Лидия Чуковская. «Софья Петровна» - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Лидия Чуковская. «Софья Петровна»

* Поделиться

1 (1)Прежде, чем мы с вами услышим первую «закладку», мне хочется сказать два слова. Повесть Лидии Чуковской «Софья Петровна», – небольшое сочинение об исполнительной работнице машбюро конца 1930-х, ленинградке, у которой неожиданно арестовывали откомандированного на Урал сына-инженера, была написана, что называется, «там и тогда». То есть это единственная русская проза, написанная о безумии тридцатых, об эпохе «сталинских чисток» – в тридцатые же. Об этом следует знать и помнить.
Публикации этой вещи в России автору пришлось ждать почти полвека.
Голос Лидии Чуковской, читающей фрагменты повести в начале 1990-х у себя дома в Москве, под громкое – как вы услышите – тиканье часов, – сохранился каким-то чудом: Лидия Корнеевна не любила записывающие устройства.

«Было уже совсем светло. Беззвучно, с поразительной дружностью, на Литейном мосту погасли фонари. Нева была завалена кучами грязного, желтого снега. "Наверное, сюда снег свозят со всего города", – подумала Софья Петровна. Она обратила внимание на большую толпу женщин посреди улицы. Одни стояли, облокотившись на парапет набережной, другие медленно прохаживались по панели и по мостовой. Софью Петровну удивило, что все они были очень тепло одеты: поверх пальто закутаны в платки и почти все в валенках и в калошах. Они притоптывали ногами и дули на руки. "Видимо, они уже давно тут стоят, если так замерзли, – размышляла от нечего делать Софья Петровна, – а мороза-то нет, снова тает". У всех этих женщин был такой вид, будто на полустанке, много часов подряд, они ожидали поезда».

Скоро, очень скоро Софье Петровне предстоит узнать, кто они – все эти закутанные в платки женщины, ожидающие, пока откроется то или иное заветное окошечко и станет ясно, закончено ли следствие, выслан или не выслан, можно или нельзя передать вещи и деньги… Очень скоро Софья Петровна сможет считать себя здесь уже почти «своей», если бы не – выражаясь сегодняшним языком – неприятный статус всех этих людей, стоящих сзади и впереди неё.
Тех самых, через чьи плечи она иногда заглядывает в свежие газеты, полные статьями о новых и новых «врагах народа».

«…Подсудимые подробно рассказывали про убийства, про отравления, про взрывы – и Софья Петровна была возмущена вместе с прокурором. “Это как называется?” – со сдержанным негодованием спрашивал у подсудимого прокурор. “Подлость!” – сокрушенно отвечал подсудимый.
Нет, Софья Петровна недаром сторонилась своих соседок в очередях. Жалко их, конечно, по-человечески, особенно жалко ребят, – а все-таки честному человеку следует помнить, что все эти женщины – жены и матери отравителей, шпионов и убийц».

А это был голос народной артистки Ии Савиной, которая когда-то читала «Софью Петровну» по радио в «перестроечные» годы.
Потерявшей работу, стремительно постаревшей женщине, на чью комнату уже нацелились соседи по коммунальной квартире; матери, твёрдо знающей, что у нас «зря не сажают», что недоразумение вот-вот прояснится и её Колю (чья фотография еще вчера была в газете) – торжественно вернут домой с извинениями, вдруг сообщают, что сын сознался в своих злодеяниях и получил двадцать лет «дальних лагерей».
Земля уходит из-под ног.
В конце повествования Софья Петровна сжигает чудом пересланное и чудом полученное ею письмо от сына с просьбой о скорых хлопотах («мамочка, меня бил следователь Ершов и топтал ногами»). Сжигает, чтобы не сделать хуже и ему и ей (как когда-то и саму Чуковскую, героиню повести позабыли выслать из города).

[И.С.] «…Оно горело, медленно подворачивая угол, свертываясь трубочкой. Оно свернулось совсем и обожгло ей пальцы. Софья Петровна бросила огонь на пол и растоптала ногой».
[Л.Ч.] «Ноябрь 1939 – февраль 1940. Ленинград»

Дальний потомок гоголевской «Шинели» и антипод горьковской «Матери» – повесть Лидии Чуковской не только о добровольном самоослеплении «соборного» советского человека, для меня она ещё и о незаметно-добровольной утрате в себе того, что названо по Писанию «образом и подобием». Добавлю ещё, что, кажется, помимо собственной воли, автор всё-таки жалеет свою несчастную героиню, это слышится, и это тоже важно.
Датировка же под этой несомненной притчей, этим великим художественным свидетельством, – сообщает нам, повторюсь, куда больше, чем просто о времени написания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем