Сейчас в эфире

Ваш браузер не поддерживает HTML5 audio

Семейный час

«Дети и общественные организации». Священник Михаил Словцов

«Дети и общественные организации». Священник Михаил Словцов



Александр Ананьев и Алла Митрофанова

У нас в гостях был клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле священник Михаил Словцов.

Разговор шел о том, почему детям бывает важно вступать в разнообразные организации и чувствовать себя частью коллектива, насколько родителям стоит поддерживать такое их желание, и как не потерять собственную индивидуальность в общественном движении.


Александр Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В очередной раз «Семейный час» в эфире Радио ВЕРА. В студии, как всегда, ведущая Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— И ведущий Александр Ананьев, как всегда.

Александр Ананьев:

— Который — сейчас начнется вечер томительных воспоминаний — был в свое время пионером. Что я об этом помню? Я помню, приняли меня в пионеры в числе последних. Там был мальчик, которого приняли в пионеры первым, и он страшно гордился этим, какое-то время был даже местной звездой в нашем классе. Меня приняли в числе последних, и все, что от меня требовалось в этой связи, это носить красный галстук, следить за его внешним видом. То есть буквально гладить его либо каждый день, либо раз в неделю. Я его, насколько помню, не гладил никогда, у него один угол был немножко обтрепанный, обжеванный, оттуда нитки торчали.

Алла Митрофанова:

— И что ты с ним делал?

Александр Ананьев:

— Ничего, я его просто носил. Слушай у меня вся одежда, там везде уголок, и он обтрепанный, это нормально, ты меня знаешь не первый год. Больше я не помню о своем пионерском прошлом ничего. Что ты помнишь о своем пионерском прошлом, Алла Сергеевна?

Алла Митрофанова:

— О мамином пионерском прошлом помню, они ходили, как же это называлось, кружок — не кружок, что-то типа студии в районе города Новомосковска, где жила наша семья в Тульской области. И маме очень нравилось там заниматься, общаться, то, что помню, она рассказывала. И это было для нее...

Александр Ананьев:

— Подожди, а какое отношение это имеет к пионерской организации?

Алла Митрофанова:

— А это был какой-то именно пионерский кружок, пионерская студия. Ей нравилось, что там можно было приходить общаться, они там что-то конструировали, какие-то модели, не помню точно, надо было маме перед программой позвонить.

Александр Ананьев:

— Мне 44, я конструирую модели, мне не мешает то, что я не пионер.

Алла Митрофанова:

— Понимаешь, я весь твой посыл считываю и понимаю. При этом, в связи с чем у нас эта тема?

Александр Ананьев:

— Тему я сейчас озвучу. Ты не была пионером, я так понимаю, тебя не принимали в эту организацию?

Алла Митрофанова:

— Там это все было на стыке уже, все как-то расплывчато и неопределенно.

Александр Ананьев:

— Понятно. И уж абсолютно точно наш сегодняшний дорогой гость клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле священник Михаил Словцов тоже не был замечен в рядах пионерских дружин. Добрый вечер, отец Михаил. Здравствуйте.

Священник Михаил Словцов:

— Добрый вечер.

Александр Ананьев:

— Прав ли я в своем предположении?

Священник Михаил Словцов:

— Абсолютно. Я слишком молод, я уже родился не в Советском Союзе.

Александр Ананьев:

— Открою вам тайну. Позволите, да, что я так выложу сразу все карты на стол? Когда мы озвучили эту тему на днях отцу Михаилу, он по телефону сделал испуганные большие глаза и сказал: друзья, можно мне вот эту тему как-то заменить на что-нибудь более понятное мне. Потому что ну что я могу рассказать о пионерии? Да ничего. Тем не менее, мы решили оставить эту тему. Формальным поводом для этой темы является тот факт, что 19 мая, в день рождения пионерии, наша Госдума рассматривала в первом чтении проект соответствующего Федерального закона о создании, прости меня Господи, единой детской общественной организации. Понятно, что сегодня, как и всегда, мы не говорим о политике. В принципе, вообще и никак. Но нам в программе «Семейный час» хочется поговорить о детях. Отчасти даже о взрослых, потому что я многое буду примерять на себя в нашем сегодняшнем разговоре. Насколько важно ребенку почувствовать себя членом организации?

Алла Митрофанова:

— Принадлежность к общности почувствовать, я бы вот так, наверное, сформулировала.

Александр Ананьев:

— Винтиком в механизме, я бы так это сформулировал. Я сегодня буду такой злой полицейский, отец Михаил.

Священник Михаил Словцов:

— Можно передергивать бесконечно.

Александр Ананьев:

— Да-да-да-да-да.

Священник Михаил Словцов:

— Потому что разные смысловые коннотации. Винтик в механизме это одно, принадлежность к обществу...

Алла Митрофанова:

— Общности.

Священник Михаил Словцов:

— Даже не к обществу, а к организации, это другое. А принадлежность к какому-то обществу, к собранию какому-то это третье. И мне близко и кажется правильным, если наши дети, у меня подрастает ребенок, и я понимаю, что он должен принадлежать к какой-то общности, к обществу, и это очень важно.

Александр Ананьев:

— В чем разница? Что вы имеете в виду, и как это реализуется на визуальном уровне, как это выглядит?

Священник Михаил Словцов:

— Мне кажется, это в смысловых вещах реализуется, и это то, как чувствует себя человек. Если ты винтик в системе, то ты уже не человек, ты функция, и сводить человека до функции, это значит обезличить человека, расчеловечить его. И ребенок уже получается какой-то функцией в этом общественном организме, механизме. Понятно, что мы все выполняем какую-то функцию в обществе, но эта функция не должна нас расчеловечивать. Должен остаться человек. Даже если представить пионерию, то пионер, он пионер и все? Или больше, чем пионер? Он еще ребенок, мальчик, девочка. Шаловливый, не шаловливый. Эти все смыслы должны сохраняться, и когда мы в обществе, в общине где-то, если про храм, например, говорить, то все это сохраняется и взращивается человек, и ребенок взращивается как единое целое, неотделимо от того, какой он внутри, какой он снаружи, какую роль он выполняет в той или иной общественной деятельности.

Александр Ананьев:

— Отец Михаил, я поделюсь с вами своим соображением. Я считаю, что все мы, Господь всех нас создал разными, разными абсолютно, индивидуальными, яркими.

Священник Михаил Словцов:

— Это прекрасно.

Александр Ананьев:

— И задача наша подчеркнуть эту разницу, развить эту разницу, развить свои таланты. В то время как, мне кажется, я могу ошибаться, я хочу с вами порассуждать на эту тему, в том случае, если на нас надевают одинаковую форму, одинаковые знаки отличия, одинаковые шапочки и вручают нам транспаранты: чем больше нас, тем меньше их — мы перестаем быть разными.

Священник Михаил Словцов:

— Я про это и говорю.

Александр Ананьев:

— Меня это пугает.

Священник Михаил Словцов:

— Это и есть винтик в механизме. Когда всех под одну гребенку засунули, и вы должны быть такими.

Александр Ананьев:

— Соответствовать единому уставу.

Священник Михаил Словцов:

— Да, уставу, внешнему виду, поведению, всему, всему, всему. Какие-то рамки и границы должны быть и это, собственно, воспитание, когда ребенку прививают определенную модель поведения, принятую в обществе.

Александр Ананьев:

— Конечно, они уже существуют, зачем их придумывать?

Священник Михаил Словцов:

— Да. Это идет из семьи, из детского сада, из школы, везде, где ребенок существует в обществе. А именно то, про что вы говорите, это формирование одинаковых неодинаковых.

Алла Митрофанова:

— Есть кое-какие соображения непарадные. По поводу одинаковости вспоминается Урфин Джюс и его деревянные солдаты, но дело не в этом. В подчеркивании разницы, Сашенька, о чем ты сказал, что мы созданы разными и важно эту разность подчеркивать. Мне кажется, в этом есть, не знаю, может быть сказывается мой профессиональный травматизм, что-то от лорда Байрона, доведенное до...

Александр Ананьев:

— Нет, я не Байрон, я другой...

Алла Митрофанова:

— Именно так, именно так. Доведенный до гипертрофированной формы подчеркивания своей инаковости, индивидуальности и как следствие противостояние всему этому обществу и большинству. Когда, мы знаем из истории нашей литературы, Пушкин за Евгения Онегина брался, он еще Байроном немножко грезил, а к концу романа он полностью им переболел и переосмыслил. Там и в начале романа есть уже его ирония по поводу человека, для которого слишком низко опускаться до интересов этой толпы, и далее со всеми остановками. Есть, мне кажется, в этом какой-то риск, есть крайности. Одна крайность, когда мы все становимся деревянными солдатами, унифицированными, стандартизированными, через прокрустово ложе пропущенными, с купированными разными отростками индивидуальности.

Александр Ананьев:

— Ну, об этом речи не идет, это уж как совсем...

Алла Митрофанова:

— Другая крайность, когда мы индивидуальность возводим опять же на пьедестал.

Александр Ананьев:

— Отец Михаил, вот у меня какой вопрос. Знакомы ли вы с жизнью повседневной хороших, продвинутых, современных православных школ? Хотя бы каких-нибудь?

Священник Михаил Словцов:

— Школ? Нет. Я знаком с детьми, которые учились в православных школах, с разными детьми.

Александр Ананьев:

— Так.

Священник Михаил Словцов:

— Но я сказал бы так. Я хочу, чтобы мой ребенок учился и воспитывался в обычной школе. Почему? Потому что, как мне кажется, когда ребенок видит в жизни только православие — я не говорю, что все православные школы плохие и не надо детей туда отдавать, это не так — но когда ребенок видит только православных детей, их очень жестко подчас контролируют. Не во всех, но те, с кем я сталкивался, учились в интернатах, школах, где очень жестко регламентировалась жизнь ребенка, запрещались многие вещи, которые считались неполезными для ребенка, дисциплина была на высочайшем уровне. К сожалению, это приводило к тому, что когда ребенок вырастал, его эти запреты, как пружина... Наша душа человеческая, как пружина, мы ее то напрягаем, то расслабляем, то напрягаем, то расслабляем. Если постоянно напрягать, и сжать ее до минимума, то когда эти руки, сжимающие пружину, разомкнутся — а они рано или поздно разомкнутся, потому что ребенку надо будет выпуститься из школы, пойти дальше во взрослую жизнь — эта пружина отстреливает так, что мама не горюй. Поэтому я хочу, чтобы мой ребенок, мои дети учились в обычной школе, чтобы они видели разных детей, разное воспитание. Где-то, может быть, не очень воспитанных, где-то хорошо воспитанных, где дети из благополучных семей, где-то из неблагополучных. Чтобы он видел жизнь такой, какой она ему предстанет в 18, 20, 25 лет, и учился существовать в том обществе, в котором он растет, не создавать ему теплицу, такой парничок, в котором он растет, растет, вырастает, вылезает из этой теплицы и понимает, что тут холодно, как тут жить, не понятно. И начинает либо загибаться, либо не имеет иммунитета к тому, что происходит вокруг.

Александр Ананьев:

— То есть школа должна учить не столько и не только математике, химии и физике, сколько готовить человека ко взрослой...

Священник Михаил Словцов:

— Социализировать.

Александр Ананьев:

— Социализировать, абсолютно верно. «Семейный час» на «Светлом радио». Сегодня мы устроили испытание для нашего сегодняшнего гостя, замечательного священника, клирика храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле, священника Михаила Словцова, молодого, но уже довольно опытного, пригласили поговорить о детских общественных организациях, создание которых сейчас обсуждается наверху. И мы, собственно, хотим поговорить, что происходит, когда ребенок становится частью одетого одинаково коллектива.

Алла Митрофанова:

— Сашенька, не обязательно же, организация...

Александр Ананьев:

— Нет, это обязательно. Мне интересно, с точки зрения отца Михаила, что происходит с ребенком, когда он начинает носить форму? Сразу скажу, у меня нет однозначного ответа.

Алла Митрофанова:

— Форма же это не обязательный пункт программы, скажем так.

Александр Ананьев:

— Но в данном случае, это такой образ, за которым скрывается быть частью организации, быть членом какой-то ячейки, отряда восьмого, у этого отряда есть староста или руководитель, в общем, быть частью этой системы. Собственно, о чем идет речь. Не так давно мы с Алечкой были в нашем любимом храме святителя Николая на Трех горах и перед нами на исповеди стояли ребята, старшеклассники, судя по внешнему виду, прям 10-11 класс, как я предположил. Все в одинаковой форме, плечики расправлены, животы втянуты, стояли так...

Алла Митрофанова:

— Следопыты они какие-то, судя по нашивкам, которые у них были, православные следопыты.

Александр Ананьев:

— Замечательные ребята, с ними тоже был какой-то мужчина.

Алла Митрофанова:

— Был их руководитель.

Александр Ананьев:

— Да, руководитель.

Алла Митрофанова:

— И батюшка, который принимал исповедь, внимательно очень с ними общался. Когда они все прошли, он еще прошелся по храму уточнить, не осталось ли кого-то, кто куда-то отвлекся и не попал, так чтобы все дети получили возможность пообщаться со священником.

Александр Ананьев:

— С одной стороны, хорошо. С другой стороны, у меня есть вопросы. Как вы считаете?

Священник Михаил Словцов:

— Я к форме отношусь положительно. У меня в школе была форма, потом в армии тоже есть форма определенная. В семинарии есть форма одежды. Причем в семинарии очень строго, если в школе ты еще мог что-то там, то в семинарии строго — черные брюки, китель.

Александр Ананьев:

— Для чего нужна форма?

Священник Михаил Словцов:

— Мне кажется, это элемент дисциплины. За формой нужно следить, нужно понимать, что в определенное место ты идешь в определенном виде, то есть если ты идешь в школу, то тебе нужно идти в форме, ты не можешь прийти в школу в джинсах и в майке. Тогда, когда я учился, сейчас разные есть системы в школах, где-то осталась форма, где-то свободная форма, где-то деловой стиль просто. Ребенка с детства нужно приучать, потому что когда ты идешь в какое-то место, тебе нужно соответственно одеваться. Мне кажется, это один из элементов дисциплины, воспитания.

Александр Ананьев:

— Я много размышлял на эту тему. Зачем врачи надевают белые халаты даже в том случае, если они не оперируют человека в операционной, не сверлят ему зуб. Просто сидят в кабинете и пишут бумажку. Зачем они надевают халат? Казалось бы, странно, практического смысла в этом нет, но есть сильнейший психологический момент.

Священник Михаил Словцов:

— Да, я тоже об этом хотел сказать, что к человеку в белом халате как-то по-другому относишься.

Александр Ананьев:

— Абсолютно верно. Перед тобой уже не просто человек, перед тобой сразу врач. Почему? Просто потому что он надел белый халат. Разве это правильно? Ребенок сразу воспитывается очень просто: я могу быть никем, если я не ношу форму, и я сразу превращаюсь в кого-то, если форму надену.

Священник Михаил Словцов:

— Вы впадаете в крайности.

Александр Ананьев:

— Конечно. Мы здесь этим и занимаемся. Нам хочется разобрать все, препарировать.

Священник Михаил Словцов:

— То же самое можно сказать про священника, когда он в подряснике или без подрясника. То есть меня священником делает подрясник или рукоположение, благодать? Вот это вопрос, такой риторический вопрос, он не требует ответа. И здесь такой элемент психологический еще есть в этом, потому что врача мы воспринимаем, когда он в белом халате, он воспринимается как врач. Это какие-то установки, которые у нас есть с детства, которые мы перебороть уже, скорей всего, в своей голове не можем. Священника когда люди видят в гражданской одежде, встречаются в городе, еще где-то, они по одному к нему относятся, даже чувства внутренние испытывают, они об этом говорят иногда. В подряснике уже другое отношение. Ну, ладно.

Александр Ананьев:

— Это здорово, отец Михаил. Это очень здорово, я с вами абсолютно согласен. Военные, полиция, пожарные, священники, медики — униформа вполне объяснима, понятна, я знаю ответ на вопрос, по-че-му? Но дети? Вот в чем штука. Здесь, как мне кажется, форма портит детей. Она сразу делает их... обесчеловечивает, вот чего я боюсь. Я могу ошибаться и не могу впадать в крайности, как вы верно заметили, но мне кажется, что если я надеваю на своего ребенка форму, я говорю: так, теперь ты не Мария Александровна, теперь ты член общественной организации. Номер 485.

Священник Михаил Словцов:

— Одна форма не может обезличить человека.

Александр Ананьев:

— Но какая у нее еще цель? Вот какая у нее еще цель? Сделать так, чтобы ребенок в общем строю не выделялся.

Священник Михаил Словцов:

— Может быть, просто показать принадлежность, просто принадлежность к какой-то организации, без вот этого обезличивания.

Александр Ананьев:

— Хорошо, зачем ребенку понимание того, что... мы возвращаемся к тому вопросу, на который мы уже немножко ответили, зачем, что ребенку дает понимание того, что он принадлежит к организации?

Алла Митрофанова:

— Мне кажется, в подростковом возрасте это...

Священник Михаил Словцов:

— Можем сказать очень банально, что если ты надеваешь форму, и например, это организация, в которую почетно вступить, ты понимаешь, что какое-то есть общество, куда сложно поступить, сложно в лицей при МГУ, по-моему, у них используется форма, у них есть нашивки определенные. Человек, видя тебя, сразу поймет, где ты учишься.

Александр Ананьев:

— А у тебя такая гордыня.

Священник Михаил Словцов:

— По тебе судят о том, что представляет из себя эта школа, лицей.

Александр Ананьев:

— О тебе судят не по тому, какой ты, а по тому, какие у тебя погоны, прости меня Господи. Вот чего я боюсь, отец Михаил.

Священник Михаил Словцов:

— Как элемент воспитания это может уберечь ребенка от каких-то шалостей, еще от чего-то.

Александр Ананьев:

— Если погоны уберегут моего ребенка от шалостей — долой погоны. Он должен держаться в стороне от шалостей, понимая, почему он держится в стороне от шалостей. Потому что они приведут к плохим последствиям.

Священник Михаил Словцов:

— Мы используем разные методы манипуляции детьми.

Александр Ананьев:

— Можно приковать ребенка наручниками к батареи, в принципе, это тоже убережет.

Священник Михаил Словцов:

— Нет.

Александр Ананьев:

— Простите меня за радикализм тут в эфирной студии.

Алла Митрофанова:

— Радикализм, это правда.

Александр Ананьев:

— Но на таких провокациях держится драматизм программы «Семейный час». Давайте с вами поговорим вот о чем, отец Михаил. Почему меня смущают все эти истории? Возьмем, к примеру, семью. Семья это настоящая, абсолютная, естественная общественная организация, куда включены не разные люди и их многое объединяет. По всяким формальным признакам это такая организация. У каждого есть своя должность, своя функция, есть руководитель семьи, отец, глава семьи, есть служба доставки и обеспечения, служба кухонной продразверстки. В общем, разные есть функции, есть ушасто-хвостатые люди, которые едят подушки.

Алла Митрофанова:

— И тапки.

Священник Михаил Словцов:

— Где вы нашли ушастых хвостатых людей?

Алла Митрофанова:

— О, это мы вам покажем после эфира.

Александр Ананьев:

— У нас любимая собака, которая думает, что она человек, а мы стараемся ее в этом не переубеждать. Пусть думает, как думает, у нее своя функция в этой семье. Мы в ответе друг за друга, мы вместе, этого не изменить. Все супер, да? А если мы начинаем вводить специальную форму в нашей семье...

Священник Михаил Словцов:

— Что же вы так привязались к этой форме?

Александр Ананьев:

— Я объясню, я договорю. Знаки отличия нашей семьи, придумали бы специальный способ приветствия членов нашей семьи, разве это не явный признак того, что наша семья — это что-то искусственное.

Алла Митрофанова:

— Кто мне говорил, что нам с тобой...

Священник Михаил Словцов:

— Мне кажется, просто в семье у кого-то кукуха поехала.

Александр Ананьев:

— Вот, о чем я и говорю.

Священник Михаил Словцов:

— Потому что это семья, семья и общество, то, что вы рассказывали, следопытов, это разные вещи.

Александр Ананьев:

— Назовем их «Зеленые бобры», они были в зеленой форме.

Священник Михаил Словцов:

— Да, зеленые бобры. Если не ошибаюсь, Лиза Алерт — тоже поисковый отряд, это же общество, у них тоже есть знаки отличия.

Алла Митрофанова:

— Поисковый отряд, у них тоже есть форма.

Священник Михаил Словцов:

— У них форма есть. Она, что, обезличивает людей, которые там? Нет. Но у них есть форма, она просто показывает, что он принадлежит к этой организации. Ты встречаешь человека и понимаешь, что это человек, у которого, наверное, доброе сердце, он помогает искать потерявшихся людей. Я думаю, это наоборот раскрывает человека.

Алла Митрофанова:

— Отче, чтобы было понятно, перед вами сидит человек, который второй год пилит жену на тему: давай найдем нам одинаковые костюмы для прогулки с собакой.

Александр Ананьев:

— Это правда, это правда.

Священник Михаил Словцов:

— Это просто больная тема.

Алла Митрофанова:

— Чтобы сразу было понятно, что мы вместе, что мы общность.

Священник Михаил Словцов:

— Я понял.

Александр Ананьев:

— Я видел просто... Мы за город перебираемся, и там какие-то приличные места, мужья с женами ходят в одинаковых толстовочках и штаниках этих серых, как это прекрасно.

Священник Михаил Словцов:

— Можно заказать худи вот эти?

Александр Ананьев:

— Да, да.

Алла Митрофанова:

— Вот об этом и речь.

Александр Ананьев:

— Я уже значки разработал.

Алла Митрофанова:

— Дело не в этом. Если копать вглубь. Действительно, для подростка, особенно для подростка, невероятно важно осознавать принадлежность к общности, чувствовать себя...

Священник Михаил Словцов:

— Да, это есть. Самому ребенку нужно.

Алла Митрофанова:

— С одной стороны, есть вот этот дух максимализма, когда байронический протест, что я против всех и прочее. Но вместе с тем, параллельно с тем, внутри подростка потребность принадлежать к чему-то большему, чем он сам, быть с кем-то.

Священник Михаил Словцов:

— Это даже не подростки, даже старше когда становятся. Я помню, когда учились в Московской духовной академии, первые три года студенты ходят в кителях, пиджачки черные, со стоечкой, это одна форма одежды. Потом на третьем курсе бакалавриата постепенно весь курс постригается в чтецов, и благословляют ношение подрясника. Даже в этом, форма меняется, даже взрослый человек, и ребята, я помню, ждали, что дадут подрясник, поменяется форма, ты уже будешь принадлежать к клиру. Это то, что нужно, как мне кажется самому человеку, чтобы самого себя идентифицировать с определенным обществом, то есть отнести себя не просто я только начал, я еще зелененький, молоденький, а я уже на какую-то ступенечку перешел, повыше, я уже здесь попрочнее увязался. То же самое, мне кажется, с детьми. Вопрос только в другом. Если эта форма в том смысле, в котором мы впадаем в крайности, и в эту организацию насильно засовывают детей, запаковывают их в одинаковую одежду, и эта форма детям опостылела через полгода, они ее не хотят носить, этот протест, это плохо. Ничего из этого хорошего не выйдет.

Алла Митрофанова:

— В случае с семинаристами это их свободный выбор.

Священник Михаил Словцов:

— Да, поступить в семинарию и учиться там это свободный выбор. Я думаю, что с общественными детскими организациями должна быть такая же история.

Алла Митрофанова:

— Если позволите, еще одно соображение. Может быть, вообще не в плоскости формы лежит главный вопрос.

Александр Ананьев:

— Сейчас у нас короткая пауза в программе «Семейный час», полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы продолжим наш жаркий дискурс на тему погон, формы, униформы, детей в строю и вообще создания общественных детских организаций.

Алла Митрофанова:

— Да не в форме дело.

Александр Ананьев:

— Вот об этом мы и поговорим ровно через минуту. Мне нравится накал нашего разговора.

Александр Ананьев:

— «Семейный час» на Радио ВЕРА продолжается. Здесь Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Александр Ананьев.

Александр Ананьев:

— И наш сегодняшний гость, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле священник Михаил Словцов, который недоумевает, почему мы сегодня всю дорогу говорим только о форме, ведь не в форме дело в создании этих организаций. Здравствуйте еще раз, дорогой отец Михаил.

Священник Михаил Словцов:

— Добрый вечер еще раз.

Алла Митрофанова:

— Мне кажется, что вопрос о форме вообще глубоко второстепенен. И главный вопрос на другом уровне лежит. Мы понимаем, Христос, когда обращается к нам, он же обращается не к организации, не к партии, прошу прощения, даже не к народу. Он обращается лично к каждому из нас. Это личностное начало в общении с Богом очень важно. Что касается нашего прошлого.

Александр Ананьев:

— Очень хорошо замечено. Можно я сразу в качестве иллюстрации, сбоку от твоего высказывания. Храм вооруженных сил, строем стоят солдаты. Разве можно в храме строем? Вот у меня есть непонимание того: храм, строем. Это как? Продолжайте Алла Сергеевна. Это иллюстрация.

Алла Митрофанова:

— Спасибо. Мне кажется, что в нашем советском прошлом, где было, безусловно, много положительных аспектов, никто не будет отрицать, главная сложность, главная катастрофа была в том, что идеология заменила Христа и на уровне общественного сознания и на уровне личного поиска зачастую тоже. Хотя в личном поиске, мы знаем, многие ко Христу прорывались через идеологию. Не знаю, каким образом должна выстраиваться жизнь общественной организации так, чтобы в ней, если мы говорим о христиански ориентированных движениях, чтобы там не происходило этой подмены, когда вместо Христа становится идеология, какая бы она ни была. Есть примеры, мне кажется, очень важные примеры разных групп, которые возникают при храмах, где занимаются педагоги с детьми, где индивидуальность ребенка видна. И при этом нет какого-то стирания, форматирования ребенка под нечто общепринятое.

Александр Ананьев:

— Очень хорошее замечание. Но насколько я понимаю, дети туда приходят не потому, что они члены организации, а потому что им туда хочется. Формально никакого членства там не наблюдается. Это просто что-то вроде кружка — не кружка, компании друзей — не друзей, но что-то неформальное. Вот — неформальное.

Алла Митрофанова:

— Замечательный был пример у отца Дмитрия Першина на Крутицком подворье православных следопытов, где были признаки вполне себе организации, там была форма. У меня брат, кстати, ходил в поход с отцом Дмитрием. Он до сих пор в полном восторге, хотя прошло уже очень много лет, он в полном восторге от открытий, которые он для себя сделал. Мой брат не церковный человек, надо сказать, но при воспоминании о православных следопытах, об общении с отцом Дмитрием и о том, как проходила литургия, может быть, единственная сознательная литургия с сознательным причастием на данный момент его жизни, для него это невероятно ценно. То есть это сочетание общественного движения, с одной стороны. А с другой стороны, это целиком и полностью было про Христа и о Христе.

Священник Михаил Словцов:

— Если мы говорим про организации, которые основаны на христианстве и в церкви, то здесь самое важное, вокруг чего должно строиться вообще все, у нас все в церкви строится вокруг евхаристии, вокруг причастия. И если эта общность людей, которая собралась, детей, подростков, молодежи первостепенно для себя ставят жизнь в церкви вокруг Чаши и причастия, тогда можно на этом основании строить все что угодно дальше. И вот далеко ходить не надо. У нас в храме есть молодежное движение, там, правда, 18+ ребята. Они первоначально пришли в храм, начали жить церковной жизнью. А потом они захотели иметь круг единомышленников, круг друзей, с которыми они могут заниматься чем-то вместе и быть на одной волне, с людьми, которые их понимают, чем они живут, чем они дышат. В светском обществе часто можно встретить непонимание своей религиозности. Я когда учился в ВУЗе и воцерковился, мне открыто говорили: у тебя ПГМ — православие головного мозга, то есть ты с ума сошел. Я говорю: нет, я в семинарию поступлю, отстаньте от меня, все нормально, я не сошел с ума. И это сплошь и рядом можно видеть. Мир не принимает, и об этом Христос в Евангелии говорит, мир не принимает его учеников, как он не принял Христа. Поэтому на базе храма может организовываться какой-то клуб или движение какое-то, еще что-то. Оно может быть не организовано в качестве какой-то отдельной организации, но дети все равно принадлежат к организации. К какой? К Церкви. Потому что это общество. Церковь это в первую очередь общество, общность людей, собранных во имя Христово. Есть очень хороший пример. Друг в Бутово служит, он тоже священник и занимается подростками. У него клуб молодежный, у него там подростки, и ребята все очень разные. Он мне фотографии показывал: смотри, девочка с зелеными волосами, а тут девочка с пирсингом, тут мальчишка вот такой вот, этот этим занимается, этот тем занимается. Они все такие разные, такое разнообразие детей, они все собрались, тот пазл, который собрать невозможно, они все собрались вместе. С ними священник. Они устраивают творческие вечера, они смотрят вместе фильмы, ходят куда-то, какую-то активность, совместную деятельность проявляют, и что интересно, туда начинают приходить дети, которые очень далеки от церкви. И он рассказывал: вот девочка никогда, ни разу в жизни не причащалась. Она к нам ходит, через несколько месяцев она изъявила желание прийти в храм, мы с ней готовились несколько недель к первому причастию, чтобы это было осознанно, чтобы это было...

Алла Митрофанова:

— Потрясающе.

Священник Михаил Словцов:

— Общество, детское общество в таком стиле... Понятно, что нерелигиозное будет иметь свои цели, задачи по воспитанию, может быть, патриотические, еще какие-то цели. Но оно должно быть именно таким, чтобы ребенок почувствовал себя нужным в том или ином обществе, почувствовал, что он не просто винтик в шестеренках системы, а он может быть тем, кто он есть. Принимая на себя какие-то знаки отличия, ту же форму, образ, он не перестает быть тем, кто он есть. И это самое важное, как мне кажется, в деятельности этих организаций, в деятельности каких-то детских обществ, чтобы ребенок понял, кто он есть, зачем он есть и что ему нужно делать в этой жизни, и как все хорошее, что он имеет в себе, развить. А не стать винтиком.

Алла Митрофанова:

— В Бутово вы сказали, не на Бутовском полигоне, случайно?

Священник Михаил Словцов:

— Нет, это, по-моему, строящийся храм Дмитрия Донского, отец Андрей Алексеев настоятель.

Алла Митрофанова:

— Понятно.

Священник Михаил Словцов:

— И вот там друг мой служит, он рассказывает это, конечно, потрясающие такие вещи.

Алла Митрофанова:

— Просто Бутово... сегодня день памяти новомучеников, которые были расстреляны на Бутовском полигоне. Вот, кстати, еще один пример, что происходит в жизни, когда на место Христа становится идеология. Кто расстреливал этих людей? Их расстреливали идеологи, это страшно, это очень страшно. Поэтому, может быть, у нас, у людей, которые имеют прямо или косвенно опыт таких организаций, где на первом месте идеология, у нас внутри начинает что-то этому сопротивляться. Не каждая организация про это. Пример, который отец Михаил привел, это потрясающе.

Александр Ананьев:

— Не каждая, но обсуждают сейчас именно такую.

Алла Митрофанова:

— Мы не знаем.

Священник Михаил Словцов:

— Мне кажется, в нашем современном обществе построить то, что было в Советском Союзе, именно в том изводе, типа пионеров, еще что-то, невозможно.

Александр Ананьев:

— Не надо, не надо делать выводов.

Священник Михаил Словцов:

— Время прошло, и дети уже не те. Нет того, о чем мама рассказывала, бабушка, о чем люди рассказывают, как оно было, я понимаю, что мы сейчас в другом мире живем. Он примерно такой же.

Александр Ананьев:

— Люди-то такие же.

Священник Михаил Словцов:

— Но само устройство государственное, как люди относились к тем или иным вещам, которые государство проводило, сейчас это все немножко по-другому. И, мне кажется, в том изводе, в каком это все было, сейчас уже реализовать навряд ли возможно.

Алла Митрофанова:

— Дай Бог.

Александр Ананьев:

— Дай Бог. Я понимаю, что два года назад мы с Алечкой жили в другом государстве. Мир изменился.

Алла Митрофанова:

— Мир меняется каждый день.

Александр Ананьев:

— Мир меняется каждый день, да. И каким он будет завтра, мы, на самом деле, не знаем, это очень трудно предсказать.

Алла Митрофанова:

— Удивительно, о чем отец Михаил сейчас рассказывал. Вот этот пример, когда, правда, молодые люди, подростки или 18+ уже, то есть еще более старшие, сами тянутся друг к другу.

Александр Ананьев:

— Они знают ответ на вопрос: чтобы что? куда?

Алла Митрофанова:

— Зачем? Потому что здесь Христос, и они хотят к Нему.

Александр Ананьев:

— Я много работал в свое время в крупных корпорациях, отец Михаил. Я знаю, что такое воспитание корпоративного духа, где, допустим, компания «Виноград», есть специально обученные люди, которые по специальной разработанной методичке пытаются внушить тебе мысль, что работать в компании «Виноград» это очень круто. Что ты команды компании «Виноград» и, если ты отличишься, мы повесим на тебя значок «Виноград 1 степени», «Виноградная лоза 2». Для чего это делается? Очень просто. Чтобы у компании «Виноград» был больше доход, чтобы люди работали лучше и чтобы у руководителей и создателей этой компании, собственно у тех, кто нанял этих специально обученных людей для повышения корпоративного духа, было больше денег.

Алла Митрофанова:

— Но это ты, опять же, говоришь про корпоративный дух, как инструмент манипуляции.

Священник Михаил Словцов:

— «1984» вспоминается. Такая же под одну гребенку. Что-то очень похожее сейчас в голове всплыло.

Алла Митрофанова:

— Но есть же и про другое, когда это исходит от руководителя и руководитель просто напоминает, каковы главные ценности того, чем мы здесь, ребята, с вами занимаемся. И у многих компаний сейчас деньги и заработок — естественная заинтересованность.

Священник Михаил Словцов:

— Это цель предпринимательской деятельности, вообще, иначе смысла нет заниматься бизнесом, если он не приносит деньги.

Алла Митрофанова:

— Но как много сейчас предпринимателей, довольно крупных, говорят, что бизнес это в первую очередь про людей. И вот это наша главная ценность. И тогда это корпоративная этика, когда руководитель напоминает с помощью каких-то инструментов своим сотрудникам, что мы в первую очередь про людей, для людей и для того, чтобы помочь тем, кто к нам обращается, жить более наполненной и осмысленной жизнью. Это тоже корпоративная этика, но она совершенно про другое.

Александр Ананьев:

— А вот мне хочется отца Михаила спросить. Разве вот эти организации, корпорации, все те, кто пытается создать искусственное сообщество людей, объединенных искусственными целями, будем называть это так, разве они не превращают человека, как сейчас Алечка заметила, но я немножко перефразирую, в человеческий ресурс? Или в человеческий резерв? Нет?

Священник Михаил Словцов:

— Сложный вопрос. Потому что если говорить о том, как вы на это смотрите, как бы я на это посмотрел, здесь можно смотреть с разных точек зрения. Со стороны корпорации вы описали, как это все выглядит.

Александр Ананьев:

— Мне тяжело, я долгое время работал, сейчас перестал.

Священник Михаил Словцов:

— Со стороны руководителя если посмотрим, если для него люди, которые на него работают, это функции и все, то да. Но еще можно посмотреть с третьей стороны, со стороны самого человека, это то, о чем мы не сказали до этого вопроса. Иногда самому человеку нужно чувствовать себя нужным в том, где он проводит самое большое время своей жизни. На работе проводим больше времени, чем дома, чем с семьей. Восемь часов в день, пять дней в неделю, если не считать время сна, то дома-то, получается, меньше времени проводим. Приехал домой, шесть часов до сна, восемь часов ты на работе. И там, где ты трудишься, ты должен чувствовать себя нужным. То же самое с организациями при храме. Дети приходят в храм, стоят на богослужении, молятся, причащаются. В какой-то момент они не чувствуют себя частью всего этого. Может быть, кто-то им не объяснил, что просто находясь на богослужении, ты уже часть, ты вместе со всеми молишься, ты делаешь все вместе со всеми. Но им нужно больше. Им нужно именно это ощущение, что они приносят пользу, они участвуют в жизни прихода, в жизни церкви. Поэтому, мне кажется, эта молодежь... Сейчас мне вспоминается, как ваши сотрудницы, они тоже у нас в молодежном движении, две девушки...

Алла Митрофанова:

— Вот ходит к вам Оксана Кавальская, она активная.

Священник Михаил Словцов:

— Да, они к нам ходят. И вот, например, Рождество. У нас традиция угощать всех прихожан, после праздников двунадесятых мы на улице готовим угощение, казан на 250 литров, или уха или какой-то плов, солянка. Под Рождество ребята пришли заранее, часов в шесть вечера, резали все вместе на огромном столе колбасу, огурцы соленые, еще что-то. Суп- солянку они готовили все вместе перед Рождественской службой, чтобы потом люди, которые после рождественской службы, или Крещение это было, сейчас точно не помню, выйдя с Божественной литургии, все вместе разделили трапезу. И это сделано их руками. Они чувствуют себя нужными в приходе, в храме. Это очень важно. То же самое в компании. Когда ты работаешь, ты понимаешь, что от твоего труда... Ты можешь где угодно работать, ты можешь в корпорации работать, можешь у ИП работать, где пять человек сотрудников. Если ты не чувствуешь, что ты нужен, ты приносишь пользу компании, себе, сотрудникам, коллегам, которые вокруг тебя, то есть ты просто просиживаешь стул, то есть два выхода. Превратиться в функцию, приходить делать работу и уходить. Или скатиться в уныние, перестать быть человеком, в том смысле, что мы все в той или иной степени приносим друг другу пользу. И приносить пользу компании тоже можно, можно работать и где-то самоотверженно. Вопрос в другом, что это может быть никому не нужно, и про тебя забудут через три дня. Но это вопрос личный, как ты сам себя осознаешь в том обществе, в котором ты существуешь.

Александр Ананьев:

— Не знаю, мне всегда очень тяжело чувствовать себя объектом жестких корпоративных манипуляций.

Алла Митрофанова:

— Потому что ты субъект по своей природе.

Александр Ананьев:

— О, да. «Семейный час» на Радио ВЕРА. Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле священник Михаил Словцов, подвергаемый непростому общению на тему создания общественных детских организаций. Давайте мы с вами, отец Михаил, нарисуем картинку широкими мазками Васнецова. Вечер, понедельник, вы возвращаетесь домой, и ваш двенадцатилетний сын подходит к вам и — крошка-сын к отцу пришел, и спросила кроха — папа, все дети в моем классе поступают в общественную российскую организацию «Дети России», и я тоже хочу. Какие три вопроса вы ему зададите, и будете ли задавать? Все дети поступают, и ваш сын тоже пришел попросить благословение отца. Какие три вопроса вы ему зададите, что для вас будет важно понимать, и какого понимания вы будете ждать от своего ребенка?

Священник Михаил Словцов:

— Что это за организация? Ну, допустим, я не знаю. Зачем ты хочешь туда?

Александр Ананьев:

— Потому что все.

Священник Михаил Словцов:

— Нет, такой ответ не удовлетворит. Мотивация должна быть не стадной, а личной. Вот эта стадная мотивация тоже, мне кажется, обезличивает человека, как стадо куда-то, как овечки на заклание.

Александр Ананьев:

— Здесь есть важный момент. Смотрите, в классе условно тридцать человек, двадцать девять вступили в эту организацию, а один, ваш сын, допустим, не нашел ответ на вопрос «зачем?». А ответ: чтобы как все — вас не устраивает, и его тоже не устраивает. Что его ждет?

Священник Михаил Словцов:

— Найди для себя смыслы и тогда — пожалуйста.

Александр Ананьев:

— Какие смыслы?

Священник Михаил Словцов:

— Внутренние. Если он придет и скажет, что я просто хочу чувствовать себя единым со своими одноклассниками и делать одно какое-то дело, допустим старушкам помогать. Просто идти и помогать старушкам, он для себя пользы — ну какую-то, может быть — настоящей глубинной, можно сказать, экзистенциальной пользы, не найдет. Когда он поймет, ради чего, зачем... В храм человек может ходить — я опять, это, видимо, священническая болезнь — и не понимать, зачем, ради чего. Ходить, исповедоваться, причащаться, но внутренне не понимать, ради чего, зачем. Как только он поймет, что вот Христос и ради Него. Не потому что это хорошо, что так мама с детства приучила, это похожая ситуация. Мама с детства приучила ходить, вот я и хожу по инерции. Так же по инерции он может вступить в какую-то организацию. А когда ты наполнен смыслом, ты прочитал Евангелие, для себя Христа нашел в жизни и пытаешься выстроить с ним отношения через церковные таинства, через пребывание в церкви, это другое.

Александр Ананьев:

— Какие-то непосильные задачи вы ставите перед ребенком, отец Михаил.

Алла Митрофанова:

— Почему?

Священник Михаил Словцов:

— Это просто обучение ребенка искать смыслы в его деятельности жизненной.

Алла Митрофанова:

— Дети, мне кажется, довольно рано задаются вопросом, связанным...

Священник Михаил Словцов:

— Почему?

Алла Митрофанова:

— Да.

Священник Михаил Словцов:

— У меня два года ребенку, у него любимое: «Ачем»?

Алла Митрофанова:

— Зачем? Ключевое.

Священник Михаил Словцов:

— Это что, зачем и почему — три в одном? Пока вот так. «Ачем?»

Алла Митрофанова:

— Вспоминаю себя. У меня, извините, с пяти лет в голове сидел вопрос, связанный со смертью. Очень у многих детей в этом возрасте, когда впервые сталкиваются с тем, что кого-то хоронят, возникает вопрос о смерти. Следующий вопрос неизбежный о смысле жизни: а зачем тогда вот это все? И просто тебе очень неловко, что ты ребенок и взрослые не могут тебе дать ответ на этот вопрос, потому что зачастую сами тоже не понимают. Поэтому как бы шифруешься, понимаешь, что тебе скажут: ты никогда не умрешь, ты вырастешь большая-пребольшая, ты в это не веришь, но скрываешь и далее со всеми остановками. Но вопрос «зачем?» ребенку очень хорошо понятен. А в подростковом возрасте, это вообще, может быть, твоя главная боль. Ты нерв без кожи в подростковом возрасте, и весь ток через тебя проходит под напряжением две тысячи, и ты вибрируешь от каждого прикосновения. И вопрос «зачем?» — это вопрос, который из тебя прёт в разных формах. Это очень хорошие, важные и естественные для детей вопросы.

Александр Ананьев:

— Самым честным ответом на вопрос «зачем?» в данной ситуации мне видится вот какой: я не хочу быть один, папа. Я хочу, чтобы меня окружали близкие мне по духу люди, я хочу, чтобы у меня было много друзей, я хочу, чтобы у меня был такой же красивый галстук, как у них, я хочу, чтобы я был не один.

Священник Михаил Словцов:

— Это тоже ответ.

Александр Ананьев:

— Да, это ответ, но это ответ не совсем христианский, вот в чем штука. Друг мой, ты не один, ты не просто со Христом, ты не просто с Богом, ты часть Живого Тела, которое называется Церковь, ты уже не один. Зачем тебе нужны еще какие-то... Я понимаю, что сейчас занимаю радикальную позицию, но без нее не будет ответа. Сейчас у меня жена смотрит...

Священник Михаил Словцов:

— Мы говорим, строя какую-то гипотетическую ситуацию. Как отец, такое его осмысление, это уже ответ, то есть ответ принимается. Другой вопрос: почему ты растешь в священнической семье и к двенадцати годам — ну это рано все равно — не понял, что в церкви ты не один? Это пока, мне кажется, ребенок в этом возрасте отчасти начинает что-то понимать, осознавать в плане принадлежности к общности, к обществу церковному. Но для него это может быть не так явно, как это явно, когда он с друзьями где-то там в какой-то... Тут же в жизни в церкви сказывается опыт и мистический и жизненный, когда ты сталкиваешься с вещами, в которых ты не видишь выхода, и тут внезапно Господь тебе дает все выходы, только попроси. И они открываются. Там, где все было закрыто, оказывается, что, пожалуйста, все открыто. Это с опытом приходит, эти вещи сравнивать можно, но осторожно. Потому что личные отношения с Богом начинаются, мне кажется, в этом возрасте и, может быть, еще чуть-чуть попозже. Дети даже исповедоваться некоторые в двенадцать лет не могут, сами себя разобрать не могут.

Александр Ананьев:

— Да, некоторые и в сорок четыре с этим проблемы испытывают.

Священник Михаил Словцов:

— Но хотят уже в три года в кругу сверстников гулять, прыгать, бегать и играть. Потребность в обществе уже есть, но она не осознанной может быть еще пока. И в двенадцать лет может быть не осознанная.

Александр Ананьев:

— Я вспомнил ответ на вопрос, почему я хотел быть пионером, я вспомнил.

Алла Митрофанова:

— А ты хотел?

Александр Ананьев:

— Тогда, когда на горизонте замаячила перспектива красного галстука на шее и значка с кудрявым Владимиром Ильичем, ответ на этот вопрос был следующий. Артек! Туда пускают только пионеров. Если я стану пионером... А это было просто небеса обетованные для мальчика из города Дзержинска Нижегородской области — Артек!

Алла Митрофанова:

— Ну, ты побывал в Артеке-то в итоге?

Александр Ананьев:

— Нет.

Священник Михаил Словцов:

— Все зря.

Александр Ананьев:

— Годы прошли впустую.

Алла Митрофанова:

— Любопытно, когда думала о нашем сегодняшнем разговоре, предстоящем на тот момент, вспоминала, что я ж была в Орленке. Кстати, не стремилась туда совершенно, как-то случайно.

Александр Ананьев:

— Так вот оно что. Проложила себе дорогу так сказать.

Алла Митрофанова:

— Да, меня от школы туда отправили. Но это было уже не пионерское совершенно время. Но вместе с тем в Орленке у нас была форма. И вы знаете, это орлятское сообщество было очень интересным. Опять же, принадлежность к сообществу. Но больше всего мне в плане детской пищи для ума и пищи для взросления и формирования дало другое сообщество — театр детский, в который я попала уже после Орленка. Там была такая глубина, в которую хотелось вгрызться и впитать максимально много.

Александр Ананьев:

— А вот если бы тебя сейчас спросить: Алла, девочка моя, а зачем тебе это надо? Вот как мы сейчас рисовали картинку с отцом Михаилом, как бы ты ответила на вопрос?

Алла Митрофанова:

— Когда случилось мое соприкосновение, пусть неплотное, разовое или двухразовое с этим замечательным детским театром Д.Е.М.И. из Обнинска, я была тогда совершенно не церковным человеком, и в этом театре находила для себя первые, если не ответы на вопросы «зачем?», то направление поиска ответа на этот вопрос. Встреча с чем-то очень важным и настоящим. Это благодаря руководителю театра, очень глубокому человеку, который вглядывался в каждого ребенка и сам, на какой-то максимальной глубине проживая эту жизнь, это было очень важно и интересно. Вот ответ на вопрос «зачем?», поиск этого ответа, про это было сообщество театральное.

Александр Ананьев:

— Принимается. Мы не будем делать выводов, друзья. Выводы мы предоставляем возможность делать вам. Я лишь скажу за себя. Я прошу прощения у вас и моих дорогих собеседников за какие-то радикальные перегибы в нашем сегодняшнем разговоре. Во-первых, я в принципе парень радикальный, на меня сейчас никакую форму надеть невозможно, и, наверное, всю жизнь было невозможно, потому что я индивидуалист, заносчивый гордец и, вообще, мерзкий тип. А во-вторых, это нужно было для яркого разговора, не более того.

Алла Митрофанова:

— Полемическое заострение, как это называется.

Александр Ананьев:

— О, да. Я в этом силен. В любом случае, вы знаете, где можно прочитать все ответы на ваши вопросы. Читайте там. Там все сказано. Это была программа «Семейный час». С вами была Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Александр Ананьев.

Александр Ананьев:

— И наш сегодняшний гость, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле священник Михаил Словцов.

Священник Михаил Словцов:

— Всего доброго. Хорошего вечера.

Александр Ананьев:

— Спасибо, отец Михаил. Вы же придете к нам еще, несмотря на эту тему, которую мы вам подсунули?

Священник Михаил Словцов:

— Бог даст.

tolpekina

Последние записи

29 марта. О духовном смысле Соборования

Сегодня 29 марта. Великий пост. В храмах Великим постом проводится Таинство Соборования. О его духовном смысле, — священник Алексий…

29.03.2024

Книга епископа Александра Милеанта «Курская Коренная икона Божией Матери»

Летопись Курской Коренной иконы Божией Матери охватывает больше семи веков. Факты, связанные с историей древней святыни,…

29.03.2024

Икона Божией Матери «Устюжское Благовещение»

Одна из самых древних русских икон Божией Матери носит название «Устюжское Благовещение». Она посвящена событию, о котором…

29.03.2024

Икона Божией Матери «Вертоград Заключенный»

В православной иконографии Божией Матери есть древний образ, не похожий ни на один другой. Именуется он поэтично — «Вертоград Заключенный». Название…

29.03.2024

«Душа каждого из нас подобна лампаде, делание добра — елею, любовь — фитилю, на котором почивает, как огонь»

В 14 веке святитель Григорий Палама защищал православие от еретиков. Свои выводы святитель делал не на основе теории, а из реального духовного…

29.03.2024

Праздник «Целования» на Святой земле

Святая земля производит на каждого приезжающего туда человека неизгладимое впечатление. А как же иначе? Ведь именно Палестину избрал…

28.03.2024

This website uses cookies.