во всяком случае об этом говорит русское летописное предание.

Д. Володихин

— Там же была какая-то дискуссия: одна из крепостей, которую занял Святослав, в летописи называется Переяславец. Вот историки говорят: то ли это Переяславец на Дунае, то ли это сам Преслав.

С. Алексеев

— Скорее, последнее.

Д. Володихин

— Да, болгарская столица.

С. Алексеев

— Скорее, это, конечно, болгарская столица, потому что иначе странно, почему она не упоминается в летописи.

Д. Володихин

— Да, совершенно верно.

С. Алексеев

— А то, что город перенесён преданием на Дунай — Дунай понимался очень расширительно: как придунайские земли, тамошние славяне называются в летописи «дунайцы». Так вот, был второй фактор: посол императора при Святославе Калокир, знатный херсонит, то есть выходец из Херсонеса, византийского Крыма.

Д. Володихин

— Крымчанин.

С. Алексеев

— Крымчанин. Наверняка хорошо осведомлённый в русской политике и имевший среди русов прочные связи, решил: а чем он, собственно, хуже Никифора Фоки. И имея под рукой огромное варварское войско...

Д. Володихин

— Как ему казалось. Которым легко управлять.

С. Алексеев

— Естественно. Он задумался о том, а не стать ли ему императором. И, как утверждают византийские историки, видимо, небезосновательно, поскольку Калокир оставался со Святославом практически до своего конца, договорился с ним: Святославау — Болгарию, а Калокиру — Константинополь.

Д. Володихин

— Ну а для Святослава иметь дружественного императора в тех местах, которые соседствуют с его будущей державой, как он полагал, было действительно выгодно.

С. Алексеев

— Да не просто дружественного императора, а скорее всего, Святослав это видел так: иметь императора-данника.

Д. Володихин

— Вассала.

С. Алексеев

— Примерно так.

Д. Володихин

— И это не так уж неосуществимо, учитывая то, что болгарские цари, вообще-то, бывало, что просто потрясали до основания Константинопольскую империю.

С. Алексеев

— Да, болгарские цари именовали себя «цари болгар и ромееев», то есть они претендовали на Константинопольский престол. Собственно, Симеон — царь, отец Петра, разгромленного Святославом, и формально сам Пётр, хотя он предпочитал именовать себя просто царём болгар и прямо с Византией не конфликтовать, но царский титул сохранял. Но тут произошло нечто, заставившее Святослава уйти с Дунае, примерно в начале 969 года. Мы не знаем из современных источников греческих, почему это было, но зато мы это знаем из русской летописи: к Киеву подступили печенеги.

Д. Володихин

— К Киеву, давно брошенному своим князем.

С. Алексеев

— К Киеву, да, где князя давно не было, подступили печенеги, где была его мать Ольга со своими внуками — детьми Святослава. Печенегов в принципе давно уже византийская дипломатия использовала в том числе и против Руси. Конкретные советы по этому мы находим ещё у Константина Багрянородного, к этому времени уже давно покойного императора. Поэтому совсем, конечно, не исключено, что...

Д. Володихин

— Константинополь немного заплатил.

С. Алексеев

— Да, что в Константинополе использовали средства убрать русов с Дуная.

Д. Володихин

— Которые стали немного назойливыми.

С. Алексеев

— Святослав вернулся в Киев, отогнал печенегов, после чего собрался обратно. Как раз тогда он и произносит, по летописи, свою фразу, которую я уже упоминал: «Не любо мне жити в Киеве, любо жить в Переяславце на Дунае, ибо то есть среда земли моей — туда вся благая сходятся».

Д. Володихин

— А его мать сказала: «Ну подожди хоть пока помру — я уже старая».

С. Алексеев

— Да, Святослав подождал. И в июле-августе 969 года, когда Ольга действительно уже скончалась в начале июля, он собирается в новый поход. Русь он делит, согласно летописи, между сыновьями, в Киеве сажает старшего сына Ярополка, и отправляется с основным русским войском на Балканы, теперь уже как открытый враг Византии, никакими греками туда не призываем, а, наоборот, идущий не только на собравшихся было силами болгар, но и на самих греков. Он наносит окончательное поражение царю Петру, который после этого бежит и принимает постриг. Он берёт под свой контроль сыновей Петра, формально дав им царский титул, но окружив их русской дружиной, принуждает болгарскую знать выступить вместе с русами против греков, но, я думаю, что болгары не очень и противились, в основной массе по крайней мере.

Д. Володихин

— Они и сами рады были пограбить империю ромеев.

С. Алексеев

— Пока действия Святослава были успешны.

Д. Володихин

— Как писали время от времени в летописях, «барашнишко у них узорное», то есть богатство такое изящное и изысканное — хорошо бы его забрать у греков.

С. Алексеев

— Кроме того Святослав привлёк и других охотников до этого, заключив союз с венграми и с печенегами — с недавними врагами.

Д. Володихин

— Фактически коалицию составил против Константинополя.

С. Алексеев

— На престоле империи в это время, свергнув и убив Никифора Фоку, оказывается Иоанн Цимисхий — полководец не менее знаменитый и не менее талантливый, чем Святослав. Это был достойный противник во всех отношениях, иногда, может быть, более мужественный и бесшабашный, чем сам русский князь. Цимисхий вызвал Святослава на поединок однажды, на что Святослав ответил ему крайне насмешливо: что есть много способов погибнуть, Иоанн может выбрать любой, а сам Святослав, дескать, рисковать не собирается. В то же время именно в этом походе мы знаем немало примеров мужественного, героического поведения Святослава, когда он сражался против превосходящих сил противника, когда его дружина, вдохновлённая князем, не щадя живота билась на поле брани. В общем, не удивительно, что этот поход составил целое летописное сказание, местами почти стихотворное, то есть это осколок древнего эпоса.

Д. Володихин

— Боевые действия шли чрезвычайно долго, с переменным успехом, но насколько я помню, всё-таки Иоанн Цимисхий стратегически переборол вот ту коалицию, которая была у князя Святослава.

С. Алексеев

— Верно. Цимисхий сумел затормозить продвижение русов к Константинополю, отбить венгерские и печенежские набеги вне главного театра военных действий и дождаться, главное, переброски свежих воинских сил из Азии. С этими силами в 971 году он переходит в контр-наступление и постепенно оттесняет Святослава на Север; когда сам Святослав уходит к Дунаю, громит русский авангард в Преславе, забирает себе не только столицу Болгарии, но и болгарских царей. После этого болгарская знать начинает понемногу переходить на сторону империи.

Д. Володихин

— И в конечном итоге Иоанн Цимисхий блокирует Святослава в Доростоле.

С. Алексеев

— Да, в крупной придунайской крепости Доростол. Здесь Святослав сопротивляется, сопротивляется упорно, сопротивляется мужественно, но всё-таки и сокращение его собственного войска, видимо, где-то и распад — часть венгров и печенегов, должно быть, уходят в это время, по крайней мере они перестают упоминаться на поле брани в византийских источниках. Святослав вынужден в конечном счёте согласиться на почётный, но в то же время явно подтверждающий поражение мир.

Д. Володихин

— Это понятно. Несколько раз выходило войско Святослава из крепости Доростол, шли тяжелейшие сражения, византийцы не могли разгромить Святослава, но он не мог прорваться через их строй и победить их, поэтому он отступал в Доростол. Речь шла о том, как долго военная машина Византии сможет блокировать его там, потому что это, в общем, очень дорогостоящее мероприятие, и как долго он сам сможет там удержаться. Два полководца — Иоанн Цимисхий и Святослав — решили не рисковать с обеих сторон, заключить мир, который отражает объективное положение вещей. Положение вещей было таково, что Святослав находился всё-таки в более тяжёлом положении.

С. Алексеев

— Да. Заключается мир, он дошёл до нас. По этому мирному договору Святослав покидает Болгарию, оставляя её Византии.

Д. Володихин

— Он забирает с собой только хлеб и небольшую часть добычи.

С. Алексеев

— Он забирает с собой солидную часть добычи достаточно...

Д. Володихин

— Что можно унести в руках.

С. Алексеев

— Всё-таки есть письменный текст договора, который, с другой стороны, показывает, что византийские хроники несколько преувеличили то, что не получил Святослав. На самом деле он получил достаточно солидный откуп, куш, с которым не стыдно было вернуться на родину. Но именно это, возможно, его и погубило. В 972 году, ранней весной, Святослав встретился в порогах со своими недавними союзниками — печенегами. Согласно русским летописям, дали им знать о том, что Святослав идёт мимо них с добычей, болгары, болгарская знать.

Д. Володихин

— Возможно, и ромеи.

С. Алексеев

— Ромеи посылали посольства пропустить Святослава, во всяком случае, об этом есть прямые свидетельства.

Д. Володихин

— А что они на самом деле сказали печенегам — кто знает?

С. Алексеев

— Это правда, но, повторяю, русские не винили греков, хотя те «льстивы до сего дни» — по русской летописи. Они винили именно болгар. Печенежский хан Куря, должно быть, ещё обиженный тем, что Святослав вышел из войны без его участия и, в общем, лишил его возможности грабить византийские земли, преградил Святославу путь. И в сражении с печенегами князь погиб, из его головы Куря сделал себе чашу.

Д. Володихин

— Часть воинства спаслась, поскольку пошла не по суше, а на кораблях. То есть погибло не войско, а, видимо, князь и его избранная дружина.

С. Алексеев

— Часть войска спаслась потому, что пошла в далёкий обход порогов на конях.

Д. Володихин

— Да, на конях, извиняюсь, не на кораблях.

С. Алексеев

— На кораблях как раз пошёл Святослав. А на конях пошёл Свенельд, который привёл остатки войска в Киев.

Д. Володихин

— Напомню нашим радиослушателям, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И у нас замечательный гость — доктор исторических наук, глава Историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев. С ним мы обсуждаем историю, подвиги, достижения и неудачи князя киевского Святослава. И сейчас, несмотря на то, что мы говорили о Святославе, прозвучит тропарь святой равноапостольной княгине Ольге. А уж почему мы это сделали, мы расскажем потом.

(Звучит тропарь святой равноапостольной княгине Ольге.)

Д. Володихин

— Итак, после того, как прозвучало это замечательное пение, мы продолжим наш разговор. И я хотел бы поставить вопрос, который связан не столько даже с подвигами и достижениями Святослава, сколько с общим стратегическим положением Руси. Святослав фактически несколько лет на Руси не был или почти не был — между 968-м и 971-м. Он разве что вернулся один раз для того, чтобы защитить Киев от печенегов. И управлением занималось боярское правительство, во главе которого, очевидно, стояла Ольга — мать Святослава. Тут вы уточните, где я прав, а где не прав. И Ольга, которая задолго до всех этих походов уже приняла христианство, на Руси вела миссионерскую деятельность. Вот с вашей точки зрения, два пути, которые предложили два выдающихся деятеля того времени: великий полководец Святослав — это путь расширения Руси путём завоеваний. И второй путь, который предложила Ольга, — это путь христианизации Руси и фактически превращения в некую православную державу. Что из этого было стратегически более выгодно? Как это оценивали современники двух этих великих людей, как оценивали потомки?

С. Алексеев

— Уже очень скоро путь Руси определился, и он оказался верным — это был путь Ольги. Я хотел бы только одну поправку внести: о боярском правительстве, конечно, на том этапе речь идти не могла: бояре сопровождали князя в походах. При Ольге были киевские старцы...

Д. Володихин

— Воеводы, очевидно, какие-то.

С. Алексеев

— В Киеве не было воевод на тот момент. Воевода был на той стороне Днепра, то есть в Переяславле. Об этом прямо рассказывается в летописном предании об осаде Киева. В этом, собственно, и была проблема с отсутствием князя: он с собой увёл значительную часть знати и значительную часть дружины. Ольга располагала ополчением по большому счёту. Конечно, политика, выбранная Ольгой, политика консолидации государства, политика выстраивания государственной системы, системы государственного управления и политика просвещения Руси христианством — именно это оказался магистральный путь. И сын Святослава Владимир позднее сделает выбор в пользу именно этого пути, который не исключал и расширения границ государства.

Д. Володихин

— Заметим, причём сын, на воспитание которого, очевидно, нет малое влияние оказала бабка — Ольга.

С. Алексеев

— Конечно, об этом есть тоже прямые свидетельства, и нет основания им не доверять.

Д. Володихин

— А если оценить, скажем, территориальное положение Руси при Святославе. Приобрела ли она что-то, помимо Белой Вежи и неких владений по берегам Керченского пролива, как минимум Таматархи.

С. Алексеев

— Русь временно обложила данью вятичей — славянские племена. Но позднее их вновь пришлось покорять Владимиру. Это была обычная история в Ранее Средневековье: одни и те же племена покорялись по нескольку раз.

Д. Володихин

— То есть ушёл князь, который покорил, следующему надо в следующий раз их покорять. Его сыну — в следующий раз, пока они становятся провинцией, а не народом.

С. Алексеев

— И это продолжалось довольно долгое время, пока Владимир не посажал в племенных градах своих сыновей. Ну а с вятичами это продолжалось ещё и после этого.

Д. Володихин

— Да, они долго противились присоединению вот такому: как именно провинции к метрополии — к Киеву. Но хотелось бы вернуться к вопросу о христианстве. Святослав, насколько я понимаю, был убеждённый язычник, которому Ольга предлагала креститься, но он осознанно от крещения отказался и даже выдвинул довольно резкие аргументы противоположного свойства.

С. Алексеев

— Как раз из аргументов следует, что Святослав, хотя, как говорят жития его сына Владимира, и был воспитан в отеческом предании...

Д. Володихин

— То есть языческом.

С. Алексеев

— Да. Вместе с тем убеждённым язычником назвать его трудно, потому что основной его аргумент был не то, что «наши боги добры, а вашего бога мы не знаем». Его основной аргумент был другой: «Как я крещусь, а дружина моя смеятися начнёт?»

Д. Володихин

— То есть в данном случае он был фактически заложником мнения и интересов своего воинства.

С. Алексеев

— Мы знаем, восточные источники об этом сообщают, что дружина, часть её, была сильно разочарована распространением христианства на Руси, считая христианство слишком миролюбивой религией, считая, что христианство будет мешать ходить на чужие земли и получать добычу. Поэтому позиция Святослава диктовалась как раз вот этой дружинной средой. Он был в принципе прав, формулируя позицию этой среды. Среда эта действительно так думала.

Д. Володихин

— Он был прав правдой определённого слоя бойцов профессиональных.

С. Алексеев

— Другое дело, что он был не прав, предсказывая их реакцию, и Ольга ему совершенно правильно на это указала: если ты крестишься, то и все крестятся. Именно так и произошло при Владимире.

Д. Володихин

— Ну да, именно так и произошло при Владимире. Даже более того: Владимир какое-то время показывал большее рвение в языческой вере, чем Святослав, а потом совершил резкий поворот к христианству. И ничего — никаких мятежей в его городе Киеве не произошло.

С. Алексеев

— И поиски мятежей вообще в истории Древней Руси того времени, ведущиеся и ведшиеся, особенно активно в недавние десятилетия, в науке, ни к чему убедительному не привели. Но мы с вами уже однажды обсуждали этот вопрос.

Д. Володихин

— А теперь вопрос, может быть, неожиданный: Владимир — сын Святослава, но не старший. И хотелось бы задеть хоть немного судьбу его старшего сына, первенца, Ярополка. Он фактически остался на княжении в Киеве после отъезда Святослава на дунайский театр военных действий. И он оказался в той сфере компетенции, которую раньше занимала покойная Ольга: она фактически была правительница, теперь правителем стал Ярополк, при живом отце. Вот до какой степени правы те исследователи, которые говорят, что Ярополк от Ольги или иным путём мог приобрести христианский опыт.

С. Алексеев

— Христианские знания он, несомненно, имел — и от Ольги, и от жены, которую ему Святослав привёз с Балкан, — расстриженной Святославом греческой монахини.

Д. Володихин

— Вот об этом подробно.

С. Алексеев

— Другое дело, что мы не имеем никаких положительных данных о том, что Ярополк был христианином или хотел стать христианином. Видимо, при нём в Киеве была какая-то христианская миссия западная. Ярополк посылал посольства на Запад, он хотел наладить отношения со Священной Римской империей, об этом мы знаем, но больше мы не знаем ничего.

Д. Володихин

— Мы знаем, что ещё с конца девятого века в Киеве находятся церкви, которые были построены духовенством, полученным из константинопольской руки.

С. Алексеев

— Да, конечно. Продолжали строиться церкви и в десятом веке: при Ольге была построена деревянная церковь Софии — ещё до её крещения.

Д. Володихин

— Значит, получается так, что малая христианизация произошла задолго до Владимира и задолго даже до Святослава. Но Ярополк, зная крайне скверное отношение отца к Константинополю, попытался поискать каких-то связей в христианском мире (заметим: всё ещё едином, всё ещё не расколотом на Католицизм и Православие), но не в Константинополе, а на Западе там, допустим.

С. Алексеев

— Может быть. Повторяю, что мы знаем об этом крайне мало. И, насколько мы знаем из летописных данных, Ярополк всё-таки до своей кончины оставался язычником и многоженцем.

Д. Володихин

— Ну что ж, я думаю, что пришло время подвести итоги нашей передачи. Можем ли мы сейчас сказать, что тот диагноз, о котором я сказал в самом начале — диагноз исторической памяти, сложившийся о Святославе, — верен? То есть что этот человек был создателем двоящегося образа: с одной стороны — великий воитель и великий воин; с другой стороны — человек, который не очень-то желал возиться с делами собственной земли, Руси, и не очень-то умел наладить её оборону.

С. Алексеев

— Таким он и запомнился в исторической памяти уже Древней Руси. Именно такой его образ рисуют летописи, и это при том, что летописи основаны на дружинных эпических сказаниях. Итоговая оценка Святослава всё-таки оказалась средней между героическим образом воодушевляющего дружинников идеального вождя и тем, что сказали ему киевляне во время его последнего визита в Киев: «Ты, княже, свою землю забросил, а чужой земли ищешь».

Д. Володихин

— Ну что ж, мне осталось поблагодарить Сергея Викторовича Алексеева за эту замечательную передачу и сказать вам, дорогие радиослушатели: спасибо за внимание, до свидания!

С. Алексеев

— До свидания!