«…Я, можно сказать, была очень невлюбчивая. А богатые много заглядывали. Только я не хотела, например, за богатого замуж, потому что у меня ничего не было. У меня двое штанишек было и рубашечка – или одна, или две. Ну, лапти, может. И всё. Не, косы у меня были! Косы у меня хорошие были.
У меня красота была, все было на месте, и за мной много-много гонялись ребята, много. И журналисты мне находились. Переделкино-то – это же журналистика.
Я на танцы пошла, и журналист ко мне привязался. Ну, познакомилися, через три дня назначили с ним свидание, он привел мене к своим друзьям к журналистам. Привел меня – а там здание-то большо-ое такое!.. двор большо-ой такой!.. Ведет, а я боюся!.. Он привел, а там сидят нога за ногу, культурные такие, красивые, разукрашенные, курят!
Я посмотрела: нет, это мне не годится. Ну, я как-то туды, сюды и за поворот. Он-то думал, может, я в туалет, или мало ли я чего. А я выбежала – как дунула бегом! А он кричал-кричал, а я бегу-бегу – а потом уже калитку открыла, закрыла калитку и помахала рукой. И всё, и на этом конец».
Это был голос писателя Антона Понизовского. Звучал фрагмент из его дебютного романа «Обращение в слух», из книги, вызвавшей довольно бурную реакцию, как читателей, так и критиков.
Меня эта книга тоже сильно взволновала.
…В отеле швейцарского городка четверо соотечественников горячо беседуют о самом главном и больном, о русской душе. В компании – два гуманитария. Один – правда, бывший ученый, а ныне – состоятельный интеллектуал-западник, застрявший в гостинице после катания с гор; другой – явно человек верующий, капельку не от мира сего, обрабатывает для западного лингвистического проекта аудиозаписи исповедальных монологов тех или иных жителей России.
Тех, кого принято называть «обычными», «простыми людьми».
И еще здесь две женщины: юная, случайная, загадочная Лёля и зрелая, жена западника – Анна.
Разговаривают все эти люди под прослушивание тех самых аудиозаписей.
Есть у романа и пятое действующее лицо – Достоевский, который явлен и в бесконечном поминании имени, и в цитировании, и в споре-разборе. …И даже – в проекции героев оттуда – на героев отсюда. Ну, то есть, как если бы схватились Федор Карамазов и Смердяков в одном лице (западник-бизнесмен Белявский) с князем Мышкиным и Алёшей Карамазовым (филолог Федор) – в другом.
Повторюсь, всё густо пронизано историями из жизни, (в основном, очень горькими и даже страшными).
Впрочем, вы-то сейчас слышали короткую и невинную.
В самом конце романа филолог Федор говорит открывшейся ему Лёле – самое своё главное, заветное. Он шел к этой главной своей догадке мучительно-долго, шёл-шёл и дошёл.
«Эти истории, которые нам рассказали, вообще все эти люди – такое богатство. Такая сказочная пещера. Как будто приданое нам с тобой. Все живые.
А мы их не слышали. Мы их перебивали, пытались их интерпретировать, объяснять. Мы жалели их. А я теперь думаю: может быть, даже не надо сразу жалеть. Чуть попозже: жалеть, возмущаться, сочувствовать – но сначала услышать. Такими, как есть.
Это самое важное: не такими, как хочется, не придуманными – а такими, как есть. Просто слушать. Заставить себя замолчать».
Я уже говорил, что в наше совсем не литературное время книга Антона Понизовского «Обращение в слух» встряхнула многих.
Одним из первых её, еще в рукописи, читал литератор Виталий Каплан. В его отзыве есть особенный пассаж. «Автор не столь наивен, чтобы предлагать читателю ту или иную форму её разгадки русской души. Разгадки нет, но проговорены вещи, может, даже более важные, чем сама эта разгадка. Например, что такое подлинная любовь, в чем заключаются прощение и понимание, можно ли воспринимать спасение и погибель в черно-белой, двоичной логике; является ли посмертная судьба человека – простой суммой его грехов и добродетелей, или все сложнее…»
«И что еще для меня важно, – говорится в том отклике, – “Обращение в слух” разрушает незримую, но вполне реальную границу между мирами литературы православной и светской».
Признаться и для меня, это было и остается крайне важным. Не говоря о том, что в лицо собственному народу нам с вами удается взглянуть не так уж часто.
Не говоря – услышать.
Храм в честь святых царственных Страстотерпцев в Сарове
Семья Святых Царственных Страстотерпцев на многие века стала для русской истории, для каждого человека, живущего на нашей земле, примером веры, любви, верности и служения. Каждый храм, построенный в их честь, в воспоминание их подвига, несет в себе эту высоту и святость. Все, кто приобщаются к их памяти, незримо вступают под их покров и защиту. Храм, созданный в Сарове, стал для города, где куется ядерный щит России, местом соединения в одну большую русскую семью всех самых лучших и сокровенных наших надежд и чаяний. Он стал семейным для многих жителей города Сарова, и для всех тех людей, кто захочет мысленно войти под его своды, созданные с большой любовью к семье последнего российского императора Государя Николая II. Здесь делается так много, чтобы последующие поколения, наши дети, обрели сильную веру, идеалы чистоты и милосердия, выросли настоящими православными тружениками на ниве созидания будущего нашего Отечества.
Купятицкая икона Божией Матери
Купятицкая икона Божией Матери представляет собой равноконечный медный крест двенадцать на двенадцать сантиметров. На одной его стороне изображена Пречистая Дева с Младенцем на руках, на другой — Распятый Христос. Так неизвестный автор произведения подчеркнул причастность Богородицы к Крестному подвигу Спасителя. Округлые концы Распятия украшены медальонами с изображением ангелов.
Необычная реликвия была явлена в двенадцатом веке в белорусском селе Купятичи. Оно находится в Брестской области, в десяти километрах от города Пинска. Согласно преданию, образ обрела в лесной чаще крестьянская девочка Анна. Икона, укреплённая на дереве среди ветвей, источала яркое сияние. Отроковица принесла находку домой и спрятала в сундук. Но утром креста на месте не оказалось! Девочка вновь нашла его в лесу, на том же самом дереве. Возвращение образа повторилось трижды. Анна рассказала о происшествии взрослым, и жители Купятич построили на месте явления церковь, посвящённую Божией Матери.
Этот храм сгорел во время монголо-татарского нашествия в середине тринадцатого века. Купятицкая икона уцелела в огне. Её нашел на пепелище в конце пятнадцатого столетия странник-богомолец по имени Иоаким. Образ крестным ходом перенесли в церковь, построенную на новом месте. Для святыни изготовили позолоченную оправу из серебра.
В семнадцатом веке при храме в Купятичах был основан православный монастырь. В 1655 году в обители произошёл конфликт между православными и сторонниками объединения с католиками. Несколько монахов переселились в Киев и перенесли с собой Купятицкую икону Божией Матери. Они записали историю явления чудотворного образа и издали её в типографии Киево-Печерской лавры. Образ Пресвятой Богородицы, найденный в двенадцатом веке в белорусском лесу, стал широко почитаем. Про этот медный крест говорили, что он мал размером, но велик чудесами.
До двадцатого века Купятицкая икона пребывала в Киевском соборе Святой Софии. После революции 1917 года реликвия была утрачена. В селе Купятичи сохранилась деревянная копия древней реликвии, изготовленная в семнадцатом столетии. Как и первообраз, этот список Купятицкой иконы Божией Матери почитается чудотворным. Помолиться перед ним в маленькое белорусское село ежегодно приезжают тысячи паломников.
Все выпуски программы Небесная Заступница
Коневская икона Божией Матери
История Коневской иконы Божией Матери связана с именем преподобного Арсения. Святой родился в Новгороде в четырнадцатом веке. В юные годы принял монашество, отправился на Афон и прожил там несколько лет в одном из монастырей. А потом получил благословение от своего наставника вернуться в Россию и основать новую обитель. В дорогу старец благословил Арсения иконой Божией Матери.
Образ, полученный новгородским подвижником на Афоне, соответствует иконописному типу Одигитрия, что означает Путеводительница. Богородица на изображении одной рукой обнимает Своего Божественного Сына, а другой указывает на Него, как на истинный Путь спасения. Есть у иконы со Святой горы и отличие от канонического варианта. Младенец Христос держит в руках не свиток, а белого голубя — символ Святого Духа.
В пути преподобный Арсений молился перед образом Небесной Заступницы. Монах верил, что Богородица сопровождает его и поможет выбрать место для будущей обители. Он поселился в Карелии, на острове Коневец посреди Ладожского озера. Эти глухие места населяли язычники. Они поклонялись огромному идолу — конь-камню. Арсений старался искоренить идолопоклонство. Он рассказывал островитянам о Христе, а по ночам слёзно просил за них Богородицу.
Через некоторое время просвещение принесло свои плоды — жители острова оставили языческие предрассудки, а многие пожелали стать учениками преподобного. На острове образовался монастырь в честь Рождества Богородицы. Главную его святыню — икону, привезённую с Афона, стали именовать Коневской. Перед этим образом монахи молились во время шведских вторжений, которые случались неоднократно на протяжении веков. И Небесная Заступница спасала обитель от разорения. Коневскую икону стали почитать в народе, как чудотворную.
В 1940 году, во время советско-финской войны, Рождество-Богородичный монастырь серьёзно пострадал, многие монахи погибли. Те, кто уцелел, эвакуировались в Финляндию и вывезли с собой Коневскую икону Пресвятой Богородицы. Сейчас реликвия находится в Ново-Валаамском монастыре в финском местечке Хейнявеси.
Все выпуски программы Небесная Заступница