Светлый вечер с Владимиром Легойдой (эфир от 19.06.2015)

Гость программы - Владимир Легойда, председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата.
Темы беседы: Визит Патриарха Кирилла в Архангельск и участие в торжествах, посвященных памяти св. прав. Иоанна Кронштадтского; Как воспринимали отца Иоанна современники; Характер духовной жизни в России кон.19 - нач. 20 века; Предложение Папы Римского праздновать Пасху православным и католикам в один день; Уровень образования современных школьников и абитуриентов и проблемы ЕГЭ.

Ведущие: Владимир Емельянов, Алексей Пичугин

В. Емельянов

— Здравствуйте, в эфире «Светлый вечер». У нас в программе, традиционно, как это бывает по пятницам Владимир Легойда. В студии Владимир Емельянов…

А. Пичугин

— Алексей Пичугин.

В. Емельянов

— Здравствуйте, Владимир Романович.

В. Легойда

— Здравствуйте.

Наше досье:

Владимир Романович Легойда — председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, главный редактор журнала «Фома», преподаватель МГИМО. Родился в 1973 году в Кустанае, в 1996 году окончил Институт Международных Отношений, а спустя несколько лет защитил диссертацию, кандидат политических наук. С 2007 по 2009 был заведующим кафедрой международной журналистки МГИМО, с этой должности ушел по собственному желанию, в связи с назначением на должность председателя Синодального информационного отдела. Владимир Легойда входит в состав многих церковных советов и комиссий, известен своей общественной деятельностью. Помимо прочего — член совета при Президенте по развитию институтов гражданского общества и правам человека. Женат, трое детей.

В. Емельянов

— Мы рады вас слышать. Хотелось бы закончить тему, которую мы в прошлую встречу нашу обсуждали. Все-таки удалось каким-то образом отстоять то место, где должен был быть воздвигнут памятник равноапостольному князю Владимиру. Прислушались и к нашему мнению, и к мнению специалистов. Тем более у нас была достаточно большая программа…

А. Пичугин

— В эту среду у нас была программа с Рустамом Рахматуллиным замечательным совершенно, координатором Архнадзора, с которым полчаса мы, наверное, половину программы, даже больше, обсуждали эту тему — памятник князю Владимиру: где он может стоять, где он должен стоять и почему Воробьевы горы — это законченный уже комплекс, где ничего нового быть не должно.

В. Емельянов

— Так что поднятая тема срезонировала.

В. Легойда

— Я единственное, что могу еще раз повторить, что для меня кажется принципиальным именно вопрос самого факта установки памятника. Вопрос места важен, он должен учитывать и мнение москвичей, архитектурную вписываемость, но все-таки место по отношению, с моей точки зрения, по отношению к самому факту памятника вторично. Хотя, повторяю, безусловно, очень важно, но… Что касается роли Церкви, она заключалась в том, что комиссия под руководством архимандрита Тихона (Шевкунова) определяла результаты конкурса на памятник. Церковь выбирала именно не место, а именно само изображение, сам проект памятника. Вот здесь действительно наша роль была решающей. А что касается места, то здесь была общественная дискуссия и здесь не было никогда, Церковь не настаивала никогда на каком-то одном конкретном месте.

В. Емельянов

— Хорошо, что эту тему мы затронули, и она естественным образом завершилась можно сказать, что в нашу пользу. Потому что мы выразили тогда чаяния жителей Гагаринского района…

А. Пичугин

— Это один из московских районов, для тех, кто живет в других городах нашего вещания.

В. Емельянов

— Собственно, этот район находится совсем рядом с Воробьевыми горами. 13-14 июня патриарх Кирилл посещал Архангельск и возглавил торжества по случаю канонизации Иоанна Кронштадтского. Были ли вы там и что об этом в целом можно сказать?

В. Легойда

— Нет, я там не был, но мне кажется, что, прежде всего, это связано с почитанием такого замечательного русского святого как отец Иоанн Кронштадтский, и, я думаю, что многим нашим слушателям хорошо известно это имя и они обращаются к нему в своих молитвах. И много знают и читали об отце Иоанне, святом праведном Иоанне. Если говорить медийной составляющей, что помимо освещения визита Святейшего Патриарха, в этом году на странице социальной сети ВКонтакте появилось две записи, как сказали бы журналисты, эксклюзивные, то есть сделанные не сотрудниками СИНФО, которые отвечают за ведение этой страницы, которые выбирают цитаты из публичных выступлений Патриарха. А сделанные непосредственно Патриархом, сделанные для читателя ВКонтакте, где он поделился своими воспоминаниями: и впечатлениями от посещения Архангельска, и об Иоанне Кронштадстком. И одна из записей достаточно длинная, она касалась его детских воспоминаний. И того, как жила семья, в каких условиях, потому что все это связано с теми местами, в которых он побывал. И мне кажется, что это достаточно интересно. Те из наших слушателей, кто зарегистрирован ВКонтакте, могут прочесть это на странице Патриарха. Те, кто не зарегистрирован ВКонтакте, могут также зайти на страницу Патриарха, либо на сайте «Фомы» этот текст переобпубликован со ссылкой на запись ВКонтакте.

А. Пичугин

— У большинства людей в сознании Иоанн Кронштадтский ассоциируется с Петербургом. А здесь не просто Архангельск — Архангельская область, я был когда-то в тех краях, примерно 500 километров от Архангельска еще в тайгу. Если ехать на поезде, то ночь поезд идет туда, это маленькое село Суры, где проходили торжества.

В. Емельянов

— Несмотря на праведный образ жизни в дореволюционной России, и в прессе, и в обществе, фигура святого Иоанна была достаточно не однозначна. И люди сетовали на то, что его встречают жандармы на вокзалах, что у него свой пароход, довольно состоятельные прихожане, а на его богослужения чуть ли не специальные приглашения рассылались. Пытались подсчитывать, какие суммы проходят через его руки, сколько у него этих самых богатеньких прихожан. И вот в наше время тоже можно услышать такие упреки от тех или иных людей в адрес священства, что вот и на таких джипах ездят, и в физической форме не в лучшей находятся. Тоже некоторое время назад, правда, другим людям, из правоохранительных органов это вменялось, это была претензия, что вряд ли они с такими пузами смогут догонять преступников и так далее. Насколько может быть пример праведного Иоанна Кронштадтского примером или ответом сегодняшним критикам.

В. Легойда

— Вы знаете, в данном случае это говорит о том, что всегда найдутся люди, которые будут смотреть не на духовное состояние человека, не на ту реальную пользу, которую он приносит, а на то, на какой он ездит карете, как говорили о батюшке Иоанне Кронштадтском. Но здесь мне кажется, важно понимать и ситуацию, для чего эти вещи делались. Понятно, что этот человек не стремился к приобретению карет, пароходов. И тем более что это был исключительный случай. Как бы мы сегодня сказали — это феномен особый. И если внимательно почитать знаменитый двухтомник отца Иоанна «Моя жизнь во Христе», к чему, может быть, стоит обратиться в первую очередь, где человек сам описывает свои сомнения и терзания, если хотите, описывает свою внутреннюю жизнь. И, безусловно, и какие-то внешние проявления. По поводу критиков, собаки лают, караван идет, тут, повторяю, всегда находятся какие-то вещи, какие-то люди, которые смотрят и считают, что это самое главное.

А. Пичугин

— Вот мы почему-то всегда смотрится на святого Иоанна Кронштадтского в отрыве от эпохи. Есть такая замечательная книжка протопресвитера Георгия Щевельского, последнего протопресвитера Русской Церкви армии и флота, который писал уже глубоко в эмиграции, после 17 года, он уехал из России. Где он прямо абсолютно пишет об оскудевании веры в начале ХХ века в России, об отношении духовенства к простым людям, об отношении простых людей к духовенству, к Церкви. И вот как раз если все это почитать, если все это совокупить у себя в голове, получается, что да, одна из немногих фигур такой яркой духовности, такой яркой духовной жизни, это как раз была фигура отца Иоанна. Наверное, поэтому люди и стремились туда, видя это оскудевание, к какому-то островку.

В. Легойда

— И да, и нет, я бы только отчасти с вами согласился. При неком непростом, если можно так сказать, характере духовной жизни в начале прошлого века в России, нельзя сказать, что это было что-то из ряда вон выходящее, что истории Церкви не знала таких периодов оскудения веры. Это не так. В это же время появляется феномен ученого монашества, которое скорее положительно воспринимается, чем отрицательно. И отец Иоанн… Я не хотел бы, чтобы у наших слушателей сложилось впечатление, что на абсолютно духовной пустыне выжженной духовенства сиял один Иоанн Кронштадтский. Это совершенно было не так. Другое дело, что он действительно был человек особых дарований, поэтому к нему тянулись люди, но это было время, когда и другие духовники знаменитые были и к ним приходили люди. Просто у каждого свои дары, и у каждого свои таланты, скорее, это не вопрос его уникальности… Например, последний духовник царской семьи — архиепископ Феофан Полтавский, замечательный духовник и человек. Мне врезалась в память замечательная история с Розановым, когда Розанов, известный, яркий, интересный философ, метался в своих духовных поисках. Один из авторов так описывает его диспуты с архиепископом Феофаном, когда они прогуливались где-то по аллее и Розанов с присущей ему горячностью что-то доказывал о его неправоте. Владыка молчал и, видимо, молился. Розанов, не видя ответа, продолжал доказывать уже как-то мягче, а потом еще через какое-то время помолчал и сказал: «А, может быть, вы и правы».

А. Пичугин

— Да, где-то я слышал эту историю.

В. Легойда

— Это история, в которой архиепископ победил, не произнеся ни слова. При том, кстати, известно, что владыка Феофан был человеком, который при неоднозначном отношении в среде духовенства к личности Распутина, он относился к людям, которые изменили свое отношение к Распутину. Он вначале с ним общался, но потом был факт, если мне не изменяет память, после какой-то исповеди Распутина владыка Феофан просто прекратил с ним какое-либо общение. Неизвестно, о чем шла речь, естественно, потому что тайна исповеди. Но владыка Феофан счел для себя невозможным поддерживать отношения.

А. Пичугин

— Интересный факт — исповедь Распутина. Он ведь как гражданин империи был обязан хотя бы раз в год участвовать в Таинстве.

В. Легойда

— А вы знаете, по этому поводу, это как раз та часть, по которой я готов с вами согласиться, когда мы с вами говорили о духовном состоянии общества. Если я не ошибаюсь, в 1916 году была отменена обязательная исповедь в армии. И когда потом были произведены какие-то... или в 15-ом, в это время... когда попытались посчитать, сколько солдат добровольно придет на исповедь, оказалось менее 10%. И это тоже характеризует определенным образом и эпоху, и формальное отношение. Это важно знать. Потому что когда я пытался понять, как же люди в православной России или в православном обществе, как они буквально через несколько лет после страшных событий 17-го года, как они, потомки тех людей, который строили храма, начали эти храмы рушить. И для меня эта цифра была объясняющей во многом.

А. Пичугин

— У нас еще была знаменитая перепись 37 года, которая тоже многое показала.

В. Легойда

— Это да, она показала, кстати, другую сторону процесса, конечно.

В. Емельянов

— Напоминаем, что вы слушаете программу «Светлый вечер», у нас сегодня в гостях председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО Владимир Легойда.

А. Пичугин

— Чтобы завершить тему со святым праведным Иоанном Кронштадтским. Очень интересно, как... Ведь в сознании советского времени Иоанн Кронштадтский, безусловно, относился к такому буржуазному прошлому, который надо забыть. Я читал, советское правительство сделало все возможное, чтобы память об Иоанне Кронштадтском ушла безвозвратно, но, тем не менее, уже в самом начале перестройки мы видим толпы людей, которые шли и приезжали в Кронштадт и в Петербург. Сначала и в Русской Церкви За Рубежом начались какие-то подвижки к прославлению, канонизации Иоанна Кронштадтского, а потом и здесь, в уходящем Советском Союзе. Откуда эта народная память? Почему она оставалась?

В. Легойда

— Мне кажется, это и есть феномен живой веры. Здесь просто понятно и очевидно, то, что как бы не пытались выбирать какие-то вещи, которые органично присущи людям, обществу, все равно это невозможно уничтожить. Несмотря на колоссальные усилия, на то, что, казалось бы, формально эта память была стерта. Но, видимо, те вещи, которые присущи человеку естественным образом, их не так-то просто искоренить. Я вспоминаю замечательную статью Павла Флоренского, которая называется «Православие», где он говорит о феномене веры, о русском Православии, чем оно характеризуется. И говоря о принятии христианства Русью, он говорит, что это принятие было органичным. Что, скажем, то, что можно предположительно определить как национальные черты, складывающейся нации, они естественно восприняли христианские ценности, как бы мы сегодня сказали. И мне это кажется, очень важно. Почему это не убираемо, потому что это присуще человеку.

А. Пичугин

— И еще одна тема, которую мы бы хотели с вами обсудить — Пасха и календарь. Предложение Папы Римского возможности, гипотетической, как-то совместить празднование Пасхи восточными Христинами и западными.

В. Емельянов

— В первую очередь, интересна ваша личная точка зрения. И то, как вы лично к этому относитесь, как православный, как человек, который живет в социуме.

В. Легойда

— Как уже было замечено кем-то, не впервые звучит такое предложение из уст католиков. Понятно, что эта интенция, наверное, можно порадоваться, что проявлено такое стремление к единому дню празднования Пасхи, но также понятно, что история пасхалий для православных церквей — это часть традиции, от которой просто так невозможно отказаться. Потому что за этим стоит и многовековая традиция, и смыслы определенные. И потом я, когда Папа выступил с этой инициативой, стали звонить коллеги журналисты, и они почему-то были уверены, может быть, не зная ситуации в Православной Церкви, что теперь должен ответить Московский Патриархат и вопрос будет решен тем или иным образом.

И пришлось объяснять, что Всемирное Православие не имеет единого административного устройства. И если Католическая Церковь административно едина, то в мире существует 15 Православных Церквей, из которых самой большой является Русская Православная Церковь, но она не единственная. Естественно, решение такого уровня, если речь пойдет о позиции всего Православия, оно предполагает решение всех Православных Церквей. Для этого необходимо им как-то собраться, обсудить.

В. Емельянов

— Интересно, они в Константинополе будут это обсуждать в будущем году?

В. Легойда

— Вот в 2016 году ожидается проведение Всеправославного собора, который иногда ошибочно, иногда, мне кажется, намеренно ошибочно называют Вселенским, не понимая или понимая разницу и играя на этом, на не понимании многими этой разницы. Ожидается проведение этого собора, если этот вопрос будет включен в повестку дня, вот он может быть рассмотрен.

А. Пичугин

— Тогда собор будет Вселенским...

В. Легойда

— Но повестка дня — это один из важных вопросов подготовки этого. Собор готовится уже более 50 лет. Не все так просто. Вопрос решения довольно серьезного на очень высоком уровне.

В. Емельянов

— Неизвестно, что получится, если мы придем к какому-то общему знаменателю, то мы будем отмечать в один день Пасху и другие праздники?

В. Легойда

— Нет, Пасхалия — это совершенно отдельная история. Но лично мне, я не знаю, я не считаю, что это вопрос какой-то первостепенной важности. Хотя, наверное, конечно, было бы... Тут есть некая история, связанная с тем, что Христос Воскрес, католики уже говорят, если католическая Пасха раньше, а у нас еще проходит какое-то время. Ну празднуют же Православные Церкви Рождество в разные дни. Православные же Церкви разных календарей придерживаются, не едины в этом смысле. Пасха одинаково, а Рождество — нет. Это же не является какой-то большой проблемой.

В. Емельянов

— А вообще, как вам сама ситуация, когда администрация Президента рекомендует Папе, как ему выстраивать диалог...

В. Легойда

— Вы имеете в виду американскую администрацию?

В. Емельянов

— Да.

В. Легойда

— Ну я могу...

В. Емельянов

— По-моему, это ситуация более, чем нелепая.

В. Легойда

— Я могу согласиться с теми оценками, которые звучали, выглядит это весьма странно.

В. Емельянов

— Мы напоминаем, что вы слушаете программу «Светлый вечер».

А. Пичугин

— Еще раз здравствуйте, друзья! В студии Владимир Емельянов...

В. Емельянов

— И Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И у нас в студии как всегда по пятницам председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО Владимир Легойда.

В. Емельянов

— Вот хотелось бы обратиться к вашему преподавательскому опыту. Сейчас заканчивают и закончились уже ЕГЭ в школе.

В. Легойда

— Идут, насколько я понимаю.

В. Емельянов

— Это не принципиально.

А. Пичугин

— Последние...

В. Емельянов

— Факт то, что через пару месяцев вы столкнетесь в аудитории с...

В. Легойда

— Племенем младым и незнакомым.

В. Емельянов

— Абсолютно верно. Мы не будем говорить об ужасах ЕГЭ, об этом многие говорят, пишут...

В. Легойда

— Я не говорил никогда об ужасах ЕГЭ, я как раз таки никогда не разделял позиции об ужасах ЕГЭ, поскольку... Моя позиция довольно простая. Любой преподаватель, который когда-либо принимал экзамены, прекрасно знает, что тест всегда объективнее, чем устный. Именно с точки зрения того, что понимается под объективностью, то есть отсутствие субъективного элемента в оценке. Представьте себе такую вещь. Вот сдает сто студентов экзамен. Вот у них принимают два конкретных профессора, представим, что принимают другие два профессора, или еще два других. Неужели вы думаете, что во всех случаях будет одинаковая оценка у всех ста студентов?

А. Пичугин

— Нет, конечно.

В. Легойда

— Нет, конечно. А если эти студенты напишут тесты современное, по принципу, где из четырех правильный только один. Неважно, кто проверяет, хоть машина.

А. Пичугин

— Но здесь же тоже есть элемент субъективности, когда студент или абитуриент перед сдачей теста зазубрил эти даты, если мы говорим об истории...

В. Легойда

— А какая здесь субъективность? Это вопрос качества теста. Нет, это другое, я говорю про оценку, про объективность оценки. Понятно, что любая тестовая система, в этом узком смысле слова, она будет объективна. Но дальше начинается то, что вы говорите, тестовая система не позволяет проверить все то, что можно проверить с помощью экзамена, с помощью письменного сочинения, которое тоже субъективно оценится. И так далее. Поэтому проблема ЕГЭ даже не в качестве самого ЕГЭ, об этом много говорят, пытаясь его улучшить, это правильно и нужно делать, но это второстепенная проблема для теста. Когда-то эти тесты будут более менее качественными. Проблема ЕГЭ в том, что, я в этом глубоко убежден, его нельзя делать единственным экзаменом, что происходит сейчас для большинства вузов. Человек сдал три профильных экзамена, подал документы, ждет.

В. Емельянов

— А что нужно?

В. Легойда

— Нужны испытания дополнительные, право на которые осталось у нескольких вузов, я сейчас не знаю, какие последние данные, это как-то менялось, но я так понимаю, что это лишь небольшой процент вузов имеет право принимать еще и свои экзамены.

А. Пичугин

— В частности, ваш.

В. Легойда

— МГИМО, да, МГУ тоже. Понятно, что у творческих вузов своя история. Речь идет о том, что сейчас суммируются баллы по ЕГЭ и это единственное, что осталось в некоторых вузах. Но мне кажется, что вуз имеет право проводить не одно, а два испытания, собеседование... Вот мы проводим собеседование как часть творческого конкурса на факультет журналистики МГИМО, это именно часть, потому что есть письменная часть, где пишется сочинение, а есть собеседование. Оно очень многое показывает. Оно показывает мотивированность человека, понимание человека, ориентацию или отсутствие ориентации в профессии, которую он выбирает. Бывает, когда человек полностью не понимает, про что это, для чего это, никак не выражен его интерес реальный и ты понимаешь, что он просто: «А круто бы было поступить в МГИМО». Он параллельно еще в 10 вузов послал. Ради Бога, сколько там сейчас разрешается, никто не против. Но это важнейшие вещи. Я помню, как-то у нас была много лет назад какая-то общественная комиссия, которая проверяла непредвзятость экзаменационной комиссии в нашем институте. Руководитель этой общественной комиссии, он сказал мне такую фразу: «Я вообще удивлен, что вы принимаете собеседование». Он имел в виду не лично меня, а преподавателей вузов.

— Почему?

— Потому что вы лицо заинтересованное.

Я говорю: «Вы понимаете, что вы только что сказали? Именно потому, что я лицо заинтересованное, мне не безразлично, кто ко мне придет и кто будет заниматься, кто потом будет говорить, что учились в МГИМО».

В. Емельянов

— И какие они эти школьники современники, которые приходят к вам? И с ними надо что-то делать.

В. Легойда

— Они очень разные, с ними не надо ничего делать, с ними надо проживать. Как только ты становишься в позицию, что с ними надо что-то делать, ты сразу из учителя в моем понимании правильного превращаешься в Урфина Джюса, который должен сделать себе деревянную армию. Нет, ни в коем случае, с ними надо просто очень честно общаться. Я немало своим студентам говорю нелицеприятных вещей. В том числе о том, как я оцениваю уровень их подготовки, их кругозор и прочее. Но с большинством из них, с кем у меня устанавливаются нормальные откровенные отношения, общение профессиональное, мы не испытываем из-за этого проблем. Именно потому, что когда люди видят неравнодушное к себе отношение, то они соответствующим образом откликаются. Сейчас общая тенденция, что приходится, по крайней мере, преподавателям, которые имеют представление о том, каким должен быть учебный процесс, просто латать дыры, оставшиеся после школы. Одна из проблем ЕГЭ, с чем нельзя не согласиться, именно в силу того, что он становится единственным экзаменом, а не в силу того, что он существует как таковой, это то, что, понимаете, чему вы бы ни учили детей... Иногда младшие школьники-гимназисты поражают своими знаниями, но проблема в том, что все заканчивается в 10-м классе. Потому что два года — 10, 11 класс — это два года натаскивания на тест. Все.

А. Пичугин

— То есть школа заканчивается в 9-м?

В. Легойда

— Давайте в качестве полемического заострения это примем. Но, в принципе... И чем более ответственно школьник готовится к поступлению в вуз, тем больше он занимается подготовкой к ЕГЭ. И тогда это то, о чем вы сказали.

А. Пичугин

— А можно как-то до абсурда довести эту теорию и сказать, что школьники, которые заканчивали до начала ЕГЭ, последний год был 2003, по-моему, они на порядок получили лучшее образование, потому что для них 10-11 классы была все-таки школьная программа. А теперь можно сравнить с теми, кто после 9-го класса идет в училище...

В. Легойда

— Ну в гуманитарном плане, оценка образования — я не очень понимаю, что это такое. В большей степени это метафора. Не готов так сказать. Нужно иметь какие-то данные. Но есть вещи, о которых можно говорить. Это более скудное знание литературы. Не фактов из книг произведений... Я недавно пытался студентов, по поводу ЕГЭ, литературы как-то их подколоть. И сам ошибся, например, в возрасте старухи процентщицы. Но это не мешает мне любить и, я считаю, неплохо знать произведения Достоевского. Они могут знать прекрасно, сколько лет старухе процентщицы, но прорефлексировать над фразой Достоевского «Через большое горнило страданий моя осанна прошла», или поразмышлять на тему, почему на полях черновика романа «Идиот» Достоевский пишет: «Князь Мышкин равно Христос»... Что это значило для Достоевского, как это нам следует воспринимать, насколько это допустимо. Это может поставить человека в тупик, когда он знает, может быть, отдельные вещи, а при этом как целостное...

Я это видел в университете в США, когда впервые столкнулся с таким феноменом как краткий пересказ, массово. У нас в университете продавались, в университетском магазине, в самом кампусе, продавались знаменитые американские клиффноутс, то есть, условно говоря, все шедевры мировой литературы на 20-30 страницах.

В. Емельянов

— Даже не хрестоматия.

В. Легойда

— Не хрестоматия принципиально, потому что хрестоматия — это выдержки из текста. А здесь текста оригинального нет, здесь — пересказ. Я не вижу беды в таком сокращенном пересказ — что-то вспомнить, освежить в памяти, структурировать, вспомнить имена героев. Но если это не только как альтернатива. Как только это становится альтернативой к прочтению произведения, тогда — большой привет. И вторая особенность... Первая — это скудность знания литературы. А вторая — это намного, как это ни странно, намного более плохая ориентация в исторической хронологии. Просто в понимании, как одна эпоха сменяет другую. Мы стандартно спрашиваем студентов, уже просто ради интереса, абитуриентов, уже много лет подряд, поскольку мы обязаны понимать их ориентированность в исторических процессах, просто перечислить руководителей советского, российского государства от Сталина до Путина. И практически не было случаев, чтобы были названы все.

В. Емельянов

— Просто мы с тобой, Леш, легко сейчас на красный диплом...

В. Легойда

— Насчет красного диплома торопиться не надо. Я про абитуриентов.

В. Емельянов

— Ну поступили бы в МГИМО точно.

В. Легойда

— А не факт. Во-первых, это не единственный вопрос, на который надо знать ответ, чтобы поступить в МГИМО. Потом его еще надо закончить. Дальше вы приходите к таким преподавателям как мы и дальше начинается... (смеется)

В. Емельянов

— А вы строгий преподаватель?

В. Легойда

— Сложно сказать. А что такое строгий преподаватель? Который не ставит много пятерок? У меня курс культурологии же, я всегда студентам говорю, что у меня есть наряду с рядом недостатков для студентов, у меня есть некоторые особенности, я никогда не спрашиваю больше того, чем я рассказываю. У меня лекционный курс, он авторский, он во много связан с моими, громко скажем, концепциями, поэтому я считаю себя не вправе спрашивать студентов то, чего я им не говорил. Но я им всегда говорю на первой лекции, на всех последующих, что на зачете и на экзамене, у меня как раз которые сейчас проходят, я всегда говорю, что я жду от них на экзамене: показать то, что вы слышали, что я говорил, что вы владеете материалом, что вы по этому поводу что-то думаете.

А. Пичугин

— Начали мы эту тему, Владимир Романович, с фразы «здравствуй племя молодое и незнакомое». Вы действительно не предполагаете, кто к вам в сентябре придет? Есть, бывают неожиданности?

В. Легойда

— Что значит, предполагаю или не предполагаю? И да, и нет. Все-таки мы работаем с конкретными людьми, это всегда индивидуальности, всегда неожиданности, чаще приятные. Я работаю еще в маленькой группе. Мастер-класс — 8-9 человек там. Языковые группы МГИМО всегда маленькие, и в этих же группах работает мастер-класс журналиста. Я всегда работаю с первым курсом, и у меня последние несколько лет, да и предыдущие, складываются отношения. Разные и очень интересные люди, даже с точки зрения отношения к учебе и прочее, чтобы не получалась моя оценка какой-то однобокой, я-то считаю, что в лучшую сторону все меняется последние несколько лет, несмотря на то, что моя оценка происходящего в школе грустная. А в лучшую сторону меняется что? Мотивированность в понимании людей, видно, что им что-то нужно. И потом есть такой момент, может быть, ошибочно, я каких-то замеров особых не делал, это, скорее, на уровне ощущений, но мне кажется, что это не только, больше, чем ощущение. Мне кажется, что еще лет 10 назад, можно было говорить, что чувство ответственности уходит из тех необходимых качеств для молодого поколения, то сейчас мне кажется, что идет возвращение к тому пониманию, что есть такое чувство ответственности: сказал, сделал. Раньше тревожная была тенденция: это шло параллельно с требованием прав, у меня было классическое... Я студентов прошу не опаздывать, я об этом им говорю и, начиная со второго-третьего занятия, не пускаю опоздавших. И я помню, как мы с коллегой шутили, когда студенты говорили: «Вы ввели полицейские порядки», — говорили гордые студенты. Мы говорили: «А почему полицейские? Мы же не просим вас приходить за 15 минут до начала занятия. Мы просим вас приходить вовремя, а вы приходите через 20-25 минут после начала пары и вваливаетесь с чувством выполненного долга и одолжения, сделанного преподавателю. Преподавательские, в классическом вузе профессорские 15 минут...» Это 15 минут, а когда студент опаздывает на 20-25, не могу другого слова подобрать, кроме того, что он нагло проходит в аудиторию, какие уж тут полицейские порядки? И это всегда, чем меньше... Человек не чувствует ответственности своей...

А. Пичугин

— Это уже дисциплина, так же может на 15-20 минут, на всю пару опоздать любой студент, даже самый лучший, самый талантливый.

В. Легойда

— Ну и что? Пусть он тоже... Я поэтому предупреждаю, что даже самые талантливые либо должны раньше вставать, либо пусть пьют кофе.

В. Емельянов

— Ну то есть вы жесткий преподаватель.

В. Легойда

— В этом смысле — да.

В. Емельянов

— Это касается только дисциплины или как?

В. Легойда

— Я обычно говорю студентам, поскольку я стараюсь не профанировать свою часть работы, то соответственно я не позволяю профанировать и их. Просто так пятерок я не ставлю. Вообще, пятерки... Нет, ставлю...

В. Емельянов

— Неохотно?

В. Легойда

— Нет, любой преподаватель ставит пятерки очень охотно. Но понимаете, когда ты слышишь качественный ответ, когда мы принимаем экзамен по литературе, с чем сталкиваемся, что очень часто студент, пересказывая более менее внятно содержание произведения, не в состоянии при этом ответить ни на какой вопрос, связанный с осмыслением этого произведения, удивляется, почему ему не ставят пятерку. Им кажется, что если они близко к тексту могут пересказать содержание, если они знают содержание, то этого достаточно. Но это даже не старшие классы средней школы.

В. Емельянов

— То есть это трояк заведомо?

А. Пичугин

— Четверку, наверное.

В. Легойда

— А четверка за что?

А. Пичугин

— Он не смог осмыслить, вызубренный материал...

В. Легойда

— Нет-нет, это вопрос не вызубренности. Есть замечательные произведения великие мировой литературы, которые мы проходим с нашими студентами и Юрий Павлович Вяземский, который ведет этот курс у нас в МГИМО, он строит его на понимании искусства как парадокса, много им рассказывает на лекциях о парадоксе и объясняет, почему это так, они обсуждают это на семинарах, благо у них есть семинары, в чем парадоксальность «Ромео и Джульетты». А когда на экзамен приходит студент и на вопрос парадоксы «Ромео и Джульетты» начинает пересказывать содержание, за что четверка?

В. Емельянов

— А как вы себя в этот момент чувствуете?

В. Легойда

— Очень грустно. Молодые преподаватели записывают перлы студентов... Но это... Единственное, что это возможно только тогда, когда студент понимает, чего ты от него ждешь... Потому что, в принципе, тут должно быть установлено правило игры. Так же, как я говорю студентам, что есть такие правила, что я, например, не пускаю опоздавших. Я сам не прихожу в 9, в 9:05, потому что понятно, где-то там подзадержали. Но в 9:05 они все должны сидеть. Но точно так же и здесь: студент должен четко понимать, каковы правила игры. Что предполагает его ответ? Что преподаватель будет с него спрашивать? Потому что это не задача: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, а дальше начну я тебя гонять по всему курсу. Это не честно, неправильно и контрпродуктивно. Как в любой подготовке. Ты «в начале славных дел», в начале курса, ты должен объяснить студентам, а что от них потребуется в конце. Не просто объяснить в начале, но, условно говоря, на каждой встрече об этом упоминать. И обсуждая с ними произведение, теорему, а вот вы должны в результате быть способны сказать то-то, то-то, суметь сделать то-то, то-то. Вот и все.

В. Емельянов

— А вы сами были студентом безалаберным?

В. Легойда

— Я был таким скучным отличником.

В. Емельянов

— Стройотряды, гитары...

В. Легойда

— Стройотряды мимо нас проходили... Мы веселились, конечно, в общежитии и прочее, но, в принципе, я к учебе относился достаточно серьезно, особенно в плане ответственности. Потому, знаете, у меня был дурацкий синдром отличника, когда любая оценка ниже пятерки воспринимается как маленькая трагедия.

В. Емельянов

— Серьезно, есть такое?

А. Пичугин

— Есть, да.

В. Емельянов

— А ты тоже отличник?

А. Пичугин

— Я — нет, Господь с тобой.

В. Легойда

— Мне нужно, видимо, уйти...

А. Пичугин

— Я просто видел таких людей. (Смеются.)

В. Емельянов

— Ну что ж, спасибо. У нас в гостях был традиционно по пятницам председатель Синодального информационного отдела Московского Патриархата, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, мы сейчас подробно говорили об его преподавательском опыте, Владимир Романович Легойда. Спасибо вам.

В. Легойда

— Спасибо.

В. Емельянов

— А в студии были Владимир Емельянов...

А. Пичугин

— Алексей Пичугин.

В. Емельянов

— Всего доброго, до свидания, до новых встреч.

А. Пичугин

— Счастливо.