«Император Николай II, как Верховный Главнокомандующий». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Глеб Елисеев (01.07.2018)

Д.Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это — светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И уже через несколько дней в нашей стране будет отмечаться горестная дата — воспоминание о трагической гибели святого Государя нашего Николая II с царствующим Семейством. Поэтому несколько передач «Исторического часа», так или иначе, посвящены этой теме — теме Династии Романовых и, в частности, последнего на данный момент Российского Государя Николая II. И сегодня мы будем обсуждать тему, которая стала дискуссионной достаточно давно, и, наверное, не скоро перестанет таковой быть. Это — участие Императора Николая Александровича в делах, связанных с Первой Мировой войной, и, в частности, его роль, сыгранная в качестве Главнокомандующего Российской Императорской армией. Очень много споров на этот счёт. Часто слышишь, что Император плохо командовал, то, что экономическая, политическая, военная система Российской Империи страдали отсталостью, анахронизмом, что в принципе не могли справиться с задачами современной войны, что, собственно, из Петрограда, чуть ли не из Царского Семейства какие-то там сведения передавались неприятелю... короче говоря, слышно немало неприятного. И, вместе с тем, от специалистов скорее... в общем... идут иные отклики. Что очень многое из мною сказанного — это, скорее, мифы советского времени, порождённые пропагандой, работавшей, разумеется, против свергнутого и убитого Императора.

Для того, чтобы, так сказать, навести порядок в восприятии этого вопроса, сегодня мы пригласили человека, который занимался историей последнего Государя и, вообще, периодом начала ХХ века в России, кандидата исторических наук, члена редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение» Глеба Анатольевича Елисеева. Здравствуйте, Глеб!

Г.Елисеев:

— Здравствуйте!

Д.Володихин:

— Ну, что ж! Давайте, попробуем начать с предыстории — того момента, когда Николай II должен был стать Главнокомандующим. Первая Мировая война начинается летом 1914 года, и, изначально, в течение, приблизительно, года, на этом месте находится другой человек. В общем, пожалуйста, расскажите, почему пришлось произвести рокировку на этом очень высоком уровне?

Г.Елисеев:

— Ситуация, которая начала складываться к августу 1915 года, во многом была обусловлена личностью первого Верховного Главнокомандующего Российской Империи Великого Князя Николая Николаевича.

Д.Володихин:

— Ну, давайте о нём чуть поподробнее. Что за человек, и почему, в общем, его пришлось заменить?

Г.Елисеев:

— Ну, старший родственник, сын, соответственно, Великого Князя Николая Николаевича старшего. Достаточно заметная фигура в большой Царской Семье. Человек, который пользовался большой популярностью и в кругах придворных, и в кругах военных, но, во многом, не столько благодаря тому, что сделал, сколько благодаря собственной импозантности. То есть, это вот был человек огромного роста, человек, производивший мощное впечатление такого настоящего, блестящего военного — в этом плане, на фоне которого Государь, который, как известно, не отличался такими формальными данными, характерными для, как раз, рода Романовых вот этого направления — потомков Государя Николая Павловича...

Д.Володихин:

— Великорослость, молодцеватость...

Г.Елисеев:

— Да — великорослость, молодцеватость, почти гвардейские стати — он несколько проигрывал, и вокруг Николая Николаевича, действительно, существовал миф — военного деятеля, успешного военного деятеля, удачного военного деятеля. Самое главное — человека, который считался своим в армейских кругах. И, во многом, это было так. Большинство военных его таковым считало. Известна, например, даже такая фраза, которую сказал Александр Васильевич Колчак на допросах, которые велись уже после его ареста. Он сказал, что он, как и многие другие в армии, естественно, видел во главе вооружённых сил только Николая Николаевича.

Д.Володихин:

— Ну, а что, Николай Николаевич прошёл какую-то специальную подготовку, имел широкий опыт командования крупными соединениями, имел военный опыт? Какова, так сказать, его судьба?

Г.Елисеев:

— Нет... ну, конечно, предыдущее участвование, там... русско-турецкая война, там, и всё это... опыт был. Опыт был, совершенно чётко здесь существовал, но опыт относительный, опять-таки. Опыт, который очень плохо сочетался, как раз, с теми самыми требованиями войны... ну... во времени, о которых Вы сейчас говорили. Например... между прочим, когда был назначен Николай Николаевич, потом уже, Наместником на Кавказ, когда он не столько вмешивался в дела оперативного управления военными действиями, сколько обеспечивал работу тыла, то у него всё достаточно хорошо получалось. Здесь оказалось, что человек не на своём месте. Человек прекрасно мог бы организовать именно снабжение армии, организацию армии, то есть, он был бы прекрасный логист и управленец в этом плане, но не человек, который непосредственно должен отвечать за планирование военных действий.

Д.Володихин:

— Ну, вот, в Ваших словах проскользнула нотка, так сказать, сомнения в том, что этот человек, действительно, находился на своём месте. В частности, было сказано, что назначен он был не столько в силу того, что он, действительно, совершил какие-то крупные, выдающиеся деяния на армейской ниве, в военном деле, сколько благодаря тому, что он производил впечатление сильного военного вождя. То есть, это значит, что в реальности... в общем... нельзя сказать, что он был подготовлен к этой роли.

Г.Елисеев:

— Ситуация в данный момент, вообще, в Русской армии складывалась парадоксальная. Людей, в принципе, которые были бы подготовлены к такого рода войне, не было ни в одной армии мира — естественно, и в Российской армии. Никто в нашем генералитете, никто из тех людей, которые возглавляли, начиная... там... с уровня дивизии и выше, до командования фронтов, не участвовал в войне такого плана. А если даже люди имели некий военный опыт столкновения уже армий нового века, армий технических — как тот же генерал Куропаткин, который командовал впоследствии Северным фронтом — то это были люди, у которых опыт-то, скорее, отрицательный, которых лучше было бы и не назначать в этом плане.

Д.Володихин:

— То есть, образованные люди, но лишённые выдающихся тактических способностей?

Г.Елисеев:

— И тактических здесь, и... там... оперативных, я бы даже сказал. О стратегии мы не говорим, стратегия — это, как раз, уровень Верховного Главнокомандующего и его Генерального штаба, но даже на уровне оперативном — тот же Куропаткин, чем он прославился? Он прославился бесконечными отступлениями...

Д.Володихин:

— В Русско-японскую войну...

Г.Елисеев:

— ... в Русско-японскую войну, естественно. А другие руководители... фронтов даже — это люди, которые — да, воевали. Они воевали в Русско-турецкую войну, прославили себя как заметные рубаки, как храбрые люди — многие из них, как руководители среднего звена, но...

Д.Володихин:

— При подавлении Боксёрского восстания в Китае.

Г.Елисеев:

— Боксёрского восстания, в том числе, да. Но, опять же, опять же — здесь не было людей, которые могли бы действовать именно на таком уровне.Когда говорят, что Государь Николай Александрович не имел опыта современной войны — так вот, этого опыта современной войны не имел никто! От Императора Вильгельма до Румынского Короля Фердинанда — никто здесь не имел!

Д.Володихин:

— Ну, что ж, давайте проследим, как развивались события с начала Первой Мировой войны и до того момента, когда Великий Князь Николай Николаевич должен был расстаться со своей должностью.

Г.Елисеев:

— Итак, для нас достаточно удачно начинаются боевые действия Русской армии на юго-западном направлении. Юго-западный фронт удачно наступает, мы занимаем территорию Галиции, ну, а Австро-Венгерская армия находится на грани разгрома. И если бы война шла на уровне поединка между двумя Империями — Австро-Венгерская двуединая Монархия и Российская Империя — то наши войска, скорее всего, оказались бы в Вене... ну, примерно, так... к ноябрю месяцу 1914 года. Но: война идёт в виде столкновения коалиций, мы попутно обязаны действовать на северо-западе, и там возникает очень сложная ситуация. Там проигрывается сражение при Танненберге...

Д.Володихин:

— Но, вот... скажем так... если я не ошибаюсь, Константин Залесский, историк, который не раз бывал здесь, на радиостанции «Вера», говаривал как-то, что вот сражение при Гумбиннен-Гольдапе, при Танненберге — это, собственно, ситуация, в которой надо разделить сражение, которое было выиграно, и сражение — абсолютно другое, случившееся позднее — которое было проиграно.

Г.Елисеев:

— Да! Вообще, операции в Восточной Пруссии — они не выглядят так, как оно у нас складывается, более или менее, из формального курса истории, ну, и воспоминаний о какой-то литературе, там, которая прочитана, даже из просмотренного вскользь «Августа Четырнадцатого» Солженицына, на самом деле. Да, это достаточно сложная ситуация. Это — несколько операций, которые происходили на территории Восточной Пруссии с достаточно переменным успехом. И Русская армия, опять-таки, при тех, условно говоря, картах, которые были сданы в самом начале, она, скорее всего, по итоговому сражению, победила бы и Германскую армию Восточной Пруссии. То есть, скорее всего, был бы взят и Кёнигсберг, и Восточная Пруссия была бы потеряна. Другое дело то, что это, на самом деле, как ни парадоксально звучит, немцами было изначально запланировано. План Шлиффена во многом строился именно на том, что существует определённый временный проигрыш на востоке, вплоть до возможного полного оставления Восточной Пруссии, для того, чтобы выиграть на западе. Для того, чтобы западные части, части, действующие против французских, английских и бельгийских войск, оказались достаточно сильными, чтобы их разбить, захватить Париж и одержать победу полностью на западном фронте, после чего можно перекинуть спокойно войска на восточный фронт, а там дальше либо попытаться нанести России достаточно тяжёлое поражение, и после перейти уже к договорённости о мире на германских и австрийских условиях.

Д.Володихин:

— Ну, что ж, пока война развивается на начальном этапе, скорее, успешно для Российской Империи, я думаю, уместно, чтобы в эфире прозвучал знаменитый марш лейб-гвардии Преображенского полка, одна из любимых мелодий русской армии начала ХХ века.

-МАРШ-

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»

Д.Володихин:

— Ну, что ж, после такой музыки приятно напомнить, что это — светлое радио, радио «Вера», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы идём вперёд. Ну, вот, в частности, поддерживает нас огнём и манёвром замечательный историк Глеб Анатольевич Елисеев. Наше наступление на западном фронте развивается победно, однако, нас ожидает поворот, который должен был произойти в этой войне, поскольку, как, действительно, было сказано — это война коалиций, и, по плану Шлиффена, почти всё сложилось удачно. На западных рубежах немецкая армия, действительно, громила французов, бельгийцев, англичан, они отступали стремительно. Поэтому, в общем, потребовалось настояние союзников для того, чтобы Российская армия создала для Германии настолько серьёзную угрозу, чтобы эшелоны с дивизиями и корпусами наступающих германцев были переброшены на восток. Или я что-то ошибаюсь, неправильно оцениваю?

Г.Елисеев:

— Нет, это совершенно правильная оценка. Более того, возможно... именно вот эта ситуация, в итоге, и стоила Германии выигранной войны. Потому, что запаниковавший Германский Генеральный штаб, Мольтке — младший его руководитель, приказал перебросить все возможные подкрепления, которые смогли бы сыграть в битве за Париж решающее... здесь... воздействие, были переброшены именно на восток. А дальше их уже почти не возвращали, потому что их пришлось уже включать в сражения против победоносно наступавшей Русской армии — и на севере, и на юге, и, вообще, тяжесть дальнейшая, когда уже пришлось действовать, когда фронт стабилизировался на западе — когда закончился бег к морю, и возникла вот та самая ситуация позиционного тупика, в который потом и упёрлись, перемалывая друг друга, армии на западе, Германский Генштаб, во многом, перешёл к идее того, что «а, может быть, всё переиграть». То есть, начались импровизации. И одной из импровизаций было: «А, может быть, сначала победим Россию как-нибудь, заставим её выйти из войны — мало ли, там... сепаратный мир... ну... что-то вот такое сделаем...

Д.Володихин:

— ... а потом вернёмся...

Г.Елисеев:

— ... да... потом вернёмся...

Д.Володихин:

— ... и опять ударим по Парижу!

Г.Елисеев:

— ... да... а, может быть, с этими тогда заключим договор на достаточно приемлемых для нас условиях, в этом смысле». И, казалось бы, сначала вот эта импровизация имела успех, кстати, обусловленный ещё одним фактором, про который забывают достаточно часто, когда начинают критиковать русское военное планирование и, конкретно, исполнение операций, и, самое главное, руководство на уровне Главнокомандования, вплоть до самого Государя Императора. Ведь дело в том, что сам Государь Император категорически хорошо понимал и чётко говорил о том, что мы к войне в 1914 году не готовы. Известен хорошо, хрестоматийно известен его разговор с Неклюдовым, послом Болгарии, которому он сказал, что: «Россия будет готова к столкновению с Германией, в лучшем случае, к 1917 году. И, на самый крайний случай, что мы здесь можем сделать — в какой ситуации я буду готов вступить под огромным давлением союзников — это в 1915 году». В 1914 году нам воевать — пришлось ( об этом почему-то все всегда забывают ), потому что Германия тупо объявила нам войну. На нас напали, фактически. Это была ситуация, которая впоследствии повторилась во Второй Мировой войне. На нас напали. Нам объявила войну Германия, потом Австро-Венгрия, и дальше всё покатилось. Но даже этого момента, момента недостаточной подготовки, в принципе, Российской армии, которая готовилась, которая перевооружалась, переходила на новейшую технику в этом плане, было мало. Союзники постоянно говорили: «Ну, ничего страшного! Если даже произойдут подобного рода вещи, то мы всегда обеспечим вас поддержкой, с точки зрения военного снаряжения, с точки зрения оружия через Средиземное море, в первую очередь». Никто не планировал того, что поступление помощи от союзников пойдёт через северные порты, пойдёт через Архангельск, потому что Романов-на-Мурмане, Мурманск был заложен только в 1916 году. Через замерзающие северные порты, через холодный Северный Ледовитый океан — через Балтику невозможно было, она была заблокирована. А все рассчитывали на спокойное прохождение через Средиземное и Чёрное моря, потому что Турция не вступит в войну.

Д.Володихин:

— Но дипломаты проиграли Турцию.

Г.Елисеев:

— Дипломаты, а также и Британский военно-морской флот, который допустил известное событие, то есть, прорыв крейсеров «Гёбен» и «Бреслау» в Стамбул, на территорию Атаманской Империи, создав возможность для слабого Турецкого флота при помощи этого какое-то время на равных разговаривать... ну, относительно на равных разговаривать с Русским Черноморским флотом. Который ещё и возглавил германский генерал — командующий «Гёбена» адмирал Сушон — он, фактически, стал во главе Турецкого Черноморского флота. Ну, и плюс к тому, в этой ситуации вот этого действия, Атаманская Империя... вернее... ну, не столько Империя, сколько, в этот момент, стоявшая уже у власти партия Младотурков, решила поставить на страны Центральной коалиции, а не на страны Антанты. И вот это была абсолютно непредсказуемая вещь. Которую никто не запланировал.

Д.Володихин:

— Ну, то есть, если я правильно Вас понимаю, Глеб Анатольевич, собственно, произошло то, что в поражениях, которые последовали за успехами первых месяцев войны, не только, и даже не столько виновато Главное Командование Российской Империи, сколько достаточно беззаботное планирование коалиционных штабов. То есть, штабов, которые подчинялись Правительствам Франции и Великобритании. Так сказать, не рассчитали свои силы ни командование Британского флота, ни дипломатические службы обеих этих держав, и, таким образом, поставили Россию в более сложное положение, чем это планировалось изначально.

Г.Елисеев:

— Гораздо. Гораздо в более сложное, и, в первую очередь, в самое тяжёлое положение по запасам снарядов и патронов. Просто, имеющиеся в тот момент заводские мощности в России, они этого выпустить не могли — достаточного количества. Всё то, что выпускалось потом — и, кстати, между прочим, то, с чем большевики ухитрились провоевать всю Гражданскую войну — было сделано на уровне импровизации в течение 1915 и 1916 годов. К 1915 году, например, в период самых тяжёлых поражений, Российская армия тратила по 50000 снарядов ( а Первая Мировая война — это, в первую очередь, война артиллерийская ) в месяц. Это было чудовищно мало, потому что уже в 1916 году, например, во время Брусиловского наступления, тратилось 2000000 снарядов в месяц.

Д.Володихин:

— Историки пишут о снарядном голоде — специалисты по той эпохе.

Г.Елисеев:

— Да.

Д.Володихин:

— Ну, что ж, давайте отфиксируем. Первые месяцы войны — наступление Российской Императорской армии, удача за удачей. Потом, благодаря не столько слабости России, сколько слабой координации коалиционных усилий, Российская армия принимает на себя удар основной мощи Германских сил, и, конечно, ей достаточно тяжело справиться, она начинает откатываться. Вот тогда поражения на западном фронте достаточно горькие случаются, и конец 1914 года, значительная часть 1915 года — это отступление. Вот что мы, так сказать, по ходу этого наступления немецких войск потеряли? Где мы должны были отступить? Какая территория была захвачена противником?

Г.Елисеев:

— Ну, у нас всегда, опять же, накладывается обычно на любую ситуацию воспоминание о Второй Мировой войне. Так вот, никаких таких катастрофических ситуаций в стиле отхода Красной армии в июне-июле 1941 года, конечно, не было.

Д.Володихин:

— В стиле Истры и Сталинграда, да?

Г.Елисеев:

— Да. В основном, были потеряны те территории, которые мы захватили в Галиции — там пришлось отходить. То есть, территория Австро-Венгерской Империи и территории Царства Польского. То есть, территории самой западной оконечности Российской Империи. При этом, когда уже был потерян Каунас ( Ковно ), конечно, в тот момент Верховный Главнокомандующий Николай Николаевич воспринял ситуацию как катастрофическую. Он в прямом смысле рыдал — это зафиксировали несколько человек, это видевших, несколько мемуаристов впоследствии это описали — потому что он был уверен, что всё — немцев удержать невозможно. Потому что у немцев-то не было ситуации ни со снарядным, ни с патронным голодом, они активно наступали, они здесь более маневренно действовали. Ведь, всё-таки, Царство Польское, Привислянский край — это территория с достаточно хорошей сеткой железных дорог, немцы очень удачно маневрировали, используя вот эту железнодорожную сеть. И вот, после падения Ковно, казалось, что всё проиграно. Почему? Потому что дальше боялись, что немцы сумеют выйти в район Минска, в район Киева, то есть, осуществить то, что они осуществили во время Второй Мировой войны, но то, что категорически не удалось во время войны Первой Мировой.

Д.Володихин:

— Ну, собственно, во время императорского периода Первой мировой войны.

Г.Елисеев:

— В общем Второй Отечественной войны... Да.

Д.Володихин:
— Да!

Г.Елисеев:

— И, как раз, именно вот в этот самый острый период Государь Николай Александрович и берёт на себя ответственность за армию.

Д.Володихин:

— Давайте разграничим период главного командования Николая Николаевича и период главного командования Государя Николая II. Собственно, вот, Вы сказали — Ковно. Когда это произошло? И когда вот этот самый срыв, может быть, истерический его можно назвать случился с Николаем Николаевичем?

Г.Елисеев:

— Нет, ну есть точная дата, которой закончился один период, и начался точно... 23 августа 1915 года. 23-го августа 1915 года Государь прибывает в Ставку, он обнародует указ о том, что он берёт на себя полное командование, и переназначает Николая Николаевича Наместником на Кавказ и координатором деятельности Кавказского фронта. В это время он командовал даже Кавказским фронтом, хотя реально командовал, по-прежнему, Юденич.

Д.Володихин:

— Хотелось бы поинтересоваться... вот, собственно, Ковно, отступление — всё это продолжается пока на фронте. До какой степени вот в последние недели своего главного командования Николай Николаевич в этом своём надорванном эмоциональном состоянии способен был реально координировать боевые действия Российской Императорской армии?

Г.Елисеев:

— Судя по имеющимся документам, судя по анализу, который проведён, уже практически ничего не делалось на уровне Верховного Главнокомандования. То есть, на местах, на более низовом, на тактическом, оперативном уровне ещё как-то действовали, понятно, пытались противодействовать. Но именно координация, понимание ведения войны — оно вот уже у Николая Николаевича отсутствовало. Он не понимал, что делать. И вот, известный прорыв вестфальцев, Вестфальского полка в район Борисова, поставил под угрозу... ну, по сути дела... краха всего северо-западного фронта в этой ситуации, и он... практически, он даже не осознал, что нужно делать.

Д.Володихин:

— Ну, краха удалось избежать.

Г.Елисеев:

— Краха удалось избежать, но удалось избежать уже в сентябре, уже когда действовал Государь, когда, опять-таки, уже был назначен, опять же, и новый начальник Генерального штаба. Был назначен генерал Алексеев и, по прямому указанию Государя и в строгом соответствии с его прямыми распоряжениями, был удар в районе Вильно ( так называемая Виленско-Молодечненская операция ), который все эти катастрофические возможные последствия полностью сначала минимизировал, а потом и отменил. Ситуация изменилась радикально просто, немцы остановились и начали даже отходить.

Д.Володихин:

— Хотелось бы уточнить. Вот, собственно, лето 1915 года. Николай Николаевич не командует потому, что находится в отчаянии — то есть, это какой-то эмоциональный срыв, или он не командует потому, что осознаёт, что к этому неспособен, и это, так сказать, уже интеллектуальное отступление?

Г.Елисеев:

— Ну, я думаю, что здесь, скорее, всё-таки, был некий нервный срыв. Хотя, опять же, и на уровне реально интеллектуальном — я думаю просто, что Николай Николаевич так до конца жизни себе отчёта в этом не отдавал — он изначально не дотягивал до возможности именно Верховного Главнокомандующего.

Д.Володихин:

— Ну, хорошо. 1915 год, лето. Николай II становится Главнокомандующим Русской армией, и он пребывает в этом состоянии на протяжении полутора лет. Даже больше несколько — до начала 1917 года.

Г.Елисеев:

— До марта.

Д.Володихин:

— Да, но... ну, может быть, до февраля, учитывая то, что в последний момент ему, конечно, невозможно было чем-либо командовать. Но, так или иначе, более полутора лет. И это значит, что сейчас нам надо будет оценить, до какой степени ему удалось справиться с теми проблемами, с которыми не справился Великий Князь Николай Николаевич. Но прежде, чем мы займёмся этим, я хотел бы напомнить: дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера», в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы с вами ненадолго прощаемся для того, чтобы через минуту продолжить в эфире нашу беседу.

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»

Д.Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это — светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, кандидат исторических наук Глеб Анатольевич Елисеев, и мы беседуем о роли Николая II в судьбах Первой Мировой войны, о роли его как Главнокомандующего Российской Императорской армией. Ну, и я, соответственно, прошу Вас, Глеб Анатольевич, пожалуйста, постарайтесь оценить, что произошло со второй половины 1915 года по зиму 1916-1917 годов. Удалось ли справиться с этими проблемами, и, собственно, справился Николай II ( или не справился ) или генералитет?

Г.Елисеев:

— Здесь деятельность Государя нужно разделять достаточно чётко на два направления, по которым эта деятельность осуществлялась. То есть, работа по организации и снабжению армии, по организации армейского тыла, и работа по непосредственному руководству... оперативному руководству боевыми действиями. Нужно отдать должное Государю Николаю Александровичу — он не пытался брать на себя всё в этом плане. То есть, странной ситуации, которая была, например, в Германском Генштабе периода Второй Мировой войны, когда Адольф Гитлер одновременно был и Верховным Главнокомандующим, и Главнокомандующим сухопутных сил, и, одновременно, Главнокомандующим чуть ли не дивизией «Лейбштандарт Адольф Гитлер» — вот, там, конечно, не происходило. Государь достаточно чётко понимал, что военные — хотя, иногда он их поругивал, в том числе и в письмах ( известно его письмо Государыне, в котором он говорит, что «наши генералы — такое ощущение, что ухитрились за зимний отдых забыть всё, чему научились летом» — в 1916 году он пишет ), но, тем не менее, он им доверял. Он доверял, в том числе, и Алексееву, который при всех тех, в данный момент известных недостатках, и всех тех... ну... не скажу «преступлениях», но проступках перед Российской Самодержавной властью, которые он совершил...

Д.Володихин:

— ... был, всё-таки, очень приличным штабистом.

Г.Елисеев:

— Он был приличным штабистом, он был, действительно, хорошим полководцем в этом плане. Именно полководцем как организатором. И Государь это прекрасно использовал, прислушивался к советам, и всегда подчёркивали о том, как очень здраво проводил военные советы Государь. Он никогда не приходил и не говорил: «Вот, я прикинул, повелеваю, и вот — рисую большую красную черту, наступать будем сюда!» Это только в плохих советских книгах или фильмах таким образом это рисовалось. Нет. Всегда выслушивались все подчинённые, последним выслушивалось мнение Алексеева в этом плане, и потом уже Государь выносил вердикт. Но если его не устраивала ситуация, он говорил: «Давайте обдумаем» — оставался с Алексеевым, всегда с ним совещался, и, чаще всего, Алексеев, если чувствовал, что он не прав, прислушивался к мнению Государя. И известное, например, наступление русских войск в 1916 году...

Д.Володихин:

— Луцкий прорыв.

Г.Елисеев:

— Брусиловский, в данном случае, да.

Д.Володихин:

— Ну, в принципе, тогда его называли Луцким, и многие специалисты говорят, что не столько сам бравый кавалерист Брусилов, сколько блистательные его, так сказать, младшие командиры сделали это наступление победоносным.

Г.Елисеев:

— Я бы даже сказал, здесь ещё один момент. Не столько непосредственный руководитель Брусилов, сколько, в том числе, и высшее планирование — тот же Генштаб и сам Государь, и Алексеев сделали столь успешным наступление юго-западного фронта. Которое, кстати, произвело невероятное впечатление, а почему? Потому, что на уровне тех позиционных боёв на западе, где погибали миллионы в борьбе за какие-нибудь там... ферму или за уже уничтоженные форты Вердена, прорыв такого масштаба — он казался немыслимым. И, на самом деле, многие действия Брусилова того же на излёте Брусиловского прорыва — в частности, борьба за Ковель...

Д.Володихин:

— Да, неудачная.

Г.Елисеев:

— ... неудачная крайне, при условии, что Государь и Алексеев рекомендовали, наоборот, наступать южнее, наступать против частей преимущественно австро-венгерских, более слабых...

Д.Володихин:

— ... но Брусилов был великий упрямец...

Г.Елисеев:

— Да, Брусилов был великий упрямец, и, в итоге, всё... в конце концов, удалось стабилизировать фронт, было создано объединённое германо-австрийское командование, немцы перебросили войска на поддержку австрийцев, фронт стабилизировался, но это уже был мощный прорыв. И самое главное — настолько сильный удар по Австро-Венгрии, после которого она уже не оправилась, и не могла оправиться. С этого момента она, фактически, уже не существует как реальный политико-военный игрок, а как чистый сателлит Германии. Что-то на уровне Болгарии, и не более того.

Д.Володихин:

— Ну, хорошо. Давайте посмотрим на это с другой точки зрения. Вот, мы говорим о том, что в течение 1915 года русские войска, как минимум, до лета отступали, потеряв Царство Польское, потеряв часть Прибалтийских территорий, ну, и, насколько я помню, что-то из территорий современной Белоруссии так же было потеряно.

Г.Елисеев:

— Ну, да, естественно.

Д.Володихин:

— Затем удаётся остановить это наступление, а в 1916 году нанести удар, который отбрасывает австро-венгерские войска. И начинается планирование уже наступления на запад, уже и на германском, может быть, фронте. Так вот, хотелось бы осведомиться о другой стороне войны. Вы говорили о том, что в стране, в армии, в частности — снарядный голод, не удалось подготовить Черноморский флот, снабдить его современными кораблями, которые могли бы в полной мере самостоятельно противостоять тяжёлому крейсеру «Гёбен», лёгкому крейсеру «Бреслау» и стоящим за ними турецким армадам, не удалось где-то, может быть, получить достаточное количество патронов, стрелкового оружия и так далее. Но вот вопрос-то в том, до какой степени успех наступления 1916 года достигнут кровью, головами... условно говоря — «телами забросали», или удалось подойти к этому иначе и решить экономические задачи, и поставить в строй, там, новые боевые корабли, обеспечить армию снарядами, патронами, и это была победа тактическая, основанная на экономических успехах? Что, в данном случае, более верно?

Г.Елисеев:

— Нет, конечно, ситуация, которая у нас происходит с 1915 года — со второй половины 1915 года — и весь 1916 год — это ситуация резкого изменения снабжения русской армии. Новые заводы более активно работают, новые технологии применяются, возникают даже новые виды вооружений — стратегическая бомбардировочная авиация создаётся именно в этот момент. В период после того, как немцы применяют отравляющие газы на восточном фронте, у нас создаётся, практически с нуля, химическая военная промышленность — как раз, именно в этот период. Ничего для этого не было — вот, она возникает в 1916 году, под Сморгонью, мы уже тоже можем применить против немцев химическую атаку, что резко уменьшает саму возможность, и даже желание, немцев по применению боевых отравляющих веществ. У нас активно изменяется положение, связанное с вооружением флотов в этот момент, особенно Черноморского флота, где вводятся новые линкоры...

Д.Володихин:

— Дредноутного типа.

Г.Елисеев:

— Да, дредноутного типа, да. Хотя катастрофа с «Императрицей Марией» поставила, опять-таки, в очередной раз... вот эта вот загадочная история поставила в очередной раз под угрозу ситуацию на Чёрном море, но, при этом, совершенно явно войну на конкретно турецком фронте, на фронте борьбы против Османской Империи, мы уже однозначно выигрывали. И это, кстати, тоже на уровне вот таком, формальном, военно-стратегическом — заслуга Государя.

Д.Володихин:

— Доберёмся до этого. Я думаю, что об этом ещё поговорим, но вот сейчас хотелось бы закончить с Черноморским флотом. Собственно, Черноморский флот переходит в наступление, и уже ставятся минные заграждения в районе Константинополя, уже обстреливаются турецкие гавани, уже несёт потери, в основном, только турецкий флот в боевых столкновениях. То есть, в данном случае, Россия начинает подавлять. Даже, собственно, и самые немцы говорят, что вот эта тяжёлая, фактически, ситуация блокады лишает топлива боевые корабли, которые стоят в Константинополе и не могут вести активные боевые действия потому, что не на чем, условно говоря, выходить в плавание. Значит, вопрос в том, что... вот... конец 1916 года — начало 1917 года — какова ситуация? Действительно готовилось какое-то громадное наступление? Каковы были последние боевые действия, последние операции Российской Императорской армии перед свержением Николая II? Удачные или нет?

Г.Елисеев:

— Ситуация конца 1916 года была связана, в очередной раз, с тем, что нам ухитрились подгадить союзники в этом плане. Вот, коалиционная война — она постоянно, в некоторых случаях, выходила боком. Почему? После Брусиловского прорыва, даже несколько остановленного, были возможны новые, достаточно мощные, действия на фронте против Австро-Венгрии. Но: что у нас происходит в конце 1916 года? Мы постоянно об этом забываем. В войну, в первую очередь, по настоянию Франции, вступает Румыния. И Румынская армия терпит позорное, катастрофическое поражение, после которого все ресурсы, все накопленные запасы для нового наступления на юго-западном фронте приходится перебрасывать и, по сути дела, формировать новый, Румынский, фронт, который и формируется в конце 1916 года для спасения очередного союзника, для спасения, в данном случае, румын. Это отвлекло, в том числе, и от давно планировавшейся и имевшей все шансы на успех Босфорской операции — операции по высадке десанта в районе Константинополя и, возможно, его захвата, который должен был скоординироваться с успешным наступлением Русской армии в Центральной Анатолии и на Черноморском побережье Турции. Турки постоянно терпят поражение с 1915 года.

Д.Володихин:

— Ну, надо сказать, что и на западном фронте были некоторые успехи. Всё-таки, в Митавском наступлении, в Прибалтике, русские войска продвинулись, хоть и недалеко, а это уже зима 1916-1917 годов.

Г.Елисеев:

— Да, все планы Германского командования, там, о захвате Риги в этот момент стали выглядеть совершенно какими-то несбыточными мечтаниями.

Д.Володихин:

— Надолго стали выглядеть таковыми.

Г.Елисеев:

— Надолго перестали, да, восприниматься как сколько-нибудь актуальные.

Д.Володихин:

— Ну, что ж... Я думаю, мы исчерпали лимит времени, которое можно было потратить на перечисление триумфов, успехов Российской Императорской армии, Российского Императорского флота. И сейчас перед нами встанет чёрная, трагическая полоса. Я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит тропарь Царственным Страстотерпцам как лучшая память о том, что ждало Россию после того, как она сумела переломить ход войны и перешла в наступление.

-ТРОПАРЬ-

-«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»-

Д.Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». В студии с вами я, Дмитрий Володихин, и мы продолжаем разговор с замечательным историком Глебом Анатольевичем Елисеевым о роли, которую сыграл Николай II в командовании боевыми операциями Русской армии в эпоху Первой Мировой войны. И сейчас я хотел бы, буквально минуту-другую, уйти от обсуждения того, что происходило на фронте и в тылу, и хотел бы обсудить один чрезвычайно важный тезис. Он очень часто встречается в советской научно-популярной и даже научной литературе, и, в общем, проскользнул и в дискуссии нашего времени. Ведь Семью Государя, в частности, как тогда говорили в прессе левой направленности «Царицу-немку» обвиняли неоднократно в том, что она связывалась со своей роднёй по другую сторону фронта, передавала ей стратегически важные сообщения, и то, что знал муж, сейчас же становилось известным жене, а от жены — уже и врагам России. Согласитесь, мы видим, что об этом пишут достаточно часто, но вот правда это или нет, Вы, как специалист, скажите.

Г.Елисеев:

— Пишут на основании всё тех же бредовых слухов, которые тиражировала печать. Как известно, после падения Самодержавной власти, среди разнообразных учреждений, которые создало Временное Правительство, была и Всероссийская Чрезвычайная комиссия по расследованию дел Царской Семьи. В первую очередь, эта Чрезвычайная комиссия — первая «Чрезвычайка» — должна была сосредоточиться именно на доказательстве фактов Государственной измены. Не было найдено ничего — то есть, абсолютно ничего! Единственная история, которая была с этим связана, о которой вспоминал Иван Лукьяныч Солоневич: какой-то его приятель-аферист пытался опубликовать в газете некие якобы телеграммы, которые «Царица-немка» отсылала. Ну, там, когда его быстро прижали, он тут же и признался, что всё это были чистые выдумки, которые он сфабриковал со своею приятельницей-телеграфисткой. Это — единственный, пожалуй, случай. Больше ничего доказано не было.

Д.Володихин:

— Ну, то есть, если я сейчас процитирую известный фантастический роман: «Профессор Челленджер, эту кость вы вынули из собственного рагу», — это, наверное, будет адекватная оценка?

Г.Елисеев:

— Ну, учитывая, что, всё-таки, профессор Челленджер эту кость добыл, здесь всё даже гораздо хуже. Здесь даже и «рагу» не было, никакого путешествия не было, и вообще ничего не было.

Д.Володихин:

— Эту кость состряпали на коленке!

Г.Елисеев:

— Да, эту кость впоследствии состряпали на коленке — известный «Заговор Императрицы», известная вот эта пьеса, которую писали Алексей Толстой и Щёголев — она популяризировала вот эту теорию, которая была основана на совершенно голом месте, на абсолютной выдумке в этом плане.

Д.Володихин:

— На выдумке журналистов. Ну, хорошо. Давайте, мы сейчас отойдём в сторону от выдумок, и посмотрим, каково положение на фронтах в январе-феврале 1917 года. Очень много, и очень часто приходилось слышать мне, да и Вам, наверное, о том, что Российская Империя проиграла войну в эпоху правления Николая II, что он виноват, в том числе, и как Главнокомандующий. Но, естественно, что он не может быть виноват за всё то, что произошло на фронте с марта 1917 года и по подписание Брестского мира в 1918 году. И мне хотелось бы сейчас оценить, в чём, так сказать, «виноват» последний наш Государь на момент свержения его с Престола в военной сфере? Собственно, какие территории занимает Российская армия на землях противника? Какие территории занимает на землях Российской Империи наш враг?

Г.Елисеев:

— У нас утрачена территория Привислянского края... ну, и часть Прибалтийских губерний.

Д.Володихин:

— Ну, Царство Польское и...

Г.Елисеев:

— Царство Польское и часть Прибалтийских губерний... там... территория Виленской губернии, Ковенская губерния, часть губерний западно-белорусских. Очень небольшая, в этом плане, для огромной Российской Империи территория.

Д.Володихин:

— То есть, иными словами, собственно — кусок Польши, который принадлежал нам с начала ХIХ века...

Г.Елисеев:

— Коромная Польша, так называемая.

Д.Володихин:

— Да... Литва современная и небольшой кусочек Белоруссии современной.

Г.Елисеев:

— Да... и часть Латвии современной.

Д.Володихин:

— Что занимала Российская Императорская армия?

Г.Елисеев:

— Российская Императорская армия в этот момент вынуждена занимать значительную часть Румынии, вынуждена занимать... ну, как бы, северо-восто... не «вынуждена» — занимает в этот момент, после Брусиловского прорыва, северо-восточную часть Австро-Венгрии. Но основные победы у нас происходят на юге.

Д.Володихин:

— Сейчас мы до этого дойдём, а мне хотелось бы уточнить: вот та территория, которая занята на землях Австро-Венгрии — ведь, насколько я помню, превосходит по площади то, что мы потеряли в боях с Германией?

Г.Елисеев:

— Нет, здесь, в этом плане... дело в том, что территория, которую мы заняли в период Галицийской битвы 1914 года — да, она была очень значительна. Но Брусиловский прорыв — он же не был размером полностью с возвращение всех этих территорий, поэтому там территория несколько меньше.

Д.Володихин:

— Ну, во всяком случае, сравнимо.

Г.Елисеев:

— Нет, там...

Д.Володихин:

— Там довольно значительное...

Г.Елисеев:

— Значительный кусок, но, всё-таки, поменьше. Плюс к тому — здесь всегда есть один сложный момент, связанный с достаточно большой развитостью именно Царства Польского. Потому, что — ну, да... были утрачены заводы, были утрачены предприятия, был утрачен Лодзенский промышленный район, но всё это не играло, на самом деле, такого, опять же, катастрофического значения, как, например, утрата нами большей части, там, патронных и снарядных заводов во Второй Мировой войне — которых 80% было утрачено. Здесь всё оружие ковалось на Тульских, Московских и, в первую очередь, на Питерских заводах, на Урале — и поэтому Российская армия снабжалась, снабжалась, снабжалась, и могла ещё воевать, воевать и воевать, и, как известно, провоевала ещё пять лет на этих запасах в период Гражданской войны. Так, что здесь такой катастрофической проблемы не было.

Д. Володихин:

— Ну, хорошо. Давайте теперь, действительно, перейдём к югу, о котором Вы так жаждали рассказать, и я понимаю это Ваше желание, потому что здесь мы видим следы... ну... едва ли не триумфа!

Г.Елисеев:

— Да! Здесь, действительно, был триумф — причём, триумф не очень-то рассчитанный. Кавказский фронт, во многом, представлял из себя ту часть вооружённых сил, участвовавших в противоборстве Первой Мировой, которая снабжалась по остаточному принципу, туда направлялись войска по остаточному принципу, и от него много ничего не ждали. Ну, не допустят прорыва на территории Закавказья, не дадут Энверу-паше реализовать хотя бы часть его невероятных идей. У Энвера-паши, у военного министра Османского Правительства — у него идеи-то были, вообще, колоссальные: захватить всё Закавказье, взбунтовать Северный Кавказ, потом переправить турецкие войска через Каспийское море в Среднюю Азию, поднять Среднюю Азию... ну... как родные тюркские народы — близкие по языку и вере...

Д.Володихин:

— Ну, а вместо этого?

Г.Елисеев:

— А вместо этого турецкая армия одну катастрофу за другой, терпит поражение в Сарыкамышском сражении, и, после этого, фактически, оставляет все территории, которые населены армянами, курдами и ассирийцами — то есть, всю северо-восточную Турцию.

Д.Володихин:

— При этом, нельзя сказать, что она не сопротивлялась — она дралась, и группировку наращивали. Но, тем не менее, турки потеряли Карс, и, в более поздних уже ударах Российской армии, нам удалось взять древнюю столицу поствизантийской Трапезундской Империи город Трапезунд ( он же — Трабзон ) и выйти к Эрзинджану. Собственно, Российская Императорская армия — как бы это правильно выразиться — добралась до курортов Анатолии.

Г.Елисеев:

— Да! Практически — до нынешней столицы Турции, до Анкары, оставалось не очень-то далеко идти. При условии, что для Турции — в отличие от нас — как раз вот Кавказский фронт — он был самым важным. Все основные боевые действия, все основные усилия шли там. Все сражения, которые происходили с Британской армией на том же Ближнем Востоке, оборона Чанаккалы ( Галлиполийская битва ) — всё это были факультативные вещи, факультативные сражения. Основное сражение было там, и оно было проиграно. И вот...

Д. Володихин:

— И ещё — шло к тому, что дыра не затягивается, а расширяется и расширяется! Во фронте.

Г.Елисеев:

— Да! В 1917 году, по сути дела, Турецкая армия находилась в состоянии не уже надвигающейся катастрофы, а катастрофы, уже случившейся. То есть, Босфорский десант и, одновременно, наступление, которое планировалось от Трабзона дальше, в сторону Синопа и на... смыкание с высадившимся десантом — это уже была вполне реальная операция. То есть, Турция выходила, выбивалась из войны!

Д.Володихин:

— Что ж, давайте, Глеб Анатольевич, взглянем на всё это с высоты птичьего полёта, и скажите, положа руку на сердце — исходя из того, что территории, занятые за счёт противников, за счёт участников вражеской коалиции Российская Империя получила больше, чем сама потеряла, кто, в данном случае, находился в преобладающем положении? К чему, так сказать, привёл Николай II своим первенствующим положением в Главном командовании — к победе, к поражению, к преобладанию, к катастрофе? Как это можно оценить — в общем?

Г.Елисеев:

— В общем и целом, в феврале 1917 года война против коалиции центральных держав была однозначно выиграна. Если бы Российская Империя больше вообще не предпринимала никаких усилий, кроме того, чтобы велела войскам просто тупо сидеть в окопах ближайший год, в конце 1917 года, Германия, чья экономика находилась уже в катастрофическом положении, просто бы — рухнула. Она была бы вынуждена капитулировать просто потому, что в Германии начался бы тривиальный голод. И революция, скорее всего, началась бы в Германии — как, собственно, она и произошла, но только год спустя.

Д.Володихин:

— Ну, что ж — благодарю Вас за эту высокоинформативную беседу. Время нашей передачи подходит к концу. И, в финале, я хотел бы напомнить, что это не Николай II заключил Брестский мир 1918-го года, это не Николай II отправлял ценное имущество, в том числе и продовольствие, в Германию для того, чтобы покормить там революционного зверя, это не Николай II пригласил на свою территорию венгерских коммунистов, которые занимались у нас расстрельщиной. И, самое последнее, что обычно упускают из виду — а чем, собственно, для России закончилась война на западе? Она закончилась Рижским миром 1921 года, в ходе которого Россия потеряла колоссальные территории, которые, в основном, контролировались войсками Российской Императорской армии на начало 1917 года, а впоследствии были позорно потеряны. Вот, такой финал Главного командования Николая II, и вот такой финал Главного командования Реввоенсовета. Согласитесь, дистанция огромного размера.

И мне осталось сейчас поблагодарить вас за внимание, дорогие радиослушатели, и сказать вам — до свидания!

Г.Елисеев:

— Всего доброго!

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА».