«…Он никак не собирался стать святым и не был им. Не был никаким и “учителем жизни”, важным бородачом “на посту”… Начинал тихо и малозаметно, никого не собирался поучать, но чем дальше жил, тем больше становился как бы живым поучением. Просто облик его облагораживал окружающее. Может быть, это и есть назначение человека: нести в жизнь преломлённый в душе образ Божий…
Всегда был для меня Чехов – в человеческом его плане – вроде компаса, указателя. Так-то вот Чехов поступил бы в данном случае, – значит, так поступать и надо. Но он сам об этом мало думал, я уверен. Никакой учительности в нем не было».
Это был голос прозаика Бориса Константиновича Зайцева, родившегося в конце XIX века в Орле, и окончившего свой земной путь в начале 1970-х, в эмиграции, которая составила без малого пятьдесят лет жизни. Благодарим историка литературы и журналиста Радио Свобода Ивана Толстого за эту запись.
Мы слышали слова, произнесенные там, где Зайцев был председателем парижского Союза русских писателей и журналистов, в год чеховского столетия.
Биографическая же книга Бориса Зайцева «Чехов», о которой я говорю нынче, была впервые издана в начале 1950-х. Теперь мы знаем, что её редкие экземпляры все-таки долетали и до Советского Союза.
«Ваша книга о Чехове, как и все, что Вы пишете, осиянная книга. Сейчас, когда я надолго залег в своей комнате, после целого цикла сердечных припадков, она для меня утешение и радость, – писал престарелому Зайцеву престарелый Корней Чуковский, автор своей книги «О Чехове». – Мне кажется, что она во сне светится на моих сумрачных полках... Очень обрадовала меня глава об “Архиерее”. Этот сверхгениальный рассказ для меня на одном недосягаемом уровне с рассказами “Студент” и “Гусев”. Вы первый сказали о них верное и прочное слово... И я счастлив, что мне довелось прочитать поэтическую книгу о Чехове…»
И хотя напротив зайцевских слов «Проповедничества в Чехове не было», – Корней Иванович начертал на полях энергичное «Был!» (имея в виду художественно скрытую чеховскую проповедь, о которой писал и много думал), хотя и некоторые другие его пометки, с которыми я знаком – также уточняюще полемичны, я не могу не восхищаться точностью слова, выбранного для общей оценки зайцевского труда.
Для оценки, подобранной нерелигиозным советским писателем-просветителем и детским поэтом – к труду живущего в эмиграции собрата-литератора, о творчестве которого Чуковский писал критические статьи ещё в самом начале века.
Кстати, среди синонимов к этому определению – «богозарный» и «озарённый».
Да, если бы Чуковский (или другой писатель в СССР) сумел и захотел заговорить публично о неосознанной чеховской религиозности и тоске по Богу – о чем пишет в своей книге Борис Зайцев – Корнею Ивановичу это вряд ли бы удалось.
Но, конечно, читая Зайцева, кроме мыслей о поздней чеховской просветленности, он заметил и многое-многое другое…
Вот – прямо из зайцевского труда, устами Сергея Старчикова («Клуб любителей аудиокниг»):
«Повествования свои о духовенстве Чехов начинал отцом Христофором Сирийским в “Степи”, продолжал дьяконом в “Дуэли”, кончил обликом преосвященного Петра – сам, вероятно, не сознавая, что дает удивительную защиту и даже превознесение того самого духовенства, которому готовили уже буревестники мученический венец. Чехов превосходно знал жизнь и не склонен был к односторонности, приглаживанию. И вот оказывается, если взять его изображения духовного сословия, почти вовсе нет обликов отрицательных…»
И ещё я напомню себе, что среди многих трудов Бориса Константиновича Зайцева – и книга «Преподобный Сергий Радонежский», и сборник путевых очерков «Афон», – выпущенные им в первые годы его эмигрантской жизни.
И они тоже, следует признать, осиянные.
«Гордость и гордыня». Наталия Инина
У нас в студии христианский психолог, психотерапевт, преподаватель факультета психологии МГУ им. МВ Ломоносова, РПУ св. Иоанна Богослова Наталья Инина.
Разговор шел о гордости и гордыне: может ли гордость быть хорошим качеством, каким образом знания в сфере психологии могут помочь осмыслить корни этого чувства, а также когда гордость становится страстью — и как бороться с таким грехом.
Уравнение. Наталия Лангаммер
«Ну, почему нужно перестраиваться из ряда в ряд так медленно? Чего ты плетешься?» — возмущалась я за рулем в адрес попутной машины, которая мне мешала.
И тут в голове всплыло слово «уравнение». Недавно мои очередные размышления, почему судить людей нельзя, нашли ответ в одном слове: «уравнение»
Причем, оно не решаемое. Состоит практически полностью из неизвестных. Каких?
Смотрите. На примере того же нерасторопного водителя.
Что я знаю? Что он едет медленно. А почему?
1. Он может не считать, что едет медленно. Полагать, что двигается осторожно.
2. У человека может болеть или кружиться голова. Может быть высокое или низкое давление.
3. В машине может ехать пассажир, которому страшно или которого укачивает.
4. Водитель может быть расстроен, убит горем.
5. Он может не спешить, так как сильно заранее выехал. А может не хотеть ехать туда, где ждут проблемы, неприятный разговор, трудное решение.
6. Машина может быть неисправна.
7. А может он вспоминает и проживает снова недавнее свидание с любимой и в хорошем расположении слушает медленную романтическую музыку.
8. Или говорит по телефону со старенькой мамой. Нельзя за рулем по телефону, но как маме отказать?
Стоит дальше продолжать этот список предположений. Он бесконечен! Ведь каждый из пунктов можно расширить до огромной истории. Истории человеческой души, которую нам не дано знать.
«Уравнение» — слово, которое теперь помогает мне не только удержаться от осуждения, оно помогает перестать хотеть судить. Все, что я знаю про этого водителя в соседней машине — это то, что мне лично он мешает в данной полосе. Ну, перестроюсь в другую. Помоги и ему, и мне Господь!
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Исидор и Ида Штраус
Исидор и Ида Штраус родились и умерли в один день. Американский бизнесмен и благотворитель прожил вместе со своей верной и преданной супругой больше сорока лет. Они вели скромный образ жизни, не стремясь к публичности и славе. Мир узнал о них и их любви, после трагедии на корабле «Титаник», с которой имена супругов Штраус навсегда остались связаны.
Молодые люди встретились в 1861 году в городке Талбот американского штата Джорджия, куда их семьи иммигрировали из Германии. У юноши и девушки оказалось много общего. Оба любили лошадей, увлекались литературой. Оказалось, что даже дни рождения они отмечают вместе — 6 февраля. Правда, с разницей в 4 года. Разделяло их лишь положение в обществе. Семья Иды была очень состоятельной, в то время как Исидор был всего-навсего сыном мелкого небогатого лавочника. Он даже на наследство не мог претендовать, поскольку был младшим братом в семье. Молодые люди очень быстро поняли, что любят друг друга. И вскоре Штраус попросил у родителей Иды её руки. Как и следовало ожидать, жених без капитала не вызвал у них одобрения. Исидор получил отказ. Ида со слезами умоляла отца и мать изменить решение. И они, наконец, смягчились. Жениху поставили условие: помолвка должна длиться три года. За это время станет ясно, серьёзные ли у юноши намерения, действительно ли он любит свою избранницу и не за богатством ли её гонится. Исидор и Ида согласились — они были готовы ждать друг друга.
И дождались. Обвенчались. Со временем у Штраусов родился первенец — сын Джесси. А когда Ида ждала второго ребёнка, Исидор решил уехать из Талбота. Супруги мечтали о большой семье, им хотелось иметь много детей. А их нужно обеспечивать. У Исидора была задумка открыть большой собственный магазин. Провинциальный городок не подходил для реализации такого плана. Родным и друзьям Штраусов идея отъезда показалась безрассудной. Но Ида поддержала супруга. В 1876 году семья отправилась в Нью-Йорк.
Поначалу на новом месте пришлось нелегко. На свет появился второй малыш. Исидор устроился продавцом в крупный универмаг. Ровно половину каждой его зарплаты супруги откладывали на будущий магазин. За несколько лет семья Штраусов выросла — Ида родила ещё пятерых детей. Такая большая семья жила в маленькой съёмной квартирке. Но бытовые тяжести не огорчали супругов. Позже Штраусы будут вспоминать эти годы как самые счастливые в их жизни.
В 1896 году Штраус стал владельцем огромного универмага «Мэйсис» на 34-й улице. «Всё это смогло осуществиться только благодаря тебе. Твоё терпение, доброта и поддержка сотворили чудо», — писал Исидор своей жене.
Шли годы. Штраусы уже нянчили внуков. Занимались благотворительностью, путешествовали. Зиму 1912 года Исидор и Ида провели в Европе. Вернуться в Америку супруги решили на чудо-корабле, который все называли непотопляемым. Новейший трансатлантический лайнер «Титаник» отправлялся в свой первый рейс...
Есть фотография, на которой счастливые, улыбающиеся супруги Штраус запечатлены на палубе «Титаника» пред отплытием. А через несколько дней случится катастрофа, которая войдёт в историю. А вместе с нею войдут в историю Исидор и Ида Штраус, и их безграничная любовь друг к другу. Например, в знаменитой картине Джеймса Кэмерона «Титаник» Штраусы показаны утешающими друг друга в момент гибели лайнера, когда их каюта заполняется водой.
Как только стало очевидно, что корабль пойдёт ко дну, пассажиров стали эвакуировать. Однако шлюпок на борту оказалось гораздо меньше, чем требовалось. Капитан принял решение: сажать в них только женщин и детей. Нос «Титаника» уже наполовину погрузился в океан, когда Исидор, наконец, уговорил жену занять место в спасательной лодке. Но когда был отдан приказ спускать шлюпку на воду, Ида не выдержала. Она попросила матросов помочь ей снова сойти на палубу. «Я не оставлю мужа. Мы всегда были вместе, куда он, туда и я», — сказала она. Последний раз супругов видели стоящими на верхней палубе тонущего корабля. Они крепко обнимали друг друга и слушали, как музыканты «Титаника» играют христианский гимн «Ближе к Тебе, Господь».
На кладбище Вудлон в пригороде Нью-Йорка устроен мемориал в честь Исидора и Иды Штраус. Памятник выполнен в виде корабля. «Даже глубоким водам не под силу ни погасить любовь, ни утопить», — написано на нём.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен