«Вера и Дело. Благотворительность в современном обществе». Светлый вечер с Еленой Чернышковой (08.02.2017)

Поделиться

Программа создана при поддержке проекта «Опора Созидание» - www.opora-sozidanie.ru

У нас в гостях была руководитель благотворительного фонда "Система" Елена Чернышкова.

Эта программа продолжает цикл "Вера и Дело".

Мы говорили о том, почему люди занимаются благотворительностью, зачем бизнесу благотворительные проекты, и какую роль социальные благотворительные программы играют в современном обществе.

К. Мацан

— Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан. И у нас сегодня не совсем обычная программа. Наша сегодняшняя беседа в «Светлом вечере» продолжает цикл бесед внутри «Светлого вечера», который мы называем «Вера и дело». Мы в рамках этого цикла говорим о том, что принято называть социально-экономическими отношениями, но не с точки зрения денег, цифр и показателей, а с точки зрения самих отношений людей. То есть мы верим, что экономика, бизнес — это всё про нас, про отношения, про ценности, потому что все мы так или иначе в этих отношениях участвуем. Здесь, конечно, очень важный аспект — это вопрос соседства бизнеса с благотворительностью, как мы к этому причастны, как это влияет на нас, как работают фонды. Вот об этом обо всем мы сегодня будем говорить с Еленой Чернышковой — президентом благотворительного фонда «Система». Добрый вечер, Елена!

Е. Чернышкова

— Здравствуйте!

К. Мацан

— Давайте для начала познакомимся и с вами, и с вашим фондом в первую очередь. Для тех, кто о нем не знает, вкратце расскажите: фонд «Система» — это кто и о чем?

Е. Чернышкова

— Постараюсь быть очень краткой. Благотворительный фонд «Система» — это фонд, которому уже больше 13-ти лет, он был основан в 2003-м году. Этот фонд называется «корпоративный благотворительный фонд» по роду своей деятельности. Наш фонд был основан корпорацией «Система» — это огромная финансовая индустриальная компания, которая в свою очередь является акционером более чем 20-ти различных бизнесов. Например, один из наших крупнейших бизнесов это компания «МТС», «Детский мир», сеть гостиниц «Интурист» и т.д., и т.д. У нас есть много различных компаний, совершенно различных бизнесов. И в целом корпорация «Система» это одна из крупнейших корпораций не только в России, но и в Восточной Европе. Когда более 10-ти лет назад было принято решение о создании благотворительного фонда «Система», цель учредителей, владельцев компании, была в том, чтобы создать отдельную группу профессионалов, отдельную команду людей и отдельную организацию, которая бы максимально хорошим профессиональным эффективным образом реализовывала бы социальную стратегию компании.

К. Мацан

— Вы произнесли: «Создать команду профессионалов». Мне кажется, это открывает очень важную тему о благотворительности вообще сегодня в России. Потому что есть такое ощущение у нас, что благотворительность — это когда кинули клич в соцсетях: «Давайте мы сейчас всем миром навалимся и бедному человеку поможем». И вот так набирается большая сумма и человек спасен. А из ваших слов следует, что вы занимаетесь какой-то системной профессиональной работой. Что такое профессионализм в благотворительности? Как эти вещи, стереотипно, казалось бы, разные, сочетаются?

Е. Чернышкова

— Это прямо очень хороший вопрос для человека, который больше 20-ти лет занимается разными благотворительными проектам, а это я. Смотрите, есть разные виды благотворительности. Обычные люди, которые не работают в благотворительном фонде, и может быть, даже не работают в большой компании, у которой есть долгосрочные большие программы благотворительные, обычный человек под словом «благотворительность» чаще всего понимает акт милосердия. Когда вы видите человека, больное животное, которым хочется помочь, вы непосредственно этому человеку помогаете, и в этот момент совершаете акт благотворительности. Но есть разные виды благотворительности. Например, в России есть очень много компаний, и особенно самых крупных российских компаний, очень много ресурсов и внутренних сил, я имею в виду времени сотрудников, времени учредителей и собственно материальных и финансовых ресурсов тратят на реализацию благотворительных социальных программ. Кстати говоря, интересно, что в российских компаниях примерно в 10 раз выше эта доля чистой прибыли, которую компании тратят на благотворительность по сравнению, например, с Великобританией. Это интересный эффект, связанный, с одной стороны, с тем, что в нашей стране очень много социальных проблем. Представьте себе, что ваша группа компаний работает где-то в регионах, где плохие школы или нужно как-то инвестировать в развитие социальной среды, потому что каждой компании нужно, чтобы сотрудники хотели в ней работать. И тогда она старается улучшить социальную среду в тех местах, где живут эти сотрудники. Но так или иначе в России действительно бизнес играет очень большую роль в благотворительности, и компании, которые занимаются благотворительными проектами, они обычно планируют сложные и долгосрочные благотворительные проекты, которые нацелены на так называемый «социальный эффект», который может появиться даже не на первый и не на второй год реализации этого проекта. Что нужно, чтобы такие проекты возникали? Чтобы у компании был такой долгосрочный горизонт планирования и долгосрочная заинтересованность в том, чтобы развивать эту социальную сферу. Обычный человек, частное лицо, тем более с обычными доходами, не может себе позволить на 5 лет вперед спланировать большую благотворительную программу. Компания может это сделать и благотворительный фонд может это сделать. Вот если очень коротко, то реализация таких долгосрочных благотворительных проектов, которые нацелены на значимые эффекты через несколько лет, в долгосрочном горизонте — это и есть профессиональная благотворительная деятельность.

К. Мацан

— Вы сказали, что в России большую роль играет бизнес в благотворительности. А в других странах что происходит? Там бизнес меньшую роль играет? С чем вы сравниваете нашу страну в данной ситуации?

Е. Чернышкова

— Это очень хороший вопрос. Я сама совсем недавно этим интересовалась, меня очень занимает этот факт. Дело в том, что Россия очень похожа по структуре развития своей социальной сферы и эволюции благотворительных программ и благотворительных организаций на страны, как я их называю, на страны «с новой экономикой». Это, например, Бразилия, страны БРИКС в целом, Китай и несколько стран, в которых за последние 20-30 лет либо произошли какие-то серьезные изменения в экономике, либо экономика резким образом выросла. Что характерно для этих стран? Для этих стран, как и для России, характерно, что многие владельцы бизнесов все еще управляют своим бизнесом, они еще при делах, они не ушли еще на пенсию и не продали свой бизнес, не оставили это всё наследникам и т.д. Вот в этой ситуации возникает очень интересный эффект, который я наблюдала не только в России, а и в других странах, как, например, в Бразилии. Когда собственник бизнеса, с одной стороны, целыми днями управляет своим бизнесом, и параллельно, уже как правило со среднего возраста, иногда даже после 30-ти лет, у человека появляются ценности филантропического характера, и он начинает либо параллельно через свою компанию, либо основав свой собственный фонд, реализовывать еще и социальные благотворительные проекты. Это очень интересный эффект. То есть получается, что мы этот эволюционный путь, который мог бы занять 20-30-40 лет, мы в нашей стране прошли очень быстро — лет за 10-15-20. И если представить себе ситуацию с развитием благотворительности лет 20 назад — у нас не было крупных фондов. Самые крупные и влиятельные фонды, как фонд Потанина, фонд «Система», или фонд Усманова, они только-только основались 20 лет назад или только собирались основаться. И в это время в основном у нас здесь работали большие международные фонды — как фонд Сороса, например, или фонд Форда. Они начинали что-то делать в России по международным западным методикам. Но где-то к 2005-му году ситуация радикально изменилась, и количество фондов российских уже, которые созданы уже российскими собственниками, и по объему денег, которые эти фонды вкладывали в развитие социальной сферы, они превысили влияние зарубежных фондов. Некоторое время мы все равно сотрудничали и у нас было международное сообщество благотворителей, когда у нас были и влиятельные международные фонды, и влиятельные российские фонды. И вот сейчас у нас, можно сказать, новая эра в развитии благотворительности, когда основную влиятельную роль в развитии благотворительности в России играют исключительно российские фонды, которым уже 10-15-20 лет. И эти фонды реализуют очень классные программы — как правило, очень профессионально организованные, а значит, эффективные. И эти фонды в настоящий момент, можно сказать, задают тон и создают лучшие практики в этой сфере.

К. Мацан

— Вы произнесли такую вещь, что у владельца крупного бизнеса всё равно рано или поздно в каком-то возрасте возникает филантропическая потребность. До этого вы сказали про то, что крупная компания заинтересована в улучшении уровня жизни своих сотрудников в том регионе, в котором она присутствует. И это в каком-то смысле побуждает компанию в том числе тратить деньги на какую-то социальную сферу, на благотворительность в широком смысле слова. Правильно ли я понимаю, что по этой логике выходит, что благотворительность — это некая неизбежная функция бизнеса, неизбежная сторона его? Ведь мы очень часто как рассуждаем, простые люди, не связанные напрямую с сектором НКО? Вот есть у компании деньги, и в какой-то момент компания думает: «А что если сделать что-нибудь хорошее? Потрачу-ка их на детский дом, на бездомных, на больницу, на образование неимущих и т.д., и т.п.» Но в этом есть всё равно такой оттенок: захочу — потрачу, не захочу — не потрачу. А то, что вы говорите, рисует картину того, что бизнес в каком-то смысле заинтересован в благотворительности, в своей же собственной. Это так?

Е. Чернышкова

— Конечно, это так. И здесь, может быть, стоит углубиться немножко в это профессиональное знание. Смотрите, есть такая система деятельности, система мероприятий, которая называется «корпоративная социальная ответственность», КСО по-нашему. И в английском языке, кстати, есть такая же точно аббревиатура — CSR по-английски. Корпоративная социальная ответственность включает в себя разные виды ответственного поведения бизнеса перед разными аудиториями. Например: бизнес должен вести себя ответственно перед сотрудниками, а значит развивать социальную среду в своей компании, оплачивать медицинские страховки, заботиться о пенсионерах, которые много лет проработали на данном предприятии и сейчас уже находятся на пенсии и т.д. Бизнес должен вести себя ответственно и перед окружающей средой — это означает, что компания обязуется, если она делает профессионально хорошо организованные программы КСО, она обязательно следит за тем, чтобы в производстве были соблюдены экологические стандарты, чтобы продукция соответствовала экологическим стандартам и т.д. Бизнес должен нести свою ответственность перед обществом и государством с точки зрения того, что он исправно платит налоги честным образом и как раз-таки заботится о создании социальной среды. Это не то чтобы обязательство бизнеса, но любая компания, которая реализует эту систему мероприятий, которая называется корпоративная социальная ответственность, она делает это добровольно. Но по разной статистике не только в России, но и, кстати говоря, и за рубежом — есть даже динамика индексов акций различных компаний, которые показывают в долгосрочной перспективе, что компании, которые демонстрируют свою социальную ответственность, которые инвестируют свои ресурсы и еще сообщают об этом правильным образом своим потребителям, своим клиентам, своим сотрудникам, то даже акции этих компаний ведут себя лучше на фондовом рынке, чем акции тех компаний, которые этого не делают. Соответственно, в долгосрочной перспективе есть даже финансовые доказательства того, что для бизнеса выгодно заниматься этими социально ответственными проектами и в целом вести себя социально ответственно. Так вот, корпоративная благотворительность являются частью этой системы мероприятий. И в некотором смысле там есть элементы творчества, когда компания занимается благотворительностью. То есть если вы, например, хотите развить социальную образовательную среду в городе вашего присутствия, то вы в общем и целом можете выбрать: либо обратить свое внимание на среднее образование и посмотреть, что происходит в школах; может быть, создать условия для повышения квалификации преподавателей, или, может быть, привести молодых талантливых учителей в эти местные школы; или развить, например, систему кружков технического творчества; или провести серию выставок в местном музее краеведческом, туда привезти детей. То есть в некотором смысле у вас есть степени свободы. Но, конечно, этих степеней свободы намного меньше, чем если бы вы были так называемым частным донором, то есть индивидуальным человеком, у которого есть деньги, и он может сесть и основать свой фонд благотворительный и решить: хочу я построить храм в соседнем селе или в селе, где я родился и где уже полуразрушился храм, потому что прихожане не могут его содержать. Либо я хочу поддержать программу по увеличению поголовья амурских тигров или поддержать программу развития балета в своем родном городе. То есть в этом смысле у частной организации, у частного благотворительного фонда, который создан на деньги конкретного физического лица, состоятельного человека, который может себе это позволить, у него намного больше степеней свободы. И этот человек может, исключительно опираясь на свое представление о мире, на свои ценности, поддерживать те темы, которые ему важны. Компания всегда ориентируется на проблематику, которая есть в тех регионах, в которых она работает, и на характер своего бизнеса. Если вы, допустим, являетесь владельцем нефтедобывающей компании, то вы бы обязательно должны были подумать про ситуацию экологическую в тех регионах, где у вас находятся ваши добывающие месторождения. А если вы, например, занимаетесь оказанием услуг в сфере интернета, онлайн-услуг, то тогда вы обязательно должны заботиться о том, чтобы дети, которые могут увидеть ваши услуги, чтобы там была система, безопасная для детей, чтобы они случайно не наткнулись бы на какую-то ужасную и неправильную для них информацию. То есть каждый раз вы, ориентируясь на то, какой бизнес вы делаете, вы решаете, какая у вас будет социальная стратегия.

К. Мацан

— Елена Чернышкова — президент благотворительного фонда «Система» сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Вы очень интересную тему затрагиваете, на мой взгляд, сочетание двух потоков: корпоративных фондов и частных фондов. Я просто пытаюсь сейчас подумать, к чему такое разграничение, информация об этом разграничении и об этих двух потоках может приводить в среднесрочной и долгосрочной перспективе? Можем ли мы сказать, например, что для общества (для того, что мы называем сегодня гражданским обществом) более насущно, чтобы возникало больше и больше частных фондов с более широким спектром возможностей? С другой стороны, это всегда, наверное, менее надежно, чем крупные корпоративные фонды. Что происходит в этой сфере — как эти два потока взаимодействуют и сочетаются?

Е. Чернышкова

— Это, конечно же, тоже интересный вопрос для исследования. На самом деле в России ситуация выглядит следующим образом: мы сейчас говорим про развитие разных форматов и форм благотворительности, и развитие благотворительности в целом. По-прежнему, несмотря на очень активное развитие этой сферы, ситуация такова, что социальных проблем намного больше, чем тех людей, которые хотят помочь, чем фондов, чем программ, которые хотят помочь. Поэтому нет такой ситуации, что любая социальная проблема или любой человек, который нуждается в личной помощи, он непременно эту помощь найдет. И до тех пор, пока эта ситуация не будет сбалансирована: эти разные виды помощи, доступные на уровне разных институций или разных конкретных людей, и это огромное поле социальных проблем и нуждающихся людей и организаций в помощи, — когда они будут сбалансированы, можно будет считать, что мы очень важный рубеж достигли.

К. Мацан

— А вообще это возможно, это достижимо — чтобы в обществе не осталось незакрытых лакун, проблем, которые не обслуживаются благотворительным сектором?

Е. Чернышкова

— Здесь очень важно еще понимать, что у нас же есть еще государство…

К. Мацан

— Об этом поговорим отдельно.

Е. Чернышкова

— То есть на самом деле частный благотворительный сектор и не должен полностью закрывать эти проблемы. Обычно частные благотворительные фонды и благотворительные программы или инициативы решают такую очень интересную проблему... Дело в том, что государство, как производитель социальных услуг (не знаю, как это можно назвать), — это система очень инертная. Многие вещи, которые происходят у нас, они происходят традиционно, они формируются очень много лет. И довольно часто эти услуги выглядят устаревшими. Вот, например, то, что происходит сейчас в системе школьного образования или университетского образования. Мы видим, что многие традиционные университеты не успевают за скоростью развития жизни окружающей, за рынком труда. Они не успевают готовить таких выпускников, которые легко и просто находят потом работу. Потому что внешний мир меняется со все ускоряющимся темпом, а система государственного социального обеспечения очень инертная, она очень сложная, она очень большая, ее сложно менять. Так вот, роль частных благотворительных фондов заключается вовсе не в том, чтобы заменить полностью эту систему социального обслуживания и социального обеспечения, а в том, чтобы находить эти самые проблемные лакуны, которые либо возникают вновь, либо каким-то образом потерялись в этой большой картине — их обозначать, их идентифицировать и создавать программу, которая помогает решать эти проблемы. То есть, на самом деле, помогать государству. И в идеальной ситуации, в хорошей ситуации — частная благотворительная сфера сотрудничает с большой государственной сферой, «закрывая» те вещи, с которыми государству справиться сложно. В случае если какой-то классный частный проект показывает, как он эффективен, например, в каком-то конкретном городе, регионе, в какой-то конкретной проблеме — у государства всегда есть возможность на этот проект посмотреть и его масштабировать, то есть эту же методику, эту же технологию взять и реализовать ее в других городах.

К. Мацан

— Я однажды имел удовольствие общаться с гражданкой Великобритании, которая занимается как раз тоже сектором НКО. Но занимается таким очень специфическим образом. Она, насколько я понял, глава департамента такой единицы, которую мы, может быть, назвали бы районом или округом. Скорее все-таки районом, поменьше. То есть — есть управа района в Лондоне, в ней есть отдельный департамент помощи населению, или как-то это называется. И волонтеры приходят туда, и им предлагают много возможностей: погулять с ребенком, прийти к пожилому человеку настроить интернет, помочь помыть посуду, убраться квартире. Это очень масштабное движение. В каждой управе есть такая единица — и так государство эту функцию выполняет. У нас такого, насколько я понимаю, нет. Такое, как вам кажется, возможно? Это правильный путь, это возможный путь? У нас этот сектор скорее «закрывают» именно частные фонды или у нас вообще такого нет?

Е. Чернышкова

— На государственном уровне у нас такой системы нет. Но у нас и в советское время, и в дореволюционное время в России всегда существовали небольшие сообщества в рамках конкретного двора, вокруг какой-нибудь общины, например, православной, не только православной, но и в других религиях тоже — когда люди, уже немного зная друг о друге, они создают самотеком, самоорганизацией такую систему взаимопомощи. В нашем подъезде, например, я знаю точно, у нас на верхнем этаже живет очень пожилой человек. И его приятель помоложе, но тоже уже пожилой человек, он договорился с няней из соседнего подъезда, что эта няня, которая вообще-то ходит сюда на работу сидеть с ребенком, она помогает этому очень пожилому человеку. То есть в здоровом обществе это происходит, в общем, само собой и не требует каких-то специальных огромных программ на государственном уровне. Понятно, что и общество у нас не совсем уж здоровое — пока оно успокоится и станет себя вести спокойно, и люди будут считать нормой помогать другим, еще какое-то время должно пройти. Так что, с одной стороны, частные фонды, частные программы, они способствуют тому, чтобы эта культура благотворительности развивалась. И здесь я два слова скажу про роль именно бизнеса, потому что бизнес — это как раз источник усилий волонтеров, источник волонтерского ресурса огромный. И задача государства каким-то образом мотивировать, каким-то образом поощрять такого рода социальные инициативы и давать им развиваться в какие-то системы, которые работают на территориях и в каких-то конкретных городах. И особенно в тех местах, где в концентрации проживают люди, которым нужна помощь.

К. Мацан

— Мне просто кажется, что в том, о чем мы сейчас говорим, есть еще один важный аспект. Что этот лондонский пример, я не ручаюсь сейчас прямо за его точность в деталях, но такая интуиция там была, и то, что вы сейчас говорите, это показывает, что волонтерство — это все-таки не только разовые большие акции, это ежедневная, планомерная маленькая работа. Что-то близкое к «теории малых дел»: ходить к одной бабушке и каждый день мыть ей посуду. Это, наверное, та точка сборки, где благотворительность и собирается.

Е. Чернышкова

— Да, совершенно верно. Если говорить про благотворительность конкретных людей и про вовлечение в благотворительность большинства населения, вовсе не самых богатых людей. У нас, по общественным опросам, всего лишь 10-15 лет назад у нас большинство населения полагало, что благотворительность —это либо удел государства... Это интересная такая история, потому что это наследие советского времени, когда государство было еще и главным благотворителем, помимо всего прочего. Либо это удел самых богатых людей — дескать, у них денег достаточно, и пусть они тогда и помогают. А мне свою семью надо содержать, и больше ни о ком я пока заботиться совершенно не готов. Но эта психология, которая, конечно, сформировалась в период наших больших социальных и экономических потрясений с начала 90-х годов, она постепенно сейчас уходит, слава Богу, она уходит в прошлое. И сейчас у нас постепенно прививается культура в нашем российском обществе, что для большинства обычных людей это норма жизни — хоть немножечко, но помогать. То, что вы говорите, это классная история про то, что помощь не должна обязательно быть радикально большой и существенной для вашего личного семейного бюджета, или что вы должны уйти с работы и посвятить всю свою жизнь тому, чтобы помогать другим. Конечно же бо́льшая часть людей помогают, насколько они могут. Это не должно быть насильственно и это не должно быть слишком жестко для семейного бюджета. Это должна быть посильная помощь, которая и вам должна приносить удовольствие и оказывать огромную помощь тем людям, которым вы помогаете. И если говорить про форму помощи, то формы помощи могут быть разные. Кому-то даже не нужна физическая помощь, кому-то нужно скорее ваше внимание. Например, у нас есть программа по работе с ветеранами в фонде. И я вам скажу, что помимо медицинского обслуживания и заботы о здоровье — и у нас очень много ресурсов тратится именно на это, — но вторая большая часть помощи, которая нужна очень пожилым людям, например, ветеранам Великой отечественной войны — это просто внимание. Эта та доля личного времени конкретных волонтеров, которые приходят к этим ветеранам, поздравляют их с праздниками. И они не просто приходят, вручают подарок и уходят, а они остаются с ними общаться, они обмениваются с ними телефонами, они иногда вступают с ними в переписку. И вот это и есть очень важная история для них. И лучше помощи невозможно себе представить для этой аудитории.

К. Мацан

— А расскажите еще о подопечных вашего фонда.

Е. Чернышкова

— Нам времени не хватит, чтобы я про всех рассказала. Я приведу вам примеры. Хороший пример системной благотворительной программы, которую очень сложно сделать частному человеку или даже нескольким частным людям — это программа, например, в сфере образования. Вообще, программы в сфере образования и всем тем, что связано с воспитанием подрастающего поколения, это, действительно, как правило, очень долгосрочные программы, которые сложно планировать на один или два года. Как правило, горизонт планирования этих программ — это не менее 3-5 лет, а скорее всего 5-10 лет. И конечно, такие программы могут себе позволить финансировать и организовывать только очень устойчивые большие бизнесы либо очень большие фонды, которые основаны людьми с большим состоянием. У нас есть программа, которая называется «Лифт в будущее». Эта программа посвящена тому, чтобы помогать способным, талантливым, мотивированным детям, начиная со старшеклассников, заканчивая выпускниками университетов, находить себя в инженерных профессиях. Потому что в современном мире очень важно, чтобы у нас не только были сплошные экономисты и юристы, а очень важно в технические науки привлекать способных, талантливых детей. И не только в технические науки, но и в эту сферу инженерно-конструкторского творчества, которая, кстати говоря... еще раз вернусь. Не могу сказать, что я такой страшный поклонник советского времени, но некоторые элементы советской образовательной системы, скажем, системы кружков научно-технического творчества и т.д., это были действительно очень хорошие модели, которые фактически мы сейчас в некотором смысле возобновляем. Немножко в другом виде, на новом уровне. Но я вижу и по опыту своего детства, и по тому, что я именно очень много занимаюсь именно с образовательными проектами и знаю, как это устроено в мире. Традиции советского образования в сфере именно научно-технического творчества — это действительно одно из достояний нашей Родины, которые мы сейчас постепенно отчасти возрождаем в рамках нашей программы. Так вот, благополучатели нашей программы «Лифт в будущее» — это российская молодежь, это ребята, которые сами подают заявки на участие в этой программе. И выпускники этой программы, во-первых, получают помощь в профориентации, то есть фактически эта программа позволяет им выбрать профессию. Они встречаются с настоящими профессионалами своего дела, потому что, поскольку в нашу корпорацию входит много компаний, у нас есть прекрасная возможность профессионалов привлекать. И действительно настоящие главные конструкторы, настоящие программисты, настоящие управленцы энергетических установок (потому что одна из наших отраслей — это энергетика) общаются с командами ребят. Команда ребят решает реальные задачи, которые перед ними ставит наша компания. И получается так, что они, уже находясь в старших классах школы или на младших курсах университета, сталкиваются с реальными инженерными задачами, которые до сих пор никто не мог решить.

К. Мацан

— Это фактически ваши будущие кадры.

Е. Чернышкова

— Да, это не только наши будущие кадры, это кадры не только для «Системы», хотя для «Системы», безусловно, тоже. Но это кадры для всей нашей научно-технической отрасли России. Если говорить про долгосрочную социальную значимость этой программы и других образовательных программ, то в мире сейчас, конечно, конкуренция между странами, вообще говоря, усиливается. И в нашу эру постиндустриальной экономики, экономики знаний, всё зависит от того, насколько умный, хорошо подготовленный, высокопрофессиональный человек, еще и способный к творчеству, но и обладающий техническими знаниями, насколько он привязан к вашей стране, к вашей компании, насколько вы можете на него положиться, на его таланты, на его профессиональные качества. Вот от этого зависит на самом деле то, как ваша экономика будет себя чувствовать, насколько ваша страна будет сильной и устойчивой в мире. Получается, что только благодаря таким программам мы этих мотивированных детей можем около себя удержать. Мы абсолютно не гарантируем, и я нашим учредителям всегда говорю как руководитель фонда, что «вы должны понимать, что меньшая часть этих детей придет на работу в наши компании, мы не можем их заставить». Они выбрали эту профессию, но кто-то из них пойдет работать в министерство, кто-то пойдет работать к нашим конкурентам. И слава Богу. Нам очень важно, что вокруг нашей организации, вокруг благотворительного фонда «Система» формируется такое сообщество умных, талантливых, профессиональных людей. И в 10-летнем горизонте мы точно сможем чувствовать себя, что наши контакты... они будут нам благодарны все равно, потому что люди, которые прошли через программу, они выбрали свою профессию, и поэтому они будут к нам лояльны в будущем.

К. Мацан

— Елена Чернышкова — президент благотворительного фонда «Система» проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. В студии Константин Мацан. И у нас сегодня в гостях Елена Чернышкова — президент благотворительного фонда «Система». Мы заговорили в предыдущей части о том, что вы помогаете детям, молодежи, именно ориентированным на инженерные профессии. Сегодня много об этом говорят. А что еще можно сделать, исходя из вашего опыта 20-летнего, чтобы вернуть престиж инженерным профессиям в противовес престижу экономиста, пиар-менеджера и т.д.?

Е. Чернышкова

— Это прямо такой сложный вопрос! У меня, вообще-то, есть версия ответа на него. Я сейчас постараюсь очень коротко сказать, чтобы успеть еще и о других вещах поговорить. Если коротко очень ответить — нужно сделать много всего разного. В социальном проектировании, которым я уже занимаюсь много лет, там есть такой интересный подход, и лишь он, как мне кажется, является единственным таким успешным. Когда вы видите какую-то социальную проблему — в данном случае это недостаток престижа инженерных профессий и проблемы с тем, что недостаточно умных и талантливых детей приходят в эту профессию, — чтобы решить эту проблему, недостаточно сделать что-то одно. Недостаточно просто собрать умных детей и рассказать им про эти профессии, недостаточно даже создать для этих умных детей конкретные вакансии, чтобы они, отучившись в университете, нашли бы эту профессию и вышли бы после стажировки на эти места работы. Необходимо сделать буквально следующее: с одной стороны, нужно искать и профориентировать, обучать этих детей; с другой стороны, нужно работать с университетами, чтобы они делали качественные образовательные программы; с третьей стороны, нужно обязательно взаимодействовать и работать с работодателями, чтобы они понимали эту проблему, и связывать их с университетами. Потому что с точки зрения обычной бизнес-компании — она понимает, что ей нужны квалифицированные кадры, но для нее огромные инвестиции и огромная проблема вступить в контакт с каким-то университетом, который, как государство в государстве, представляет собой собственный мир, с которым сложно взаимодействовать со стороны. И компания должна потратить на это время, силы сотрудников и, как правило, еще и деньги. Потому что компания приходит в университет, университет говорит: «Мы сделаем для вас всё, что вы хотите, только заплати́те за это сейчас». Вот часть работы — это научить их между собой разговаривать, потому что это два разных мира — образование и реальная индустрия, которые разговаривают на разных языках. И параллельно нужно популяризировать эти профессии. Нужно повышать престиж профессии преподавателя, потому что без качественных преподавателей невозможно подготовить качественных школьников, абитуриентов и выпускников университетов. То есть нужно делать комплекс мероприятий, которые постепенно, если вы всё делаете правильно, через несколько лет начнут работать друг на друга и создавать тот самый качественный социальный эффект, когда через несколько лет вы вдруг увидите, что поток входящих квалифицированных сотрудников по этим профессиям увеличился. А параллельно вы заметите, что уровень детской преступности снизился, и уровень ЕГЭ повысился в каких-то конкретных населенных пунктах и т.д. Там будет много побочных социальных эффектов, но очень важно не забывать ни одно из этих направлений.

К. Мацан

— Огромная тема. Мне кажется, этому однажды нужно программу посвятить. Давайте поговорим снова о главном. Я помню, что когда грянул кризис 2008-го года, православная служба помощи «Милосердие» выступила с таким лозунгом-девизом, очень ярким с точки зрения привлечения внимания, но еще, мне кажется, очень нравственно точным. Слова были такие: «Благотворительность закончилась, милосердие осталось». Имелось в виду, что у крупного бизнеса в разгар кризиса денег стало меньше, вообще у бизнеса денег стало меньше, но эти суммы крупных компаний можно заменить маленькими пожертвованиями каждого отдельного человека. Опять возникает два потока: с одной стороны, деньги бизнеса, с другой стороны — 100 рублей или 10 рублей каждого из нас. Как сейчас эти потоки сочетаются, что в этом сочетании вещей происходит — благотворительность от бизнеса и милосердие от конкретного человека с маленькими суммами?

Е. Чернышкова

— Важный вопрос и, я бы сказала, своевременный — мы с вами сейчас находимся в начале 17-го года. А буквально год назад, в конце 15-го года, произошло очень важное событие для меня, как деятеля всей этой сферы. Произошло следующее событие: дело в том, что в России сейчас работает несколько сотен или даже тысяч благотворительных организаций. Крупных из них, конечно, немного. Мы все их знаем наперечет — может быть 50, максимум 100 больших крупных системных организаций или благотворительных программ компаний. Но некоторое время назад, 10-15-20 лет назад, были созданы так называемые фонды помощи. Например: «Русский фонд помощи», фонд «Подари жизнь», фонд «Линия жизни» и еще несколько фондов поменьше. Но вот эти три — это лидеры этого сектора. Фонд помощи называется так потому, что, с одной стороны, он помогает, как правило, больным детям: финансирует дорогостоящие операции и дорогостоящее лечение для детей с определенными категориями заболеваний. Как правило, это очень тяжелые заболевания. И для семьи, в которой родился, живет такой ребенок, который болен неизлечимо какой-то болезнью и ему можно помочь с помощью какой-то важной, но очень дорогой операции, высокоточной и высокотехнологичной, это, конечно, вопрос жизни и смерти, чтобы найти помощь для этого ребенка. И очень часто бывает так, что семья никогда за всю свою жизнь не заработает столько денег, сколько стоит эта операция. Это с одной стороны. С другой стороны, благодаря тому, что эти фонды помощи сейчас уже работают не первый год и уже как система сбора денег, то этим фондам удалось заработать такую репутацию, что простые люди в России начали всё активнее и активнее помогать этим фондам. Конечно, у этого фонда должна быть безупречная репутация. Человек, перечисляющий деньги в фонд «Подари жизнь» или в «Русский фонд помощи», должен точно понимать, что эти деньги пойдут действительно на ту цель, которая обозначена, на помощь этому конкретному ребенку — ему придет потом отчет. То есть это должен быть высокий уровень доверия обязательно. И у человека, который помогает, должен быть высокий уровень осознанности — он должен понимать, что есть люди, которым намного хуже, чем ему, и которые действительно нуждаются в помощи, и он должен испытывать удовлетворение от того, что он может эту помощь оказать. Так вот, интересный момент в 2015-м году произошел в том, что «Русский фонд помощи» стал лидером по объему денег, которые им удалось собрать, чтобы профинансировать операции и лечение детей. По-моему, это было что-то около одного миллиарда рублей за 2015-й год. И я вам скажу, что в этом году это был самый большой бюджет на фоне так называемых олигархических фондов, то есть фондов, которые создали миллиардеры и миллионеры или очень крупные компании. И для меня это был очень важный знак того, что в России действительно фонды помощи стали огромным системным явлением. И эти фонды, мы про них это знаем, они живут только на деньги обычных людей, которые помогают им, они опираются на массовую базу индивидуальных доноров. И по другой статистике, которую я слышала совсем недавно, более 40% населения России, которые участвуют в обычных социологических опросах, они подтверждают, что регулярно занимаются благотворительной помощью в том или ином виде. Это не обязательно могут быть деньги, это может быть время — то самое волонтерство. Но именно то, что это регулярная помощь, это тоже говорит о том, что благотворительность стала всенародно признанным, одобряемым явлением в России.

К. Мацан

— А можем ли мы сказать или предположить — с чем это связано? С чем связано то, что возрастает или уже возросло значительно число людей, которые так или иначе для себя считают важным принимать участие в благотворительности? Или это естественный процесс в развитии общества?

Е. Чернышкова

— Конечно, с одной стороны это естественный процесс развития общества. А с другой стороны, я все-таки думаю, что есть причина, которая связана с тем, что люди в России последние десятилетия чувствуют себя более стабильно, чем 20 или 15 лет назад. У нас замедлилась инфляция рубля, в конце концов. Уровень жизни, может быть, снизился после последних кризисов, после 2008-го года, но все же несущественно. И хотя у нас все равно есть очень много людей, которые живут чрезвычайно бедно и нуждаются в помощи, но, наверное, можно сказать, что у нас сформировался средний класс. То есть люди, особенно население крупных городов, которые способны содержать свою семью на достаточно хорошем уровне и еще находят совсем немного денег для того, чтобы помогать другим. То есть это параллельные процессы: с одной стороны, люди, общество зреет морально, и благотворительность начинает быть обычным общепринятым явлением. Ничего особенного, что человек кому-то помог, это становится как бы комильфо, обычным делом.

К. Мацан

— Помочь естественнее, чем не помочь.

Е. Чернышкова

— Да, совершенно верно.

К. Мацан

— Вы 20 лет занимаетесь этим делом — наблюдаете разных людей, которые участвуют в благотворительных проектах, в том числе и тех, которые помогают не деньгами, а временем, участием, присутствием и т.д. Мы часто слышим об этом, люди, которые этим занимаются, часто говорят, что те, кто оказывают помощь, тоже получают помощь от тех, кому они помогают. Условно говоря, общение с больным человеком в тяжелой ситуации меняет здорового — того, кто к нему приходит. Здоровый человек уходит с новой душой, с новым сердцем. Как вы это видите на практике, какие примеры для вас из вашей практики кажутся наиболее красноречивыми? Вы это наблюдаете в людях конкретных? Расскажите об этом!

Е. Чернышкова

— Я приведу два примера. Я, конечно, это наблюдаю и я знаю совершенно точно, что благотворительность, например, в моей картине мира — не то что я это знаю как абсолютное знание, но это точно часть моих убеждений, — благотворительность не просто делает людей лучше, это своего рода выгодный процесс, потому что, конечно, он обогащает человека душевно. И это удовольствие почувствовать себя хорошим человеком, и не только почувствовать себя хорошим человеком, а и увидеть результат того, что вы сделали, результат конкретной помощи — это удовольствие, которое редко с чем можно сравнить. Я сужу об этом по себе тоже —когда у меня есть возможность, я стараюсь как благотворитель помогать организациям и людям, которые нуждаются в моей помощи. И когда я работаю в фонде, для меня самое большое удовольствие заключается в том, что, если я вижу, что есть какая-то социальная проблема и мы можем ей помочь, опираясь на весь свой опыт и на тех экспертов, которых я знаю, на моих коллег, с которыми мы работаем, мы придумываем какой сделать проект (я сейчас приведу пример), и этот проект приносит помощь, создает тот эффект, которого мы ждем — вот ничего лучшего я, правда, не знаю. Я работала в разных местах, но каждый раз возвращаюсь на работу в благотворительную организацию, потому что именно этот процесс меня обогащает. Я чувствую, что я как профессионал именно реализуюсь в этой работе.

К. Мацан

— Елена Чернышкова — президент благотворительного фонда «Система» сегодня с нами в этом «Светлом вечере». Итак, к примерам.

Е. Чернышкова

— Да, спасибо. Один пример касается того, что происходит с волонтерским движением у нас в корпорации «Система» и в компаниях, которые входят в корпорацию «Система». У нас в благотворительном фонде есть волонтерский центр, и наш волонтерский центр постепенно занимает роль координирующего волонтерского центра — такого штаба для волонтерских активностей сотрудников нашей компании. Удивительная история заключается в том, что чем больше мы предлагаем разных инициатив, программ, проектов, видов участия для волонтеров, которые вообще-то обычные сотрудники наших компаний, которые работают всю рабочую неделю, у них обычно есть семьи, они имеют свои личные и рабочие обязательства — вот чем больше мы создаем возможностей для волонтерской активности, тем больше мы получаем желающих в этой волонтерской активности участвовать. И на уровне корпорации мы видим такой эффект, и на уровне наших кадровиков, HR-службы нашей компании, и HR на уровне каждой компании. Мы понимаем, что тот факт, что люди тратят свое время, иногда деньги, иные свои ресурсы на то, чтобы помогать другим участвовать в наших акциях... Например, они участвуют в акциях для ветеранов. Иногда они приезжают в какой-то детский дом и делают какие-то ремонтные работы, общаются с этими детьми. Дети им в ответ организовывают какой-то концерт, потому что им тоже хочется поделиться тем, что они умеют и доставить удовольствие. И сочетание практической пользы и этого счастья общения — это очень важная тоже вещь, которая работает в обе стороны. Не только эти дети получают пользу, но, конечно, и эти волонтеры оттуда возвращаются, и наши сотрудники, которые их сопровождают, абсолютно просветленными. Они наконец понимают в этот момент зачем они живут, они хотят это развивать и продолжать. А мы с профессиональной точки зрения только лишь следим, чтобы они не единожды встречались — каждый волонтер с каждым ребенком. Мы следим, чтобы у них создавались какие-то истории отношений. Чтобы не было такого, что ребенок живет в детском доме, к нему один раз кто-то прибежал, подарил маленький подарочек, чем-то помог, потом убежал, потом пришел следующий и т.д. Мы, конечно, стараемся строить нашу активность так, чтобы создавались долгосрочные отношения между конкретным волонтером и конкретным ребенком. Таким образом, мы видим на примере расширения волонтерского движения на уровне всей корпорации, что компания получает столько же выгод, сколько получают эти благополучатели, потому что компания получает повышение лояльности сотрудников. Сотрудники больше хотят работать с этой компанией. Я сегодня была в центральном офисе нашей компании, и одна из сотрудниц, которая участвовала в нашем детском мероприятии новогоднем — мы организовали большой новогодний праздник в цирке на Цветном бульваре... Мы пригласили туда огромное количество детей как раз из числа наших подопечных: из детских домов, из интернатов и т.д. Мы пригласили туда также наших сотрудников, которые участвуют в деятельности нашего фонда, волонтеров, и кто-то из них привел своих детей. Она говорит: «Я сидела на этом представлении цирковом. Во-первых, это великолепное представление. Я наблюдала за этими детьми, для которых это было просто счастье, они редко попадают на такой классный спектакль. И меня охватила гордость за нашу корпорацию. Вот такой редкий случай, когда я прямо была счастлива и хотела это передать своему ребенку, своему мужу: как классно, что мы все работаем в этой компании». И у меня тоже было огромное удовольствие, я сейчас вам рассказываю и меня опять мурашки охватили, потому что это тот вид удовлетворения, ради которого мы это делаем. Для компании это очень важно, потому что, при прочих равных, сотрудник квалифицированный выберет ту компанию, которая ему еще и это удовольствие доставляет. Ему приятно и гордо за то, что делает, например, в социальной сфере его корпорация. И он имеет возможность лично в этом участвовать. Это один пример был. Можно я теперь перейду к другому примеру?

К. Мацан

— Конечно, нужно.

Е. Чернышкова

— У нас есть очень интересная история, которая произошла с нашим фондом и со всей нашей корпорацией в прошлом году, в 2016-м. К нам обратилась уполномоченная по правам детей из республики Алтай. Приехала замечательная дама, которая раньше вообще-то работала в Москве, но сама она алтайка, и с супругом они сейчас живут там. Она сказала: «Я узнала про ваш фонд, и еще я знаю, что одна из ваших компаний работает в нашем регионе». Действительно, республика Алтай — это регион нашего присутствия, у нас там есть большой именитый гостиничный комплекс, который называется «Алтай резорт». И поэтому для меня, как для руководителя фонда, важно, чтобы наши программы максимально активно действовали именно в регионах нашего присутствия. И вот она провела у меня 4 часа, и все это время она рассказывала про ужасное положение детей, которое сложилось в республике Алтай. Дело в том, что за пару лет до этого у них из-за неблагоприятного стечения обстоятельств экономических, социальных и разных других, очень снизился и уровень социальной активности, и уровень социального оптимизма. Во многих семьях, особенно коренных алтайских, которые живут в отдаленных районах, как правило это многодетные семьи, случилась такая проблема, что повысился уровень детских суицидов. В нескольких селениях действительно был зафиксирован рекордный для России уровень детских самоубийств. Как потом мне объяснили психологи, эта проблема с детскими самоубийствами развивается как некая эпидемия. Школьники, которые живут в очень бедном поселке, у которых мало развлечений, небольшой доступ к внешнему миру, ограниченная транспортная доступность этого отдаленного района... Если это не остановить, то это может стать очень большой проблемой. Мы, находясь здесь, в Москве, в нашем большом благотворительном фонде с нашими системными программами, мы просто очень часто не думаем о том, как это происходит на местах в реальной жизни. Короче говоря, я провела с ней много часов. Я позвала сначала руководителя одного подразделения, она провела с нами час. Потом другого… И в какой-то момент я поняла, что мы должны перестать обсуждать эту проблему, мы поняли, что эта проблема существует. И нам надо уже подумать о том, каким образом мы можем эту проблему решить. Тем более, что это регион нашего присутствия и мы все заинтересованы в том, чтобы как можно более хорошая была социальная обстановка в этой республике. И особенно удручающая эта история была еще и потому, что всё это происходит на фоне невыносимо прекрасной природы, которая там есть. Если вы бывали на Алтае…

К. Мацан

— Жуткий контраст.

Е. Чернышкова

— ...Это потрясающая красота. У них недавно приезжал Сильвио Берлускони, как раз в этот комплекс, он сказал, что он ничем не отличается от Швейцарии, а во многом даже и лучше. И такая невероятная красота природы — и такая сложная социальная обстановка. Мы спланировали комплекс мероприятий, который был нацелен на то, чтобы сделать несколько событий, несколько культурных событий, несколько образовательных событий, которые бы нацелены были именно на детскую аудиторию. Мы спланировали по срокам это так, чтобы дети из отдаленных селений могли оказаться в центре республики. А также часть наших сотрудников и наших участников ездили по этим отдаленным районам. И мы, самое главное, мы привлекли наши компании к тому, чтобы совместно реализовывать совместными усилиями этот проект. В результате у нас получился детский благотворительный фестиваль, мы его назвали «Солоны». А «солоны» по-алтайски это радуга. Поскольку мы понимали, что много будет всего разного, мы назвали это «радуга». И получилась такая уникальная история, когда разные бизнесы — представьте себе, насколько разнятся социальные приоритеты, например, у компании «МТС», в которой 70 тысяч сотрудников, она работает в десятках стран мира и по всей России; и, например, у компании «Интурист», которая представляет собой сеть отелей. «Детский мир», который работает только с детской аудиторией, компания «Озон онлайн», которая работает в торговле, торгует разными вещами, не только книжками. Компания «Медси» — это сеть медицинских центров, клиник. И так далее. И мы спланировали программу этого фестиваля таким образом, что каждая компания могла в рамках своих программ социальных привнести что-то свое. Вот «Озон», например, прислал самолетом книжки, эти книжки были распределены по детским библиотекам. У нас есть такой фонд, наш грантополучатель — фонд «Детский киноМай», они провели детский кинофестиваль, привезли туда Бориса Грачевского из «Ералаша», привезли туда нескольких актеров. И президент этого фонда Лидия Петровна Евтушенко тоже приехала и лично открыла этот фестиваль. И для всех было очень важно присутствие первых лиц. Я тоже была там, руководители нашей корпорации тоже в какой-то момент приехали и поучаствовали в открытии этого фестиваля. Вот, например, клиники «Медси», которые там не работают, но они привезли своих докторов. И эти доктора, психологи провели консультации с этими семьями, особенно проблемными, и особенно с теми семьями в тех поселках, где особенно была остра эта проблема. Я не буду вас «грузить» разным перечислением. На прощание скажу, что и у «Детского мира», и у нашей компании «МТС» есть такая культура волонтерская — там развивается сразу несколько волонтерских кукольных театров. То есть действительно образуется труппа, иногда они сами пишут сценарии, иногда они берут чужие сценарии. Как правило, это еще какие-то правильные сценарии с правильным содержанием. Они приехали туда, компания заплатила за их приезд, отпустила их в неоплачиваемый отпуск, спасибо, что отпустила — я специально списывалась с директорами компаний на эту тему. А мы как фонд купили оборудование для этого театра и оставили там. И наши специалисты волонтерского центра обучили местных волонтеров. То есть получился такой не просто фестиваль детский, который прошел и об этом забыли. Всё, что мы делали, мы старались делать так, чтобы оставить на этой территории след после этого проекта — обученных людей, конкретный театр. Компания «Сегежа групп» построила беседки специальные. И дети потом устроили между собой конкурс — как еще украсить поселок, в котором мы живем. То есть нам удалось с помощью совершенно разнородных мероприятий создать долгий социальный эффект, который еще много месяцев… И надеюсь, что они дождутся нашего приезда в августе, когда мы будем повторять этот фестиваль, и действительно удастся повысить уровень социального оптимизма. Простите меня, что я подробно про это рассказываю, но это действительно удивительная история. Чем она удивительна с профессиональной точки зрения — тем, что разные совершенно бизнесы, которые являются независимыми, и конечно же, с точки зрения своих социальных стратегий, они не подчиняются АФК «Система» или нашему фонду. Но компании нашли в себе ресурсы для сотрудничества, и в результате у нас 10 компаний, то есть половина наших компаний, очень активно в этом участвовали. И нам удалось объем той пользы, которую мы принесли в этом регионе, увеличить в разы, по сравнению с тем, что у нас было в нашем бюджете нашего фонда.

К. Мацан

— Это возвращает нас к самому началу разговора о том, что бизнес заинтересован в собственной благотворительности — это делает бизнес лучше и более эффективным, и со всех точек зрения более успешным. На этой оптимистической ноте — я имею в виду ваш рассказ, а не свою реплику — мы закончим беседу. Тем очень много осталось, к сожалению, за бортом. Но надеюсь, не в последний раз, и очень много мы все-таки успели обсудить. Спасибо огромное за эту беседу. Елена Алексеевна Чернышкова — президент благотворительного фонда «Система» сегодня провела с нами этот «Светлый вечер». Это была беседа из цикла «Вера и дело». В студии был Константин Мацан. Спасибо за внимание! До новых встреч на волнах радио «Вера». До свидания!

Е. Чернышкова

— До свидания!

Программа создана при поддержке общественной организации «Опора России».