Вместе с доктором исторических наук Дмитрием Володихиным мы заглянули на 300 лет назад и узнали, как русские корабли одержали важную победу над шведской эскадрой при острове Эзель, как Россия, обладавшая раньше только монастырскими кораблями, за несколько лет стала морской державой, и зачем Петр I снаряжал экспедиции на далекий остров Мадагаскар.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д.Володихин:
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня у нас с вами передача, в которой всего один гость, и этот гость — я.
В детстве была у меня чудесная книга. Называлась она «Зов дальних морей». И нашу нынешнюю беседу, сегодняшнюю, можно именно так и назвать: «Зов дальних морей».
Помните, если кто-то слушал предыдущую нашу передачу, мы разговаривали о Сухаревой башне, о Навигацкой школе, устроенной в этой башне при Петре I, и о выпускниках Навигацкой школы, которые впоследствии плавали как морские офицеры, становились кораблестроителями и так далее — в общем, на ниве мореплавания добывали России славу.
Так вот, сегодня мы и поговорим, как раз, о жизни и подвигах того флота, который создан был при Петре I. Потому, что на 2019 год падает один необычный юбилей. Далеко не все его заметили, и, я уж не знаю, будут ли какие-нибудь специальные празднования, конференции — не знаю, не знаю... Но для тех, кому дорога история Русского Флота, это, конечно, юбилей важный.
Итак, 300 лет назад, в 1719 году, состоялось морское сражение у острова Эзель. В этом сражении русская эскадра разгромила и полностью пленила шведскую флотилию, состоящую из 3 боевых единиц.
И, впоследствии, минут через 10-15, мы поговорим о том, как и почему это произошло, но сейчас я хотел бы сказать несколько слов о том, каково значение этой победы, и почему она столь важна.
Дело в том, что флот у России до Петра I был, но это был флот не военно-морской. Это было флот монастырский — совсем другое дело.
Северные монастыри, прежде всего, самый значительный из них — Соловецкий, ещё в XVI веке завели собственные флотилии. А, может быть, и раньше... ну... вот, от XVI века, во всяком случае, дошли документы, которые показывают это с совершенной чёткостью и ясностью.
И северные наши обители порой имели целые эскадры, состоящие из десятков больших лодий и гораздо большего количества меньших по размеру сойм, карбасов и так далее, и так далее, и так далее...
Для чего применялся этот флот? Для Богомолья, в целях грузовых, для отправки людей, служащих монастырю, в разные дальние селения, остроги. Мне не знаем, до какой степени этот флот был приспособлен для воинских нужд. Большей частью — нет.
Конечно, на нём могли перевезти стрельцов, казаков, но от древности мы не имеем известий, согласно которым монастырские суда имели на борту артиллерийские орудия. Вот... не для этого флот создавался на Севере.
При Петре I возникает флот военный. И вот здесь необходимо внести одну... не то, чтобы поправку, а — одну коррективу.
Возникает не один флот, а два флота. И дело здесь совершенно не в том, что на Юге, в эпоху борьбы за Азов, и чуть позднее, был создан флот, предназначенный для того, чтобы представлять интересы России в Азовском море, в Северном Причерноморье — флот, к сожалению, скоро исчезнувший. А второй был построен на Балтике. Нет, я не об этом говорю.
Дело в том, что в эпоху парусного кораблестроения, всё-таки, существовал флот 1 сорта — флот линейный, состоящий из кораблей-гигантов. На каждом из них были десятки орудий, порою, в общем, их количество заходило и за сотню. Рядом с ними в строю могли стоять тяжёлые фрегаты, предназначенные для дальних путешествий, для дерзких рейдов на коммуникациях противника, а иногда способные встать в линию и с главным оружием флотоводца — с линейными кораблями — для больших морских баталий. И, в общем, эти два типа кораблей, самые мощные — линейные корабли и, наверное, способные к самым дальним плаваниям фрегаты — составляли флот открытого моря, флот главный.
Рядом с ним существовал флот, вроде бы, второстепенный. Но, на некоторых морях, этот второстепенный флот становился главным. Так было долгое время на Средиземноморье. Так было и в эпоху Северной войны на Балтике.
Это — флот гребной, галерный. И, надо сказать, что при Петре I этот флот принёс немало побед России.
Конечно, он — количеством орудий, мощью кораблей — уступал флоту линейному. Линейный флот всегда был на первом месте в замыслах царя Петра, но первых удач на фронтах морской войны русские достигли именно с помощью флота гребного.
Знаменитая Гангутская победа 1714 года была достигнута путём использования одних только гребных кораблей — галер, или, вернее, скампавей. Они пленили шведскую флотилию, и, тем самым, показали, что русские моряки Петровской эпохи, в общем, способны сражаться в правильном сражении и достигать успеха.
Однако, дело в том, что успехи галерного флота — это не последний, кстати, успех, ещё будет победа при Гренгаме 1720 года — всё же не давали пока оснований говорить о том, что флот 1 сорта, а именно — флот линейный, тяжёлый флот, главный, по большому счёту, флот, с помощью которого Россия должна была добиться преобладания в Балтийском море — этот флот на что-то способен. И многое говорило о том, что пока ему соперничать со шведами трудновато. Почему?
Вот, скажем, эпизод, который произошёл незадолго до Гангута и сильно расстроил царя. Флотилия из нескольких шведских боевых кораблей оказалась под ударом крупной русской эскадры. Эскадра была значительно больше по количеству боевых единиц, значительно сильнее в отношении артиллерийского залпа, и, тем не менее, погоня за шведами закончилась печально. Несколько русских кораблей сели на мель, вместо успеха, фактически, вышло поражение, неудача, потеря на пустом месте, и те офицеры, которые командовали тогда боевыми единицами, попали по суд. Неприятно, нехорошо, но, в общем, наверное, справедливо. Ведь это — достаточно неприятное поражение.
Поэтому, конечно, Пётр мыслил о том, что через год-два, пять лет... ну... в общем, до того момента, пока он не добьётся войны со Швецией, его военные моряки, что называется, покажут класс и в открытом море, не только у берегов, и их изрезанной линией, подводными камнями, мелями — там, где господствует, как раз, гребной флот. С ним у России было всё хорошо. Абордажные команды наших галер и скампавей, даже просто небольших лодочек многое множество раз добивались победы над шведами.
Вероятно, Петру хотелось и другой победы. И, вместе с тем, в этом был риск. Ведь, шведские моряки принадлежали к числу опытнейших в Европе. Они имели огромный опыт ведения войны на море. Старшие из шведских моряков помнили ещё большую войну с Данией 70-х годов XVII века. Те, кто помоложе, участвовали в Северной войне, и Шведский флот показал себя совсем неплохо в этой войне. В 1700 году он нанёс тяжёлое поражение датчанам. Собственно, с помощью флота, рядом с Копенгагеном был высажен огромный десант, флот шведский блокировал Копенгагенский порт, и, таким образом, удалось, почти без потерь, добиться капитуляции Дании. На долгое время она была выведена из войны, но, правда, потом вернулась всё-таки в эту войну.
1710 год — битва у бухты Кёге. Столкновение Шведского и Датского линейных флотов, которое, в общем и целом, скорее должно считаться победой шведов.
Позднее шведы вели, чрезвычайно долгое время, войну на Балтике — изматывающую, тяжёлую, потерпели поражение при Гангуте от русских, потерпели поражение при Бюлке и Фемарне от датчан, и, позднее, очень обидное, неприятное поражение от датско-норвежских военно-морских сил в сражении при Дюнекилене — то есть, понесли потери. Вместе с тем, ведь нарабатывается всё больше, и больше, и больше опыт участия в боевых действиях.
А русский линейный флот пока ещё не имел достаточного опыта ни в ведении огня по противнику, ни в маневрировании, ни в овладении всеми возможностями управления парусным вооружением крупных кораблей. Всего этого не было, пока, наконец, на историческую сцену не вышел один преображенский солдат — солдат лейб-гвардии Преображенского полка. И сейчас мы, конечно же, поговорим об этом человеке — это, поистине, незаурядная личность, но пока прозвучит марш лейб-гвардии Преображенского полка, который прославил Петровскую эпоху на полях сражений.
-МАРШ-
«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Д.Володихин:
— Дорогие радиослушатели, после этих фанфар, мне радостно сообщить, что это — светлое радио, радио «Вера»! В эфире — передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин — шагаю строем, внутри колонны моряков Петровской эпохи, направляясь на борт корабля, который отплывает через час для того, чтобы сражаться с неприятелем. Вот, такое чувство!
Хорошее, в общем, чувство.
Ну, что ж... наконец, представим нашего героя — это Наум Сенявин. Он, действительно, начинал службу в Преображенском полку. Он был — один из доверенных офицеров Петра I, и заслужил это доверие настоящими подвигами на поле брани. Он сражался в Северной войне, и участвовал как в сухопутных, так и в морских баталиях, дважды был тяжело ранен, участвовал при взятии шведского судна, с помощью абордажа, меньшим количеством солдат русских, чем было на борту этого корабля «Эсперн», он отбивал шведов от новорождённого Санкт-Петербурга, он брал шведские крепости, вместе с Петром I, и, наконец, он, перейдя от карьеры сухопутного офицера к карьере офицера морского, получил важнейшее распоряжение о перегоне недавно приобретённых в Западной Европе боевых кораблей в Финский залив, в Восточную Балтику. И ему приходилось проходить мимо шведских военно-морских сил — необходимо было проявлять и ловкость, и мудрость, и отвагу.
Он с успехом справился с этими задачами, и к 1719 году пришёл с чином капитана II ранга.
В этот момент, одна из русских флотилий, крейсировавших в водах Восточной Балтики, взяла в плен изрядное количество шведских моряков на торговых судах. Они сообщили, что между Пиллау и Стокгольмом ходят хлебные караваны, которые охраняются отрядом шведских военных судов. Сейчас же возникла мысль такой караван перехватить. Ну, и шведская флотилия должна была стать достойным призом для моряков военно-морского флота России.
Так вот, для перехвата шведов, отправили русскую эскадру, во главе с Наумом Сенявиным. В эту эскадру входило 6 линейных кораблей и небольшой корабль-шнява «Наталия» — всего около 330 артиллерийских орудия. Большая сила, по тем временам. Очень значительная сила. И то, что во главе этой силы поставили русского моряка, притом, не адмирала, и даже не капитана I ранга, Наума Сенявина, показывает, что царь безусловно доверял этому человеку, видя, насколько он смел, энергичен и насколько он искусно командует своими подчинёнными.
Что ж, Наум Сенявин, действительно, обнаружил около острова Эзель флотилию из 3-х боевых единиц шведского флота. Возглавлял её, как впоследствии выяснится, капитан-командор Врангель. В его распоряжении находился линейный корабль «Вахтмейстер», фрегат «Карлскрон-Вапен» и бригантина «Бернгардус». Что касается общего количества орудий на борту этих трёх боевых единиц — здесь... в общем... ведётся дискуссия, приблизительно — около 90 стволов.
И, конечно, может показаться, что превосходство русской эскадры — подавляющее, здесь и говорить нечего о сопротивлении. Но, тем не менее, исход этого боя не был предопределён, как может показаться.
Я напомню о том, что русские моряки — неопытны, я напомню о том, что на русских кораблях достаточно большое количество офицеров-иноземцев, и кто-то из них, действительно, отважный человек, честно служащий России, а кто-то, в общем, совершенно не торопится класть свою голову за чужое отечество. Поэтому, ждать того, что иноземные офицеры бросятся на врага, как львы, не приходится. Хотя, порой, это, действительно, честные и отважные люди.
Так вот, в этой ситуации, шведы могли обыграть русских. То есть, могли оторваться от погони. Могли дать бой, нанести потери и уйти. То есть, даже и нанести поражение могли. Всё зависело, во-первых, от морского искусства, во-вторых, от твёрдости и отваги командиров.
Врангель был — достаточно отважный человек. Он показал в этом бою всё, что было возможно. Нельзя говорить, что шведы в этом бою были робки, и что они не были искусны — нет, они действовали отважно, они действовали умело. Но, тем не менее, сражение закончилось их полным поражением.
Вот несколько важных этапов в этом сражении.
В течение двух часов длилась погоня после того, как ранним утром, на рассвете, русские моряки заметили шведскую флотилию.
Понимаете, баталии парусных кораблей — это медленный танец. И для того, чтобы к этому менуэту приступить, ещё надо достигнуть противника, который, может быть, не очень-то и желает участвовать в этом танцевальном соревновании.
Так вот, два часа гнались, и первыми к шведам подошли два русских линейных корабля «Портсмут», на котором шёл, как раз, Наум Сенявин, и «Девоншир», на нём шёл один из образованнейших офицеров Петровской эпохи, человек, который много послужил на благо отечества, Конон Зотов.
Два русских линейных корабля вступили в сражение со шведами, и здесь, в общем, силы были почти равны — 104 русских орудия против... ну... порядка 90... чуть меньше, чуть больше... некоторые считают — 98, некоторые считаю, что — около 88, некоторые считают, что 90 орудий — по-разному, у шведских кораблей.
Бой был горячий. Остальные корабли пока ещё не успели на подмогу своему командиру, и основную тяжесть этого боя выдержал, как раз, Наум Сенявин.
Надо сказать, что искусные шведские артиллеристы сначала повредили рангоут и такелаж его корабля. «Портсмут» уже передвигался не так хорошо, и, когда линейный корабль шведов «Вахтмейстер» попытался оторваться от неприятеля, выйти из сражения, «Портсмут» его не мог догнать.
Но тут вот какое дело. Для того, чтобы «Вахтмейстер» вышел из боя, шведам пришлось крепко постараться. Дело в том, что на борту у всех трёх кораблей противника явно не хватало команды.
Швеция воевала уже 19 лет, тяжело ей было пополнять экипажи боевых кораблей, и приходилось, конечно же, ограничивать экипажи самым необходимым. А отсюда — некоторая медленность в исполнении команд морских военачальников. И для того, чтобы «Вахтмейстер» ушёл, две других боевых единицы — фрегат и бригантина — атаковали русский линейный корабль, обстреляли его. Это было, конечно, решение самоубийственное.
Дело здесь не в количестве орудий, по которому русские, безусловно, превосходили и фрегат, и бригантину. Здесь дело в том, что линейный корабль — это громада, у которой, фактически, деревянная броня на бортах. Большей часть, ядра из орудий лёгкого калибра, установленных на фрегате, на бригантине просто будут отскакивать, как теннисные мячики от бортов, но повредить паруса, реи, стеньги — конечно же, могли.
Тем не менее, оба шведа попали под залпы русских, и понесли такие потери, получили такие повреждения, что должны были просто спустить флаг.
И Наум Сенявин в этот момент командует Зотову: «Ты должен остаться при этих двух кораблях — охранять их», срочно ремонтирует свой собственный корабль и отправляет в погоню два подошедших к месту схватки других русских линейных корабля «Рафаил» и «Иегудиил».
Они преследуют «Вахтмейстер», вступают с ним в бой — шведы сопротивляются отчаянно. Они готовы, в общем, встретить русский абордаж картечным огнём, они отбиваются из всех орудий, но, в конечном итоге, к месту второго этапа сражения подоспел тот же самый Наум Сенявин на отремонтированном им корабле «Портсмут», и, после продолжительного жаркого боя — повторяю, шведы показали себя смельчаками — «Вахтмейстер» спустил флаг. Он лишился мачт, его командир Врангель — собственно, командир и всей флотилии — получил тяжёлое ранение, и, после этого, сопротивление было бессмысленным. Но, всё-таки, желая сохранить воинскую честь, шведы дрались до конца. Лишь когда их положение стало безнадежным, они, всё-таки, сдались.
Результат у сражения был впечатляющим. Шведы потеряли около 400 человек пленными — это и офицеры, и нижние чины. Ещё около 50 человек погибло во время боя на борту у всех трёх кораблей, и, среди пленных, было ещё немало раненых. Жаркий был бой! Собственно, результат его, примерно, таков, как если бы на суше взяли крупную крепость, или разбили неприятельский корпус.
Вместе с тем, потери Сенявина на всех боевых единицах его флотилии были всего лишь — 18 человек убитыми и ранеными. Поистине, малой кровью была достигнута виктория в этой баталии, и, заступлением Господним, не случилось конфузии, если переходить на язык той эпохи.
Пётр I, пришедший в восторг от того, что, наконец, не только гребной флот, но и его главное детище — флот линейный — победил неприятеля на море, указал в честь Эзельского морского боя 1719 года отчеканить особую медаль: на одной стороне был его профиль и имя Petrus, на другой стороне медали был рисунок, который изображал, собственно, Эзельскую баталию. И, в общем, немногие получили эту замечательную медаль — Эзельское сражение считалось настоящим достижением и подвигом.
Для нас важно сейчас не только то, что за всю Северную войну русские всего один раз взяли, в качестве трофея, шведский линейный корабль «Вахтмейстер», и... в общем... всего один раз одолели в схватке линейных флотов.
Там, когда шли сражения с датчанами, они, порой... в одном сражении — скажем, Фемарнское... в Бюлкском — уничтожали более количество кораблей противника — шведов — уничтожали и брали в плен, чем за всю историю борьбы шведов и русских на море во время Северной войны.
Но, тем не менее — мал золотник, да дорог. Первая победа русского линейного флота — это надо запомнить, это — великое достижение.
И, впоследствии, Наум Сенявин, добившийся этой победы, получил чин капитан-командора, сделал большую карьеру в русском флоте. Скончался он, командуя Днепровской флотилией.
Дорогие радиослушатели, это — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы с вами, буквально, на минуту прерываемся — продолжим вскоре нашу беседу в эфире.
«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Д.Володихин:
— Дорогие радиослушатели, это — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня я разговариваю с вами о зове дальних морей.
Сейчас, дорогие радиослушатели, мы с вами попытаемся прорваться из сырого, туманного Санкт-Петербурга в солнечный Мадагаскар!
Итак, Пётр I мечтал не только об одолении шведа в морских баталиях. Он мечтал о том, что русский флот вынесет Андреевский стяг в дальние южные моря. Он мечтал прорваться к Индии, мечтал установить выгодную торговлю с южными странами, и даже говорил как-то, что «торговля есть верховная обладательница человеческой судьбы». Не ручаюсь за правильность цитаты, но суть — именно такая. И Петру I хотелось попробовать счастья в тех морях, куда другие державы — Испания, Португалия, Англия, Франция, Голландия — давным-давно прорвались, и куда рвались шведы.
Поэтому, когда в России оказался бывший адмирал двух вражеских, враждебных друг другу флотов — сначала Датского, потом Шведского, — предложивший свои услуги России, Пётр согласился, принял его на Российскую службу в чине вице-адмирала, и принял двух его сыновей в качестве Российских военно-морских офицеров, и имя этому флотоводцу — Даниэль Якоб Вильстер.
Он отличался скверным нравом. И датчане, и шведы... его не очень-то любили на своей службе, но, тем не менее, это был чрезвычайно опытный моряк. И... уже не знаю, с кем его сравнить... он был одноног — лишился ноги в одном из сражений. Представьте себе Сильвера, который дорос до адмиральского чина — вот, таков вот был Вильстер.
Что ж, он рассказал Российскому Самодержцу, что шведы давно планировали союз с Мадагаскарскими пиратами.
В конце XVII века на Мадагаскаре образовалась...ну, кто как называет... некоторые считают, что это пиратская республика. В России, желая польстить атаману тамошних пиратов, составили письмо с обращением к пиратскому «королю» — то есть, у нас считали, что это — пиратское королевство.
Так или иначе, действительно, на Мадагаскаре, в особенности, в северной его части, там, где недалеко от этого большого острова лежит в море остров поменьше — Санта-Мария — действительно, было огромное пиратское поселение, которое десятилетиями наводило ужас на капитанов Индийского океана.
Впоследствии пираты ослабели, стали искать покровительства у монархов великих держав. Обращались к голландцам, обращались, видимо, к французам, точно, что обращались к датчанам, потом обратились к шведам, и шведы решили найти им применение — то есть, честно пригласили их на свою службу, а также решили сделать на Мадагаскаре Шведское наместничество. И, кроме того, очень большой соблазн был использовать этих пиратов в большой игре против главного их противника — пираты менее всех на свете любили Великобританию, и, в общем, в начале XVIII века, даже в 10-х годах XVIII века они ещё обладали достаточной силой, чтобы крепко ей повредить, готовы были получить деньги за морскую службу, которую они будут нести против англичан, и у них нашёлся тайный покровитель — собственно, шведский король — сначала Карл XII, а потом Ульрика Элеонора, которая сменила его на престоле. Они решили сыграть в опасную игру, и с этими мадагаскарскими пиратами поддержать так называемых «якобитов».
В Великобритании, ещё в XVII веке произошла, так называемая, «славная революция» — ну, для кого революция, а для кого — горя бездна. То есть, старую династию, её представителя — короля Якова II — выгнали из Англии. Он сам, его наследники, потомки и сторонники этой династии, так называемые «якобиты» старались вернуть династию в Англию, вернуть её власть. В Англии были восстания, и пиратов рассчитывали использовать в сложной международной игре — сначала шведы, а потом, может быть, и русские, для того, чтобы осуществить десанты якобитов на побережья Шотландии и Англии.
Но вот, в данном случае, десанты десантами, а Пётр, который узнал об этом проекте, загорелся другой идеей. Может быть, конечно, и побороться за помощь якобитам... Шведы вот, действительно, всерьёз восприняли этот проект, даже целую эскадру отправили к берегам Испании, но у них дело не выгорело — за дело взялся Пётр.
Пётр решил отправить 2 корабля с великой миссией в Южные моря. Он собирался предоставить пиратам особую льготную форму службы: кто-то мог перебраться в Россию, получить полную амнистию за все прежние преступления, если честно отслужит России под Андреевским стягом, может быть, основать некую колонию на Мадагаскаре — опять же, под Андреевским стягом. И, кстати, на этот счёт написано огромное количество художественных произведений, и даже поставлена опера «Цветок с Мадагаскара».
Так вот, эта история, крайне романтическая, имела ещё одно продолжение... возможное продолжение — Вильстеру были даны инструкции, что, когда он пойдёт со своими кораблями к Мадагаскару, он имеет возможность продвинуться и дальше, в Индию, и там ему даны были полномочия заключить соглашение с Великим Моголом.
То есть, иными словами, Пётр хотел установить политические соглашения с правящей элитой Индии, и заключить торговый договор. В общем, это были далеко идущие планы. Другое дело то, что осуществить их было крайне тяжело. Повторяю — крайне тяжело.
Во-первых, отправить крупные корабли из Восточной Балтики в Индийский океан незаметно было до крайности сложно. Поэтому, экспедицию готовили в режиме страшной секретности. Лишь несколько офицеров знали о ней.
Из Командования Морского флота об этом знал генерал-адмирал граф Апраксин, сам Пётр знал, разумеется, Вильстер знал, знало 2 выдающихся русских офицера — Мясной и Киселёв, которые получили науку мореплавания в Голландии, и на их опыт можно было полагаться. Собственно, Мясной командовал фрегатом «Амстердам-Галей», купленным недавно в Голландии же, а Киселёв был одним из офицеров на борту фрегата «Декрон де Ливде» — или «Венец Любви» — так же, голландской постройки, и также недавно приобретённого.
Собственно, они получили инструкции, согласно которым корабли должны были плыть на Мадагаскар необычным путём. Было предписано избегать прохода через Ла-Манш, который англичане называют Английским каналом, или просто Каналом, поскольку там они могут столкнуться с враждебным отношением. Следовало с севера обогнуть Шотландию, Ирландию, и, на значительном удалении от Португальских и Испанских берегов, следовать без остановок и без заходов в Европейские гавани против побережья Западной Африки. Затем — повернуть, обогнув южную оконечность Африки, на север, и, таким образом, достигнуть цели экспедиции.
Надо ли говорить, что это было — крайне тяжёлое испытание. Оно требовало огромного количества припасов, невероятной выучки, дисциплины и твёрдости в офицерах, и, самое главное, его чрезвычайно тяжело было осуществить, поскольку секретность уничтожала достаточно приемлемые, спокойные организационные формы для того, чтобы эту экспедицию как следует подготовить. Торопились.
И, дорогие радиослушатели, я... с радостью... прошу поставить в эфире песню «Остров Мадагаскар» из оперы-сюиты «Цветок с Мадагаскара» Анны Ветлугиной.
-ПЕСНЯ-
Д.Володихин:
— Ну, что ж... «без синих волн, без дальних дорог не могут жить мужчины»! И я хочу сказать, что, конечно же, есть торговля, колонии, война, служба — всё это так, но как часто всё это блекнет перед инстинктом, зовущим вдаль, зовущим за горизонт, зовущим к дальним морям, к дорогам, которые уводят к неоткрытым островам, к местам, которые ждут, чтобы их назвали, потому, что до сих пор никто не назвал их! И для русских офицеров, которые отправлялись в это дальнее плавание — в путь на остров Мадагаскар — конечно же, конечно же — не всё зависело от политики! Не всё зависело от экономики! Многое просто в душах их цвело отвагой и желанием приключений!
«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Д.Володихин:
— Дорогие радиослушатели, это — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы обсуждаем Мадагаскарскую экспедицию Петра I, экспедицию, которая, может быть, и не привела ни к каким историческим последствиям, но была выражением необыкновенно сильной мечты — покорять моря.
Что ж, два фрегата, по 32 орудия — каждый. В составе экипажа первого — 200 человек, в составе экипажа другого — 204 человека. Хорошие офицеры, опытный военачальник, которому Пётр, безусловно, доверяет. И... и... и всё было бы хорошо, но: обстановка секретности создавала нервозность, затяжки, создавала, с одной стороны, спешку, с другой стороны — нерешённость множества вопросов. Корабли не смогли, как следует, подготовить к дальнему плаванию. Более того, они слишком задержались. И вот, вышли в плавание в чрезвычайно невыгодное время — декабрь 1723 года.
Под Ревелем, который русские когда-то называли Колыванью, а сейчас этот город называется Таллинн, существует небольшой эстонский порт Палдиски — это, собственно, немножко переделанное на эстонский лад, русское слово Балтийск, или, иначе — Балтийский порт. В старину этот порт назывался Рогервик — именно там готовилась экспедиция, готовилась, как я уже говорил, в страшной тайне. И зимняя Балтика — это, конечно же, штормовое время, страшно тяжёлое. При всём том, подготовка экспедиции создала ситуацию, в которой фрегаты грузили спешно, грузили без особенного разбора, отдали им чрезвычайно мощный песчаный балласт, и, кроме того, нагрузили так, что у одного из них носовая часть получила дифферент — то есть, она была перегружена, и поэтому, конечно, справляться со штормовыми волнами капитану было чрезвычайно трудно.
Что произошло? Оба капитана и, возглавлявший эту маленькую флотилию из двух русских фрегатов, Вильстер встретили на Балтике ветер, чрезвычайно свежий, ветер встречный и, фактически, штормовой. Выяснилось то, что у фрегата «Амстердам-Галей» открывается течь — он повреждён этими волнами, но повреждения — собственно, в этих штормовых условиях получил и второй фрегат «Декрон де Ливде» — не были столь значительными, но, тем не менее, они мешали продолжению экспедиции. Поэтому, ещё не выйдя даже за Датские проливы, русские корабли должны были вернуться.
Они оказались на острове Нарген — он так же находится в районе северного побережья Эстонии — и, после краткого совещания офицеров этой экспедиции, было принято решение, что правильным будет — вернуться, пока не поздно, на Ревельский рейд, там подвергнуть «Амстердам-Галей» ремонту, и, после этого, уже вновь выйти в море для того, чтобы, всё-таки, выполнить задачу экспедиции.
В общем, это было — мудрое решение. Мне приходилось слышать от специалистов по истории флота мнение о том, что очень хорошо, что Вильстер повернул назад в этом месте. И, если бы этого не случилось, скорее всего, один из кораблей, как минимум, «Амстердам-Галей», просто мог бы утонуть. И, в общем, это разумное, повторяю — разумное решение, к сожалению, завершилось аварией.
Когда «Амстердам-Галей» начали чинить, то нужно было его, так сказать, повернуть под углом к воде, и повернули под слишком крутым углом. Корабль зачерпнул морской воды, пошёл ко дну, погибло 16 человек. Для флота это горькая потеря — 16 русских моряков, печально. Фрегат, впоследствии, удалось поднять, откачать, поставить в строй — он ещё послужит России, но с одним фрегатом отправляться в экспедицию было делом безрассудным, дерзким. А подъём и приведение в нормальное состояние фрегата «Амстердам-Галей», на тот момент, флотскому руководству представлялось делом невероятным. Ну, и, действительно, в общем... нелогично было бы пытаться корабль-утопленник оживить в течение недолгого времени.
Итак, экспедиция Мадагаскарская закончилась достаточно быстро. Закончилась она неудачей.
Более того, историки считают, что даже если бы двум русским кораблям, двум фрегатам, удалось бы не встретить сопротивления по дороге к Мадагаскару, не наткнуться на какую-нибудь английскую флотилию, притвориться двумя торговыми кораблями — а, собственно, они шли не под военным флагом, под торговым, несмотря на то, что это были новейшие фрегаты, прекрасно вооружённые — ну... вот... выдать два боевых корабля — с офицерами, с огромным количеством орудий за купцов — тоже требовало определённого умения, выдержки, искусства, а лучше было бы просто держаться вдалеке от оживлённых морских трасс — так вот, если бы всё это удалось, что бы они обнаружили на Мадагаскаре?
Дело вот в чём. В 10-х годах XVIII века ситуация на Мадагаскаре резко изменилась. Да, там ещё — в начале-середине десятилетия — существовало изрядное количество пиратов, и боевые корабли, которые могли быть использованы в борьбе за океаны, но уже их было не так много. А, впоследствии, к старым пиратам Мадагаскара добавилась новая волна европейских флибустьеров, которая совершенно не хотела искать покровительства у кого-либо из монархов Европы. И, в общем, человек, на помощь которого надеялись — это, своего рода, король пиратов, как его именовали в России, Каспар Вильгельм Морган ( не тот Морган, который скончался на Ямайке, а другой Морган, его однофамилец ), он также ничем не мог помочь уже. Потому, что он был мёртв.
Поэтому... ну... русские корабли, достигнув Мадагаскара — если бы им повезло, если бы их командиры искусно выполнили свою задачу — обнаружили бы на всём острове, может быть, две-три сотни действующих пиратов. Общины их были уже невелики, и, относительно недавно, всю эту вольницу, которая уже не мечтала о союзе с монархами, ещё и разгромил английский адмирал Мэтьюз.
Поэтому, скорее всего... в общем... задача с Мадагаскаром выполнена не была бы. А вот задача с Индией, может быть, и была бы выполнена. В общем, надежда на это была, и, честно говоря, Пётр с разных сторон к Индии подходил.
Он, за год до Мадагаскарской экспедиции, успешно завершил войну с персами за южное побережье Каспия — действительно, эти территории были присоединены, но оттуда до Индии — далековато. Через Среднюю Азию отправилась в сторону Индии экспедиция князя Бековича-Черкасского — она изначально действовала успешно, но впоследствии была истреблена.
И вот, наконец, Мадагаскарская экспедиция. Она... ну, скажем так... притормозила планы Петра — тем, что вынуждена была вернуться назад, — но Пётр планировал вновь отправить корабли. И существуют документы, которые предполагают, что другие фрегаты Балтийского флота могли быть в тот момент отряжены для того, чтобы всё-таки осуществить прорыв в Южные моря, всё-таки добраться до Мадагаскара, а, может быть, и до Индии.
И, конечно, на протяжении ещё какого-то времени, экспедиция была возможной. Дела отвлекали царя от неё, его планы менялись, но, тем не менее, в общем, конечно, его проект — достаточно серьёзный проект торговый, политический, а, в какой-то степени, ещё и романтический — видимо занимал Петра и дальше. Но в 1725 году он скончался. И можно было надолго ставить крест на экспедиции в Южные моря, на возобновление прорыва к Мадагаскару, к Индии через Атлантику и Индийский океан.
Другие пришли государи, им было не до стратегического мышления, не до океанов, не до покорения морей.
Что же мы теперь? Запишем Мадагаскарскую экспедицию в абсолютный пассив истории Русского военно-морского флота.
Для чего же я тогда сегодня соединил её в этой передаче с успехом Русского флота при острове Эзель?
Почему? Я считаю, что это тоже, своего рода, успех. Хотя, успех трагический. Понимаете?
Я полагаю, что мечта о покорении морей, получившая хотя бы это, самое скромное, выражение, достойна почтительного отношения.
Пройдут десятилетия. Минет и Петровская эпоха, и несколько других правлений, и эта мечта, всё равно, возродится. Русский флот открытого моря впервые, в лице Крузенштерна, в начале XIX века пересечёт экватор — и будут и кругосветные путешествия, и плавания по Южным морям, плавания по всем океанам, и открытие Антарктиды, и русские военно-морские базы в дальних местах, и русские путешественники, описывающие жизнь народов, бесконечно далёких от Европы.
Иными словами, мечта споткнулась, мечта упала. Но впоследствии — она ещё поднимется. Дух победы на море, и дух мечтаний о том, чтобы покорить моря для России, для Православной Державы — это хорошо и правильно. Слава Богу, что это было в нашей истории!
Что-то окончилось удачно, что-то — неудачно. Но это всё — в копилку почтительной памяти о наших предках.
Благодарю вас за внимание. До свидания!
Взгляд с иконы. Наталья Сазонова
Как-то я проводила урок в воскресной школе. Подросток лет 15-16-ти спросил:
«А как вы пришли к Богу»?
Стала рассказывать.
В то время мне тоже было 16. Росла я в самой обыкновенной советской семье. Крещённых среди нас не было. Однажды мама сказала нам с сестрой: «Девочки, надо креститься. В выходные мы поедем загород. На разговор к одному батюшке». Вот это было неожиданно!
«А ты же сама не крещённая. Ты что, в Бога веришь?» — спросили мы маму. И тут выяснилось, что мама уже год, как крестилась, верит в Бога и ходит в храм. Она была строгая, а мы послушные. Да и что, я-подросток, могла сказать против? Разве только: «Почему, если Бог есть, то не защищал крестьян от помещиков?» Очень я переживала об этом. Сейчас уже не помню, что ответила мне тогда мама. Но через неделю мы отправились в далёкий от Москвы приход. В то время, в середине 80-х крещение в Москве было нежелательным. Могли начаться проблемы с органами.
Итак, все вместе, поехали на встречу с батюшкой. Дорога длинная. Времени подумать много. Окончательного согласия креститься я ещё не дала. В электричке всё переживала: «А кто такой этот батюшка и что мне ему говорить? А как всё будет проходить и зачем я вообще согласилась поехать? Да ещё в такую даль! А точно Бог есть? И наконец: А верю ли я в Него? И честно самой себе: Я не знаю, есть ли Он, чтобы верить в Него. Нет! Я не верю». Но что-то подсказывало мне сделать этот шаг. Шаг навстречу...
И вот мы на месте. Тот вечер помню хорошо. Батюшка ждал нас в своей сторожке. Звали его отец Дмитрий Дудко. Это потом я узнала, что жил он в Москве, а служил очень далеко от дома. Так и ездил по 4 часа в один конец. За проповеди власти перевели его на приход подальше от Столицы. Проповедовать священнику в советское время строго запрещалась.
Тогда я увидела перед собой человека небольшого роста. К шестидесяти, совсем седого. Он встретил нас приветливо, как будто знал давно. Усадил с собой за стол поужинать. Стали знакомиться. После ужина, с каждой из нас по отдельности беседовал в своем кабинете.
Подошла моя очередь. Вошла. Волнуюсь. Первое, что вижу — икона. Большая, в старинном киоте. Теперь уже знаю, это был Спас Нерукотворный. Перед иконой горят свечи. В комнате пахнет воском. Батюшкин голос: «Наташенька, ты уже взрослая. А взрослые люди перед крещением должны покаяться в своих грехах перед Богом». Сказал и посмотрел на ту икону. Я тоже посмотрела на Того, Кто на ней изображён, потом на батюшку... и вдруг увидела один и тот же взгляд! Взгляд полный любви. Этот взгляд располагал к доверию. «Покаяться в грехах»- прозвучало в голове. И я вдруг впервые осознала, что хочу доверить всё, что было на совести, Богу.
Батюшка выслушал мою исповедь. Первую, искреннюю. На следующий день мы с сестрой крестились.
Когда ехали домой, я уже не спрашивала себя, верю ли в Бога? Я точно знала, что верю. знала, что Он есть.
А на вопрос: как пришла к Богу, отвечаю просто. Это не я пришла к Нему. Это Бог пришёл ко мне! Просто надо сделать самому шаг навстречу.
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Святитель Серафим (Соболев) и его родители
На село Городище, что неподалёку от Рязани, давно опустилась ночь. Все спали, и только в доме мещанина Бориса Матвеевича Соболева горел свет. Хозяин стоял на коленях перед иконами и горячо молился, то и дело поглядывая на плотно закрытую дверь в комнату жены. Там его супруга, Мария Николаевна, разрешалась от бремени. Роды проходили тяжело. Женщина в смертельной опасности, говорил врач, и убеждал Бориса Матвеевича дать согласие на операцию. В её результате ребёнок наверняка погибнет, зато мать останется жива. Мария Николаевна, собрав последние силы, со слезами умоляла мужа не соглашаться. Хозяин тяжело вздохнул. «Не нужно операции. Предадимся воле Божьей», — сказал он, и стал перед иконами на молитву. Близился рассвет. В сельской церкви ударили к ранней утренней службе. И вдруг в колокольном звоне Борис Матвеевич ясно различил громкий крик младенца! Он заглянул в комнату. Акушерка держала на руках маленький, плачущий комочек. Врач, утирая пот со лба, с улыбкой проговорил: «Поздравляю, папаша! Сынок у вас, здоровенький! И с супругой всё в порядке». Так 1 декабря 1881 года на свет появился будущий монах, архиепископ и святой — святитель Серафим (Соболев).
В крещении мальчика нарекли Николаем. Родители не могли наглядеться на сына. Мать, укачивая Коленьку, с улыбкой приговаривала: «Ах, какой серьёзный мухтар родился!» Так малыша впоследствии в семье и звали — Мухтаром. Мария Николаевна не догадывалась, что это шутливое, ласковое прозвище окажется пророческим. В переводе с арабского «мухтар» означает «избранник». Коля рос на радость отцу и матери. Он был послушным и кротким ребёнком, старался не причинять родителям неприятности и беспокойства. Шумным играм предпочитал тишину и уединение. Любимой книгой мальчика с самого детства стало Евангелие. Коля ещё не знал грамоты, но садился и открывал перед собою книгу, листал её, водил маленьким пальчиком по строкам Писания. Иногда просил мать или отца прочитать что-нибудь, и с большой серьёзностью слушал, проникаясь духом Божьего слова. А скоро Николай и сам выучился читать — родители определили сына в церковно-приходскую школу. Теперь уже Мария Николаевна просила Колю почитать ей вслух Библию или жития святых. Часы, которые они вдвоём с матерью проводили за чтением, владыка Серафим впоследствии называл одним из самых счастливых воспоминаний детства.
Когда мальчику исполнилось 6 лет, в семье случилось несчастье — Борис Матвеевич перенёс инсульт. Его парализовало, он не мог двигаться и частично потерял речь. Забота о сыне целиком легла на плечи матери. Мария Николаевна мечтала видеть сына священнослужителем. Это её желание полностью совпало с устремлениями самого Николая. По окончании школы он поступил в Рязанское духовное училище, а затем — в духовную семинарию. Именно там у Николая созрело твёрдое решение стать монахом. А Мария Николаевна тем временем подыскивала сыну невесту. Когда Николай приехал домой на каникулы, она познакомила его с кроткой и милой девушкой. Её звали Настя. Не желая огорчать мать, Николай отправился с Настей на прогулку. По дороге он честно рассказал девушке о своих планах. Когда они вернулись, Настя попеняла Марии Николаевне: «Зачем же вы сватаете сына, если он будет монахом!» Так мать Коли обо всём узнала. И хотя решение сына стало для неё неожиданностью, мать не стала его отговаривать. «Устраивай свою судьбу, как сам пожелаешь», — сказала она.
26 января 1908 года Николай принял монашеский постриг с именем Серафим. Со временем он станет духовным писателем и богословом, преподавателем и архиереем. Где бы ни проходило служение владыки — в Житомире, Калуге или Воронеже — он всегда старался сделать так, чтобы его любимая матушка была рядом. А когда её не стало, святитель Серафим часто вспоминал о ней в беседах с друзьями и близкими. И говорил, что за всё хорошее в своей жизни он должен благодарить свою добрую мать.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Тогда и сейчас»
Утром субботы сидим на кухне с женой, пьём чай и обсуждаем, в какую церковь пойти на вечернюю службу. Обычно мы ходим в наш Преображенский храм. Здесь мы венчались, здесь крестили дочку. Но иногда хочется и другую церковь посетить. В Успенской, например, прекрасный мужской хор. Когда они поют песнопение «Свете тихий», дух захватывает. Или съездить в центр, там в Никольском соборе многоголосное пение.
И проповедники везде разные, в Успенской церкви настоятель игумен Евстафий больше про покаяние говорит, а протоиерей Андрей из Никольского храма в основном о духовной радости. Храмов в городе много, выбирай для молитвы любой!
И тут я вспоминаю рассказы бабушки, как она в семидесятые годы прошлого века в храм ходила. Бабуля жила в деревне, а церковь в округе была одна. И бабушка вместе с другими прихожанами каждую субботу-воскресенье и по праздникам, в любую погоду ходила в храм пешком, а это 8 километров!
А сейчас у городских жителей какой большой выбор! Слава Богу! И дай нам Господь иметь такую же крепкую веру, какая была у наших бабушек. Нам есть на кого равняться! И ценить то, что имеем.
Все выпуски программы Утро в прозе