Светлый вечер с Владимиром Легойдой (эфир от 27.11.2015)

Гость программы - Владимир Легойда, председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата.
Темы беседы: продолжающаяся дискуссия вокруг переименования станции Войковская и экспертизы возможных останков Царской семьи; цивилизационный вызов, перед которым оказалась Европа.

____________________________________________________________

А. Пичугин

— Дорогие слушатели радио «Вера», здравствуйте! Это программа «Светлый вечер», здесь в этой студии Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И как обычно по пятницам приветствуем Владимира Легойду, главного редактора журнала «Фома», председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, профессора МГИМО. Здравствуйте.

В. Легойда

— Добрый вечер.

Наше досье:

Владимир Романович Легойда — председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, главный редактор журнала «Фома», преподаватель МГИМО. Родился в 1973 году в Кустанае, в 1996 году окончил Институт Международных Отношений, а спустя несколько лет защитил диссертацию, кандидат политических наук. С 2007 по 2009 был заведующим кафедрой международной журналистки МГИМО, с этой должности ушел по собственному желанию, в связи с назначением на должность председателя Синодального информационного отдела. Владимир Легойда входит в состав многих церковных советов и комиссий, известен своей общественной деятельностью. Помимо прочего — член совета при Президенте по развитию институтов гражданского общества и правам человека. Женат, трое детей.

А. Пичугин

— Я думаю, что нам стоит начать нашу сегодняшнюю программу с подведения итогов... Вернее, итоги подвели операторы службы «Активный гражданин», москвичи голосовали какое-то время за переименование или не переименование станции Войковская московского метро и пересадочного узла. И в итоге решили, что станцию все-таки лучше не переименовывать.

А. Митрофанова

— 51 % проголосовал против.

А. Пичугин

— Тут много можно привезти доводов как за, так и против.

В. Легойда

— За и против чего?

А. Пичугин

— В поддержку решения или против.

В. Легойда

— Я не вижу доводы за сохранение.

А. Пичугин

— А я вам скажу. Я как сторонник переименование, мне всегда интересно, что движет людьми. Во-первых, это привычка, я всю жизнь хожу...

В. Легойда

— А можно я вам сразу буду отвечать? Если кому-то нравится ходить мимо станции с именем убийцы, то — пожалуйста.

А. Пичугин

— Второе, всегда испуг, что придется меня огромное количество документов. Хотя речь...

В. Легойда

— (нрзб) дороже денег и документов.

А. Митрофанова

— Вы же знаете, как работают наши органы, связанные с документами, их оформлением...

В. Легойда

— Коллеги, я считаю, что это не тот случай, когда мы должны переходить с одной стороны, с другой стороны. Таких ситуаций в жизни не так много, и мне глубоко, мне очень обидно и печально, я чрезвычайно этой ситуацией расстроен, что люди, публично много говорившие о важности переименовании, все не смогли мобилизоваться, не смогли показать тот результат голосования, который, честно говоря, мне хочется думать, если мы говорим о москвичах, что все-таки в массе своей, что такое 300 тысяч, которые приняли участие, что в массе своей многомиллионная Москва за переименование. Но мы не смогли мобилизоваться. Конечно, есть еще один нюанс. Были нарекания к тому, как работает система. Я это знаю совершенно точно, могу два факта привести. Первое. Нам звонили, писали разными способами, по почте, в социальных сетях, люди, которые не могут зарегистрироваться и проголосовать, москвичи. А второй любопытный момент. Один знакомый, не чуждый юридическим тонкостям и нюансам, он послал запрос в систему: может ли человек проголосовать не из Москвы. Ему было сказано, что нет, что это опрос для москвичей, учитывается только голоса москвичей. После чего друг этого друга благополучно проголосовал из Нижнего Новгорода. И его голос был засчитан.

А. Пичугин

— А он был зарегистрирован?

В. Легойда

— Да. Но это был официальный ответ, мне присылали, что не москвичи не могут...

А. Митрофанова

— ...принять участие в голосовании.

А. Пичугин

— Там при регистрации спрашивают о прописке.

В. Легойда

— Там было сказано все. Человек из Нижнего Новгорода, с IP Нижнего Новгорода проголосовал, его голос был убежден. Я не хочу сказать, что это какое-то сознательное искажение, я думаю, что это недостатки системы.

А. Пичугин

— Мне понравилось, хотя и не были достигнуты желаемые нами результаты, мне понравилось, что люди с диаметрально противоположными убеждениями, в данном случае сплотились и выступали единым фронтом за переименование.

А. Митрофанова

— Во всей этой истории я увидела другое. Несмотря на то, что система работала некорректно, тем не менее, все равно проголосовавших против больше...

В. Легойда

— Больше.

А. Митрофанова

— На 20%, на 16%, это существенно. Аргументы людей, которые выбрали для себя оставить всё так, как есть, выступали за это. «Достали уже с этими переменами, еще Церковь тут лезет». Иногда участие Церкви в подобных вещах вызывает у людей такое чувство протеста. «Вам в очередях на смену документов не стоять, поэтому вы и пропагандируете, а нам стоять, нам нужно будет менять документы на машину, регистрацию в паспорте, перерегистрировать парковочное место...»

В. Легойда

— Понятно, можно я скажу? Во-первых, это чрезвычайно печально, что современный человек из-за перспективы отдаленной и не такой устрашающей некоторых бытовых неудобств соглашается, чтобы в символическом пространстве существовали такие вещи. Кто-то говорил, что не с этого надо начинать... Это я хоть как-то могу понять. А вот недавно я говорил с одним очень образованным человеком, профессором, он сказал: «Да ладно, что больше нечего делать...» Я тут понял, что мы окончательно оторвались от средневековых корней в том смысле, что Средневековье как пространство — символическое, значимости вещей, которые указывают, семантика слов, знаков, здесь, конечно, очень грустно, что «ну ладно, пусть будет Войковская, подумаешь...» Была бы Чикатиловская, мы бы тоже сказали: «Да ладно, в очередях стоять, Чикатиловская, даже красиво...» Эта же логика. Второе. Знаете, удивительно... По крайней мере, то, как вы это изложили, аргументы этих людей, где идет эта линия про участие Церкви, здесь не соглашусь, опять же идет искаженное понимание Церкви. Приведу пример, который мне кажется о том же. У моих близких знакомых очень болен ребенок, трехлетний мальчик, редкая мраморная болезнь, нужна пересадка костного мозга. Им посоветовали Израиль, они собирают деньги. Я вчера в социальной сети публикую эту просьбу. «Дорогие друзья, есть просьба...» Это «Фома» публиковал на сайте, я делаю перепубликацию, говорю, что если можно, сделайте перепост, а кто может, помогите средствами. И люди начинают перепощивать. И некий аноним мне пишет: «Что вы здесь-то пишете? Сколько РПЦ готово пожертвовать? Вы в Церковь обратитесь». А я как раз параллельно с этим перепостом написал в отдел по церковной благотворительности, сказал, что эти люди, я их знаю, что там действительно тяжелая ситуация, спросил: может ли отдел как-то помочь? Мне сказали: да, будем смотреть, что-то сделаем. Мы с этим человеком вступаем в переписку. И он говорит: «А что вы к прихожанам, вы внутрь...» Это такое искаженное сознание, идет дальше «ЗАО РПЦ» и так далее... У человека есть некие представления какие-то, что есть какая-то церковная кубышка, которой непонятно до конца, кто ею владеет, где она вообще находится. Я на это пишу: «Уважаемый...» Человек анонимный, что нередко бывает, без настоящих фамилий, некий Алекс (нрзб), то есть, видимо, Алексей Юрист, так я это прочитываю. Причем там было сказано, что это организация, в которой вы работаете... Я сказал, что организация, в которой я работаю — Синодальный информационный отдел, средняя зарплата 35 тысяч рублей. Но мы пожертвуем. Дальше: «Ой, не надо мне про зарплаты, я вам все равно задам вопросов больше, чем вы можете ответить, я мониторю ситуацию, безналоговая торговля тра-та-та». А ему пишу: «Ну мы же в диалоге, я вам пишу, что я обратился и в централизованные церковные структуры, но Церковь — это люди. И это так. И это 2000 лет так. Нравится вам, не нравится, читаете вы какие-то псевдожурналистские псевдорасследования, но это конкретная ситуация». Мы обратились к людям, так всегда было. Ну а человек начинает диктовать, как мы должны, как не должны. Да, и там еще был замечательный пример: «Вы вот личным примером покажите...» Я ответил, что согласно евангельской максиме я не буду вам рассказывать о своем участии в этом и будем считать, что о вашем участии мы не узнаем ровно потому же. По той же причине. Но все равно, что меня огорчает в этой ситуации... Мне кажется, что я остался неуслышанным, человек считает, что все, что я говорю о своем понимании Церкви, что это какие-то мантры для прихожан, с помощью которых, я очевидно, дурю окружающий мир. Человек не допускает мысли, что кто-то действительно может так думать, так воспринимать мир, Церковь, так себя ощущать в Церкви. Причем меня это огорчает, не поймите неправильно, я не хочу сказать: «Ой, какой нехороший человек». Что, видимо, он в Церкви, в церковной жизни, конечно, что-то увидел, что его теперь заставляет так думать. Это ненормальная ситуация, очень грустная и хотелось бы общими усилиями от неё уходить. Причем я-то старался отвечать не агрессивно, пытался объяснять, но я тоже не могу отказаться от того понимания Церкви, которое я считаю верным, с которым я вырос. «Нельзя обращаться к людям за помощью»! Ну это все очень странно и грустно.

А. Пичугин

— Владимир Легойда сегодня в программе «Светлый вечер». И продолжая тему Войковской, есть еще один аргумент, я помню, у нас в программе выступал Вадим Дормидонтов, бывший председатель по переименованию, наименованию Моссовета, благодаря усилиям которого и Соловецкий камень привозили и были переименованы сразу в начале 90-х огромное количество московских улиц и станций метро. Тогда референдумы не проводили, сейчас провели референдум, но ведь мы говорим о конкретной станции...

В. Легойда

— Я прошу прощения, только ведь это не референдум. Если вы имеете в виду голосование на..., то это, конечно, не референдум.

А. Пичугин

— Это нельзя назвать референдумом в прямом смысле слова. Электронный референдум...

В. Легойда

— Нет, это все-таки голосование, потому что референдум предполагает, понятно, что если бы был общемосковский референдум, там была бы другая явка. Были бы миллионы, а не тысячи.

А. Пичугин

— Да, согласен. Мы взяли пример станцию Войковская, но ведь в Москве, ближнем Подмосковье остается огромное количество названий улиц и переулков, которые несут в себе имена людей не хуже и не лучше Войкова. Тот же Дормидонтов приводил пример улицы, которая недалеко от нас находится...

А. Митрофанова

— Кедрова?

А. Пичугин

— Да. И он замечательные факты того же Кедрова привел. И десятки барж затопленных вместе с людьми в трюмах, и улицы Ленина бесконечные... И такие улицы десятки. Почему именно Войкова?

В. Легойда

— Хотя бы потому, что даже Войкова, которого знают не так многие, может быть, кто это такой, все равно знают больше, чем того же Кедрова. Понимаете, сравнение не является аргументом, один из законов полемики, логики, чего угодно. Можно сравнивать такие улицы, такие улицы, но всегда надо с чего-то начинать. И тут очень сложно считать, что такой, какой-то непререкаемый аргумент, как пистолет в фильме «Место встречи изменить нельзя», который в итоге тоже не оказался аргументом, потому что был подброшен.

А. Пичугин

— Ну вот Владимир Сергеевич Дормидонтов...

В. Легойда

— Я с глубоким уважением и, более того, я согласен... Для меня это только указание на то, что обязательно надо, надо с чего-то начинать и дальше двигаться. Если бы сторонники переименования Войковской говорили: «Переименуйте Войковскую, а дальше — гори оно всё синим пламенем, дальше нас ничего не интересует, и мы, вообще, считаем бессмысленной тему других улиц, мавзолея и прочего». Тогда да. А если речь идет о том, что возникла тема, сейчас есть возможность, что мы, вообще, все оставим все, как есть, или хотя бы эту вопиющую ситуацию, ситуация дошла до такого момента, когда началось голосование. И почему я говорю, что крайне огорчительный результат.

А. Пичугин

— Может быть, еще не пришло время? Может быть, должно уйти окончательно то поколение, для которого имена Войкова, Кедрова...

В. Легойда

— Не верю я в это. Не верю я в то, что люди сознательно. Это все-таки... Я понимаю, что можно говорить в силу разных причин о Ленине, еще о ком-то, я сейчас, естественно, не свою позицию сказал, а Войков, что за Войковым стоит?

А. Митрофанова

— Мне кажется, сейчас проблема в другом. В 90-е годы, когда началась эпоха реформ и перемен, которые мы все так ждали в 80-е, 70-е, 60-е годы, на волне романтического порыва действительно много что и в плане переименований, и смены смысловых ориентиров в нашей жизни произошло. Сейчас время такой усталости от нестабильности и перемен, что, понимаете, ваш коллега, ваш товарищ сказал: других проблем, что ли, нет, чем Войковскую переименовывать? Вот так. Мне кажется, в этом дело.

В. Легойда

— Слушайте, но это тоже не аргумент.

А. Митрофанова

— Конечно.

В. Легойда

— В конце концов христианин может сказать: «Других проблем, что ли нет, надо душу спасать». И все. А что тут в конце концов. Это псевдоаргумент.

А. Митрофанова

— Но мы просто остыли. Понимаете, Владимир Романович, такой порыв был, подъем, сейчас — усталость.

В. Легойда

— Я сторонник того, чтобы останавливаться в шаге от обобщений, потому что обобщение требует серьезной социологии, у меня её нет, насколько мы остыли или устали. Но могу констатировать факт — факт грустный.

А. Пичугин

— И еще одна тема, которую мы хотели с вами, Владимир Романович, обсудить, она уже в Великобритании, довольно далеко от нас, там запретили ролик с молитвой «Отче наш...» Он демонстрировался в кинотеатрах, предваряя показ новой части «Звездных войн». В этом ролике совершенно разные люди, в том числе беженцы, архиепископ Кентерберийский Джастин Уэбли, штангисты в тренажерном зале, сын на могиле матери, дети в школе, читают молитвы.

В. Легойда

— «Отче наш».

А. Пичугин

— Да, они читали «Отче наш», и в этом ролике, его показывали перед началом «Звездных войн» и власти запретили его демонстрировать, потому что это может оскорбить чувства атеистов и людей другой веры. Англиканская церковь очень опечалена и расстроена таким решением, а в стране разгорается настоящий скандал. Как вы можете это прокомментировать?

В. Легойда

— Ну как. Могу присоединиться к реакции англиканской церкви. Много может быть аргументов. Но, мне кажется, главное, что здесь может быть, что если Европа все-таки себя воспринимает как христианское пространство... Мне сравнение такое пришло в голову, просто как журналисту. В редакции любого издания есть редакционная политика, редакционная политика определяет, что мы публикуем, что не публикуем. Мы прекрасно понимаем, что есть люди, которые не являются православными христианами, но, тем не менее, взяли и написали на обложке «православный журнал» и поставили в логотипе крест, христианский крест. Потому что это наша редакционная позиция, наше мировоззренческая позиция, мы готовы её с учетом обстоятельств вежливо, но твердо отстаивать. И в этом смысле я не вижу какого-то принуждающего фактора в этом ролике. Конечно, логика тех, кто выступает против, понятна, но, скажем так, что касается чувств атеистов, то очень сложно оскорбить чувства атеистов упоминанием того, кого, по мнению атеиста нет. Но он может посмеяться, он может сказать, что вы украли у меня две минуты времени, но я не понимаю, как он может оскорбиться.

А. Пичугин

— Оскорбиться он может, потому что ему, скорее всего, если он захочет сделать какой-то ролик, сообразуясь со своими, можно сказать, религиозными воззрениями, ему, скорее всего, это сделать не дадут.

В. Легойда

— Пока мы с вами видим, что не дают противоположно. Вот здесь, я считаю, если хотите, как раз для человечества, для сообщества наступает некий момент истины. Я с этого начал. Если Великобритания не хочет себя воспринимать как христианское сообщество, то вот они запрещают, это еще один показатель движения общественного. К чему это приводит, мы с вами видим. Отказ от идентичности. Появляются другие идентичности, люди ведут себя в утверждении которых, гораздо более агрессивно. Тут, к сожалению, третьего не дано, как говорили древние. Либо вы отстаиваете свою идентичность, либо будет другая. Конечно, дело не конкретно в этом ролике, это все звенья одной цепи. Само по себе это действие, оно, может быть, и не является запредельно недопустимым. Но давайте вспомним, как была уволена медсестра в той же Англии за то, что она отказалась снять с себя нательный крест, который был виден. Давайте вспомним правила авиакомпаний, где, я знаю, мне священники рассказывали, когда их просили снимать наперсные кресты при посадке в самолет, потому что там могут быть другие люди. Вы понимаете, если эту логику продолжать, что будет дальше? Почему я иду мимо дома, а у него какой-то крестик наверху? Я — атеист, давайте мы эти крестики с этих домов уберем... А если здание в форме креста, что его теперь, разрушать? Понимаете, к сожалению, если эту историю не остановить, она приведет к полному уходу христианской идентичности такими способами. Поэтому мне кажется, что здесь нужно перестать играть в какую-то...

А. Пичугин

— Политкорректность?

В. Легойда

— Да, а просто понять, что нам дорого и какие идеалы мы готовы отстаивать, а какие нет. Я не могу ни при какой терпимости, вежливости, политкорректности и толерантности говорить о том, что истина христианская, она настолько же истинна... то есть, условно говоря, какие-то другие истины настолько же истинны, насколько и христианская. Это вранье будет.

А. Пичугин

— И в итоге у нас Рождество, которое никто не предлагает отменять, ролик-то как раз был приурочен ни к «Звездным войнам», а к Рождеству. Он просто демонстрировался перед «Звездными войнами».

В. Легойда

— Тогда вообще непонятно, это более серьезно. Вот то, что вы сейчас сказали, я просто не знал немного, это немного меняет ситуацию. Это не не пойми откуда, потому что было действительно немного странно, почему какой-то ролик, если речь идет о том, что есть какой-то величайший праздник, второй после Пасхи, Рождество Христово, в преддверии которого был сделан ролик, где люди читают молитву «Отче наш», который демонстрирует как раз таки идентичность граждан Великобритании. И это, конечно, очень серьезно.

А. Пичугин

— Просто, подводя итог, можно сказать, что если, христиане — люди очень мирные, спокойные в массе своей, если запретить читать «Отче наш» или как-то проявлять свою христианскую идентичность, то придут действительно, как вы сказали, другие люди, и уже им запретить ничего не удастся.

В. Легойда

— Так и будет. Совершенно точно. Условно говоря, Христос Защитник — это же не сегодня придумано, это, собственно, тема, которая утверждалась на обломках Римской Империи.

А. Митрофанова

— Владимир Легойда сегодня у нас в гостях. Мы вернемся буквально через минуту.

А. Митрофанова

— Еще раз добрый вечер, дорогие слушатели. Владимир Легойда сегодня на радио «Вера» в программе «Светлый вечер».

Мне бы хотелось бы обострить немного тему, которую мы подняли в первой части нашего эфира. Когда мы говорим о таких событиях в Великобритании, как призыв снять нательный крестик или вынести из пределов кинотеатра ролик со словами из молитвы «Отче наш», я вспоминаю, как игумен Филипп (Рябых), который является представителем Московского Патриархата при Совете Европы, он живет в Страсбурге, как он комментировал нам произошедшее в Париже.

В. Легойда

— Вы имеете в виду террористические акты?

А. Митрофанова

— Да. Мы когда говорим сейчас про Париж, то в первую очередь думаем об этом. Я, честно говоря, очень переживаю за все произошедшее там, но не менее переживаю еще и о другом, о чем мы с отцом Филиппом тоже беседовали. В чем сейчас, что сейчас представляет собой европейская идентичность. Мы понимаем, что есть такой закон сообщающихся сосудов, свято место пусто не бывает, если из смыслового пространства, смыслового поля европейской цивилизации, мощным фактором которого стало христианство, сейчас уходит христианство, то там появится другое смысловое пространство.

В. Легойда

— Это то, о чем я говорил.

А. Митрофанова

— И в этом смысле Европа сейчас, хотим ли мы того или нет, оказывается перед цивилизационным вызовом. Мне бы не хотелось выступать как алармисту, но я, глядя на все на это, переживаю происходящее, не могу не думать о таких вещах. Есть ли сейчас, с вашей точки зрения, какие-то шансы, что у нас не будет радикального сценария смены курса ориентиров.

В. Легойда

— У нас, где, вы имеете в виду?

А. Митрофанова

— Наше смысловое поле, христианское.

В. Легойда

— Если так немного, несмотря на то, что вы заостряете тему, заострять её в пространстве академической дискуссии, то, конечно, здесь появляется с одной стороны и с другой стороны. С одной стороны, книга Шпенглера, которую на русский перевели как «Закат Европы», появилась не в начале XXI века, а столетием раньше. И нередко сегодня говорят, что старушка умирает уже давно и так далее. Это, конечно, с другой стороны, не является аргументом, потому что то, что мы сегодня наблюдаем, это, конечно, вызывает очень серьезные вопросы. Более того, попытаюсь так это сформулировать, чтобы не задеть ничьих чувств невольно. Но в истории не так много законов, которые выполняются, если что, Алексей меня поправит. Но один из них, мне кажется, как правило, всегда сбывается. При столкновении культур, цивилизаций, культура, которая в таком европейском смысле слова понимания цивилизаций, развита меньше, она всегда побеждает.

А. Митрофанова

— Почему?

В. Легойда

— Так сложилось. Может быть, тут можно спекулировать и рассуждать на тему, почему. Но это, начиная от варваров и даже раньше.

А. Митрофанова

— Согласна, да.

В. Легойда

— Поэтому тут нужно понимать, что жизнеспособность этой культуры выше.

А. Митрофанова

— Молодая горячая кровь.

В. Легойда

— Поэтому здесь очень хорошо нужно понимать, что естественно толерантность, понимаемая как внимание, уважение, все, это должно быть, но важно понимать, что все это не должно приводить к отказу от собственной идентичности. Здесь не бывает... Просто мне кажется, что некоторое время люди себя и других пытались убедить, скажем, есть такое прочтение западных стандартов жизни как чего-то объективно существующего. Это знаменитое Черчилевский афоризм «Демократия и...» все-все-все — это такая мифология, но мифология, которая претендует на объективность. Есть законы физики, да? А есть законы человеческого общежития. И в них тоже есть правильные и неправильные, стопроцентно для всех и везде. При всем том, что вся история говорит о том, что это не вполне так, или совсем не так, даже, допустим, соглашаясь с высказыванием Черчилля, который имел в виду, что, конечно, демократия несовершенна, но из всех созданных человеком разделения властей, она все равно наиболее справедлива. Но дальше, если с тем же Черчиллем разбираться, то возникает вопрос: почему эта самая демократия, которая вроде бы и состоит из этого, совершенно в разных странах по-разному действует. Но здесь вопрос в том, что никакой объективности, которая бы соответствовала объективности законам физики, в человеческом общежитии нет. И поэтому здесь наступает момент истины, когда человек должен выбирать. Потому что если есть объективность, то она немного в другом, в том, что сообщество с большей жизненной энергией будет побеждать сообщество с меньшей жизненной энергией, оно будет утверждать без всякой толерантности свои правила, свои законы. Это происходит в Европе, происходит в США. Мы как-то уже в этой студии говорили с вами, что давно уже американцы не произносят вслух — плавильный котел, о котором они когда-то говорили, как об идее, идеале создания. Вот мы все приехали, переплавились и из ирландцев, африканцев и прочих стали американцами. Нет. Давно от этого отказались, понимая, что это не работает и не получается. Китайские кварталы не собираются становиться американскими, они пользуются американскими благами цивилизации, но они китайцы, живущие в Америке. И соответственно здесь, конечно, важно понимать, что как комфортная среда обитания Европа привлекает людей других культур. Но они не собираются инкультурироваться, многие из них. Я сейчас даже не беру проблему терроризма, которая сегодня вышла на первый план и мы не знаем на какой срок. Посмотрите. Если судить по сводкам новостей, они, конечно, в концентрированном виде подают, но если судить по сводкам новостей, то надо сидеть дома и никуда не ездить, потому что ты не знаешь, где рванет завтра.

А. Митрофанова

— Может быть, в твоем собственном доме. Поэтому не стоит там сидеть.

В. Легойда

— Может быть и так. Да нет, мы уже говорили в этой студии, что все это рассчитано на запугивание, поэтому нужно внутренне стараться с этим бороться. Но здесь... даже вне контекста проблемы терроризма, понимаете, что мне хотелось бы сказать, простите за некое многословие такое... Если ты религию воспринимаешь всерьез, её нужно отстаивать, так же, как отстаивать человеческое достоинство, какие-то другие вещи, связанные с твоей верой. Поэтому, конечно, здесь важно понимать, что это не пассивная позиция, христианин — это не человек, который сидит и говорит... помните, как в сказке: «Что воля, что неволя — всё равно». Почему я, возвращаясь к началу нашей передачи, говорю, что глубоко огорчен отсутствием активной позиции православных в теме переименования станции Войковская.

А. Пичугин

— Владимир Легойда сегодня у нас в гостях, здесь на радио «Вера».

И в последней части нашей программы предлагаю поговорить на еще одну важную тему, которая сейчас очень широко обсуждается: это царские останки. Буквально недавно генетики заявили, что расследованию по делу царской семьи потребуется как минимум месяц. Это заявление прозвучало буквально несколько дней назад. Соответственно, стоит надеяться, что через месяц точки над i будут поставлены. Хотя недавно еще совсем очень интересный рассказ епископа Егорьевского Тихона Шевкунова был о том, как начиналась вся эта история с вскрытием гробниц...

В. Легойда

— Дорогие коллеги, простите, что я вас невежливо перебиваю, просто уже градус кипения в этой теме... Я очень вас прошу, давайте мы будем чрезвычайно осторожны с датами. Здесь есть несколько вещей. Не забывайте, что экспертиз несколько, есть эксперты, которые работают с правительственной комиссией. Есть обращение Церкви с просьбой не только участвовать процедурно в наблюдении за тем, как это происходит, но и возможность для Церкви и связанных с Церковью структур провести собственные исследования, возможно, они будут проводиться. Когда мы говорим — поставлена точка, генетическая экспертиза не ставит точки в этом вопросе, о котором мы говорим. Для верующего человека, какая точка вопроса? Это признание епископами Русской Православной Церкви останки, найденные под Екатеринбургом, святыми мощами. Это точка. И до этой точки... я не хочу говорить, еще очень далеко... эта точка, она нами не подгоняется ни к какой дате, я говорил об этом и с вашего позволения еще раз повторю, единственное, что я могу сказать о временных рамках, это то, и повторить это еще раз и еще раз, что мы, что Церковь будет заниматься этим вопросом столько, сколько нужно. Пока у нас не будет ни малейших сомнений в том, что мы нашли истину, никакие даты, никакие сроки, никакие промежуточные результаты с окончанием одной из экспертиз, что мы уже говорили, остаются вопросы, вопросов много, вопросы надо снимать. Поэтому давайте мы наберемся терпения, здесь уже совершенно точно никакая спешка не нужна. Мы, повторяю, благодарны тому, что, как мне кажется, и в обществе, и в государстве находим понимание этой позиции, что аргументы Церкви слышат, и мы сейчас продолжаем работу и с учеными-генетиками, и с учеными-историками, архивистами, и со Следственным комитетом, который этим занимается. Я очень надеюсь, что тогда, когда придет время, когда будет нужно и должно, тогда эта тема разрешится и она не станет причиной, и результат не станет причиной разделения в обществе, а наоборот — объединения.

А. Пичугин

— Спасибо большое. Напомним нашим слушателям, что Владимир Легойда, профессор МГИМО, председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, главный редактор журнала «Фома» был у нас в гостях, в программе «Светлый вечер».

Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— Всего доброго. Будьте здоровы.

В. Легойда

— До свидания.