«Хор Данилова монастыря». Светлый вечер с Георгием Сафоновым

У нас в гостях был регент хора московского Данилова монастыря Георгий Сафонов.

Разговор шел о традициях русского церковного пения и о том, какие известные и интересные люди были связаны с хором Данилового монастыря.

Ведущие: Алексей Пичугин, Константин Мацан

---

А. Пичугин 

— Здравствуйте, дорогие слушатели. Здесь, в студии Светлого радио, приветствуем Вас мы — Алексей Пичугин... 

К. Мацан 

— ...и я, Константин Мацан, добрый светлый вечер.  

А. Пичугин 

— Сегодня у нас такая, в общем, праздничная программа, хотя и финальное праздничное мероприятие нескоро состоится, но, тем не менее, повод замечательный — 30 лет исполняется Хору московского Свято-Данилова монастыря. И мы приветствуем в нашей студии Георгия Сафонова, регента праздничного Мужского хора московского Свято-Данилова монастыря. Добрый вечер.  

Г. Сафонов 

— Добрый вечер! Здравствуйте.  

А. Пичугин 

— Даниловский монастырь — я думаю, что его активные прихожане в Русской церкви все знают. Это вообще первый монастырь, который был открыт еще в годы, такие активные годы советской власти. Брежнев, если не ошибаюсь, успел подписать незадолго до своей кончины документ о передаче Церкви Свято-Данилова монастыря. И, таким образом, практически, в центре Москвы, не дальше Садового кольца, начала возрождаться монашеская жизнь. Вы попали туда в те же годы примерно или гораздо позже? 

Г. Сафонов 

— Я попал туда в 1989 году, когда как раз началось возрождение хора. Но не сразу попал. Я такой «захожанин» был, как это у нас говорят. А вообще в хоре начал петь с 1991 года, и с 1994 года стал регентом. Монастырь, конечно, место чудесное — он не просто первый был восстановлен — он вообще первый был основан на Москве Даниилом Московским, последним был закрыт в 1930 году прошлого века, первым был восстановлен и как бы является Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. 

А. Пичугин 

— Да, вот сколько всего... И, соответственно, праздничный хор — его можно связать с Вашим именем, он, я так понимаю, появился как раз тогда, когда Вы стали регентом. Ну, может быть, он не сразу стал праздничным, но постепенно тот коллектив, с которым Вы гастролируете... 1 октября, я так понимаю, начался праздничный тур по городам России, который 15 мая, ближе к лету, завершится большим концертом в Москве. И все это — к 30-летию хора с 1989 года, ну вот который уже под Вашим руководством стал хором праздничным, то есть тем хором, который поет по большим праздникам на службах, ну, и, соответственно, гастролирует еще с разным совершенно репертуаром — не только церковным, но и светским, судя по тому, что мы сегодня будем слушать. 

Г. Сафонов 

— Ну, в общем, да. Единственное, что возрождение его началось в 1989 году, и им руководил тогда регент игумен Тавия Глазырин. После него была еще пара регентов. Праздничным он не назывался — он просто был Хор Данилова монастыря, так он назывался. А с 1994 года, когда я стал регентом и, по предложению нашего замечательного, ныне покойного эконома монастыря архидиакона Романа Тамберга, мы решили как-то присвоить ему такое официальное имя, чтобы он отличался от Братского хора, от хора прихожан, предположим, чтобы он был именно Праздничным хором Данилова монастыря, и вот с этим именем мы в 1995 году вышли вместе с отцом Романом на сцену Рахманиновского зала Московской консерватории, где и прошел первый концерт хора под уже моим руководством. И с этого момента хор начал не только служить, сопровождать Святейшего Патриарха в служении, но и такая миссионерская просветительская деятельность началась по различным городам и весям не только России, но и мира, куда мы приезжали с концертами, с участием в съездах, различных форумах по древним распевам, вообще по церковной музыке. В общем, такая дорога у нас достаточно длинная творческая, и она продолжает быть. Поэтому вот... 

К. Мацан 

— То, что Вы рассказали, как раз это очень интересно. Насколько я понимаю, Вы нашли некую свою форму концертной деятельности — это не только концерты, не только исполнение музыки, но еще и некоторый рассказ о ней, такое посвящение именно некое еще такое культурное, чтобы зритель не просто мог послушать что-то — какой-то либо церковный распев, либо какое-то древнее произведение, но еще и узнать, что это, понять его и проникнуться смыслом. Вот очень хочется Вас попросить сейчас нам это продемонстрировать — как это происходит. Может быть, что-то послушаем из Вашего репертуара, и Вы нам про это расскажете? 

Г. Сафонов 

— Ну, самое представительное песнопение, которое можно в начале нашего разговора послушать, это, конечно же, Тропарь нашему небесному покровителю — святому благоверному князю Даниилу Московскому, который славится по всему миру своим распевом. Обработку распева в свое время Данилову монастырю подарил знаменитый великий русский хоровой композитор Павел Григорьевич Чесноков. Это обработка 3-го гласа, и в исполнении хора этот Тропарь всегда звучит очень торжественно и красиво. По этому напеву теперь уже почти вся Россия поет тропари 3-го гласа.  

К. Мацан 

— Давайте послушаем. 

(Звучит Тропарь святому благоверному князю Даниилу Московскому в исполнении Праздничного хора московского Данилова монастыря.) 

А. Пичугин 

— Тропарь святому благоверному князю Даниилу Московскому мы сейчас слушали. А у меня в связи с этим Тропарем... вернее, я вспоминаю, что постоянным нашим слушателям, да не только нашим слушателям, я думаю, очень многим известный церковный историк Алексей Константинович Светозарский вспоминал недавно, что как раз в начале 80-х годов слух о том, что один из монастырей Москвы... Тогда был такой своеобразный даже не спор — никто не знал точно, что подадут на подпись и что конкретно подпишут — Донской монастырь, который был в лучшей сохранности, или Даниловский монастырь, два рядом, причем. В итоге, вернули Церкви Даниловский монастырь. Вот как такой знак для своих, для тех, кто понимает, за год или за два до этого события на службах в открытых московских храмах в разный момент службы — где-то запричастный стих, по запричастном стихе, где-то после службы, где-то еще в какой-то момент, но по московским храмам пели всегда Тропарь Даниилу Московскому как знак такой для своих верных, что через какое-то время это знаменательное событие произойдет. 

К. Мацан 

— Есть такое мнение, что церковное искусство, будучи извлечено из Церкви и помещено на сцену, в чем-то ну не то, чтобы утрачивает свою красоту или ценность, но меняется контекст, меняется текст, грубо говоря. Вот что Вы об этом думаете? Какой жизнью живут эти песнопения, сочиненные и, если так можно сказать, заточенные на именно богослужения, вне богослужебного контекста? 

Г. Сафонов 

— Вы знаете, песнопения продолжают жить своей жизнью. Что интересно, если концертное песнопение не может попасть в храм просто так или с большим трудом попадает... Я прошел через это, когда притащил с собой на клирос библиотеку своих переложений Гречанинова, Чайковского, Рахманинова и так далее, и все это я попытался вдруг реализовать за богослужением, и я почувствовал, и потом отец-наместник архимандрит Алексий Поликарпов сказал: «Ну ты же понимаешь, что это песнопение не подходит к монастырскому служению. А вот это — может быть». И вот так совместно эта творческая такая работа и поиски привели меня к тому, что, действительно, Сергей Васильевич Рахманинов — гениальный композитор, но для монастыря совершенно никак не подходит, и Петр Ильич Чайковский — то же самое, со своим эмоциональным миром он не укладывается  в рамки такого строгого, будем говорить, спокойного монастырского служения. А в Даниловом монастыре действительно всегда было строгое служение. Еще владыка Феодор Поздеевский перед закрытием обители, когда он возглавлял монастырь, долгое время он позиционировал в монастыре служение по старым уставам. Богослужения были полновесными, с точки зрения самого устава, и пение было достаточно строгим — древними распевами. И поэтому эти стены не выносят, например, какого-то такого концертного варианта. А вот, наоборот, песнопения, которые поются в храме, очень интересны для публики в зале. И мы стараемся на своих концертах облегчить публике задачу, чтобы они не смущались при услышанном, а чтобы они находились как бы в момент богослужения. То есть мы немножко играем светом на сцене, немножко оформляем эти песнопения, то есть что-то читаем из Писания, может быть, прозу какую-то, стихи, углубляемся в историю. То есть мы выстраиваем определенное... 

А. Пичугин 

— ...представление музыкальное, да... 

Г. Сафонов 

— ...театральное действо такое или музыкально-литературные композиции. Вот у нас уже четвертый сезон мы одно отделение обязательно литературно-музыкальную композицию... 

А. Пичугин 

— А на больших площадках она отыгрывает? Мне кажется, что это такая камерная вещь — вот то, как Вы рассказываете, с элементами чтения литературы, стихов, прозы. Мне кажется, что это для маленьких площадок очень хорошо играть, нет? 

Г. Сафонов 

— Нет, весьма хорошо и на больших-, на тысячных, на полуторатысячных площадках. И на маленьких тоже хорошо. На маленьких получается более семейный круг, на больших — более широкая публика. Но мы этого не ощущаем, потому что, в общем-то, привыкли такую завесу ставить, и я своих певчих всегда приучал, что публики не существует. Мы работаем для себя на сцене, и вот в этом заключается очень интересная такая вот традиция или, в общем, организация такая вот, собранность такая, единый какой-то... единое мышление, единый такой духовный мир, который на сцене образуется и который выходит уже потом, своей энергетикой распространяется на любую широкую... хоть на стадион. 

А. Пичугин 

— Я прочитал, вернее, Вы сказали в начале программы, что Вы регентствуете с 1994 года, но я прочитал еще, что с середины 80-х годов Вы, получая образование в Гнесинке, уже исполняли духовные произведения. А какк вообще все это вошло в Вашу жизнь? 

Г. Сафонов 

— Да, интересно. На третьем курсе моему педагогу задали вопрос: а почему студент третьего курса... В общем-то, это кто-то из партийной ячейки задал вопрос: почему он на экзамене дирижирует Концертом Рахманинова «В молитвах неусыпающую Богородицу»? В общем-то, Сергей Васильевич написал на текст Кондака Успения Божьей Матери. Ну, моя педагог, будучи ученицей последнего регента Синодального хора Николая Михайловича Данилина, Мария Афанасьевна Бондарь, она такой старой закалки, она смогла объяснить партийной ячейке, что это все-таки наше очень богатое культурное наследие, и что без него просто никакой жизни быть не может, и особенно у представителей хорового мира. А вошло это в мою жизнь интересно — с возможностью... с приездом в Москву. А я учился до этого в Минске, родился в Минске. И потом, когда я приехал и поступил в Гнесинскую Академию, я попал на работу в любительский хор — камерный хор «Виват» Музыкального общества Московской области, которым руководил мой педагог, воспитывавший меня с семи лет в хоре мальчиков в Минске. И получилось так, что он переехал в Москву, и я е нему попал в этот хор. А он с 1979 года пел концерты Титова, Калашникова, Дегтярева, Бортнянского, Турчанинова, Львова, потом итальянскую, испанскую, французскую, английскую музыку барокко, музыку Возрождения, то есть мессы какие-то там XV — XVI веков. Он такой очень интересный человек был — он изучал, откуда-то доставал партитуры, совершенно забытые, никем не исполняемые. И этот хор специализировался на церковной музыке Запада и России. В результате, я уже с 1982 года... у меня пошло такое приобщение. Мария Афанасьевна в Гнесинской Академии, в классе по дирижированию сказала мне: «Приноси, пожалуйста, партитуры, которые Вы поете на хоре, мы будем с тобой дирижировать — а вдруг тебе придется выйти перед хором?». И действительно, на втором курсе я вышел не где-нибудь, а в Большом зале Консерватории. Ни с того ни с сего вдруг мой руководитель сказал, что «вот сейчас дирижирует хормейстер хора Георгий Сафонов». И я с дрожащими коленками вышел дирижировать перед хором «Херувимскую» Алябьева. И это «крещение» произошло в Большом зале Консерватории. Это было, конечно, с одной стороны, ужасно — ужасно волнительно, но «крещение» прошло, и дальше вот эта работа продолжалась — и в классе, и в любительском хоре. Вот в результате это приобщение привело меня, прежде всего, к крещению в 1988 году. Вот когда вся страна праздновала 1000-летие Крещения, как раз у меня произошло крещение 15 сентября 1988 года в храме в Переделкино. И после этого, через полгода благословение на клирос мне дал совершенно замечательный, великий регент, регент всея Руси, я его так называю, архимандрит Матфей Мормыль, руководитель Хора Троице-Сергиевой лавры. Он меня принял, сказал, что мне в лавре делать нечего на регентских курсах с моим большим образованием — надо пойти на клирос, годик попеть, два, может быть, осмотреться вокруг, познакомиться, и потом начинать движение уже к регентскому делу. Вот так я и пришел к этому.  

К. Мацан 

— То есть в этом году не только 30 лет деятельности хора, но и Ваш личный юбилей — 30 лет жизни во Христе? 

Г. Сафонов 

— Да.  

К. Мацан 

— Георгий Леонидович Сафонов — регент Праздничного хора московского Свято-Данилова монастыря — сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Мне вот о чем Вас интересно спросить в продолжение Вашей истории. Говорят, что клиросные искушения — самые сильные. Ну, это можно с церковного на русский перевести: человек, вроде бы, работает или, по крайней мере, часто бывает на богослужениях, потому что поет в хоре. Но насколько реально это помогает, насколько реально это способствует духовной жизни? Должно, наверное? Но вот я по себе, допустим, по работе на радио «Вера» могу сказать. Вроде, мне иногда говорят: «Вот, ты работаешь на такой радиостанции — ты, наверное, читаешь много текстов, слышишь эти беседы постоянно? Вот какая классная духовная подпитка!». И, с одной стороны, да, а с другой стороны, понимаешь: когда это работа, очень легко к этому отнестись только как к работе. Я могу сказать, что сегодня день прошел — я сегодня да, текст написал, но духовно не вложился и себя духовно не обогатил. А вот бывает ли что-то похожее у Вас, как у человека, который, в том числе, работает в церковном пространстве? Бывает такое, что сегодня была служба, я могу себе сказать: «Я сегодня пел, я регентовал, но я не молился на ней во время этого пения»? 

Г. Сафонов 

— Ну, такое случается почти всегда. То есть искушение на клиросе — это действительно самая большая проблема. И то, какие препятствия творятся на клиросе твоим устремлениям, просто не пересказать просто так. «Пойте и молитесь в час третий, шестой и девятый, — говорил своим детям Владимир Мономах, — ибо диавол боится поющего христианина». Очень интересный момент. Отец Матфей говорил: «Прежде, чем пойти молиться в алтарь, придите на клирос, отпойтесь, отговоритесь, а потом только идите молиться.  

А. Пичугин 

— Очень интересно. А я слышал мнение, что как раз клиросное служение или, по крайней мере, такое чтеческое, но все равно в присутствии на клиросе — оно в большей степени приводит человека к церковной дисциплине, потому что когда он в алтаре, он может и не обращать внимания на ход службы, а когда ты все время в напряжении, когда тебе приходится совмещать огромное количество текстов, разбираться в том, что происходит каждый момент, и, желательно, все-таки понимать, что же там написано, вот это в конце концов и приводит человека к такому подлинному пониманию всей красоты богослужений и возможности это объяснить другим людям.  

Г. Сафонов 

— Да, Вы правы. Но, тем не менее, представляете себе — когда певчий едет с тремя пересадками, он вышел из дому, у него в семье какое-то нестроение, он приходит сюда весь взъерошенный, как это я называю, мысли взъерошены... Мне приходится хотя бы вот этого певчего привести в порядок. То есть я должен каким-то образом на него воздействовать... 

А. Пичугин 

— А Вы себе такого позволить не можете? «Во взъерошенном состоянии»? 

Г. Сафонов 

— Я не должен быть во взъерошенном состоянии. Но, тем не менее, это с каждым человеком случается — мы же все-таки люди, не машины. А у меня 30 человек. И представляете — это всех 30 надо вот так вот собрать, организовать и потом дать понять им, что они находятся именно в том месте, в котором они должны что-то воспроизводить своим профессиональным, так сказать, воспитанием, и самое главное, что понимающе это делать. И вот когда приходит понимание, проходит достаточно большое время — иногда короткое, иногда более длинное. И поэтому я всегда говорю: «Вы знаете, самая любимая служба у меня вообще за весь год, самая та служба, которую я считаю, что она удалась по всем параметрам — и по пониманию, и по передаче, и вообще по обогащению внутреннего мира душевного, — это служба Великой Субботы, когда мы приходим все к одиннадцати часам вечера и с одиннадцати вечера и до семи утра мы не переставая поем, молимся, слушаем, что читают. Никто никуда не торопится, родственники все спят, никто никого не беспокоит по телефонам и так далее. Сами певчие в сонном состоянии находятся, и происходит вот это вот чудесное превращение, когда плоть умирает, а Дух, наоборот, возрождается... 

А. Пичугин 

— Уже в литургию Великой Субботы воскресает, кстати. Ведь в древности-то литургия Великой Субботы была той самой пасхальной. 

Г. Сафонов 

— Да, да, именно. И, знаете, вот это вот самая моя любимая служба — когда я действительно полностью отдаюсь службе, не размениваясь там где-то по мелочам. А так вообще вот как только замолкаешь — сразу какая-то подножка тебе идет, сразу где-то... вот пауза в пении — и сразу какое-то искушение тебя подстерегает в этот момент. Испытано многажды на клиросе в Даниловом монастыре. Вот как только пауза, все сразу начинают нервничать — кто должен петь, что должны петь, а правильно ли спели? Вот такие мысли пробегают, даже хоть там одна секунда проходит, но все равно. Вот думаешь: алтарь должен или ты должен... Поэтому я вот своих приучил петь без пауз, в накладку на возгласы и прошения из алтаря, и все. Вот как только пауза возникает, сразу какое-то не очень нормальное такое ощущение. Ну, и, конечно, после службы выходишь, как будто выжатый лимон, потому что все отдаешь. Отец Матфей, например, за Пасхальную службу мог выпить до пяти графинов воды. И он был как губка. К нему подходишь, он тебя благословляет, обнимает — и с него прямо стекает водопад. Это восполнение того напряжения, которое бывает на службе, особенно у регента, потому что отдаешь все. Но это благодать, своего рода. Потом идет очень хорошее такое, уже вне службы, идет хорошее восполнение.  

К. Мацан 

— Что мы теперь послушаем?  

Г. Сафонов 

— Конечно же, надо древние распевы послушать, коими был богат и знаменит Данилов монастырь. Знаменный распев, обработка архидиакона Романа Тамберга «На реках Вавилонских». И исполняет чистый знаменный распев сам автор обработки — ныне покойный архидиакон Роман Тамберг.  

(Звучит Знаменный распев «На реках Вавилонских» в обработке Р. Тамберга.) 

А. Пичугин 

— Мы послушали замечательный псалом «На реках Вавилонский» в исполнении архидиакона Романа Тамберга — человека вообще во многом, наверное, возродившего традиции духовного пения в современной России. И сейчас мы, пока звучало песнопение, вспомнили, что уже 20 лет прошло, как отца Романа нет. Мы напомним также, что это программа «Светлый вечер». Здесь сегодня у нас в гостях регент Праздничного мужского хора московского Свято-Данилова монастыря Георгий Сафонов, также мой коллега Константин Мацан. Я — Алексей Пичугин. И у нас небольшой перерыв. Через минуту мы в эту студию вернемся.  

К. Мацан 

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. В студии мой коллега Алексей Пичугин, я — Константин Мацан. И сегодня в студии Светлого радио с нами и с Вами Георгий Сафонов — регент Праздничного хора московского Свято-Данилова монастыря. Меня очень зацепили слова, которые Вы процитировали, слова архимандрита Матфея о том, что, как он давал некое наставление, видимо, своим собратьям священникам или монахам, что «Вы сначала идите на клирос, там отпойтесь, а потом уже идите в алтарь молиться». Получается, есть все-таки некоторая иерархия, и молитва и пение в Церкви могут находиться не только в единстве, но и в некотором каком-то другом отношении, и нужно в какой-то момент даже эту красоту литургии, красоту пения, музыки оставить, чтобы полностью уйти в какую-то внутреннюю молчаливую молитву? 

Г. Сафонов 

— Ну, в общем, да. Молитва требует особого сосредоточения. Поэтому на вопросы о духовном пении тот же отец Матфей отвечал, что духовного пения — нету, молитвенного пения тоже нет. Есть душевное пение и пение молитв. И когда мне некоторые говорят, что «а как же «Символ Веры», а как же «Отче Наш», когда вот весь храм поет?», а я всегда говорю, что посмотрите, как храм поет. Во-первых, поют за дьяконом. Дьякон чаще всего поет это автоматически. Некоторые только смотрят в служебник, следят за словами, чтобы, не дай Бог, не сбиться и не сбить народ. Но, опять-таки, если вдруг что-то случается, то и люди, находясь в каком-то таком состоянии, они тоже могут сбиться, а могут автоматически продолжать также петь этот «Символ Веры». Вот молитва — она какая-то другая, она идет изнутри, и она даже, наверное, не затрагивает каким-то определенным образом сознание. Сознание, наоборот, формирует молитвенное состояние. Но не молитва формирует сознание. Мне кажется, что это должно быть так. А по поводу пения — пение изначально, молитва идет как бы в продолжение. То есть всякое пение завершается молитвословием. И когда пение правильное идет в сторону алтаря, в алтаре священники стоят, молятся, и это их подпитывает, как фундамент, который вот становится, и вот на этом фундаменте молитвословия, которые они произносят, формируются таким образом, что вся эта ситуация, все это энергетическое облако огромным потоком из алтаря идет на прихожан. Вот такое вот движение — хор, алтарь, прихожане. И вот чем устойчивее «фундамент», то есть хорошее пение с хорошим текстом, точное, организованное, не вычурное, без театральных элементов, тем спокойнее молитвословие и душевнее оно, сердечнее — молитвословие. Вот это все соединяется, и тем восприятие прихожанами этого, этой энергетики будет более благоприятным. Ну, потому что если хор поет, грубо говоря, с какими-то криками, с какими-то воплями, то священник, стоя в алтаре, он так немножко ежится и сморщивается, и когда он говорит молитвенное правило... Ну, то есть редкие могут устоять против такого — против человеческого. «Ну что же они поют?», — подумает он. А в этот момент ему надо произносить определенные молитвословия. Но это же уже помеха. И потом, говоря о молитвенности и духовности пения, вот один момент буквально. Мы же смотрим в ноты, мы пытаемся расшифровать, что там написано на нотных линейках. Значит, уже наше сознание отвлекается. Регент тоже не может этим заниматься, потому что он думает, как кому показать — где форте, где пьяно, где тише, где громче, где быстрее, где медленнее, где остановку сделать, где подъем, и так далее. То есть все вот эти моменты — они отвлекают регента от, собственно говоря, сосредоточения в молитве. Поэтому нужно отуправлять хором, отпеться, отговориться, потом прийти в алтарь, встать сосредоточенно, и тогда вот можно уже ощутить себя полностью погруженным в свой душевный мир, откуда потом и пойдет молитвенность в произнесении того или иного псалма. 

К. Мацан 

— То, что Вы говорите, это очень интересно, особенно для меня, — про то, что молитва, вернее, пение, наоборот, пение — это некая такая начальная, может быть, душевная основа, чтобы потом выросла молитва, как след, как бы как после некоей подготовки выросла молитва. Это же можно и расширить, в принципе, я так сейчас думаю, на наше представление обо всех элементах церковной культуры в целом. Мы же часто так думаем: а вот убранство храма, красота архитектуры, иконы, музыка, все это в Церкви — оно как бы зачем? И мы понимаем, что оно, при том, что оно очень красиво в высшем смысле слова, все это нужно не само по себе. Все это нужно, чтобы некие разрозненные пучки направить к одному — к алтарю, к центру, от высшего к наивысшему, к молитве. Вот в этом самая главная миссия всей церковной культуры. Так получается? 

Г. Сафонов 

— Да, конечно. В общем-то, прообразы надо брать обязательно. Псалмы кто распел нам? Царь Давид. Царь Давид не просто распел псалмы — в его руках всегда лира присутствует. А лира — это музыкальный инструмент. Он аккомпанировал себе на лире и пел псалмы. Не говорил, а именно пел. То есть голос как музыкальный инструмент и лира, сопровождающая этот голос. То есть это некое такое, может быть, одноголосие, а может быть, и многоголосие. И потом, если следить по богослужению, то наши совершенно замечательные, умные, благовоспитанные, и, в общем-то, во всех отношениях развитые и образованные предки очень хорошо и правильно выстроили саму систему богослужения. Богослужение имеет определенный ход до определенного момента, когда Спаситель присутствует среди нас. Вот к этому моменту идет все. Вот когда в конце евхаристического канона «На Тебе поем» весь храм стоит на коленях, полная тишина, хор не должен издавать никаких кричащих звуков, он должен где-то вот просто застыть... Вот, например, у того же Рахманинова, который не годится для церковного исполнения, «Тебе поем» потрясающе сделана — с ангельским голосом, который сопровождает вот это вот схождение на престол Самого Спасителя. Вот это просто завораживает настолько, что там готов упасть ниц и не двигаться вообще никак. И это самый сокровенный момент, пожалуй, литургии, когда вот это напряжение достигает наивысшего предела. И, что интересно, мы привыкли кульминацию обычно слышать громкой такой, вычурной какой-то, а здесь кульминация — тишайшая.  

К. Мацан 

— Потрясающе.  

Г. Сафонов 

— И это считается самым главным и самым важным гимном русского богослужения, то есть вообще, вот христианского богослужения. Самый тихий, но гимн. Вот мы привыкли — гимническая музыка такая помпезная. А здесь получается вот такой интересный момент. А дальше богослужение идет своим ходом — уже потом причастие идет и так далее. То есть вот свои волны кульминации — все выстроено. То есть пение псалмов, сопровождаемое, дополняемое молитвословиями, оно ведет к определенному моменту, когда читаются вот эти тайные молитвы «На милости мира» и так далее, и когда это приходит уже к совершенно тайным молитвам «На Тебе поем». 

А. Пичугин 

— Редко когда священники так искренне и радостно и объясняют эти моменты, и начинаешь понимать, почему регенты редко идут в священство. 

Г. Сафонов 

— Ну, наверное, вот пример отца Матфея... Хотя он и архимандрит... 

А. Пичугин 

— Нет, достаточно, конечно, людей в священном сане, которые были до того регентами, которые совмещают служение с регентством, но, тем не менее, все-таки я знаю достаточно много регентов — кстати говоря, еще с советских времен регентующих по разным храмам, тогда открытым, ну, певших в советское время, скажем, — которые так и не пошли в духовенство, которые до сих пор остаются именно регентами. 

Г. Сафонов 

— Ну вот Николай Васильевич Матвеев, известнейший регент Храма Всех Скорбящих Радости... 

А. Пичугин 

— Да-да-да, с Ордынки... 

Г. Сафонов 

— ...знаменитейший, он учился тоже у тех же педагогов, у которых и я. Я с ним был очень знаком, мы общались очень так тесно, во всяком случае, по различным творческим вопросам. Ему как раз предлагали когда-то, он рассказывал об этом, но он остался вот... Именно он остался регентом. Регентом с большой буквы.  

А. Пичугин 

— Давайте слушать песнопение. Какое?  

Г. Сафонов 

— «Утверди, Боже», конечно. Ну, песнопение, которое завершает вечернее богослужение, и в кратком тексте которого заложен вообще весь смысл нашего бытия в православном храме.  

А. Пичугин 

— Да, оно краткое, действительно краткое. А исполняет Хор Данилова монастыря, да, Ваш? 

Г. Сафонов 

— Исполняет Хор Данилова монастыря, да. Солист хора — ныне солист Большого театра России Валерий Гельманов.  

(Звучит песнопение «Утверди, Боже» в исполнении Праздничного хора Данилова монастыря.) 

А. Пичугин 

— Напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня Георгий Сафонов, регент Праздничного мужского хора московского Свято-Данилова монастыря. Мы вспоминали Матвеева, вспоминали такой довольно яркий период московской жизни, где были «Всенощная» Рахманинова, «Литургия» Чайковского, которые, в общем, в храме Большой Ордынки продолжаются. Но чуть позднее — вот то, что Вы застали, — в 80 — 90-е годы... Ведь храмы открываются, а петь некому. Я еще даже помню эти хоры бабушек, которые когда-то еще были тогда живы, но крещены и начинали ходить, и впитывали это все в уже послереволюционной, но Москве с еще не закрытыми храмами. Но они довольно быстро ушли, и встал остро вопрос, кому петь на клиросе. Вы, наверняка, хорошо помните это время. Вот как решался этот вопрос, и как вообще выглядела московская клиросная жизнь рубежа 80 — 90-х? 

Г. Сафонов 

— О, Вы знаете, это интересный вопрос. Во времена патриарха Пимена пение процветало, особенно в Подмосковье. Я знаю, в Подмосковье были совершенно великолепные хоры, собранные из солистов театров.  

А. Пичугин 

— Так называемые «платные хоры», которые за деньги приезжали петь»?  

Г. Сафонов 

— Да. Например, в Малоярославце был совершенно великолепный хор, в Заозерье Павлово-Посадского района (это вообще очень далеко) был потрясающий хор — я, кстати, с него начинал. Меня в него пригласили управлять в 1989 году, когда я еще вообще ничего не умел. Но, тем не менее, великолепные певцы были. Потом как-то... Да, им было на кого равняться. Тогда же были организованы хоры издательского отдела Московского патриархата «Московский распев» Анатолия Гринденко и, просто как он назывался, Хор издательского отдела под управлением иеромонаха Амбросия Аносова. Было на кого... Хор Ариадны Рыбаковой в храме Воскресения Христова в Брюсовом переулке. Это тоже владыки Питирима. То есть вот три таких бриллиантика, на которые мы равнялись. Ну, Хор Николая Васильевича Матвеева, Хор Кондратьева, регента, на Рижской. Ну, в общем, их было достаточно много. Потом, когда пошла перестройка и вот это вот нестроение в обществе, конечно, все немножко посыпалось. Людям было уже не до пения в храме, люди решали какие-то свои житейские вопросы. Я знаю по Хору Данилова монастыря, что с 1989 года до 60 человек было. Но это был единственный монастырь открытый, больше не было монастырей. Пришли студенты консерватории, Хоровой Академии Попова, Гнесинской Академии, из училищ пришли — очень много, хорошие ребята такие, воспитанные, с точки зрения голоса, чтения нот и так далее. Вот из них начался быть Хор Данилова монастыря. А потом открыли Новоспасский монастырь, и большая часть этого Даниловского хора ушла в Новоспасский монастырь, и у нас остались осколки. Вот когда я пришел уже в 1991 году, я как раз эти осколки застал и пополнил, так сказать, певчую братию в Даниловом монастыре. И потом потихонечку начали собираться ребята, и в Даниловом монастыре как-то вот такое пополнение хора привело к его, в общем, дальнейшей жизни. Потом начали открываться Сретенский монастырь и так далее — то есть вот певчие начали переходить из одной веси в другую. А что касается приходских храмов, конечно, бабушки уходили из жизни, а на смену им не приходили достойные певцы и певицы, которые могли бы обеспечить богослужения. Ну, благодаря, например, Московской регентско-певческой семинарии отца Геннадия Федорова...  

А. Пичугин 

— В Богоявленском монастыре бывшем. 

Г. Сафонов 

— ...да, начали молодые кадры поступать. Потом из Лавры начали приезжать с регентских курсов. Там, в общем-то, потихонечку это все... Сейчас ситуация, в общем-то, она не лучше — храмы открываются, а петь, в общем-то, некому. Если посмотреть в Интернет, там объявлений очень много... 

А. Пичугин 

— Очень много, да. 

Г. Сафонов 

— ...о заменах, о регенте с квартетом и так далее. То есть в открывшийся храм обязательно батюшка пишет какой-нибудь, что требуется регент с квартетом, и так далее, и так далее. Это продолжает быть. Но у нас все-таки... Вот у нас, например, при Даниловом монастыре регентско-певческие курсы очень хорошо работают. Я теперь, когда с хором бываю в различных областях России... На концерт приходят выпускники этих курсов, подходят ко мне и говорят: «Вы, наверное, не помните, мы учились у Вас». Я говорю: «Конечно. помню! Знакомые лица»... 

А. Пичугин 

— Действительно помните? 

Г. Сафонов 

— Ну, то есть вот мы уже 20 лет, больше 20 лет выпускаем людей — певчих и регентов, которые пополняют клиросы различных приходов в России, во всяком случае. И за рубежом у нас тоже певчие есть. Вот в Гамбурге недавно появились певчие, в Голландии тоже. То есть это вот такой процесс — я думаю, он достаточно активный. А могу еще сказать, что сейчас уже... Вот, например, с 29 ноября по 1 декабря, три дня проходил регентско-церковно-певческий съезд — первый, который был организован силами Патриаршего совета по церковной музыке, членом которого я являюсь. Это уже интересное событие. На следующий год задуман второй съезд. То есть вот движение какое-то в этом направлении идет — в направлении образования певчих и регентов. Важно поставить это все на правильную дорожку и правильными ножками дальше, как говорится, это все делать. Специалисты, которые участвовали в съезде и будут участвовать, которые участвуют в Комиссии по церковному пению, достаточно опытные люди, и есть надежда на то, что наши клиросы не будут пустовать.  

А. Пичугин 

— Мы практически всю программу говорили про духовную музыку, хотя вначале упомянули, что Ваш хор поет и светские, народные, например, песнопения. И последнее — у нас уже заканчивается время передачи — произведение, которое прозвучит, пусть оно покажет, как Вы умеете обращаться со светскими произведениями.  

Г. Сафонов 

— Да, хочу сказать, что в репертуаре хора более полутора тысяч произведений, включая, конечно, клиросную музыку. Но мы вообще практически все стили в нашем творчестве пытаемся охватить.  

А. Пичугин 

— Итак, что у нас звучит? 

Г. Сафонов 

— Ну, знаменитый казачий романс Верхнего Дона «Не для меня». Запевает иеродьякон Андрей Данилов.  

А. Пичугин 

— А мы, завершая нашу программу, напомним, что 30 лет исполняется Хору Московского Свято-Данилова монастыря. Регент Праздничного хора Георгий Сафонов сегодня был гостем нашей программы. Мы поздравляем Вас с этой замечательной датой. Потому что 30 лет в хоре монастыря, который первым вернулся в Церковь после многих лет закрытия, — ну, в общем, тут очень много каких-то знаменательных связей, дат и мостиков. Поэтому спасибо, что пришли к нам. Поздравляем Вас с 30-летием хора и прощаемся. Слушаем композицию «Не для меня». А с Вами здесь были я, Алексей Пичугин... 

К. Мацан 

— ...и я, Константин Мацан. До свидания.  

(Звучит казачий романс «Не для меня» в исполнении Праздничного хора московского Свято-Данилова монастыря.)