«Жизнь в Церкви». Вечер воскресенья с прот. Андреем Юревичем (01.10.2017)

У нас в гостях был клирик храма Иннокентия Московского в Бескудникове протоиерей Андрей Юревич.

Разговор шел о том, что значит — жить с Богом, и как приход к вере может изменить жизнь.

 

 

---

Т. Ларсен

— Добрый вечер! Вы слушаете программу «Вечер воскресенья» на радио «Вера». В студии Тутта Ларсен...

А. Пичугин

— ...Алексей Пичугин, здравствуйте.

Т. Ларсен

— И у нас в гостях клирик храма Иннокентия Московского в Бескудниково протоиерей Андрей Юревич.

Протоиерей А. Юревич

— Добрый вечер!

Т. Ларсен

— Очень часто люди, которые крестятся и воцерковляются в уже сознательном возрасте, четко отмечают для себя водораздел, эту границу своей прежней жизни и новой жизни христианина. И все, без исключения, мои знакомые люди, которые покрестились взрослыми, говорят о том, что сразу начинают происходить какие-то удивительные вещи. Удивительные встречи, удивительные события, развязываются какие-то жизненные узлы, какие-то ситуации каким-то невероятным образом либо перестают быть важными, либо разрешаются. И как-то жизнь действительно физически меняется. совершенно по-другому ты начинаешь относиться к миру, к людям.

Но проходит пара лет, и как-то этот огонь, потихонечку так угасая, начинает тлеть. Все это такое яркое вот это ощущение наполненности чем-то новым в твоей жизни выветривается, и человек начинает, в общем-то, сомневаться в том, правильной ли он жизнью во Христе живет, есть ли рядом с ним Господь, по каким признакам ему можно понять, что Он по-прежнему рядом.

Вот хотелось бы сегодня поговорить об этом, потому что ведь мы знаем, что даже самые великие святые в свое время в своей жизни долгой имели периоды ощущения богооставленности, и даже довольно длительные периоды. Вот хотелось бы, наверное, поговорить о жизни Богом, жизни без Бога и о том, как вот этот камертончик все время слышать и эту ниточку не терять.

А. Пичугин

— Давайте поговорим об этом.

Протоиерей А. Юревич

— Давайте поговорим об этом.

Т. Ларсен

— Вот когда люди в сознательном возрасте приходят ко Христу, и те ощущения, которые у них возникают после крещения, это реальность, или все-таки это просто их такой эмоциональный отклик на таинство, которое с ними произошло?

Протоиерей А. Юревич

— Таня, ситуация, которую ты описала вначале о том, что люди, крестившиеся уже в возрасте, имеют какие-то очень серьезные перемены, я даже слушал и немножко удивлялся. Потому что моя 26-летняя практика священника говорит немного об обратном.

А. Пичугин

— Весь жизненный опыт, который был накоплен вне Церкви, вне церковной ограды, он се равно сохраняется. От него не то, чтобы не надо избавляться — он опыт.

Протоиерей А. Юревич

— Даже не это, а вот что. То есть слово «перемены» очень мало кто...

Т. Ларсен

— ...употребляет?

Протоиерей А. Юревич

— ...употребляет, актуализирует, вообще размышляет над этим. Я-то как раз вижу людей, у которых нет никаких совершенно перемен, которые как жили, так примерно и живут. И вот было употреблено слово «воцерковление». Я считаю, что слово такое — довольно сомнительное вообще в употреблении. Потому что смотря кто в это какой смысл вкладывает. Всегда же надо договориться о терминологии сначала. Так вот получается, что слово «воцерковление» — под этим подразумевается ч то? Я думаю, что если мы говорим о начале духовной жизни, то мы никак не обойдемся, да и вообще в любом духовном разговоре мы не обойдемся без Священного Писания, без Слова Христа. И здесь беседа Христа с Никодимом из Евангелия от Иоанна — она ключевая. Потому что тот самый как раз «человек в возрасте», пожилой, в общем-то, старец израильский, учитель пришел ко Христу тайно ночью, от иудеев, и как-то вот решил задать Ему некоторые вопросы, а для начала сказал о том, какой Он действительно настоящий учитель, Богом посланный. А Христос вдруг начинает ему говорить совершенно о другом — Он ему начинает говорить о Царствии Небесном. И вот это то, о чем совершенно не думали учителя израильские, фарисеи — о Царствии Небесном. А если и думали, то связывали это как раз с тем, что, ну, скажем, по-ветхозаветному они понимали понятие «воцерковление». Как в притче о мытаре и фарисее, что надо было делать? Фарисей вошел и сказал: «Благодарю Тебя, Господи, что я...» — вот дальше что? — «вот не такой, как эти люди, вокруг стоящие, я — воцерковленный человек, я пощусь два раза в неделю (ну, по-нашему — среда и пятница, да?), я даю десятую часть (христиане даже не думают об этом и десятую часть даже не дают, но, тем не менее, даже если они это делают), я поэтому хороший, я исполняю то, что поверено, — некий кодекс, некую программу, некую инструкцию, вот как надо». И вот у нас сегодня под воцерковлением это как раз понимается — «делать то, что надо». Что надо?

Т. Ларсен

— Поститься, молиться.

Протоиерей А. Юревич

— Поститься, молиться, да, слушать, по возможности, радио «Вера»...

Т. Ларсен

— Платочек носить.

Протоиерей А. Юревич

— ...и будет все замечательно. Правильно ставить свечи, какая икона в какой момент и кому надо молиться о какой проблеме — и тогда все будет хорошо. О переменах речи никакой, как правило, не идет. А Христос-то ему сказал, что «надо Вам родиться свыше, чтобы обрести Царствие Небесное». И вот тут Никодим и задумался, что это такое, как это — свыше родиться? Он спрашивает, конечно, по плоти: а как это может старый человек заново в утробу матери? Не понимает. Господь его все возвышает, он говорит: «Надо Вам родиться от воды и Духа». Здесь, конечно, говорится, в какой-то степени, о таинстве Крещения, но не только о нем. Вот это рождение от Духа — это те самые перемены, которые должны произойти в человеке вначале. Перемена — если мы такой сделаем ход туда и обратно с греческим языком, то мы увидим слово некое — «метанойя».

А. Пичугин

— «Перемена ума».

Протоиерей А. Юревич

— «Перемена ума», которое мы перевели для себя как «покаяние», а «покаяние» превратили в «исповедь». И вот это слово «исповедь» — просто подошел человек к священнику, как правило, в наше время — по бумажке, народу много, так записывают для себя все, прочитал — тихо-сухо...

А. Пичугин

— А в чем перемена ума?

Протоиерей А. Юревич

— Да, а в чем перемена-то, собственно говоря? Перемены-то, как правило, не происходит. То есть человек как вот был со всеми своими внутренними... внутренним своим вот всем характером, страстями, можно сказать (характер-то — это ладно), а вот со всем своим грузом, багажом неправильных представлений о мире, о себе, о жизни, о взаимоотношениях, о том, что есть хорошо и плохо. Он идет в Церковь, и очень многое из этого остается. Он читает в книгах, в чем надо каяться: вот, опять-таки, «я мало молюсь, я плохо молюсь, я не пощусь, я праздники не посещаю, еще что-то делаю», а, в то же время, во взаимоотношениях даже просто со своими домашними он остается таким же. Он остается волком с когтями и зубами. Он не становится овечкой стада Божия.

А. Пичугин

— Так поэтому мы и говорим, что сложно отрицать весь опыт, который человек накопил в течение жизни. А стал он волком или был он таким — я думаю, что только его обращение к Богу... Даже сейчас, наверное, не будем говорить «обращение к Богу», а именно его такое внешнее христианство — оно, может быть, вскрыло какие-то вещи, которые раньше под спудом находились, а на самом-то деле все это появилось не благодаря его новой жизни, а благодаря тем вещам, которые с ним происходили «до», благодаря всему опыту, который он накопил до своего воцерковления.

Т. Ларсен

— Ну я, когда говорила о переменах, я все-таки имела в виду, конечно же, не глобальную перемена человека раз и навсегда. Но все мои знакомые, которые покрестились в сознательном возрасте, отмечают, что что-то в их жизни меняется.

Протоиерей А. Юревич

— А что «что-то»?

Т. Ларсен

— Ну, я вот повторюсь. Кто-то... Ну, совсем недавно ребята забеременели — которые не могли очень долго родить ребенка. После того, как они покрестились и обвенчались. У кого-то ну просто совершенно другой взгляд на мир открывается. Ну, начинают следить за своей речью, перестают ругаться матом. Кто-то перестает пить алкоголь. Кто-то... Ну, то есть, это какие-то не очень, может быть... Кто-то бросает курить, кто-то начинает больше времени проводить со своими стариками. Ну, это не какие-то прямо глобальные супермегаперемены, но точно, в первые вот какие-то моменты после таинства люди все равно меняются и что-то по-другому начинают делать в своей жизни, вольно или невольно.

Я помню свое... Меня крестили в 9 лет, но можно сказать, что все-таки моя настоящая христианская жизнь началась в сознательном возрасте, тоже после такого первого причастия. Я не причащалась после крещения, потому что это все было очень тайно, подпольно и вообще... У меня была атеистическая семья, и меня случайно крестили. И для меня, наверное, все-таки моментом моего истинного крещения было первое причастие. Я помню, что после этого я начала просто встречать удивительных людей. То есть у меня просто вдруг мой круг общения очень сильно расширился и каким-то дивным образом стал меняться, преображаться. И люди, которые в мою жизнь приходили, приносили с собой ответы на самые даже какие-то бытовые, житейские вопросы. И, в любом случае, ты становишься более чутуким, более настроенным, что ли, на эти духовные вещи. Потом это, конечно, каким-то образом «замыливается», стирается, но я не говорю здесь о таком, знаете, мгновенном обожении человека. Но о том, что...

Протоиерей А. Юревич

— Ну, это и невозможно.

Т. Ларсен

— Вот. И потом, мы же все знаем, что после крещения вот этот неофитский пыл, которым человек горит, он же тоже неслучаен. Он как-то подпитывается тем, что с человеком происходит после этого. Или нет, или я ошибаюсь?

Протоиерей А. Юревич

— Ну, вот то, что было сказано, какие примеры приведены — что кто-то забеременел, а у кого-то что-то внутри поменялось, — немножко разные вещи. То есть, есть то, что приходит к нам от Бога в виде неких, ну, скажем, чудес, откровенно, да? Это — одно, это Божье действие. А вот то, что в нас самих происходит в силу нашего действия, наших усилий, — я считаю, что это даже более ценно как раз в плане вот этих перемен. То есть человек работает над собой. В любом случае, в начале всего этого лежит, конечно, встреча — встреча человека с Богом. Вспоминаем тут же сразу владыку Антония Сурожского, который рассказывал о том, как в его отрочестве (кажется, 13 или 14 лет ему было тогда). Как он прочитал (причем, прочитал для того, чтобы понять, что это все ерунда) Евангелие от Марка, даже выбрал именно его как самое короткое, чтобы долго не мучиться, и вдруг он реально почувствовал, что Христос перед ним стоит, невидимым образом. И дальше — что? Дальше с ним произошла вот эта перемена. Уж не знаю, какие у него до того были грехи, но совершенно уверен, что многие вещи у него просто сразу же, как чешуя, спали и отвалились. А он пошел сразу проповедовать, он сразу пошел рассказывать... Ну, как школа молодого бойца: за две недели пулемет выучил — научи другого, как его собирать и стрелять. И он пошел сразу свидетельствовать и рассказывать о Христе, о Евангелии — вот так разносить благую весть, мальчишка. Я думаю, что это очень важно: ч должен пережить встречу и пережить вот эти перемены.

А. Пичугин

— У меня давно назревает вопрос — ну, не в течение нашей программы уже, но, мне кажется, мы как раз смежную тему затронули. Вот человек крестился, или крестили его в детстве. как Таню, или он сам крестился по каким-то причинам, но никакой церковной жизни не началось, никакого обращения не произошло. Так можно ли говорить о человеке в данном случае как о христианине? Там можно ли говорить о человеке в данном случае как о человеке, который уже что-то... какую-то черту в своей жизни переступил? Или же точка отсчета все равно будет с того момента, когда человек это осознает и переступит церковный порог уже более осмысленно? Ну, казалось бы, Церковь призывает молиться за всех своих... Ну, мы сейчас опустим, наверное, то, что молиться надо за всех, но часто можно слышать: «Можете писать в записках только крещеных людей». Ну хорошо, это же все складывалось в то время, когда речь шла именно о членах общины, то есть о христианах осмысленных, а в данном случае большинство из тех людей, которых мы там указываем или е сами заходят только раз в год, чтобы поставить свечку, они же не являются членами общины, но, тем не менее, вот как мы их считаем — христианами или людьми, которые, в принципе, никак свою жизнь не изменили, но почему-то вот их покропили или, вернее, три раза окунули в воду, и они стали членами Церкви? Или все-таки членство в Церкви начинается с момента осмысленного перехода?

Протоиерей А. Юревич

— Вот Алексей сейчас столько задал вопросов...

А. Пичугин

— Ну, он один, на самом деле. Я просто, может быть, так сформулировал... (Смеется.)

Протоиерей А. Юревич

— ...на которые в разное время, вообще-то, в Церкви отвечали по-разному, а на сегодняшний день, как мне кажется, единого ответа-то и нету.

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Вечер воскресенья». В студии Тутта Ларсен...

А. Пичугин

— ...Алексей Пичугин...

Т. Ларсен

— ...и наш гость протоиерей Андрей Юревич. Говорим о жизни в Боге — что это такое.

А. Пичугин

— И вот как раз отец Андрей начал отвечать на мой вопрос относительно того, а как же мы считаем начало своей жизни и начало своих перемен (ну, таких перемен — собственных, наверное) — когда меня три раза окунули в воду, или когда уже после этого (может быть, прошло 20 или 30 лет) я наконец задумался о том, что надо как-то менять свою жизнь именно в соответствии с христианскими заповедями?

Протоиерей А. Юревич

— Так вот думаю, что в разные исторические времена в Церкви по-разному отвечали на эти вопросы. И сегодня не очень ясно, как на них ответить, и ответы есть очень разные. Вот разных священнослужителей спросите, и они ответят на эту тему, в осуществлением-то, по-разному. Кстати, даже о детском крещении долгое время в Церкви шли...

А. Пичугин

— ...споры.

Протоиерей А. Юревич

— Споры!

А. Пичугин

— А когда-то его и не было!

Протоиерей А. Юревич

— Когда-то его и не было, да! Если мы вспомним величайших наших святителей, то все они были крещены во взрослом возрасте. У некоторых из них даже папы епископами были и почему-то этого не делали! То есть они ждали, пока их сыновья (ну, в основном о них шла речь) вырастут и сознательно примут крещение. Ну, тогда была...

А. Пичугин

— Кто-то не крестился, кстати, до смертного одра, чтобы не нагрешить.

Протоиерей А. Юревич

— Ну, то т же самый император Константин — он собирал Первый Вселенский собор, когда был еще в чине оглашенного — вот как интересно. И действительно, такое было серьезное отношение к таинству крещения, такое было серьезное отношение именно к этим переменам, к этой самой метанойе, преображению во Христе через Крещение, что это таинство откладывали, понимая, что не созрели. То есть они готовы, ну, может быть дажде, пусть и умереть, не будучи крещеными, чем креститься, не переменившись.

Т. Ларсен

— Во грех. В осуждение.

Протоиерей А. Юревич

— Вот да, не чувствуя этого осуждения, не чувствуя этой перемены. И тут можно говорить и о том, что Церковь сначала была гонимая, допустим, три века. Потом это стала Церковь государственная, Церковь большинства, у нее встали другие проблемы, другие искушения — как раз вот это некое обмирщене, какая-то жидкость, некоторая дряблость духовной жизни. Везде свои проблемы были, хотя она и стала защищенной со стороны государства. Но, тем не менее, все-таки вот в этой науке — экклесиологии, — построения церковного сообщества — пришла к мнению: детей крестить, потому что даже, допустим, в таких словах — «крестился он и весь дом его» из «Деяний святых апостолов», «в доме было много народу, в том числе и дети». И, скорее всего, апостольские крещения уже даже были вместе с детьми. Но смотрите: у нас даже по чину крещения... Мы же очень плохо его знаем. Мы не придаем значения тем словам, которые произносятся во время чина крещения. По чему мы крестим детишек? Мы крестим их по вере. Вот взрослые — по своей собственной вере, а дети — по вере родителей и тех, кто за них обещает перед Богом, так называемых крестных. То есть вот этих самых восприемников... Что взрослый человек и они за детей произносят во время крещения. Там происходит отречение от сатаны и всех дел его, то есть грехов и всякого умонастроения вот того самого, внутреннего человека и всей гордыни его. Ну, я полностью не буду говорить эти слова... То есть отринуть эту прошлую старую жизнь и после этого сочетаться со Христом и начать совершенно новую жизнь. И дальше вот: «Веруешь ли Ему?» — «Верую, как Царю и Богу». И поклонись Ему. То есть это абсолютная перемена Сегодня это как проформа, очень часто, повторяется. Даже просто священник назидательно говорит: «Теперь говорите вот это. Я вот вопрос задаю, а Вы отвечайте». И они говорят и отвечают. Часто очень — не задумываясь, что сейчас произносят и происходит. А после этого, если речь идет о детях, то эти родители и крестные должны приложить максимум труда для того, чтобы этих детей воспитать как истинных христиан. И все равно при возрастании остается некая проблема. Есть даже, кстати, такой термин... Вот у меня дети, почти все... не почти, а все — учились или учатся в церковных высших учебных заведениях (в Свято-Тихоновском университете, в Российском православной университете», и среди них бытует такой термин, аббревиатура «ДВР» — «дети верующих родителей». Это проблема. Потому что дети верующих родителей...

А. Пичугин

— ...не обязательно будут верующими?

Протоиерей А. Юревич

— Ну... Проблема в чем? Они вырастают в этой среде, для них это все настолько естественно, они ничего не пережили сами. Они прямо иногда даже говорят: «Папа, мама, это Ваш выбор. Вы меня воспитали — это не мой выбор. Я хочу, чтобы был мой выбор». Но это в лучшем случае.

А. Пичугин

— А у меня есть такое наблюдение, что дети, которые ориентируются на родителей лет до 14-15, крестик носят, в церковь их водят (не важно, это дети верующих родителей или дети «теплохладных» родителей, которые, так или иначе национальный принцип исчерпания на праздники выходят в храм Но, тем не менее, когда приходит время делать свой собственный выбор, и когда уже и жизнь к этому подталкивается, и... ну, человек дорастает просто до того, что он начинает мыслить самостоятельно, то крестик, в лучшем случае, кладется на полку. Ну, а дальше уже все по-другому.

Протоиерей А. Юревич

— Ну, вот в этом смысле, я считаю, это может быть... Никому не навязываю этого мнения, но я думаю, что всякий человек рано или поздно должен пережить вот это самое преображение, вот эту самую метанойю, покаяние как некий внутренний переворот, как какое-то переживание, ну, как какой-то катарсис такой, вот скажем. Вот что-то произошло, это очища...

Т. Ларсен

— Ну, личную встречу, да?

Протоиерей А. Юревич

— Личную встречу, совершенно верно.

А. Пичугин

— Благодаря чему?

Протоиерей А. Юревич

— Даже, может быть, будучи дано уже воцерковленным.

А. Пичугин

— А благодаря чему вот были... Ну, были ли в данном случае воцерковлены, или это вера родителей просто? Как они могут пережить эту встречу если они живут в орбите верующих родителей, потом им хочется посмотреть, что находится за пределами это орбиты, и это вполне нормальное явление, мне кажется, абсолютно нормальное желание. Они выходят — и оказывается., что там большой мир, куда они раньше просто не попадали. И он тоже интересный. А что же их может вернуть-то обратно , во-первых? А во-вторых, благодаря чему они могут пережить вот такой катарсис?

Протоиерей А. Юревич

— Я думаю, что всякий христианин (ну, молодой человек, когда он растет)... Конечно, неизбежна встреча, как Алексей сказал, с этим миром. Но в этом мире надо быть — такой, скажем, образ — водоплавающей птицей. Вот уточка — она в воде плавает, а она ведь остается практически сухой. Вот говорят: «Как мокрая курица». Курицу туда опусти, в воду — и все, она сразу стала клеклая. А утка, лебедь, гусь плавают в воде и остаются пушистыми. Почему? Потому что у них есть такие железы, которые вырабатывают определенную смазку. Она их как бы сохраняет и защищает от намокания в воде. Вот так и христианин — мы живем в этом мире и из мира изъяты быть не можем физически. А мы должны нечто из себя вырабатывать, что-то иметь, какие-то духовные железы. Эта смазка должна нас сохранять от греха, вот от этой среды достаточно загрязненной, которая вокруг нас. И в этом мире оказываемся тогда уже вот этими благовестителями.

А. Пичугин

— Недавно читал в Интернете размышления молодого человека, который, я так понимаю .вырос в церковной семье (или пришел сам когда-то в Церковь, это просто его наблюдения), и вот он, будучи взрослым уже, попал, видимо, переехал жить в какую-то европейскую страну, где был православный храм. И вот он наблюдает, как живут общины. Ну, католические и православные приходы, в принципе, живут-то очень похоже. Есть прихожане, есть их дети, которые растут в храме. Когда им исполняется 16,15, 14, 17 лет (у каждого все в свое время происходит), они становятся подростками, их жизнь начинает закручивать, и они просто выходят из общины — то ли их перестают допускать до причастия, то ли еще какие-то там причины появляются. И вот пока они не женятся, не выйдут замуж, пока у них жизнь более-менее не устаканится, они находятся вне. Может, они приходят на праздники иногда, на большие праздники, на службу даже приходят, но это все их участие в жизни общины. Уже потом, позднее, когда у них у самих... Они от этого не перестают быть, там, скажем, менее верующими или более верующими, не становятся. Они просто уходят, потому что у них новая интересная жизнь. Позднее, когда они женятся, выходят замуж, появляются дети, они возвращаются и плавно снова вливаются в свою собственную общину. Ну, вот такая лакуна у них есть — например, там, 10, у кого-то меньше, у кого-то больше лет.

Протоиерей А. Юревич

— Я знаю, что у американских амишей — ну, скажем, это такие протестантские старообрядцы, которые сохраняют во всем уж такую вот архаику, архаичный образ жизни и с миром практически не общаются… У них свои поселения, свой ручной труд...

Т. Ларсен

— Натуральное хозяйство.

Протоиерей А. Юревич

— ...на телегах ездят, натуральное хозяйство, женятся, замуж выходят только за своих и так далее. И, тем не менее, у них есть даже специально даже такое, скажем, некое время искуса, когда они отпускают своего молодого человека или девушку — не помню уж, в какое время, лет в 16-17-18 — побыть в миру и себя испытать — можешь ли ты противостоять или как. Это очень серьезно. Вся община молится в это время за этого человека. Но, тем не менее, они дают такую возможность. И многие возвращаются, а некоторые, кстати, остаются — в миру, я имею в виду. Я забыл — как-то даже у них термин этот называется, вот этого отпускания.

Т. Ларсен

— Такая инициация своего рода?

Протоиерей А. Юревич

— Да. Я, знаете, очень часто слышу даже не только от просто христиан, а даже от священников вот такую некую апологию этой ситуации, этих обстоятельств — что якобы все, что это неизбежно что все дети верующих родителей, ну, церковные, скажем, такие дети, вырастая, как правило, после окончания воскресной школы, в 13-14 лет, а к 15-16 уходят в мир и какое-то время там побудут. Кстати, многие нагрешат так, что потом и канонически уже ни к крещенству, там, ни к чему не пригодны. А потом обязательно они вернутся, ничего тут такого страшного нет.

А. Пичугин

— Ну, или не вернутся. Тут, кстати, вернуться... Это я сказал про «вернуться», но это...

Протоиерей А. Юревич

— Ну, надежда! Ну, люди эти надеются на то, что они вернутся, и что слава Богу, что хоть они крещеные. Ну, и я вот не знаю. Мы с матушкой говорили часто об этом, беседовали, и как-то все у нас против этого внутри восстает. У нас есть сой опыт нашей семьи, в которой семеро детей уже выросли. Младшей 19 лет, она студентка, а старшей уже 36, она уже давно матушка, и следующая — матушка, и так далее. Девять внуков. И, в общем, мы можем уже говорить о некоем состоявшемся чем-то.

А. Пичугин

— Но ведь это опыт Ваш и Вашей семьи...

Протоиерей А. Юревич

— Вот я могу сказать в двух словах, как у нас было.

А. Пичугин

— Да! И все давно сложилось...

Т. Ларсен

— А давайте... Да, меня очень интересует этот опыт. Давайте к этому вернемся через минуту.

Вы слушаете программу «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У нас в гостях клирик храма Иннокентия Московского в Бескудниково протоиерей Андрей Юревич. Говорим о жизни с Богом. И незадолго до перерыва батюшка как раз рассказывал о личном опыте воспитания своих семерых детей в вере таким образом, что дети все-таки от Бога не ушли и от волонтеры не отпали. Как? Может быть, просто Вашим детям повезло, что Вы священник и у Вас есть какие-то особые полномочия?

Протоиерей А. Юревич

— Ну, я не думаю, что мое священство уникально. Нас таковых — многие тысячи. А есть совсем другие семьи. Но, конечно, это милость Божья. Мы всегда в нашей семье благодарим, что так произошло. Мы, может быть, где-то, в какой-то момент или в какие-то моменты Господь нами руководил, и мы как-то поступали так, как надо, с матушкой, с матерью этих замечательных детей, в первую очередь, мы, конечно, хотели всегда оставаться с ними не назидательно — отцом, матерью и священником, духовником, — а друзьями. Ну, это целая, в общем-то, скажем, методика нашей жизни. Но в духовном отношении, конечно, у нас были в свое время какие-то дозированные, может быть, ограничения — мы говорили о том, что нельзя, что можно, какие-то выставляемые такие вот флажки. Но чем дальше, тем их было все меньше и меньше. Я имею в виду, дальше по возрасту, когда они взрослели. И в какой-то момент мы просто отпускали. Сегодня не отпустить невозможно, потому что сегодня все эти гаджеты — они зайдут в телефон и там могут увидеть, услышать все, что угодно. Это уже ограничению почти не подлежит, это уже их, так сказать, личная свободная жизнь, личное пространство.

Т. Ларсен

— Иммунитет.

Протоиерей А. Юревич

— Совершенно верно, Тань! Вот это слово, я думаю, ключевое. То есть мы всегда старались привить им иммунитет, дать им прививку от греха. Вот это очень важно. Потому что иначе невозможно. И мы всегда им говорили: «Ребята, все, что Вы имеете с детства, замечательно. Но имейте в виду: Вы выросли в среде — ну, вот это самое, «ДВР», «Дети верующих родителей», в среде православной. Но это не Ваш был выбор — Вы восприняли то, что мы Вам дали. А Вы когда-то должны будете совершить свой выбор. Когда-то Вы должны пережить эту самую встречу с Богом, эту встречу со Христом Вы обязательно должны пережить. И они жили в подростковом, юношеском, девическом возрасте, ожидая этого, понимая, что то, что они имеют, это еще далеко не все.

А. Пичугин

— А Вы бы готовы были воспринять любой выбор Ваших детей, если бы, скажем, в какой-то момент кто-то пришел и сказал: «Мама, папа, а вот мы смотрим на жизнь по-другому, и мы, например, не считаем себя христианами, православными христианами»?

Протоиерей А. Юревич

— А что значит «воспринять»?

А. Пичугин

— А Вы бы смогли принять этот выбор Ваших детей?

Протоиерей А. Юревич

— А как можно не принять? Что, проклясть их, что ли? Или что сделать?

А. Пичугин

— Ну, это очень важно.

Протоиерей А. Юревич

— Сказать: «Ты больше не мой ребенок»? Да нет, конечно.

А. Пичугин

— Очень важно то, что Вы сейчас говорите.

Протоиерей А. Юревич

— Ну, история не знает сослагательного наклонения. Смог бы я, вот мы с женой, или не смогли... Я не знаю, как бы мы на это отреагировали. Но, по крайней мере, мы постарались бы продолжать этих детей любить, молиться за них и сделать все для того, чтобы... То есть не смотреть на это спокойно, а сделать все для того, чтоб поменять ситуацию. Ну, кстати, не все так было безоблачно. В какой-то степени, некоторые кризисы — не кризисы веры, а кризисы, допустим, наших отношений, взаимоотношении, — они бывали с некоторыми из них. Они же все очень разные. У кого-то это все так достаточно гладко проходило, у кого-то витиевато, и кризис отношений поколений «отцы и дети» — да, он бывал. И мы старались выходить. Причем, в первую очередь, выходить не через то, чтобы их прессовать, а через то, чтобы меняться самим. И они даже говорили, вспоминая вот недавно... У нас был юбилей, и они вспоминали об этом, об этих некоторых кризисах и говорили: «Сначала мама — интересно, а потом папа — так изменились, что нам ничего не оставалось делать, как измениться самим!»

А. Пичугин

— Я понимаю, что Вы — священник, и, наверняка, Ваш круг общения, в основном, состоит из церковных людей? Или я ошибаюсь?

Протоиерей А. Юревич

— Нет, у нас довольно широкий круг общения, потому что я все время как-то в таком публичном пространстве присутствовал. И архитекторы, и художники, и артисты — ну, в общем, это такая, скажем, богема, которая, ну, сами понимаете, очень близко с миром страстей, так скажем. Поэтому люди совершенно разные и дома всегда бывали, и мы много где бывали, и они все это видели и общались. Им было это интересно, они познавали так мир. Но вот как-то они сохранились, слава Богу. Это если говорить о детях, о том, как дети вырастают в вере.

Т. Ларсен

— Получается, что у детей верующих родителей не больше шансов на то, чтобы остаться в вере, чем у неверующих?

Протоиерей А. Юревич

— Шансы есть, они очень сильно зависят от взрослых. От того, Как мы их поведем, как мы будем их вести? Потому что взрослый все-таки сам за себя отвечает — он даже по чину крещения сам за себя отвечает, а за детей — крестные родители. А взрослый человек понимает, что и как. Поэтому у взрослого, я считаю, его надо подводить ко Крещению. Вот то, что мы сейчас называем словом «оглашение», катехизацией. Это же исполнение повеления Христа, который послал Своих учеников. Конец Евангелия от Матфея: «Идите, научите все народы, крестя их и уча. Смотрите, слово «крестя» стоит в середине. «Вначале научите» и потом тоже «учите». То есть первое «научите» — это сделайте моими учениками, приведите их ко мне, дайте им начаток веры, начаток духа. Покажите им новую жизнь. Взрослый человек до крещения уже должен встретиться со Христом, он уже должен начать гореть, если он взрослым принимает крещение. Он должен этого глубоко захотеть. Он этого должен очень сильно желать, он должен иметь жажду и голод, и тогда креститься. К сожалению, у нас тоже это все получается из-за каких-то странных мотивов.

А. Пичугин

— Чтоб дети не болели...

Протоиерей А. Юревич

— Чтоб дети не болели...

А. Пичугин

— И я, за компанию.

Протоиерей А. Юревич

— Чтоб все в семье крещеные, страна православная...

А. Пичугин

— «В конце концов, страна православная, мы — русские люди, традиция у нас — быть крещеными».

Протоиерей А. Юревич

— Да, «мы русские люди, крестик мне повесят, он меня будет охранять, ангел-хранитель будет». Да это все правильно, да. Ну, а ты-то сам-то — что? Ты какое обещание Богу даешь служить Ему доброй совестью?

А. Пичугин

— Вот сейчас у нас уже сколько лет в Церкви практикуется система огласительных бесед.

Протоиерей А. Юревич

— Одна-две, в основном.

А. Пичугин

— Одна-две. То есть это практически ничего или хотя бы что-то?

Протоиерей А. Юревич

— Это хотя бы что-то, конечно. Но это очень мало. Вот даже, например, уже в этих документах о катехизации, об оглашении, там еще есть такие слова о покаянной беседе с теми, кто хочет принимать крещение, а вот это далеко не везде делается. То есть человек все-таки должен покаяться перед крещением во исполнение тех слов апостола Петра в день Пятидесятницы. Когда он свою проповедь совершил, его спросили: «А что ж нам теперь делать?» А он сказал: «Покайтесь, и да крестится каждый из Вас до прощения грехов Во Имя Иисуса Христа, и получите дар Святого Духа». То есть — первые покайтесь. Опять возвращается все к покаянию, к этой перемене. И вот это покаяние должно быть. Нас к этому покаянию никто не подводит. А потом — что получается? Человек покрестился, ему говорят: «Теперь Вы должны исповедоваться и причащаться».

Т. Ларсен

— Регулярно.

Протоиерей А. Юревич

— Регулярно. А исповедоваться — с какого момента? С момента крещения. Потому что там все Вам, в купели, простилось. Простите, а с какой стати? Так он же не покаялся во всем своем 20-, 30-, 40-, 50- и так далее –летней жизни. Не покаялся. Как это так? И он будет теперь дальше отцеживать комара после этого на каждой исповеди, а весь свой этот багаж огромный — он в нем не раскаялся. И никто этого даже от него и не требует. Поэтому вот этого переворота очень часто и не происходит. Я совершенно уверен, что человек после крещения должен... Еще такая одна есть большая проблема перемены — он должен оставить все так называемые плотские грехи, вот то, что в начале перечислял — пить, курить, материться, блудить и так далее. Ну, скажем, перечень Десяти заповедей Моисеевых. Вот это все должно уйти сразу, как отсечь. А некоторые, приходя... Вот я знаю людей, которые приходят на исповедь, ко мне вот даже иногда такие приходят и начинают в таких вот примерно грехах каяться. Я говорю: «Слушай, дорогой, так ты мне уже третий раз в этом каешься. А почему ничего не меняется-то? Давай-ка с этим бороться». Он говорит: «Ага, с какой стати? 80 процентов православных так живут». Вы представляете? Этот человек даже уверен, сам уверен в том, что здесь нет ничего страшного, что вот все так. Вот я слова передаю просто, ну, некоего гипотетического человека.

А. Пичугин

— Была такая книга в Интернете — она издана, наверное, и на бумаге тоже, а может быть, и нет — про жизнь и разные пертурбации, происходящие со священником. Ну, я так понимаю, что это основано на каком-то реальном опыте. И там описывается, как к нему, когда он уже служит там в женском монастыре, в глубинке, приходит на исповедь какой-то богатый человек, спонсор этого монастыря, и попадает впервые на исповедь к этому священнику. Ну, естественно, там содержание исповеди не приводится. Он чего-то там исповедуется... И дальше повисла тишина, он смотрит на батюшку и говорит: «Ну, читай давай разрешительную молитву-то — «Господь и Бог»!..» Тот говорит: «Да я-то прочитаю, мне не сложно, я-то прочитаю. Но ты вообще понял, что ты мне сейчас рассказал?» — «Ну, чего — рассказал? Я же исповедался — читай молитву. Так всегда бывает». Ну, вот это, наверное, показатель.

Протоиерей А. Юревич

— Ну вот это та самая «теплохладность», о которой, вообще-то, в «Откровении Иоанна Богослова» Господь в «Посланиях семи церквам» говорит: «Как если бы ты был холоден или горяч» (то есть явно выражен — враг Церкви или вот такой горячий христианин, как был апостол Павел), «но как ты тепел, изблюю тебя из уст Моих». Смотрите, какой образ, да? То есть он говорит: «Меня тошнит от таких — «тепленьких» таких, вот «никаких», равнодушных.

А. Пичугин

— Но, Вы знаете, это же такое получается — простите, конечно, — обобщение. Потому что — ну, хорошо, там, где-то человек выпивает, курит человек, что-то еще делает. Но это же не обязательно должно его полностью характеризовать как пропащую личность. Опять же, мы не знаем всего, что происходит с человеком. Может быть, он, там... Ладно, я сейчас не буду даже философствовать, что он может делать...

Т. Ларсен

— Пьет, чтобы не драться. (Смеется.) Да?

Протоиерей А. Юревич

— Или пьет, чтобы не блудить, заливает одну страсть другой.

А. Пичугин

— Мы же не знаем, что этот человек делает еще такого, в чем он, может быть, гораздо, в сто раз больше христианин, чем мы все вместе взятые. Ну, курит, да, ну, пьет, наверное...

Протоиерей А. Юревич

— Не, ну, конечно, и в пятериках есть даже такие вот про монаха всякие истории, немножко полуказусные. Но все-таки когда мы говорим о плотских вот этих грехах, скажем, то, ну да, может быть, такая зависимость — допустим, наркоман или глубочайший алкоголик, которому очень трудно от этого избавиться... В конце концов, мы что тогда, должны признать, что Бог бессилен в этих случаях?

А. Пичугин

— Не, ну почему же?

Протоиерей А. Юревич

— Он же силен все абсолютно переменить.

А. Пичугин

— Это предстояние человека пред Богом.

Протоиерей А. Юревич

— Я знаю людей, которые после крещения, после 36 — я даже запомнил, между прочим, этот возраст, так скажем — после 36-летнего курения по пять пачек в день они вот так сминали пачку, бросали, и больше ни одной сигареты в рот не брали. А им было уже лет за 40 далеко.

Т. Ларсен

— Ну, а это вот что? Это было чудо или?..

Протоиерей А. Юревич

— И знаю других, которые пытаются по одной вытаскивать из пачки и потихонечку вот так вот... То есть это опять речь идет о глубинном покаянии. Но все-таки рядом с фарисеем был мытарь, который бил себя в грудь, стоял в храме в той притче и говорил: «Боже, милостив буди мне, грешному!», и плакал слезно. Вот о чем речь идет — о глубине покаяния. То есть я-то привел в пример человека, который ну не кается в этом, что у него эти страсти, эти грехи.

Т. Ларсен

— А вот этот Ваш пример с тем, что человек отбрасывает пачку — и больше ни одной сигареты, это Божье чудо, или это все-таки усилие человека?

Протоиерей А. Юревич

— Это совместно. Это, конечно, некая синергия, скажем. Это и воля человека, но это и воля Божья. Господь всегда откликается на посыл, от человека идущий. То есть любовь Божья изливается, но мы свою любовь должны Ему сначала, а потом уже сможем усвоить Его... Он же говорит: «Я стою и стучу. Отвори дверь — Я войду». То есть человек должен сделать некое усилие, и вот этим усилием он открывает путь для того, чтобы Господь начал действовать. Чтоб открыть дверь, окно, форточку, надо сделать усилие. Чтобы отворить свое сердце Богу через покаяние, надо сделать усилие. А дальше — а дальше вся жизнь. Потому что все-таки... Даже, например, в «Послании к римлянам апостола Павла» он там начинает рассуждать о том, как законы... как действует грех. И он даже говорит: «Вот то, что я хочу делать доброе, не делаю, а то, что не хочу делать злое, делаю». Это что такое значит? Хотя он говорит: «Мы имеем духа Божьего как начало нашей жизни во Христе». Но все-таки вот так. И мы, говорит, спасены в надежде. То есть мы надеемся на то, что рано или поздно это все наше исцеление от этих внутренних страстей произойдет. Всякий человек всю жизнь, я совершенно уверен, должен будет бороться со своим эгоизмом, со своей гордыней как началом вообще всех страстей, с тщеславием, честолюбием, завистью, раздражением, гневом, иногда даже яростью. Завистью... Я сам с этим со всем борюсь, хотя я вот Вам сейчас вещаю долго уже о том, как должно быть это преображение. Постоянно происходит борьба. Потому что вот эта ветхая природа в нас, этот ветхий человек — он все время дает о себе знать. Потому что «сатана с Богом борется, а поле битвы — сердце человеческое, как Достоевский сказал». Но здесь очень важно, кто ты. По отношению к сатане человек может быть как бы в трех состояниях — он может быть его друг, он может быть его раб и он может быть его враг. Друг — это который даже не задумывается, он совершенно спокойно, нормально живет вот в этом мире зла и такой же — весь от мира. Раб — это который «ну, вроде бы, как бы вот и хорошо бы, но это же надо какие-то усилия делать...»

Т. Ларсен

— «Не могу».

Протоиерей А. Юревич

— «Не могу и не хочу». А враг — это который все: «Не буду». Вот как блудный сын говорит: «Встану и пойду!» И он встал и пошел: «Не буду!»

А. Пичугин

— Протоиерей Андрей Юревич, клирик храма святителя Иннокентия Московского в Бескудниково — воскресным вечером на Светлом радио.

Т. Ларсен

— Мы говорим о жизни с Богом. Давайте все-таки порассуждаем о том, как выглядит человек, который открылся, который переменился, который впустил в свою жизнь Бога. И каким образом он понимает, по каким признакам, что он живет со Христом, и как ему надо действовать, чтобы не потерять ему эту синергию, о которой Вы говорили?

Протоиерей А. Юревич

— Хм... Интересный вопрос — по каким признакам можно самому понять, что ты со Христом.

Т. Ларсен

— Ну как? Ну, человек может годами ходить, молиться и все равно при этом, если ты его спросишь: «А вот ты чувствуешь молитву свою, ответы? Ты же верующий человек», человек может сказать: «Ну, не знаю. Я вот хожу, молюсь».

Протоиерей А. Юревич

— Вы знаете, сказать... вот чтобы мне сказать, что «я со Христом», это может так выглядеть достаточно самонадеянно. Скажут: «Ничего себе, дает батюшка — вот сам про себя свидетельствует — «я со Христом»! Это еще надо посмотреть!» Но сказать, что «я без Христа» — я никогда этого не скажу, потому что тогда я отрекусь от Него. Я стремлюсь к Нему! Я вот как та кровоточивая женщина, которая через толпу пробивалась и думала про себя: «Если только дотронусь до одежды Его, тогда исцелею!» Или та блудница, которая плакала, омывала слезами и вытирала волосами — вот прикоснуться к нему, оплакивая себя. Вот в этом смысле — да, я со Христом. Или как слепой, допустим, Вартимей кричал: «Иисусе, сыне Давидов, помилуй меня, исцели, я слеп!» Или как Петр, который, утопая, крикнул: «Господи, помоги мне!» То есть я все время говорю: «Верую! Помоги моему неверию, моему маловерию!» Но я же молюсь! Но я же разговариваю со Христом! Молитва — это разговор. Я к Нему обращаюсь, я Его славлю, хвалю, я перед Ним поклоняюсь. Я Его благодарю, я Его прошу. А дальше — дальше уж так — с искренним Господь поступит искренно, с милостивым — милостиво, может, с чистым — чисто, а с лукавым — по лукавству его. То есть если я искренен с Богом, то Он со мной будет тоже искренен. И по этим признакам можно понять, что я на пути, по крайней мере. Вот я на пути. Потому что если ты будешь самоуверенный — «я с Богом, я с Христом», то тут же в фарисейство попадешь. А если вообще об этом думать не будешь, то будешь тем самым теплохладным, про которого Господь сказал: «Изблюю тебя из уст Моих».

Т. Ларсен

— А что такое богооставленность, в таком случае, и почему она происходит?

Протоиерей А. Юревич

— Ну, я думаю, по двум причинам. Первая — это, конечно, падение в какой-то грех, и результат просто иначе быть не может, потому что Господь рядом с грехом несовместим, Он в чистоте должен жить. А второе — это некое, может быть, испытание, воспитание. Вот что-то подобное об этом рассказывал, допустим, Силуан Афонский, когда вот он все время молился. Может быть, это и у Серафима Саровского происходило, когда он тысячу дней молился на камушке — может быть, некое ощущение. И потом, я бы сказал так: богооставленность — это, может быть даже, еще и желание перейти на новую степень отношений с Богом. Это даже не вполне как бы оставленность, а, скажем, вот я усвоил свои уроки, я как бы все здесь, на этом уровне освоил и немножко пришел в какое-то уже состояние — ну вот куда дальше-то? Застоя, скажем, такого духовного. И здесь, может быть, тоже начинается чувствоваться какая-то вот оставленность. Может быть даже, Господь дает е почувствовать для того, чтобы в человеке открыть жажду идти дальше, следующих каких-то уже открытий. Идти вперед. В этом смысле тот же самый преподобный Серафим Саровский говорил, что цель жизни христианина — стяжание Духа Святого, да? Это что значит? Все больше и больше пополняться Святым Духом и идти все дальше и дальше, выше и выше. Смотрите, мы довольно часто читаем в пятериках — умирает какой-нибудь святой старец и говорит: «Поверьте, братья, где сатана, там и я буду». Они ему говорят: «Отче, да ты уже светишься! О чем ты говоришь!» Но ведь это же совсем другое, точки отсчета разные! Люди-то видят со стороны его и оценивают, а он-то видит себя изнутри! Почему? Потому что в свете божественной благодати, которая изливается на него, пятнышко, которое на нем стоит, оно его так сокрушает, оно ему кажется... расплывается у него в сознании и кажется ему огромной черной дырой, в которую уходит все, что у него есть. И он от этого страдает. То есть совсем другие представления.

Т. Ларсен

— Ну, то есть, получается, что чем, грубо говоря, более духовно человек развит, тем больше шансов у него ощутить богооставленность?

Протоиерей А. Юревич

— Не то, чтобы богооставленность, а, скажем, круг знаемого и незнаемого. Чем я меньше знаю, тем меньше круг...

Т. Ларсен

— ...лучше сплю. (Смеется.)

Протоиерей А. Юревич

— Это да, мы так говорим, да. Тем меньше круг, и, значит, у этого круга меньше точек соприкосновения с внешним. Чем больше круг — тем больше точек соприкосновения. И кажется, что все — я вообще уже ничего не знаю, ничего не могу, ничего не умею. То есть чем дальше человек духовно растет, тем иногда у него кажется, что того, что он еще не познал, и того, что вовне, и того, что, может быть, плохо в нем самом, гораздо больше.

Т. Ларсен

— Тем больше у него сомнений?

Протоиерей А. Юревич

— Да, да. То есть человек копает в глубину, и открываются новые слои. Вот мы вначале срезаем просто дерн. Потом смотрим — там песок. А под песком — глина, под глиной — гравий, а под гравием — скала, скальный грот. И все труднее и труднее копать в себе внутри и копаться, так скажем, до середины, до Бога. Потом просто отбойный молоток надо уже брать. То есть это постоянный труд, и чем дальше, тем больше. Жизнь во Христе — это всегда труд. А некоторые вообще сравнивают с войной духовную брань. Никодим Святогорец, да? Духовная брань, то есть война. Мы постоянно воюем. Мы должны, по «Посланию к эфесянам» апостол Павла, вовлекаться во всеоружие Божье. И там перечисляется, что мы должны иметь — какие щиты, какой меч духовный — Слово Божие, которым разить. То есть это всегда такая жизнь нерасслабленная. Никогда нельзя считать, что ты чего-то достиг, и все, и ты успокоился. Нет! Ну школа-то какова?

А. Пичугин

— Так это же в любом деле так.

Протоиерей А. Юревич

— После первого класса — второй класс, после второго — третий. И так далее. Десятый, одиннадцатый. Потом вуз, потом аспирантура, потом докторантура. И всю жизнь мы должны учиться, и всю жизнь мы должны воевать. А некоторые считают: «Все, я воцерковлен — и на этом точка. И замечательно, и я вот живу».

Т. Ларсен

— Ну, тогда очень сложная получается схема. То есть, с одной стороны, ты должен все время учиться и духовно расти, с другой стороны, чем больше ты духовно растешь, тем больше ты понимаешь, что ты ничего не понимаешь. И при этом ты должен стяжать смирение, как-то... какой-то мирен дух, в котором ты обязан пребывать, если ты хочешь быть христианином. И это все очень как-то, в моем представлении, довольно сложно между собой сочетается.

Протоиерей А. Юревич

— Господь все это как-то свести вот в какой-то хороший такой микс, в такой хороший салат, вкусный — Он все как-то это блюдо сготовит. Ну, а как это не сочетается? Ну, а если вот иногда Бог просто открывает, и вдруг ты понимаешь: «Ой, а я же ведь в юности так сильно обидел человека! А я даже об этом не думал!» И начинаешь искать этого человека по каким-то своим старым друзьям, искать телефоны, чтобы попросить у него прощения, потому что это начинает болеть твоя совесть. Или ты лезешь на книжную полку за какой-то книгой и вдруг находишь книгу: «Ах, мамочки, а я же эту книгу когда-то у кого-то заиграл!» И отдай ее назад. Или мало ли что еще! Или просто вдруг ты понимаешь, что ты тщеславный человек, когда ловишь себя на том, как тебе нравятся аплодисменты, когда тебе говорят комплименты, когда тебе руку целуют, как священнику, или еще что-то. Вот до сих пор было закрыто и потом вдруг открылось, и ты понимаешь, что это так. И чем дальше, тем все больше и больше открывается что-то. Надо над этим, вообще-то, задумываться, надо как-то быть очень чутким, чтобы в себе постоянно что-то находить для своего совершенствования. А Дух Святой разливается сам собою. Чем больше мы над собой думаем, как бы более открыты... Открываться, конечно, перед Богом... Тут очень много путей духовной жизни. Это тогда надо говорить о путях уже таких внутренних, я бы сказал, аскетических даже — внутренней, сокровенной, такой сердечной духовной жизни. Здесь, конечно, есть еще рост и в молитве обязательно, потому что молитвы есть такие начальные, первичные, простые, а есть все-таки уже достаточно высокие молитвы. Посмотрите, например, Молитва Оптинских старцев — ведь там все прошения, в полной молитве «Двенадцати», там нет никаких практически просьб — «дай что-то!», вот конкретное.

Т. Ларсен

— Мне лично.

Протоиерей А. Юревич

— Да, мне лично или кому-то там из моих знакомых. А там, например: «Открой мне Твою волю!», «Научи меня тому же самому смирению, терпению», «Научи принять все, что будет в этот день, как Твою волю» и так далее. Это же какие потрясающие вещи! Надо дорасти еще до этого! Иоанн Кронштадтский молится: «Господи, имя Тебе — Любовь, не отвергни меня, заблуждающегося!» И так далее. «Имя Тебе — Сила, Свет, Милость»... Он просто констатирует факт. Он предстоит перед Богом в благоговении, ужасе, потрясении, радости, восторге одновременно. Это же какая глубокая молитва! А у нас что? Предначинательная молитва так называемая: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе!», тра-та-та-та-та — и дальше сразу: «Господи, дай мне здоровья, детям — успех, решение вопросов на работе», еще, там, что-то — и все.

Т. Ларсен

— В общем, как часто мы заключаем в этой студии, жизнь в Боге — это «держи ум во аде и не отчаивайся».

Протоиерей А. Юревич

— Не забывай о Царствии Небесном!

Т. Ларсен

— Спасибо огромное! У нас в гостях был протоиерей Андрей Юревич. Всем хорошего воскресного вечера!

А. Пичугин

— До свидания!

Т. Ларсен

— До свидания!

Протоиерей А. Юревич

— До свидания!