"Театр Шмелева". Светлый вечер с Виталием Салтыковым и Ильей Гавриленковым (11.05.2017)

У нас в гостях были основатель «Театра имени Шмелева» Виталий Салтыков и актер этого театра Илья Гавриленков.

Мы говорили о литературном наследии Ивана Шмелева, о духовных смыслах в его произведениях, а также о том, как и для чего появился театр имени этого писателя.

---

В. Емельянов

— Здравствуйте! Это программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер. В нашей студии сегодня гости, с которыми мы заочно знакомы очень давно, но вот познакомились буквально за руку только что. Дело в том, что есть в Москве такой театр с нестандартным названием — он называется «Театр Шмелева». Не очень понятно, может быть, на первый взгляд, как это театр может быть театром Шмелева, когда театр Чехова или театр Горького, или театр Пушкина...

В. Емельянов

— Или театр Сладкого...

А. Митрофанова

— ...Сладкого, Моченого, Соленого — какого угодно!

В. Емельянов

— Да, почему не Куприн, не Бунин, не Мережковский — да мало ли русских писателей? Почему именно Шмелев?

А. Митрофанова

— Вот, а именно Шмелев. Вот об этом обо всем мы будем говорить с руководителем Театра Шмелева — актером, режиссером, телеведущим и руководителем студии «Эквилибриум» Виталием Салтыковым... Добрый вечер, Виталий!

В. Салтыков

— Добрый вечер!

А. Митрофанова

— И еще у нас в студии актер Театра Шмелева — Илья Гавриленков...

В. Емельянов

— Илья Гавриленков. Здравствуйте, Илья!

А. Митрофанова

— ...который тоже нам расскажет, как он во всю эту историю попал, я надеюсь.

И. Гавриленков

— Добрый вечер!

В. Емельянов

— Ну, давайте начнем по порядку, именно с первого вопроса: почему не Мережковский, почему не Бунин, почему не Куприн, почему не... почему, почему еще можно назвать огромное количество народу.

А. Митрофанова

— Нет, здесь, на самом деле, вопрос в том... Да, действительно, писателей много, но Шмелев — те, кто читали его тексты, понимают, что он абсолютно не постановочный, на мой взгляд, наверное. Хотя то, что Вы с ним делаете... Я видела один Ваш спектакль. Мы с Вами тогда еще не были знакомы, но я его видела и подумала: надо же, как хорошо! Как хорошо, как минималистично при этом и как это ярко! И назывался он — «Шмелев. Редкости. Мел». Вот три слова, которые пишутся через точку и объединены одними кавычками. «Шмелев (точка). Редкости (точка). Мел». Теперь есть еще один спектакль, который называется «Шмелев. Редкости. Бумага». Дальше там напрашиваются «карандаш, огонь, вода»...

В. Емельянов

— Краски.

И. Гавриленков

— Много вариантов!

А. Митрофанова

— Много вариантов! (Смеется.)

В. Салтыков

— Много вариантов — песок, соль, воздух, вода.

А. Митрофанова

— Виталий, расскажите, почему все-таки Шмелев. Ведь он действительно — это такие тексты, которые трудно представить себе в качестве каких-то сценических работ.

В. Салтыков

— Ну вот Вы мне задали сразу...

А. Митрофанова

— ...сто пятьсот вопросов, как мы любим.

В. Салтыков

— ...трех вопросов... Я постараюсь выкарабкаться. Ну, почему Шмелев, почему Театр Шмелева? Вы понимаете, выбор названия для театра — это как, помните, в мультике про капитана Врунгеля...

А. Митрофанова

— «Как Вы яхту назовете, так она и поплывет».

В. Салтыков

— ...как Вы яхту назовете... Мы очень долго с этим вопросом, ну, не то, чтобы мучились, но как-то так ожидали окончательного решения. И я специально вынес этот вопрос на общее суждение, продекларировав тем самым, что в нашем театре такие вот судьбоносные вещи принимаются коллегиально. То есть я в этом случае как бы отрицаю всякое авторитарное поведение со стороны режиссера или руководителя. Тем не менее, почему Шмелев? До этого была, кстати говоря, «Черная курица». Да, театр «Черная курица». И многие приходили к нам, думая, что мы театр «Черная курица». Про Черную курицу я чуть попозже расскажу, она...

А. Митрофанова

— ...еще более локальная история — «Черная курица».

В. Салтыков

— Да. Кстати, «Черная курица» — это когда-то придумал нам название Слава Полунин, который привел меня в позапрошлом году в цирк...

А. Митрофанова

— Вы работали вместе с Полуниным?

В. Салтыков

— Да, мы вместе со Славой Полуниным открывали Цирк на Фонтанке после ремонта. Мы с ним поработали, и я...

А. Митрофанова

— Так, Вы об этом нам еще отдельно расскажете. Цирковое пространство — это другая вселенная какая-то. Там свои законы, там все...

В. Салтыков

— Это очень интересное пространство, это действительно вообще... отдельная галактика такая.

А. Митрофанова

— Ага, так. Так возвращаясь к «Черной курице» и Шмелеву...

В. Емельянов

— Мне нравится название.

В. Салтыков

— «Черная курица»? И мне очень нравится. Мне очень нравится, понимаете, потому что Черная курица — это некий проводник в какой-то невидимый мир.

А. Митрофанова

— Сталкер такой.

В. Салтыков

— Да, Сталкер. А мы действительно сталкеры в этом плане, взявшись вообще за Шмелева и вывесив фамилию Шмелева на вывеске у себя. Понимаете, тут, на самом деле, «Черная курица» — она осталась, но это проект будущего. А Шмелев нас, так сказать, объединил в окончательном решении, потому что Шмелев, кстати говоря, в отличие от всех перечисленных Вами имен и фамилий... Можно по-разному анализировать, оценивать, так сказать, с точки зрения литературы, литературных образов, способа изложения, мыслей, целеполагания. Но — вот не знаю, как для кого, — для меня Шмелев это писатель, который вложил в свое творчество столько любви, что, пожалуй, для меня это номер один. Понимаете, вот Шмелев — это как некий образ русского пишущего интеллигента, который вот вложил душу в свою творчество.

А. Митрофанова

— Но они все вкладывали душу. Все вкладывали.

В. Салтыков

— Вкладывали, да, вкладывали. Но я не знаю, почему...

А. Митрофанова

— Без исключения.

В. Салтыков

— Знаете, я вот Вам рассказывал до эфира о том, что когда я впервые взял текст Шмелева, я, честно говоря, сильно озадачился и подумал: «Ну зачем вот это вот сейчас мне нужно учить?» Это когда вот мы снимали с Наташей Родомановой — спасибо ей огромное. В принципе, она-то меня и познакомила со Шмелевым.

А. Митрофанова

— Это наша коллега из Петербурга, замечательный журналист, да.

В. Салтыков

— Да-да. Я с трудом вообще так себя заставил — думаю: ну, Боже мой, ну, Шмелев, ну ладно. Давайте посмотрим, что это за Шмелев. И начал учить. А потом начал говорить. А когда начал говорить, обнаружил какую-то удивительную музыку, которая во мне стала звучать с возникновением текста Шмелева. Ажурная... Я понял, что я так не говорю. И вообще мало кто так говорит. И это вообще вот шмелевская... Феномен Шмелева в том, что он в этих строчках своих как-то запечатлел вот эту музыкальность, какую-то душу, гармонию какую-то, удивительная какая-то ажурность такая у него, понимаете. И так тепло от этого и легко... И все это творчество пропитано любовью. Для меня вот это главный критерий, который, в конце концов, победил. И я принял решение совместно с ребятами, что театр наш будет называться Театр Шмелева.

А. Митрофанова

— Я не знаю, как Вы это делаете — я же была у Вас на одном спектакле и видела, как звучит этот текст и как он работает. Это действительно производит какое-то магическое впечатление на зрителя, Что для этого нужно было предпринять, я не знаю, потому что вспоминаю свои ощущения еще школьные от первого соприкосновения со Шмелевым — не взрослые, когда уже в сознательном возрасте я его перечитала и открыла для себя «Солнце мертвых» — страшную книгу, невероятно страшную... Я, например, своим студентам не рискую ее задавать читать — просто потому, что понимаю, среди них есть еще не вполне окрепшие... Они визуалы тоже все, сразу начинают себе всякие подробности представлять и так далее...

В. Емельянов

— Это сколько им лет-то?

А. Митрофанова

— Ну, 17-18, Володь, ты меня уже спрашивал.

В. Емельянов

— Ничего себе! Я «Яму» в 15 прочел.

А. Митрофанова

— Ну, это ты. Это ты. А я, например, когда задаю им «Доктора Живаго», я им говорю: «Вот есть там такая глава 12-я, часть 12-я. Вы ее... Если кто-то из Вас смотрит кино так же, как информация, спрятавшись головой под одеяло от страха, где какие-то страшные сцены, Вы ее читайте по диагонали, не вчитывайтесь в это». То есть это действительно... Вот у Шмелева тоже «Солнце мертвых» — это тяжелая история. Но просто как Вы это сделали так, что у Вас этот текст зазвучал, так, что у Вас вот это возникает ощущение какого-то невероятного... я даже не знаю... какого-то микромира, в который ты попадаешь, как Алиса в Кроличью нору — вот ты проваливаешься туда, и там начинается свой космос, Что Вы сделали, я не знаю. И можно ли это, наверное, как-то описать словами? Сможете ли Вы ответить на этот вопрос? (Смеется.)

В. Емельянов

— Я вот всегда думаю: а зачем это делать, на самом деле?

А. Митрофанова

— Да, не нужно, наверное, этого делать.

В. Емельянов

— Мне кажется, что нет. Представляешь, это вот... У меня сразу в памяти монолог героя Билла Мюррея — если Вы помните, фильм «Тутси» был в свое время...

В. Салтыков

— Да, да.

В. Емельянов

— На дне рождения вот этого главного героя, и он рассказывает, что «мне неинтересен зритель, который приходит и говорит: «Слушайте, а я, знаешь, я понял, что ты хотел сказать!», а мне нужен зритель, который придет в дождь в театр, сядет, будет смотреть на сцену, а потом подойдет ко мне на улице после спектакля и скажет: «Знаешь, я вот один раз пришел и второй раз пришел — и ничего не понял, чего ты сделал».

А. Митрофанова

— (Смеется.)

В. Емельянов

— «Вот мне нужен такой зритель». А вот это все: «А скажите, пожалуйста, а про что Вы все-таки снимали кино?» — вот есть такие излюбленные...

А. Митрофанова

— Да, я тоже не очень люблю, когда так, да.

В. Емельянов

— Да, как-то вот это сразу... Мне кажется, это разрушает тайну вообще, нет? Если так идеализировать театр, в принципе, что это какая-то тайна и все дела. Сейчас мы не будем брать мнения святых отцов о театре. И тут еще надо тоже... И тут, кстати, тоже есть тема для размышлений, потому что театр имени Шмелева, и мы все знаем, про что идет речь...

В. Салтыков

— Вот Вы сказали про дождь и зрителя... Слушайте, у меня такая история была в Питере... Представляете, вот... Ну, Вы понимаете, какая бывает погода в Питере, да?

А. Митрофанова

— Мы были в Питере, да.

В. Салтыков

— То есть в прошлом году у нас было, по-моему, шесть солнечных дней. Представляете, я выхожу на улице Моховая, где находится ЛГИТМиК, теперь Театральная Академия. Дождь –не просто дождь, а ливень. Поздний вечер, темно. И фонари не особо справляются как бы со своими задачами. Просто темно. Вот я выхожу из подворотни, и вдруг на меня вот так налетает женщина, тоже закутанная в какие-то плащи, с зонтиком, и говорит: «Спасибо Вам огромное за спектакль «Рождество 1942-го!» Я вообще! Я так был изумлен! (Смеется.)

А. Митрофанова

— Красиво!

В. Салтыков

— Как она, во-первых, меня идентифицировала, как она меня вообще узнала, как она вдруг, Вы понимаете, в три секунды вдруг: «Спасибо Вам огромное!» — и побежала дальше.

А. Митрофанова

— Она Вас почувствовала.

В. Салтыков

— Вы понимаете? Вот такое у меня в жизни было. Вот это дорогого стоит.

А. Митрофанова

— Это действительно дорогого стоит. Но Вы сказали в самом начале: «Как Вы яхту назовете, так она и поплывет», И в этом смысле — куда плывет Театр Шмелева?

В. Салтыков

— Сейчас скажу... Сейчас скажу! Вот Вы упомянули произведение «Солнце мертвых». У нас по этому произведению сделан спектакль «Шмелев. Редкости. Бумага». И вот, говоря о любви, я бы как раз привел в пример именно эту книгу. Потому что «Солнце мертвых» многими из зарубежных литераторов названо... книга была названа одной из самых трагических в русской литературе. Вообще одной из самых трагических.

А. Митрофанова

— Если еще иметь в виду, на фоне каких событий она написана, когда у него убили единственного сына...

В. Салтыков

— Да-да-да. Но Вы понимаете, что в этой книге самое главное, вот на мой взгляд? То есть, возможно, есть другие мнения... Это то, что действительно есть страшные вещи, которые он описывает, есть полное низвержение страны, низвержение персонажей, интеллигентных и не очень, самых разных — они все куда-то в пропасть вообще исчезают, умирают. Кого-то там — животных — убивают, съедают, люди сходят с ума... А при этом есть какая-то... Вот Вы знаете, там поет черный дрозд периодически. И это как вот символ, знаете, надежды и любви. Причем, это все же написано потрясающе — это как поэзия.

А. Митрофанова

— А еще там павлин ходит, которому очень хочется есть. А у Шмелева последние зернышки проса, и он ими делится с этим павлином.

В. Салтыков

— Да. А потом он его едва не убивает.

А. Митрофанова

— От голода.

В. Салтыков

— Но не убивает. Да. И там настолько, знаете, как вот... в измерение какое-то он нас затаскивает — вот не знаю, каким способом, но когда каждая пылинка, каждая травинка является существом. Причем, каким-то очень близким и родным тебе. То есть вот каждое мгновение жизни — оно вдруг, Вы знаете, как отдельный кадр так вот перед тобой проезжает, ты так медленно на него смотришь, анализируешь, запоминаешь. И это, опять-таки, повторюсь, пронизано любовью — какой-то, знаете, божественной сутью любви. Вот в этом весь Шмелев. Если говорить про будущее нашего театра, куда мы идем, мне бы конечно, очень хотелось, чтобы наш театр стал, знаете, такой вот лабораторией, что ли, таким каким-то сообществом исследователей. Я имею в виду не только артистов, но и зрителей. Чтобы мы могли на нашей площадке реализовывать такие вещи, как возвращение зрителю каких-то произведений, которые забыты. Которые оставлены... «Солнце мертвых» — кто о нем что знает? Ну, мы с Вами знаем. Но, Вы знаете...

А. Митрофанова

— Ну, скажем так, кто читал, тот уже не сможет забыть никогда.

В. Салтыков

— Я Вам скажу, почему мы называли «Шмелев. Редкости. Мел», допустим? «Шмелев. Редкости. Бумага»? Потому что как только мы взялись за работу, я начал спрашивать: а знаете ли Вы Шмелева? — у своих друзей, причем, читающих. И не все — и не все! — я уж не буду говорить процент... Очень большой процент говорили: «Кто такой Шмелев?»

А. Митрофанова

— Вы знаете, его в школе не проходили просто. Скорее всего, Ваши друзья — они еще учились в 80-е, в 90-е годы в школах. Нет, в 90-е уже был Шмелев.

В. Салтыков

— Илюша... У нас в студии Илюша Гавриленков, наш артист. Вы проходили Шмелева в школе?

И. Гавриленков

— У нас — нет, у нас не было. Причем, у нас хорошая школа была, у нас была лицейского такого плана школа. Да. У нас все равно не было в программе этого автора.

В. Салтыков

— Это странно, потому что, кстати говоря, «Шмелев. Редкости. Мел» — у нас Даша Десницкая, наша актриса, училась в одной из гимназий — она пригласила по старой памяти учащихся этой гимназии. И мне было очень приятно, что вдруг этот спектакль стал очень модным среди гимназистов. Они стали ходить классами.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Они там себя увидели!

В. Салтыков

— Да, они стали обсуждать, они стали, знаете, приходить по нескольку раз. Это очень здорово!

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня у нас Виталий Салтыков, руководитель Театра имени Шмелева, актер, режиссер, телеведущий и руководитель студии «Эквилибриум», а также Илья Гавриленков, который является актером Театра Шмелева. И сейчас мне у Ильи как раз хотелось бы спросить: Илья, а Вы как туда попали? Вот Вы — человек, закончивший Щепкинский институт, с перспективами работы в каких-то уже состоявшихся больших театрах...

И. Гавриленков

— Малых.

В. Салтыков

— И малых, да. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Больших, малых, разных... Вы снимаетесь в кино... И Вы оказываетесь в Театре Шмелева. Почему?

И. Гавриленков

— Случилось это так... Я думаю, это тот случай, про который можно сказать, что, действительно, свела судьба, потому что мы познакомились случайно. Мы познакомились в театре, в котором наш курс участвовал как лаборатория. Нас взяли туда с нашим дипломным спектаклем, мы там играли. Потом потихоньку руководство этого театра начало нас принимать к себе в труппу, кого-то. Ну, и так далее, то есть какая-то шла жизнь. И Виталия пригласили в этот театр в качестве приглашенного режиссера поставить спектакль с нами. И мы долго выбирали материал, и Виталий предложил Шмелева. Я до этого никогда с ним не сталкивался.

А. Митрофанова

— В школе не проходили, как мы уже поняли?

И. Гавриленков

— В школе не проходил, да.

А. Митрофанова

— Странно, вообще!

И. Гавриленков

— Сам тоже нигде на него не натыкался.

А. Митрофанова

— Потому что Вы же уже в 90-е учились в школе!

И. Гавриленков

— Да.

А. Митрофанова

— Да. Ну, ладно. Да.

И. Гавриленков

— Вот, собственно, так мы познакомились. Мы начали работать над этим материалом. У нас было, по-моему, пять или семь дней на то, чтобы мы сделали какой-то показ.

В. Салтыков

— Да, нас попросили сделать показ, мы попросили сделать хотя бы два отрывка, от силы. Мы сделали двадцать два.

А. Митрофанова

— А-а! Ничего себе! (Смеется.) За семь дней!

В. Салтыков

— Да.

А. Митрофанова

— Ну, Вы зажгли!

В. Салтыков

— Да. Не, ну, побольше было, на самом деле, времени. Но это были урывки, знаете, где-то полтора-два часа. Ой, тяжело, конечно.

В. Емельянов

— То есть, значит, Вы на этой молодежи обкатали эту идею свою?

В. Салтыков

— Обкатал.

В. Емельянов

— Ну, собственно, как это всегда и происходит. Нормально.

А. Митрофанова

— И как это работало?

В. Емельянов

— И Вы стали понимать, что да, это возможно?

В. Салтыков

— Вы знаете, я до последнего не понимал, что это возможно. (Смеется.) Я овт шел и реально как Сталкер какой-то, знаете...

А. Митрофанова

— Это как Бориска, который, скорее... герой того же режиссера, который...

В. Салтыков

— Нет, Вы знаете, не Сталкер... Нет... Я шел, как лосось, знаете...

А. Митрофанова

— (Смеется.)

В. Салтыков

— Я понял, что я лосось. Знаете, который вот мигрирует по речке, там медведи их ловят, там их рыбаки вылавливают, а они все равно мигрируют. Вот я просто мигрировал в сторону Шмелева. Вы знаете, мне особенно осознавать, чем закончилось... Потому что когда каждый раз, знаете, вот как отрубаешь голову дракону — вырастает три. То есть решается проблема — вырастают еще пять. То есть как только мы сделали показ, выяснилось огромное количество проблем. Нас оттуда, из этого театра вытурили, сказали: проект закрыт.

И. Гавриленков

— Да, он не состоялся.

А. Митрофанова

— А-а! Ну, все как мы любим, да!

В. Салтыков

— А Вы знаете, на самом деле, я понял, что со Шмелевым — это всегда так.

А. Митрофанова

— Почему?

В. Салтыков

— А вот не знаю, почему.

А. Митрофанова

— «Как Вы яхту назовете...» Да, это... напросились Вы сами.

В. Салтыков

— А Вы знаете эту историю, когда, допустим, после того, как Шмелев написал завещание о том, что он хочет быть похоронен в Донском монастыре в Москве и только в Москве, он писал, что «продайте штаны мои, книжки мои, только верните меня в Москву». И когда привезли урну с прахом, и самолет опоздал, и ждали журналисты, но... Говорят, что это правда. Я не знаю, насколько это правда, Но мне кажется, что это действительно

так и было. И самолет опоздал на несколько часов. Когда вот с трапа спускались люди, которые несли эту урну, журналисты друг с другом подрались. Причем, настолько серьезно — они побили камеры друг другу, там просто разбили носы. Это была реальная драка. Вот такая история.

В. Емельянов

— А повод?

В. Салтыков

— Повод — никакого повода. Просто из-за чего-то. Кто-то подошел первым, кто-то кому-то закрыл объектив, и все — и началась драка, понимаете? Среди друзей, коллег, журналистов.

А. Митрофанова

— То есть вокруг Шмелева есть некое движение такое, возникающее по каким-то иррациональным причинам?..

В. Салтыков

— Вы знаете, я эту историю всегда вспоминал, когда вдруг происходили непонятные вещи. То есть, понимаете, мы сделали показ. И друг нас — раз! — и говорят: «Проект закрыт».

А. Митрофанова

— Угу. Но теперь он снова есть. Теперь он снова работает. И, в общем, в Москве, в знаковом городе для Шмелева. Единственное — что в месте, которое, я не знаю, которое... Я не знаю, как бы, если бы сам автор увидел... (Смеется.)

В. Салтыков

— Он бы удивился!

А. Митрофанова

— Да, он бы удивился! Дело в том, что, дорогие слушатели, тут требуется ремарка. Театр Шмелева находится, выступает на площадке в «Москва-Сити». Вот Шмелев, который так любил Замоскворечье, который написал целую многостраничную оду этому району Москвы, которая называется «Лето Господне», о которой многие, я думаю, слышали, даже если не читали, то слышали, где вся его любовь к этому купеческому уголку Москвы, пропитанному своими традициями, все вот эти дореволюционные вещи зафиксированные, и многие сегодня говорят о том, что, собственно, представление о том, как жила дореволюционная Москва, у них именно из этой книги. Потому что мало где до такой подробности, в деталях все это могло сохраниться. А у Шмелева все зафиксировано прямо — тын-тын-тын, насколько это достоверно...

В. Емельянов

— «Ну, тын-тын-тын» — еще давайте Островского вспомним тоже.

А. Митрофанова

— Ну, достоверно.

В. Емельянов

— ...великого певца Замоскворечья.

А. Митрофанова

— Да. Так вот, и Шмелев — вот он... Действительно, да, наряду с ним. И вот «певец Замоскворечья», теперь — Театр имени Шмелева, и он в «Москва-Сити».

В. Салтыков

— Без комментариев!

А. Митрофанова

— Я даже не знаю... (Смеется.)

В. Салтыков

— Я, кстати говоря, еще одну историю вспомнил, тоже связанную с именем Шмелева. Это мы снимали «Русский стиль» с Наташей Родомановой...

А. Митрофанова

— Программа, которая выходила на «Культуре», канале «Культура».

В. Салтыков

— Да, на канале «Культура». Многие ее смотрят по сей день, она периодически появляется в эфире. Мы, кстати говоря, с этой программой номинировались на «Тэффи» — да, это очень приятно, в 2007 или в 2008 году, сейчас точно не помню. Так вот, мы снимали в доме Толстого здесь, в Москве, программу про купечество. И шел такой сильный снегопад, знаете, такая была киношная картинка... И мы так кайфовали от того, что, знаете, за окном такой снег. Я сидел, говорил текст Шмелева...

А. Митрофанова

— Толстого?

В. Салтыков

— Шмелева. В доме Толстого говорил текст Шмелева.

А. Митрофанова

— Ага. А, логично, да. Логично, угу.

В. Салтыков

— И рассказывал про как раз постные дни...

А. Митрофанова

— Из «Лета Господня».

В. Салтыков

— Из «Лета Господня», да. Потом мы вышли на улицу, когда закончили, такие радостные и счастливые, потому что очень многое получилось, и увидели, знаете, порядка 40 холмиков таких заснеженных.

А. Митрофанова

— Это были Ваши машины? (Смеется.)

В. Салтыков

— Машины! И мы не помнили, где мы поставили машину, и мы штук 15 машин откапывали, потому что надо было идентифицировать, какая из них наша.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Вот Вам кто-то спасибо-то сказал потом, когда приходит — а машина уже откопана!

И. Гавриленков

— Да, такая была история, да.

В. Салтыков

— А снег был просто, знаете, такой постановочный! Вот он валил ровно столько, сколько нам было нужно. Оператор снимал и так, и так, и снег и такой, и сякой, и со светом, и без света там был — вообще сказка!

А. Митрофанова

— Прекрасно! Илья, а можно — я вот хотела бы вернуться сейчас к разговору о восприятии этого шмелевского текста... Вот Вы — человек, который... Вы в школе Шмелева не проходили, Вы впервые встретились с этим автором, когда начали работать с Виталием. На Вас какое впечатление произвел этот текст? Вы для себя там что-то вообще открыли, нашли такое? Где нерв?

И. Гавриленков

— Ну да, конечно, произвел впечатление. Первое, что я подумал, что я абсолютно не понял, как можно ставить этот материал...

А. Митрофанова

— (Смеется.) Еще один товарищ!

И. Гавриленков

— Да! Ну потому ч то, мне кажется, что в произведениях Шмелева нету вот такой... ну, как бы острого сюжетного или такого прямо плотного сюжетного наполнения. Все его произведения действительно очень чувственные, очень...

В. Емельянов

— Ну, они умозрительные, так скажем.

И. Гавриленков

— Умозрительные, да!

В. Емельянов

— Это не драматургический материал!

И. Гавриленков

— Да.

А. Митрофанова

— Не экшн.

И. Гавриленков

— Да. Поэтому мне было абсолютно непонятно...

В. Салтыков

— Далеко не экшн, да.

И. Гавриленков

— ...как это можно ставить. И поэтому же было очень интересно над этим работать. Но вообще, честно сказать, что чем больше я... Мне нужно было несколько раз прочитать и, допустим, «Солнце мертвых», которое мы сейчас поставили...

А. Митрофанова

— Вы несколько раз прочитали «Солнце мертвых»?

И. Гавриленков

— Ну, да, да.

А. Митрофанова

— Ну, я, в общем, предполагаю. Ох.

И. Гавриленков

— И вот только со второго, с третьего раза я начал слышать какие-то вещи, которые с первого раза я не мог понять, почувствовать, услышать, что правда, действительно, каждая мельчайшая деталь, которая там написана, это все наполнено его болью, это наполнено его сердцем, это наполнено его переживаниями. И если очень грубо разделить, допустим, писателей на тех, кто пишет умом, и тех, кто пишет сердцем и душой, то, безусловно, Шмелев — это писатель, который пишет сердцем и душой, и с огромной, правда, любовью к Родине, к человеку, с верой в то, что, несмотря ни на какие трагедии, ни на какие ужасы, мне кажется, он все равно верил, что будет какое-то светлое завтра, и будет следующий день, и люди будут жить лучше. Мне кажется, что это всегда было в его произведениях, в его сердце. Несмотря на то, что сам очень трагическую жизнь прожил.

А. Митрофанова

— А как ему это удавалось? Вот как Вы думаете? Вы же думали, наверняка, на эту тему. Вот смотрите, Бунин, например, произведение, которое одно из... что из последнего... Ну, «Темные аллеи», вот, например, где вообще нет счастливых историй. То есть как будто бы специально он пишет так, что каждый рассказ этого цикла — «Темные аллеи» — это история любви, она обязательно заканчивается плохо. Даже если все идет хорошо, все равно в конце все будет плохо. Понимаете? Вот это вот уже мироощущение такое человека, который живет в эмиграции, который потерял все самое дорогое, что у него есть, и оно осталось здесь, в России. Шмелев тоже все потерял. Более того, он сына потерял. Как он сохранил в себе вот это состояние, о котором Илья говорит?

В. Салтыков

— Ну, вот, на мой взгляд, это духовный подвиг - то, что пережил Шмелев, то, как он пережил, то, с какими чувствами, с какими мыслями он из этого вышел, это и есть духовный подвиг. Очень простой духовный подвиг.

А. Митрофанова

— Простой такой. Угу.

В. Салтыков

— Вот, знаете, такой простой, понятный духовный подвиг. Вот это жизнь Шмелева. Мы знаем, как он жил дальше, да? О том, какое количество материала было написано о России, с какой любовью... О Москве. И есть ли у нас еще такие писатели, которые столько писали о России и о Москве с такой любовью, как Шмелев?

А. Митрофанова

— Это Вы знаете, как он жил. Может быть, не все наши слушатели об этом знают. Расскажите, пожалуйста, может быть, о последних каких-то годах его жизни.

В. Салтыков

— Ну вот, кстати говоря, почему еще Театр Шмелева? Вы понимаете, сейчас, на самом деле, такое очень интересное время — очень интересное время в плане, знаете, как это — выбора ценностей. И происходят очень интересные процессы. Причем, знаете, так... Я даже удивляюсь иногда, как это вдруг возможно .А вот именно Шмелев, мне кажется, знаете, — вот такой образ русского интеллигента, под флагом которого можно собрать новую — я не буду говорить «идеологию», да?..

А. Митрофанова

— Да, лучше не надо.

В. Салтыков

— ...но вот новую систему ценностей, которая, на мой взгляд, сейчас обществу необходима. Для меня, на самом деле, Шмелев — это такое некое... Ну, знаете, автор, с чьей помощью можно измерять вообще состояние общества. То есть люди приходят, зрители, и я вижу, как они смотрят. И я понимаю, что этот человек — вот он поймет, он почувствует, он пропустит через себя. И как это, знаете, свойство любви — любовь, она же расширяется... Это ненависть — она сужается, она сосредотачивается, она так концентрируется...

А. Митрофанова

— ...и нас сужает тоже.

В. Салтыков

— А любовь — она расширяется, да. То есть все, что касается любви, это означает жизнь, созидание, расширение, увеличение и распространение. То есть как раз Шмелев является для меня неким мерилом того, что происходит у нас сейчас в жизни, в стране, в обществе, с каждым человеком в отдельности.

А. Митрофанова

— У нас сейчас много чего происходит. Ой, много чего... Но хорошо, что с кем-то происходит то, что происходит со Шмелевым.

В. Салтыков

— Вы понимаете, и еще мне кажется, что под флагом Шмелева можно объединиться очень многим людям, которые могут сделать эту страну лучше. Понимаете, дать больше в плане информации, в плане какого-то генетического кода, понимаете? Генетический код в нем заложен. А вот мы же помним «философские пароходы», когда просто с легкостью говорил Троцкий: «Расстрелять Вас, вроде бы, и не за что, а терпеть больше нету сил».

В. Емельянов

— Но вот этот пароход философский — между прочим, это, к сожалению, весь ХХ век, что касается нашей творческой интеллигенции.

В. Салтыков

— Да, да, да.

В. Емельянов

— От литературы до театра, от науки до медицины. Посмотрите вообще, каких умов мы лишились, и мы продолжаем их лишаться.

В. Салтыков

— Жуть.

В. Емельянов

— Молодые ребята, выпускники... Сейчас мы не будем как бы вот эту нашу социальную жизнь здесь проговаривать. Все понятно — что, действительно, отсутствие социальных лифтов для них. Они понимают, что они, занимаясь наукой, здесь семью не прокормят. И, безусловно, они уезжают. И тут очень не хотелось бы сюда какие-то реплики про патриотизм привлекать, потому что еще неизвестно, где они больше пользы для нашей русской науки принесут — здесь, где они просто будут в нищете жить и ничего не смогут сделать, глядя на то, что происходит сейчас, какие процессы в Академиях наук в принципе, последние 15 лет, или они это будут делать там. Но это будут наши фамилии, это будут наши ученые все-таки. Давайте мы продолжим наш разговор об этом и не только буквально через пару минут. Мы напомним нашим слушателям, что наши сегодняшние собеседники — это люди театра, это Виталий Салтыков, руководитель Театра имени Шмелева, актер, режиссер, телеведущий, и актер этого театра Илья Гавриленков. В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Владимир Емельянов, я — Алла Митрофанова. И я с удовольствием напоминаю, что у нас сегодня в гостях Виталий Салтыков — руководитель, режиссер Театра имени Шмелева, актер, телеведущий и руководитель также проекта «Эквилибриум». А еще у нас здесь замечательный актер, который тоже принимает участие в работе Театра Шмелева, Илья Гавриленков, который поделился сейчас своими переживаниями, связанными с открытием этого текста — текста, о котором... Тексты Шмелева — это вообще тексты, которые многим из нас, как выясняется, неизвестны — просто в силу того, что в школе их чаще всего не проходили. Дальше у многих людей уже в 90-е, в 2000-е годы как-то немножечко не до чтения было, многим, наверное. В итоге Шмелев оказался автором, про которого, вроде как, кто-то слышал в связи с тем, что его прах перевозили откуда-то из-за границы в Москву, в Донской монастырь. Вот тогда, может быть, его имя как-то в новостях и замелькало. А так сказать, что это какой-то, вот знаете, факт нашего сознания, я не могу. Но вот появился сейчас Театр имени Шмелева, который, по стечению обстоятельств, скажем так, находится на одной из площадок «Москва-Сити», и там играют спектакль по работам Шмелева, по его книгам, по «Истории любовной» — я правильно понимаю?

В. Салтыков

— Угу.

А. Митрофанова

— Это первый спектакль, который называется «Шмелев. Редкости. Мел». И второй спектакль — по книге «Солнце мертвых», который я еще пока не видела, но, зная книгу, я как-то вот... Зная книгу, я опасалась бы туда идти, но зная, что Вы можете сделать из этого текста, я с удовольствием приду. Вы только скажите, когда у Вас ближайшие спектакли — в мае, сейчас.

В. Салтыков

— В мае — 18-го «Бумага» (это как раз по «Солнцу мертвых»), 19-го — «Мел» (по «Истории любовной»), 22-го «Бумага, 23-го — «Мел». Затем в конце мая еще будет несколько интересных творческих вечеров.

А. Митрофанова

— Ну-ка, расскажите, пожалуйста, о том, что это за творческие вечера. Потому что, насколько я понимаю, у Вас, как у человека, мыслящего широко и глубоко...

В. Салтыков

— Угу, есть такое, да...

А. Митрофанова

— Есть, скромно так сказал Виталий, — есть идея, что нужно делать не просто театр, а нужно создавать некую площадку для общения людей. Что Вы там задумали?

В. Салтыков

— Вот смотрите, например, мы сейчас вышли на связь с Домом русского зарубежья — они к нам приходят в гости познакомиться и посмотреть спектакли. К нам приходят историки, которые как раз занимаются Шмелевым. То есть они ведут экскурсии по Москве. И мы, например, придумали такой проект. Он называется «День со Шмелевым». То есть днем, в первой половине дня это экскурсия по Москве — автобусная, пешеходная, где можно посмотреть места, связанные с жизнью и творчеством Шмелева, можно послушать интересные рассказы очень интересных историков, которые посвятили жизнь Шмелеву и не только. Затем какой-то обеденный перерыв. мастер-класс у нас в театре. И выбираются какие-то театральные дисциплины, которые интересны этой группе (если они интересны). Затем снова перерыв на какой-то там кофе-брейк или полдник, что-то вроде этого, если там, допустим, старшеклассники, и затем просмотр спектакля. А после спектакля — чаепитие и обсуждение с артистами. Вот такая программа.

А. Митрофанова

— То есть полное погружение?

В. Салтыков

— Полное погружение, да. Потому что зачастую, знаете, вот мне очень не хватает в театре, когда очень хочется пообщаться со зрителем. Потому что самое главное-то — зритель. Мы-то сделали эту историю, мы в нее погрузились, мы прониклись, мы пропустили через себя, а дальше-то что? Дальше — зритель. И есть вещи, которые, действительно, понятны... Вот мы сегодня говорили — понятно, непонятно. Или, там, «а что Вы хотели сказать?», «а что вот это?». Или человек просто, Вы знаете, хочет поделиться своими впечатлениями — это же очень интересно.

В. Емельянов

— Это, к сожалению, забытая традиция вообще в театре в принципе. Хотя она была, в свое время была.

В. Салтыков

— Я Вам дальше больше скажу. Я хочу дальше сделать такой проект, который называется «Мой театр». Поскольку приходилось разными вещами заниматься в жизни, в том числе и самодеятельным театром, то есть я занимался людьми, которые хотели попробовать себя в театре, но образования никакого не имели. И я обнаружил вдруг интересную вещь — что эти люди, ввиду того, ч то они не испорченные обучением...

А. Митрофанова

— (Смеется.) Так, Илья, ничего, что так в Вашем присутствии?..

И. Гавриленков

— Нет, все правильно, все правильно!

В. Салтыков

— ...они сделают какие-то вещи на театре, на которые не способны профессиональные артисты, ввиду того, что есть постоянная оценка, есть какое-то шаблонное мышление. А они это, вот знаете, как-то используя только свою мотивацию и желание что-то сделать...

В. Емельянов

— Они вне школы.

В. Салтыков

— Они вне школы! Я понимаю, что они это вряд ли повторят, но я сижу, думаю: Боже мой, как же это здорово!

А. Митрофанова

— Ага!

В. Салтыков

— Да, то есть вот у меня был опыт работы с головным офисом одной огромной телефонной сети. То есть они попросили, говорят: можно, мы сделаем театральный тимбилдинг? То есть пришли топ-мендежеры, пришли менеджеры среднего звена, просто какие-то администраторы, чуть ли не уборщики, и мы сделали кастинг — там человек сто. Причем, ни пришли и начали чего-то показывать. И я понимаю, что то, что от меня просит заказчик, какой-то корпоративный заказчик, я это сделаю. Но я думаю: сколько классного литературного материала! И я сам предложил, говорю: давайте, мы сделаем два спектакля. Один — вот то, что Вы хотите, а другой — то, что я хочу. Потому что, мне кажется, сделать правильно. То есть это вот стихи, литература, которую любят Ваши сотрудники, — давайте мы сделаем из этого спектакль. Мы сделали шикарную литературную композицию, показали все это на сцене Театра Веры Комиссаржевской в Питере. И люди, которые на сцену вообще не выходили никогда в жизни, они держали зрительный зал в течение двух часов. И делали это успешно.

А. Митрофанова

— Ничего себе!

В. Салтыков

— Понимаете, вот этот опыт меня как раз и навел на мысли, что, слушайте, а почему театр так далек от народа? Вообще, знаете...

В. Емельянов

— Об этом еще задумался режиссер народного театра из фильма «Берегись автомобиля», которого исполнял Евстигнеев.

В. Салтыков

— (Смеется.) Да!

В. Емельянов

— «Если бы Комиссаржевская, скажем, днем, понимаете, стояла у станка...

В. Салтыков

— «...а вечером...»

В. Емельянов

— Да. А то целый день, понимаете, болтается в театре! Что это такое?

В. Салтыков

— Да, да!

А. Митрофанова

— В самом деле!

В. Салтыков

— И он действительно недалек от истины!

В. Емельянов

— Я согласен! (Смеется.)

В. Салтыков

— Понимаете, нет, ну, на самом деле, в принципе, есть такая, знаете, театральная обособленная тусовка, которая существует в каком-то таком режиме, там что-то варится, оттуда доносятся какие-то истории, сплетни, слухи, что-то там происходит. Кто-то кого-то уволил, кто-то кого-то назначил, не знаю... Знаете, такая жизнь звезд. А на самом деле это культурное достижение, как писал Михаил Чехов когда-то. То есть почему и не испробовать это даже тогда, когда кажется, что все уже ушло куда-то? Есть же люди, которые хотели заниматься театром, а не смогли. Ну вот я как раз хотел бы предоставить театральную площадку нашего театра для этого проекта. То есть будет определенное время, в течение которого мы будем заниматься разными дисциплинами (сценречь, пение, пластика, танцы, актерское мастерство), а потом это выйдет в какой-то спектакль. Мне это очень интересно, потому что это вот работа... Я его хочу взять, знаете, отдельно — библиотекаря, например, или домохозяйки с Рублевки, например. Мне очень интересно, что получится.

В. Емельянов

— А Вы теоретизируете свой опыт вообще как-то?

В. Салтыков

— Я практик.

В. Емельянов

— Нет, а это может вырасти в какие-то монографии, скажем, как это многие делали из Ваших предшественников, тот же самый гениальный Михаил Чехов, если прямо сейчас его вспомнили. Антон Арто формулировал очень хорошо.

В. Салтыков

— Мне вот интересно исследовать это, понимаете? Потому что...

В. Емельянов

— Им тоже было интересно исследовать. Поэтому...

В. Салтыков

— Мне кажется, из этого может получиться очень интересное сценическое действо, когда, понимаете, вот выходит милиционер и начинает, допустим, рассказывать... читать Гайто Газданова, например. Вдруг.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Неожиданный поворот.

В. Салтыков

— Или Вы таможенник, понимаете?

А. Митрофанова

— Не знаю... Володь, сейчас есть такая довольно распространенная форма работы, когда, например, журналист присоединяется к профессионалу в определенной сфере и... Ну, то есть если у Михаила Чехова была такая возможность, действительно, и не только у него, и массу разных режиссеров можно взять, которые какое-то теоретическое наследие после себя оставили и прочее. А сейчас распространена такая форма работы, когда автор вместе с журналистом — то есть он что-то там надиктовывает, проговаривает, журналист наблюдает за его работой, задает дополнительные вопросы. Потом появляется книга. Это довольно успешный...

В. Емельянов

— Как — сейчас? Это всегда так было.

А. Митрофанова

— Ну, нет, иногда писали сами по себе, просто...

В. Емельянов

— Ну просто разные формы были. Нет, ну то, о чем ты говоришь, это стариннакя практика, и это не сейчас возникло. Это всю дорогу так.

А. Митрофанова

— Ну хорошо, ладно. Как тебе лучше. Я не буду спорить с Володей. Я...

В. Салтыков

— Я обосную еще вот эту историю, чтобы перейти уже к следующему какому-то этапу. Понимаете, профессиональные артисты испытывают сложности в своей работе в следующих вещах — им нужно повторять переживания. Это очень сложно. Это очень сложно — повторить сегодня то, что ты играл вчера. И для этого требуется очень многое. Некоторые просто, знаете как, накануне погружались в образ и только после спектакля выходили из него.

А. Митрофанова

— А были случаи, когда не выходили.

В. Салтыков

— Ну, это уже такое тоже...

А. Митрофанова

— Да, отклонение, скажем...

В. Салтыков

— Это уже исследование медицины...

А. Митрофанова

— Да-да-да. Ну, а что касается непрофессиональных актеров, Вы считаете, что здесь может получиться?..

В. Салтыков

— Знаете, это, конечно, наверное, все-таки будет носить разовый характер...

В. Емельянов

— Ну, конечно. У них нет навыков сохранения вот этого.

В. Салтыков

— Да, да, это, конечно, будет носить разовый характер. Но мне здесь интересна как раз подлинность, понимаете? Вот то, чего в театре очень мало — подлинности.

В. Емельянов

— На свежачка. Да, на свежачка, что называется. Скажите, пожалуйста, вот я хотел, Виталий, Вам такой вопрос задать. Вот Вы в самом начале, в первой части нашей передачи сказали такие вещи о своем театре, вообще о возникновении его, о Театре имени Шмелева: «Вот мы все сели, мы придумали» — то есть такая некая коллегиальность, демократия, некая такая...

В. Салтыков

— Условная демократия.

В. Емельянов

— Некий парламентаризм.

В. Салтыков

— Условная демократия.

В. Емельянов

— Я-то всю дорогу был убежден, что никакой демократии в театре быть не может вообще, в принципе, что театр — это достаточно жесткая, авторитарная... Если есть перегибы или свойства характера главного режиссера или художественного руководителя театрального проекта, возможен деспотизм, но, в принципе, это, конечно, очень жесткая структура, во главе которой стоит постановщик спектакля, художественный руководитель театра или главный режиссер. Как вот Вы совмещаете-то? Я вот чего-то про демократический театр не совсем понимаю.

А. Митрофанова

— Давай мы Илью об этом спросим?

В. Емельянов

— Я хотел бы об этом спросить, для начала, Виталия.

В. Салтыков

— М-м... Вы знаете, все дороги к достижению цели имеют право на существование, все способы. И мы знаем примеры деспотов, и мы знаем, что у них получалось. Мы также знаем, что у деспотов...

В. Емельянов

— Деспотов я взял как крайний случай.

В. Салтыков

— Ну, я тоже, я тоже как пример...

В. Емельянов

— Вы же понимаете, да, что...

В. Салтыков

— Да, я понимаю, понимаю...

В. Емельянов

— ...что деспотизм — это просто побочное дело.

В. Салтыков

— Ну, понятно, нет...

В. Емельянов

— Авторитаризм.

В. Салтыков

— Авторитаризм... Понимаете, авторитаризм — он как дает результат, так, собственно, мы знаем примеры, когда он не дает результата. Это уже как кто выбирает. В данной ситуации, когда наша компания, наша команда, она, знаете, она больше все-таки носит формат единомышленников — то есть я предложил, ребята посмотрели, что-то у них в сердце отозвалось, им понравилось... Я не вижу, так сказать, причин навязывать какую-то деспотическую систему в наших отношениях... То есть мне нравится...

В. Емельянов

— Авторитарную, еще раз поправлю.

В. Салтыков

— Ну, хорошо, авторитарную. То есть, мне кажется...

А. Митрофанова

— Вы не спорьте с Володей — Вы соглашайтесь, соглашайтесь! (Смеется.)

В. Салтыков

— В этом смысле на сегодняшний момент нет. Возможно, мне приходится применять, конечно, определенные, Вы знаете, дисциплинообразующие какие-то методы...

В. Емельянов

— Угу.

В. Салтыков

— То есть приходится иногда, без этого никак. Но это случается редко. Хотя вот Илья — не знаю, может быть, он скажет по-другому. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Илья, скажите!

И. Гавриленков

— Нет-нет, правда, не часто. Но я бы сказал, что на самом деле, ну, во-первых, нас правда никто не заставлял туда идти...

В. Емельянов

— Ты тоже сейчас догадалась — у актера спросить про режиссера, с которым вот они рядом сидят.

А. Митрофанова

— В присутствии режиссера! (Смеется.)

В. Емельянов

— Это интересный ход такой! Ты рассчитываешь на искренний ответ?

(Смеются.)

И. Гавриленков

— Ну, я постараюсь быть максимально искренним все равно. А потом, я бы сказал, что коллегиальность и демократичность нашего театра — она, ну, заключается в том, что Виталий открыт к предложениям, которые готовы делать актеры, к тому, как они предлагают решать ту или иную роль или сцену, и так далее. Открыт в вопросах того, какой материал мы можем... То есть это все обсуждается, обсуждается название... И это очень здорово, это интересно, потому что это вовлекает... Это делает из нас, правда, команду, а не такую бюрократическую какую-то там машину.

В. Емельянов

— А Виталий — из показывающих режиссеров? Или ничего Вам не показывает?

И. Гавриленков

— В смысле, во время репетиции?..

В. Емельянов

— Да. Ну просто есть режиссеры, которые любят показывать... Кстати, очень многие из них умеют показывать.

И. Гавриленков

— Виталий в этом смысле очень чутко относится к артистам, потому что, мне кажется, он точно понимает, какому актеру можно, допустим, показывать, а какому нет. Потому что разные актеры очень по-разному это воспринимают. И для кого-то это плохо, а для кого-то хорошо. Поэтому...

В. Емельянов

— Это к чему про авторитаризм — потому что актер должен понимать, что это всегда хорошо, когда показывает режиссер.

(Смеются.)

В. Емельянов

— Понимаете, да, о каком театре и о какой модели существования в театре я говорю?

В. Салтыков

— Я, на самом деле, прошел актерскую жизнь, и для меня очень знакомо общение с режиссером... Знакома ситуация «я и режиссер». «Я и режиссер авторитарный», «я и режиссер демократичный». То есть у меня в жизни был Гриша Козлов, который мегадемократичный, если Вы знаете этого нашего питерского режиссера. И мой друг и учитель Ваня Латышев — это мегадемократичный. Был Гриша Дитятковский, который, кстати говоря, поскольку все-таки человек, исповедующий некоторые принципы додинского театра, он все-таки...

В. Емельянов

— М-да, мы понимаем.

А. Митрофанова

— В общем, Вы были по другую сторону баррикад.

В. Салтыков

— Я чувствую... Я знал, я прошел это, так сказать, лично. Я знаю, как это — работать с режиссером. И я понимаю, что, допустим, понимаете... Иногда мне очень хочется показать. Я очень люблю это делать. Но я понимаю, что если я сейчас покажу, я собью человека с толку вообще, напрочь, и он вообще ничего не сделает. Поэтому я, знаете, как бы лучше промолчу либо... И что еще интересно тоже, знаете — вот как... Не знаю, как режиссерская методика... Никогда дайвингом не занимались?

В. Емельянов

— Дайвингом?

В. Салтыков

— Дайвингом.

В. Емельянов

— Нет, Боже упаси.

В. Салтыков

— Вот это такая интересная штука — когда ты погружаешься в воду, самое главное — услышать свой организм. То есть если ты начнешь головой командовать своему организму, что нужно сделать, он может сделать что-то не то. Можно, там... Особенно когда балансируешь, когда нужно установить баланс в воде. То есть главное — услышать свой организм. Вот так и здесь — Вы знаете, на мой взгляд, режиссер должен услышать организм артиста. То есть если артист реагирует так, как надо, — да чего еще надо вообще? Чего его трогать? Он все сам сделает. Только помочь и оградить от ненужного влияния. Так и в кино — Вы посмотрите, как работали великие. Они так и работали. Но разве там нужно было Мастроянни что-то выстраивать? Ему нужно просто было подробно, аккуратно рассказать, и он сам все сделает.

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Виталий Салтыков, режиссер, руководитель Театра имени Шмелева, и Илья Гавриленков, актер этого театра. Вы знаете, Вы когда сказали про непрофессиональных артистов и про Ваши попытки с людьми, которые не имеют актерского образования, делать какие-то сценические упражнения и постановки, я вспомнила про проект, через который, собственно, я о Вас впервые услышала, — альманах «Антресоль», Государственной Думы были собраны работы деток с ограниченными возможностями. Причем, и рисунки, и какие-то литературные их опусы...

В. Салтыков

— Сказки их, стихи.

А. Митрофанова

— Сказки, да. Все это вышло каким-то очень небольшим тиражом, но удивительная такая получилась книга. Удивительная. То есть ты ее держишь в руках, и ощущение, что у тебя в руках вот такой, знаете, кусок счастья. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте, и когда продолжения-то ждать? И вообще, может быть. Вам помощь какая-то в этом нужна?

В. Салтыков

— Конечно, нужна. На самом деле, Вы знаете, когда я придумывал этот проект, что-то такое влетело, Вы знаете, в голову: вот нужно это сделать. Вот просто... И я стараюсь к этому относиться очень серьезно. Вот что-то придумал — значит, это почему-то пришло. И я его начал, я его обозначил, мы как-то так собрали пресс-конференцию и думаем: ну, месяца три уйдет у меня на это. Ушло три года.

А. Митрофанова

— Ого! Ничего себе!

В. Салтыков

— Угу. Ушло три года, и для меня это, конечно, было очень серьезным испытанием, потому что очень не хотелось бросать это дело, поскольку какая-то ответственность — начали присылать письма родители этих детей, опекуны. Но самое удивительное и, я скажу, что самое неприятное в этой истории было то, что вот мы разослали в детские дома, в различные организации, которые могли бы нам помочь. А, собственно, чем помочь-то? Нам нужно было просто собрать материал. Пришлите материал — стихи детей, которые что-то пишут. Все равно, что, но пришлите нам посмотреть — может быть, это очень хорошо. Оказалось, что вообще, просто местами — так просто вообще гениально. Ноль, тишина. Детские дома молчат. Мы звоним: «Вы можете нам что-нибудь прислать?» Молчание. Благотворительные организации — молчание. Абсолютное молчание, тишина. И только когда подключилась организация «Врачи России», вот дело пошло, как-то закрутились педали, мы стали получать материалы, мы стали работать с книгой. И в итоге собрали книгу — и рисунки, и стихи, и сказки, и истории различные.

А. Митрофанова

— Я когда ее листала, я думала: Господи, вот как важно ребенку, который ограничен либо в каких-то социальных своих возможностях, либо в физических возможностях, по здоровью ограниченный, при этом он что-то пишет... Они же такие мудрые вещи пишут порой — ты читаешь, и просто, я не знаю, какое-то электричество внутри тебя начинает пробегать от того, как вообще дети видят мир. Или рисунки какие-то они свои вот эти присылают. И насколько для них важно знать, что их где-то опубликовали, что это еще, кроме них, кому-то оказалось интересно! То есть они себя чувствуют, вот эти вот ограниченные в возможностях дети, они себя чувствуют реализованными. Потому что они находят какой-то отклик. Пусть там небольшой тираж, но они, наверняка, получили свой авторский экземпляр.

В. Салтыков

— Да-да, мы разослали всем, вручили.

А. Митрофанова

— Вот. У них это есть на руках. более того, они же к Вам сюда приезжали на вручение в Москве...

В. Салтыков

— Да, в Москве мы делали презентацию. И пришли очень хорошие люди — и Маша Шукшина, и Геннадий Викторович Хазанов приходил, вручал книги и читал со сцены какие-то произведения.

А. Митрофанова

— Это же целое событие в жизни для ребенка! Это детеныш потом будет вспоминать еще много-много лет. А кто знает, как на него это повлияет потом! То есть вот этот опыт того, что он состоялся, что его оценили, — ну это же просто... Ну это невероятно! И странно, что так сложно Вы, оказывается, собирали материал.

В. Салтыков

— Очень сложно.

А. Митрофанова

— А как «Врачи России» Вам помогли?

В. Салтыков

— Вот, знаете, благодаря тому, что организация достаточно большая и структура очень эффективная, то есть мы сказали: «Помогите, пожалуйста, вот есть проблема: мы не можем собрать материал». Они говорят: «Да легко!» И тут же разослали какие-то там письма, и к нам стали приходить материалы.

А. Митрофанова

— Мне еще понравилась история, как Вы собирали деньги на этот альманах, что Ваши друзья какие-то организовывали день рождения для своей дочери и сказали: «Вы нам, пожалуйста, только ничего не покупайте — никакие подарки, лучший подарок — это вот коробочка там стоит, вот туда бросайте деньги».

В. Салтыков

— Кирилл и Елена Якубовские — это мои практически родственники теперь уже, замечательные люди. И вот как раз они придумали такую идею, и мы собрали деньги. Затем нам еще помогла компания «Эстель», которая частично выкупила тираж...

А. Митрофанова

— Сейчас-то Вы как вообще смотрите на то, чтобы продолжить? Хотя я понимаю, что это, конечно, работа такая невероятная по сложности.

В. Салтыков

— Сложная работа, но, на самом деле, выпустив эту книгу, конечно, хотелось продолжения. Но вот, понимаете, был 1940-й год, был период открытия театра. Я очень надеюсь, что в ближайшем будущем освободится время, и я смогу собрать единомышленников и вновь попробовать заняться этой историей, то есть сделать еще один альманах. Может быть, это будет вообще кино, понимаете? Может быть, это будет уже не книга, а будет кино или, может быть даже, спектакль.

А. Митрофанова

— Ну, обращайтесь тогда — мы тут как-то тоже напомним нашим слушателям — может быть, кто-то захочет присоединиться, поучаствовать как-то в этом деле, потому что дело это замечательное.

В. Салтыков

— Спасибо. Это будет здорово.

А. Митрофанова

— Но вообще я смотрю — и вот этот проект «Антресоль», и Театр Шмелева как-то... вот это общая такая, знаете, почва, что ли, начинает у меня в голове вырисовываться. Может быть, я, конечно, не права, но вот Вы сказали про Шмелева, что он пропитан любовью — любовью к земле, и то, что Вы делаете... К своей земле... То, что Вы делаете, Вы, фактически, вытаскиваете из небытия. Вот эти вот, Вы сказали про дождинки, травинки, Москву вот эту сорока сороков и прочее, вот то, что у него где-то зафиксировано, а сейчас это, мягко говоря, не самый читаемый автор, поэтому мы...

В. Салтыков

— Вы знаете, потому что... Вот странная штука: к Шмелеву прилепили ярлык. Вот я спрашивал: «Вот Вы знаете?» — «А, да, я знаю, это религиозный автор». Ну, это был религиозный человек. Ну, например, «Лето Господне» — это не просто описание московского быта из жизни москвича того времени, купеческой Москвы. Это рассказ сына об отце. Потому что история заканчивается ровно тогда, когда отец умирает. И это описано так детально, с такой любовью, так подробно, потому что это все было связано с отцом. Понимаете, это история, рассказанная сыном про своего отца.

А. Митрофанова

— Да, про его счастливое детство.

В. Салтыков

— Да, тогда, когда был отец, понимаете?

А. Митрофанова

— Да, это правда. Так вот, и то, что Вы делаете, Вы как-то так вытаскиваете... Вы вдыхаете новую жизнь, что ли, или переводите на современный язык вот эти книги, которые многим сегодня кажутся либо слишком замороченными, либо неактуальными, либо какими-то еще. Вы их, фактически, реанимируете, что ли. И то, что Вы делали тогда в альманахе «Антресоль», тоже, понимаете — детки, которые где-то там в глубинке, далеко-далеко, а Вы их вытаскиваете из небытия, Вы им даете новое дыхание такое.

В. Салтыков

— Кстати говоря, я не исключаю, что на нашей сцене будет какая-то сказка или, может быть, история, поставленная по произведению, написанному одним из авторов нашей книги.

А. Митрофанова

— Серьезно?
В. Салтыков

— Да.

А. Митрофанова

— А у Вас вообще нет вот этого жесткого такого ограничения, что «мы ставим только Шмелева, все»?

В. Салтыков

— Нет, конечно. Нет, нет. Нет, Шмелев — это как фигура объединяющая. Ну, Шмелев — мы с него начали. Он нас объединил в свое время с ребятами и как-то обозначил формат, в котором нам интересно стало работать. А дальше вот я говорю, что нам хочется, чтобы на этой сцене реализовывались проекты, посвященные исследованию — исследованию утраченных ценностей. Ну вот Сергея Клычкова кто знает?

А. Митрофанова

— (Смеется.) Да...

В. Салтыков

— Мало кто. Гайто Газданова читали, допустим, да? Бориса Зайцева тоже читали кто-то, но тоже — небольшое количество людей. То есть таких вот авторов очень много, к сожалению, стоящих в стороне. Ну, понятно, вот есть Саша Соколов, великолепный, просто гениальный, которым увлечена определенная часть публики, но тоже очень узкая. То есть это... Но мне кажется, что Саша Соколов в литературе ХХ века, в русской литературе тоже феноменальное нечто. Где, что, кто о нем что говорит вообще? Хотя был недавно фильм, посвященный ему... Вру, был, был, был...

А. Митрофанова

— Был всплеск интереса, связанный с этим именем, это точно совершенно.

В. Салтыков

— Но вот какой у него русский язык, как он с ним обращается! Это же великолепно.

А. Митрофанова

— То есть Вы из небытия будете вытаскивать всех?

В. Салтыков

— Мне бы хотелось. Мне бы хотелось. Знаете, на всех времени не хватит и жизни. Но хоть что-то попробуем сделать. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Ну, и не из небытия, уж так, если положа руку на сердце сказать...

В. Салтыков

— Да. Ну, кстати говоря, это касается не только русской литературы, не только. Допустим, мне было бы очень интересно сделать Ганса Христиана Андерсена вот в той редакции, которая была до купирования и появления в советском издании.

А. Митрофанова

— Со всеми этими смыслами, которые там...

В. Салтыков

— Да. Потому что он же был все-таки подредактирован.

А. Митрофанова

— Да-да. То, что у Русалочки там на самом деле главное приобретение — это бессмертная душа, про это в советской сказке ничего сказано не было.

В. Салтыков

— Да, и многих авторов... Я бы очень хотел, чтобы появился Милн. Тоже, в общем, вроде, автор популярный — но, к сожалению, не очень популярный. Либо Руставели, кстати говоря. Мы вот тут взялись за Руставели, за «Витязя в тигровой шкуре».

А. Митрофанова

— Ого! (Смеется.) Практически, на Вильяма нашего Шекспира замахнулись!

В. Салтыков

— Ну вот, понимаете, улица Руставели, я у каждого грузина в такси, в поезде, в транспорте спрашиваю: «Ну, а как Руставели, скажите, вот Ваше?..» — «Дорогой, знаешь, читал, но не помню...»

В. Емельянов

— Не те грузины, может быть?

В. Салтыков

— Я Вам скажу, что те грузины, настоящие. Я тоже думал, что каждый грузин должен знать Руставели. Но, к сожалению, не каждый. Не каждый грузин. Он знает, что Руставели — это да...

А. Митрофанова

— «...пароход и человек»...

В. Салтыков

— «А вспомните вот эту историю — как Вы думаете, почему так вот написал Руставели?» — «Я не очень помню, я, там... Прости, друг»...

А. Митрофанова

— Приходите к нам еще и рассказывайте о наших новых постановках. О Руставели если расскажете, будет совсем тоже прекрасно и неожиданно, кстати говоря, потому что автор потрясающий, а перевод с русского на русский или, там, с грузинского на русский — он требуется, он просто необходим. Спасибо Вам большое!

В. Салтыков

— Спасибо.

В. Емельянов

— Мы напоминаем, что нам сегодня составили компанию Виталий Салтыков, руководитель Театра имени Шмелева, актер, режиссер, телеведущий, и Илья Гавриленков, актер Театра имени Шмелева. Мы благодарим Вас за внимание. В студии были Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

— Еще раз по поводу ближайших спектаклей, Виталий, напомните, пожалуйста, даты.

В. Салтыков

— Да. Даты спектаклей в мае месяце: 18-е, 19-е, 22-е и 23-е. Да, я еще хочу сказать, что у нас есть такая гибкая политика в плане продажи билетов — у нас есть социальные билеты. Например, вот я рассказывал уже про программы, которые мы придумали — «День со Шмелевым», например. И, к примеру, если есть благотворительные организации, которые каким-то образом хотят поощрить своих сотрудников, которые волонтеры или люди, которые что-то помогают и делают это бескорыстно, Вы можете обратиться к нам, и мы подарим Вашей организации билеты для Ваших сотрудников.

А. Митрофанова

— Обратиться куда? Как Вас найти?

В. Салтыков

— Сайт!

А. Митрофанова

— http://shmelev-teatr.com?

В. Салтыков

— Да. Группа ВКонтакте, группа в Фейбсуке, в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) — мы везде есть. Мы пытаемся быть современными, созвучными времени. Там есть контакты администраторов — можно позвонить, поговорить и рассказать.

А. Митрофанова

— Спасибо! До свиданья!

В. Салтыков

— Вам спасибо!

И. Гавриленков

— Спасибо большое!